ГЛАВА 12
Прощай, такая разная «New Юго-Восточная Азия»
Впереди — край Ойкумены
Шанхай становится настоящим Шанхаем только в дождь.
Почему-то именно долгий летний ливень проявляет те неопределимые запросто восточные полутона, которые и заставляют вас восхищенно шептать: «Да-да, это оно». Откуда у меня это знание или предположение? Не из старых ли голливудских фильмов той натуралистичной поры, когда слово «компьютер» было еще неведомо режиссерам, и все натурные съемки проводились там, где им и должно быть по сценарию. Писано в либретто: «остров тропический, пальмово-кокосовый» — значит, туда и ехали, всей труппой мюзикла. А не плелись в гулкий зал с зелеными стенами. Я потому те старые фильмы и люблю, даже коллекционировал — именно тогда мир планеты Земля был зафиксирован таким, каким мы его уже не застали: чистые океаны и леса, самобытные города и народы.
Вот это я и имею в виду.
И ливень эту аутентичность проявляет и закрепляет.
Я сижу на подоконнике гостиничного номера и смотрю на мокрый Шанхай, слушаю, как маленькие разномастные крыши этого удивительного города под ударами тяжелых литых капель разговаривают друг с другом. Плетеные и крытые, фанерные и черепичные, крыши из длинных листьев и аляпистые крыши из заплаток пластика и шифера — у каждой свой голос, своя история, свой рассказ. Наверное, это единственный шанс крыш лаосского квартала пообщаться не только друг с другом, но и с дальней «родней» из других кварталов — ведь многие из них видят лишь небо.
Люди тоже изменились — надели шляпы. Разом исчезли тюрбаны и тряпичные повязки, сегодня в моде вьетнамское.
Zicke сладко спит послеобеденным сном, что неудивительно после такой трапезы. Натянула клетчатое покрывало на голову, только косички торчат, у нее теперь новый прикол и новый имидж — Пеппи Длинныйчулок. В общем-то недалеко отпрыгнула. Крепко спит, хорошо мы поели, плотно. Я все больше на мясо налегал. Русский, значит, имею северные корни. А северные лао едят мясо. Сильфида же напала на салат с обжаренными в масле раковыми шейками, очень вкусный, кстати. Салат такого размера, что оснащение его раками потребовало, наверное, целого ведра этих членистоногих, причем уже отваренных до должной красноты. Местные мальчишки ловят их в искусственных запрудах Брахмапутры, невеликой речки, севернее Шанхая впадающей в Рейн. Речка эта вытекает из больших озер в районе Нью-Дели и спокойно змеится вдоль желтого тракта, соединяющего столицы. Вода в ней чистая и теплая.
Изредка я прямо с подоконника общаюсь с радостными мокрыми детьми, кричу им разнообразно-иностранное, уж что память вытолкнет:
— Бонджорно, бамбини!
— Аллоха, бача!
Орут что-то на разных языках, отвечают.
Им интересно посмотреть на полуголого белого, праздно сидящего на подоконнике.
Все дети здесь веселые и жизнерадостные, в любых ситуациях. Детям в принципе это свойственно. Но шанхайских с базельскими не сравнить: у местных малоросликов сердца наружу. Вот один из пацанчиков на бегу остановился, что-то весело прокричал мне и точно в окно закинул самый настоящий банан! Маленький, зелененький, но банан! Я ведь на базаре не присматривался к продуктовым рядам — сказывается холостяцкое восприятие жизни. Оказывается, растут.
Федя, растерявшись на секунду после подарка, метнулся в комнату и отдарился швейцарскими платежными карточками: их в кошельке еще много, и они практически уже не нужны, все нужное куплено и собрано. А лишний раз жадничать в этом новом мире не хочется.
Один из таких карапетов сидит внизу, под полосатым матерчатым, тяжелым от влаги козырьком — это Пармеш, племянник хозяйки, он тут охранник. Я симпатичного сопливого пацана девятилетней выдержки кличу ностальгически — Пельмеш, — ниче, откликается. Пельмеш старательно караулит «автостоянку» гостиницы. Обычно на ней припаркованы китайские велосипеды завсегдатаев таверны, но ныне красуется объект поинтересней.
Стоянка, по местным меркам, просто огромная — пять метров на полтора; она огорожена плетеным забором, низкая калитка забрана в полосатые столбики. Эта повсеместная «миниатюризация серьезного» в шанхайской городской среде нравится мне больше всего. Вот понимаете, как бывает: игрушечное, но настоящее. Ну не прелесть ли!
Так вот, главный сегодня на стоянке — мой мотоцикл.
Субедар квадроцикла мне не отдал. Честно извинялся, в рамках своего статуса, скупо пояснял — в рамках дозволенного: для них квадроцикл то же самое, что БМП-3. Вот зарез, как нужны анклаву! Вопрос национальной обороны. А и ладно.
Тем более что нам предложили на выбор два «ямаховских» мотика:
1. Внедорожный байк XT1200Z;
2. Круизер XV1900A Midnight Star.
Я посоветовался с сильфидой, как человеком опытным, вопрос знающим не понаслышке, — себя же к заядлым мотоциклистам не отнесу.
— Мощный?
— Что ты, Тео, как черный носорог.
— А по проходимости?
— Мы же не будем, я надеюсь, продираться через кочковатые дебри?
— Не планируется.
— А во всех остальных случаях этот пройдет. Еще как! А уж на ровной лесной дороге…
И мы выбрали «Полуночную Звезду».
Черно-серебристый круизный мотоцикл классического стиля, почти как в «Беспечном ездоке», созданный для передачи красоты эры открытых дорог, с впечатляющим крутящим моментом, управляемостью и комфортом. У машины плавное управление, шикарная подвеска, комфортабельные седла. Радикальная обтекаемая форма корпуса этого железного коня, толстые легкосплавные колеса, отведенные назад рукоятки руля и блестящие поверхности двигателя…
На «Полуночной Звезде» стоит двухцилиндровый V-образный двигатель воздушного охлаждения, четырехклапанный и четырехтактный в сочетании с множеством техновшеств, не совсем нужных в этом мире.
