Часть третья
ПРОНИКНОВЕНИЕ

12.45 а. т. по времени горных областей США, 12 июля, Милд Рок, штат Орегон

Брызги воды, искрясь в лучах солнца, словно бриллианты, поднялись фонтаном и разлетелись в разные стороны. Падая в воду бомбочкой, толстый Виктор поднял сильные волны, расходящиеся кругами от воронки в центре падения. Лапы воды тяжело сомкнулись над его макушкой, но через мгновение Виктор вынырнул.

— Класс! — воскликнул он.

Целое утро Джейк с друзьями занимались строительством площадки для прыжков в воду на берегу озера. От взоров с автострады местечко было скрыто зарослями плакучей ивы. Над гладью озера в своей непоколебимой величественности возвышался потухший вулкан Мелисса.

Площадку для прыжков они сооружали из дерна (который срезали тут же, возле берега), наложенного друг на дружку горкой и скрепленного глиной. Получилась высокая тропка, одним концом уходящая в воду. Сбоку на глине камнями они выложили свои инициалы

— Сколько простоит, как ты думаешь? — спросил Джейк.

— До конца лета, а может, и до следующего лета, — ответил Крис.

— Если прыгать с него будем только мы, — заметил толстый Виктор, вылезая из воды. — А народ набежит — ничего не останется от нашей площадочки.

— Этот пляж секретный, — возразил Джейк. — Немногие знают о его существовании. Сюда только на машине и можно добраться.

— Думаешь, ты один такой умный? — усмехнулся Крис. — Если мы сюда на велосипедах доехали, то и другие доберутся на велосипедах.

Бывшая все лето ледяной вода в озере неожиданно начала теплеть. Отец Джейка удивлялся. Сколько он себя помнил, вода в озере еще никогда не была такой теплой Ребят это не смущало. Лето и предназначено для того, чтобы купаться и получать удовольствие. А когда в воде зубы от холода сводит — какое же тут удовольствие? Нет, Джейку определенно нравилось, что вода в озере потеплела.

— Кстати, — напомнил Крис, — сегодня вечером будут показывать «Крестного отца». Смотри не пропусти!

— Как же тут пропустишь, когда всю неделю шла реклама, — ответил Джейк и, скривившись, изобразил голос диктора. — Не пропустите! Мировой шедевр! Только двенадцатого июля в субботу!

Крис захохотал, Джейк разбежался и, оттолкнувшись от площадки, «ласточкой» прыгнул в воду. Трамплин был хорош. Высотой шесть футов, он позволял насладиться полетом. Перед вхождением в воду Джейк сложил руки над головой лодочкой. В воду он вошел, словно именитый олимпиец. Почти без брызг.

Он пролетел в глубину футов на семь. Обычно вода на поверхности стоит теплее, чем на глубине. Лучи солнца нагревают верхние слои, а до нижних не достают. Джейк это знал. Сейчас же было все наоборот. Верхний, пройденный им слой, был теплым, но вода на глубине стояла еще теплее. Джейк повернулся, сделал два лягушачьих гребка ногами и вынырнул на поверхность. Рядом в воду обрушился Крис, едва не свалившись на голову Джейка.

— Полегче! — крикнул Джейк, но Крис уже ушел под воду и не слышал его.

Джейк вылез на берег и опустился на широкий камень, подставив себя под лучи палящего солнца. Рядом с диким криком в воду прыгнул толстый Виктор.

— Джейк, — раздался со стороны тихий голос. Джейк быстро поднял голову. Глубоко в тени плакучей ивы стоял тезка Джейк.

— Привет, — произнес Джейк, поднимаясь.

— Привет, — ответил мальчик. — Ты можешь подойти под… под…

— Под дерево? — спросил Джейк.

— Да, под дерево.

Джейк зашел в тень. Тут было прохладно и темно. Лишь белки глаз тезки Джейка сверкали в темноте.

— Почему ты ушел тогда, ничего не сказав? — спросил Джейк.

— Тогда?

— Несколько дней назад.

— Я не мог… Нужно было… домой. Я не всегда могу выйти. Проход не всегда открыт.

— Угу. — Джейк кивнул, будто понял, и посмотрел на плещущихся в воде Виктора и Криса. Они не замечали Джейка и мальчика. От взоров с берега собеседников скрывали пышные ветви ивы, тень дерева делала их незаметными.

— Не хочешь искупаться? — поинтересовался Джейк, — Мы построили классную площадку для прыжков в воду!

Мальчик неожиданно испугался. Джейк почувствовал это. Мальчик отстранился от него, в голосе послышалась неуверенность.

— Я боюсь воды. Мне и так холодно.

— Ты плавать не умеешь? Так я тебя научу! — воскликнул Джейк.

— Нет. — Мальчик взял Джейка за руку, останавливая вспыхнувший порыв. Джейк почувствовал, что рука мальчика горяча, как и несколько дней назад. Может, повышенная температура — нормальное состояние его тела? Джейк слышал о таком. Например, у дяди Фабриуса нормальная температура была 97,2' градуса. Папа говорил, что температура тела может быть меньше нормальной 97,9. Но чтоб она была больше — о таком Джейк не слышал.

— Джейк, — прошептал мальчик. — Ты показывал книгу, помнишь?

Джейк задумался.

— Учебник по географии?

— Да. Та, где карта.

— Конечно, помню!

— Покажи мне большую карту, где нарисован этот город. Ты говорил — возле… мэрии?

— Да-да, рекламный щит, — согласился Джейк. — Но до мэрии мили две. Я приехал сюда на велосипеде, а ты на чем?

— Я тоже на велосипеде. А что это? Джейк усмехнулся:

— Как же ты приехал на велосипеде, если не знаешь, что это такое?

— Покажи мне, — попросил мальчик.

1 Приблизительно 36,2 градуса по Цельсию

— Подожди, одежду возьму. Джейк вышел на пляж.

— Я поехал, — сказал он друзьям.

— Что так быстро? — спросил толстый Виктор

— Вспомнил, что мама просила вернуться к обеду.

— Ну вот, — огорчился Крис, — значит, конкурс «Достань до дна» отменяется?

— Я все равно выиграю! — заявил Джейк, надевая шорты и сандалии.

— Не забудь про «Крестного отца»! — напомнил Крис Джейк кивнул и вернулся к плакучей иве. Тезка Джейк стоял за ней и разглядывал велосипеды. Самым интересным было то, что велосипедов оказалось не три, как было до этого, а четыре. Видимо, мальчик не обманул, он тоже приехал на велосипеде. Только почему-то его велосипед являлся копией велосипеда Криса. С такими же кисточками на руле, таким же количеством светоотражателей на спицах, с отороченным мехом седлом.

— Только ездить я на нем не умею, — смущенно сказал мальчик.

— Как же ты добрался сюда? — удивился Джейк, но ответа на свой вопрос так и не услышал.

Мальчик ездить не умел совершенно. Пару раз он падал, не понимая, как управлять тормозами. Один раз едва не улетел с обрыва. Джейк покрылся потом, обучая тезку вождению. Однако на исходе второй мили тезка Джейк освоил вождение, и катание стало приносить ему удовольствие. Он радостно хохотал, обгоняя Джейка, резко тормозил, едва не вылетая из седла. Ветер обдувал им лицо. Джейк радовался за мальчика. Когда они остановились возле мэрии, тезка Джейк уже великолепно владел велосипедом.

— Как хорошо! — воскликнул мальчик.

— Это еще что! — сказал Джейк. — Вот на машине скорость в несколько раз выше! Знаешь, сколько удовольствия

— Я говорю, что у вас ТУТ хорошо!

Джейк начал лучше понимать мальчика. Только он не знал — сказалось непродолжительное общение между ними или сам мальчик стал лучше выражаться.

— Вот он, — сказал Джейк.

На огромном плакате, висевшем рядом с одноэтажным зданием мэрии, был изображен неровный прямоугольник штата Орегон, который пересекали параллели и меридианы. Ближе к северному краю штата белел кружок городка Милд Рок. Сверху размашистыми буквами, заходящими на контур штата, зазывала надпись: «Посетите Милд Рок! Жемчужину штата Орегон!»

Мальчик с удивлением разглядывал плакат. Некоторое время он стоял с раскрытым ртом, не отрывая глаз от рекламной картинки. Его остолбенение было прервано пронесшимся мимо грузовиком, который выплюнул на них целое облако выхлопных газов. Они окутали мальчиков так, что Джейк на время потерял своего тезку из виду. Когда же облако растаяло в воздухе, мальчик смотрел уже на Джейка.

— Вот эти линии — параллели и меридианы? — спросил он.

— Да, как в учебнике. Только здесь линии не полностью показаны. Не как на глобусе. Здесь кусок земли, а значит, и линий кусок.

— Какие параллели и меридианы на город ложатся?

— Ты хочешь узнать координаты города? — осведомился Джейк.

— Координаты?

— Ты не знаешь, что такое координаты? Это… — Джейк подумал, как объяснить назначение слова «координаты» отсталому мальчику. — Это цифры, при помощи которых можно найти наш город на карте.

— Той, что в учебнике?

— Такой или похожей, — согласился Джейк.

— А что такое цифры?

На сей раз от заданного вопроса Джейк покрылся потом.

— Неужели ты никогда не слышал о цифрах? — не особо удивляясь, спросил Джейк.

— Нет, — просто ответил мальчик. Джейк почесал сморщенный лоб, а затем начал объяснять, помогая себе жестами.

— Ты вот — это один. — Джейк продемонстрировал мальчику вытянутый указательный палец. — Я — тоже один. А вместе мы — двое.

— Велосипед и велосипед тоже двое?

— Точно! — обрадовался Джейк.

— Если двое велосипедов и еще столько

— Четыре.

Мальчик показал Джейку четыре отогнутых пальца. Джейк кивнул.

— А если четыре по четыре?

— Шестнадцать…

Джейк остановился. Неправильно они изучают арифметику. Нужно начинать со сложения, а они начали с умножения.

— А если шестнадцать по шестнадцать, — продолжал мальчик.

— Ой… я не знаю!

— Не знаешь? — удивился мальчик.

— Знаю, но мне не сосчитать. Нужен калькулятор.

— Калькулятор? — переспросил мальчик. «Учитель из меня никакой», — подумал Джейк.

— Зачем тебе координаты нашего города?

Мальчик некоторое время молчал, обдумывая вопрос:

— Чтобы знать, куда прийти.

— Но мы и так здесь. Никуда идти не нужно.

— Чтобы знать, куда прийти моим… друзьям. Нашим друзьям.

— Пожалуй, проще сказать им название города, в котором мы живем.

— Название?

Джейк указал на надпись под кружком на плакате.

— И они найдут по этим… значкам?

С мальчиком явно было не все в порядке.

— Ну, город они, может, и не найдут, но если указать штат, название штата, как на плакате…

— Так? — спросил мальчик, показывая Джейку ладонь. Джейк очумевшим взглядом уставился на руку мальчика.

— Как это у тебя получилось?

Ладонь мальчика покраснела. На покрасневшей коже контрастно проступали слегка расплывающиеся белые линии.

«Это невозможно!» — подумал Джейк.

