ВИСА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Выкуси и Хельги в гостях у хана

Хельги пластом валялся на куске овчины, наблюдая, как Выкуси разливает по чашкам заваренный на костре зеленый чай. Она уже дважды накладывала на него Исцеляющее заклинание, но тело все равно болело и ныло. Шутка ли сказать — сделать более шестидесяти километров на лошади без привычки к седлу. Они разбили походный лагерь рядом с Арзамасским трактом в том месте, которое в реале соответствовало Лапшихе. Уже под утро к ним присоединились Монкге с Тимуром, заметавшие их следы. Они сообщили, что в городе волнения из-за схватки перед Святилищем Дракона, людские массы полны слухов и кривотолков, но ясной картины происшествия нет ни у кого, даже у околоточного тролля. Бедняге начисто вырубило память за прошедшие сутки и, испугавшись наказания, он дезертировал со службы и подался в лес к сородичам. Старейшины оказались в непростой ситуации — публичный процесс им затевать не с руки, поскольку они чрезвычайно заинтересованы в том, чтобы избежать огласки, но желание покарать виновных присутствует.

Хельги поднялся с желанием размять члены и разогнать тупую ломоту в суставах. Выкуси тут же сунула ему в руку пиалу с горячим, отдающим аптекой напитком, и немедленно заставила выпить до дна жгуче-горькую мерзость. Викинг почувствовал, как по телу разливается мягкая теплота.

— Чашка архи подействовала бы еще лучше, — буркнул он, разводя руки в стороны для разминки.

Его лицо обдувал прохладой ветер. Зима стремительно наступала на Мир. Лужи поутру уже сковывались прозрачной коркой льда, в течение дня лед таял, разбрасывая тысячи ярких искр под осенним солнцем.

— Поговори мне еще, — ворчливо отозвалась Выкуси. — Кого вчера с коня два эльфа стаскивали? Меня? Не помнишь сего доблестного воина?

К их шатру неспешной походкой приближался Камиль в компании Тимура-оглана. В руках монголы держали уже знакомую Хельги узкую бутылку с тонким горлышком и несколько маленьких пиалок. Эльфы-кочевники несли тарелки с тушеной бараниной.

— Как спалось нашим друзьям? — Хан озорно покосился на Выкуси и подмигнул Хельги.

Тимур сноровисто вышиб пробку из дубовой коры и разлил молочно-белую, резко пахнущую жидкость.

— Чи байна, би байна, хухен бахкуй — мубайна! — обращаясь к Тимуру, провозгласил Камиль, и тот отозвался веселым смехом, а после перевел:

— Ты — есть, я — есть, женщин — нет, плохо. Великий хан уже начинает скучать по своему гарему.

— За наш союз, — Хельги поднял свою чашку, чокнулся с соратниками и добавил, — и за скорейшее возвращение Сеита в человеческое обличье!

— На все воля Аллаха! Сеиту выпало пройти великое испытание, но «Самый блистательный джихад — это победа над самим собой». Я поднимаю кубок за нашу дружбу. Пусть она будет спаяна, как железо, пусть в ней всегда будут уважение и преданность, — серьезно добавил Камиль и, медленно смакуя, выпил.

Выкуси пригубила напиток, приняла блюдо с мясом из рук слуги и, удобно усевшись на скрещенные ноги, спросила у Тимура:

— Вам удалось скрыть наши следы?

— Да, но мы думаем, что нас все равно найдут.

— Почему?

— Шпеер очень талантлив.

— Шпеер будет держаться в стороне.

Камиль всплеснул руками:

— Велика мощь моей сестры! Он переметнулся к норгам?

— Нет, но и вредить тоже не станет.

— Нам по прибытии в Арзамас-Сарай следует тут же начать готовиться к приступу.

— Забудьте про приступ. Арии об этом и думать не станут. А поднять клан русов на атаку вашего сообщества перед решающей битвой практически невозможно, да к тому же тогда придется им все рассказать. Экзарх не санкционирует утечку информации о Полигоне.

— Хвала Великой Прорицательнице Элеадуна! Значит, Арзамас-Сараю ничего не грозит. Это хорошо! Так чем же мы сейчас занимаемся?

— Тренируемся и готовимся выступать. Собираем артефакты, самые сильные, самые мощные.

— Часть боевых артефактов отдали на перековку Перчаточнику.

— А кто это? Не первый раз слышу, но до сих пор в толк не возьму его роль, — вмешался Хельги.

