Глава 7
Ученица
Сегодня мы не работали. И вчера тоже. Можно было просто спать, не выискивая в закоулках подсознания чудовищ и не придумывая образы поэффектнее для желающих виртуальных путешествий. Вот так и начинаешь ценить обычный, заурядный сон, не приносящий никому пользы.
Хэл неторопливо, с наслаждением готовилась к походу в кровать. Долго сидела в ванной, и сквозь плеск воды я слышал, как она напевает «Лабиринт» и барабанит зубной щеткой по флаконам и полочкам. Затем она тщательно выбирала «пижаму» из моих старых рубашек и наконец улеглась. Вытянулась на своей кровати, блаженно вздохнула и попросила абсолютно умиротворенным голосом:
— Можно меня сегодня не пристегивать? Я хочу просто отключиться, ничего не видеть, не слышать, не делать.
— Ладно, — отозвался я после короткой паузы. — Тогда сегодня никаких снов.
— Отлично, — пробормотала она, утыкаясь носом в подушку, и ровно засопела.
Я закрыл глаза, погружаясь в приятную темноту. Она мягко покачивала меня, убаюкивая. Уже почти совсем унесла в черные глубины сна, как вдруг тишину, колышущуюся вокруг, разорвал сдавленный вопль. Я резко сел на кровати, словно подброшенный пружиной. Хэлена металась по постели, дыша часто, со всхлипами, и не могла вырваться из кошмара, захватившего ее.
— Хэл! — Я наклонился над ней, схватил за плечи. — Просыпайся! Слышишь? Проснись!
Она вздрогнула и открыла глаза. Абсолютно черные, безумные. Ресницы намокли от слез, а лицо лоснилось мелкими бисеринами пота.
— Мэтт! — воскликнула ученица и вцепилась в меня обеими руками. — Как страшно… боги, как же мне страшно…
Я перебрался к ней на кровать, крепко обнял, прижал к себе, чувствуя, что она вся мокрая от испарины.
— Тихо… тихо… все хорошо. Это сон. Просто сон. Успокойся.
Она дрожала с ног до головы, и я мягко укачивал ее, как испуганного ребенка.
— Это ужасно, — шептала Хэл, прижимаясь лбом к моей шее и стискивая ткань рубашки на моем плече. — Я еще никогда не видела ничего страшнее…
— Что тебе приснилось?
— Здание. Четыре этажа. Подвал, чердак. Три крыла. Все окна и двери закрыты. Ни одного выхода. Все люди заперты. И он ловит их.
— Кто? — как можно мягче спросил я.
Девушка напряглась и вырвалась из моих объятий.
— Мне надо позвонить.
— Хэл. Четыре утра.
— Не важно.
Она перебралась через меня, зашарила на столе, схватила свой коммуникатор, полистала адресную книгу и нашла нужный номер. Ей не отвечали довольно долго, а когда наконец отозвались, Хэл стремительно выпрямилась на кровати и выпалила, не удосужившись извиниться за поздний, вернее, ранний звонок:
— У вас там все в порядке?
Динамик ее телефона был очень чутким, и до меня долетел сонный женский голос, повторивший ту же фразу, которую я сказал ей только что:
— Хэл, сейчас четыре утра…
— Но у вас все в порядке? — продолжала нервно настаивать девушка.
Видимо, на той стороне поняли — она не отстанет, и предпочли отвечать честно.
— Да, конечно…
— А у бабушки?
— И у бабушки тоже, — вздохнула или зевнула женщина.
— Точно? Ничего не случилось?
— Хэл, ничего не произошло, не происходит и не будет происходить. Абсолютно точно.
— Ну ладно, — немного успокоилась ученица. — Я перезвоню утром.
— Сделай одолжение, — улыбнулась ее собеседница и отсоединилась.
Хэлена погасила экран телефона и посмотрела на меня с растерянностью заблудившегося ребенка.
— Хочешь чаю? — спросил я, понимая, что она не сможет уснуть.
Она кивнула.
Через несколько минут мы сидели на кухне. Девушка, завернувшись в плед, грела ладони о горячую чашку. Поднимающийся над ней пар источал запах мяты.
— Теперь рассказывай.
— Там был человек, — произнесла она с неохотой, — похож на человека… высокий, бледный, как земляной червяк.
Я хотел уточнить, что черви обычно красные, но не стал перебивать.
— Его лицо обычное… но глаза. Как тухлая рыба. — Хэл передернуло от омерзения. — Гнилые, гноящиеся… а в радужке несколько зрачков. Один в середине, остальные по кругу. Словно осклизлая, протухшая икра.
Она торопливо отпила чаю, обожглась, порывисто вздохнула.
— Это… существо двигалось по коридорам здания, ловило людей и… ело. Никто не мог убежать. Я была там, и мои друзья, и родители. Я все пыталась спасти их. Но эта тварь была очень быстрой. Никогда невозможно понять, где она окажется. Он шел по коридору, и его руки вытягивались от стены до стены, царапая когтями по камню. Этот звук до сих пор у меня в голове. А еще крики людей…
Ученица посмотрела на меня с отчаянной надеждой.
— Мэтт, это ведь просто сон? Он ничего не значит?
— Все сны что-то значат, Хэл. — Я протянул руку и сжал ее ладонь, успокаивая, заставляя сосредоточиться. — Как говорил Феликс — у каждого сновидящего свой Фобетор.
— Кто?
— Переводится как «пугающий». Это нечто вроде предупреждения, сигнала о грозящей опасности. Совокупность признаков, расшифровав которые можно избежать беды.
— Значит, мне приснился провидческий сон? — Она нахмурилась, плотнее заворачиваясь в плед. — Но я же не оракул.
— Все сновидящие обладают слабым даром предвидения.
Сейчас мне вновь пришлось исказить действительность. Кроме предсказателей подобным даром обладали только некоторые дэймосы. Очень нестабильным. Он мог проявиться, а затем исчезнуть на долгие годы, мог тлеть едва заметно. Но иногда вспыхивал вот так, ярко и пугающе.
— А теперь сосредоточься и ответь на мои вопросы.
Хэл кивнула, выпрямляясь на стуле, готовая вспоминать и анализировать недавний сон.
— Ты была участницей происходящих событий или наблюдала со стороны?
— Участницей. И знала, что меня тоже могут убить.
— Это существо выделяло тебя среди других?
— Нет… не знаю… оно охотилось на всех. Но один раз посмотрело на меня так… с усмешкой. Словно специально устраивало все для меня.
— Твои друзья остались живы?
— Из пятерых один ранен. Второй пропал… мы потеряли его, когда бежали. Слушай, Мэтт, может мне позвонить им тоже? Спросить, все ли у них хорошо?
Она начала приподниматься, но я жестом велел ей сесть обратно.
— Ты видела не настоящее, а будущее. В данный момент ничего не происходит. Твой Фобетор, пожирающий людей, — классический символ Хроноса, всепоглощающего времени. Тебе показали, что это время у тебя еще есть. Но беда случится со всеми.
— Что же мне делать?
— Ты можешь отправить им сообщения, предупредив. Но скорее всего тебя не послушают.
— Они знают, что я сновидящая, — возразила Хэл. — Я уже им все рассказала. Поэтому поверят.
Кто бы мог подумать, что у моей ученицы такая активная социальная жизнь. Я даже не замечал этого.
— Но ты не знаешь, от чего конкретно их оберегать. От какой беды. Опасность может подстерегать дома, в гимназии или на улице.
— Так что мне делать?! — воскликнула она.
— Когда первый рейс «Нота»?
— В пять тридцать, — ответила Хэл не задумываясь и тут же изумилась: — Ты хочешь поехать ко мне домой?
— Хочу разобраться, что происходит.
— А мы можем попросить Герарда о помощи? Он же настоящий оракул.