Ух! Полная победа формы над функциональностью. И запасное колесо в придачу.
В конце концов, он был просто красив.
Байкеры говорят так: «Бог создал вначале круизеры и только потом — все другие мотоциклы». Не поспоришь. Этот хромированный монстр — явная альфа.
А с альфой оно как-то всегда спокойней…
Минут двадцать назад Пельмеш, заметив, что на черный лак сверху капает, быстро вылез из своего убежища, цепляясь пальцами, мгновенно вскарабкался по стене, поднявшись чуть выше тента, и острыми деревянными иглами опытно приколол поверху кусок полиэтилена.
Собственно, мотоцикл — это вторая причина, по которой мы с Ленни все еще торчим в гостинице, а не плывем под грустные хоровые песни к синему морю, влекомые ленивыми водами старины Рейна. Я жду заказ: скоро должны притащить навесные багажники и специальные кенгурятники, подогнанные под этот супербайк. Согласен, грошовый повод, тут можно было не торопиться и не суетиться.
В успокоение скажу, что первая причина куда как существенней.
Мы ждали Джая.
Индус должен был привести и познакомить меня с тем самым человеком, который и поедет с нами в Россию. Вроде как выступая официальным солидарным представителем сразу двух анклавов — Нью-Дели и Шанхая. Он и познакомил. Сам с собой. Ввалился к нам ранним утром, веселый, полный энергичных замыслов и умыслов, и от порога, явно ожидая бурной реакции, сразу выдал главное. Встал в позу Ленина на броневике и начал сугубо казенно:
— Господа, смею заявить, что решениями глубокоуважаемых Старших именно моя скромная персона выбрана в качестве полномочного представителя двух анклавов в столь долгом и трудном путешествии на запад и исполнителя представительских функций в конечной точке столь знаменательного маршрута.
Заметив, что интерес у публики какой-то вялый, Джай решил перевести нудное на простое и радостно рявкнул:
— Что за чертовщина! Хэллоу, странники, проснитесь, я еду с вами!
В ответ моя подруга нетактично зевнула и просто спросила:
— Кофе кто-то будет? Пока горячий.
Убедившись, что я тоже не возбудился, Джай покачал головой, прошел в комнату и бросил на кровать два черных шлема. Крутые, наверное.
— Держите, юные самоубийцы, и впредь берегите головы. Когда я вчера увидел, как вы с непокрытыми головами рванули со скоростью ракеты в сторону Дели, то подумал, что больше мы не увидимся.
Было такое дело, катались — нужно же мотоцикл испытать.
Да и на соседнюю столицу хотелось посмотреть: когда еще доведется, если доведется вообще, — хотя бы мельком, раз времени нет на тщательный осмотр.
По желтой грунтовой дороге Ленни вела круизер уверенно и быстро — несмотря на неровности, меньше восьмидесяти километров в час мы не выжимали. Потому и доехали быстро, пару раз обогнав два стареньких пикапа, по привычке двигавшихся посредине дороги. Быстро оставили позади невеликую промзону анклава и стрельбище, где давеча под руководством Джая осваивали новое оружие группы: «глок» и «томпсон». Вдоль всей дороги — маленькие и побольше поля, тут и там, самые разнообразные. Между ними прямо возле трассы стоят жилые домики, какие-то аграрии живут поближе к хозяйству. Вскоре впереди показалась цель поездки.
На широкой травянистой равнине высоченная остроконечная башня Храма Нью-Дели действительно видна за многие и многие километры, и она действительно покрыта сусальным золотом, хотя сами индусы горделиво говорят о многих «золотых листах» — им так хочется, и пусть так и будет. Сияет башня так, что никакого прожектора не надо: при любом свете блестит на всю округу. Конечно же поначалу это и был главный ориентир для ближайших монокластеров, сигнал сбора. Внутрь крепости попасть невозможно, и здесь нужен временный пропуск, зараза, заказать который мы уже не успевали, — пришлось довольствоваться обходом цитадели и посещением поселка перед ней.
Медленно, с парой остановок, прокатившись по единственной улице, мы направились домой.
И уже на обратном пути чуть не убились, на полной скорости налетев на кочку. Что было бы, вылети кто из нас головой вперед, и представлять не хочется.
Хорошо, что Джай принес шлемы.
Вот он какой заботливый, как его не послать… В смысле, с нами.
Мы с Ленни почему-то так и думали, о чем любезно сообщили индусу.
А кого же еще? За время своего пребывания в анклаве я более или менее познакомился с кадровым потенциалом окрестных земель — надо признать, это идеальный кадр. Хотя Джай порой бывает мутен, как желтоватые воды теплого Ганга. Многозадачная и многослойная личность. Поэтому я сразу пошутил, добавив перчику:
— Отлично, Джай, вот теперь уж точно наше авантюрное путешествие смело можно будет назвать совместной операцией четырех разведслужб.
А че, похоже!
Посудите сами.
Ленни Кальми-Ре — вполне очевидный для любого шпионофоба разведчик коварной израильской службы внешней разведки Моссад, сложным, даже экстремальным способом введенный в швейцарский анклав без определенных оперативных целей, функционирующий в статусе законсервированного до поры наблюдателя. При изменении ситуации взявшего на себя функции агента из чего-то типа Управления политических акций и связи с иностранными спецслужбами.
Ули Маурер, и тут вам долго лоб морщить не придется, — неудачно спрятанный агент бетоннолобых спецслужб Берна — офицер разведывательной службы NDB, в виде чрезмерно яркой и излишне заманчивой автонаживки месяцами болтающийся у причала в ожидании лохов педальных, желающих открыть такому душке… хм… душу.
