Глава 37. Фора

Мишель ворочает рулем, как заправская гонщица. И где она наловчилась управлять такими допотопными машинами? Мимо пролетают деревья, какая-то неразличимая в темноте зелень, грузовики и запряженные волами телеги. Время от времени за окном тянутся похожие на болота рисовые чеки. Звездный свет отражается в темной воде. Молодые побеги совсем незаметны на фоне маслянистого блеска. Затем мы въезжаем на улицу пригородной деревушки и, не снижая скорости, несколько минут прыгаем по ямам вдоль одноэтажных домов с плоскими крышами. И снова по краям шоссе пыльные поля. Или рисовые чеки. Или череда пальм. Потом новая деревушка. Свет редких фонарей. Опять кукурузные поля. Чеки. Пальмы. Белый щебень на неровных обочинах. Пейзаж бесконечно однообразен. Ветер врывается в разбитые стекла. Гранулы битого стекла повсюду. Хрустят под ногами. Мешают сидеть на простреленном сидении. Ветер не приносит прохлады. Воздух пахнет тиной, пылью и гарью выхлопов. Сушит в носу. Я отворачиваюсь от окна и бездумно смотрю вперед, сквозь покрытое трещинами ветровое стекло, где деревья вокруг покрытого трещинами шоссе прыгают в яркое пятно света от единственной уцелевшей фары.

Несмотря на позднюю ночь, движение на шоссе номер пять довольно оживленное. Куда-то катятся маленькие чадящие грузовички с тусклыми, еле различимыми габаритными огнями. Тяжелые трейлеры, не давая нам пространства для обгона, натужно гудят, сотрясая все вокруг ударами тяжелых колес о неровности дороги. Лениво плетущиеся волы, меланхолично что-то пережевывая, тащат телеги с горами соломы или корзин. Редкие дорожные указатели прячутся за раскидистыми деревьями. Мишель то и дело негромко чертыхается, пытаясь разглядеть очередной знак за переплетением ветвей. Резко дергает рулем, под слепящим светом фар бросая машину на обгон по встречной полосе.

— Почти ничего не вижу, — жалуется она, щурясь. — Эти обезьяны, кажется, знать не знают, что такое ближний свет. Еще немного, и мы въедем в зад какой-нибудь телеги.

Голос ее с трудом различим сквозь шум ветра и грохот оторванного глушителя. Нам еще повезло, что в суматохе ночного боя мы наткнулись на брошенную полицейскую машину. Пришлось, правда, оттащить из-под колес труп бывшего ее владельца с простреленной головой.

— Ты уж потерпи, — кричу в ответ. — До Пириша должно быть недалеко. Нам надо добраться затемно. Днем мы будем слишком заметны.

— А что потом?

— Купим одежду и наймем катер. Поплывем на север. На острова Скалистой земли.

— Юджин, кажется, ты что-то забыл! — голос ее вязнет в рыке мотора.

— Не слышу! Повтори!

— Ты забыл про одну вещь!

— Какую?

— Посоветоваться со мной. Рассказать мне, что собираешься делать.

— Извини, — мне становится неловко. За всей этой суматохой, когда пришлось действовать не думая, как-то само собой вышло так, что я просто тащил Мишель за собой. Некогда было болтать. Ни во время перестрелки, ни потом, когда мы долго петляли по ночным улочкам, пытаясь выбраться из города. Да и после, когда мы, распугивая водителей клаксоном, судорожно дергались по забитому машинами шоссе, было не до разговоров. И вот теперь Мишель решила, что пора выяснить, кто тут главный. Конечно же, она права. Моя баронесса и так довольно долго предоставляла мне право действовать самостоятельно. Что довольно необычно для ее предприимчивой и деятельной натуры.

— Давай поговорим, когда доедем, хорошо?

Мишель на мгновенье отрывает глаза от дороги. Бросает на меня короткий взгляд. Совсем не взгляд товарища, вместе с которым попали в беду. Какой-то оценивающий. С долей досады. А может, мне просто чудится в полутьме. Но чувство, что рядом со мной сидит совершенно незнакомый человек, отчего-то не торопится покидать меня.

— Ладно! — кричит она. — Но уж будь любезен — не забудь.

— Конечно, Мишель.

