Часть II
КОМАНДА
Глава 5
СЛЕД
Рассвет догорал над Гнилым морем. Рассвет, всегда похожий здесь на протуберанец термоядерной артподготовки. Поток кипящего огня над зыбким морем ядовитого тумана. Над волнами больной мглы, которой не дано сегодня рассеяться. И завтра — тоже. Северное полушарие Джея шло в зиму, а зима здесь — время мглы. И призраков во мгле.
Паломник некоторое время завороженно смотрел на истаивающую на западе громаду ночных облаков; на яркие, негаснущие головешки торопливых лун Джея, вечно обгоняющих одна другую в бездне просветлевшего небосвода; на дневные, уже не по-земному завивающиеся слоями облака по горизонту; на вершины гор, отрешенные и безразличные к миру, на их утонувшие в зыбкой дымке подножия; а ближе — на верхушки изъеденных временем древних скал-изваяний, высящиеся из колышущегося, без всякого ветра, рябью идущего кошмара. Потом Паломник прикинул оставшийся ему путь. Сегодня, похоже, никто не караулил его на этой неполной миле древней тропы, полого спускающейся к кромке мглы, но круто заворачивающей за развалины Змеиного храма, за желтые обломки резко обрывающихся в туман скал, туда — к огням. Только у самого поворота по-прежнему темнел тот, что поджидал и дождался его тогда — еще в начале лета. И по-прежнему из угловатого, словно подобравшегося для прыжка трупа чудища торчали к небу неподвижно две стрелы.
— Ничего тебя не берет, — с усталой досадой констатировал Паломник. — Ни прах, ни тлен, ни воронье. Ни зверь лесной твои мослы не растащит, ни отшельник святой не схоронит. Значит, и мне, грешному, к тебе соваться не след.
Он приготовил к бою «винчестер», нашарил в котомке неполную дюжину заговоренных камней и не спеша выбрался из сейвы и так же неспешно, то там, то здесь кидая вперед камушек-другой, стал спускаться к огням. Проходя мимо убитого врага, бросил между ним и собой последние три. И сотворил крестное знамение. Морщась — не верил он ни в Бога, ни в черта, ни в колдовской заговор. Впрочем, в Огни верить приходилось: они были. И ждали его.
Они ждали его, как всегда, в Дымной роще. И, как всегда, их было три в ряд над каменными очагами, ограждавшими обрез тропы, срывающейся в зловонную пропасть.
Паломник с привычным унынием кивнул им, подошел и присел на край одного из навеки закопченных очагов. Стал скармливать огню принесенную добычу — от Болотных племен и от племен Горных. И немного — от себя самого.
— Недогадлив ты, Кайло, — меланхолично сказал он огню. — Или осторожен очень уж. И ты, Марика, осторожничаешь? Или так и не дознались Правил Игры? Или не до того вам? — Старое это было причитание, и повторял Паломник его почти механически.
Высоко в небе ржавым репродуктором каркнул здешний страж-ворон. Паломник поднялся и, не оборачиваясь, чуть прихрамывая, зашагал прочь — назад по тропе. У самых Желтых скал что-то остановило его. Не так как-то легли еле заметные утром отсветы Огней. Он обернулся.
Четыре Огня горели в Дымной роще. Теперь уже четыре.
Паломник провел ладонью по лицу. Бросил котомку на придорожный камень. Сам опустился рядом.
Теперь ему стоило ждать.
* * *
У вытянутого в высоту двухэтажного краснокирпичного коттеджа, мокрого и чистого, как и все вокруг после ночного дождя, остановился солидно поблескивающий черным покрытием закрытый флаер с притемненными окнами и размером с половину вагона монорельса. Дверца его скользнула в сторону, и на зеленую травку у порога энергично ступил вышедший из флаера худощавый молодой негр в строгой черной тройке и огромных солнцезащитных очках.
Очки он, впрочем, тут же снял, потратив перед этим лишь две-три секунды на то, чтобы бросить взгляд на свои серебряные часы на цепочке — плоские, массивные, сделанные под старину, снабженные неплохим компьютером и блоком связи. Пожевывая дужку своих антикварных светофильтров, он снизу вверх посмотрел на фасад особняка, увенчанный острой готической крышей с причудливым коньком. Пока все обстояло так, как он и ожидал.
Том Роббинс был энергичен и честолюбив. Эти качества успели принести ему жетон федерального следователя, огромную уверенность в собственных силах и — пока что — ни одного седого волоса в коротко остриженной курчавой шевелюре. Молодость и природный ум не позволили еще вышеупомянутым качествам его характера сменить свой знак с плюса на минус. Время все еще работало на него.
Простиравшийся перед ним идиллически-патриархальный пейзаж кампуса внушал уверенность в незыблемости всего сущего. И нелепым бредом параноиков, заговоривших друг друга до полной потери чувства реальности, показалось ему все то страшное, что узнал он на секретных инструктажах и из закрытых для посторонних глаз файлов Управления расследований о далекой планете Джей.
Он коснулся сенсора входной двери, и через положенное количество секунд голос домашнего компьютера осведомился о цели его визита. Выслушав гостя, робот попросил Тома пройти в приемную.
Приемная дома Васецки явно не была приспособлена к приему слишком большого количества посетителей. Скорее она служила филиалом кабинета хозяина. Том присел на старый, очень добротно сделанный диван и стал терпеливо наблюдать за суетливыми потугами старенького сервировочного автомата расчистить место на заваленном бумагами журнальном столике для предназначенной, по всей видимости, для него, Тома, чашечки кофе. За спиной его кашлянули.
Том поднялся навстречу высокому, совершенно седому старику с рублеными чертами лица. По лицу этому Господь пригоршней рассыпал несерьезные веснушки, почти выцветшие с годами. Спина старика была прямой как палка. Вежливо улыбаясь, Том протянул хозяину руку.
«Вот и первый прокол, — подумал он. — Ну кто бы мог знать, что в этом доме „господин Васецки“ — это все еще отец Кайла?»
— Томас Лэмберт Роббинс, — представился он. — Я только что сообщил цель своего прихода. Я, видите ли, пишу работу, связанную с историей Империи Зу.
— Тогда вам — к моему сыну, — вполне твердым, без признаков старческого дребезжания голосом объяснил Васецки-старший. — Но он никого не принимает дома. В понедельник, на факультете. Выпейте, однако, кофе.
Том пригубил чашечку и поставил ее на поднос сервировочного автомата, всем своим видом давая понять, что ритуал закончен.
— У меня имеется письмо. Видите ли, некоторое время назад декан Васецки и… э-э… мой руководитель обменялись письмами.
Тень иронической улыбки легла на сухое лицо Васецки-старшего. Очевидно, он был в курсе того, с кем состоял в переписке его сын. Он взял со столика трубку:
— Кайл, — сказал он чуть более ласково, чем говорил с гостем. — Кайл, к тебе посетитель. С письмом. Я думаю, от тех, кому ты писал тогда.
Он выслушал что-то, потом кивнул Тому:
— Проходите. Кабинет сына на втором этаже.
* * *
Раньше из окна кабинета Васецки-младшего открывался один из наиболее классических пейзажей Джея: за узкой кромкой зелени городских предместий — бескрайняя, оживленная лишь складками редких оврагов, до горизонта степь и вдалеке — миражом за пологами восходящих потоков нагретого воздуха — косые слои отрогов горного хребта, уходящие ввысь, истонченные, сходящие там, в этой выси, на нет и как бы отношения не имеющие к тусклому блеску угловатой облачной гряды собственных вершин. А над всем этим — в выцветающей бездне неба — кольцо за кольцом плавно нарезают идеально ровные круги в немыслимой вышине эшелонами, одна над другой, редкие стаи гром-птиц.
Сейчас еще один мираж вырастал чуть ближе неровных, в знойной дымке тающих полос поросших лесом предгорий — тусклым блеском тонированного алюминия и золоченого стекла тянулась все выше и выше призрачная громада Юго-Западного космотерминала. Строительство, похоже, шло к концу — принятый на небесах план заселения Джея становился реальностью. И визит Томаса Л. Роббинса, федерального следователя, в дом декана Васецки был существенной частью этого плана.
Кайл Васецки был именно таким, каким представлял его Том: спортивный, очень собранный и еще совсем молодо выглядевший даже для своих тридцати с небольшим. Россыпь веснушек — от отца — еще и не думала выцветать, только была замаскирована плотным степным загаром. В лице преобладали скорее славянские — тоже в отца — черты. Только глаза были от матери-шотландки. В них-то Том и поймал ту тень привычной тревоги, почудившейся ему на снимках, которые он рассматривал в файлах Управления. Самый молодой из деканов университета мог бы иметь и более уверенный, самодовольный взгляд.
— Я думаю, перед вами мне не стоит разыгрывать спектакль и изображать очередного охотника за легендами и сказками — из тех, что решили заработать на возросшем интересе к Джею и издать на эту тему очередной опус? — осведомился Том.
Декан Васецки только еле заметно фыркнул в ответ.
— С вашего позволения, — Том извлек свой регистратор, положил его на стол и надавил сенсор, — я включу автомат подавления подслушивания.
Кайл снова фыркнул. Теперь — более заметно.
— Разумеется.