Джай Бодсингх, крепко повоевавший в былом и нынешнем мирах индус-убийца, каким-то образом оказавшийся в составе гуркхской группировки, хотя официально в сообществе гуркхов не состоит. Выходец из внешней разведки Индии RAW. Вероятный двойной агент Нью-Дели и Шанхая либо агент «по договоренности», учитывая, что между двумя мощными анклавами действительно существует некий союз, широко пока не афишируемый. Этот союз заметен вполне материально, например, некоторые огромные поля, расположенные вдоль связывающей города дороги, не разделяются на «твое-мое». Так что…
И в заключение меморандума более подробно о себе, любимом, как о центре притяжения всей этой геополитической суеты.
Итак, Потапов Федор Дмитриевич, русский, г. Москва.
Холостяк, которому недавно стукнуло 29 лет, дипломированный инженер-строитель, почему-то работающий то поваром геологических партий, то топографом, то охотником-промысловиком. Человек с несколько нестандартной подготовкой, больше похожей на экстремально-специальную, — очевидный агент КГБ анклава Россия. Пришел в Базель неведомо откуда, но, что характерно, с западной стороны, вполне может быть, расстояние от русских земель преодолел своим ходом. А ведь я такое действительно могу сделать — при острой необходимости, очень уж долго это и муторно. Ищет возможных врагов и союзников. Спер большую часть флота и теперь тикает домой с кучей разведсведений.
А если серьезно, то ничего из вышеперечисленного меня не парит.
Маурер… На самом деле в «шпионскость» шкипера я ни на йоту не верю — нельзя периодически так напиваться по «подходящему» поводу и оставаться Штирлицем, это выше всех человеческих сил. Насчет остальных поручиться не готов. Джай восточен, сильфида умна. Так что Ленни пусть себе, на здоровье, будет Мата Хари, меньше любить я ее не стану.
Да… пусть все они будут хоть трижды шпионы! Мне им выболтать нечего. Лишь бы люди были хорошие. А люди подобрались хорошие, мешать возможному шпионству не стану.
И они мои друзья.
После такого представительского облома мы с Джаем немного поговорили о планах и сроках. «Клевер» заправлен с запасом, укомплектован, стоит на реке, в десяти километрах ниже Шанхая.
Именно там, без захода в городской порт, гуркхи и снимали с борта мотобота привезенную полудюжину квадроциклов. На смотрины груза трофеев приехал сам Святой, Главный Собиратель анклава, профессор тайской крови Тхирасак Сакда. Мирных жителей Шанхая под эту операцию не впрягали, из чего я сделал простой вывод о режиме особой секретности — готовятся вожди к чему-то? Например, будут пробивать более широкую тропу на север. Знать бы раньше, так добрались бы сюда на джипе, загодя познакомились бы.
Мауреру у городских причалов светиться лишний раз не стоит: чем меньше ртов на будущих торговых ярмарках будут болтать о странных эволюциях «Клевера» близ Шанхая, тем лучше.
Мне же прятаться нечего, я чист и прав перед Судьбой.
Поясню для тех, кто может в том усомниться.
Правда — за Федей. Посудите сами.
Мы с подругой Ленни что получили? Получили колоссальный стресс и понесли огромный моральный и материальный урон в виде потерянного жилья, всего честно нажитого имущества — «пиджак замшевый — две штуки» — и одной единицы столь дефицитного автотранспорта после того, как огребли ничем не обоснованный, предательский и подлый артобстрел в спину и совершенно пиратскую погоню на прощанье. Потому это Берн мне должен, а не я ему.
Федя на этот швейцарский городок в честных ножах и всегда готов хоть частично возместить понесенный ущерб. Что и было прямо сказано Тхирасаком Сакдой швейцарскому десанту на двух утлых (ненавижу это слово! Но к врагам применю) «резинках» во главе с непотопляемым Отто.
Типа того:
— Хиляли бы вы отсель, голуби, такие озорные, а то скоро вернется, как на грех, злой Федя с «Гуглем» и всех вас тут уронит. Сядет на берегах, как нам в сердцах грозился, и перещелкает вас на пределе слышимости выстрела… И молите своих богов, если они у вас есть, чтобы русский не развернул вам в отместку партизанские действия в предгорьях вашего же анклава — а грозился по пьяному делу в харчевне «Dim Sum», личный состав подбирал! Не нравится перспектива, товарищ Отто? А вы думайте сперва, кого обижаете… Так что вяжите фашины, разделяйте порох по погребам.
Я, кстати, лениво размышлял о таком ходе, так, в порядке абстрактных рассуждений.
А че… Сесть в лесах напротив Берна, подготовить штук пять берлог. С таким-то стволом! Да с такой-то замечательной оптикой… Выстрелил — ушел в тайгу на недельку отсыпаться. Опять пришел, цель выбрал — пригасил. Вскоре ни одна падла не отважится и близко подходить к реке. Можно и с другой стороны войнушку замутить, там даже проще, почти каждый камешек изучил. На пятом трупе свернут все контрдиверсионные операции и закроются окончательно. Но там же ребята знакомые на КПП бедуют, а у меня к ним, кроме симпатии, никаких других чувств нет.
Кстати, «виксы» заявились в Шанхай уже с пустыми баками, по дороге потеряв один экипаж: утопили лодку, пропороли на камешках.
А иначе и быть не могло.
Это только дилетанту покажется, что водно-моторный вопрос проще простого: вытащил через канал поставки тройку «надувнушек», навесил на транцы моторы, посадил бойцов — и в погоню!
В жизни же все банальней и сложней одновременно — в жизни кадры решают все.