И остаток пути мы едем в молчании. Я только и могу, что сочувствовать своей уставшей спутнице. Помощи от меня в такой ситуации — ноль. Я не знаю, как подступиться к этому колесному монстру. В академии нас учили пользоваться колесными джипами. Но у тех была автоматическая коробка передач — никаких рычагов в полу. Только пара педалей. Всем остальным можно было управлять с единственного подрулевого переключателя. Не говоря уже про бортовой автопилот, которому достаточно приказать, и он доставит тебя на место с минимальными затратами времени и нервов. Тут же между сиденьями торчало несколько рычагов, которыми Мишель довольно-таки активно шевелила, плюс панель управления сверкала целой россыпью кнопок, переключателей и указателей непонятного назначения. И еще тут было целых три педали. В общем, чтобы освоить управление этим чудом техники, времени у меня уже не оставалось.

Начинает светать, когда мы, наконец, проскакиваем большой плакат с надписью «Добро пожаловать в Пириш» и углубляемся в путаницу кривых улочек предместья, стараясь объехать полицейский пост у въезда в город.

— Нам нужно поближе к морю. К причалам или как там это называется.

— В порт? — уточняет Мишель.

— Нет, в порту полиция и куча охраны. Какой-нибудь причал для рыбацких лодок или прогулочных катеров. И надо спрятать машину.

— Бросить ее в трущобах — ее за час на запчасти растащат, — бросает Мишель, вглядываясь в мелькание стен и заборов.

— Все равно лучше спрятать. Где-нибудь в сарае или под деревом. Чтобы с воздуха было незаметно.

— Ладно, поняла, — кивает она.

Запах моря врывается в вонь сточных канав и гниющих помоек. Порыв ветра пахнет солью и йодом. Сворачиваем вниз по очередному переулку и сразу видим уходящее за горизонт темное зеркало. Побледневшие звезды прыгают по легкой волне. Едва заметная светлая полоска на востоке рисует неясно шевелящуюся дорогу в бездонной толще. Океан. Невольное радостное чувство касается меня, будто я встретил давнего доброго знакомого. Что с того, что я тут никогда не был? Море всюду одинаково. Враждебное, бесконечно чуждое человеку, равнодушное к его козявочным проблемкам и микробного масштаба горестям. И одновременно великое, щедрое к смелым, все понимающее, судящее неразумных чад своих строго и беспристрастно. Море для меня — эквивалент бога. Однажды этот бог не дал мне умереть, посылая мне глупых летучих рыб. Скажете, поди, что взамен он лишил меня разума? Он на то и бог, чтобы самому определять меру оплаты своих услуг. «Привет», — тихо шепчу, стараясь, чтобы Мишель не заметила моего детского суеверия.

Бросив машину под раскидистым деревом в тесном закутке между лачугами, последние метров двести идем пешком. Крепко придерживаю Мишель за руку. Местные обитатели будто вымерли. Хотя Триста двадцатый то и дело обнаруживает живых существ. Спящих, на наше счастье. То ли район тут неподходящий для сна на свежем воздухе, то ли, в отличие от Кришна-Сити, тут не принято спать на земле, но лежащих среди мусора людей нам не попадается. Запах водорослей перебивает трущобный смрад. Устойчивый ветерок тянет с берега. Откуда-то слышны голоса. «Наверное, рыбаки в море собираются», — думаю я. Мы сбрасываем заскорузлую от грязи обувь и по грязному песку входим в воду в тени покосившегося причала. Шесты с развешанными на них сетями надежно скрывают нас от любопытных взглядов. Мишель боится черных волн, останавливаясь у кромки прибоя. Я смело вхожу в море по колено. Умываю лицо грязной прибрежной водой, смешанной с помоями тысяч сточных канав. Плевать. Эта вода — часть великого существа. Пахнущая гниющей рыбой, тут и там покрытая радужными пленками, она — самая чистая жидкость из тех, что встретилась мне на этой ущербной планете. И эта вода сразу поднимает в моих глазах статус этой планеты, населенной непонятным крикливым народцем.

— Что ты делаешь? — тихо спрашивает Мишель.

— Разве не видишь? Смываю грязь. И стираю штаны. Наша одежда как из помойки.

— Ты заразишься какой-нибудь дрянью. Или тебе укусит какой-нибудь морской гад, — отвечает она встревоженно.

