С момента событий у Трехглавой прошло больше месяца. Земля лежала в развалинах и очагах радиоактивного заражения. Флаеры и самолеты поливали выжившие колонии сывороткой доктора Симпсона, а войска и ополченцы добивали уцелевших зоргов. Лишенные разумной объединяющей силы, эти отряды мутировавших существ серьезной опасности уже не представляли, и земное оружие легко расправлялось с их колониями и скоплениями. Потери на Земле были огромны: погибло две трети населения развитых стран, а урон, нанесенный экономике, можно было считать смертельным.

Все крупные города и производства были уничтожены. Возникла острая нехватка энергии и ресурсов. Продовольственные запасы быстро подходили к концу, начинался голод. Глобальное управление было полностью разрушено. На местах стали возникать свои группы влияния и административные центры. Планета по-прежнему была закрыта на жесткий карантин. Да, по правде сказать, из колоний никто и не рвался на выжженную и радиоактивную Землю. Стояла глубокая осень, но урожай был не убран. К радиоактивным посевам боялись притронуться. А это означало одно: надвигается холодная и голодная зима.

Восьмого октября произошло еще одно событие, оставившее эпохальный след в земной истории. В центральном госпитале Рино в штате Невада после почти двухмесячного беспамятства пришел в себя генерал Конахен. Высохший, похожий на мумию, он открыл глаза поздним вечером и первое, что увидел, был расплывчатый круг тусклого зеленого ночника.

«Что с моими глазами? Где я?» — заворочался он в постели и обнаружил, что утыкан разными трубками и проводами, через катетеры впивающимися в тело. Что с ним произошло, он помнил плохо. В памяти крутились разновременные обрывочные куски жизни. Собрать воспоминания в кучу, выстроить последовательность мешала яркая вспышка, а затем непреодолимый черный провал.

Генерал повернул голову. Справа на тумбочке лежал блокнот. К руке, приклеенная пластырем, тянулась трубочка от капельницы. Непослушными пальцами Конахен сгреб блокнот. Блокнот упал на кровать. В тусклом свете надписей было не разобрать, и генерал нашарил пульт, прикрепленный к кровати. Покрутив регулятор, он прибавил свет. Но все равно глаза видели плохо, пришлось поднести блокнот совсем близко. В блокноте были записи о его состоянии и применяемых процедурах. Но среди медицинских записей Конахен обнаружил записку от лейтенанта Трипа: —

Конахен опустил листок. На глаза навернулись слезы. Всего два месяца, и жизнь перевернулась. А ведь он, Джозеф Конахен, был на самом острие событий и мог бы не допустить всего этого, если бы…

«Что, если бы?» — спросил какой-то другой голос. Но на этот вопрос Конахен ответить не успел. Сознание услужливо и боязливо блокировало целый пласт воспоминаний. В голове опять полыхнула мощная огненная вспышка, а за ней вновь наступила темнота долгого и глубокого провала. Генерал потерял сознание. Блокнот, раскрывшись, соскользнул на пол.

Очнулся он только два дня спустя. Закатный глаз солнца красно щурился на него из-за полосок жалюзи. Зрение постепенно восстанавливало свою остроту. Половину трубок от него отсоединили, а на голове оставили лишь легкие повязки. Конахен протянул руку к лицу. Под пальцами шуршала двухдневная щетина. Видимо, брили его электробритвой, и то нерегулярно. Под бинтами на голове он нащупал твердую металлическую пластинку. На память пришла запись в медицинском блокноте о повторной черепно-мозговой травме. «Неужели они заделали мне дыру куском металла?» — подумал Конахен. На тумбочке перед ним стояла бутылка с апельсиновым соком и пластиковый стаканчик. «Должно быть, теперь этот сок роскошь», — подумал генерал. Он потянулся к стакану. Непослушные пальцы толкнули стакан, и он, покатившись, упал на пол.

Конахена раздосадовало собственное бессилие. Стакан лежал рядом с кроватью, но дотянуться до него он не мог. «Вот если бы стакан запрыгнул на кровать», — подумал Конахен. «Ты действительно этого хочешь?» — спросил его голос, прочно поселившийся в голове. «Да», — не задумываясь ответил Конахен. Ему хотелось пить, и забавляло, что весь этот диалог в его сознании происходит совершенно серьезно, будто разговор двух независимых сущностей. Генерал откинулся на подушки. В тот же миг стакан подпрыгнул и оказался на кровати.