Белые линии на покрасневшей ладони мальчика образовывали копию плаката возле мэрии. «Посетите Милд Рок! Жемчужину штата Орегон!» — было выдавлено на ладони миниатюрными белыми буквами. Белая ломаная линия повторяла контур штата, белые прямые линии пересекались, образуя параллели и меридианы. Около линий координатной сетки мелко проступали цифры.

— Как это ты сделал? — снова оторопело повторил Джейк. Мальчик словно не расслышал вопроса.

— А так найдут? — спросил он.

— Да, — ответил потрясенный Джейк.

Он повернул голову, чтобы сравнить рисунок на ладони мальчика с изображением на плакате. Совпадение было идеальным, изображение на ладошке являлось уменьшенной во много раз копией плаката.

— Почему… — Джейк повернулся и осекся.

Мальчика уже не было. Он словно испарился вместе со своим велосипедом, похожим на велосипед Криса.

С каждым разом таинственный мальчик возбуждал все больше вопросов. А когда приходила пора отвечать на них, он загадочно исчезал. Впрочем, ладно. Пусть этот мальчик останется наедине со своими странностями. Джейк сегодня вдоволь накупался, а вечером будут показывать долгожданного «Крестного отца»

Джейк двинулся в сторону дома и споткнулся обо что-то. Он опустил глаза. Возле ног на асфальте располагалась едва приподнятая решетка канализационного люка. Первое, что пришло ему в голову, — мысль о том, что мальчик мог исчезнуть в канализации. Однако, оценив толстые чугунные прутья и вес решетки, Джейк пришел к выводу, что мальчик проскочить в канализацию не мог, тем более с велосипедом. Джейк присел и потрогал решетку. Прутья были горячими.

* * *

9.30 а.т. по стандартному времени востока США, 12июля, отель «Клэрион», Нью-Йорк

Ему опять снились какие-то лодки. Люди в этих лодках под покровом тумана пытались причалить к берегу. Он не мог разглядеть лица людей, а видел лишь их расплывчатые очертания. Женя по щиколотки вошел в едва колышущуюся воду. Вода была на удивление теплой, несмотря на ненастную погоду. Было странно, что люди в лодках не могут причалить к берегу, потому что прибоя практически не было.

Легкие волны слабо накатывались на берег и впитывались в крупный прибрежный песок, перемешанный с осколками ракушек.

Женя пытался окликнуть людей и не мог. Рот был словно залит смолой. Он интуитивно чувствовал, как люди пытаются что-то ему передать, но тоже не могут.

Люди (он по-прежнему различал лишь только контуры их тел) вставали в лодках, пытаясь что-то показать ему знаками. Евгений не понимал. Поднятые вверх руки. ПЯТЬ поднятых рук. ПЯТЬ. Почему не шесть или четыре? Почему они не могут подойти к берегу? Или они застряли в прибрежных камнях?

«Нужно превозмочь себя, — подумал он, — нужно пойти им навстречу».

Он сделал шаг вперед. Ноги по колено погрузились в воду. Его ступни ощущали под собой обжигающе-горячий ил. Да, он сделал шаг навстречу, и лодки тоже двинулись к нему. Счастье теплом разлилось по телу. Лица людей начали проступать сквозь туман. Он вглядывался в эти лица, он почти начал их различать…

К Евгению, стоящему по колено в воде, подошел человек Он был настолько велик, что закрывал собой половину неба. От него исходили невидимые волны, заставляющие в страхе прятаться. Но Женя превозмог себя и попытался взглянуть на его лицо. Человеком оказался Мдраг.

От испуга Кузнецов не мог пошевелиться. А тем временем Мдраг зловеще ухмыльнулся и, зайдя в воду по грудь, приблизился к лодкам. Люди в лодках пытались сказать что-то и ему, но Мдраг хватал лодки за нос и отталкивал их от берега.

Горечь накатилась на Евгения. Он почти увидел лица людей, почти увидел…

Кузнецов вскочил с постели. Сон не забылся, но сделался непоправимо далеким. Первым ощущением после сна был страх.

Женя огляделся, не понимая, где находится. Постепенно воспоминания возвратились. Это отель «Клэрион» на Манхэттене, в который устроил его Уолкер.

Утренняя голубизна в окне резала глаз. Небоскребы на ее фоне казались детскими игрушками. Никакое произведение рук человеческих не может сравниться с красотой природы, подумалось Кузнецову.

В кресле напротив кровати сидел Уолкер. В голове Кузнецова появилась нерешительная мысль: «Это ненастоящий Уолкер! Это Мдраг притворяется Уолкером. Хотя, нет. Мдраг покоится на дне Верхнего залива» Кузнецов устало сел на кровати.

— Давно вы тут сидите? — спросил он у специального агента.

— Минут двадцать.

Возникло желание установить точное время. Кузнецов поднял к глазам руку, правую, на которой всегда носил часы. Рука была перебинтована. Он вспомнил. Именно правую руку обжег Мдраг. Боли не было, но Женя ощущал неприятное покалывание.

— Чешется, — пожаловался он.

— Значит, все в порядке. Вырастает новая кожа! — ответил Уолкер. — Вставайте, уже девять тридцать утра.

— Какого утра? Я что, проспал двадцать четыре часа? — ужаснулся Кузнецов.

— Если быть точным, то двадцать пять…

— Есть какие-нибудь вести об Элен? Уолкер отвел взгляд.

— Ничего, — ответил он.

Кузнецов встал с кровати. Рядом на спинку стула был накинут обернутый в целлофан новый костюм. На ковре лежали две упакованные мужские сорочки, лакированные ботинки с неприлично квадратными носами, несколько пакетов с носками. Женя потянулся здоровой рукой к ярлыку и скорчился от боли, пронзившей правый бок. Приключения позапрошлой ночи оставили на его теле свой след. Ноги и руки ломило. Женя все-таки прочитал надпись на ярлыке.

— "Джузеппе Дино"? — спросил он.

— Это хороший костюм, — обнадеживающе заверил его Уолкер.

— Спасибо.

— В одном из штиблет кошелек с тысячей долларов и билет на 11.10 до Санкт-Петербурга.

— Спасибо два раза говорят? — осведомился Кузнецов. Уолкер не отреагировал:

— Имеется информация о Мдраге. Хотите услышать? Кузнецов устало опустился на кровать. Усталость такая, словно он пробежал кросс в десять километров. Информация о Мдраге. Ему не хотелось слышать об этом существе

после стычки с ним. К тому же Мдраг мертв. Но всякая информация о нем может помочь в поисках Элен. Время до самолета еще есть.

— Я был бы вам очень признателен, — ответил Кузнецов

— Тогда слушайте. Приблизительно в то время, когда вы, доктор Кузнецов, прыгали с восьмиэтажного здания гостиницы…

— Я свалился с соседнего здания, — поправил Кузнецов.

— Не важно. Так вот, приблизительно в это время мне позвонил некий Джон Гаррет, профессор Колумбийского университета из Нью-Йорка.

— Профессор какой науки?

— Истории. В общем, он собирался мне рассказать про Марика Лиама, но я в тот момент и слышать ничего не хотел. Я попросил его перезвонить. Он позвонил вчера. Мы с ним встретились. Он специализируется на истории Бельгии и Голландии. Утверждает, что смог частично восстановить биографию рода Лиамов. Он сказал, что это было чрезвычайно трудно, поскольку прямых документов об этой семье либо не сохранилось по прошествии лет, либо они были уничтожены.

— Вот даже как!

— Он искал косвенные документы, находя в них места, касающиеся Лиамов, и натыкался на еще более интересную информацию.

Уолкер достал блокнот, перелистнул в нем несколько страниц и принялся рассказывать, иногда сверяясь с записями:

— Первым в списке, как вы знаете, доктор Кузнецов, стоит Марик Лиам. Корни не известны. Первые упоминания о нем относятся ко второй половине восемнадцатого века. В это время Бельгией правят австрийские Габсбурги. Марик, имеющий титул герцога, появляется на приемах наместника Бельгии. В 1765 году Марик строит усадьбу в Герардсбергене. Гости, приглашенные на прием, поражаются великолепной коллекции древностей и предметов искусства.

— Значит, эта коллекция существовала уже в то время, — подытожил Кузнецов. — Однако некоторые книги, которые я видел, относятся к более позднему периоду. Девятнадцатый, двадцатый век.

— Их собирали продолжатели рода Лиамов. Доподлинно неизвестно, на ком был женат Марик Лиам и откуда у него появился сын… Приблизительно в 1768 году имеются упоминания об отношениях Марика с императорским домом Габсбургов. Джон Гаррет также находит другие письма, датированные этим периодом времени. Их едва не полсотни, и все разным людям. Джон Гаррет предполагает, что Марик создал тайную организацию. Название ее неизвестно. Кто в нее входит — тоже непонятно. Марик переписывается со многими знатными людьми. Кто-то из них состоит в организации, кто-то просто оказывает услуги. Кроме влиятельных лиц и политиков причастными к организации Гаррет считает некоторых ученых-исследователей, нескольких геологов и двух высокопоставленных военных австрийской армии.

— Какие цели преследовала организация?

— Цели также неизвестны, а вот проявления ее деятельности Гаррет обнаружил. Причем не в Бельгии. В 1772 году люди, с которыми переписывался Марик, закрывают две перспективные шахты в Рудных горах Саксонских Альп. Шахты не просто закрыты, они взорваны и завалены породой. Некоторые геологи того времени были удивлены. Шахты считались не просто перспективными — они могли принести огромный доход.

— Интересно, — сказал Кузнецов.

— В 1780 году Марик Лиам умирает, и во владения вступает Даниел Лиам. Интересно, что он сразу подхватывает всю переписку, которую вел его отец. Ему двадцать пять лет, но создается впечатление, будто люди, с которыми он общается, ему хорошо известны. Гаррет предполагает, что Даниел занял место своего отца в этой организации. С 1780 по 1792 год проявлений организации Лиамов, будем ее так называть, не обнаружено. По сути, ее деятельность свелась к закрытию двух шахт в Рудных горах, да и то во времена Марика.

20 января 1792 года беженцы из Бельгии в Париже формируют Комитет объединенных бельгийцев, куда вошел Даниел Лиам. В апреле Комитет принимает новую бельгийскую конституцию. В 1794 году Франция оккупирует Бельгию, бельгийские граждане получают права и свободы. Даниел снова уходит в тень, но его связь с правящими верхами, теперь уже Франции и Бельгии, подтверждается некоторыми документами.

Организация Лиамов вместе со своим руководителем никак не проявляет себя, но то, что она не прекращает своего существования, бесспорно. Даниел Лиам по-прежнему ведет активную переписку. Что интересно, Гаррет сначала путал письма Марека и Даниела. Оба не подписывались, и почерк у них был похож.

В 1830 году в Бельгии происходит революция. Король Уильям I пытался привить на территории Бельгии голландский язык. Одним из руководителей восставших является Роальф, сын Даниела. В восстании участвуют несколько военных из организации.

— Вот где понадобились военные! — произнес Кузнецов.