— Никто о нем почти ничего не знает. Это нейтрал, старый, сильный, занимается тем, что улучшает артефакты. Дерет не семь шкур, а двадцать, да вместе с мясом, но и вещи делает стоящие, — охотно пояснил ему Тимур. — Например, твой лук, викинг, наверняка прошел через Перчаточника, такие предметы в Мире просто так не встречаются.

Разлили еще по одной. Ломота в теле постепенно исчезала. В самом конце осени иногда выпадают такие деньки, когда солнце светит особенно ярко, стоит хоть и холодная, но сухая погода, осенние хляби уже замерзают, а воздух становится по-зимнему чист и прозрачен. Ничто не нарушало покоя бивуака, но вдруг тревожно заржали все лошади разом. Монкге выбежал на середину лагеря и приложил ухо к земле. Выкуси закрыла глаза и сжала виски своими тонкими пальчиками. Оба применили Обзор Мира, мощное заклинание пятого уровня, только каждый задействовал разные Школы. Выкуси — магию Воздуха, Монкге — Земли. Дервиш с озабоченным видом вернулся к костру, Выкуси продолжила прерванное занятие — вновь стала безмятежно обсасывать баранье ребро.

— Я ничего не вижу и не слышу, Великий хан, возможно, опасность придет с воздуха.

— С воздуха, с воздуха, — беззаботно подтвердила принцесса, бросая кость на тлеющие угли. — Только не опасность. Бармалей решил составить нам компанию. Видимо, в городе он уже все сделал. К тому же старый бродяга за сто миль чует хорошую еду и добрую попойку.

В ясном небе увеличивалась и росла темная точка. Беспокойство лошадей все возрастало, нукерам пришлось взять их под уздцы. Через пару минут огромный, величественный, отливающий бирюзой дракон со всадником на спине грациозно для его исполинских размеров приземлился в пятидесяти шагах от них, подняв в воздух тучу прелой травы. Сверкающие белоснежные иглы покрывали его крылья, по всему хребту, кроме участка с прикрепленным седлом, также вздымались острые костяные шипы, преобразующиеся на холке в нечто вроде короны. Седло крепилось несколькими опоясывающими тело дракона кожаными ремнями, соединенными с арниром и стальным трензелем для управления в полете этим битюгом. Дракон покорно воткнул в землю длинные когти всех четырех лап, пригнулся, помогая таким образом наезднику спешиться. Нукеры бросили лошадей и в религиозном экстазе повалились на колени.

— Лазурный Дракон, — благоговейно прошептал Камиль, — Великий Прародитель драконьего племени…

Выкуси легко вскочила и бегом направилась к Бармалею, нисколько не опасаясь его грозного «рысака», один вид которого парализовал всякое движение в лагере.

— А-а, Тифончик, как же я по тебе соскучилась! — Она подошла к дракону, потрепала того по чешуйчатой морде и чмокнула куда-то в область носа. — Хорошо, что ты его забрал, а то мог и издохнуть от тоски, сам знаешь, какой он привязчивый и общительный.

— И не забирал бы, да тумботинские гномы отказались дальше его кормить — все приел у них окаянный проглот, всю скотину, птицу, а впереди зима, без запасов никак. Реликт, оно, конечно, хорошо, но он нас по миру пустит со своей прожорливой утробой. — Бармалей деловито клюнул дочку в щеку и поспешил к костру — здороваться с союзниками.

С Хельги они виделись второй раз, и эта встреча получилась куда более теплой. Бармалей обнял без пяти минут родственника, дружески похлопал по плечу, и в этом жесте было все — и принятие его, Хельги, как кандидата в зятья, и одобрение его действиям, поступкам, и даже некоторое сочувствие, поскольку уж кто-кто, а Бармалей-то доподлинно знал крутой нрав своей дочки. В подставленный им костяной кубок, как по волшебству вынырнувший из объемного дорожного мешка, вместились остатки содержимого бутылки. Бармалей тут же опрокинул его в рот и, вкусно хукнув, заел чарку добрым кусом разваренного мяса со жменью черемши.

Выкуси расседлала Тифона самостоятельно. Она здраво рассудила, что никто по своей воле не рискнет приблизиться к чудовищу, а следовательно, помощников у нее не будет. Протерла ветошью чешую под седлом, и только после того, как отвела дракону территорию для отдыха на приличном расстоянии от лагеря, вернулась на свое место. Пирушка уже была в полном разгаре. Над костром жарились на рожнах несколько жирных сурков, передавались друг другу бурдюки с архи, около очага стояло несколько привезенных Бармалеем из города пузатых бутылок с вином.