— В таком виде, как сейчас, нам никто не даст катер в аренду. И не продаст одежды. Нас вообще мгновенно вычислят. Мы воняем, как два живых трупа. Белые в этой стране так не выглядят. Давай ополоснемся. К рассвету немного подсохнем.

— Ты уверен, что тут безопасно? — все еще сомневается Мишель.

— Здесь нигде не безопасно. Если ты заметила. Извини, номеров люкс тут нет.

— Прекрати со мной так говорить, — гневно шипит Мишель. Морщась, осторожно входит в воду. Опускает ладонь в набежавшую волну. Недоверчиво нюхает ее. — Я понимаю, ты меня спас. Но это не дает тебе права так себя вести.

— Да что с тобой? — удивляюсь я. — Я тебя не узнаю, милая. Ты устала?

— Нет, я чудесно отдохнула и полна желания и сил продолжить наше приключение! — голос ее дрожит от сдерживаемого гнева.

— Сними джинсы. Я постираю, — предлагаю я, стараясь не обращать внимания на изменения в моей спутнице.

— Не надо. Я сама, — резко отвечает она. — Отвернись.

— Как скажешь. Я постерегу на берегу. Мало ли что.

Я быстро отжимаю штанины и усаживаюсь на шершавые доски причала. За моей спиной тихо плещется Мишель. Баронесса Радецки фон Роденштайн. Как ни крути, но романтика погонь приедается моей неугомонной подруге. Подруге? Спустись на землю, парень. Секс — удовольствие тела, не души. Так она говорит. Острота чувств скоро притупится. Приключения потеряют свежесть. И вместо бой-девки с горячим телом и жадными губами рядом окажется холодная неприступная аристократка. Прекрасно знающая свою цену. И мою тоже. Только вот как объяснить ей, что мы теперь напрочь повязаны? Чтобы она поверила тому, что ее прошлой жизни больше нет. Есть только я. И Триста двадцатый. И вездесущая Система. Я и он — единственная опора для Мишель. Больше у нее никого нет. Как и у меня. И как признаться, что я не имею понятия, что делать дальше? Ну, убежать хочу. Подальше от сканеров и передатчиков Системы. В глушь. Перегрузить ее местные вычислительные мощности. Думаю, ночной перестрелки и паники в городе ей хватит надолго. Может быть, она на какое-то время даже потеряет нас. Или уже потеряла. А что потом? Добывать «черные слезы»? Я уже не тот наивный дурачок, который верит, что это занятие по силам всем желающим. Иначе красивые камушки продавались бы в каждом портовом городишке горстями. Чем мы будем жить на диких островах? Как долго сможем скрываться? Как, черт возьми, я позволил убедить себя в том, что мы сможем разбогатеть и свалить с планеты? Я печально вздыхаю, не находя ответа на свои мысли.

— А ты что скажешь, Триста двадцатый?

— Твои действия в целом верны. Мы смогли оторваться от преследования. Желание арендовать катер также стратегически правильное. Рекомендую нанять катер у мелких собственников, не имеющих лицензии на выход в море за пределы территориальных вод. По прибытию на острова уничтожить владельцев катера и завладеть судном. Это даст нам средства к существованию и место для временного жилья.

— А убивать обязательно?

— Обязательно, чувак, — подтверждает боевая машина. — Иначе наш след легко обнаружат.

— Легко тебе говорить — уничтожить…

— Я могу сделать это сам, — предлагает Триста двадцатый.

— Не смей без меня управлять моим телом! — взрываюсь я. И сразу же испытываю неловкость. Что-то я совсем раздражительным стал в последнее время.

— Не буду. Я подумал, что ты не желаешь брать на себя принятие такого решения. Из этических соображений. Чтобы тебя успокоить, могу сообщить, что те, кто имеет катер и не имеют лицензии — наверняка преступники, занимающиеся контрабандой или даже мелким пиратством. Так что ты уничтожишь вовсе не мирных работящих людей. Окажешь услугу обществу.

— Ты хотел сказать — Системе? — усмехаюсь я.

— Какая разница? Иногда наши и ее устремления совпадают.

— Этого-то я и боюсь.