— 21 июля 1831 года Бельгия приобретает независимость и провозглашается монархией. Трон занимает король Леопольд I. Роальф находится при дворе короля. Он имеет все. Власть, влияние, огромное состояние, коллекцию древностей, которая постоянно пополняется. В тридцатые-сороковые годы организация Лиамов проявляет себя очень широко. Гаррет специально не занимался шахтами, все-таки он историк. Но в письмах разных людей к Роальфу Лиаму он наткнулся на информацию о закрытии шахт в Скандинавии, Испании, а также в Южной Америке. Дальше в письмах встречается информация о серии странных убийств естествоиспытателей того времени в Италии, на Сицилии. Один молодой геолог был убит неизвестными на острове Санторин в Эгейском море.

— В Италии находится вулкан Везувий, — задумчиво произнес Кузнецов, — на Сицилии — Этна. На острове Санторин в Эгейском море также находится вулкан. Дорогой Уолкер, это же убийства вулканологов!

— Действительно, — согласился Уолкер.

— Убийства ученых-вулканологов случались и в прошлом веке!

Уолкер молчал, обдумывая этот вывод.

— Вы правы! Что же это? — спросил он потрясенно.

— В девятнадцатом веке, как и в конце двадцатого, некая ОРГАНИЗАЦИЯ, обладающая высокой степенью влияния на политические силы Европы, пытается остановить исследования в конкретной области науки. Вулканология и сейсмология. Науки о Земле. Что-то еще есть про Лиамов?

— Да. — Уолкер еще некоторое время пустым взглядом пытался что-то выудить из своих записей в блокноте. Мысли его явно прокручивали полученную информацию. — Роальф участвует в строительстве Королевского музея истории в Брюсселе.

— Однако на перилах музея изображена та же буква, что и в усадьбе, построенной Мариком. Буква "М". Роальф строил музей, но почему на перилах вместо его вензеля стоит другой, в точности такой же, как у него в усадьбе?

— Вы можете дать ответ? — спросил Уолкер.

— Я бы предпочел дождаться окончания вашего рассказа.

— Хорошо. Сын Роальфа — Адольф — в свете появляется редко, упоминаний о нем в период правления Леопольда II немного. Потомок Адольфа — Гильям известен тем, что практически за бесценок продает свой наследный особняк торговцам из Германии Бисбрукам. Продает особняк вместе с коллекцией древностей. Бисбруки из бедных торговцев превращаются в богачей, сразу покупая себе графский титул. После продажи особняка Гильям исчезает. Исчезает и организация Лиамов.

— Теперь мы знаем, что она не исчезла, — сказал Кузнецов. — Она скрылась. Затаилась на время. Законсервировалась, если хотите. И ее проявлений я увидел достаточно. Подлоги в каталогах Королевского музея Бельгии, преследование по вымышленным преступлениям, убийства…

— Убийства ученых вы приписываете этой организации?

— Имя Мдраг составлено из первых букв имен представителей рода Лиамов. Марик, Даниел, Роалъф, Адольф и Гильям. Как я понял, нет никаких упоминаний о представителях рода по материнской линии.

— Точно.

— Почему Роальф строит Королевский музей, но увековечивает на перилах первую букву не своего имени и не своей фамилии? Почему он впечатывает первую букву имени деда? Ответ — его настоящее имя начинается на "М". Почему почерки Марика и Даниела схожи настолько, что их путают? Лиамы — это один и тот же человек. Мдраг.

— Ерунда.

— Мдраг стремился получить влияние в обществе Европы Он пытался представить себя как род. Вы же видели его превращения.

— Ни один человек не может жить так долго!

— Он может жить! Вернее жил. Он создал организацию, пользующуюся огромным влиянием. Он стоял во главе ее под разными именами. Он убивал ученых сто пятьдесят лет назад, он убивал их и в двадцатом веке. Он закрывал шахты, пытаясь перекрыть глубинные разработки.

— Чепуха какая-то, — промолвил Уолкер.

— В начале двадцатого века организация ушла в тень. Она в самом деле была законсервирована. Вы видели подвал на девятом пирсе! Ему не меньше ста лет. Мдраг тоже ушел, передав правление Бисбруку. В награду тот получил сказочные богатства. Только не он хозяин этих богатств, не он хозяин усадьбы. Мдраг — вот кто был истинный владелец.

Уолкер не отрывал взгляд от простенького лепного карниза на стене комнаты.

— У меня в голове полный хаос, — наконец произнес он. — Мне рассказывали, что ваши выводы дерзки, но чтобы настолько!

— Поверьте! — Кузнецов близко придвинулся к Уолке-ру, — Это все связано!

Уолкер задумчиво смотрел на Кузнецова.

— Лично для меня доказательств недостаточно, — ответил он. — Эта история рассказана одним человеком. Он мог ошибаться… Вы можете ошибаться!

— Вы поможете мне, Уолкер? — спросил Кузнецов с надеждой.

— В чем?

— В поисках.

— Чего?

— Это открытие перевернет мир!

— Поверьте, я не хочу катаклизмов. Я сторонник того, чтобы все оставалось по-старому.

Женя помолчал. Уолкер слишком прагматичен, чтобы разделить убеждения Кузнецова. Он мог бы серьезно помочь в будущем. Но, видно, не судьба.

— Вы поможете отправить «солнце» и руку Мдрага экспресс-почтой в Санкт-Петербург? Уолкер поморщился:

— Может быть. Надо подумать, как это сделать.

— Попробуйте!

— Ладно… Вам теперь угрожает опасность? — заботливо спросил Уолкер.

— Даже представить не могу. Рене Жино и его люди мертвы, Мдраг покоится на дне Верхнего залива. Осталась таинственная организация Лиамов, во главе которой стоит Бисбрук. Будет ли он преследовать меня? Трудно сказать. Наниматель его умер. Ему досталось огромное наследство. Может быть, он мечтал избавиться от Мдрага? Пока же он продолжает требовать «солнце» и статуэтку. Посмотрим.

* * *

9.55 по московскому времени, 13 июля, Санкт-Петербургский государственный университет

Женя толкнул дверь кабинета Мигранова.

— Здравствуйте, — произнес он, оглядывая комнату. Ничего не изменилось: все те же полки, шкаф с предметами старины. Как будто Миша Мигранов вышел ненадолго, а на его месте, чтобы позвонить, устроилась молоденькая девушка лет двадцати.

— Здравствуйте, — ответила она тоненьким голоском. Симпатичная, с курносым носиком. Только веснушки беспощадно усеяли ее личико и худые плечи. Кажется, именно с этой девушкой Женя разговаривал по телефону из Парижа. Именно она сообщила о смерти Мигранова.

— Меня зовут Женя. Я друг Михаила.

— Я знаю вас, — ответила девушка. — Миша рассказывал, что вы такой неугомонный. Кузнецов грустно улыбнулся.

— Пропал весь гомон, — сказал он и направил на нее указательный палец. — А вас зовут Света!

— Нет, Юля! — Она улыбнулась.

— Юля, — повторил Кузнецов. — Мишу где похоронили?

— На Серафимовском кладбище, — ответила она, посерьезнев.

— А как туда проехать?

— На метро до станции «Старая деревня».

— Ясно. — Женя сделал паузу. — Вы теперь здесь работаете?

— Пока да, — ответила девушке. — Потом переведут меня к доктору Цанкову.

— Вы студентка?

— Да, я на летней практике, но говорят, что после получения диплома возьмут сюда на работу.

— Это Мишины книги? — спросил Кузнецов, указывая на полку.

— Да, никто к ним не прикасался. Правда, все остальное переворотили.

— Юля… У вас есть дистиллированная вода? Мне нужно промыть контактные линзы.

— Нет, — растерялась девушка. — Но я могу спросить у соседей.

— Поинтересуйтесь, пожалуйста, — попросил Кузнецов, опускаясь в кресло.

— Сейчас, — ответила Юля и выскочила за дверь.

Как только раздался щелчок замка, Кузнецов немедленно встал. Он быстро подошел к полке с книгами и отодвинул ее. Сейф находился на месте и не был взломан. Преступники его не нашли. Миша был прав, утверждая, что Иттла в безопасности. Женя провел рукой по замочной скважине. Сейф был заперт. Женя вернул на место книжные полки и опустился в кресло. Где же ключ?

Вернулась девушка.

— Нигде нет дистиллированной воды, — извиняющимся тоном сказала она.

— Спасибо за помощь, — ответил Кузнецов, вставая, — Промою в другом месте. До свидания.

Он вышел из кабинета и, идя по коридору, не переставая думал, где может находиться ключ от сейфа. Миша держал ключ в кармане брюк. Куда его могли положить после смерти Мигранова?

Не останавливаясь, Кузнецов завернул к профессору Люцинову, бывшему начальнику Мигранова, с которым был немного знаком.

— Кандидат физико-математических наук Евгений Кузнецов! — опознал его Люцинов. Он был лыс, словно бильярдный шар, и лысина его не просто блестела. Она была словно отполирована. — К Мише приехал?

— Да, мне все рассказали, — произнес Кузнецов, пожимая руку профессору.

— Совершенно вызывающее преступление, — сказал профессор. — Просто не понимаю, кому могло понадобиться убивать Мишу?!

— Ничего не украли?

— Кабинет Мигранова был перевернут вверх дном, как будто что-то искали. Но мы проверили вещи по инвентарному списку. Все на месте.

— У Миши находился ключ от камеры хранения, в которой я оставил чемодан с вещами, — произнес Евгений. — У вас есть его ключи?

— Ключи? — переспросил профессор, словно не расслышал вопроса. — Да, у него в кармане нашли связку ключей.

Профессор выдвинул ящик стола, порылся в бумажном хламе и выложил на стол несколько ключей.

— Связка побывала в милиции, но нам ее вернули. На ней были ключи от кабинета, от некоторых хранилищ. Ключи от дома, ключи от квартиры бывшей жены. Эти ключи мы отдали матери Миши, Марии Константиновне. Вот остались три ключа.

Женя уже рассматривал их. Большой реечный ключ, наверно, от какого-то гаража. Четырехзубчатый широкий ключ. Длинный круглый от навесного замка. Ни один из них не походил на маленький желтый ключик, которым Мигранов отпирал дверцу сейфа.

— Мне бы телефончик Марии Константиновны, — попросил Кузнецов.

Метро было переполнено. Его прижали к стеклу, на котором скотчем был приклеен рекламный листок. Листок призывал посетить аттракционы в Центральном парке культуры и отдыха на Елагином острове. За те пятнадцать минут, которые Женя провел в вагоне, он успел раз пятнадцать перечитать перечень аттракционов: «Сумасшедшие гонки», «Центрифуга», «Королевство кривых зеркал».

— "Королевство кривых зеркал", — повторил Кузнецов.

Вышел он на станции «Старая деревня». Кладбище располагалось через дорогу от входа метро. Могила Мигранова находилась на окраине. Холмик насыпанной земли, без сомнений, был выше во время похорон, просто земля всегда оседает. Безжалостные лучи солнца выжгли землю, ветер сдувал земляную пыль. Цветы на могиле слегка увяли. Скорее всего, их принесли вчера. У изголовья высился железный крест, в центре которого проволокой была прикреплена простенькая табличка с надписью. «Мигранов Михаил Анатольевич». Дата рождения, дата смерти. Еще ниже. «Люблю, скорблю». И подпись: «Мама».