— Для работы ему нужна вещь, которую пациент держал в момент мощного эмоционального всплеска. У тебя есть пять таких?
— Нет, — вздохнула она.
— Тогда собирайся, надо успеть на экспресс.
В этот ранний час «Нот» был почти пустым. Кроме нас в вагоне места заняли лишь двое молодых мужчин в деловых костюмах. Негромко переговариваясь, они открыли ноутбуки и погрузились в работу.
Мы с Хэл сели в начале салона. Она — в кресло у окна, сбросив ботинки, по привычке забралась с ногами на сиденье. Нервничала, хотя старалась не показывать этого.
— Значит, твои родители и друзья знают, чем ты занимаешься?
— Да, я им рассказала, — ответила девушка, рассеянно глядя в окно на проносящиеся мимо пейзажи.
— Они в курсе, где ты живешь?
— Конкретный адрес я не сообщала. Но примерный ареал обитания обрисовала.
Я смотрел на ее профиль и думал, что сейчас она как никогда напоминает мне одну из девушек, которые в древности участвовали в играх с быками. Таврокатапсия, кажется, так они назывались. Смертельно опасный прыжок через голову свирепого животного, над его острыми рогами. Хэл вела свою игру, только эта была гораздо опаснее.
— Слушай, Мэтт, — сказала она, ничего не зная о моих размышлениях. — Почему мой Фобетор, как ты его называешь, выглядел так мерзко? Эти глаза…
Явно чтобы отвлечься от беспокойства, она решила засыпать меня вопросами.
— Не знаю, Хэл.
— Могли бы прислать милого пони или котика.
— Тебе важна форма или содержание?
— Мне важно не просыпаться с воплями ужаса. Он так и будет теперь являться мне в случае опасности?
— Скорее всего.
— Чудесно. А кто предупреждает тебя?
— Никто. Я вижу надписи.
Она фыркнула возмущенно от очередной несправедливости.
— Надо было спать в связке с тобой. Зря я потребовала независимости в эту ночь.
— Нет. Моя сила подавляет твою. Ты бы не увидела этот сон.
Ученица кивнула, примиряясь с неизбежностью явлений своего кошмара, вытащила коммуникатор из кармана куртки и принялась набирать сообщения для друзей. Причем, как я заметил, тексты были разными, она не отправила один и тот же всем.
— Сегодня они собираются у Криза, — сказала Хэл, не поднимая взгляда от экрана. — Раньше встречались бы у меня, но теперь место тусовки поменялось… Слушай, — она встревоженно повернулась ко мне, — в том сне мы все были вместе. Может, велеть им сидеть по домам?
— А может быть, тебе не нужно видеться с ними. Что, если причина их бед — твое появление?
Девушка со вздохом отвернулась к окну. Однозначного ответа на вопросы о будущем у нее тоже не было.
На следующей остановке в вагон вошли несколько старших школьников. Они выглядели невыспавшимися и слегка помятыми. Судя по лавровым венкам, оставшимся на головах двух девушек, и внушительному молоту за поясом одного из парней — компания возвращалась после экскурсии по «Этномиру» — грандиозному учебно-развлекательному комплексу, выстроенному не так давно как раз неподалеку от этой станции.
За оставшиеся полчаса пути Хэл дала мне краткое и четкое описание своих друзей, — и мы, наконец, были на месте. «Нот» остановился в огромном парке. Платформа оказалась вплавлена в склон небольшого холма — и пассажиры выходили прямо в пещеру, вырубленную в скале. Стены здесь искрились сколами серого камня, цифры на электронном табло были похожи на сотни светлячков, забравшихся на гладкую гранитную плиту. Пол немного шероховатый, цвета старого мха. Киоск по выдаче напитков маскировался под белый сталагмит.
— Никогда не был здесь? — спросила Хэл, наблюдая за тем, как я с любопытством оглядываюсь по сторонам.
— Нет.
— Дальше еще забавнее.
Мы поднялись наверх по широкой лестнице с причудливыми перилами в виде переплетенных корней и очутились в парке. Широкие дороги пересекали поляны и небольшие рощи. Недавно прошел дождь, и по мокрой изумрудно-зеленой траве гуляли дикие гуси, абсолютно не боящиеся прохожих.
Над деревьями возвышались пять зданий. Издали они напоминали гигантские зонтичные растения — основание в виде колонны и расширяющаяся плоская крона.
— Вон в том, крайнем грибе — моя квартира, — довольно равнодушно произнесла Хэл.
— Впечатляет.
— Особенно по ночам, когда все высотки начинают светиться синим. Можно доехать на Неотрайке, видишь, справа зонтик — остановка. А можно пешком.
— Еще рано, прогуляемся.
Мимо нас бесшумно прокатил длинный электромобиль темно-зеленого цвета, затормозил возле конструкции, больше напоминающей искусно вылитый из стекла гигантский лист растения манжетки. Но не дождался пассажиров и поехал дальше.
— Интересная архитектура, — заметил я, шагая рядом с девушкой, время от времени поглядывающей на экран коммуникатора.
— Там в глубине парка есть рукотворный грот, храм и несколько фонтанов. Ты, наверное, видел фото — колонны как стебли растений, крыша не ровная, а волнистая, лестница словно завиток раковины. Красиво, хотя и странно. Эти дома, — Хэл указала взглядом на здания, возвышающиеся над парком, — завершение того же проекта. Экосистема, максимально приближенная к природному ландшафту.
Через несколько минут мы входили в первое удивительное строение. И внутри оно оказалось не менее оригинальным, чем снаружи. Здесь не было ни одного острого угла и ни одной прямой линии. Только сглаженные поверхности, спирали, круги и эллипсы.
— Все дома названы именами гамадриад. Этот — Крания, — продолжила Хэл, ведя меня по холлу, напоминающему половину зеленоватого овала, поверхность которого была испещрена глубокими узкими нишами, и в них мягко светились лампы.
Заметила мой заинтересованно-недоумевающий взгляд и пояснила:
— Холл выполнен в виде инфузории. Мы внутри одноклеточного организма, — усмехнулась, видимо, озадаченный вид гостя ее позабавил, и добавила: — Дома строились для микробиологов. И кое-кто из них принимал участие в дизайне. Корпорация «Эндимион». Слышал?
Конечно, кто же из нас не слышал об этой мощнейшей организации. Главном производителе систем омоложения, лекарств, высококачественных пищевых добавок и программ генной инженерии.
Я с новым интересом посмотрел на Хэл.
— Твои родители микробиологи?
— Нет, не совсем, — ответила она сухо и тут же сменила тему. — У нас еще ничего, а вот в доме Мореи холл в виде вируса гриппа. То еще зрелище, и светильники — стеклянные простейшие рода плазмодиум — возбудители малярии. Слегка медуз напоминают.
— Интересный выбор.
— Считают, что врага, даже невидимого глазу и побежденного, надо знать в лицо, — со значением отозвалась ученица.
Мне была близка эта позиция. И я бы тоже не отказался от четких портретов своих недоброжелателей. Но мои враги, к сожалению, были бесформенными кошмарами или неуловимыми дэймосами, а не болезнетворными вирусами, которых уже давно обуздали и пленили.
Квартира Хэл располагалась на третьем этаже. Окна должны выходить в парк. Девушка нажала на кнопку звонка, напоминающего каплю. Не удивлюсь, если он тоже изображал какой-нибудь микроорганизм.
Дверь распахнули тут же. Я увидел юношу примерно одного возраста с моей ученицей. Растрепанного, светловолосого, в спортивном костюме и одном кроссовке. На шее болтались наушники. Видимо, только что вернулся с пробежки.
За его спиной тянулся длинный белый коридор с нишами под потолком, из которых сочился мягкий золотистый свет.
— О, Хэл! А мы ждали тебя только к десяти! — воскликнул он радостно и полез обниматься.