Кто ими, «надувнушками», управлять-то будет? Я понимаю, что многие считают так: ты только дай мне мотолодку, я тут же сяду и поеду по незнакомой реке. Хрен там. Не поедешь. Это тебе не автомобиль, под тобой вода, а значит, полная неизвестность. И эхолот не поможет без устойчивой практики пользования прибором в движении. Винт убьешь через десять минут, все «дрова» на реке соберешь через двадцать, все мели выскребешь — через полчаса. И хана посудине — приплыли, кидай круги. Видел я не раз, как такие ухари на современных скоростных машинах на полной скорости налетали на невидимые отмели — катапультой вперед, и амба, лежит «водномоторник» на белом песочке со свернутой шеей.
Сам я водную практику имею неплохую, многими маломерными судами управлял, но всегда предпочитаю, чтобы за румпелем «Гугля» сидела хозяйка катера, особенно если на скоростях: здесь очень важна постоянная практика — это как налет у авиаторов. Вот «виксы» по дороге и угробили одну лодку. Но обратном пути, поручиться могу, еще одну угробят.
В общем, приехали они и первым делом за топливом кинулись. А тут, вот ведь незадача какая, весь бензин-то и скончался! Разве что на обратный путь наскрести можно, в порядке чистосердечной соседской помощи.
Вообще все выглядело достаточно топорно.
Я сильно разочаровался в могуществе новоиспеченных спецслужб, хотя такие оценки несложно спрогнозировать. При сверхмалых численностях каждого анклава заполучить реального спеца-подвижника — редкая удача. Да и таковой в одиночку работу не поставит, нужна схема, структура и… кадры.
А вот тут на сцену выходит ее величество Мотивация.
Настоящая, реальная. Меркантильная, Имперская, Идиотическая, Романтическая — чувствуете, насколько разные у них будут итоги и отдачи?
Ради чего корячиться?
Романтики ради, патриотизма для? Не все на такое способны, ох, не все. Люди в большинстве своем — домоседы, по сути, конформисты. Тут отчасти помогает молодость, но… сколько их всего наскребешь в столь малом анклаве: молодых, умных, обучаемых и надежных? Так что что имеют, то и пользуют.
Прочувствовав обстановку и услышав сторонние рассказы о моем гневном рассказе, швейцарцы фишку просекли и гонор сбросили. Да и встречные вопросы хозяев оказались для них весьма неудобны: «Стреляли по молодежи из страшной автопушки?.. А что он у вас там украл, а, если лодка была пустая?.. Так он же даже не гражданин Швейцарии — что простой охотник с холмов мог вызнать секретного в вашем закупоренном Замке?..»
Так что меня как бы публично вычеркнули из федерального розыска, чему и верить нельзя, но и трястись по поводу коварства не стоит.
Вот их отношение к Мауреру — действительно интересный индикатор.
Это ведь Ули угнал шаланду, русский охотник Федя Потапов тут не при делах.
Однако же если Маурер в действительности является разведчиком зловещего Берна, то его шефам потребна лишь умелая имитация движухи: шкипер должен уйти, причем вместе со мной, начав, таким образом, долгосрочную операцию внедрения. А вот если вы действительно проспали «драпальные» настроения единственного капитана анклава, то спецслужбам вашим — грош цена, и хваленый Отто в реале служил лишь охранником часового бутика.
И в этом предположении я убеждаюсь все больше и больше.
Скорее всего, Отто Бахманн все-таки понимал, что я Спасатель. Когда он это узнал — большой вопрос, вполне может быть, что в последние дни или часы. Но в любом случае за столь бездарный провал операции его стоит распять на крепостных воротах. Что бросился? Скатались бы мы с Ленни в Шанхай да спокойно бы приехали назад в Базель — бери нас там со скидкой.
Однако, не будучи гениальным шахматистом, «берий» может оказаться хорошим завхозом. Не имея ферзей ни в штате, ни в голове, такой вполне способен наставить по маршруту простых пешек, рядовых работников поля боя. А такие многое могут, я и сам из этих порядков, невелик чин…
Помотались тут швейцарцы полдня, помытарились да и свалили восвояси — Шанхаю предъявить нечего. Да, «Клевер» сюда заходил, отметился и тут же ушел в сторону Манилы, что он делал на берегах и водах Ганга, неизвестно, слышали лишь, что была там какая-то заваруха кислая. На обратном пути мотобот в Шанхай не заскакивал, что могут подтвердить все жители города, — наверное, сразу ушел к морю дальнему — силуэт видели рыбаки на реке.
Вот и все — и чего приезжали, спрашивается?
Береговой щит с надписью «Shanghai-city» поцеловать?
Это… ну как наивный визит пострадавшего от плохих мальчиков в незнакомый сплоченный двор — в поисках обидчика. Поговорят немного, может, даже посочувствуют, но если поболтаться дольше этической нормы, то вскоре взгреют холку в ближайшей подворотне. Потому как корешить с соседями нужно, на деле дружить, плотно, помогать в трудный час, уважать, как себя. Тогда и откликнутся — ведь что посеешь… Кроме того, Восток очень хорошо чувствует Неудачу. Корабль просвистели, две металлические лодки потеряли, «резинку» угробили, сколько-то бойцов временно утратили самоходные свойства, по мелким и не очень травмам… Ха. Неудачники приехали в небольшое высокогорное чеченское село. С намерением покачать права, повыпытывать и тайно (sic!) пообщаться со своим агентом! Ну-ну.
Не работают в нынешних условиях старые схемы и методы — здесь все по-другому, все национально, замкнуто и настороженно.
А неудачников на Востоке моментально перестают бояться.
Но все равно мы немного переживали — ведь возможная тупость врага пугает гораздо больше его умного коварства. Проблему обсуждали вместе с Субедаром, вчера, сообща решив, что ничего «виксы» в такой ситуации предъявить не смогут, как и организовать погоню. Раньше нужно было думать, флот развивать, моряков готовить, экипажи сбивать.
Короче, Биш и Хар охраняют мотобот, а мы, дождавшись решения верховных, можем уходить прямо сейчас, все заряжено и все снаряжено.
Вот только дождь…
— Милый…
Я вздрогнул, оторвавшись от размышлений.