«Не успели изготовить настоящий памятник, — подумал Кузнецов. — Поставили временный крест. И фотографии нет. А ведь он не верил в Бога. Интересно получается: живешь, в Бога не веришь, а на могиле все равно ставят железный крест».

Он опустился на колени, коснулся пальцами земли и не смог сдержать слез.

— Миша, — прошептал он. — Прости меня. Прости! Во что я тебя втянул!

Земля безмолвствовала.

— Мария Константиновна? Меня зовут Евгений Кузнецов, я вам звонил.

Она отошла в сторону, пропуская Женю в узкую прихожую. Старая женщина с невидящим взглядом. Миша был ее единственным сыном.

— Я друг Михаила… — произнес Кузнецов. Мария Константиновна кивнула, соглашаясь. — Я… соболезную… — Речь не клеилась. Он спотыкался и не знал, что сказать. Такое бывало с ним редко. Обычно он говорил много. Когда врал, то говорил очень много. Когда же пытался выразить свои истинные чувства, как сейчас, — слова сбивались.

— Он никогда не думал о смерти, — вдруг заговорила Мария Константиновна. — Он был полон энергии, он был увлечен только своей работой. Поэтому Людмила его и бросила.

— Если вам будут нужны деньги, я могу помочь.

— Спасибо, — ответила она совершенно без эмоций, — На что мне теперь деньги, когда Миши нет?!

Она неожиданно закрылась рукой и заплакала. Евгений был готов провалиться на месте. Он не мог решиться подойти и утешить Мишину мать, он не смел вымолвить слова. Кузнецов стоял на месте словно истукан и проклинал себя. Встреча с матерью Михаила была самой тяжелой из его встреч в Санкт-Петербурге.

Мария Константиновна отняла руку от лица. Слез Кузнецов не увидел. Быть может, слез больше не осталось.

— Я не могу перестать думать о нем, — произнесла она. — Я знаю, что ничего не изменишь, что надо продолжать жить. Я знаю… нельзя думать только о своей печали. Я дала себе слово, что больше не буду говорить о Мише… но это вырвалось. Вы пришли только затем, чтобы выразить свои соболезнования?

— Я бы хотел кое-что спросить. У Миши остался мой ключ. Такой маленький, желтенький.

— Сейчас, — ответила она и скрылась в гостиной.

Женя поднял глаза на старые выцветшие обои в прихожей и потрескавшийся потолок, требующий ремонта. Миша получал крохи, как и многие отечественные ученые. На ремонт денег никогда не оставалось.

Она вернулась, неся в сжатом сморщенном кулаке несколько ключей.

— Это от двух замков моей квартиры, — сказала она, зачем-то протягивая Кузнецову ключи. Женя нерешительно взял их. — Это от квартиры, где Людмила живет. — Мария Константиновна протянула Кузнецову еще два ключа. Женя взял их.

— До свидания, — сказала она.

— Подождите, это все?

— Больше у меня нет ключей. — Ее взгляд был устремлен сквозь Кузнецова.

Женя потер висок. Где же ключ? Неужели остался в милиции? Этот вариант устраивал Кузнецова меньше всего.

— Спасибо вам, — произнес он, положив ключи в руку старой женщины. Рука была безвольна. Женя сделал шаг назад, ключи вывалились из руки Марии Константиновны и с глухим стуком ударились о потертый ковер прихожей.

Женя выскочил из квартиры, не помня себя. Господи! Невозможно снова пережить подобную встречу!

Спускаясь по лестнице, Женя остановился около почтовых ящиков. Номер квартиры Миграновых — 11. Вот и ящик. Число «11» было неаккуратно намалевано на ящике желтой краской. Кузнецов достал из кармана кошелек и, отсчитав пять стодолларовых купюр, бросил их в ящик. Теперь угрызения совести немного ослабли.

Он вышел из подъезда, миновал два квартала и около метро «Купчино» вспомнил, как из руки Марии Константиновны вываливались ключи Он остановился и понял, что, открыв почтовый ящик, она может не увидеть, как из него посыплются стодолларовые бумажки.

Несколько секунд Женя стоял перед входом в метро Затем решительным шагом вошел в него.

Женя вошел в гостиничный номер, который снял только что, и бросил тяжелую посылку на кровать. Он скинул одежду и около пятнадцати минут стоял под тугими струями душа, пытаясь расслабиться. Обожженную руку он пытался под воду не подставлять. Выходя из душа, Кузнецов обнаружил застывшего на дверном косяке таракана. Ударом резинового шлепанца таракан был размазан по косяку.

Очаровав дежурную по этажу средних лет, Кузнецов взял у нее взаймы ножницы и выяснил, как можно позвонить в город из номера. После этого он вскрыл посылку.

С превеликой осторожностью Женя достал завернутое в бумагу «солнце». Он скинул упаковочный целлофан и оберточную бумагу. Диск «солнца» выглядел ужасно. Золото покрылось налетом сажи, несколько его лучиков оплавились, изменившись в длине. Если установить «солнце» в руки статуэтки, будет сложно определить, на какую гору падает нужный луч, если он вообще остался цел Женя перевернул диск. Хорошо, что не сплавились впадины и выступы на задней стороне. Иначе Кузнецов не знал бы, к вставлять диск в руки Иттлы Впрочем, и сама фигурка находится неизвестно где. Нужно будет узнать у профессора Люцинова, какое отделение милиции занималось гибелью Мигранова. Но, черт возьми, времени осталось слишком мало! Сегодня 13 июля, а 22-го уже произойдет землетрясение! Если только Мигранов правильно подсчитал эти саросы на Иттле.

Женя схватился за голову. Неужели эта задача ему по силам?! Мигранов долго мучился с переводом текста, говорил о какой-то загадке, которая охраняет пещеру в горе 22 июля случится землетрясение! А где оно случится — указано в предсказании. Это предсказание нужно достать из пещеры в Гималаях, перевести, и на все у него осталось уже девять дней.

Очень помогла бы Элен. Но где она сейчас? Бисбрук обещал связаться с Кузнецовым, но откуда он знает, где находится Женя?

Еще одна проблема — деньги. Женя потратил на покупку ложного «солнца» весь квартальный бюджет исследований по созданию общей сейсмической модели. На что он будет проводить дальнейшие исследования, как будет получать зарплату, как будет отчитываться перед Лос-Анджелесским институтом геофизики — это его сейчас не волновало. Ему нужны еще деньги для экспедиции в Гималаи.

Однако как быть с сплавившимися лучиками?

Лучики можно будет восстановить по фотографии «солнца» из каталога Мигранова. Каталог он возьмет завтра у Юли, девушки, которая сейчас занимает кабинет Миши. А вот восстановить лучики… тут нужен какой-то реставратор. Найти такого человека можно — Женя знал кое-кого из Эрмитажа. Этому знакомому Кузнецов сдавал старинные предметы, которые для него были неинтересны.

Ему повезло, знакомый оказался дома, а не где-нибудь на даче за городом. Назвать фамилию реставратора он не смог и перенаправил Кузнецова на телефон другого сотрудника. Вот того человека дома не оказалось.

Ладно, он займется этим завтра. Может быть, придется съездить в Эрмитаж. Кузнецов положил трубку на рычаг, и почти тут же раздался телефонный звонок. Поднимая трубку, Женя подумал, что это гостиничные девушки пытаются найти работу на ночь. Но он ошибся. Звонил Бисбрук.

— Вы следите, что ли, за мной? — спросил Кузнецов.

— Я вам не раскрою свои секреты. Вы готовы обменять Иттлу и «солнце» на доктора Граббс?

— "Солнце" — да, — ответил Кузнецов. — А вот Иттлу я не могу найти.

— Даю вам срок до завтрашнего вечера. Позвоню в это же время. А иначе…

— Что — иначе?

— Вспомните вашего друга Мигранова.

— Сволочь!!! — закричал Кузнецов в трубку, из которой уже доносились короткие гудки.

— Сволочь, — повторил Кузнецов, вешая трубку на рычаг. До завтрашнего вечера нужно найти ключ от сейфа.

Он достал из посылки еще один сверток. Даже сквозь оберточную бумагу Женя чувствовал тепло, исходящее от отрубленной руки Мдрага. Он снял бумагу. Рука полностью почернела и теперь ничем не отличалась от камня. Женя задумался.

* * *

8.05 по московскому времени, 14 июля, Санкт-Петербургский государственный университет

— Девушка, вы опаздываете на работу!

— Ой! — испугалась Юля. — Это вы?

— Кандидат физико-математических наук Кузнецов, — выпалил Евгений. Юля засмеялась.

— Вы ко мне? — спросила она.

— Да. Может, откроете дверь?

— Конечно. — Она два раза повернула в замке ключ, и они вошли в бывший миграновский кабинет. Пока Юля включала свет, Женя успел занять единственное в комнате кресло на колесиках. Девушка пристроилась на стул, не сводя с Кузнецова глаз.

— Мне нужен каталог 1955 года Королевского музея истории города Брюсселя, — начал с ходу Кузнецов.

— Кажется, я его где-то видела, — немного подумав, ответила девушка. Она повернулась к двум огромным стопкам книг, стоявшим в углу. — Наверное, здесь. Все полки были сломаны, поэтому я собрала книги в стопки… Чаю хотите?

— Я предпочел бы кофе.

— На кофе у меня денег не хватает, — извиняясь, ответила Юля.

— Ну раз нет… — развел руками Кузнецов. — Тогда давайте чай.

Из пластиковой бутылки Юля наполнила водой электрический чайник и включила его. После этого из маленького кармашка на груди она достала…

(Глаза Кузнецова округлились, ему не хватало воздуха)… МАЛЕНЬКИЙ ЖЕЛТЫЙ КЛЮЧИК. Она отодвинула книжную полку, за которой был спрятан сейф с Иттлой, и вставила ключик в замочную скважину.

— Стойте, — прохрипел Кузнецов. Девушка удивленно повернулась к нему. Женя поднялся с кресла и на негнущихся ногах подошел к ней. — Откуда у вас этот ключ?

— От Михаила остался, — быстро ответила она. — Все знают, что это ключ от его сейфа. Вот мне милиционеры его и отдали.

«Вот так в безопасности! — подумал Кузнецов. — Оказывается, о сейфе все в университете знают. И я хорош. Вместо того чтобы спросить напрямую, где ключ, начинаю что-то выдумывать и врать. В результате пропал целый день».

Женя усмехнулся, словно ненормальный, отстранил девушку от сейфа и, повернув ключ в скважине, открыл дверцу. Первое, что он увидел, — три чашки с лежащими в них ложками, раскрытую пачку чая «Дилмах». Больше ничего. Он пошарил рукой на обеих полках. Ничего! Неожиданно вспыхнувшую радость как рукой сняло. Иттлы в сейфе не было.

— А где вещи Мигранова?

— Ничего не было, — ответила Юля. Женя повернулся к девушке.

— Вы уверены?! — с угрозой в голосе спросил он.

— Да, — испуганно ответила она.

— То есть, когда появилась милиция, сейф был пуст?

— Ну да!

Это было потрясением. Женя не помнил, как забрал ксерокопию «солнца» и, даже не попробовав чая «Дилмах», покинул бывший кабинет Мигранова. Теперь найти след Иттлы представлялось невозможным.