— Итак, — осторожно начал Том, — я хотел бы, чтобы между нами не оставалось недоразумений. Два года назад, по рекомендации профессора Бен-Иссу и полковника Мак-Клоски, вы были включены в группу, проводившую по заказу Министерства колонизации исследования… м-м… закрытого характера на поверхности планеты Джей. Вам было направлено конфиденциальное приглашение. Последовал ваш отказ.
— Вы точно излагаете факты, — сухо подстегнул Кайл ход разговора, разминая пальцы, словно готовясь к сеансу какого-то странного восточного единоборства.
— Ваш отказ многих удивил, — продолжил Том, внимательно наблюдая за собеседником. — Но затем последовали некие… демарши с вашей стороны, которые удивили руководство проекта еще больше.
— О каком именно проекте идет речь? — прервал его Кайл. — Мне известны по крайней мере два проекта, в которых предполагалось использовать материалы работы той исследовательской группы, о которой вы изволили упомянуть, господин Роббинс.
Собеседник внутренне чертыхнулся информированности декана.
— Условимся, господин Васецки, — сказал он вслух, — что мы имеем в виду проект Министерства колонизации.
— Воля ваша, — вздохнул Кайл. — Я со своей стороны не вижу основательных причин для того, чтобы удивляться, что человек, хорошо знающий историю изучения здешних руин, отказывается участвовать в работе, которая может, как бы это выразиться… наградить его лишним знанием. Совершенно лишним. Если вы жаждете конкретности, то напомню вам, что из двенадцати членов комиссии Шоймана — той, что тридцать лет назад выполняла аналогичную… работу, — двое погибли при обстоятельствах, вызывающих подозрения, а один — покончил жизнь самоубийством.
Том посмотрел на собеседника с удивлением:
— Господи! Но ведь это были практически еще Имперские времена. С тех пор все изменилось.
— Времена меняются, мистер Роббинс, — сухо констатировал декан Васецки, — а суть проблемы — нет. Она убивает. Я это знаю, поверьте.
Некоторое время Том переваривал смысл этой сентенции, потом осторожно продолжил движение к сути дела:
— Ваши последующие действия показали, что вы действительно знаете об этом больше, чем, скажем, я. — Том нервно сплел пальцы. — Сначала посчитали, — продолжил он, — что вы просто убежденный пацифист и…
— Не слишком грешил этим. — Слова декана снова сопровождало легкое пофыркивание. — Мое хобби…
— Боевые искусства, — продемонстрировал свою осведомленность Том. — Хотя можно было бы предположить экзоархеологию.
— Теперь это — моя профессия. А профессия никогда не совпадает с хобби.
— Так вот, — аккуратно гнул свою линию Том. — Не прошло и года, и комиссия убедилась, что напрасно списала вас со счетов. Вы прислали министру меморандум, содержание которого удивительным образом совпадало с теми выводами, к которым пришла комиссия. Кроме того, вы выразили согласие пойти на контакт с… м-м… лицами, компетентными принимать меры в сложившейся ситуации. Ваше предложение рассмотрено и принято. Ваш покорный слуга — к вашим услугам.
Он отвесил декану чуть ироничный полупоклон.
— Ну что же, не будем терять времени. — Кайл Васецки поднялся из кресла. Подошел к полкам, тянущимся вдоль стен кабинета и, стоя спиной к собеседнику, стал осторожно перебирать корешки книг и скоросшивателей, расставленных там. — Необходимые материалы у нас под рукой — здесь, в этом кабинете, — продолжил он. — В крайнем случае — в лабораториях факультета. Я готов ответить на любые ваши вопросы, Задавайте их.
Последовала пауза секунд в тридцать.
— Прежде всего, мистер Васецки, — собравшись с мыслями, начал Том, — прежде всего я хотел бы разобраться в ваших мотивах.
— Пожалуй, мои мотивы и впрямь могут показаться неясными, — все так же, не оборачиваясь, согласился Кайл с непроизнесенным упреком, заключенным в вопросе Тома. — А действия — противоречивыми.
Он подождал реплики собеседника, но тот не стал его подталкивать к излишней откровенности. Он порядком опасался сопротивления материала.
— Понимаете, — продолжил Кайл, — первоначально я поступил чисто импульсивно. Вся эта возня с темным прошлым нашей планеты внушает мне страх и отвращение. Кроме того, на душе у меня лежит тяжелый груз. Я имею в виду судьбу Павла Сухова.
— Будет очень хорошо, если вы наконец прольете свет на этот эпизод вашей биографии.
Том поднялся и подошел к хозяину кабинета. Со стороны могло показаться, что они беседуют о расставленных перед ними книгах и безделушках.
— Следствие по этому делу зашло в тупик, — напомнил следователь.
— Исчезновение Павла прямо связано с той находкой, о которой я написал в своем меморандуме. Раньше я о ней не упоминал. Так что считайте, что этого тупика больше нет, — чуть устало уточнил Кайл.
Роббинс кашлянул:
— Вы окрестили этот… предмет словом «Джейтест».
— Да, «Джейтест» — это слово, ставшее для меня проклятием, — неприятно морщась, сказал Кайл. — Я только со временем стал понимать предназначение этого… инструмента. Это — тренажер. Точнее — пульт тренажера. А тренажером является весь Джей. Но об этом чуть позже. Факт, что этот пульт при каждой новой перестановке его элементов запускает очередное испытание для очередного члена тренируемой группы — Боевой Пятерки. Я не знаю, почему Империя Зу выбрала такой способ формирования своих боевых подразделений. Все пятеро по очереди должны преодолеть некую преграду. Справиться с неким заданием. И так — несколько раз. Ошибок этот тренажер не прощает — игра идет не на жизнь, а на смерть. Так что «Джейтест» — это еще и средство отбора. Селекции. Мы слишком поздно поняли это. Я и… Марика Карои. Те, кто выжил.
— А Павел Сухов? — Том повернулся лицом к Кайлу.
Тот тоже наконец посмотрел ему в глаза:
— То, что с ним случилось, ясно из того, что я сказал. Сухов сделал свой ход, он попытался спасти детей, которые попали в жернова этой жуткой игры. Хотел с помощью «Джейтеста» командовать Джеем, и «Джейтест» уничтожил его. Скорее всего — уничтожил. Боюсь, что могут быть варианты и похуже.
— Например?
— Например, метаморфоза. Превращение в некую иную суть. Но я думаю, Господь милостив и даровал Павлу всего только смерть.
— Вы совершенно в этом уверены? Почему?
Теперь Том задавал вопросы уверенно и быстро, не давая разговору уйти в сторону. Кайл продолжал отвечать медленно, тяжело:
— Очень трудно судить о том, что же на самом деле случилось с ним. Я сделал несколько вариантов расшифровки той надписи, в которую сложились знаки на этих чертовых кубиках. Но в конце концов остановился на самом первом.
Кайл подошел к терминалу и нервно ткнул несколько клавиш, потеребил «мышь», и на экран всплыли рисунок и несколько строчек перевода изображенной на нем надписи.
— «Пленники ведьмой (ведьмами) вернутся в Мир взамен на твой путь (твою жизнь). Ты продолжишь Испытание, вернув (заменив) себя Четырем, — прочитал Том, — а Четверо найдут (заменят) тебя».
— Это — наиболее строгий вариант перевода текста, который сложился у нас тогда.
— И что это, по-вашему, значит?
— Это можно понимать по-разному. Пленники ведьм — это те, похищенные двойником Марики, детишки. И они действительно вернулись. Нашлись. При очень странных обстоятельствах, но нашлись. Как бы в обмен на Павла. А вот о возвращении или замене… то можно трактовать, в частности, и в том смысле, что Павел был… гм… перемещен в некое место, откуда он должен найти путь возвращения. Он его не нашел. Я думаю, что и никто другой не нашел бы этого пути. Он не для людей выдуман, этот путь. Но затем я немного изменил свое мнение.
— Эти Четверо? Имеются в виду — остальные члены этой Боевой Пятерки, о которой вы сейчас говорили?
— Я думаю, что это именно так. Странно… — Тут, видно, какая-то мысль мелькнула у декана Васецки и тут же ускользнула, прежде чем он успел сформулировать ее. Он запнулся, потом продолжил: — Я подробно изложил обстоятельства дела в своего рода… э-э… дневниковой записи, и вы будете иметь возможность с ней ознакомиться. К сожалению, все, что мы знаем, не может нам помочь даже предположить, куда унесли Павла демоны Джея. Так вот, как я вот так чисто эмоционально отказался принимать участие в предложенной мне работе, я немало передумал разного на эти темы. И понял наконец, что мой отказ — это просто попытка уйти от ответственности. Наивный, необдуманный жест замученного комплексами человека. Пусть эта ответственность страшна, но уходить от нее я не должен. Результатом таких вот размышлений стал известный вам меморандум. Кроме того, — Кайл задумался на мгновение, — кроме того, я подумал, что… Нет, скорее всего, ничто уже не спасет Павла — десять с лишним лет неизвестно где — это десять с лишним лет неизвестно где. Будь у него хоть малейшая возможность… Но все-таки, может быть, изучение этой проклятой игрушки поможет… понять, каков же был его конец. Поставить точку в этой истории.
Он замолчал.
— Должно быть, все это очень мучило вас, — осторожно двинул свою пешку Том. — Однако представьте себе реакцию инвесторов проекта на сообщение о том, что им предлагают вложить свои деньги не просто в тысячи квадратных километров пригодных для заселения и использования земель, а в какое-то минное поле, которое в любой момент может выкинуть что-нибудь смертоубийственное.