— Почему ты оставил Прорицательницу? — нарочито сварливо спросила Выкуси.

— О, она в полной безопасности, — невнятно проговорил Бармалей с полным ртом мяса.

Он прожевал кусок, проглотил его, запил пиалой с вином и продолжил:

— Старейшины, похоже, пошли по ложному следу, который попетляет-попетляет, и все равно в конце концов приведет к одной известной мне зеленоглазой бойкой девице. Решила вызвать огонь на себя, малышка? Не рановато?

— Пора. Я не могу рисковать ее жизнью. Ты абсолютно уверен, что ей ничего не грозит?

— Да, иначе бы меня здесь не было. На нее никто и не думает. Спасибо Шпееру и Франку. Этот мошенник-механик, с его аппаратом оповещения и дезинформации нам очень дорого встал.

— Аппаратом? — с улыбкой уточнил Хельги.

— Аппаратом, — подтвердил Бармалей. — Состоящим вот именно из одного речевого аппарата, который, в свою очередь, включает в себя длинный, исключительно бескостный язык и луженую глотку. Но надо отдать ему должное — свою партию с эмиссаром Франк разыграл как по нотам. Я, признаться, слегка поволновался за вас, но все-таки хорошо, что не пришлось вмешиваться, мне пока лучше побыть в тени. Хельги, друг мой, плесни, пожалуйста, из того рыжего бурдюка, там как будто по другому рецепту сделано, и я хочу попробовать.

— Что-то ты подозрительно доволен, — заметила Выкуси. — Кого-то убил? Или изнасиловал?

— Кого-то вычислил, — оскалился тот. — Купил у нашего раздолбая педикюрного оператора и тут же пригрозил испытать на нем самом, если он не приставит к немцу шпиона.

— Приставил?

— А куда он денется? Так вот, наш ныне покойный гость ходил на доклад, и отнюдь не к Старейшинам. Прежде чем войти, долго прихорашивался. И привратникам заявил, что прибыл к его величеству. Каково, а?

— И кем же оказалось его величество? — поинтересовался Камиль.

— Перчаточником.

Хан присвистнул. Выкуси подумала и заявила:

— Вполне сходится. Старый, очень сильный, на людях практически не появляется. Но без личного присмотра полигон не оставляет. Когда будем мочить?

— После битвы.

— Кого мочить? — изумился Камиль. — Иерарха? Вы хоть представляете себе его уровень?

Бармалей внезапно начал меняться. Нет, внешность осталась той же. А вот суть…

Вельможа. Высочайший сановник во всем блеске власти и могущества. Грозный, мудрый и величественный. Жирные пятна куда-то исчезли с камзола, в глазах полыхнуло темное пламя.

— Светлейший хан, я имею честь быть супругом Владычицы Трав, и как таковой возглавляю Министерство обороны Элеадуна. Говоря открыто, ваш покорный слуга олицетворяет собой военную мощь Эльфийской Пущи, а она, смею заметить, не маленькая. Абы за кого Владычицы замуж не выходят.

— На всякий случай жестоко извиняюсь за неуемное любопытство, — заговорил Хельги, — но я интересуюсь знать, а сколько лет потребовалось вельможному принцу, чтобы достичь нынешнего уровня?

— Семьдесят. В Реальности.

— Скока-скока?

— А ты думал, сынок, что человечество настолько тупое, что нащупало параллельный мир только в конце двадцатого века? — Бармалей снова превратился в добродушного обжору. — Между прочим, до Инквизиции в Реальности жили такие маги, что Наместник рядом с ними просто недоучка. Разные локации возникали в разное время, и ключи перехода не машинной природы, а магической. Раньше их маскировали под магнитофоны, еще раньше — под патефоны, механические пианолы, музыкальные шкатулки. Здешняя локация из молодых, это верно. Ваш Иерарх создал ее где-то в восьмидесятых.

— А возраст? — не унимался разведчик. — Как можно прожить столько лет и сохранить такую форму?

— В каждой локации свои правила, тебе разве не объясняли? В Элеадуне чем выше уровень, тем дольше молодость. И это свойство переносится в Реальность.

Хельги с ужасом уставился на Выкуси.

— Расслабься, — усмехнулась она. — Мне двадцать пять. Родители очень долго планировали мое рождение.