— Женя, — окликнули его. Он обернулся. Позади Кузнецова в нерешительной позе стояла седоволосая полноватая женщина с наивным детским взглядом. Это лицо он знал, но вот как звали женщину — вспомнить не мог.

— Не зайдете ко мне? — спросила она.

— Нет, спасибо. Я спешу.

— У меня есть кофе. Хороший кофе. Она сделала ударение на слове «хороший».

— Ладно, — ответил Кузнецов и нырнул в полутемную крохотную комнатку.

Заваленный бумагами стол, заваленный пыльными папками стул на гнутых ножках. Старая лампа с облупившимся плафоном отбрасывала неровный свет.

— У меня тут бардак, — заметила она, начиная убирать папки со стула. — Садитесь, кофе почти готов. Мой племянник говорит, что я очень неряшливая, но это не так. Когда человек неряшлив, он не может разобраться в своих бумагах, но я то могу! А меня все время загружают работой! Только разберешься в одних документах, как тут же сваливают другие. А я ведь уже не молода, мне не двадцать лет…

— Светлана… — подбирая имя, начал Кузнецов.

— Ирина, — поправила женщина.

— Петровна, — без надежды угадать, произнес Кузнецов.

— Георгиевна.

— Ирина Георгиевна! Давайте без кофе. Что вы от меня хотите? Я очень спешу.

Действительно, нужно было связаться с человеком из Эрмитажа, телефон которого дал знакомый Кузнецова. После этого необходимо найти реставратора. Отдать ему фотографию «солнца» и оплавленный диск. Сколько он провозится, восстанавливая диск, неизвестно. Да еще нужно где-то искать Иттлу.

— Да я, собственно, ничего не хочу. Это Миша просил вам передать. Вот.

Коробку, которую женщина выставила на стол, Кузнецов узнал сразу. Коробка из-под ксероксной бумаги «Кимлакс»

— На словах он ничего не просил передать?

— Нет. Просто просил отдать вам коробку, если с ним что-то случится.

— Спасибо вам огромное! — Кузнецов неожиданно обнял женщину и поцеловал ее в щеку, словно сын. Лицо женщины зарделось.

— Мой племянник говорит… — начала она, но Кузнецов уже не слушал. Он подхватил коробку и радостный выскочил в коридор. Вес коробки не оставлял сомнений — в ней находилась Иттла.

Реставратор Аполлинарий Сергеев взял за работу пятнадцать долларов. Женя спросил — долго ли ждать. Тот хмыкнул и, указав на стул, произнес:

— Отдохни пока.

Кузнецов опустился на стул и принялся рассматривать гипсовые фигуры, заполнявшие небольшую квартиру. После оценки некоторых из них Кузнецова стали терзать сомнения — сможет ли Сергеев справиться с заданием. Часть скульптур напоминала о кубизме, часть вообще непонятно о чем. Какие-то углы, неожиданные закругления, острые выступающие части — на скульптуры они походили мало. И даже определение «авангардизм» для них было слишком консервативным.

— А что вы реставрируете? — спросил Кузнецов.

— А все! — ответил Сергеев, зажав в зубах папироску. — Вы на эти фигуры не смотрите. Это мои произведения.

— Угу, — пробормотал Кузнецов.

— Реставрируемые фигуры все в мастерской. Он раскурил потухшую папиросу. — Масштаб фотографии один к одному?

— Не знаю, — ответил Кузнецов, поднявшись со стула и подойдя ближе. — Наверно.

— Нет, не «наверно»! — Штангенциркулем Сергеев замерил кратчайшее расстояние между основаниями двух длинных лучей на фотографии и то же самое сделал на диске. Данные измерений он записал на бумажку, потом что-то посчитал на калькуляторе.

— Масштаб — 1:1,254, — заявил Сергеев и записал результат. — Значит, чтобы получить длину луча в реальности, нужно длину луча на фотографии умножить на 1,254.

Он аккуратно замерил длину каждого луча, выписав данные на листок из школьной тетрадки. Потом он, спросив разрешения Кузнецова, пронумеровал все лучи на фотографии. Их оказалось восемнадцать.

— Теперь давайте найдем какой-нибудь луч на оригинале.

Он замерил несколько не сплавившихся лучей на диске. Затем сверился с записями на тетрадном листе.

— Вот он. Тринадцатый.

— Хорошее число, — вставил Кузнецов.

Сергеев ничего не ответил. Он взял маркер и на золотой глади напротив луча вывел цифру «13». Сверяясь с фотографией на золотом диске, он расставил еще несколько цифр.

— А я смогу потом стереть цифры? — спросил Кузнецов.

— Спиртиком потрешь — сойдут как миленькие! Только я бы на это дело спирт не переводил. Спирт — он для гортани потребен.

— Понятно, — промолвил Кузнецов.

На глиняном слепке Сергеев сделал отпечаток «солнца», причем с той стороны, где были расположены выступы и пазы. От этого отпечатка он начал старательно по линейке прочерчивать каждый лучик, который должен был присутствовать, но который сплавился от жара Мдрага. Нумерацию лучей он брал с диска, длину их — из тетрадного листа. Некоторые лучики, получившиеся длиннее, он залеплял глиной и прочерчивал заново.

— Надеюсь, вы не станете меня спрашивать — зачем это нужно, — предупредил Кузнецов.

— Не мое дело, — важно изрек Сергеев.

— Точно!

После этого из кухни он принес разогретое в кастрюльке олово и аккуратно вылил его в форму. Потом выплюнул окурок, зажег новую папироску. Кузнецова мутило от запаха дешевых папирос, но он молчал. Когда вторая папироска была выкурена, Сергеев взял глиняную форму в руки, разломал ее и отдал оловянное «солнце» Кузнецову.

— Здорово! — восхитился Евгений, расплачиваясь.

— Угу! — промычал Сергеев, пряча деньги во внутренний карман пиджака. — Ох, «Примы» накуплю!

Женя тщательно запер дверь в гостиничном номере. Это был не тот номер на проспекте Обуховской обороны, в котором он ночевал вчера. Эта гостиница находилась на другом конце города. Прежде чем попасть в нее, Женя часа полтора колесил на метро, в последней момент запрыгивая в закрывающиеся двери. Теперь он надеялся, что люди Бисбрука не смогли выследить его.

Из сумки Кузнецов достал фломастеры, карандаш и линейку. После этого он раскрыл коробку с Иттлой, извлек из нее лист с переводом текста, который был выгравирован на подставке статуэтки. Чтобы освежить память, Кузнецов перечитал текст, иногда спотыкаясь на Мишиных каракулях.

— "Да велик будет пророк Иттла, самый великий из пророков на земле! Только посвященные хранят статую эту. Познай истину через данный срок. Путь к истине укажет луч «солнца», пещера на южном склоне горы в Дравахне словно рот. Посвященный, войди в пещеру и найди путь к истине Слон поможет тебе, но не до конца. Поторопись найти путь до срока и спаси жизнь человеческую"

Женя внимательно посмотрел на фигурку. Глаза на грубо выполненном лице статуэтки смотрели на Кузнецова, и было невозможно прочитать в этом взгляде радость или грусть, надежду или тревогу. Ноги Иттлы упирались в горные хребты. Два десятка небольших холмиков на подставке между ногами казались просто неровностями, но Миша разглядел в них модель горного массива.

Из сумки Кузнецов извлек подробный справочник топографических карт Гималаев. На общей карте горных пиков было показано во много раз больше, чем на подставке. Нужно найти участок, где стоит Иттла. Вот только как?

Он стал внимательно изучать подставку под ногами пророка. Горы, объединенные в хребты, несколько таких хребтов. Между ними — пара изломов. Скорее всего, реки. Несколько долин между хребтами. Женя начал листать карты в справочнике, пытаясь искать и сравнивать похожие участки. На это он потратил минут сорок и в результате совсем запутался. Найти похожий участок он не мог по многим вероятным причинам: масштаб плана на статуэтке не соответствовал масштабу топографических карт; древние индийцы не сильно старались, изображая хребты; да к тому же Кузнецов не знал, где на статуэтке находится север, а где — юг. А это, пожалуй, являлось определяющим фактором.

Он отставил в сторону карту, вскипятил воду, но потом, озаренный внезапной догадкой, даже не заварил кофе. Он бросился к фигурке и жадно стал всматриваться в нее.

«А если принять, что Иттла держит в руках восходящее солнце? — подумал он. — Вполне логично. Иттла держит в руках солнце, следовательно, он встречает его на рассвете. Ну не может быть наоборот! Солнце восходит. Значит, в направлении вытянутых рук находится восток».

Кузнецов повернул статуэтку на девяносто градусов и вновь стал листать картографический справочник. Глаза устали и начали слезиться, он нетерпеливо смахнул влагу к переносице. Кажется, вот!

Похожая форма хребтов. Кузнецов стал читать названия. Пики — Снежный, Пирамида, Кулу Элгер. Похожие разветвления рек, которые на карте назывались Парбати, Салнджи. Масштаб карты отличался, но это была именно та местность! Женя поднял глаза к названию карты.

— Долина Куллу, — прочитал он.

Долина Куллу известна тем, что там провел свои последние годы жизни русский ученый и художник Николай Рерих. Кузнецову было известно лишь это.

Азарт открытия захватил его. Кузнецов вырвал карту из справочника и стал фломастером обводить на ней каждую гору, которая была показана на подставке, чтобы выделить район. После этого он достал оловянное «солнце».

Руки Иттлы были выполнены искуснее, чем все остальные части тела. Пальцы растопырены неестественным образом, обыкновенный человек не сумел бы так сделать. Так и есть. Это был ключ! Ключ, чтобы правильно вставить «солнце», луч которого должен точно указать на нужную гору. Женя приблизил диск оловянного «солнца» к ладоням статуэтки и вставил его в пальцы. Пальцы со щелчком вошли в пазы на диске, словно тот был настоящим. Женя мысленно поблагодарил скульптора Сергеева, выполнившего великолепную копию «солнца».

Луч «солнца», один из длинных, упал к основанию фигурки. Он был единственным, указывающим на подставку, ни с каким другим его спутать было нельзя. Луч указывал на маленькую неприметную гору, недалеко от левой ступни статуэтки. Женя взял карту и начал считать:

— Раз гора от Кулу Элгер, два гора налево… ТРИ! Он поставил крест на маленьком треугольнике, который изображал гору.

— Пик Каргаран, высота 2560 метров, — произнес Кузнецов и улыбнулся. — Я знаю гору!

Он уничтожил все. Отломал лучи у оловянного «солнца», разорвал на мелкие кусочки и сжег в пепельнице топографическую карту долины Куллу и несколько других карт из справочника. Проверил, не указывает ли настоящее сплавившееся «солнце» на истинную гору. После этого водкой стер цифры на диске. Немного подумав, бокорезами откусил два пальца на руках у Иттлы. Статуэтку вместе с «солнцем» положил обратно в коробку. Листок с миграновским переводом текста спрятал в подкладке пиджака. Было 18.25.

Пора возвращаться в гостиничный номер на проспекте Обуховской обороны.