— Да. Но должен сказать честно, даже не это послужило последним толчком. — Декан Васецки снова обратил свой взгляд на книжные полки. — Сначала я… Сначала мне пришло в голову самостоятельно предпринять некое исследование этого… предмета.
— Он… ЭТО все время находилось у вас? — Том задал наконец вопрос в лоб.
— Нет! — Кайл круто повернулся к нему. — В том-то и дело, что нет! Мы — я и Марика — были настолько потрясены, когда… Когда поняли опасность, заключенную в этом… в этой вещи, что первым нашим импульсом было уничтожить эту штуку. Зашвырнуть в океан. Я уже было хотел привязать к этой коробке полдюжины шашек — из тех, которыми браконьеры глушат рыбу, и рвануть все это в заброшенном карьере. Но потом…
— Вы все-таки не уничтожили «Джейтест»? — вставил в образовавшуюся паузу свой вопрос Том.
Кайл посмотрел на него, прикидывая, как выразить свою мысль.
— Видите ли, — сказал он, потирая нос характерным жестом, — нам ведь совершенно неизвестно устройство «Джейтеста», механизм его действия. Что может случиться, когда из всей этой сложной системы исчезнет такой существенный элемент. И потом… Ничего не исчезает просто так. Не претерпев изменений. Я уже говорил вам, что можно уподобить «Джейтест» некоему пульту управления всей этой жуткой тайной машинерией Джея. Так вот: какие импульсы выпустит, какие команды отдаст он, разваливаясь в пламени взрыва или уходя в стиснутые чудовищными давлениями глубины вод? И учтите: мы тогда уже ясно понимали, что наши судьбы тесно связаны с судьбой «Джейтеста». Так что от идеи разрушить, уничтожить эту странность мы отказались.
— Довольно разумное решение, — с легким чувством облегчения заключил Том. — Как я понимаю, вы решили… укрыть его в каком-нибудь надежном месте?
— Мы замуровали его в фундаменте Горного замка, — ответил декан Васецки, сосредоточившись целиком на созерцании молитвенно сложенных кончиков своих пальцев. — Его, замок этот, никто еще сто лет трогать не будет. Как-никак памятник эпохи начала колонизации Джея.
— Вы как-то обозначили это место? Для себя? — Взгляд Тома стал еще более внимательным и слегка тревожным.
— Разумеется. Но все это уже не имеет значения. Когда я решил… возобновить исследования этого… предмета, и, как вы понимаете, такое решение далось мне не без труда, я снова отправился в Горный замок и…
— И?
— И обнаружил… что тайник вскрыт. Знаете, как только я приступил к вскрытию, я увидел, что… Ну, что это — уже не та кладка, которую выложил я. Так — что-то наспех слепленное. Ну и «Джейтеста» там, конечно, уже не было.
Некоторое время Том задумчиво рассматривал довольно приятное открытое лицо декана и наконец, вздохнув, спросил:
— А кто, кроме вас и мисс Карои, знали о… э-э… местонахождении вашего тайника?
— Я сам никогда и ни с кем не говорил на эту тему. И не делал никаких записей или пометок, — пожал плечами Кайл.
— Припомните, — Том придал своему голосу как можно больше убедительности, — могли ли быть какие-либо свидетели вашей… деятельности? Я имею в виду — того, как вы… м-м… произвели захоронение этой вещи? И еще — я очень хотел бы знать ваше мнение — этот пульт… «Джейтест»… Он существует в одном лишь экземпляре или?..
— На этот вопрос вам может ответить разве только Господь Бог. И то — не наш, а Сумасшедший Бог этого Мира. Мне ничего не известно о других экземплярах этой… игрушки.
— Ну, а свидетели? Кто-нибудь, кроме вас двоих, имеет представление об этом предмете и месте его захоронения?
И снова Кайл пожал плечами:
— Практически нет. Хотя к нам — ко мне и к Марике — и проявляли… повышенный интерес. После тех происшествий.
Кайл Васецки, декан факультета истории Джея и победитель Дракона, смущенно откашлялся.
— Вы, — предположил Том, — вероятно, обратились к мисс Карои?
Кайл покачал головой:
— Нет. Я просто не в силах этого сделать: никто не смог мне сказать, где она.
— Даже информационная сеть? — с чуть ироническим недоумением посмотрел на него Том.
— Если человек не регистрируется в планетарной сети, — пояснил Кайл, — то он для нее не существует. Здесь, на Джее, это так.
— И давно вы не встречались с мисс Карои? — подумав немного, спросил Роббинс.
— С осени прошлого года, когда… — Декан как-то замялся. — Она как-то очень тяжело переживала все то, что произошло. Винила себя во всем, что случилось. В исчезновении детей и в том, какими они вернулись. Особенно в гибели Павла. Решила даже стать монахиней. Я сперва не поверил этому — совсем на нее не похоже. Но для этой глупости у нее просто не хватило денег.
— Неужели здесь, чтобы стать невестой Христовой, надо платить большие деньги? — удивился Том.
— Ах да, господи… Вы же не в курсе дела… Речь шла о монастыре Кунта-ин-Шая — Бога Удачи. Марика была пестрой веры. Братья и сестры там — народ весьма предприимчивый. И их монастыри — богатейшие предприятия на Джее. Даже правительство они иногда ссужают деньгами. Это, вообще говоря, как раз в характере Марики — предприимчивость.
— И куда она направилась после этой… попытки? — Том наклонил голову набок, прикидывая возможные варианты расследования.
— Мне этого не удалось узнать. — Кайл снова подошел к полкам и задумчиво провел пальцами по корешкам книг. — До этого она жила с теткой, родители у нее в разводе. Мать, кстати, тоже подалась в монастырь.
— Кунта-ин-Шая? — оживленно поинтересовался Том.
— Нет— в обычный — католического, если не ошибаюсь, направления. Они переписывались. Марика и ее мать, я имею в виду, — уточнил Кайл. — По крайней мере, Марика регулярно получала открытки ко дню рождения и к здешнему Рождеству. Может быть, она вас просветит больше.
— А ее отец?
Кайл развел руками:
— Тут я вам ничем не могу помочь. О нем у нас как-то разговоров не было. Это для нее была больная тема.
Том помолчал, разглядывая гром-птиц, еле заметными точками видневшихся в высоком поднебесье за окном, потом спросил чуть тверже, чем спрашивал раньше:
— Скажите, неужели, обнаружив, что эта штука — «Джейтест» — пропала, вы не предприняли ничего, чтобы хоть как-то связаться с мисс Карои? Ведь это так очевидно: предмет забрала либо она сама, либо кто-то, кто узнал о его местонахождении от нее.
Кайл нервно отбарабанил кончиками пальцев по матовой тяжелого местного дерева столешнице какой-то короткий, но виртуозно сложный мотив и кашлянул. Потом, меряя кабинет шагами, стал объяснять Тому:
— Знаете, может, это вам покажется каким-то… ну, мальчишеством, что ли… но я даже обрадовался тому, что эта чертова коробка наконец-то ушла из моей жизни. Усмотрел в этом, ну, перст судьбы, что ли. Конечно, я подумал и про Марику, но… В общем, я чувствовал, что у меня нет морального права возлагать на нее ответственность из-за каких-то новых подозрений. Понимаю, что это звучит нелогично, но… Видимо, этим — таким странным коктейлем моих эмоций — и было вызвано появление той памятной записки, которую я в конце концов отправил на имя министра. Это тоже, по сути дела, попытка снять с себя ответственность.
— Ну что же. — Том извлек свои часы, совмещающие роль указателя времени, блока связи и компьютера, и пробежал пальцами по мини-клавиатуре. — Я, с вашего позволения, в ближайшие день-два займусь выяснением местонахождения… э-э… «Джейтеста». И мисс Карои заодно. Вероятно, мне предстоит предпринять несколько поездок. На расстоянии такие вопросы плохо решаются. Вот код канала, по которому вы сможете выйти на меня в любое время дня и ночи. Я остановлюсь в отеле «Пристань» — там мне забронирован номер. Вас я пока попрошу только об одной услуге.
— Рад буду помочь вам, — невыразительным голосом отозвался Кайл.
— Как я выяснил, то э-э… захоронение, где вы обнаружили «Джейтест», было сохранено в виде крипты в подвальной части транспортного узла на южной окраине Вестуича. И числится как собственность университета.
— Теперь это уже далеко не окраина, — грустно улыбнулся Кайл. — С тех пор как началось сооружение Большого космотерминала и всего этого Причального комплекса, городок наш порядком разросся. Но, слава богу, у властей хватает ума сохранять хотя бы часть здешней старины в неприкосновенности. Ума и денег.
— Я наводил справки, — продолжил Том. — Крипта сейчас закрыта для посещений. Находится под опекой университета. И естественно, что проходит она по ведомству вашего факультета. Не могли бы вы, как декан, сделать одно небольшое исключение?
— Вы считаете, что вам необходимо осмотреть захоронение? Я, разумеется, дам вам мое разрешение, хотя, честно говоря, не знаю, чем это может помочь. — Кайл порылся в ящике стола и достал оттуда магнитную карточку-ключ. — Возьмите, вы можете бывать там столько, сколько вам нужно и когда это вам будет нужно.
Том несколько смутился:
— А вы… Вы сами не хотели бы познакомить меня с этим местом? Странно, ей-богу, вы описываете в вашем меморандуме явления, происходившие там, как явно аномальные. Я считал, что вправе рассчитывать на вашу помощь при осмотре захоронения.
