ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Разбег, толчок, прыжок через расщелину, противоположная сторона которой вздымается слишком круто. Удержаться от падения, почти припав к шершавой скале, после чего интенсивно карабкаться вверх. На зубах скрипит песок, бронежилет кажется чем-то вроде пыточного хомута, приборы среднего скафандра давно не справляются с регулировкой температуры тела. Наличие оружия и подсумков уже воспринимается как неизбежное зло. Рот пытается поймать прохладный, напоенный влагой воздух со стороны воистину рокочущего моря.

Вроде бы разгар лета, телу хочется в воду, но в такое море все равно нет желания окунаться. Гигантские волны, доходящие сюда из океана, накатывают на берег, круша по пути даже скалы и таща с собой камни и крупную гальку. Сунуться в такое кипящее пеной безобразие — верная смерть.

Но еще страшней становится, как вспомнишь о том, что здесь бывает в разгар зимы. Все подступы к скалам перекрывают витиеватые торосы льда; еще более громадные льдины с невообразимой силой таранят эти торосы. Ледяной ветер и слепящая вьюга не дают показаться на побережье ни животному, ни человеку. Здесь даже летом увидеть простую чайку — огромная редкость.

Людских поселений на этом огромном участке побережья мало. Всего четыре небольшие деревеньки, в которых обитают местные рыбаки и иногда съезжаются городские фанаты рыбной ловли. Оттуда, где расположены эти поселения, можно сравнительно спокойно выбраться на катерах в открытое море.

Четыре населенных пункта, четыре равнозначные точки, в которых разрешено сделать ночной привал. Да в ином месте привал и не сделаешь, как и не наловишь в случае нужды рыбы для ухи. Можно и купить, запрета на приобретение продуктов нет, как и на прием подарков в виде той же рыбы. Другой вопрос, что часто людей в домах не оказывается и приходится добывать рыбу собственной соображаловкой. Да и останавливаться лагерем можно только в палатках или в двух примыкающих друг к другу крепких бараках, которые и построены для этой цели — как «ночлег для пробегающих мимо». В современных уютных, оборудованных всем необходимым жилых блоках воякам даже появляться запрещено. Общий присмотр за поселками ведется прямо с орбиты.

Про вояк знают, сочувствуют взглядами и порой угощают свежей или копченой рыбой. Это по рассказам ветеранов. Ну а пока отряду стажеров, выполняющих тяжелый пятидневный марш-бросок по кромке побережья, рыбаки встретились только в третьем поселке. Удалось и поспать лишний час, наевшись до отвала и не тратя времени на приготовление ужина. Как оно будет на последней, четвертой ночевке? По сути, сухого пайка должно хватить на все пять дней, но что там того пайка?! Если хорошо приложиться, то и на два дня не хватит. Вот потому и пришлось на первых двух ночевках бить мелкую рыбешку острогами, чтобы хоть как-то разнообразить меню горячей юшкой.

Офицерских нашивок ни на ком нет. Со стороны все смотрятся как обычные рядовые десантники. Так что ни команд друг другу, ни распоряжений никто не отдает. Стандартный итоговый зачет по физической выносливости перед окончательным зачислением в Дивизион. Так сказать, по природной полосе препятствий. Перед стартом марш-броска давалась вводная команда: «Вы все равны! Вы просто воины! И вам отводится пять дней, чтобы добраться до финиша. Вперед!» И вот бегут…

Отряд вырвался на сравнительно свободный участок галечного пляжа, бег выровнялся, стали подтягиваться отставшие. Парадорский оглянулся, привычно производя подсчет в уме: «Все. Никто в скалах не застрял. Но вот Безразмерный явно сдает. Руку в падении все-таки потянул…»

Знакомые все лица. Все те же тридцать офицеров, которые встретились когда-то на транспорте и на том же транспорте прибыли на Кафедру Интеллектуальной Стажировки на Нирване. От Кафедры остался лишь спекшийся шлак да развороченный спасателями бункер, но вся группа стажеров живехонька, двигается по дистанции и таки имеет отличные шансы попасть в ряды элитного воинского подразделения.

«Но вот что с Безразмерным делать?»

Самый огромный в их группе офицер после незначительного, казалось бы, падения среди скал выглядел неважно.

«Может, до ночевки дотянет? Часа три осталось… А там подлечим, руку затянем, чуть подморозим…»

С другой стороны, инструкции на марш-бросок давались строгие: «В любом случае один-два человека отсеиваются. Помощь не приветствуется, и воинское братство в данный момент неуместно. Наоборот, потом пострадавший получит взыскание за то, что подверг ненужному риску товарищей. В том числе и в виде недопущения к службе в Дивизионе. Могут быть наказаны и помогавшие. В случае травмы достаточно сделать вызов обычным маяком, и потерпевшего через час заберут из любой точки. Вы — не команда! Вы просто находитесь на одной дистанции. Запомните это».