За полчаса Женя добрался до гостиницы, по пути выбросив обломки оловянного диска в Неву, заперся в номере, поставил перед собой телефон и, подперев кулаками подбородок, принялся ждать. Ровно в 19 часов раздался звонок. Кузнецов поднял трубку.

— Иттла у вас? — Голос Бисбрука был невероятно спокоен.

— У меня, — ответил Кузнецов. Было трудно перестроиться с русской речи на английскую.

— Вы готовы поменять Иттлу и «солнце» на доктора Граббс?

— Готов.

— Встретимся за городом в районе…

— Нет, погодите! — воскликнул Кузнецов. — За городом вам будет легче всего убить меня.

— Мне нужны лишь Иттла и «солнце». На данном этапе вы меня не интересуете.

— Тем более. Тогда встретимся в Центральном парке на Елагином острове в 19.30. Аттракцион «Королевство кривых зеркал». Перед входом.

— … Ладно.

— И будьте один, Бисбрук! Я тоже приду один.

— Но я не могу быть один. Я буду с доктором Граббс, — насмешливо произнес из телефонной трубки Бисбрук и отключился.

Через двадцать минут Кузнецов уже находился в Центральном парке культуры и отдыха. Он попросил водителя такси подождать его на стоянке полчаса, предварительно заплатив. Тот согласился.

Как Женя и предполагал, аттракцион представлял собой лабиринт из кривых зеркал, расставленных в небольшом домике. Посетители покупали билет в кассе, контролер, седой ветеран с буденновскими усами, сдвинув брови, тщательно проверял билет и разрывал его. Посетители входили с одной стороны домика, проходили сквозь аттракцион и выходили с другой стороны.

— Мне два билета, — сказал Кузнецов кассирше, протянул купюру и получил взамен пару билетов с изображением почему-то разбитых зеркал. Опустив билеты в карман, Женя крепче сжал картонную коробку с Иттлой и встал неподалеку от старичка-контролера.

Поток желающих посетить аттракцион временно прекратился, старичок, сдвинув брови и поведя буденновскими усами, спросил:

— Чего не заходишь-то?

— Девушку свою жду. Старик снова повел усами.

— Может, закурить найдется? — поинтересовался он.

— Я не курю и не терплю, когда другие курят, — ответил Кузнецов раздраженно.

— Да ладно-ладно! — отпрянул старик.

Напряжение давало о себе знать. В другой раз он ни за что бы не нагрубил старику. Но ведь курение он действительно не переносил! Особенно мусолящих свою ненаглядную папироску мужиков на остановках городского транспорта, которые до последнего тянут с посадкой, только чтобы высосать все из папироски и, войдя, выпустить этот дым в салон. Кузнецову они напоминали детей, отпустивших усы, но все так же забавляющихся с любимой игрушкой, которая убивала их легкие.

Бисбрук появился неожиданно. Женя сразу увидел его. Загорелое аристократическое лицо графа выделялось в толпе. К тому же на нем был дорогой костюм, а в галстуке торчала заколка с бриллиантом. Это при том, что на большинстве людей в парке были майки и шорты. Бисбрук двигался не спеша, под руку его держала Элен. Кузнецов не видел ее с тех пор, как они расстались в ресторане отеля «Роллтон-Плаза». Внезапно Женю пронзило чувство невероятной тоски по этой девушке.

На ней было простое красное платье в горошек, волосы на затылке стянуты в пучок. Несколько локонов выбились из пучка и падали на тонкую шею. Она выглядела изящно и прелестно, но, посмотрев на ее лицо, Женя почувствовал, что у него зашлось сердце. Глаза Элен были полны страдания. Они молили о помощи, но люди этого не замечали Они проходили мимо, считая ее девушкой богатого иностранца.

Элен увидела Кузнецова. Ее глаза, шарившие по толпе, остановились на нем. Женя виновато посмотрел в ответ и перевел взгляд на Бисбрука. Тот уже заметил Кузнецова и улыбался. Бисбрук и Элен подошли ближе и остановились в метре от Евгения. Словно трое знакомых случайно встретились в парке. Элен по-прежнему не сводила с Кузнецова глаз. Теперь в ее взгляде читались мольба и надежда

— Доктор Кузнецов! — сказал Бисбрук, улыбаясь. — В этой коробке и находится Иттла?

— Иттла и «солнце». Только «солнце» сплавилось. По нему невозможно определить местонахождение послания.

— Покажите.

— Отпустите Элен, — Женя протянул ей свободную руку, но она отрицательно покачала головой и показала глазами на Бисбрука.

— Сначала Иттла и «солнце», — произнес Бисбрук, едва двигая губами, сложенными в фальшивую улыбку.

Женя протянул коробку графу, а Элен неожиданно положила свою руку в его ладонь. Получилась странная картина. Правой рукой Элен держалась за согнутый локоть Бисбрука, а левую протянула Евгению. Женя сжал ее ладонь и почувствовал, что она дрожит. Он поднял глаза на Бибрука. Тот открыл коробку, и улыбка на его лице превратилась в ухмылку.

— Да, оно!

— Зачем вам Иттла, Бисбрук? — вдруг спросил Кузнецов. — Ведь я убил вашего нанимателя. Теперь вы стали обладателем его огромного состояния. Неужели вам нужно что-то еще, кроме денег? Неужели вы снова будете пытаться затормозить работы в области исследования Земли?

— Я сейчас не намерен отвечать на ваши вопросы… — Бисбрук, казалось, был слегка растерян. — Иттла в порядке, — констатировал он.

— Почему бы вам не прекратить деятельность организации?

— Я не буду отвечать на ваши вопросы! — неожиданно рявкнул Бисбрук.

Женя понял, что его усилия бесплодны. В данный момент ему не понять мотивов Бисбрука и не убедить графа.

— Тогда отпустите Элен, — произнес Женя. Бисбрук приподнял локоть, и тут Кузнецов увидел, что рука Элен прикована наручником к кисти графа.

— Подержите коробку, — буднично попросил Бисбрук.

Женя принял коробку. Бисбрук достал из кармана ключ от наручников и расстегнул браслет на руке Элен. Оказавшись свободной, Элен тут же отпрыгнула от графа. Пока Женя наблюдал за ней, Бисбрук отобрал у него коробку со статуэткой. Обмен был завершен. Женя попятился назад к старичку-билетеру, увлекая за собой Элен. Бисбрук с коробкой в руках отступил назад. Его место занял другой человек, тоже в костюме и тоже отличающийся от посетителей парка. Он внимательно разглядывал Кузнецова, пряча руку за отворотом пиджака.

Женя сделал еще шаг назад и наткнулся на старичка.

— Появилась подруга-то? — осведомился билетер.

— Вы безбилетников пускаете? — строго спросил Кузнецов, — Я проверяющий из управления по паркам культуры и отдыха.

— Как можно?! — возмутился старичок.

— И за взятки не пускаете?

— Да кто ж их даст! Легче билет купить.

— Вот наши билеты. — Он протянул два билета. — И никого без билета не пускайте!

— Как можно?! — воскликнул старик. Женя, все так же пятясь, вощел в двери аттракциона, уводя Элен за собой. Они нырнули в королевство раздутых лиц и кривых ног. Последнее, что увидел Кузнецов, — как мимо старичка-контролера пытался пройти человек в костюме. Женя с удовлетворением отметил, что сразу преодолеть заслон человеку в костюме не удалось.

Они спрятались за зеркалом возле входа. Сквозь небольшую щель между зеркалами Кузнецов видел входную дверь.

— С тобой все в порядке? — спросил Женя, не отрываясь от щели. В ответ Элен прижалась к нему.

— Мне было очень страшно, Женя, — Это были первые слова, которые Кузнецов услышал от Элен. Сквозь щель он увидел, как в аттракцион наконец вошел человек Бисбрука. Даже не вошел — влетел. Человек знал, что здесь есть другой выход, поэтому пытался догнать Кузнецова. Но Женя не собирался проходить аттракцион. Как только человек исчез в лабиринте зеркал, Кузнецов, потянув Элен за собой, вышел из аттракциона через вход.

Старичок-контролер удивленно и испуганно уставился на него. Наверное, он хотел оправдаться, почему пропустил человека в костюме без билета. Но Кузнецову не нужны были оправдания. Он перескочил через низенький заборчик аттракциона, приподняв, перенес через ограждение Элен, и они скрылись под сенью тополей.

Такси находилось там, где было условлено. Женя и Элен запрыгнули на заднее сиденье.

— Вперед! — скомандовал водителю Кузнецов. — На вокзал Санкт-Петербург Главный.

— Куда мы сейчас? — спросила Элен по-английски. Водитель удивленно повернулся, желая лучше разглядеть иностранку.

— В 20.20 отходит поезд на Москву. Утром мы будем в столице.

Поняв, что усвоить что-то из англоязычного разговора не удастся, водитель потерял к ним интерес.

— Кого ты убил, Женя?

— Я убил Мдрага.

— Кто он?

— Долго рассказывать. Как ты попала к Бисбруку?

— В ресторане ты побежал за этим огромным человеком. Я ждала тебя несколько минут, а потом меня позвал Уолкер.

— Уолкер? — не понял Кузнецов. — Это, наверно, был Мдраг. Он мог превращаться в кого угодно.

— Что значит превращаться?

— Не важно.

— Может, для тебя не важно, но для меня важно. Уолкер передал меня Бисбруку. После этого часа два меня держали в каком-то фургоне. Потом мы пересели на частный самолет и вылетели в Европу. Не знаю, где мы приземлились. Я так испугалась! Я не знала, что со мной будет!

Она расплакалась. Женя обнял ее, утешая:

— Все в порядке, Элен. Теперь все в порядке.

— Знаешь, как я переживала! — сквозь слезы произнесла она, — Ты втянул меня в эту историю.

— Да, — ответил Кузнецов, не желая спорить, — Он угрожал тебе?

— Я его почти не видела! Мне ничего не объясняли. Сегодня я даже не знала, куда мы идем. Перед встречей с тобой Бисбрук лишь сообщил, что я могу вернуться в Бельгию. Меня там больше не разыскивают… А ты правда отдал ему «солнце»?

— Да.

— Настоящее?

— Да. Но оно сплавилось. К тому же я знаю, где искать предсказание. Элен, ты мне нужна. Моего друга убили, а больше знакомых историков у меня нет.

Она медлила с ответом и изучала его лицо.

— Я не знаю, — неуверенно произнесла Элен. — Получится ли у меня.

— Произойдет землетрясение, Элен. Оно будет гигантским и ужасным. Иначе его не было смысла предсказывать за четыре тысячи лет. И случится оно уже через неделю.

— Ты сам веришь в то, что говоришь?

— Я бы не тратил столько сил и средств на поиски, если бы не верил в это! Нужно организовать экспедицию в Гималаи. Найти послание. Вероятно, расшифровать его. После этого предупредить людей.

— Ты полагаешь — тебе поверят? Это звучит, как фантастическая история.

— Я объясню, что предсказал землетрясение при помощи разработанной мной программы.

— Значит, ты хочешь войти в историю как спаситель?

— Нет, Элен. Землетрясение — только начало.

— Начало чего?

— Приехали! — прогнусавил водитель. — С вас тридцать долларов, как и договаривались.