А я видел, что, несмотря на свою тревогу, девушка тоже очень рада его видеть. Впрочем, она только на миг крепко обхватила его за плечи и тут же отстранилась, кивком велела мне входить и строго сказала парню, закрывая дверь:
— Я же просила никуда не выходить. Сидеть дома.
— Ну я и вернулся, как только получил твое сообщение, — ответил тот беспечно и с дружелюбным любопытством уставился на меня.
— Мой брат — Эррикос, — сказала Хэлена. — А это Мэтт. Мой учитель.
— Тот самый? Целитель? — Юноша пожал мне руку.
У него были удивительные глаза. Левый зеленый, правый светло-ореховый. Редчайший случай полной гетерохромии радужной оболочки. Из-за этого казалось, что его взгляд слегка рассеян.
— Да, целитель, — ответил я.
— Мы, если честно, были в шоке, когда узнали про Хэл, — сказал он. — Кто бы мог подумать, что у нее откроются такие способности!
— Рик, родители дома? — перебила его девушка.
— Да. Еще спят. Они же после дежурства.
— Отлично. Тогда им пока точно ничего не грозит.
— Слушай, эти твои предупреждения… — Брат моей ученицы покачал головой.
— Идем ко мне, — велела Хэл, — там поговорим.
— Да, я сейчас. — Он торопливо сбросил кроссовок, сунул спортивную обувь в шкаф, хитро замаскированный в стене, и быстро ушел.
Длинный коридор разветвлялся новыми проходами, напоминая то ли прожилки листа, то ли кровеносную систему. По моим беглым наблюдениям, в этой квартире было не меньше семи помещений, а комната девушки располагалась довольно далеко от входа.
— Хорошо устраивать шумные вечеринки, — сказала Хэлена, пропуская меня внутрь и закрывая дверь. Из мебели здесь была только круглая кровать под белым покрывалом, штук шесть таких же круглых сливочных пуфиков и причудливый изогнутый стол, повторяющий форму светло-кремовой стены и как будто слитый с ней. Окно без занавесей, как я и думал, выходило прямо в парк. И казалось овальной рамой, наполненной насыщенным зеленым светом.
— После твоего дома выглядит довольно странно, правда? — спросила девушка, осматривая свое жилище с таким видом, словно не веря, что действительно жила здесь.
— Ты тоже должна была стать микробиологом?
— Да, — нехотя ответила Хэл, помедлила и добавила: — Мать и отец Рика — мои вторые родители. Мои первые погибли, когда я была еще совсем маленькой. Как мне сказали, они работали на границе Полиса. Что-то связанное со средствами слежения… охраной. Не знаю точно.
Я видел, ей тяжелы эти объяснения, и попытался слегка поддержать.
— Значит, ты в очень надежной и крепкой семье.
— Почти все мои друзья из таких, — улыбнулась она.
Кто бы мог подумать, что Хэл выросла в одной из семей, которые являются в нашем обществе самыми социально-стабильными и обеспеченными. Две пары, объединившись, чтобы вместе вести хозяйство, растить детей, путешествовать, соединяют капиталы — и их общий доход в несколько раз превышает доходы обычной пары. Их дети не являются биологическими родственники по крови, но считаются братьями и сестрами. Если кто-то из родителей погибает, как в случае Хэлены, усыновление происходит автоматически — и они не остаются в одиночестве и не попадают в социальные приюты, в одном из которых рос я…
Дверь в комнату распахнулась и вошел Рик, сменивший спортивный костюм на черные джинсы и серую футболку. Его левый глаз, оттененный цветом ткани, стал еще более ярким, а правый как будто потемнел.
— Принес? — спросила Хэл.
Он кивнул, протянул ей маленький полотняный мешочек и отрапортовал:
— Здесь флешка отца, пуговица мамы и фишка из моей игры.
— Отлично. — Девушка сжала свои трофеи в кулаке. — Теперь идем к Кризу.
Ее друг жил в соседнем доме под названием Эгера. Холл и все этажи здесь стилизованы под открытый космос со спиралями галактик, звездными скоплениями и багровыми туманностями. Фантастическое зрелище. Я понимал аналогии дизайнеров, создавших подобное великолепие. Микрокосм и макрокосм. Вселенная в капле воды, видимая лишь под микроскопом, и безграничный мир вокруг нашей планеты. Отражение друг друга.
Прозрачная кабина лифта, подсвеченная желтым светом, вознесла нас на предпоследний этаж. В широком коридоре по полу и стенам вольно раскинулись кольца Сатурна, над одним из них я разглядел колесницу Гелиоса, мчащуюся сверкающей кометой в черноте космоса.
Хэл первой подошла к двери, контуры которой угадывались лишь по тонкому светящемуся ободу. Позвонила. И спустя несколько секунд створка, слитая со стеной, бесшумно распахнулась.
— А вот и наша сновидящая! — воскликнул парень, открывший нам. — Ну, ты нас порядком так напугала.
Друг Хэл улыбался, и я бы не сказал, что он выглядел особо испуганным. Я окинул его быстрым взглядом, сверяясь с описанием, которое дала ученица. Три золотых кольца в ухе, на шее цепочка с амулетом в виде навесного замка, короткие волосы оттенка спелой кукурузы, светлая кожа, и при этом темно-серые глаза с вкраплениями желтых искорок вокруг зрачка. Тот самый Криз — у которого теперь собирались друзья Хэл.
Он впустил нас, пожал руку Рику и произнес уже серьезно:
— Собрал всех, как ты просила. Адраса еле удалось выдернуть прямо с работы. У них там посевы каких-то бактерий то ли взошли, то ли заколосились… в общем, все серьезно. А Марк предупредил, что не может задержаться надолго — у него сегодня совещание.
Девушка кивнула и представила меня:
— Это Мэтт. Мой учитель. И мы не дернули бы вас, если бы все действительно не было так серьезно.
Криз пожал мне руку, одновременно цепко рассматривая мое лицо.
— У тебя интересная внешность. Не против, если я напишу твой портрет как-нибудь?
— Он художник, — пояснил брат Хэл и первым направился к кованой винтовой лестнице, ведущей на второй этаж.
— Как только разберемся с нашими проблемами, — пообещал я.
— Если разберемся, — очень тихо сказала ученица.
Следуя за хозяином, мы поднялись на крышу. Часть ее закрывал стеклянный купол, образуя нечто вроде беседки. Здесь стоял плазменный обогреватель в виде металлической колонны, вокруг него на широких скамьях с коваными ножками, среди подушек расположились гости Криза. На остальном, открытом пространстве росли кусты и небольшие деревья. Создавалось впечатление, будто мы снова оказались в парке.
Увидев Хэл, присутствующие радостно приветствовали ее. Все были искренне рады видеть девушку и, похоже, действительно по ней скучали. Пока они обнимали ее и кратко сообщали новости, я наблюдал за ними.
Молодой мужчина в темно-сером деловом костюме, отложивший закрытый планшет, показался мне смутно знакомым. Я уже где-то видел его худое, загорелое лицо с бледно-голубыми глазами.
Атлетически сложенный юноша пытался поднять мою ученицу, чтобы проверить, как он заявил, правда ли она так сильно похудела за своими занятиями сновидением, как ему кажется. В нем было нечто ярко-эмоциональное, неукротимый источник энергии и веселья.
Высокая кудрявая девушка весело улыбалась, глядя на все происходящее. А ее осунувшееся лицо с тенями под глазами говорило о сильном, давно не проходящем утомлении.
Наконец Хэл отпустили и обратили более пристальное внимание на меня.
Мужчина в костюме подошел, чтобы пожать мне руку, и представился:
— Маркос. Можно просто Марк.
— Аметил. Можно просто Мэтт, — ответил я и понял наконец, где видел его. — Департамент путей сообщения?
— Пресс-служба департамента, — уточнил он. — Должно быть, ты читал мою статью по поводу крушения экспресса «Либ» на прошлой неделе.