Где-то там впереди ночевка, потом еще полный пота и скрипящего на зубах песка день. Тантоитану и без того хватало кого опекать: чуть впереди него бежала капитан Ланьо, рядом — близкие и преданные товарищи. На каждом — строго выверенная по весу тела экипировка. И все равно толстый дальник по прозвищу Безразмерный не выходит из головы: «Рука у него за три часа плетью обвиснет, потом никакие примочки не помогут. И левый подсумок явно мешает…»

Танти не задирал носа перед остальными товарищами, пользуясь своим положением и формального и неформального лидера. Но внутренне гордился тем, что в любой ситуации все уравненные с ним по званию коллеги всегда посматривали на него. Посматривала с плохо скрываемым восторгом и гордостью Клеопатра, и этот факт радовал больше всего. Посматривали близкие друзья. Посматривали обры и дальники. Даже тот же самый Безразмерный посматривал. Единственное исключение, пожалуй, составлял только Гарольд. Он не посматривал и не ждал. Он с ледяной невозмутимостью следил за условными сигналами и отработанными до мельчайших деталей жестами. Он просто всегда был готов мгновенно выполнить любую просьбу или поручение.

Вот и сейчас он чуть ускорился, вырываясь всего лишь на полкорпуса вперед, чтобы лучше понять, что ему на языке жестов, принятом в Дивизионе, хочет сказать Тантоитан. Затем постепенно отстал, поравнялся с раскрасневшимся Безразмерным и буркнул тому несколько слов. Оба они немного поотстали, перемещаясь в хвост колонны. А когда вновь стали подтягиваться в центр, с левой стороны у пострадавшего уже не оказалось громоздкого маркированного подсумка, а его рука была притянута к освободившимся хлястикам.

Вскоре Гарольд занял свое прежнее место, так же без слов сообщив: «Теперь главное, чтобы он не упал, когда полезем через скалы. Грохнется — костей не соберет».

Да оно и понятно, рука-то привязана. Ни равновесие поддержать, ни опереться в случае падения. Но Танти значительно успокоился и переключил все свое внимание на бегущую впереди Клеопатру. Он обожал ее и сейчас очень жалел. Почему-то вспомнился момент их встречи после возвращения от барона Аристронга. Когда они прибыли на пункт сбора, он не ожидал увидеть там свою невесту, хотя и был страшно рад встрече. И, только вспомнив недавние пересуды товарищей, разволновался:

— Почему ты здесь? Ты ведь должна находиться в личной охране императора.

— Прежде всего я должна сдать окончательные зачеты, экзамены и поступить в Дивизион. Ведь иначе отец снова не разрешит нашу свадьбу.

— Не больно-то я его и боюсь! Ты лучше признайся честно: а не выгнали тебя из личной охраны?

— За какие такие преступления? — изумилась любимая.

— Ну как же, наверняка ты со своей непосредственностью приставала с просьбами и вопросами к самому императору. Так?

— Да ладно тебе! С чего ты взял? Ты ведь знаешь, насколько я скромная и законопослушная.

— О! Еще как знаю! Сколько раз приходилось краснеть из-за твоего панибратства с принцем Янушем.

— Да? Что это ты таким придирчивым стал? — перешла в контрнаступление Клеопатра. — А сам чем все это время занимался? До меня дошли слухи, что вы с бароном Аристронгом стали приятелями не разлей вода. Он тебя спаивал, а потом вы на балах танцы с девицами устраивали.

Если по поводу дегустаций в «медвежатнике» еще можно было с нею согласиться, то относительно танцев с девицами Танти был ни при чем. Подобного он себе не мог позволить по многим причинам, в том числе и от нехватки времени. Поэтому он только рассмеялся в ответ:

— Моя ты принцесса! Как бы я осмелился променять тебя на каких-то девиц?

— Не на каких-то, а именно на пятерых милашек весьма развратного поведения.

— Вот те раз! А я с какого боку к ним мог примазаться? — изумился майор.

— Я все знаю! — Девушка пристально уставилась в глаза своего жениха. — Лучше сам признавайся!

Понятно, что пикантный скандал с пятью сестричками, как ни старались его скрыть, все равно получил огласку. Все-таки барон и на балу с ними любезничал, и в спальню отвел, а потом за столом так и не появился. Красотки же и вовсе пропали. Следовательно, тут же поползли слухи, появились всякие домыслы в средствах массовой информации. Еще бы! Ведь как приятно втоптать барона-тирана в грязь разврата, пьянства и похоти. Ну а вместе с ним очернить и всю его доблестную охрану.

Так что, по сути, Клеопатра руководствовалась этими неясными слухами и хотела взять своего друга на пушку, чтобы заставить проговориться о том, что же на самом деле случилось во владениях барона. Ну и заодно насчет верности его прощупать. Но Парадорский тоже прекрасно умел с такими напрасными нападками справляться:

— Хорошо! Я признаюсь во всем. Только ты мне вначале перескажи хоть какие-нибудь подробности этих танцев.