* * *

21.30 по московскому времени, 14 июля, скорый поезд 029а "Санкт-Петербург

— Москва"

Женя купил билеты в двухместное купе СВ. Нет, ему не нужен был комфорт, просто Женя сегодня не хотел общаться с возможными попутчиками.

За окном проносились леса, луга. Иногда попадались деревни с покосившимися домами. Один раз на холме они увидели полуразвалившуюся церковь. Элен жадно вглядывалась в незнакомые пейзажи. Прошел час, она оторвалась от окна:

— Я побывала в Санкт-Петербурге, но так и не посетила Петродворец!

— Мне бы такие проблемы, — промолвил Кузнецов.

Женя, прикрыв глаза, пытался задремать под мерный стук вагонных колес. Он вспоминал фигурку Иттлы, он вспоминал лицо пророка. Из неясных и размытых черт внезапно начало проступать прорисованное и живое лицо. Женя, кажется, мог определить весь образ человека. Он уже видел лицо и был готов прочитать то, что оно хочет выразить. В этот момент раздался голос Элен.

— Я хочу есть, — заявила она. — Бисбрук меня сегодня только обедом кормил.

Женя открыл глаза. Он все-таки уснул. Но Элен разбудила его не зря. Чувство голода давало о себе знать. Женя открыл кошелек. У него оставалось около двухсот долларов из тысячи, которую дал Уолкер. Пятьсот долларов он положил в почтовый ящик Мишиной матери. Еще триста обменял на рубли и потратил на гостиницы, билеты на поезд и питание. Однако эти обмененные деньги закончились, и у Кузнецова опять остались только доллары.

— Не знаю, возьмут ли в вагоне-ресторане доллары, — с сомнением произнес он, но в вагон-ресторан они все-таки отправились. Они сели за свободный столик, Элен снова уставилась в окно.

— Ты что будешь есть? — спросил Кузнецов.

— Салаты из капусты или моркови. Если можно — какого-нибудь вина. Я ужасно себя чувствую. Мне нужно расслабиться.

— Хорошо. — Кузнецов сделал заказ, предварительно договорившись с официантом, что тот возьмет доллары. Минут через пять официант принес салаты и вино. Через тридцать минут — «Отбивные по-карпатски», заказанные Кузнецовым. Покончив с салатами, Элен взялась за фаршированного лосося. Женя даже не заметил, как она выпила половину бутылки «Хванчкары».

— Ты не будешь ничего пить? — спросила она. Женя отрицательно покачал головой.

— Завтра нужно появиться в Институте физики Земли, придется просить деньги для новой командировки. Кроме того, где-то нужно собирать снаряжение для экспедиции. Я не хочу, чтобы от меня пахло спиртным. Иначе не воспримут всерьез.

Элен кивнула и отпила из своего стакана.

— Ты слышала что-нибудь о долине Куллу в Индии? Это район Гималаев.

— Кажется, там жил русский художник Рерих.

— Я тоже знаю не больше. Что туда брать с собой? Шорты и пробковый шлем или меховую куртку с ушанкой? Нужно все продумать. — Женя отрезал ножом кусочек отбивной и положил в рот. Элен перестала смотреть в окно и теперь глядела на него.

— А ты не такой безрассудный, каким казался вначале, — произнесла она.

— Да, а какой я?

— Ты умный, расчетливый. Расчетливый в хорошем смысле этого слова. Внешне ты не похож на ученого, но ты — настоящий ученый.

— Вот спасибо! — улыбнулся Кузнецов, — У меня такое впечатление, как будто я с тобой и не расставался, Элен.

Они замолчали, почувствовав непонятную неловкость. Элен допивала «Хванчкару» из своего бокала, Кузнецов покончил с отбивными.

— Я чувствую — тебя что-то гложет, — произнесла она.;

Женя поднял на нее взгляд.

— Знаешь, тяжело заниматься поисками в одиночку. Особенно если тебя никто не понимает и никто не верит в твои поиски. Я пытаюсь достать ракушки из мутной воды. Я ощупываю дно, трогаю пальцами песок, но ракушек не нахожу. Жизнь пролетает, а результатов нет. Иногда я думаю — а может, и нет их вообще, этих ракушек на дне?

— А если нет этих ракушек? — спросила Элен. Женя серьезно посмотрел на нее.

— Тогда лучше прямо сейчас повеситься.

— Я не допущу суицида! — сдвинув брови, произнесла она.

— Тогда не буду, — ответил Кузнецов, — Так! Что бы еще такое съесть?

Он подозвал официанта и заказал еще отбивные.

— Женя, — позвала его Элен. Он повернулся к ней. — Я люблю тебя.

Кузнецов застыл с непрожеванным куском мяса во рту. Элен не отводила взгляда. «Лучше бы она опустила глаза», — взмолился Евгений, но Элен этого не делала.

Произнесенной фразой она словно парализовала его.

— Нет, я не жду от тебя ответа, — продолжила она. — Может, это глупо, но я просто хочу произнести эти слова. Я люблю тебя, и я не могу без тебя.

Элен немного пьяна, подумал Кузнецов, но это не портит ее. Женя вдруг подумал о том, что впервые слышит признание в любви от женщины. Таких слов не говорила даже его жена.

Элен неожиданно встала и пошла к выходу из ресторана. Ее немного покачивало. Женя с тоской поглядел вслед. Как бы хотелось ответить ей!

6.05 по московскому времени, 15 июля, вокзал Москва-Октябрьская (бывший Ленинградский вокзал)

— Рома, привет, это Кузнецов. — Женя сквозь стекло телефонного автомата наблюдал, как Элен с интересом рассматривает Комсомольскую площадь и расположившиеся на ней три вокзала — Казанский, Ярославский и бывший Ленинградский. — Какой-какой! Женя это! Узнал наконец-то. Слушай, сделай одолжение. Дай мне ключи от твоей квартиры на пару дней. Тут один профессор из Германии в гости приехал, так ему жить негде… У меня нельзя. У меня жена больная… А ты поживи у Славика. Водки попьете!.. Я был бы тебе очень признателен… Нет, гостиницу он не может снять. Сейчас же конгресс пчеловодов, не знаешь, что ли? Все гостиницы забиты… Да, ключи оставь под ковриком… Спасибо!

Женя повесил трубку. Элен повернулась к нему.

— Кому ты звонил? — спросила она.

— Там друг у меня в квартире живет, пока я в отъезде, — ответил Кузнецов. — Спросил — как дела. Он как раз сам собирался в командировку. Возможно, мы его не застанем.

— Хорошо. — Она замолчала, но затем потянула его за рукав. — Женя? Я ничего не помню, что произошло вчера в ресторане. Я… — Она споткнулась. — Я говорила что-нибудь не то?

«Неужели она была пьяна настолько, что ничего не помнит?» — подумал Кузнецов. Впрочем, возможно, ее неожиданное признание вызвано именно большой дозой алкоголя".

— Нет, — ответил Евгений. — Все было в порядке.

На метро они доехали до станции «Текстильщики». Рома жил на седьмом этаже десятиэтажного много подъездного дома. Ключи оказались под ковриком.

— Неужели у вас такая низкая преступность, что даже ключи вы оставляете под ковриком?

— Преступность у нас действительно невысокая, — с серьезным выражением лица ответил Кузнецов. — Раз в неделю застрелят какого-нибудь банкира и снова на неделю тишина.

Женя распахнул дверь. Чем его привлекала квартира Ромы Брызгалова — это отсутствием семейных фотографий на стенах и в рамочках. Рома по натуре был вечным туристом, поэтому не любил лишних вещей. Летом он путешествовал по Кавказу, Крыму и другим местам, куда мог добраться, зимой штопал палатки и клеил байдарки, иногда при этом работая программистом.

— Вот мы и дома! — произнес Кузнецов.

— Где у тебя душ? — спросила Элен

— Там, — ответил Кузнецов, показывая налево, но затем подумал и показал направо: — Там.

Элен отправилась в ванную, а Женя остановился в кухне. Что делать дальше? Нужно отправляться в институт. Но сначала — домой, к жене, дочери.

Если при слове «дочь» у Кузнецова в груди разливалось тепло, то при слове «жена» по спине пробегал озноб, а губы начинали нервно сжиматься. Женя не мог назвать свою совместную жизнь семейной. Скорее вынужденное сосуществование двух человек. Он не помнил, когда последний раз у них была интимная связь. Кажется, в прошлом году. Он не мог говорить с ней спокойно, она не могла перестать причитать. Это выводило Кузнецова из себя, в результате ссоры частенько заканчивались матерной бранью и битьем посуды. Поэтому Кузнецов предпочитал реже появляться дома. Но сейчас надо было…

Проходя мимо ванной комнаты, Кузнецов задержался. Сквозь шум воды из ванной доносилось пение Элен. Пела она по-французски и довольно неплохо. Он простоял перед дверью около минуты. Затем вернулся в кухню, отделенную от ванной комнаты гипсолитовой перегородкой, подставил к стене табурет и встал на него. Стеклянное окно, выходящее из ванной в кухню, наполовину запотело. Но сквозь клубы пара он увидел ее.

Элен стояла, подставив спину под струи душа, подняв руки и придерживая ими волосы, однако некоторые влажные локоны падали на плечи. Из окна можно было разглядеть только часть ее обнаженной груди, усыпанную прозрачными капельками воды.

Кузнецов почувствовал себя школьником, подсматривающим в женской бане. Он хотел оторваться от окна и не мог этого сделать. Глаза его обводили контуры тела Элен, а эрекция грозила разорвать ткань брюк.

Он все-таки слез с табурета.

— Элен! — крикнул он, — Я в институт. Тут в холодильнике колбаса и помидоры. Поешь, если я задержусь!

— A bientоt1! — ответила она нараспев. Женя покидал квартиру Ромы Брызгалова с легким сердцем.

* * *

12.30, 15 июля, квартира Кузнецова на проспекте Мира

Дверь опять была не заперта. Женя с неудовольствием толкнул ее и вошел в квартиру. Из ванной комнаты доносились звуки льющейся воды и мерное урчание автоматической стиральной машины. Запах порошка стоял по всей квартире.

— Наталья! — крикнул он с порога. — У тебя опять дверь открыта! Ты когда-нибудь доиграешься!

Наталья вышла из ванной. Если она и была удивлена появлением Кузнецова, то не показывала этого.

— Появился наконец-то! — всплеснула она руками. — Ой, радость-то какая! Кто жизни научит, кроме тебя!

— Ладно, хоть сегодня-то помолчи.

— Я всю жизнь молчу!

— Ну конечно!

Кузнецов снял ботинки и прошел в большую комнату.

— Ты почему не на работе? Сегодня вроде бы рабочий день? — спросил он.

— Ох! Про работу вспомнил! Я в отпуске вторую неделю.

1 До скорой встречи1 (фр)

— А где дочка? Я по ней соскучился.

— Что за пиджак на тебе? Опять на китайской барахолке купил?

— Это лучший американский пиджак, — возразил Кузнецов.

— Дочка! Вспомнил о дочери! Соскучился по ней! За все время отсутствия даже не позвонил ни разу!

— Ладно тебе! — раздраженно прервал ее Кузнецов.