— Да.
— Теперь его многие узнают. — Спортивный юноша кивнул мне дружески. — Я — Адрас. Присаживайся, Мэтт.
— Орфа, — улыбнулась девушка и спросила: — Кто-нибудь еще хочет кофе? Лично я никогда не встаю так рано, поэтому только он и спасает.
— Не думаю, что нам понадобятся тонизирующие средства. Скорее наоборот, — сказал я, занимая место рядом с Кризом.
Все пятеро друзей Хэл посмотрели на меня с очень похожим выражением на лицах. Настороженного внимания. Внизу, очень далеко, шумел Полис. Ветер шелестел ветвями, обманутый тишиной, радостно запел зяблик, но тут же смолк, когда Марк кашлянул негромко.
— То есть все, что сообщила нам Хэл… — Он сделал паузу, предлагая мне закончить фразу.
— Вам всем грозит опасность, — сказал я прямо.
— Ты уверен? — спросил Криз и машинально потянул себя за серьгу в ухе.
— Абсолютно.
— Я видела сон-предупреждение. — Ученица, сидящая напротив, приблизила ладонь к теплу горелки, посмотрела на меня и начала пересказывать увиденное сегодня ночью.
В уютной беседке, наполненной ароматом зелени, недавнего дождя и кофе, под теплыми пледами, эта история звучала нелепо. Как будто дети решили пощекотать себе нервы наспех придуманной страшилкой про дэймосов. Мои новые знакомые не были детьми и, похоже, воспринимали рассказ Хэлены с большой долей скептицизма. Определенно никто из них никогда не сталкивался с создателями кошмаров и не обращался в центр снов, чтобы избавиться от выматывающих, леденящих кровь видений.
— Похоже на обычный дурной сон, — пробормотал Адрас, и по его выразительному лицу промелькнула тень сомнения.
— У нас не бывает обычных кошмаров, — возразил я.
— Интересное можно было бы создать полотно, — задумчиво произнес Криз, откинулся на спинку скамьи, запрокинул голову и уставился на стеклянную крышу, о которую разбивались капли дождя.
— И кто из нас погиб? — с легким смешком поинтересовался Рик.
— Марк пропал, — ответила Хэл после короткой паузы. — Мы его потеряли во время бегства. И ты был ранен.
— Не повезло нам, — брат моей ученицы с улыбкой посмотрел на старшего товарища, и тот так же иронично улыбнулся в ответ.
— Почему мы приснились тебе все вместе? — спросила Орфа, единственная из всех, кто, как я видел, серьезно воспринял рассказ Хэлены. — У нас не было планов встречаться сегодня. И мы никуда не планировали ехать компанией… Это если предположить, что должна была рухнуть крыша над нами, или разбиться машина, куда бы нам пришлось сесть.
— Не знаю, — ответила Хэл, хотела добавить что-то еще, но я перебил ученицу:
— У тебя усталый вид, Орфа. Плохо спишь по ночам?
— У меня важный доклад через два дня, — ответила девушка, и в ее серо-зеленых глазах мелькнуло нечто трудноуловимое. — И я, скажем так, немного нервничаю.
— По какой теме доклад?
— Не думаю, что это имеет значение, — попыталась уйти она от ответа, но я не отставал:
— Он как-то связан с работой Адраса или родителей Хэл?
— Это вряд ли, — ответил микробиолог. — Дафна и Софос, родители Хэл и Рика — вирусологи, я занимаюсь синтезом биологически активных веществ, белка в частности. Орфа специалист по электронной микроскопии. То есть помогает нам разглядывать бактерии и делать их портреты.
Молодые ученые сдержанно посмеялись — видимо, последнее высказывание было старой шуткой.
— Догадываюсь, к чему твои вопросы, — сказал Марк. — Пытаешься понять, что нас всех связывает?
— Именно.
— Тогда давайте внесем четкость в наши изыскания, — предложил Адрас, азартно потирая ладони, и тут же заразил всех своей энергией. — Криз, хватит витать в облаках. Неси сюда свой мольберт. Рик, Марк, помогите освободить место.
Через несколько минут он оборудовал стенд для записей и принялся чертить графики на листе бумаги для акварелей черным маркером.
— Можно было сделать все гораздо проще, — проворчал Марк. — У моего планшета есть функция презентаций.
— Так нагляднее, — небрежно отозвался ученый, записывая имена всех присутствующих, кроме моего и Хэл. — Итак, пять человек. Двое из них — микробиологи, трое — дети микробиологов.
— Третий — я, — тихо сказал мне Криз, перегибаясь через подлокотник своею кресла.
— Есть прямая связь, — продолжил между тем Адрас. — Но один, Марк, выпадает из этой системы.
— А может быть, как раз он — центр этой системы, а вы попадаете в нее только потому, что дружите с ним, — озвучил я свою первую мысль и промолчал о второй.
«Или все дело в том, что Хэл — дэймос, а вы так близки с ней».
— Тоже версия, — произнес Адрас, по-новому распределяя стрелки на своем графике.
— Слушайте, ребята, — Марк посмотрел на часы, — время у меня ограничено. Давайте я оставлю вас до вечера, а когда вернусь, мы продолжим.
— Предлагаю поступить по-другому, — вмешался я. — Мы отнимем у вас еще тридцать минут. А после дадим четкие ответы на все вопросы. Но для этого мне понадобятся ваши личные вещи.
— Хочешь влезть в наше подсознание? — Адрас с громким щелчком закрыл колпачок на маркере.
— Хочу погрузить всех вас в сон и посмотреть, что он нам покажет.
— Это что-то вроде сеанса общего гипноза? — недоверчиво спросила Орфа.
— Почти. Но не совсем.
Мои новые знакомые запереглядывались.
— Всегда мечтал поработать со сновидящим, — заявил Криз, снял свой амулет-замок, подал мне и произнес мечтательно: — Новые образы, новые идеи…
— Ладно. — Орфа вынула из кармана заколку для волос в виде желудя. — Почему бы и нет.
Адрас молча бросил мне свой маркер. Марк колебался дольше других.
— Обещаю, я не стану вторгаться в личное пространство, — заверил я его. — Мне нужно понять, что вам грозит.
— Нет, я не сомневаюсь в твоей деликатности, — ответил мужчина, — но дело в том, что на моем подсознании защита от вторжения извне. Это стандартная процедура для многих работников государственной структуры.
Хэл многозначительно улыбнулась, но ничего не стала говорить по этому поводу.
— Я не поврежу твою защиту, — обещал я. — И не буду взламывать. Просто аккуратно обойду.
— Вам это по силам? — продолжал сомневаться Марк.
— Поверь мне, — выразительно сказала ему моя ученица, — у него большой опыт в этом деле.
— Ну хорошо, — он вынул из нагрудного кармана тонкую пластинку магнитного пропуска и подал мне. — Давайте попробуем.
— У меня вопрос: как мы заснем все вместе? — подал голос Рик.
— Для меня это не проблема, — Орфа уютно завернулась в плед, с трудом сдержав зевок.
— В твоем доме есть темное, тихое, достаточно просторное помещение? — спросил я Криза.
— Даже не одно, — ответил тот. — Идем, оценишь.
Комната оказалась именно такой, как мне было нужно. Не слишком большая, но и не маленькая, круглая, с куполообразным сводом, облицованным кусочками синей мозаики. При включенном свете они сверкали, рассыпая по полу и стенам кобальтовые блики. Когда художник погасил лампу — тускло мерцали.
— Подходит? — спросил Криз.
— Да, вполне.
— Слушай, ты не против, если я сделаю несколько набросков по впечатлениям от сна?
— Спроси у Хэл. Мы пойдем в ее сон.
Он кивнул, но я видел, что друга моей ученицы одолевают еще какие-то сомнения. Впрочем, больше Криз никаких вопросов задавать не стал.