— Семьдесят лет, — заговорил Камиль. — Любопытное было время семьдесят лет назад. Могу я узнать, как ваше высочество оказались в Пуще?

— Командовал полком. Был ранен, застрелился, чтобы не попасть в плен. С тех пор очень не люблю ариев. Во избежание вопросов объясняю — все самоубийцы в Воронеже принадлежат Элеадуну. Местный вариант загробного мира. Проверять не советую, у нас для них совсем не райские кущи. Наоборот. Лично мне потребовалось тридцать лет, чтобы вернуть себе человеческий облик. Ну да ладно, не будем о грустном. Сынок, я когда просил мне налить? Ты меня хочешь уморить жаждой?

День посвятили отдыху, разговорам и ненапряжному возлиянию. Ближе к ночи Выкуси отпустила Тифона добывать себе пропитание. Исполин встряхнулся, как попавший под дождь пес, сделал несколько размашистых шагов, оттолкнулся от земли мускулистыми задними лапами и полетел, набирая высоту, в сторону реки. Нукеры-тургауды Камиля, плотно поужинав, разошлись по своим шатрам, выставив по периметру лагеря усиленные караулы. Ночь прошла спокойно, если не считать стаи церберов, попытавшихся вторгнуться в пределы бивуака, но тут же потерявших несколько своих особо ретивых членов. Утром, после ритуальных ракятов, монголы быстро позавтракали, и кавалькада воинов тронулась дальше по Арзамасскому тракту. Бармалей с Тифоном задержались день, чтобы прилететь позже, убедившись, что никто не идет по их следу. Дорога до Арзамас-Сарая заняла почти весь день, потому что двигались не спеша. Ближе к вечеру миновали пограничную заставу и вступили на территорию хана Камиля.

Где-то от Михайловского аймака начали попадаться распаханные поля, на лесных опушках стояли лесопилки, к которым вели хорошие проселочные дороги. Хотя дело шло к зиме, на лугах еще паслась скотина. Под бдительным присмотром конных чабанов и пастушьих трехголовых собак бродили отары овец, табуны лошадей и даже стада волов и яков. Тимур охотно перечислял взращиваемые монголами культуры — тут были овес, рапс, кукуруза. Юниты-отпущенники сеяли также хмель, коноплю, пшеницу, бобы. Все это скупалось букаулом у населения по твердым ценам. Часть перерабатывалась, часть шла на продажу, остальное оседало в многочисленных амбарах и зернохранилищах хана. В сообществе на сей момент состояло двадцать три человека, каждый из которых имел свой удел, собственное хозяйство и вассалов, а также воинскую дружину. На период военных действий собирался Военный Совет — джихангир, он разрабатывал стратегию и отвечал за внешнюю политику сообщества.

Всадники миновали очередную горку, коих в Арзамасском уделе хватало, и им предстала живописная картина столицы Синей Орды. Хельги ожидал увидеть что угодно — замок, частокол, форт — но его взгляду открылась вполне мирная пасторальная картина кочевого стойбища. К небу из сотен юрт поднимались струйки дыма, лишь в самой середине града возвышались несколько десятков красных кирпичных домов достаточно себе современной архитектуры с башенками, флюгерами, открытыми верандами и витыми лесенками. В ответ на немой вопрос Тимур пожал плечами:

— Залежей глины вокруг полно, кирпич обжигаем сами. Здесь у нас зимние квартиры, а летом мы обычно кочуем со стадами. Лучше нет жизни, чем жизнь на природе, когда воздух вокруг свеж и чиста вода из родника. Может, кому-то такое существование покажется диким, но тогда ему у монголов не место.

Хельги обратил внимание на многочисленные навесы, окружившие город со всех сторон. В небольшом отдалении от поселения стояли заводские цеха. Тимур это прокомментировал так:

— Вокруг города ты видишь наш небольшой сюрприз тем, кто захочет на него напасть. Сторожевые башни расставлены так, что сюда невозможно добраться, не будучи замеченным. И те, кто придет с бедой, пожалеют о своих намерениях, уверяю тебя. А там — мануфактуры, несколько заводов, кирпичное производство с печами Гоффмана и туннельными сушилками. Кирпич мы, кстати, продаем по всей Периферии и очень дорого.

— А юниты кто?

— На заводах трудятся гоблины. Подмастерья, мастера — гномы, конечно. В войсках по большей части кентавры, эльфы. Есть несколько подразделений огров, в специальных отрядах используем полуросликов. В Пустынском аймаке сейчас дотренировывается десяток титанов. Там проживает несколько местных особо ядовитых гидр, к которым даже мы не совались. Хлопотно больно — это идеальные тренажеры для апгрейда стрелков: тяжелые, медленные, неповоротливые. Да ты не спеши, скоро все увидишь своими глазами, а сейчас есть дела поважнее.