— Она у моей матери, на даче! Хорошо, что не видит папочку, который шляется где-то, приезжает на один день и опять в командировку на год.

— Я на этих командировках деньги зарабатываю.

— Да уж! Сильно много заработал! Купаюсь я в деньгах! Вон в машине стиральной уже год что-то грохочет. А посмотреть некому! Холодильник новый нужен.

Кузнецов подошел к серванту, открыл бар и достал оттуда шкатулку, в которой семейство Кузнецовых хранило сбережения в долларах.

— Куда полез?! — воскликнула Наталья.

— Не твое дело, — огрызнулся Евгений. Он раскрыл шкатулку. Она была пуста.

— Где деньги? — спросил Кузнецов.

— Кончились денежки, Женя! — издевательски ответила Наталья. — Давно кончились. На что, как ты думаешь, я живу?

— Да ты что?! — взревел Кузнецов. — Тысячу двести долларов истратила?

— Еще до прошлого твоего приезда! — криком ответила жена. — Хоть бы поинтересовался, на что мы живем! Не живем, а существуем!

— На тысячу двести долларов можно существовать припеваючи!

— Ты мне год денег не давал!

Кузнецову нечего было на это ответить. Последнее слово осталось за женой. Чувствуя, что она выиграла словесный поединок, Наталья гордо подняла голову и вернулась к стирке. Кузнецов остался в комнате один.

Так дальше жить нельзя, подумалось ему.

Он перешел в свой кабинет и, включив зеленую лампу, устроился на массивном обитом кожей стуле, который достался ему от отца. Он посмотрел на шкаф с множеством полок, на которых покоились его находки. Маленькие теплые камешки с геометрически правильными полосами, кругами, бороздками. Куски застывшей лавы, которые приняли причудливую форму. Образцы редких горных пород. А также фигурки древних богов, статуэтки и многое другое. Полки рядом стоящего шкафа были сплошь уставлены книгами по истории, геологии, физике Земли, географии, а также выдающимися произведениями художественной литературы на русском и английском языках.

На стене, пришпиленные кнопками, в беспорядке висели его фотографии. Женя в возрасте пяти лет с учебником географии шестого класса. Почему он сфотографировался тогда с этим учебником? Ведь в таком возрасте он и читать-то толком не умел. Быть может, предугадав его судьбу, этот учебник подсунули в руки родители? Вот фотография футбольной команды «Вымпел». Женя тут стоит на заднем плане. Непримечательной внешности высокий^худощавый паренек, блестяще выполнявший штрафные и угловые удары. Институтские фотографии. Фотографии из экспедиций на Курильскую гряду, Кавказ, Уральские горы. Женя с друзьями перед костром, Женя с гитарой. «А где у меня гитара?» — начал вспоминать Кузнецов. Кажется, валялась где-то в кладовке. У нее были оборваны две струны, он так и не собрался купить новые. Женя не пел под гитару уже Лет десять.

Вот фотография Кузнецоваи Баркера на фоне огненного фонтана вулкана Стромболи на юге Италии. Как они сумели тогда подобраться близко к ревущему гиганту? Женя не помнил, было ли ему страшно. Наверно, да.

Ему вдруг вспомнился ответ Баркера на замечание Кузнецова о тяжелом характере вулканолога. Женя тогда сказал, что в Баркере бушует вулкан.

— Лучше пусть во мне будет бушевать вулкан, чем я буду бушевать в вулкане.

Мдраг убил Баркера своей огненной рукой, а потом сбросил его в расплавленную лаву. Погиб Баркер от бушующего вулкана и был сброшен в бушующий вулкан. Его слова оказались пророческими. Вот и не верь после этого в фатальный исход.

Он вздохнул, взял с канцелярского прибора автоматический карандаш и начал выдавливать из него тонкий стержень. Когда стержень вылезал полностью, Женя заталкивал его назад. Иногда стержень ломался, и Кузнецов брал из пластмассовой коробочки новый. Минут двадцать Кузнецов убил за этим занятием. Когда стержни в коробочке кончились, Женя решил, что он достаточно успокоился для разговора с женой.

Стиральная машина верещала, выжимая белье. Наталья в это время что-то замачивала в пластмассовом тазу. Женя неслышно подошел сзади.

— Наталья, — окликнул он. Она обернулась.

— Что, снова в командировку? — иронично спросила жена.

— Мне нужно с тобой серьезно поговорить.

— Надо же! Денег не проси! Убрала я деньги — не найдешь. Шляешься-шляешься по командировкам, потом приезжаешь, как сегодня, и все денежки тратишь. А на что я дочь воспитывать буду? Не проси, денег не дам, сволочь!

— Я хотел поговорить не по поводу денег, — ответил Кузнецов. — Пока нет дочери, этот разговор должен состояться. Она недоуменно уставилась на него.

— Понимаешь, — продолжил Кузнецов, — по делам я был в Бельгии. И познакомился там с доктором Граббс. Это девушка…

— Блядь… — выпалила Наталья.

— Погоди, не ругайся. Это очень хорошая девушка, она бельгийка. Я, кажется, люблю ее, понимаешь? Наталья исподлобья смотрела на него.

— Наша с тобой совместная жизнь больше не может продолжаться. Это тяжело переносить и мне и тебе. Дочка пока еще маленькая, но скоро и она начнет понимать наши склоки. Она уже сейчас понимает. Я не хочу, чтобы она выросла на этих скандалах, потому что в дальнейшем это может отразиться на ее характере. Поэтому, я полагаю… нам с тобой нужно развестись. Дочка останется с тобой. Не потому, что я не люблю ее. Просто моя работа не оставляет времени заниматься дочерью. Но я буду постоянно ее навещать. Квартиру я тоже оставлю тебе. Сам как-нибудь перебьюсь. Все равно я постоянно в разъездах. Ну, что скажешь?

Он посмотрел на Наталью.

Он мог ожидать от нее какой угодно реакции, но только не этого.

По лицу Натальи текли слезы.

Она внезапно схватила его за плечи и прильнула к нему.

— Женечка! Миленький! — зарыдала она. — На кого же ты нас покинешь!

Кузнецова прошиб озноб. Такого поворота он не ожидал! Негнущимися пальцами Женя дотронулся до ее крашеных волос.

— Я ведь тоже люблю тебя, Женечка! — продолжала она. — Как ты меня оставишь? Я не перенесу этого! Не нужны мне твои деньги. Я отдам их тебе. И квартира твоя не нужна. На что мне квартира без тебя, миленький! Если ты действительно ее любишь, поживи с ней. Может, пройдет любовь твоя и ты вернешься к нам! Только не бросай…

Она зарыдала. Кузнецов растерянно гладил ее по голове. Все его замыслы рухнули под этим внезапным проявлением чувств Натальи. В какой-то момент Кузнецов подумал, что она притворяется. Но Наталья была искренней в своих чувствах. Она рыдала у него на груди, а он не мог ее утешить, гладил волосы.

— Не-уходи-не-уходи-не-уходи… — словно заклинание повторяла она.

— Не уйду, — пришлось пообещать Кузнецову.

Вот как бывает. За всю жизнь ни одна женщина не признавалась ему в любви, а тут за два дня сразу две женщины, от одной из которых признания вообще не ждал. Что теперь делать? Кузнецов был в растерянности.

* * *

13.45, 15 июля, Объединенный институт физики Земли им. О. Ю, Шмидта РАН

Застегнув пиджак на все пуговицы и поправив галстук, Кузнецов остановился у массивного желтого здания института. Оглядев Большую Грузинскую улицу словно в последний раз, Женя выдохнул и решительным шагом вошел в двери Института физики Земли. Первым делом зашел в лабораторию номер 207 «Физико-химические исследования» на втором этаже здания.

— Привет, Костя! — крикнул он с порога сотруднику лаборатории Константину Левникову. Костя оторвался от микроскопа, подняв на него полуслепые глаза.

— Кузнецов! Не ожидал тебя так скоро. Только вчера приняли твою посылку

— Успели исследовать?

— Где ты нашел ЭТО?

Женя подошел к лабораторному столу, на котором молоток для разбивания горных пород лежал между двумя чашками остывающего чая. Кузнецов взял из стоящей на столе упаковки одно печенье. Он откусил печенье и отпил из чашки.

— Может быть, позже расскажу, — ответил он. — Что успели сделать?

— Как ты просил в сопроводительном письме, мы проводим тесты. Сделали срез.

— Тяжело было?

— Не то слово. Словно тупым ножом резали. Структура камня в разрезе похожа на рулет. По внешнему виду и другим признакам камень похож на продукт вулканической деятельности. Высокое содержание железа и титана. Вот только соединения кремния! Я таких соединений в жизни не видел.

— Где оно?

— Вот.

Черная рука Мдрага находилась на выключенных электронных весах. Выглядела она зловеще, словно обугленная рука демона. Впрочем, если посмотреть на нее свежим взглядом, рука походила на камень причудливой формы. Именно так воспринимал ее Левников.

— Вес — четыре с половиной килограмма! — прокомментировал Левников. — При таких маленьких размерах — невероятная плотность материала!

— В термокамеру помещали, как я просил?

— Да. Там вообще происходит фантастика. В обычной термической камере при нагреве до 1300 градусов температура камня увеличивается всего на полтора градуса. Выдерживали два часа. Так полтора градуса и осталось. Не хочет нагреваться.

— Сколько градусов составляет его обычная температура?

— Сорок два. Ты слушай дальше! Фантастика не в этом. Мы поместили ее в термическую камеру цилиндр-поршень и вначале при 120 градусах увеличивали давление до десяти атмосфер. Никакого эффекта. Зато когда мы подняли тем-

пературу до двух с половиной тысяч градусов, а давление до пятидесяти атмосфер — начались чудеса. Первое — камень нагрелся до двухсот градусов. Второе — кремний начал активно образовывать соединения с другими элементами. Эти соединения вырастали в такие молекулы, что диву даешься! Третье — если этот камень похож на руку, то я бы сказал, что рука начала двигаться.

— То есть как «двигаться»? — не понял Кузнецов.

— Шевелиться. Двигать пальцами. Я не знаю, может, материал, ослабленный высокой температурой, от давления деформировался. В общем, явление жутковатое. Я выполнял исследование после работы, вечером. Меня едва кондратий не хватил, когда я по монитору увидел движение.

Женя взял еще одно печенье из пачки. Вкусное печенье. А может быть, он просто проголодался?

— Что происходит при остывании? — спросил он.

— При остывании кремниевые соединения распадались. У меня есть гипотеза, почему этот камень всегда теплый. Я полагаю, что сорок два градуса поддерживаются в результате медленного распада остатков кремниевых соединений. Это как полураспад радиоактивных элементов — очень долгий процесс. Я пока не выяснил причину. Слушай, но только с другими образцами лавы я таких эффектов не достигал. Где ты взял этот камень?

— У тебя есть желание продолжать заниматься дальше этим камнем? — не ответив, спросил Кузнецов.

— Конечно!

— Тогда занимайся.

Назад: Часть вторая ПРОТИВОСТОЯНИЕ

Дальше: Часть четвертая КОНТАКТ

Часть третья ПРОНИКНОВЕНИЕ

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

Часть третья
ПРОНИКНОВЕНИЕ