Кайл мучительно поморщился:
— Если вы сочтете мою консультацию абсолютно необходимой, я сопровожу вас туда. Но не скажу, что сделаю это охотно. Вам, должно быть, трудно это понять: для вас это всего лишь некое расследование некоего дела, с обстоятельствами которого вы, надеюсь, хорошо знакомы по существующим документам. А для меня возвращение к этому делу означает повторение какого-то кошмара, который я, честно говоря, мечтал сдать вам, как говорится, под расписку по описи! — Он помолчал немного и добавил: — Меня не оставляет идиотское ощущение, что этот чертов тест… Это испытание… Что я… Что все мы еще не прошли до конца его. Что-то странное снова заваривается на этой планете. Может, это просто мнительность чудака историка, но… Вам раньше приходилось слышать о «синдроме кокона»?
— М-м… Только на одном из последних инструктажей. Редкое заболевание — человек теряет активность и становится чем-то вроде… вроде гигантского кокона какого-то насекомого. Это заболевание только недавно обнаружили здесь, на Джее.
— Вот именно, — глядя в сторону, сказал Кайл. — Недавно. Вскоре после того, как я обнаружил, что «Джейтест» вновь на свободе. Впрочем, не придавайте большого значения моим словам.
* * *
Случившийся неподалеку служащий автовокзала — полупустого и огромного — предупредил его:
— Сегодня автобусов на Лагодо уже не будет. Можете не спускаться под землю.
— Мне не нужен автобус, — бросил Том, становясь на эскалатор.
— Так вы в музей? — не отвязывался от него назойливый техник. — Тоже напрасно — там у них все закрыто до осени. Вот когда начнется учеба, так будут стадами пригонять студентов. И то — ненадолго. Там почти все время закрыто. Только для разных делегаций открывают.
Том с досадой помахал в воздухе своим удостоверением и канул в недрах подземного этажа транспортного узла. Найти там крипту было далеко не так легко, как ему это представлялось вначале. Том не сразу сообразил, что четко обозначенная на плане узла и напрочь отсутствующая на практике часть подземного уровня просто отгорожена от окружающего мира плотными стальными щитами. Магнитная карточка подошла к замку и открыла еще пару затворов с трудом найденной двери, ведущей в небольшой музейчик, в витринах которого были представлены разные малопонятные штуковины, относящиеся к периоду заката Империи Зу. Небольшая окованная дверь вела в крипту. Эта дверь заслуживала особого интереса: пломба на ней была кем-то сорвана и потом наспех присобачена на место. Впрочем — довольно умело. Том этого ни за что не заметил бы, если бы не начал ее снимать.
Помогая себе фонариком, он отыскал сенсоры системы освещения, и мягкий янтарный свет залил тускло-пыльную каморку бывшей кельи. Некоторое время Том стоял, приглядываясь к тому, что было перед ним. Затем достал казенный опломбированный регистратор и заснял келью с нескольких точек. Потом поднес к лицу свою серебряную «луковицу» и набрал на крошечной клавиатуре номер.
— Мистер Васецки? — спросил он. — Извините, что я беспокою вас так поздно. Скажите, когда вы были в крипте последний раз?
— Прошлой весной, — подумав, отозвался Кайл. — Нет, позапрошлой. Когда закрывали музей в связи со строительством.
— Вы сами накладывали пломбы на замок крипты?
— Нет, — подумав, ответил декан. — Это делал кто-то из служащих. По-моему, помощник коменданта Уоллес.
— Не припомните точную дату?
— Конец весны. Дата должна быть оттиснута на пломбе.
— Так, — перешел к главному Том. — Когда вы видели крипту последний раз, сколько целых мумий Воинов Зу там было?
— Не воинов, а учеников, посвящаемых, — уточнил Кайл. — Их там оставалось двое.
— Так вот, — отчетливо и без всякого выражения в голосе уведомил его Роббинс, — сейчас пломба повреждена и из двух мумий уцелела только одна.
— Я… я немедленно подъеду. — Голос Кайла неузнаваемо изменился. — Посмотрите там, следователь, там — среди… м-м… останков… Там должен быть амулет. Вы понимаете, о чем я говорю. Амулет на тонкой такой цепи. Точно такой же, как на той… На последней оставшейся мумии.
— Жду вас, господин декан. Что касается амулета, то я уже и сам его поискал тут. Стараясь не произвести больших разрушений. По-моему, его здесь нет.
* * *
— Вы совершенно правильно поступили, что позвонили с утра, — похвалила Тома тетя Элина. — Я через четверть часа ухожу на курсы медитации и, разумеется, никаких средств связи с собой на сеанс не беру. Это, знаете ли, противопоказано, прямо-таки святотатство.
Судя по изображению, которое выдавал экран настольного — под мрамор — блока связи, годы вовсе не довели немолодую родственницу Марики до старческого маразма. Выглядела мадам Элина на все сто и вполне осознавала это. Вот только припомнить, когда последний раз давала ей о себе знать ее беспокойная племянница, она не могла никакими силами. Какое отношение Марика имела к «Линчжи» — ах да, боже мой, они же с детства были лучшими подругами с Циньмэй — младшей дочкой господина Цзун Вана — владельца этого… м-м… предприятия. У нас в Вестуиче — их центральный филиал. Правда, после того, как господин Цзун Ван умер — он ведь умер, не правда ли? — они все перебрались в Лагодо. Кажется. Монастырь Кунта-ин-Шая? Да, это недалеко оттуда. В предгорьях, меньше чем в сотне миль от столицы. В Желтых предгорьях. Нет, Марика так давно не писала ей и не звонила.
Том попрощался с тетей Элиной, вырубил блок и в погасший экран назвал милейшую собеседницу старой стервой. Снял с принтера распечатку информации, поступившей по его запросу о «синдроме кокона», поглядел на часы и сообразил, что вот-вот опоздает на первый рейс до Лагодо. С остановкой в Желтых предгорьях.
* * *
Стоявшая над степью сухая жара сумела, казалось, проникнуть и в пулей летящий вдоль нагромождения горной цепи вагон монорельса, вопреки исправной работе кондиционеров, герметическим прокладкам и затемненным стеклам, отсекавшим салон от внешнего мира. Чтобы избавиться от этого наваждения, Том дважды заказывал в сервисном автомате пузатенькие, зеленоватого пластика запотевшие бутылочки с искрящейся пузырьками ледяной минеральной водой и не торопясь, словно воин, преодолевающий пустыню, опустошал их. Все — без толку.
Оставалось только «листать» на экране карманного компьютера файлы из полученной по планетарной сети базы данных по ордену Кунта-ин-Шая — Скупого Бога Удачи. И по странной болезни, поразившей уже почти сотню жителей Джея.
Когда вдали на фоне сияющих вершин и закрученных, рериховских облаков замаячили желтые стены и пестрые флаги монастыря, в горле у Тома снова было сухо, как в заброшенном колодце посреди пустыни.
Секретарствующая монахиня указала ему дорогу во вполне современный офис, где Тома ожидала до сумасшествия похожая на первую сестра рангом повыше — ответственная за работу с кадрами помощница матери настоятельницы.
— Позавчера вы связывались со мной по телефону, господин Роббинс, — начала она, жестом указывая на жесткий, из какой-то затвердевшей лозы плетенный стул. — Я не могла ответить вам сразу. Документацию наш отдел ведет только на бумаге — мы не доверяем важные вопросы компьютерам. Так что потребовалось определенное время, чтобы найти необходимые сведения. И чтобы проверить по… м-м… нашим каналам ваши полномочия. Поймите — когда дело касается таких деликатных вопросов, как личные дела сестер и братьев, возможны самые неожиданные злоупотребления.
То учреждение, которое представлял на Джее Томас Лэмберт Роббинс, тоже свято хранило секреты личных дел своих служащих и клиентов, так что сестра-аббатиса могла рассчитывать на полное взаимопонимание.
Впрочем, в словах ее крылся некий повод для недоумения, которое Том тут же и высказал:
— Простите, — удивился он, — насколько мне известно, госпоже Карои было отказано в… э-э… чести быть принятой в круг сестер.
— Первоначально — да. Однако я была вправе полагать, что вы в курсе… м-м… дальнейшего развития сюжета. — Монахиня чуть иронически скривила уголок рта.
— И каково оно было, это продолжение? — невозмутимо-наивно поинтересовался Том.
На стол перед ним легла коричневая папка с допотопным магнитным замком-зажимом. Сестра-аббатиса заломила бровь и уведомила Тома:
— К нашему с вами обоюдному удовлетворению, материалы, запрошенные вами, не составляют ни личной тайны мисс Карои, ни тайны нашей обители. Присаживайтесь за этот стол и ознакомьтесь с ними. Если вам потребуются заверенные копии, то ксерокс, — сестра сделала жест рукой, — в вашем распоряжении, господин Роббинс, а наш нотариус — во второй комнате по коридору, налево. Не смею далее обременять вас своим присутствием — у меня масса дел, в случае чего вам поможет сестра Марта.
Оставшись наедине с относительно тощей папкой, не содержащей, по словам сестры-аббатисы, ни личных тайн Марики Карои, ни тайн монастыря Кунта-ин-Шая, и с погруженной в единоборство с канцелярским компьютером сестрой Мартой (тоже достаточно тощей). Том подавил тяжелый вздох, попросил у сестры воды, был наделен одноразовым стаканчиком «швеппса» и взялся наконец за содержимое папки.