Ленни лежала на боку, прикрыв ноги покрывалом, и рассматривала темный шарик, взятый в моей тумбочке.
— Если он такой старый, то почему рисунок не стерся?
— А с чего он должен стереться? — откликнулся я, продолжая рассматривать крыши. Надо же! Как это я раньше не приметил. У старосты лаосцев стоит антенна «кушкрафт», видел такие на промысловых точках. Значит, и эти ребята слушают мир потихоньку. Значит, и Россию ловят.
— Чувак, линии очень тонкие, буквально волосинки, много ли им нужно. — Ленни тут же покорябала рисунок ногтем.
— И это говорит мне представительница народа часовщиков, — тяжело вздохнул я.
— При чем тут часы?
В этом мире большинство часов — модели знаменитых швейцарских фирм. Глупо было бы заказывать другие при столь крошечном весе предмета.
— На каждой задней крышке есть мельчайшие надписи и сложные картинки, нанесенные лазером. Твердость металла крышки из «кастрюльной» ферритной стали AISI 420 максимум 50 HRC. Постоянно трется о руку, и что? Где что стерлось? А тут, на шарике, твердость и прочностные свойства куда как выше.
— У всех русских имелись швейцарские часы?
Язва, яти…
Глобус мы вычистили дочиста.
Масштаб рисунка, неведомо кем и как нанесенного на изделие, адско мелкий, тут даже шкиперская лупа не очень-то помогает, требуется прибор посерьезней. Но наш регион мы нашли: в положенном сегменте глобуса вполне угадывались Рейн и Ганг, а также искомая Волга. Материк, на котором расположен текущий театр диверсионно-дипломатических действий, вытянут экваториально, относительно невелик. В середине он пошире, к востоку и западу сужается. Мы живем практически в самом широком месте, ближе к западной стороне континента. На севере и северо-западе разбросаны крупные и мелкие острова. На юге тоже есть, но гораздо меньше.
Самое же интересное — южный материк, гигантской «кляксой» лежащий к югу от нас. Основная его часть лежит в Южном полушарии, размером он больше Азии. Ближний к нам берег огромного материка полумесяцем выгнут к северо-востоку так, что было очевидно — наш континент некогда от него и откололся.
Поразительно! Если допустить, что подобные «теплицы» были созданы Писателями специально для экспериментальной рассады цивилизаций, то нужно признать следующее: их делали чудовищно давно, загодя. До поры позволяли тектонике самостоятельно растаскивать острова и континенты по углам, а потом уже, скорее всего, вводили некие свои коррективы в нужных местах. Хранили продукт за ключом в кладовке.
«Нижний» материк, кстати, не монолитен, можно сказать, что там два материка, хотя пролив относительно узок. Третий (или четвертый) материк лежит к юго-востоку от основного южного, достаточно далеко от него.
И вот этот южный материк, признаюсь, почти полностью вышиб из меня любопытство открытий в местах текущих.
Что там таится, на загадочном юге?
Кто населяет эти обширные земли на экваторе?
Заселены ли они вообще мыслящими существами или же совершенно свободны от таковых и ждут первооткрывателей?
Прикидывая численности, километражи и точки постановки известных нам национальных анклавов, сравнивая народы и народности избранных «селектов» и, справедливо или нет, ущемленных «монокластеристов», мне было нетрудно предположить, что весь срез староземной цивилизации вполне уместится и на этом материке. Так кому же тогда отданы Писателями те огромные земли?
Дождь все не кончается, но жизнь идет. Ленчик что-то рисует.
Изредка под ливнем пробегают торопящиеся по делам взрослые, на телах — мокрые холщовые рубахи в облипочку, саронги, замотанные наподобие штанов, и самптоты, платья ярких цветов, богато орнаментированные вышивкой, короткие кофты со стоячим воротником и юбки-син с узором из разноцветных ниток.
Ленни, подойдя ко мне, обняла и прижалась к спине — теплая и уютная.
И опять в моей любимой черной майке!
Нет, ну почему все женщины так любят напяливать на себя мужские рубашки, футболки и майки? Трусы, что характерно, не берут. Боятся, что ли? Надо будет предложить.
— Держи, — девушка вложила мне в руку тяжелый согретый шар. — Как ты думаешь, а могут там жить аборигены?
— Как знать, — пожал я голыми плечами, — без визита не определить… Майку мою отдавай, захватчица!
— Обойдешься, чувак, ты закаленный Сибирью, сам хвастался, — легко увернулась от моих рук Zicke и тут же резко поменяла тему разговора: — Вот бы к этому южному материку сплавать! Хочу в серьезную экспедицию с нормальным проверенным экипажем, и чтобы на полгода, а то и на год.
— А наш экипаж пойдет?
— Наш — лучший!
Вот именно.
Мне много чего хочется и не хочется.
Не хочется уезжать из этих краев, ведь только прижились, перезнакомились, влились в коллектив и в ситуацию. Почти привыкли к обычаям и кухне. А какие тут угодья! А какой антураж… Жизнь в Шанхае кипит во всем своем культурном многообразии.
Вчера по приезде из Нью-Дели мы застали на перекрестке Мейн-стрит и Зеленого переулка своеобразное музыкальное представление. Небольшой местный оркестрик исполнял самый настоящий национальный рэп, послушав который я уже через пять минут стал сомневаться в первичном авторстве этого стиля хамовато-разгильдяйских черных парней из Бронкса. Оказалось, это древние лаосские песни-речитативы «лам», в Таиланде известные под именем «лук тхунг». Это для местных то же самое, чем некогда для белых являлся шансон изначальный — наивная и трогательная любовная лирика.
Из музыкальных инструментов наиболее интересен самобытный уникальный губной кхен, собранный из нескольких бамбуковых трубочек, такого, как говорят, ни у кого больше нет. В уличном ансамбле имеются флейты и двухструнная скрипка типа камбоджийской, небольшие барабаны и гонги, непременный ксилофон и мудреный инструмент «кон вон» — шестнадцать маленьких бронзовых гонгов на подковообразной раме. Настоящий малый лаосский оркестр, осовремененный аккордеоном.