Мишель усаживается рядом со мной. От нее слегка пахнет рыбой. Все-таки не лучшее место для купания я выбрал. Мокрые джинсы обтягивают ее бедра. Она ежится от утренней прохлады. Подтягивает колени к груди. Обнимает их.

— Что, пахну? — несколько вызывающе спрашивает она, заметив, как я принюхиваюсь.

— Ага. Рыбой, — улыбаюсь я. Обнимаю ее за плечи, чтобы согреть. Она мягко высвобождается.

— Да уж. Мне кажется — на мой запах падальщики со всего побережья слетятся. Смотри, что у меня с руками, — она протягивает мне еще влажную ладонь.

— У тебя красивые руки, — говорю совершенно искренне.

Мишель выдергивает руку, которую я собираюсь погладить.

— Они высохли, как у старухи! Ногти обломаны. Под ними грязь. По мне бегают насекомые! Страшно представить, во что превратилось мое лицо!

— Милая, мне очень жаль, что так получилось. Если тебя это успокоит — все, что ты сказала, для меня не важно. Ты — самая красивая женщина на свете.

— Перестань! — с досадой говорит Мишель. С сожалением констатирую неприятный факт: она больше не печалится вслух, что я ее брошу.

— Мишель, пожалуйста, успокойся. Ты по-прежнему красива. Твоя усталость только придает тебе шарма.

Молчание. Снова этот чужой взгляд. Как будто она внезапно проснулась и не может понять, где очутилась. И что я делаю рядом — грязный небритый тип.

— Ты обещал рассказать мне, что собираешься делать дальше, — наконец, говорит она.

— Нанять катер без лицензии, тайком выбраться с материка. Подходящее убежище — острова Скалистой земли. Восемьсот миль к северо-западу. Малонаселенные земли. Там живут ловцы «черных слез».

— И что потом?

— Пока не знаю.

— Тогда какого черта мы туда отправляемся?

— Мишель, я понимаю, ты очень устала. И напугана…

— Юджин! — прерывает она.

— Да?

— Прекрати говорить со мной как с выжившей из ума истеричкой! Я такой же человек, как и ты. Ничуть не хуже. Я умею не только раздвигать ноги.

— Зачем ты так? — укоризненно говорю я. Ее вызывающий тон и намеренная грубость постепенно подтачивают мою невозмутимость. Наверное, она считает меня непробиваемым болваном, не понимающим, в каком дерьме мы оказались. Глухое раздражение шевелится глубоко внутри. Черт, ведь в том, что с нами сейчас происходит, виновата она одна! Она решила со мной познакомиться тогда на лайнере! Она оскорбила Кролла, публично предпочтя ему мое общество. Из-за нее я отделал этого важного индюка в оранжерее! С этого все началось. Так какого черта я должен пресмыкаться перед ней, каждую минуту ожидая, что меня прихлопнут, вместо того, чтобы лежать себе где-нибудь на теплом песочке и ни о чем не беспокоиться? Не слишком ли высока цена секса с этой капризной девчонкой?

— Ну что ж, госпожа баронесса, у меня есть, чем тебя обрадовать. Не знаю, что ты на это скажешь. И поверишь ли. Но одно точно: если ты хочешь от меня избавиться — я тебя не держу. Ты действительно самостоятельная и сильная женщина. Просто попытайся понять, что вдвоем у нас есть хоть какой-то шанс выбраться! Одной против всего мира тебе не выстоять.

— Что ты несешь, Юджин? — смотрит она удивленно. Наверное, решила, что я совсем съехал. — Против какого мира? Мы вроде бы говорили о сбрендившей машине?

— Ага, — желчно говорю я. Раздражение уже бурлит во мне крутым кипятком, я с трудом сдерживаюсь, чтобы не закричать. — Полночи назад на нас в очередной раз ополчилось полгорода. Полиция, бандиты, спецслужбы. Не слишком ли для одной машины? Нас гоняют, как кроликов. Мы немного оторвались, но вряд ли надолго. Слушай и не перебивай!