Посланный почтовый голубь уже сообщил об их приближении. В Арзамасе уже знали про гибель Сеита, и две его жены-феечки приняли хидад по мужу, который должен был продлиться как обычно — четыре месяца и десять дней. Одновременно шли приготовления к большому пиршеству по случаю приезда важных гостей и победы, одержанной в бою Ансар Аль-Исламом над неверными. Но сначала немедленно созвали джихангир, где хан Камиль хотел объявить о вступлении монгольского сообщества в войну и провозгласить священный джихад Старейшинам. Начало Совета как нельзя лучше совпало с появлением Бармалея верхом на Священном Лазурном Драконе. Тифону отвели место за городом, хотели тут же накормить забитой кониной, но Бармалей решительно отмел предложение — дракон ел только то, что убивал сам. Тогда реликту подогнали пару мычащих волов, от коих через минуту даже рогов не осталось. Благоговение перед Прародителем от этого только усилилось. Пришлось очертить специальный круг, через который строго-настрого запретили переступать зевакам, спешившим поглазеть на диво.

Пока монгольские военачальники совещались, слуги предложили гостям принять с дороги ванну в резиденции Камиля. Гостей потрясло серебряное дерево Чингизидов, возвышавшееся посреди ханского двора. Его окружали искусно выполненные серебряные же львы, из пастей которых били белые фонтанчики, утекавшие в небольшой хрустальный бассейн. Поскольку рядом со львами стояли чаши, Бармалей тут же продегустировал напиток и заявил, что это кумыс отменного качества. Крыльцо дома подпирали массивные колонны, сделанные целиком из драгоценных камней. Сбоку от колонн красовались клумбы, спрятанные внутри огромных аметистовых друз. Двери в дом хана искусный резчик изготовил из сандаловых панелей, украшенных барельефами с изображениями сцен из Корана. Внутри резиденция также удивляла роскошью — драпировки из тонких тканей эльфийской выделки, ковры ручной работы, нефритовые ступени.

Гостей развели по разным комнатам, Выкуси — отдельно, Хельги с Бармалеем — отдельно, каждого из них ждала наполненная водой горячая ванна, выточенная из цельного куска агата. Только воины разоблачились, забрались внутрь и блаженно расслабились, как к ним с веселым оживлением вбежали несколько довольно смазливых эльфийских девушек-прислужниц и стали добавлять в воду различные умащения и благовония. Барышни носили шелковые разноцветные шальвары, их груди были вызывающе обнажены. Они предложили отдыхающим вельможам молочный чай — сутэй, но Бармалей, поморщившись, отказался, и чай тут же заменили на тарасун, рисовое пиво. Прислужницы не собирались удаляться, а, напротив, горели желанием продолжать развлекать гостей. Особое внимание они уделили Бармалею, окружили заслуженного бойца и с девичьим восторженным щебетом начали массировать ему крепкие усталые плечи. Старый бродяга благодушествовал и только время от времени щекотал кого-то из девушек, порождая хихиканье и визги. Хельги быстро окончил омовение, потому что почувствовал себя тут явно лишним. Он извинился, нырнул в принесенный слугами пестрый вышитый халат, сунул ноги в бархатные шлепанцы и пошел прогуляться да навестить Выкуси. Бармалей не возражал.

Выкуси вальяжно возлежала в пышных облаках пены и беззаботно болтала ногами, взбивая в воздух искрящиеся протуберанцы.

— Как там папенька?

— Расслабляется…

— Понятно. А ты что-то быстро…

— Да как-то неловко сидеть голым в компании кучи хохочущих женщин…

— Тем более что на тебя никто внимания не обращает? — Выкуси залилась смехом. — Еще бы, я пообещала снять скальп с каждой, которая подойдет к тебе ближе чем на полметра!

— Вот они и ходили вокруг по стенке, а я-то думал… Придется тебе, принцесса, самой расплачиваться за свой опрометчивый поступок, — с этими словами Хельги сбросил халат, отшвырнул шлепанцы и нырнул в душистую ванну к своей возлюбленной.