За несколько минут мы вместе с будущими участниками сна оборудовали рабочий кабинет. Пять легких плетеных шезлонгов поставили полукругом, два — для нас с Хэл — придвинули вплотную.
Пока мои новые знакомые занимали свои места, устраивались удобнее, переговариваясь чуть более возбужденно, чем обычно, я поставил в центр небольшого кованого стола маятник — блестящий, металлический диск, закрепленный на длинном стержне.
Хэл с Риком, видимо по давней привычке, перебросились подушками. Орфа сладко потянулась и блаженно закрыла глаза. Марк снял пиджак, еще раз взглянул на часы, нахмурился было, но затем, видно, решил забыть о времени. Адрас, лежа на спине, смотрел на потолок, думая о чем-то своем. Криз притушил свет, теперь в полумраке белым пятном светился только мой маятник.
Я подождал еще пару минут, пока все угомонятся, и заговорил:
— Теперь послушайте меня. Полагаю, для всех вас это первое погружение в пространство, созданное мастером снов.
В ответ прозвучали сдержанные утвердительные междометия.
— Скорее всего, мы окажемся вместе в одной реальности. Если случится так, что кто-то из вас останется в одиночестве, прошу не паниковать. Ваша цель — внимательно смотреть по сторонам и запоминать все до мельчайших подробностей. Любая мелочь для вас — знак, важный для меня.
— Если с кем-то из нас что-то случится во сне, — приглушенно произнес Марк, — это отразится в реальности?
— Нет. Если вас убьют, вы проснетесь. И тогда вы просто ждете, когда придут в себя все остальные. Но ни в коем случае не будите ни меня, ни Хэл. Даже если вам покажется, что мы испытываем боль.
— А если убьют вас? — мужчина повернулся, пристально глядя на меня.
— Нас не убьют, — улыбнулся я в ответ.
— Нет, погодите. — Рик сел на своей импровизированной кушетке. — Мэтт, ответь прямо. Значит, вы с Хэл рискуете, отправляясь в этот сон? Вас могут ранить, покалечить… убить?!
— Ребят, — мягко произнесла моя ученица. — Вы до сих пор не поняли, в чем заключается моя работа?
Недовольный ропот был ей ответом. Они не могли допустить, чтобы с нами что-то случилось, и готовы были отказаться от эксперимента, который перестал казаться захватывающим развлечением. Но я снова заговорил, и они замолчали.
— Наши с Хэл тела сновидений — образы, в которых мы пребываем в снах, отличаются от ваших. Они более вещественны… если можно так сказать. Ваши — более тонкие и легко развеиваются при агрессивном контакте. Но мы, в отличие от вас, управляем сном. Поворачиваем его в нужную сторону или разрушаем в случае опасности. И Хэлена права — это наша работа. Вы боретесь с вирусами, мы с кошмарами. Иногда сильнее и опаснее ваши враги, иногда наши.
— Но и те и другие не видны невооруженным взглядом, — понимающе произнес Адрас.
Рик посмотрел на сестру, та вздохнула, улыбнулась, кивнула, и он нехотя опустился на свое место. Остальные тоже постарались принять мое объяснение.
— А теперь… расслабьтесь. — Я запустил маятник, и он начал мерно раскачиваться, светясь ровным кругом. — Следите за диском…
Медленно и монотонно я рассказывал им о тишине, спокойствии, темноте и тяжести, наполняющих их тела. Минута, две, и глаза людей начали закрываться. Орфа уснула самой первой, ей не требовался даже сеанс общего внушения. Дольше всех боролся со сном Рик, но наконец отключился и он.
Я поставил маятник на место.
— Они не проснутся? — шепотом спросила Хэл, вытряхивая себе на ладонь вещи друзей и родителей.
— Как только я захвачу их через сон, нет. — Я достал пластиковый браслет и пристегнул ее свободную руку к своей.
— Не думала, что ты обладаешь еще и навыками общего гипноза.
— У меня было очень разностороннее образование. Можно не устраивать этот сеанс, я затянул бы их в сон через личные вещи, но так легче пройдет полное погружение.
— С ними действительно ничего не случится? — Глаза Хэл блестели в темноте, а по лицу скользил блик мерно раскачивающегося маятника.
— Самое страшное, что с ними может произойти, — головная боль, пара ночей с беспокойными снами, небольшой упадок сил… Но мы этого постараемся не допустить.
Ученица вытянулась на своем шезлонге, ее пальцы на миг сжали мою ладонь — молчаливая благодарность за помощь ее друзьям, — и закрыла глаза.
— Вокруг… — произнес я шепотом, и она эхом повторила волшебное слово.
Комната сделала полный оборот, размывая синюю мозаику на потолке. Маятник замер на мгновение, темнота плотным одеялом легла на светильник, погасив его.
Мы стояли посреди скудно освещенного коридора. Под ногами хлюпала вода, с потолка свисали ошметки мокрой побелки, от стен отваливались куски пластика. Пахло сыростью, гнилым деревом, плесенью. Издали долетал едва слышный, назойливый, равномерный звук. Определить, несет ли он опасность, сейчас было сложно. Несколько силуэтов неподалеку от нас, в которых угадывались очертания уже очень хорошо знакомых мне друзей Хэл, приближались. Но пока я не мог понять, все ли на месте.
— Где мы? — прозвучал голос с ноткой тревоги.
Я обернулся и увидел Орфу, стоящую совсем близко.
— Ох, ничего себе! — выдохнула она, переводя взгляд с моего лица на лицо Хэл.
На неподготовленных людей наша смена внешности в сновидениях всегда производила огромное впечатление.
— Все в порядке, — ответила ученица. — Сон меняет нас под себя.
Орфа выглядела так же, как в реальности, — высокая, кудрявая, лицо как будто нарисовано нежными акварельными красками, светлые, широко расставленные глаза. Одежда — коричневые брюки и тонкая белая водолазка — тоже не изменилась.
— Странное место, — сказал Рик, появившийся из-за плеча девушки.
— Все здесь? — спросила Хэл, стараясь держаться невозмутимо и уверенно.
Я быстро огляделся.
— Не вижу Криза.
— Только что был рядом со мной, — послышался голос Марка.
— Идите сюда, — откликнулся художник издали. — Слушайте, здесь такое… — Его интонация была довольно странной. Не тревожной, но близкой к этому.
Я отстранил Рика, стоящего у меня на дороге, удержал за рукав Адраса, собиравшегося снять со стены нечто вроде зеленой ленточной водоросли, сказал ему: «Ничего не трогай» — и пошел вперед.
Под ногами чавкало и хлюпало, с потолка тянулись тонкие нити воды.
Криза по-прежнему нигде не было видно, зато я нашел место, откуда раздавался его голос. Стену пересекала широкая вертикальная трещина. Я взялся обеими руками за ее неровные края и заглянул внутрь. Увидел часть комнаты, пол которой был обрушен, по стенам лениво текла вода и, переливаясь через зазубренные доски, падала в дыру. Мне пришлось сильнее наклониться, чтобы увидеть находящееся внизу. Пролом был завален человеческими телами. Они лежали неподвижно, все пятеро. Вода, наполняющая комнату, касалась их волос и одежды, лениво пошевеливала руки, так что казалось, будто кое-кто из людей делает слабые попытки выбраться. Но не может проснуться.
— Все нормально? — окликнул меня Адрас.
— Да, — ответил я, протянул руку, заставляя воду бежать быстрее.
— Что это значит? — неожиданно прозвучал у меня за спиной голос Криза, который сам подозвал меня сюда пару минут назад.
Художник только что подошел и теперь стоял неподвижно, глядя, как в мутном круговороте скрывается его собственное тело, лежащее ближе всех к краю.
— Опасность, — ответил я. — Для тебя особенно.
— Здесь или в реальности?