Конахен даже зажмурился — не мог в это поверить, а когда снова открыл глаза, стакан лежал у его руки. Он чуть сжал его пальцами. Объект был вполне материальным, из гибкого прозрачного пластика.

«Теперь ты веришь мне?» — спросило существо в голове.

«Кто ты?» — «А разве ты не догадываешься? Помнишь наш договор? Если ты примешь меня, вместе мы овладеем миром» — «Зачем это мне теперь? Моя игра сыграна. Я больной человек. Единственное, что мне нужно, это покой». — «Покой? Не нужно обманывать себя, Джозеф Ты ведь помнишь письмо лейтенанта Трипа? Земля нуждается в герое. Есть люди, готовые служить тебе, чтобы спасти мир от дальнейшей катастрофы». — «Это все выдумки лейтенанта. Ему бы очень хотелось в это верить», — улыбнулся Конахен. «Спорим, что через полчаса он будет здесь и сам убедит тебя в этом?» — «Хорошо, пусть попытается, — генералу все это напоминало забавную игру. — А сейчас я бы хотел выпить соку». — «Ну уж с этим ты справишься сам», — обиженно замолчал голос.

Конахен дотянулся до бутылочки с соком и с трудом наполнил стакан. Сок показался ему волшебным нектаром. Так, в сущности, оно и было, если учесть, что Земля превращалась в радиоактивную пустыню. Нажав кнопку пульта, генерал включил сетевизор. Работал всего один канал. Новости были безрадостные. Земля лежала в руинах. Вооруженные клики сцепились в борьбе за власть и передел мира. Поднималась волна религиозного фанатизма. Возникли многочисленные организации экстремистского толка и просто банды, захватившие атомные электростанции, грабившие торговые караваны и опустевшие города.

Конахен увлекся и не сразу обратил внимание на шум и голоса в коридоре.

— Я вам говорю: туда нельзя. Мы передали вашу записку, но он все еще в коме.

— Да не может этого быть! Полчаса назад он мне звонил и сказал, чтобы я приехал.

— Вы что, молодой человек? У него и телефона нет!

— Ничего не понимаю! Но все равно я должен его увидеть! Конахен приподнялся на кровати. Ему было и смешно, и немного страшно.

— Это вы, Трип? — крикнул он, насколько достало сил. Голос вышел хриплый и по-старчески дребезжащий. Но его услышали. Белая больничная дверь с рифленым стеклом распахнулась. В проеме стояла медсестра, крашеная блондинка средних лет, а у нее за спиной улыбающийся лейтенант в накинутом на плечи белом халате.

— Слава богу, вы пришли в себя! — сказала медсестра и тоже улыбнулась генералу.

Трип протиснулся в палату. Человек, которого он увидел на кровати, лишь отдаленно напоминал прежнего боевого генерала, грозу и гордость звездных десантников. Но все же это был он — генерал Конахен. Джон сразу узнал эти глаза, сияющие сейчас из-под бинтов на голове каким-то особенным светом.

— Я так рад, сэр! Я тут почти два месяца, как только все началось. И как только вы позвонили… Как только я услышал ваш голос, я сразу…

— Отлично, сынок, садись. Нам с тобой о многом надо поговорить. — Конахен улыбнулся и кивнул на стул.

— Сэр, вы совершили подвиг! Мы все гордимся вами. Подумать только, вы все знали еще тогда!

— Эх, если бы… — печально покачал головой Конахен. — Если бы так, все могло бы выйти совсем по-другому.

— Но сэр, ваши сражения!..

— Ладно, парень, забудем об этом, — отмахнулся Конахен. — Что было, то прошло. Наступает новое время. Ну так что ты там говорил о созидании нового мира? — оживленно, как раньше, блеснули глаза генерала.

И будто дожидаясь этого момента, на груди Конахена проснулся и тепло всколыхнулся почти позабытый им Эрлиер. На Земле начиналась новая эра.