Когда на осеннем небосклоне зажглись первые яркие звезды, гостей пригласили за накрытые столы. Праздник устроили прямо во дворе резиденции. По периметру разожгли жаркие костры, согревавшие пирующих, на столбах запылали ночные спиртовые светильники. На длинных вертелах целиком жарилось несколько тарбаганов, повара разливали в чашки из голубого фарфора традиционный монгольский хорхог с плавающими в нем баурсаками.

Рекой полились заздравные тосты. Вереница слуг обносила гостей блюдами с шуджуком, казы, доотуром, хиамом, предварительно объясняя приезжим рецептуру и состав яств. Во время вечера Хельги успел перезнакомиться со всеми представителями монгольской знати, кроме главы Ветви Ведьм Хакима Одержимого. Он совершал хадж, впрочем, к битве его ожидали. Зато с его заместителем, Гуюком, произошла обстоятельная беседа, во время которой Хельги открыл для себя много нового об устройстве Мира, о нравах юнитов, об их способностях и потенциале. Монголы в отличие от норгов не смотрели на Маленькие Народы как на пушечное мясо, а старались найти всем применение сообразно с их навыками. Поэтому-то у них и процветали ремесла, появились зачатки технологии. Но, развивая экономику, кочевники ни на секунду не забывали, что добро должно быть с кулаками, а в Мире тем паче. В отличие от кланов города, у монголов имелись два главы Ветви Воинов. Первый — темник Джелял-эддин, двухметровый батыр устрашающего вида, но кроткого нрава в быту, очень образованный человек, читающий наизусть эпос «Гэсэр». Он руководил обучением мергенов и кешиктенов, мастерски прививал рекрутированным в войско эльфам и кентаврам тактику монгольской боевой карусели. Второй — Джанибек-Мюрид — оказался еще более колоритной фигурой. Невысокий ладный крепыш с темными как антрацит глазами и гладко выбритым черепом, подполковник артиллерии в реале, демобилизовавшийся из армии после Первой чеченской кампании, он и в Мире нашел себе достойное применение.

— Выставим на битву несколько арткорпусов, — пообещал он Хельги, чокаясь с ним огненным архи марки «Чингиз». Бармалей, распробовав сей напиток, тут же возжелал приобрести несколько ящиков и наладить регулярные поставки в дальнейшем. — Под моим началом сейчас более тысячи двухсот стволов, часть из них спрятана от любопытных глаз вокруг Арзамас-Сарая под маскировочными навесами.

— А, так вот о каком сюрпризе для врагов говорил Тимур…

— Истинно так…

— А какие орудия?

— Да самые разные: катапульты, онагры, скорпионы, баллисты, спрингальды, гастрафеты, оксибелы. Я все хотел попробовать, так что конструировали разные. Ну и конечно, наши родные требучеты, как без них. Также недавно приняли на вооружение огнеметы: греческие сифонофоры и китайские Огненные Копья. Главное, — Джанибек-Мюрид заговорщически обнял викинга, — чтобы их до времени не обнаружили. Ты, говорят, отличный разведчик, тут тебе и карты в руки. Нам судьба стоять в обороне, а наша артподготовка способна начисто выкосить первую атакующую волну. Вместо камней бить будем оловянными болванками и подожженными снарядами из смолы и дегтя.

— А как с точностью?

— Наводчики у меня полурослики, у них глаз верный. Эльфы стреляют даже лучше, но они не в ладах с техникой. А огры — подносчики снарядов. Работают слаженно. Давно хотел попробовать своих в достойном деле, и вот повод представился. Давай, друг, выше чарку. Не шутки ради мы идем в бой, а за правду, оттого и легко на сердце!

Расходились уже под утро, а тех, кто не в силах был пойти домой и свалился после трудов праздных на пиршественной поляне, слуги укрыли теплыми овчинными тулупами, не переставая поддерживать огонь в кострах. Хельги, изрядно пошатываясь, добрался до опочивальни с помощью дворецкого — пожилого сморщенного безбородого гнома. Шаря в темноте в поисках постели, он услышал из глубины спальни насмешливое контральто Выкуси:

— Явился-таки, муха бражная. Иди на мой голос, а то точно на половике уляжешься, тоже мне, разведчик. Ничего, завтра я устрою тебе экстремальную физиотерапию. Мы полетим на Тифоне на прогулку. Пора тебе, мой герой, посмотреть на Мир сверху.

Хельги с размаху бахнулся на кровать и отключился еще в полете до подушки. Он уже не слышал, как Выкуси, что-то довольно мурлыкая, прижалась к нему и положила себе на плечо его тяжелую руку.