— Везде. Идем. — Я потянул его за собой, подальше от трещины в стене.
Но Криз не сдвинулся с места, перехватив мое предплечье.
— Нет, подожди. Объясни, что происходит.
Остальные подошли к нам, но уже не увидев ничего странного или страшного, с недоумением уставились на друга.
— Фобетор поблизости, — обратился я к Хэл, — и, похоже, ему понравился твой художник. Он говорил со мной голосом Криза.
Девушка быстро оглянулась, но не увидела ничего, предвещающего появления своего кошмара. Криз выпустил мою руку и тоже кинул взгляд в конец коридора. Нахмурился и решил:
— Ладно. Надеюсь, в конце все разъяснится.
— Двигаемся дальше? — спросил Марк. Он выглядел весьма заинтересованным. Даже расстегнул пару верхних пуговиц на своей рубашке и закатал рукава, словно в пылу погони за новыми сенсациями.
— Собираешься подготовить материал о походе в сон? — спросила Орфа, улыбаясь.
— Жаль, что нельзя вести прямой репортаж, — ответил он и кивнул в сторону. — Адрас, похоже, был бы не против собрать здесь несколько образцов.
Ученый с огромным вниманием рассматривал стену, но, помня мое предостережение, держал руки в карманах.
— Идемте, — велела Хэл.
Мы пошли вперед по коридору, который длился и длился, словно бесконечный скучный сон. Ничего не происходило. Только один раз Рик споткнулся о неровность на полу.
Мои спутники все больше расслаблялись, не встречая опасности. А вот Хэл, наоборот, начинала нервничать сильнее. Ее напряжение я ощущал как туго закрученную электрическую спираль. Создавалось впечатление, что воздух вокруг нее потрескивает от невидимых разрядов. Я хотел попросить ее успокоиться, как вдруг услышал далекий глухой удар. Пол под ногами покачнулся, и сон начало выворачивать наизнанку.
— Не двигайтесь! — крикнула Хэл, но ее друзья и так замерли, не понимая, что происходит.
Я увидел, как дальний конец коридора стремительно приближается, его точно тянул кто-то на нас, словно огромный извивающийся шланг. Пространство сминалось, вздувалось пузырями, лопалось, сползало лохмотьями, будто старая кожа. А на их месте проступал новый сон. Вместо облезлых, заплесневелых стен, проломанного пола и разбитых светильников — белый мрамор, колонны, зеленые деревца в керамических вазах, высокие окна, закрытые легкими занавесями, и солнечный свет, льющийся со всех сторон.
Мои новые друзья тоже исчезали, таяли, растворялись в старом кошмаре. Лицо Хэл стало выцветать, превращаясь в карандашный набросок на белой бумаге. Непонимание, испуг, отчаяние обозначились на нем прерванными штрихами. Я бросился к ней, она порывисто рванулась ко мне, но моя рука схватила пустоту.
Сон встряхнулся, словно огромный зверь, сбрасывая высохшую шкуру, потянулся и снова застыл неподвижно. Я стоял посреди красивой галереи с высокими потолками. Рядом, держась за голову, замер Марк, пытающийся прийти в себя после всей этой безумной круговерти. Больше поблизости никого не было. И я не слышал ничьих голосов. Ни Хэл, ни ее друзей.
— Что происходит? — Марк тоже заметил катастрофические изменения вокруг. — Почему мы остались вдвоем?
— Потому что в предупреждении, которое увидела Хэл, ты уже пропал. Скорее всего, мертв. Она снова вошла в свой провидческий сон, и он начался с того же места, из которого я ее выдернул, разбудив: тебя нет, Рик ранен.
Похоже, его не удивило и не напрягло известие о собственной смерти.
— То есть ты не можешь ее найти сейчас?
— Нет. Пока нет. Это ее предсказание. И она должна досмотреть его до конца. Но мы все равно постараемся ей помочь. Идем.
Здание, по которому мы шагали, по-прежнему было красивым, чистым, солнечным. Одна стена коридора — сплошные окна, за которым зеленел густой сад, другая — ряд одинаковых дверей из светлого дерева. В простенках барельефы и статуи.
— Это место очень напоминает гимназию, в которой я учился, — сказал мой спутник.
— Схожесть полная или есть отличия?
Он еще раз огляделся, сверяясь со своими воспоминаниями.
— Тут все кажется бесконечным. Больше вроде отличий никаких…
Коридор снова дрогнул. Издали долетел неясный звук, приглушенный грохот и тут же стих. С той стороны, где осталась Хэл, кто-то пытался пробиться к нам, может быть, и она сама. Но безуспешно. Зато в этом пространстве произошли изменения.
Впереди, в нескольких шагах от нас, кто-то был. Человек сидел на полу, на коленях, спиной к нам, сжавшись в комок, уткнувшись лицом в каменные плиты.
Я слышал тихие стоны и всхлипы, видел вздрагивающую спину, туго обтянутую когда-то белой водолазкой. Теперь ее покрывали серые полосы и разводы, край порван. Кудрявые волосы слиплись от воды и грязи.
— Орфа! — Марк устремился было к ней, но я протянул руку, удерживая его, жестом велел держаться позади.
И медленно направился дальше. Прохладный воздух коридора как будто сгустился, движения в нем стали заторможенными, приходилось преодолевать вязкое сопротивление сна, виснущего на моих ногах и плечах.
Сдавленные стоны стали громче. Но девушка по-прежнему не двигалась.
Марк посмотрел на меня с тревогой и непониманием, а еще в его светлых глазах мелькнула тень страха. Просторный, гармоничный, красивый коридор стал для него ничуть не лучше, чем прежний полутемный, полузатопленный и разрушенный.
Я неторопливо обошел девушку, наклонился и очень осторожно опустил ладонь на ее спину. Та была очень холодной, почти ледяной. Орфа замерла, сжимаясь еще больше. Я присел напротив, взял ее за оба плеча и почти силой заставил выпрямиться.
Марк издал невнятный возглас, в котором звучало острое сострадание и яростное возмущение одновременно. Шагнул к девушке, встал на колени рядом, однако, наткнувшись на мой предостерегающий взгляд, не прикоснулся к ней.
Та закрывала лицо обеими руками, но между белыми пальцами струилась алая кровь.
— Орфа, — произнес я так мягко, как только мог. — Все хорошо. Ты в безопасности.
— Мои глаза… — выговорила она срывающимся голосом, — мои глаза…
Я положил ладонь на ее кудрявый затылок и привлек к себе, чувствуя, как кровь пропитывает мою рубашку.
— Сейчас ты проснешься. И забудешь обо всем, что произошло здесь. Хорошо?
Она сделала попытку кивнуть, но снова застонала от боли. Тогда я чуть отстранил Орфу от себя, сжал ее голову, коснулся губами лба и прошептал:
— Просыпайся.
Девушка глубоко вздохнула и упала на камни пола, по-прежнему не отводя рук от окровавленного лица. Неподвижная, холодная, успокоившаяся…
Марк медленно потянулся к ее запястью, чтобы чуть сдвинуть ладонь и посмотреть, но мой резкий приказ заставил его отшатнуться от застывшего тела.
— Не трогай!
— Что с ней случилось?
— Фобетор Хэл лишил ее глаз, — ответил я, взял спутника за плечо, заставил подняться и последовать за собой. — Вот мы и получили первый знак. В реальности Орфа увидит что-то или кого-то, кого не должна видеть. Если уже не увидела.
— Ты говоришь об этом столь уверенно. — Марк оглянулся на девушку.
Я испытал искушение ответить так, как обычно отвечал в подобных случаях Феликс — «Я знаю все», но сказал вместо этого:
— У меня большой опыт.
Мужчина попытался оглянуться еще раз, но я сильнее сжал его предплечье.
— Не смотри туда больше. Сон обманчив и любит подбрасывать ложные знаки.