И я выкладываю ей историю, которую поведал мне Триста двадцатый. Чем дальше я рассказываю, тем с большим недоверием смотрит на меня Мишель. Наконец, я выдыхаюсь. Молча смотрю на светлеющую на горизонте розовую полоску. Звезд уже почти не видно. Туман наползает со стороны океана. Где-то слышится плеск уключин. И далекий шум двигателя моторной лодки или небольшого катера. Звуки над водой слышны далеко. Наверное, рыбаки. Город над нами постепенно просыпается. Хлопают двери, далекие голоса о чем-то спорят. Мычит потревоженная корова. Лают собаки.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — наконец, спрашивает Мишель. Ни капли тепла нет в ее голосе. Не верится, что несколько дней назад это восхитительное тело принадлежало мне.

— Если ты о том — не сбрендил ли я, то лучше бы мне действительно сбрендить.

— Откуда ты про это узнал?

— У Триста двадцатого свои источники. И свои вычислительные мощности. Все сходится, я уже прикидывал. И то, что люди давно ничего не разрабатывают самостоятельно — слишком ограничены возможности мозга. И не управляют ничем сами — все рекомендации дают машины. Все открытия, включая гиперсветовой двигатель, — продукт деятельности машин. Цивилизация стала слишком сложной, чтобы какой-нибудь человек мог принимать адекватные решения. Мы во всем полагаемся на подсказки. А в большинстве случаев и доверяем компьютерам право на самостоятельное принятие решений. В какой-то момент мы стали частью Системы, которую сами и создали. И теперь эта Система развивается без нашего участия. А мы делаем вид, будто управляем машинами и понимаем, как они работают. Вот и все. А мы с тобой немного выбились из общего плана. Нас сотрут и заново запишут. Может быть, ты станешь женой какого-нибудь рабочего. Или королевой на отдаленной планете. Или проституткой в местном борделе. Или нас прихлопнут, если мы будем дергаться слишком активно.

— Юджин, самым смелым гипотезам всегда не хватает здравого смысла, — успокаивающе говорит Мишель.

Я отдергиваю руку от ее прикосновения.

— Прекрати считать меня недоумком!

Потом мы молчим, думая каждый о своем. Конечно же, она мне не верит. В такое трудно поверить. Кому охота из царя природы превратиться в овощ, специально выращенный на грядке.

— Ты не хочешь больше оставаться со мной? — тихо спрашиваю я.

Она пожимает плечами. Я чувствую ее напряжение. Невероятно: она меня боится! Значит, на самом деле считает меня чокнутым. Ну что ж, всему хорошему когда-то приходит конец. Только упрямство не позволяет мне встать и уйти. Бросить эту своенравную аристократку, что наигралась мной и ищет повод, чтобы красиво исчезнуть. Наверное, я глупец. Я вбил себе в голову, что несу за нее ответственность. И еще я знаю, что без меня она не проживет и дня. Надеюсь, я думаю так не оттого, что боюсь, как бы Мишель не проболталась про мои планы, когда ее поймают?

— Не бойся, — говорю с иронией. — Не все идиоты кусаются. Моя болезнь пока не в этой стадии. Давай найдем место, где можно перекусить? Потом я попробую разузнать про катер. Мы успокоимся и поговорим на трезвую голову. Я хочу, чтобы ты поняла: мне ничего от тебя не нужно. Но я не могу тебя вот так бросить. На съедение.

— Я свяжусь с домом. Меня заберут, — неуверенно отвечает Мишель.

— Сложишь руки и крикнешь? — интересуюсь я. — Коммуникаторы мы давно выбросили. Все равно они не работали. Денег на межпланетную связь у нас нет. Тебя скрутит контрразведка, и все дела.

— Ладно. Пойдем перекусим. Я голодна. Я бы еще и вздремнуть не отказалась.

— С этим труднее. Посидишь в уголке какой-нибудь забегаловки. Сделаешь вид, что слушаешь визор. Заплатим хозяину, чтобы тебя не тревожили оборванцы.

Мы находим харчевню довольно быстро. По запаху. Дым, пахнущий подгоревшим жиром и пряностями, чувствуется издалека. Несмотря на раннее утро, тут уже полно народу. Мест за длинными грубо сколоченными столами почти нет. Завидев нас, хозяин услужливо кланяется и выносит нам маленький столик. Видимо, белые — не частые гости в его заведении для рыбаков и окрестных торговцев. Даже наш потрепанный вид не способен уронить ореол небожителей, что окружает людей с белой кожей на Кришнагири. Еле работающий куб визора мутно светится под потолком из грубо скрученных пальмовых листьев. Надо же — какой-то имперский канал! Выпиваю кружку горячего чая с молоком. Стараясь есть помедленнее, чтобы не привлекать излишнего внимания, съедаю большую горячую лепешку, обмазанную сыром. Мишель осторожно ест рис с густым соусом, морщась от острого вкуса. Голод в ней борется с брезгливостью. Ложка ее не касается краев закопченной и не слишком чистой глиняной тарелки.