— Зачем? — нахмурилась Клеопатра.

— Так ведь у меня выдумки не хватит, а у тебя такая богатая фантазия. Интересно же…

В общем, тогда Парадорский не проговорился. А чтобы отвлечь любимую от ненужных вопросов, повел ее знакомить с Зариной. Как это ни странно, но девушки мгновенно подружились, да и вообще влившаяся так удачно в компанию контрразведчица должна была сдавать зачеты для вступления в Дивизион вместе с остальными стажерами. Однако что-то не сложилось. Всего неделю Зарина побыла на сборах вместе со всеми, а потом неожиданно пропала. Николя на вопросы товарищей только печально развел руками:

— Служба…

Вот потому и бегут по узкой кромке вдоль моря не тридцать один офицер, а всего тридцать. И в их силах сделать так, чтобы никто не отстал.

К месту ночлега добрались еще засветло. К тому же повезло встретить местных жителей, которые уже разгружали два судна с морскими трофеями, а третье как раз причаливало к каменному пирсу. Короткие переговоры оказались более чем продуктивными, и вскоре уже на месте ночлега воинов весело горели костры и закипала уха. Кашеварить принялись те, у кого сохранилось больше сил, остальные отдыхали.

Не все, конечно. Например, Гарольд с Малышом вплотную занялись Безразмерным. Стенеси считался самым лучшим массажистом и костоправом в коллективе, и кому как не ему было заняться поврежденной рукой товарища, вправить ее на место и потом хорошенько промассировать? Ну а Малыш лучше всех мог заговаривать зубы. За неимением хорошей анестезии и это его умение сейчас годилось.

— Ну что, толстяк, допрыгался? — тараторил Ллойд. — А ведь сколько тебя инструктора просили: меньше жри, меньше жри… Что «ой!»? Руке больно? Ничего, зато заднице легче будет! Сегодня только правой пятерней кушать сможешь, значит, в два раза меньше слопаешь… Ты че ржешь? Садомазохист? Гарри! Удружи человеку, дерни еще раз… Ага, и за правую тоже! Завтра в два раза быстрей бежать будет, если сегодня вообще не поест…

Безразмерный то ойкал, покрываясь испариной, то стонал, то пытался подавить накатывающий волнами смех.

Тантоитан подошел к девушкам. Клеопатра лежала на животе и словно в приступе самогипноза твердила:

— Я добегу! Всего один день… я обязательно добегу!

— Только разгон набери, — ворчал парень, нежно поглаживая ее по спине. — А то утром и не поднимешься.

Подумав, он стащил с нее скафандр, вывернул его, сменил батарею, оставил проветриваться. Затем принес нагретой морской воды в каком-то корытце, опустил в него женские ступни. Сделал точечный массаж бедер, крикнув остальным женщинам, чтобы тоже раздевались. Послал кого-то из ребят за одеялами к рыбакам:

— Скажи, что только для женщин, наверняка дадут.

Еще кто-то приволок пяток аналогичных поддонов и поставил на костер большой котел с морской водой. Желающих хоть чуток расслабить мышцы ног нашлось немало. Потом явился Гарольд. Посмеиваясь и зубоскаля, он раздавал во все стороны беспардонные шлепки, ребрами ладоней прохаживался по телам боевых подруг от коленок до плеч, легко их массируя, и вскоре уже все лежавшие пластом офицеры женского пола ожили, порозовели, заулыбались. А когда принесли полный котелок наваристой ухи, по три внушительных ломтя свежего хлеба и по куску копченой рыбы, дело и вообще пошло на лад.

Мужчины подались в свою компанию, чтобы не смущать подруг, оставшихся в нижнем белье, но и они, понятно, долго не засиживались. А вот женщины явно воспряли духом и не в меру разболтались. На шумок подтянулся еще не улегшийся Гарольд и удивленно воскликнул:

— Ба! Да тут девичник! Позвать Парадорского?

Стоило видеть, как все дисциплинированно, без единого возражения или шутки погасили фонарики и закрыли глаза.

А когда женщины рано утром проснулись и вышли к завтраку, на кухне уже хозяйничал Тантоитан, разогревая оставшуюся уху и деля на всех рыбу. Он успел выспаться, а внутреннее чувство ответственности заставляло позаботиться о других.

К финишу стажеры добрались без потерь в своих рядах. При этом и помощи никто никому не оказывал, и выглядели все соответственно тяжелому походу. А что некоторые прихрамывали да руки на перевязи держали, так ведь это производственные издержки, и претензий быть вроде бы не должно.

Вот и майор Хайнек, выдвинувшийся из толпы встречающих, похвалил:

— Ну молодцы, добрались! Теперь осталось только несколько формальностей — и да здравствует Дивизион!

— Ура, ура, ура! — откликнулось разом тридцать глоток.