Лицо Марка стало сосредоточенным и строгим.
— Почему ты не хочешь разбудить меня?
— Потому что никаких убедительных знаков по поводу тебя я еще не получил.
— А не убедительных? — криво улыбнулся журналист.
— Этих сколько угодно. Но они…
Мой голос заглушил громкий вопль. Коридор перед нами разорвала широкая трещина, цепляясь за ее край уже самыми кончиками пальцев, прямо у меня под ногами висел Рик. Испуганное лицо со следами крови и грязи застыло от напряжения, губы закушены, взгляд разноцветных глаз кажется остановившимся. Я упал на пол, схватил его за руку, втягивая наверх, Марк рухнул на колени рядом, схватив брата Хэл за вторую руку. Но неведомая сила тянула мальчишку назад, мне в лицо брызнула кровь. Трещина начала стягиваться.
— Держи! — крикнул я спутнику. — Крепче!!!
Выпустил руку Рика и прыгнул вниз, в то пространство сна, из которого меня выбросило не так давно. Я приземлился на пол точно между Хэл и ее Фобетором. Существо действительно было отвратительным. Ученица при рассказе еще опустила острый запах падали, исходящий от него, и зазубренные желтые шипы, которыми были утыканы его ладони.
— Мэтт! — Пальцы Хэлены впились в мое плечо, но я не отрывал взгляда от стоящей передо мной сущности.
— Я видел только пять знаков, — сказал я ему. — Пустые тела, чужой и в то же время знакомый голос, глаза, падение… но я не могу связать все это. Покажи еще… покажи все, что ты знаешь, сын ониров.
— Мэтт!! — ученица до боли стиснула мое запястье. — Что ты делаешь?! Он убивает нас!
Фобетор протянул непомерно длинную руку, показав наверх, и сам поднял голову, глядя туда. Я увидел Рика, все еще цепляющегося за край трещины, Марка, пытавшегося вытянуть его из опасного сна. Длинную рану на ноге мальчишки, порванный карман джинсов, из которого свисал медальон на цепочке, готовый вот-вот выпасть. Он медленно покачивался, напоминая мой маятник для гипноза. Оба окошечка были открыты, и я уже почти видел изображения в них. Но в этот миг моя ученица, дрожащая с ног до головы от страха и яростного бессилия, оттолкнув меня, прыгнула вперед. Длинный нож, неизвестно откуда взявшийся в ее руке, вонзился в грудь Фобетора по самую рукоятку. Порождение сна дрогнуло, по его телу пробежала рябь, оно потянулось ко мне в последней отчаянной попытке задеть меня когтями по горлу, но не сумело достать и начало метаться, сменяя образы — Адрас с обожженным лицом, Орфа с глазницами, наполненными кровью, Марк с черной размытой тенью вместо головы, беззвучно кричащий от боли Рик, и, наконец, на пол рухнул Криз, схватившийся за клинок в своей груди.
Мир сна потускнел, и мы с Хэл остались вдвоем над телом мертвого художника.
— Прекрасно, — устало сказал я. — Очень профессионально.
Хэл промолчала. Она выглядела подавленной, измученной, на ее руках кровоточили глубокие царапины.
— Не могла подождать пару секунд.
Она подняла на меня погасший взгляд:
— Но ты говорил, знаки… тела, голос, глаза, падение. Я видела медальон в кармане Рика…
— Это не просто медальон — это олицетворение прошлого. Что-то оттуда рвется в настоящее. Но на самом деле ты не хочешь этого знать. Ты убила Фобетора, чтобы не видеть правду. Ты боишься.
— Боюсь, — прошептала она.
— И этот страх настолько силен, что он застилает тебе глаза. Поэтому Орфа лишилась зрения. Ты будешь пытаться выкарабкаться из сложной ситуации, но все равно упадешь, как бы старший друг ни старался вытащить тебя.
— Значит, все это напрасно? — Хэл посмотрела на тело Криза с ножом в груди. — Я зря дернула ребят? Опасность грозит не им, а мне?
Она выглядела такой расстроенной, что я больше не стал добивать ее жестокой правдой.
— Не напрасно. Мы узнали кое-что. Не все, но многое. И опасность может грозить им так же, как и тебе. Но не сейчас. Не сегодня. И даже не завтра.
— Это почти ничего, — абсолютно самокритично ответила ученица. — Но, Мэтт, в тот миг убийство Фобетора показалось мне единственным правильным выходом. К тому же он пытался ранить тебя.
— Понимаю. Значит, ты должна была убить его. Идем, вернемся к твоим друзьям.
— А может… — она оглянулась в темноту, клубящуюся за пределами крошечного светлого пятачка, на котором мы стояли, — попробовать еще раз?
— Больше этот сон не вернется. Предсказания не повторяют по десять раз. Пора уходить, Хэл.
Она послушалась и вышла первой. Ей вслед прилетел порыв горячего ветра и начал сдувать остатки сновидения черным, сухим песком. Но я продолжал смотреть. В пыльных клубах постепенно проступал смутный рисунок. Дом, такой, каким его обычно рисуют дети — квадрат с окном, палочками-колоннами и дорожкой. Я смотрел на него и понимал, что этот сон показан не только для Хэл, но и для меня. Я должен сделать то, чего очень не хотел, но о чем думал так часто.
Как только я принял решение, в окошке дома из песка вспыхнул желтый огонек, и шелестящая стена пыли взмыла передо мной, гася последние проблески света…
Открыв глаза, я увидел над собой поблескивающий синий потолок.
Вокруг стояла напряженная тишина. Я приподнялся на шезлонге, заметив мимоходом, что моя рука свободна, браслет уже сняли с нее. Проснувшиеся друзья Хэл смотрели на меня новыми взглядами, в которых читалось и потрясение, и уважение, и любопытство. Первые впечатления от жуткого сна уже должны были рассеяться и, уходя все дальше, не вызывать беспокойства и страха.
Один Криз был занят — пристроившись у лампы, он лихорадочно зарисовывал в блокнот впечатления.
Моя ученица сидела рядом с Риком, крепко держа его за руку. И тоже смотрела на меня так, словно я должен был дать ответы на все ее вопросы.
— Ну… — произнес Адрас. — Ты узнал, что хотел?
Я посмотрел на Орфу, которая щурила воспаленные веки и часто моргала.
— Это пройдет. Но тебе нужно поберечь зрение.
— Уже поняла, — улыбнулась она. — Мне снилось что-то связанное с глазами, но все очень смутно.
— И тебе не помешает отпуск. Смена впечатлений…
Хэл чуть пошевелилась, и в ее резковатом движении было явственно видно неодобрение моим словам, которые казались ей легковесными, словно дешевое предсказание. Впрочем, в некотором смысле так и было. Но только в некотором.
— Рик. — Брат моей ученицы взглянул на меня своими удивительными разноцветными глазами, умными, внимательными, и я не нашел ничего лучшего, чем предупредить: — Будь осторожен на пробежках. Адрас, в твоем будущем я не увидел ничего особенного. Впрочем, как и у Криза, кроме того, что его посетит несколько удивительных идей.
— Но ведь это не все, — неожиданно произнесла Орфа, и на ее щеки вернулся нежный румянец. — Ты ведь говоришь не все. Я чувствую, ты недоговариваешь.
Хэлена хотела что-то сказать, может быть, возразить, но промолчала.
— Она права. — Я посмотрел на Марка. И тот невольно подался вперед, внимательно глядя на меня. — Мы говорили об опасности, которая грозит всем вам. Она исходит от тебя. Тебе лучше отказаться от дела, которым ты планируешь заниматься в ближайшее время. А еще лучше — донести до тех, кто поручил его тебе, что оно бесперспективно и опасно. Для тебя и для всех.
— О чем ты? — нахмурился журналист.
— Ты знаешь.