Подшивку открывало от руки написанное, сугубо формальное заявление Марики Карои, содержащее просьбу о причислении ее к Подготовительной общине девиц монастыря. Листок был украшен входящим номером и резолюцией «отказать за отсутствием причин, позволяющих рассматривать кандидатуру подателя без внесения вступительного бескорыстного пожертвования». Ниже, однако, шла вторая, двумя месяцами позже наложенная и отменяющая первую резолюция о зачислении девицы Карои в Подготовительную общину с присвоением ей (девице) соответствующего регистрационного номера и определением ей сообразного ее статусу кошта. Как нечто объясняющее столь резкое изменение принятого канцелярией монастыря решения следом шло на бланке фирмы «Линчжи» отпечатанное прошение на имя матери настоятельницы, предлагающее пересмотреть заявление девицы Карои от такого-то числа ввиду внесения спонсором, в лице «Линчжи», вступительного бескорыстного пожертвования в размере шестидесяти тысяч единиц федерального кредита. Бланк был украшен полудюжиной благожелательных резолюций. Далее следовали корешки чеков и копия расписки в получении упомянутой суммы бухгалтерией монастыря.
Том призадумался. Потом продолжил чтение.
Судьба сестры Марики (монахи и монахини, посвятившие себя Кунта-ин-Шаю, сохраняли мирское имя) складывалась далее, видимо, вполне стереотипно: после четырехнедельного пребывания в составе Подготовительной общины она была причислена к корпусу Непосвященных сестер, а еще полугодом позже, пройдя Посвящение, стала сестрой-порученкой третьего разряда, меньше чем через год — второго и год спустя — первого. Краткие характеристики, сопровождавшие каждую из этих метаморфоз, были абсолютно безлики и не давали возможности умозаключить что-нибудь путное о природе хоть одного из этих самых поручений, успешно выполненных сестрой-порученкой. Все это, если верить прочитанным им только что данным, соответствовало типичному графику движения по иерархической лестнице новоприобщенной к ордену сестры ее возраста.
Но при переходе к статусу сестры-предпринимательницы у Марики возникли проблемы. Папка содержала несколько страниц выписок из исповедей различных сестер, которые Том характеризовал бы скорее как доносы, весьма конфиденциальные и неудобочитаемые, из каких-то одним только посвященным (с большой и с малой «П») понятных полунамеков. Затем довольно неожиданно следовало заключение авторитетной комиссии, составленной из чинов медицинского и духовного звания, подтверждающее несомненное наличие у сестры Марики Второго из Основных Даров, каковой, вне всякого сомнения, может быть поставлен на службу слову и делу Кунта-ин-Шая. То же заключение еще раз подтверждалось второй — несколько иного состава — комиссией. Затем еще одной. Еще и еще. В самом последнем заключении формулировка была немного изменена. Странным образом: Второй из Основных Даров, которым обладала Марика, именовался «ранее тщательно ею скрываемым».
После чего шло авторитетное — из столичного храма — предписание «послушническое рвение сестры Марики не расточать в повседневном промысле, а направить на достижение целей особого характера, принимая во внимание свойственный ей Дар».
Сразу вслед за этим многозначительным листком шла датированная четырьмя годами позже выписка из протокола, в которой авторитетный кворум руководящих лиц монастыря и ордена признавал необходимым принять к злоупотребившей Вторым из Основных Даров сестре Марике дисциплинарные меры в виде совершения внеочередного паломничества к Святыне и денежного штрафа в размере десятой доли ежегодных дивидендов, взимаемой в течение трех последующих лет.
Тому так и остались непонятны мера вины и наказание злоупотребившей сестры.
Вслед за этим темным документом шел сухой официальный доклад сестры-коменданта монастыря о невозвращении из паломничества сестры Марики. Немного света на эту историю проливал заключающий подшивку документ — снова выписка из протокола совместного заседания монастырских и орденских иерархов. Мисс Марика Карои на веки вечные отлучалась от служения слову и делу Кунта-ин-Шая, изгонялась из монастыря и лишалась своих дивидендов в Общем Деле. Из выписки следовало, что бывшая сестра в ущерб делам Ордена и его авторитету занялась — сначала тайно, а затем и явно — частной практикой, употребив на это свойственный ей Дар. Еще из выписки можно было заключить, что постоянного места жительства вне стен монастыря девица Карои не имела и проживала в гостиницах ряда городов побережья или снимала в них жилье на короткие сроки, нигде не задерживаясь надолго.
На некоторое время Том впал в оцепенение, потом закладками отметил несколько листков и неопределенным «э-э…» привлек к себе внимание сестры Марты. Та быстрейшим образом уладила дела с копированием бумаг и их «обработкой» у нотариуса, после чего Тому оставалось лишь благодарно откланяться.
— Извините меня, мисс, — позволил он себе нарушить чопорную недоговоренность момента, — мне хотелось бы знать: это принято в вашей обители или же, наоборот, является исключением то, что бескорыстное пожертвование… м-м… связанное с принятием мисс Карои в Подготовительную общину, внесло некое третье лицо, спонсор?
Сестра Марта вежливо улыбнулась:
— Видите ли, обитель наша весьма щепетильна в отношении… э-э… чистоты принимаемых пожертвований.
Документ, недавно прочитанный Томом, говорил скорее об обратном.
— Если, — продолжала сестра, — первоначально мисс Карои не располагала средствами для такого пожертвования, а уже через два месяца такие средства были в ее распоряжении, то самым простым способом установить законность источника этих денег было адресовать спонсирующее лицо непосредственно к нам. Это исключает возможность нечестного происхождения жертвуемых средств. Мы всегда поступаем подобным образом в таких случаях. Кажется, вы хотите спросить меня еще о чем-то, мистер Роббинс?
Да, мистер Роббинс хотел спросить сестру еще кое о чем.
— Не поясните ли вы мне, — осведомился он, — что имеется в виду под Вторым из Основных Даров, которым так злоупотребила ваша… э-э… бывшая сестра. Если это, конечно, не секрет.
Сестра Марта еле заметно вздернула плечи:
— Второй из Основных Даров — это Дар Провидения, мистер. Особая его разновидность. Бывшая сестра Марика предвидит судьбы неодушевленных сущностей. Их судьбу и их предшествующий путь. Его еще называют Даром Второго рода.
Том чуть удивленно наклонил голову и осведомился:
— Значит, когда вы говорите о том, что мисс Карои злоупотребила своим Даром, вы имеете в виду…
— Мы имеем в виду то, что бывшая сестра Марика стала зарабатывать гаданием. Только и всего. Это, к сожалению, довольно типичный случай. — Монахиня на минуту задумалась, поджав губы. — Если у вас, мистер Роббинс, есть проблемы с… м-м… установлением местонахождения мисс Карои, то вам лучше всего обратиться в корпорацию, а не в компьютерную сеть планеты.
— Вы имеете в виду Корпорацию гадальщиков?
— Правильное название этой организации — Корпорация магов и темных ремесел. Обратитесь туда.
— Насколько я понял, мисс Карои не очень-то склонна… м-м… ограничивать свою деятельность рамками какой-либо официальной структуры, — заметил Том.
— Мимо корпорации Марика не проскочит, — чуть изменив тон, не без злорадства сказала сестра. — Они не терпят конкуренции такого рода. Если бы она поссорилась с корпорацией, мы уже давно знали бы об этом.
Том понимающе наклонил голову и задал последний вопрос:
— Ну а Первый из Основных Даров? Или Третий и Четвертый, если таковые имеются?
Монахиня еще раз недоуменно поежилась:
— Вам это необходимо знать для успешного ведения вашего… э-э… следствия?
— Не сказал бы этого с уверенностью, — признался следователь.
Сестра Марта поднялась с места, всем своим видом показывая, что разговор, собственно говоря, окончен. Том прихватил свой кейс и, назвав в глубине души сестру старой стервой — второй раз за этот день, рассыпаясь в благодарностях, покинул столь гостеприимные стены обители приверженок Скупого Бога Удачи.
* * *
От того места, где сходит на нет заброшенный проселок, — пешком, по берегу речки к озерам. Холодному Соленому и Ледяному Пресному. Вдоль черных, словно выгоревших опушек. Туда, где начинаются скалы.
Снова Кайл шел этими, одному ему видимыми, тропами.
И снова, в такой же, как и много лет назад, теплый день затишья, под приглушенно-гневный скрип черных гиффовых сосен, он стал разводить костерок в распадке, в тени одного из Высоких Камней, куда не проникало дуновение теплого ветерка. Только день сегодня был не из последних теплых, осенних. В Леса уверенно входила долгая и капризная весна северного полушария Джея.
Как и прежде, не торопясь, усталыми руками он сложил из просохшего опада, веток и сучьев костерок и разжег его ритуальным зеркальцем. А когда заколдованный дым потянулся ввысь почти невидимой, причудливой нитью, Кайл начал скармливать огню то, что велел Уговор. Когда на потрескивающие, обращающиеся в уголь сучья легла легкая, почти невесомая цепь, он замер в с детства привычной позе и, прикрыв глаза, ловя лицом рассеянное в воздухе тепло лучей Звезды, стал ждать, пока он не услышал за спиной шаги старого учителя.