После еды меня сразу клонит в сон. Заказываю большую кружку местного кофе. Крепкого, как смола. Немного кислого на вкус. Доза, что я употребляю, способна разбудить слона. Посетители, что торопливо поедают завтрак, и без того с любопытством оглядываются на нас — мы выделяемся из толпы смуглокожих людей в грубых рабочих одеждах, подобно воронам в стае воробьев. А после моей кружки и вовсе откровенно таращатся. Только сейчас замечаю, что сами они пьют кофе из маленьких чашек размером чуть больше наперстка. Встречая мой угрюмый взгляд, некоторые из них в смущении опускают глаза. А некоторые улыбаются доброжелательно. Совсем как в Кришна-сити. Только тут никто не рвется уцепиться за мой рукав и что-нибудь выпросить. Наверное, здесь другие правила, в этом портовом Пирише. Или нам повезло оказаться в хорошем районе. Вид трущоб бывает обманчивым.

На бормотание визора никто не обращает внимания. Наверное, этот прибор здесь лишь затем, чтобы подчеркнуть солидность забегаловки. Как же — все как у людей. Можно даже угостить даму кофе. Или чаем со сладостями. И даже новости за чаем можно послушать, как в баре для белых. Увлекшись разглядыванием посетителей, я не заметил, как внезапно напряглась Мишель. И только когда она сжала мою руку, я увидел, как напряженно всматривается она в бубнящий куб. Я поднимаю голову и вижу, как куб транслирует наши с ней лица. И голос за кадром сообщает, что в результате беспорядков, устроенных на имперской планете Зеленый Шар лицами, выдающими себя за отставного капитана имперской армии и баронессу Радецки, погибли десятки людей и сотни получили ранения. Еще голос сообщил, под демонстрацию взрывающихся автомобилей и горящих домов, что настоящие Уэллс и Радецки найдены мертвыми. И что эти двое — то есть мы — являются опасными террористами, связанными со спецслужбами Союза Демократических планет, и выдающими себя за борцов за освобождение одной из имперских колоний. Когда диктор назвал сумму вознаграждения за наши головы, я почувствовал, как рубаха прилипает к спине. И еще мне показалось, что в забегаловке наступила тишина. И что все уставились на нас, как на прокаженных. Хотя на самом деле большинство присутствующих на визор не смотрело. И в нас теперешних трудно было узнать тех улыбающихся сытых господ с экрана голокуба.

— Сделай вид, что ты голодна, — прошу Мишель, осторожно высвобождая руку. — И доешь свою порцию. Мы скоро уйдем.

— Хорошо, — Мишель с видимым усилием начинает жевать кусочек выловленных из соуса овощей.

— Триста двадцатый, нас кто-нибудь узнал?

— Подтверждение. У троих присутствующих наблюдается всплеск интереса к вашим персонам. Агрессивных намерений не обнаружено.

— С чего им быть, агрессивным-то? Просто сдадут нас и получат денежки, — скептически отзываюсь я. Хотя на самом деле внутри меня царит полный раздрай. Эта Система — она не оставляет нам ни малейшего шанса. Только что мы превратились в бешеных собак, за отстрел которых благодарные санитарные службы предлагают хорошие деньги. Я-то думал, что нам удалось оторваться. На самом деле, Система просто дала нам крохотную фору.

Под стук ложек и оживленные разговоры публики, мы рассчитываемся за завтрак. Я оставляю хорошие чаевые.

— Спасибо, сахиб! — кланяется хозяин. — Заходите еще.

— Обязательно! — я через силу улыбаюсь толстячку в безрукавке поверх потного тела.

И мы, наконец, покидаем харчевню. Делая вид, что никуда не спешим. Мишель крепко держит меня за руку. Все ее сомнения развеялись. Все-таки я полный придурок. Потому что рад как мальчишка тому, что теперь она меня точно не бросит.