Проехать по улице в это время невозможно, сразу собирается толпа слушателей.
Ранним вечером в шанхайских дворах можно увидеть представления своеобразного кустарного «театра теней» для юных восторженных зрителей из соседних дворов. Нехитрые сценки разыгрывают взрослые, как правило, родители-хозяева. Но зайти и посмотреть может кто угодно из взрослых.
У детей свои игры, а за городом на футбольном поле вечером постоянно гоняют мяч взрослые.
Хорошо здесь.
И все-таки хочется путешествовать.
Да… Снарядить бы судно, забить трюмы всем нужным в долгой и трудной дороге — и рвануть на юг, к новым, неоткрытым землям. Но для такой экспедиции нужна поддержка Державы. Как и само ее незримое присутствие за спиной. Флаг!
Помните, что я говорил о мотивациях. Ради чего ехать? Ради России.
Однако при таких непоседливых желаниях что мне прикажете делать со своей «спасательной» функцией? Сидеть сиднем в каком-нибудь «восстановленном» замке и наращивать тугой жирок на животе? Страшно представить такое унылое будущее, разве что на пенсии.
Ленни убрала миниатюрный глобус в тумбочку, положив его в чехол рядом с «ушастым» футляром, накинула поверх моей майки легкое хлопчатое платье, купленное на местном рынке, и с полотенцем отправилась вниз — туалетов и душа на этажах заведения нет в принципе, все удобства на улице.
Гуркхи заглянули к нам почти сразу за Джаем, торжественно вручили мне страшноватый приз и прямо отсюда поехали сторожить «Клевер». Ладно, спасибо за подарок и признание, это горские ритуальные дела, привыкну к «сувениру», не выкидывать же… Тем более что я теперь как бы гуркха, член общины, уважаемый человек. Джай собирается, по поручению Субедара, мне гуркхскую татуировку нанести, и здесь он мастер.
Так что нормальный сувенир, в духе местных обычаев. Но специальный тренчик, приклепанный к обратной стороне блестящей красноватой «фасолины», все же добил меня — это чтобы я его на поясе носил, мало ли, вдруг придется показать в приличном обществе во время тихого светского разговора. Средство оживить беседу.
— Чувак, там твои заказные «корзины» принесли! — возвестила Zicke, на ходу вытирая мокрую голову.
Почему они всегда говорят «твои»? Сама ведь на круизере ездить будет…
— Черные такие, блестящие, старик с мальчишками.
— Старик черный и блестит? — умело сострил я.
— Дурак, — сразу надулась Ленни.
А че, не прикольно?
— Майку давай, на улицу пойду, — не стал я спорить.
— Зачем тебе майка, там дождь льет как из ведра!
Какова логика, а!
Внизу, возле маленького вьетнамского мастера, заявившегося в сопровождении трех мальчишек в возрасте от десяти до лет двенадцати и сейчас выступающих в роли помощников, уже пританцовывал Пельмеш.
Готовые багажники лежали на расстеленном под тентом полиэтилене.
Соседствующие с круизером велосипеды Пельмеш, чтобы те не мешались, бесцеремонно выволок прямо под дождь. Хорошая работа! Должны подойти с первого раза, никакой отсебятины, это местная конструкция. Я их и подсмотрел на другом мотоцикле, особенно понравились ячеистые гнезда для ружей. Не теряя времени, подручные мастера тут же начали сноровисто прикручивать багажники на посадочные места вытащенными из карманов хромированными болтами, умудряясь при этом не попадать под струи, тут и там стекающие с тента. А сам мастер, наплевав на работу, повернулся ко мне и зарядил длинную зажигательную речь по-вьетнамски, опасно помахивая перед моим носом большим деревянным молотком.
На этом языке знаю только два коротких слова и потому беседу поддерживал вяло, изредка вставляя первое:
— Кам он, кам он! — исправно повторял я слово «спасибо». И это ровно половина моего вьетнамского лексикона.
Но мастер все не унимался, продолжая меня уговаривать и подвигать на неведомое.
— Слушай, Пельмеш, спроси ты у него, чего он конкретно хочет? — наконец не выдержал я. — Не понимаю ни слова из того, что он говорит.
Услужливый Пельмеш, неплохо владеющий английским языком, во вьетнамской мове оказался немногим грамотней меня. Выслушав старика очень внимательно, он заявил:
— Очень древний язык, не понимаю. Наверное, этот старикан последний человек на земле, кто его помнит.
— Ясно… Лингвист хренов.
Тем временем к нам подошел Джай — настало время выезжать, — молча встал рядом, с легкой усмешкой наблюдая за скорбными попытками межнационального общения.
А что, если они говорят на языке Британской империи?
Я высказал свой уточняющий вопрос на английском языке. Старик сразу перестал бормотать и заинтересованно посмотрел на одного из своих огольцов. Тот важно кивнул: ему положительно, а мне отрицательно. Гениально. Что ж, повторим вопрос еще раз, уже персонально этому чертененку.
Мальчик не понял. Я отрепетовал фразу трижды и разным ушам. Они вновь не поняли.
Наконец самый старший из пацанов неожиданно спросил:
— Do you speak English?
Вот это да! Чего молчали-то!
— I am speaking English, — очень ровно и громко сказал я.
Мальчик повернулся к своим, что-то быстро втер им по-вьетнамски, и все тут же успокоились. Старик наконец-то перестал вещать, перехватил молоток и аккуратными ударами окончательно посадил багажники на места.
— Чего хотел от меня этот чертов дед? — раздраженно спросил я у индуса.
— Он предлагал тебе хороший дисконт, если ты закажешь у него еще один комплект.
— А-а-а… А что сказал пацан?