— Здравствуй, Квинт, — сказал Кайл.
— Здравствуй, Кайл, — ответил негромкий голос за его спиной. — Ты опоздал.
— Опоздал позвать тебя? — Васецки поднял глаза на иссушенного, почти бесплотного, словно тень гиффовой сосны, старца.
— Ты опоздал задуматься. Это важнее, Кайл. Куда важнее. Теперь не ты выбираешь события. Теперь события выбрали тебя.
Они довольно долго молчали оба.
Дым от костра стянулся в узенькую струйку. Молитвенно как-то стал втягиваться в высокое небо. Но все не иссякал, все не мог истончиться в ничто.
— Меня мучает мысль. — Кайл протянул к костру руку — струйка призрачной субстанции дыма почти незримым волосом обернулась вокруг его ладони и снова недрогнувшей нитью продолжила возноситься вверх, вверх, вверх. — Я оставил друга в беде. Я виноват в его… гибели. И еще это. То, что стало происходить с людьми… Эти… коконы как-то связаны с?..
— Это уж вам судить. Самим. Знаю только, что бывало такое и раньше. Будет срок — покажу тебе пещеру, где их, коконов этих, и не сосчитать, пожалуй. Это все от Плохих времен осталось. И тревожить их не след.
— А… а что из них будет потом? Во что… Во что там превращаются, они, эти люди? Или это просто гибель? Такой конец?
— Ты сам не веришь тому, что говоришь. — Старик повторил его жест, и теперь их руки связала еле заметная, еле ощутимая цепь. — Ты опоздал задуматься. Ты испугался игры, которую начал. Но не хочешь понять, что уже не ты выбираешь.
— Но… Я даже не вправе сделать ход. — Кайл наклонил голову, чтобы уловить то выражение, которое означилось на выбеленном годами, словно из вымытого дождями веков потрескавшегося известняка, выточенном лице Квинта.
— Ты лучше меня знаешь Правила Испытания. Но не хочешь понять их. Ты боишься. — Старик будто подтверждал свои слова еле ощутимым движением ладони, на миг заставившим дрогнуть ниточку дыма, связавшую его и Кайла.
— А разве мне нечего бояться? — устало спросил Кайл. — И не только за себя самого.
— Ты боишься вовсе не этого. — Старик задумчиво посмотрел на огонь. — Ты боишься того, что мир, в котором ты живешь, оказался не тем, чем ты его себе представлял. Оказался только декорацией, за которой стоят и ждут тебя страшные вопросы и страшные ответы на них. И ты изо всех сил натягиваешь это уже лопнувшее полотно, из последних сил стараешься удержать на месте клочки тех — спасительных для тебя декораций. Но время пришло, Кайл. К каждому приходит время страшных вопросов.
Они снова молча смотрели на странный свой костерок, потом Квинт поднялся и глухо, как-то в сторону, сказал:
— Подумай над тем, что написали тебе знаки Ларца. Тебе и твоему другу. Подумай об этом без страха.
И Кайл остался один возле погасшего костра в тени вековых сосен.
— Ты должен сам найти путь возвращения к Четырем, — сказал он в пустоту. Поднялся и повторил — теперь уже самому себе: — К Четырем. К Четырем, черт его возьми!!!
* * *
Центральный филиал фармацевтической фирмы «Линчжи» располагался несколько на отшибе от деловых кварталов Лагодо, ближе к Озерным паркам, собственно в одном из них — в Небесном Квартале, построенном в районе фешенебельных особняков, окультуренном диком лесу. Филиал размещался в жилом особняке, что было естественно: фирма являлась семейным предприятием и, пользуясь солидной репутацией среди специалистов, в излишнем внимании посторонних не нуждалась.
Эту и ряд других особенностей столь интересного фигуранта по делу, как миссис Луюнь, вдова и наследница не столь давно почившего владельца предприятия. Том выяснил в дороге, в кабине поставленного на автопилот «опель-карата», взятого им на прокат в Желтых предгорьях, через информационную сеть здешнего филиала Управления. Однако Управление знало о «Линчжи» далеко не все. В этом Том убедился, когда, припарковав свой служебный флаер у ворот прячущегося в глубине небольшого сада особняка-офиса, увидел светло-коричневый «линкольн» с приоткрытой дверцей. В проеме ее вырисовывался силуэт человека, уже давно кого-то ожидающего. Устроившись на краешке водительского сиденья, он кормил каких-то мелких птах, резвящихся в придорожной пыли, крошками чего-то съестного — остатками сандвича, наверное.
Навстречу Тому он поднялся.
— Полковник Стырный, — представился он. — Госбезопасность Республики Джей. — Офицер продемонстрировал свой идентификатор. Характерным жестом — незаметным со стороны.
Роббинс тоже не преминул назвать себя (что, по всей видимости, было совершенно излишне) и точно так же показал полковнику свою карточку с двумя гербами: Управления и Федерации.
— Быстро вы вышли на мадам Луюнь, — устало похвалил следователя Стырный. — Лучше бы, правда, вы для начала наведались в нашу контору. Это бы вас избавило от лишних хлопот. Впрочем, это только совет, не более.
— Я весьма вам благодарен, полковник. — Том оставил фразу висеть в воздухе полуоконченной и интонацией дал понять, что ждет, когда собеседник перейдет собственно к делу.
Если уж того принесло прямо сюда, то причина для этого была явно неотложной.
— Тогда выслушайте и второй мой совет, — все так же устало продолжил разговор господин Стырный. — Ни в коем случае не спрашивайте госпожу Луюнь о судьбе коллекции ее покойного супруга. Лучше всего будет, если вы создадите у миссис впечатление, что вам ничего об этом деле не известно.
«Это будет несложно, — мысленно ободрил полковника Том, — я ни про какую коллекцию покойного господина Цзун Вана сроду не слышал».
По всей вероятности, полковник Стырный не лишен дара телепатии или был неплохим физиономистом: он наклонил голову к собеседнику и, не глядя в глаза, уточнил:
— Вы, конечно, знаете, что коллекция реликвий Древних Империй такого масштаба не могла «уйти» бесследно. Весь фокус состоит в том, что ни один предмет этой коллекции официально не числится собственностью ни Цзун Вана лично, ни «Линчжи». Все было оформлено на фиктивных владельцев. Теперь по негласной договоренности большая часть… м-м… экспонатов выставлена в Национальном музее. Но того предмета, который интересует нас с вами, там, естественно, нет. Впрочем, вы, конечно… Не стоит затрагивать эту тему в предстоящем вам разговоре. Спугнете дичь, поверьте моему слову, ей-же-ей, спугнете.
— Не поделитесь ли вы cо мной еще и такой вот информацией. — Том замялся, задумчиво глядя в сторону. — Почему только теперь и в такой вот… м-м… неофициальной форме ваше министерство решило доставить нас в известность о том, что ведет это дело?
— Министерство этого дела не ведет. Уже восемь лет. После того как начались парламентские слушания о Плане заселения. Нам дали понять тогда, что тайны привлекают туристов и вкладчиков, только пока они не раскрыты. Раскрытые тайны могут их оттолкнуть. У них страшноватая подкладка — у тайн Джея. Однако, cудя по вашему здесь появлению, следователь, федеральные власти более серьезно отнеслись к… проблеме.
— Тогда… Простите, от чьего же имени вы говорите со мной здесь сейчас?
— От своего собственного, следователь. Только от своего собственного. Видите ли, у каждого из нас, работников со стажем, — свой «скелет в шкафу». Мне не дает покоя скелет Павла Сухова — был такой специалист в области экзоархеологии. Я за ним недоглядел в свое время. Вот мои каналы связи, — Стырный протянул Тому листок с нацарапанной на нем колонкой цифр, — и код базы данных по коллекции господина Вана. Ваш уровень доступа, конечно, вполне достаточен, чтобы ею воспользоваться. Да, еще. Когда вас заинтересует мисс Циньмэй — младшая дочка Цзун Вана, примите во внимание ее хобби — занятия в клубе Мастера Лю. Я бы сказал — в его секте. Удачи вам. Мне пора.
— Еще один вопрос, полковник, вы можете мне что-нибудь сказать о «синдроме кокона»? Это не привлекало вашего внимания?
Полковник молча посмотрел сквозь Тома и захлопнул дверцу салона. С еле слышным, низким рокотом «линкольн» тронулся с места. Том вложил записку Стырного в бумажник и зашагал к порогу «Линчжи».
* * *
Миссис Луюнь приняла не очень желанного гостя вовсе не в офисе, а в наполненной уже вечерними тенями гостиной, по стенам которой были размещены с какой-то педантичной строгостью, в тон обоям, выполненные в древнекитайской манере сепией вертикальные пейзажи. Миниатюр было около дюжины.