— А может, нам тоже скажете? — подал голос Адрас. Успокоенный моим позитивным предсказанием насчет себя, он снова напрягся.
— Я не могу сказать вам ничего конкретного. Сон не пишет мне большими буквами — в день солнца, в три часа Марк не должен звонить своему начальству. Я вижу, что дело, в которое он втянут, может быть смертельно для него. Остальное он должен понять сам.
— Но ты определил, что это имеет отношение ко всем нам. — Криз вынырнул из своего творческого погружения и замер с карандашом, занесенным над бумагой.
— Да. Некоторое.
— Значит, ты самый опасный человек среди нас. — Адрас перегнулся через Орфу и хлопнул задумчивого Марка по спине.
Я поднялся.
— Извините, ребята, что не можем провести с вами больше времени. Но нам пора.
— Я могу подвезти вас. — Журналист тоже встал, потянулся за своим пиджаком.
— Спасибо, мы с Хэл хотим прогуляться. — Я кивнул хмурой ученице. — Прощайся с друзьями, я подожду тебя на улице. Рад был познакомиться со всеми вами. Надеюсь, мы еще увидимся по более приятному поводу.
Они смотрели на меня с легким удивлением, не понимая такой внезапной спешки. Но не стали задавать вопросов и не пытались удержать, предлагая пообщаться еще.
Я вышел из квартиры Криза. Художник, вновь увлекшийся эскизами, даже не заметил моего стремительного ухода.
На улице опять начал накрапывать дождь. Дома с именами дриад влажно блестели под ним, словно действительно были деревьями, с радостью ловящими небесную влагу. Я стоял под козырьком подъезда и смотрел на зеленый парк.
Хэл вышла довольно скоро. Быстро огляделась, увидела меня, подошла, пытливо вгляделась в лицо.
— Про Марка — правда? Угроза от него?
— Частично. Это лишь верхушка айсберга.
— Как ты понял? По каким знакам?
— Он погиб в твоем сне и единственный оказался со мной в продолжении пророчества.
— А то, что я боюсь прошлого и то ли хочу знать правду, то ли не хочу? Что это значит?
— Идем, пройдемся по вашему прекрасному парку.
Она не стала настаивать на ответе, хотя я видел — ученицу мучает жаркое любопытство. Пока мы шли по узким тропинкам, сменяющимся широкими лестницами, пробирались под изогнутыми сводами гротов, покрытыми искусственными сталактитами, Хэл терпеливо ожидала, когда я начну разговор. И едва мы остановились на вершине пологого зеленого холма, с которого открывался потрясающий вид на парк, я сказал:
— Этот сон был показан не только для тебя, но и для меня. Теперь я — часть твоей жизни и связан с тобой.
— Понимаю, — ответила она кратко.
— Поэтому я должен сказать тебе то, о чем долго не говорил. Если буду молчать и дальше — это станет реальной угрозой для тебя, твоих друзей и родителей.
Хэл не отрываясь, смотрела мне в лицо напряженным, встревоженным взглядом. Ее волосы трепал прохладный ветер, пахнущий травой.
— Твой Фобетор хотел убить меня, вернее, перерезать горло — знак того, что я начинаю вредить тебе.
— О боги, Мэтт! — воскликнула она с легкой досадой. — Скажи уже прямо! А то мне становится не по себе.
— Я должен был сказать тебе сразу, но не смог. Я стал учить тебя, потому что ты влезла в мой дом, точно так же, как я когда-то забрался в номер Феликса. Ты показалась мне такой же, каким был я сам — заблудившимся, одиноким, растерянным. Я сделал для тебя то, что он сделал для меня.
Хэл улыбнулась, слегка расслабившись.
— Да-да, я догадалась о твоих глубоких родственных чувствах. Эффект перенесения, знаю. Но что в этом такого страшного?
— Ты такая же, как я, Хэл. Ты тоже дэймос.
Ее глаза распахнулись, зрачок расширился, заслоняя собой серую радужку, словно мы были во сне, а затем сузился до черной точки.
— Так вот почему ты наказал меня после того сна, — произнесла она очень тихо. — Поэтому не дал помочь той женщине с больным мужем… отобрал пуговицу. И ты все время лгал мне.
— Хэл…
Она отмахнулась и даже сделала шаг назад, глядя на меня с обидой и величайшим вниманием, словно хотела проникнуть в мои мысли.
— Рассказал про себя и Феликса. Про то, как опасна жизнь молодых дэймосов, которых убивают свои же. Как рептилии, которые жрут таких же, как они, чтобы вырасти побольше… Я же спрашивала тебя в самый первый день! Я просила сказать мне правду! А ты все время недоговаривал!
Я хотел возразить, но она резко подняла руку, открытой ладонью вперед, как будто запечатывая мне рот.
— Ты видел, как это важно для меня!.. Понимаю, ты постепенно готовил меня к этому знанию, но я… — Она усмехнулась горько, скользя взглядом по зеленым пейзажам вокруг. — Я по-прежнему не готова.
— Я не хотел, чтобы ты переживала и мучилась. Не хотел, чтобы постоянно чувствовала ошейник на горле, как чувствую его я.
Она отвернулась от меня, глядя на парк.
— И кто я? Потенциальный убийца? Морок?
— Черная гурия.
Хэл рассмеялась тихим, горьким смехом.
— И я могу быть опасна? Для своих друзей и родителей? Для брата?
— Да.
— Обо мне знают? Герард? Твой Пятиглав?
— Да.
— Смогут остановить, если я сделаю что-то?
Я утвердительно наклонил голову.
— Вот и хорошо.
— Хэл, послушай…
— Нет. — Она сбросила мою ладонь, коснувшуюся ее плеча. — Учитель всегда отвечает за преступления ученика. Ты не можешь доверять мне. Потому что я сама в себя не верю. И я не хочу, чтобы тебя заперли или вновь отправили на перековку. Я знаю, что это такое. Герард мне рассказал.
Она отступила на несколько шагов, глядя на меня блестящими глазами:
— Значит, тогда, в тот первый день, Пятиглав вызвал тебя из-за моего появления? Они беспокоятся. Считают, что я могу навредить. И в первую очередь тебе. Сделать нечто такое, из-за чего ты будешь вынужден убить кого-то или причинить боль. Я могу подтолкнуть тебя. Из-за меня ты можешь вернуться к жизни дэймоса.
Я всегда знал, что Хэл проницательна, но теперь она просто словно читала и озвучивала вслух мысли — не мои, всех членов Пятиглава.
— Нет ничего, с чем бы мы с тобой не смогли справиться, — произнес я в ответ.
Хэл повела плечами, сунула руки в карманы, а потом внезапно вновь повернулась ко мне, и на ее лицо легла тень.
— Я не хочу подвергать тебя опасности. И не хочу, чтобы из-за меня ты снова стал черным сновидящим. И снова влип во все это… Поэтому, Мэтт. Больше я не хочу разговаривать с тобой. И видеть тебя не хочу.
Девушка резко развернулась и стала спускаться вниз с холма. Голова с разлохмаченными локонами гордо поднята, короткая юбка колыхается над длинными ногами при каждом решительном шаге, тяжелые ботинки давят траву, и только куртка большего, чем нужно, размера жалко и растерянно съехала с ее плеча.
Учитель не может отказаться от ученика, но ученик всегда вправе покинуть учителя.
Я смотрел ей вслед и не двигался с места. Я прекрасно понимал, что уходила она не столько от меня, сколько от себя самой. Пусть идет. Теперь ей нужно время, чтобы побыть одной и осмыслить все. Принять себя такой, какая она есть.
Она вернется.
Не сможет не вернуться.
Мы всегда возвращаемся к тем, кто любит и принимает нас теми, кем мы являемся на самом деле. С кем не нужно притворяться, играя чужую роль. В этом нуждаются не только дэймосы. Все люди.