— «Они не говорят по-английски», — задумчиво вымолвил Джай.
— Что?
— Парень сказал, что вы не говорите по-английски. И вопросы отпали. Понял?
— Цо, — безнадежно кивнул я, использовав остаток словарного запаса.
Через десять минут все дела были закончены.
Учитывая то печальное обстоятельство, что к месту стоянки «Клевера» добираться нам придется под субтропическим дождем, готовились мы тщательно. Остатки личных вещей тщательно упаковали в гермомешок, через голову напялили на себя синие пластиковые накидки, ужасно неудобные. И что? Сразу после всех этих масштабных приготовлений дождь прекратился и больше не начинался, показалось солнце и синее небо.
Упаковались мы, и Zicke повезла Джая с вещами на причал, к моторке, а я пока сердечно попрощался с хозяйкой и с зареванным Пельмешом.
— Ты ведь вернешься, Тео?
— Обязательно.
— Ты ведь возьмешь меня в плавание, когда вернешься?
Не только мальчикам из города Тобольска снятся дальние страны и походы Ермакова войска.
Я не знаю, кто и как по сему посылу посчитает, но уверен: будущее этого мира за ними, вот такими безбашенными романтиками. И хрен с ней, всей прочей мотивацией.
— Обязательно возьму. Вырастай, Пармеш.
Все свои карточки, кроме одной, оставленной на память, я вручил пацану, как и последний швейцарский квот, парню на удачу.
Свой крайний пеший поход по Шанхаю я потратил на фотографирование гроздьев маленьких домишек и щелей узких переулков этого чудесного города, решил забить карточку полностью. Пусть там памяти не останется. Останется другая.
Мы с индусом поплывем на «Гугле», а Ленни покатит на мотоцикле — я пока остерегусь. Достаточно ровная подготовленная грунтовка тянется по берегу километров на двадцать, но говорят, что можно проехать и гораздо дальше. От кромки берега до дороги всего-то метров двадцать-тридцать, поэтому мы всегда сможем видеть друг друга.
Наконец, коротко посигналив на прощанье, мы тронулись, бросив последний взгляд на изломанную линию невысоких городских крыш. Рейн тих и спокоен, фарватер впереди несложен, дождь кончился — отличный старт. Я сидел за румпелем и вполне успевал следить за низким черным мотоциклом. Поворот реки, изгиб дороги, все.
Прощай, Юго-Восточная Азия.
Словно кусок сердца оставил.
На берегу возле «Клевера» нас уже ждал шкипер.
— Парни! Сегодня один из самых знаменательных дней моей жизни!
Маурер бодр, подтянут и свеж, в красивой капитанской форме — впервые вижу такого нарядного. Понять его несложно — ведь именно сейчас для Ули начинается настоящая свобода. Топливо есть, и его много, припасы загружены, экипаж, после перерыва, собрался вместе. Все ясно и понятно, цель намечена, маршрут известен. Да и в принципе ведь теперь мы ни от кого не зависим, кроме самих себя.
Рядом с мотоботом пришвартован «Меконг», Мустафа выгрузил последний заказ и теперь просто провожает старого друга.
Первым делом мы легко и просто, под восторженные восклицания шлангующего шкипера, вкатили на борт черный круизер. Потом привычно повозились с «Гуглем» — втаскивать катер на корму мотобота всегда непросто, даже имея мощную лебедку и направляющие из толстых сосновых досок, с некоторых пор постоянно закрепленных на палубе. Потом посидели в кают-компании, повозились со схемами и примитивными лоциями.
Поговорив с кем-то по рации, к нам вернулся Джай.
— Тормозим отплытие!
— Че там такое?
— Шефы едут.
Я полез за оптикой и вышел на палубу.
Вскоре мы и без бинокля увидели небольшую колонну, уверенно двигающуюся к стоянке. Впереди шел черный трехдверный «Паджеро», хорошо всем известная персональная машина Святого Сакды. Сразу за ним катил крепко подлифтованный огромный угольно-синий «Лэндкрузер» личной охраны профессора. В верхнем люке через прицел турельного пулемета оглядывал окрестности крепкий швейцарский боец в бронике, сфере и с большими «пылевыми» очками на лбу.
Елки-палки, неужели это «максимка»! Ну точно, только без привычного легендарного щитка и колесной станины. Таким родным на меня повеяло…
«Усталость забыта, колышется чад…»
Машины синхронно остановились, на траву выскочила охрана, а за ней Тхирасак Сакда в скромном гражданском костюмчике и Субедар в крутой «цифре».
К профессору первым подскочил Джай, они о чем-то тихо заговорили.
Главгуркха же принял доклад братьев о несении службы, что-то переспросил, ответил им с нескрываемой усмешкой и отрицательно покачал головой. По выражению глаз несчастных Бишну и Харилала я понял суть — парни в последнем отчаянном порыве просятся с нами. Наверняка не в первый раз получая и безжалостный отказ.
Прощальная речь профессора была предсказуема, наполнена «разумной и взвешенной политикой» и «здравым смыслом». Самое интересное началось после нее.
— Уважаемые господа, — обратился Сакда к нам с индусом. — Я обязан предусмотреть самые разные варианты развития событий, в том числе и негативные. Вы взрослые опытные люди и, я ничуть в том не сомневаюсь, воспринимаете такие реалии правильно. Нам очень важно, чтобы русское правительство получило эту информацию, поэтому приготовлены два идентичных пакета. Там находятся индикаторы торгового, а следовательно, и политического интереса, прошу вас, откройте и посмотрите.
В первом конверте, лежащем в пластиковом файле на молнии, находился кусок ткани и небольшая пачка цветных фотографий. А-а, это понятно! Это я знаю, слышал.