Услышав выданную Томом легенду, по которой старшая школьная, а затем университетская подруга ее младшей дочери Марика Карои находится в розыске как свидетель по некоему деликатному делу многолетней давности, миссис Луюнь нервно, зябко поежилась и довольно надолго замолчала, словно забыв о присутствии посетителя. Потом велела принести чаю и, смакуя из пиалы дымящийся напиток, начала долго и вдумчиво рассказывать ему о традициях и истории фирмы «Линчжи». О том, какой вклад в развитие восточной медицины и фармакологии здесь, на Джее в частности, внес ее покойный супруг — «человек, который сам всего добился в этом мире». После этого она задумалась на минуту-другую и со вздохом сожаления сообщила милейшему господину Роббинсу, что не может ни сообщить ему что-либо путное о нынешнем местонахождении госпожи Карои — «как же, такая милая, хрупкая девочка, подвижная очень — помню ее, помню», — ни пригласить для разговора свою дочь — «вы же знаете это нынешнее молодое поколение: они уже не отчитываются перед нами, стариками, куда, так сказать, направляют свои стопы». Да, да, конечно, она вспоминает, что Циньмэй уговорила как-то раз покойного отца внести какую-то… м-м… — миссис Луюнь не помнит, какую именно сумму — в казну какого-то из этих смешных монашеских орденов, которых здесь так много. Нет, никаких претензий к этой девочке в этой связи никто не имеет. Вернула ли она долг? Право, госпожа Луюнь не знает. Разве это существенно?
Нет, черт возьми, это, конечно, не было существенно: ну разве может быть существенным, за какие заслуги девице Карои, чтобы стать послушницей, была выделена сумма, достаточная для безбедного существования здешней среднестатистической семьи в течение пяти-шести лет? Что думает владелица одного из самых авторитетных фармакологических предприятий планеты о недавно зарегистрированном на планете «синдроме кокона»? Нет, госпожа Луюнь ничего не думала об этом редком заболевании. Хотя, конечно, исследовательский отдел «Линчжи» уже активно исследует эту проблему. Отказавшись от третьей чашки зеленого чая и признав в душе, что одна старая стерва другой стоит, Том уже поднялся, чтобы откланяться и покинуть гостеприимную гостиную семейного предприятия. Но в этот момент непрогнозируемое молодое поколение в лице младшей дочери миссис Луюнь нарушило наметившийся благопристойный финал визита федерального следователя в святилище восточной фармакологии.
Циньмэй, которую Том сперва грешным делом принял за угловатого подростка-посыльного, деловито впорхнула в утопающую в сумерках гостиную, развеяв его заблуждение, чмокнула чересчур старую — в бабушки ей подходящую — маму в седины и, окинув оказавшегося в комнате постороннего почти невидящим, рассеянным взглядом раскосых глаз, вознамерилась удалиться по ведущей на верхние этажи лесенке.
Том, громко и значительно кашлянув, успел остановить такое развитие событий. Миссис Луюнь, преодолев мгновенно возникшую мигрень, сообщила Циньмэй, что господин из… э-э… Метрополии хотел бы побеседовать с ней относительно этой милой девочки. Ну, помнишь, ты с ней дружила в школе. Потом она поступила в университет. Карои, кажется, ее фамилия. Года на три старше тебя. Садитесь, садитесь, господин Роббинс. И ты, Циньмэй, тоже присядь. Не будете же вы разговаривать, стоя столбами?
— Не на три — на все шесть, ма, — охотно отозвалась дочь, уже внимательнее приглядываясь к чуть консервативно, но в то же время франтовато одетому визитеру. — Но давно уже ее не видела, ма. И я опаздываю к Лю. И потом, мне надо навестить Иннинь: там что-то случилось с ее братом.
«Странные они были подруги, — подумал Том. — Студентка-заочница последних курсов столичного университета, брошенная родителями, живущая на иждивении тетки, подрабатывающая в археологических партиях, которые ковыряли сухую степь где-то в окрестностях ее родного Вестуича, и школьница столичной привилегированной гимназии, дочь состоятельных родителей. Шесть лет разницы. Странная бывает дружба…»
Он понял, что Циньмэй, как и все азиаты, выглядит много моложе своего возраста, почти ребенком. Необычное сочетание изысканно-точеной линии тонкой шеи, гордой посадки головы — явно от матери, аристократки бог весть в каком поколении, — и чуть тяжеловатого подбородка, острых скул, плебейского грубого загара, неуловимая тень врожденной хитрости во взгляде — это от отца, «который сам всего добился в этом мире». Нехорошо, однако, заглядываться на девушек, которым собираешься задать пару неприятных вопросов.
«Тьфу, наваждение, — не давала ему покоя навязчивая мысль. — Что-то не так здесь. Кроме черт лица и экзотического разреза глаз — что-то не так».
— Я не задержу вас надолго. Скажите, мисс, — уверенно начал Том, — как получилось, что ваш… м-м… покойный папа, не задумываясь, внес довольно солидную сумму в качестве взноса в казну ордена Кунта-ин-Шая, необходимого для принятия в Подготовительную общину вашей подруги, о которой мы только что говорили? Это был заем или… э-э… безвозмездное пожертвование?
— Почему вы думаете, что отец сделал это не задумываясь? — недоуменно пожала плечами Циньмэй. — Я его с трудом уломала тогда. Надо было спасать Марику.
— Вот как? Для нее так жизненно важно было пойти в монахини? — чуть удивленно осведомился Том. — И именно в монастырь Кунта-ин-Шая?
— Она не признавала другой веры, кроме пестрой. Никогда, сколько я ее помню. Хотя, конечно, не принимала ее всерьез.
— Пеструю веру никто не принимает всерьез, — произнес общепринятую истину Роббинс. — Так почему же…
— Потому что у нее все остальное было слишком уж всерьез. Не в том смысле, что ей угрожало что-нибудь… официальное. Нет, это чисто внутреннее у нее было. В чем-то она себя винила все время. Вы, наверное, лучше меня знаете, что у Марики были крупные неприятности.
— Понимаю — травма. Но я-то полагаю, что, наоборот, — осторожно предположил Том, — с вами, как со своей подругой, она поделилась.
— Я ей скорее младшей сестрой была, чем подругой, — как-то не по-женски резко прервала его Циньмэй. — И делиться своими переживаниями она никогда ни с кем не любила, мистер.
— И… потом ваши отношения каким-то образом прервались. Мисс Карои не вернула вам эти деньги? — поинтересовался Том, решив, что не мешает порой и дурачком прикинуться в таком обществе.
Казалось, он задал вопрос, поставивший девушку в тупик. Что-то не так было в ней. Только вот — что?
— Деньги? — Казалось, она впервые задумалась над этой стороной вопроса. — Да, пожалуй, вернула. Она стала хорошо зарабатывать, когда ушла из монастыря.
— Ей там не понравилось? Или просто она, так сказать, оправилась от своей травмы?
— Да скорее нет. — Циньмэй рассеянно смотрела куда-то в пространство и, похоже, скорее решала что-то для себя, чем отвечала докучливому следователю. — Наоборот. Она совсем сломалась. До конца.
— Ну что ж, в таких случаях люди иногда начинают хорошо зарабатывать. Бывает, — признал Том. — Так почему же все-таки вы перестали общаться с… э-э… Марикой?
— Да как-то все само собой сошло на нет, — с налетом грусти ответила Циньмэй. — Мы перестали быть друг другу интересны. И потом, у Марики бзик такой остался. Будто у нее дурной глаз. Словно всех, кто с ней близок, преследует рок. Беда. Поэтому она ни с кем и не сходилась особенно. Часто переезжала. И никогда не сообщала нового адреса. Если это вас интересует.
— Вы это воспринимали всерьез?
Девушка снова пожала плечами:
— Мастер Лю говорит, что у каждого — своя аура.
Том не стал интересоваться взглядами Мастера Лю на ауру Марики Карои и, наконец поднявшись со стула, откланялся. В этой игре козырей у него не было, и с развитием беседы можно было повременить. К тому же с непредсказуемой, чем-то симпатичной ему в общем-то Циньмэй поговорить начистоту лучше, допустим, за столиком кафе, чем под отрешенно бдительным взором госпожи Луюнь.
Только усевшись за руль и поворачивая ключ зажигания, Том вдруг сообразил, словно о невидимый пенек споткнувшись, что именно было «не так» в минувшей сцене: на загорелой, точеной шейке Циньмэй болталась, прячась под майкой, цепочка. Странная такая цепочка — он только в одном месте видел такую. Совсем недавно. Нет, Господь не подкидывает таких подарков вот так запросто. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Хотя ради того, чтобы ближе познакомиться с Циньмэй, Том был не прочь заглянуть и в это приспособление.
«Нехорошо в служебное время засматриваться на девочек, — еще раз сказал себе Том. — Но иногда — полезно для дела». Еще он подумал, что встречи с четвертой старой стервой он сегодня не выдержит, поэтому отложил посещение матери девицы Карои в ее монастырском уединении на потом и тихо тронул машину по Мэйн-стрит. В каждом городе Джея была своя Мэйн-стрит. С этим следовало просто смириться.
Но все же, ей-богу, только в такой дыре, как бывшая Колония Джей, главную улицу столицы могли назвать так по-деревенски. Лагодо был и оставался всего лишь раздавшимся вширь провинциальным городишкой, а его немногочисленные правительственные резиденции — всего лишь прифрантившимися плантаторскими особняками. Суждено ли сему городу стать типовым мегаполисом Федерации, существенным образом зависело от той миссии, которую не спеша выполнял здесь Томас Лэмберт Роббинс.
«Господи, чем таким они здесь все-таки управляют? — спросил Бога Том, минуя торжественно-мраморное, „почти как настоящее“, здание Совета Министров. — Здесь же все идет само по себе. Протекает, точнее сказать. Только Драконы выходят иногда из скал».