За Шанхаем, выше по Брахмапутре, левый берег притока весь зарос шелковицей, по правому берегу — белой, по левому — черной, там шанхайцами и были найдены первые бабочки тутового шелкопряда. Пока бабочек достаточно мало, и они стоят дороже, чем алмазы на старой Земле. Строительство большой оранжереи под шелковицу, позволяющей разводить бабочек шелкопряда зимой, фактически заканчивается, рядом с ней встанет шелковая фабрика Шанхая. В начале лета каждая самка откладывает 500 или больше яиц. Они прекрасно сохраняются на куске бумаги или одежды до следующей весны, когда вновь начинают распускаться листья шелковицы. Из положенных в инкубатор яиц появляются крошечные червячки. Их помещают на поднос с сорванными листьями шелковицы, обеспечивая постоянство питания в течение шести недель.
Куриные яйца через канал анклавы получают, а вот подобное по какой-то причине невозможно.
Первые образцы шелковой ткани были изготовлены в опытном цехе, образец таковой и был вложен в конверт. Я далек от проблем ткацкой и одежной промышленности, но подозреваю, что фактор обладания Шанхаем технологией получения натурального шелка очень важен, как цивилизационный момент.
К тому, что находится во втором конверте, я не был готов совершенно…
Никаких образцов.
Только фотографии, семь штук.
Что тут? Ага… На фоне ярко-белой стены твердыни Нью-Дели несколько совсем молодых жеребчиков пасутся, прогуливаясь по зеленому лужку. Вот это номер! У индусов есть лошади! Их еще мало и они маленькие, ничего, время скажет свое слово. Лошади! Вот это мне было отлично понятно. Это реальный козырь.
После получения всех мыслимых инструкций и пожеланий, эмоциональных прощаний и последних подарков мы наконец расстались с провожающими и отправились в долгий путь.
Никлаус встал к штурвалу, Маурер с индусом отправились разглядывать мотоцикл, а Ленни завалилась в каюту спать — есть у нее такой дар: Zicke может спать сколько угодно, в любом месте и в любое время. Надо признать, что такая запасливость приносит свои плоды, Ленни может очень долго оставаться бодрой вообще без сна.
Я же спустился в кают-компанию, где вновь принялся изучать неприбранные пока документы — наброски и списки, схемы и графики.
Четырехсменное дежурство для мужиков, хм… Ладно.
Ночью не идем. Правильно.
Остановки, так сказать, только по требованию.
Списки провианта: в основном пшеничная мука и прочие сыпучие. Чай и кофе. Масло, примитивный тростниковый сахар, соль, ее мало — в дефиците, солончаков пока не обнаружено. Мясо и рыбу будем добывать по ходу движения. А если пара антилоп? Холодильник на судне имеется, но гонять только ради него судовой двигатель как-то стремно… Хотя мини-генератор есть, совместим.
Дальше идем.
Ах, Ули, ах ты, старый хрен! Ничего себе алкоголем затарился!
Шкипер не эстетствовал, фирменного спиртного в красивых бутылках еще немного осталось в базельских запасах, потому он взял на борт лишь два сорта таиландской выпивки «на разлив». Местный ром Sang Som — это что-то среднее между виски и ромом настоящим, — и для любителей экстрима и новых ощущений — водку, а точнее, самогон под названием Lao Khao, настоящая «огненная вода», не каждому покатит. И все равно крепости в нем, вопреки заветам Менделеева, всего тридцать пять градусов… Неучи. Своеобразен вкус у хороших сортов этого самогона, чувствуются сильные тона копченого риса с тонами сухих белых грибов. Идеально подходит к отварной рыбе под зеленым крошевом и с тайской заправкой — рыбный соус, лимонный сок, сахар, жареный чеснок, красный перец.
Вполне зашибись.
Отдельно просмотрел список специй. Все правильно, выполнено согласно указаниям. Как повар скажу: все можно упустить из виду, только не пряности и приправы. С таким набором я способен соорудить королевский стол из любых имеющихся продуктов. Что и намерен сделать сегодняшним вечером: соскучился по готовке.
С оружием, я считаю, у экспедиции все нормально.
К пулемету имеется восемьсот патронов, двести мы уже извели на тренировки экипажа. Винтовка только у меня, есть пистолет-пулемет, отобранный у «виксов», и два «томми», второй принадлежит Джаю, по шестьсот патронов на автомат. Мужики были настроены брать вагоны и контейнеры боеприпаса, но я такие вредные порывы зарубил на корню: не в книжке суперменской — и поважнее грузы есть. У нас не военная миссия, мы крепости брать не собираемся. Избаловались в канонадах…
Схемы и кроки предстоящего пути малоинформативны, местные рыбаки ходят не очень далеко, а редкие морские рейды проходят по одним и тем же фарватерам, берега промысловиков мало интересуют. Мы знаем, что по пути встретятся несколько крошечных поселений, но кто и чем там живет, достоверно не известно.
Там посмотрим, может, где и причалим.
Закончив с бумагами и убрав их в настенный сейф, я с трубкой вышел на палубу.
Теплый ветер пах экзотическими дальними краями, по крайней мере, так мне казалось. Глубоко подышал, наслаждаясь запахами, — теперь можно и покурить немного.
Никаких серьезных опасностей я пока не вижу.
К чисто теоретическим погоням и засадам экипаж морально готов.
Мутные рассказы о встречающихся ниже Шанхая береговых пиратах большого доверия не внушают. А еще больше веселит пара упоминаний рыбаками-болтунами о каких-то чудовищных хищных птицах небывалого размера, живущих на вершинах гор и способных одним ударом убить крупную антилопу. Ну-ну… Пока что единственное необычное существо, замеченное в этом мире, — огромный супергризли доисторического вида, периодически появляющийся вдоль лесных дорог, фиг завалишь просто так. Посмотрим.
Нас ждут южные моря и океаны. Один пока что уж точно ждет.
А назову-ка я его Средиземным, на правах «картографического первооткрывателя»! А че, звучит — Средиземный Океан… Кто-то против?
Ну, тогда — вперед.