* * *
Штаб-квартира Корпорации магов и темных ремесел располагалась заодно с разношерстной дюжиной других офисов в одном из редких для Джея стереотипных билдингов типа «Манхэттен Олд — 400», которые вездесущая «Стоунбридж инкорпорэйтед» понастроила по всей Периферии, как знак торжества ремесла над Искусством — в архитектуре по крайней мере. Размахнулись маги на целый этаж.
Офис был безлюден и скучен. Каббалистических знаков на стенах не было заметно, нигде не курились колдовские зелья в плошках жертвенных треножников, да и самих треножников, видно, здесь не держали. Том уверенно прошел по несложному лабиринту мимо клетушек-кабинетов, в которых тихо шуршали принтеры и болтали на вполне мирские темы невидимые за матовыми стеклами клерки — тоже, видно, не из разряда упырей и ведьм, и уверенно вошел в кабинет, украшенный табличкой «А. Баум. Президент». В смысле — председатель, конечно. За дверью, спиной к нему, сутулая, строго одетая седая карга нервно добивалась от компьютера чего-то, надо полагать, совершенно невозможного.
— Не могу ли я записаться на прием к господину Бауму? — кашлянув, поинтересовался Том как можно более деликатно, демонстрируя свой служебный жетон-идентификатор.
— Госпожа Анджела Баум — к вашим услугам, мистер, — произнесла в пространство перед собой старая дама и повернулась к посетителю.
«Господь любит Троицу, — определил для себя Том, — и с этой дурной привычкой Старого Джентльмена, видно, уж ничего не поделаешь. Три старые стервы в день — значит, три. И ни одной меньше. Но за что же все-таки четвертая? Я на это не подписывался. Господи».
* * *
Список прорицательниц и гадалок, исправно платящих взносы Корпорации и пополнивших ее ряды за последние пять лет, вместе с адресами и номерами каналов связи, подписанный ответственными лицами высоких оккультных званий и заверенный Большой и Малой печатями, занимал четыре страницы убористого текста. Еще столько же места занимал список злостных браконьеров и неплательщиц в те же годы. Последних Корпорация предоставила на растерзание органам следствия с особым удовольствием. Единственное, чего не содержали столь полные списки, так это настоящих имен и вообще каких-либо биографических сведений о поименованных в них особах. Прошлым своих членов корпорация принципиально не интересовалась и такого рода сведений о них не предоставляла даже Господу Богу.
Списки Том прочитал с максимальным вниманием. Ни ума, ни счастья они ему не прибавили. Бывшая сестра Марика могла с равным успехом оказаться Марией Дэви Двадцать Девятой, практикующей здесь же, за углом, или Огненной Лисицей Дэ, прорицающей удачу и напасти поморам у черта на куличках, на Мерзлых островах. В жизни бы он не подумал, что малочисленный, лишь по берегам океанов населенный Джей может прокормить такую чертову уйму жулья. И это только особей женского пола одной такой вот разновидности, относительно недавно прибившихся к этой кормушке. О приметах девицы Карои госпожа Баум сердечно посоветовала Тому Роббинсу поинтересоваться у наставников-рекомендателей, которые проводят первичное посвящение в корпорацию и рекомендуют своих подопечных для ритуала принятия Клятвы Крови. «Мы здесь только утверждаем решения президиума — постановлениями общего собрания. Бюрократическая рутина, знаете ли». О том же, кто, однако, имел честь быть тем самым наставником-рекомендателем того или иного кандидата, легко узнать у него самого. У того или иного кандидата. Крут замкнулся. Жаргон Управления определял такое вот времяпрепровождение своих сотрудников, которое выпало Тому наблюдать в стенах штаб-квартиры преславной корпорации, как «типичное сепуление по Лему». При мысли о том, что с «до конца сломавшейся» девицей Карои могло произойти и что-нибудь вроде изменения присущего ей пола хирургическим путем, не говоря уже о простейшем камуфляже, вроде накладной бороды и мужского псевдонима, Томаса Роббинса даже чуть замутило.
«Распугиваю дичь — вот что делаю сегодня с утра, — сказал себе Том. — Распугиваю дичь, как глупая дворняга на бестолковой охоте. Сейчас все родственники и друзья девицы Карои висят на телефонах и трубят друг другу в уши о том, что „девочкой занялись легавые“. Ну что ж, это — тоже результат. Можно, конечно, сказать, что я „бросаю камушки в кусты“ — так это будет звучать приятнее. Но суть — одна. Пора ходить с козырных — благо козырь-то у меня всего один».
Он навел справки по блоку связи, проехал пару кварталов по Второй Поперечной, потом свернул направо, еще раз направо и остановился метрах в двухстах от невыразительных ворот здания, переборудованного, видно, из бывшего ангара. Ей-богу, наследница капиталов фирмы «Линчжи» могла бы посещать гораздо более фешенебельное место проведения досуга. Вывеска, еще более невыразительная, чем сами ворота, гласила: «Мастер Лю. Боевые искусства Древних Империй».
* * *
В принципе Том мог просто воспользоваться блоком связи, но не хотелось привлекать неизбежного в таких случаях внимания третьих лиц. Кто-то поднимет трубку, кто-то пойдет вызывать Циньмэй из спортзала. Лучше подождать до конца тренировки, или как там это у Мастера Лю называется, и от нечего делать подумать немного о положении дел.
Этому мешали разные мелочи, вроде чисто детского интереса к тому, как, собственно, осуществляется обучение искусству боя, которым владели существа, чьи анатомия и физиология были известны ученому миру весьма приблизительно. О психологии и речи нет. Впрочем, точные знания типам, наподобие достославного мастера Лю, видно, заменяли эзотерические сочинения по всем перечисленным и по многим другим вопросам. Макулатуре этой несть числа даже в Метрополии, а здесь, на месте действия, даже страшно подумать об их изобилии.
Еще Том подумал о том, что «Джейтест» — это, наверное, как говорят статистики, «дискриминирующий фактор». Люди для него не равны. Любящих боевые искусства он вроде как-то привечает.
Он много еще о чем успел подумать, сидя за рулем своего прокатного «опель-карата», и даже начал потихоньку нервничать: уж не упустил ли он, часом, непредсказуемую Циньмэй. Сказала мамаше, что к Мастеру опаздывает, а сама — ну, скажем… Тут Том задумался, обычно ему неплохо удавалось интуитивно прогнозировать поступки людей, едва только им увиденных, иногда даже по фото. Циньмэй была не тем человеком. Тому в равной степени было трудно представить этот экзотический экземпляр своей «коллекции» как на великосветском рауте или, скажем, в седле — верхом на чем-нибудь чистопородном, из Метрополии вывезенном, так и в подпольном притоне наркоты — там тоже часто можно встретить народ голубых кровей. Возможно, Циньмэй родилась не там и не тогда. И не дело федерального следователя гадать о том, где эти «там» и «тогда», которые бывают впору странным девицам из высшего общества. А вот и она сама — перебросив спортивную сумку через плечо, чуть устало, размашистым шагом идет домой усердная ученица Мастера Лю. Все-таки Тому удалось не проворонить ее.
— Циньмэй! — тихо окликнул он. — Циньмэй!
* * *
— Я не займу у вас много времени, — как можно более успокаивающим тоном заверил он девушку. — Скорее уж наоборот — подброшу домой, если вы не возражаете.
— Нам не по дороге. Я иду вовсе не домой. — Черные непроницаемые глаза наследницы третьей доли капиталов «Линчжи» не выражали ровным счетом ничего.
Или выражали что-то, достигшее той степени, когда это что-то — ярость, страх, любовь или иное безумие — становится уже невоспринимаемым в будний день на пыльной окраинной улице города Лагодо. Собеседником, приехавшим по казенной надобности.
— Нам все-таки, мисс, по дороге. Куда вас довезти, если не секрет? Разговор наш не терпит отлагательств.
— Поезжайте прямо, — все так же неопределенно, с хорошей дикцией и легким акцентом — в семье Цзун Вана говорили на языке далекой родины — и без какого-либо выражения ответила Циньмэй и, открыв заднюю левую дверцу кара, устроилась на «генеральском месте».
— Собственно, у меня даже не вопрос к вам, мисс, — сообщил Том, трогая машину. — Просьба. Нам с вами есть о чем поговорить с одним человеком — с профессором Кайлом Васецки.
— О чем? — Циньмэй смотрела только на дорогу.
— Об амулетах Империи Зу. О тех амулетах, на которых Белый Знак. И о том, что бывает, когда люди с такими амулетами на плечах переставляют кубики в одной головоломке.
Воцарилось молчание.
— Кайл Васецки, — произнесла Циньмэй. — Он здесь — в Лагодо?
— Боюсь, что нам придется съездить к нему в гости. в Вестуич. Это не так далеко. — Том помолчал, тоже разглядывая дорогу. Потом добавил: — И будет лучше, если вы захватите с собой ту… коробку. Каменную. «Джейтест».
Последовала пауза. Которая могла закончиться всем, чем угодно, — например, просто ударом ребром ладони по его, Тома, шее. Ну к этому он, допустим, был готов. «Хуже, если в дело пойдут боевые умения Воинов Зу», — подумал он.
Циньмэй молчала минуты полторы.
— За коробкой придется заехать. К Иннинь, моей подруге. Это в другую сторону.
— Вы говорили, кажется, что с ее братом… С братом госпожи Иннинь что-то произошло? — припомнил Том.
— У вас прямо магнитофон в черепушке, — констатировала девушка. — У Иннинь брат и вправду заболел: у него «синдром кокона».
