ГЛАВА 12
Жизнь — штука парадоксальная.
Кто-то живет слишком мало, кто-то — слишком много, некоторые уходят неожиданно, во цвете лет и на самом пике карьеры, некоторые долго готовятся к смерти и ждут ее, как избавления, а она все не приходит и не приходит.
Ты можешь просто выйти на улицу, где тебя собьет машина с пьяным водителем за рулем, или сосулька свалится прямо на голову, или банда хулиганов подстережет тебя в темном переулке, и кто-то сунет нож под ребро или ударит арматурой. «Трагическое происшествие или нелепая случайность, — скажут окружающие. — Жаль, он ведь был так молод».
Или ты можешь лежать в хосписе или в отделении интенсивной терапии, подключенный к капельнице, прибору для принудительной вентиляции легких или к искусственному сердцу, пожираемый изнутри раком или СПИДом, испытывающий боль каждую секунду твоего существования, сходя с ума и умоляя об эвтаназии, — и так день за днем, неделю за неделей, возможно, месяц за месяцем… И тогда окружающие скажут: «Ему уже пора, он слишком задержался тут, скорее бы прекратились эти мучения. Так будет лучше и для него, и для нас. Да и место в больнице освободится для того, кому еще можно помочь».
В последние годы смерть стала моей частой спутницей. Я много раз был на грани, на Тайгере-5 я почти перешел эту грань, на Веннту я снова приблизился к ней вплотную. Я был готов к этому, насколько к этому вообще можно быть готовым.
В Де-Мойне мы выжили чудом. По идее, мы не должны были уцелеть при нашем последнем полете и падении в море, и уж точно мы не должны были пережить нашу высадку на остров. Но это осталось позади, а мы все еще были живы.
По крайней мере, некоторые из нас.
«Открытая» Дэйвом дверь валялась на земле в нескольких метрах от зияющего в скале лаза. Пока мы в броне, все мы немного сверхчеловеки — и редкая дверь может нам противостоять.
— Не думаю, что оттуда кто-то вылезет, — сказал Дэйв. — Плазмометы этим путем они бы точно не потащили.
— Каковы шансы, что на этом клочке земли находятся две не пересекающиеся между собой системы катакомб?
— Они исчезающе малы.
— Значит, нам туда.
— Возможно, — сказал он. — А полковник?
— Он решил остаться.
Дэйв деловито кивнул, принимая решение командира, и первым шагнул в лаз.
— Пилоты не должны умирать под землей, — сказала Кира. — Но какого черта?
Я стал замыкающим в нашей короткой процессии, отправляющейся к недрам земли. Или к недрам Веннту, что в данном случае непринципиально.
Сложно сказать, на что мы тогда рассчитывали. Вряд ли кто-то всерьез думал, что мы сможем добраться до Визерса и его адской машины и причинить им обоим хоть какие-то неудобства. Помимо Визерса на острове оставалась еще почти сотня десантников, несколько десятков обслуживающего персонала и собственный экипаж крейсера, которым нам нечего было противопоставить, кроме чувства морального превосходства.
Ракеты у нас с Дэйвом кончились, а у Киры их никогда и не было, эффект неожиданности был безвозвратно утерян еще на берегу, одними импульсными винтовками и врукопашную сотню десантников не одолеть. Скорее, нам просто не хотелось сидеть на месте и ждать, пока за нами явятся люди мятежного генерала.
Сначала проход был достаточно широким, но уже метров через сто мы с Дэйвом начали задевать плечами стены, и мне пришлось признать его правоту. Для того чтобы пронести тяжелое вооружение, здесь было слишком мало места.
Щитки скафандров пришлось вернуть на место. Источников света под землей не было, и без ночного зрения наших умных скафандров мы бы оказались совершенно беспомощны.
На первой развилке мы свернули направо, так как спуск по левому коридору показался нам слишком пологим. На второй развилке оба коридора шли вниз с одинаковым уклоном, но мы все равно свернули направо. Из принципа.
Третья развилка предоставила нам еще больше выбора — целых четыре варианта пути.
— Это уже издевательство какое-то, — сказал я. — Тут военная база или лабиринт?
— Вполне возможно, что и то и другое, — сказал Дэйв. — Сначала существовала какая-то система пещер, а потом наши инженеры построили базу. Творческий подход и использование особенностей рельефа или что-то вроде того.
Мы опять свернули направо и уже через двести метров угодили в тупик. Тупиком оказался небольшой зал с каменными стенами и каменным потолком. Вдоль стен в несколько рядов стояли большие пластиковые контейнеры с эмблемами ВКС Альянса.
— Сухие пайки, — сказал Дэйв. — Гуманитарная помощь времен изоляции, должно быть.
— Почему они до сих пор здесь?
— Надо же где-то складировать мусор, — сказал Дэйв. — А жрать это можно только в военное время, и то не в первые дни. Пищевая ценность огромная, срок хранения бесконечный, но вкус совершенно отвратный.
— А я бы не отказалась перекусить, — сказала Кира.
— В морге нас всех накормят, — сказал Дэйв.
Мы вернулись к развилке и на этот раз выбрали крайний левый проход. А потом снова правый. А потом… В общем, скоро мы уже не представляли, где находимся, как сюда попали и куда нам теперь идти.
Чистый «Doom». Так же темно, так же узкие коридоры, так же вокруг одни враги и совершенно непонятно, что делать дальше. Умные люди в таких местах сохраняются.
Но это в играх. В реальной жизни умные люди в такие места и не попадают.
— Раз, два, три, — произнес голос генерала Визерса в динамиках моего шлема. — Проверка связи. Как меня слышно?
Просматриваемая часть коридора была пуста. Сканеры движения скафандров не показывали в пределах наблюдения никакой активности, кроме нашей.
Я поднес палец к губам, призывая моих спутников молчать.
— Не валяйте дурака, я знаю, что вы меня слышите, — сказал Визерс. — Эту частоту сообщил нам полковник Риттер, которого мы встретили на берегу. Кстати, он жив, и ему сейчас оказывают экстренную медицинскую помощь, если вам интересно. И вас я тоже не намерен убивать, если вам все еще интересно. И если вы оставите мне выбор.
Дэйв покачал головой.
— Алекс, — позвал Визерс. — Я знаю, что ты там, и я рад, что ты до сих пор жив. Признаться честно, я несколько удивлен этой нашей встрече, но уже начинаю думать, что это нормально. У тебя редкий талант всегда оказываться там, где происходит самое интересное.
Дэйв несколькими жестами весьма доходчиво объяснил, что не собирается слушать всю эту чушь и намерен продолжить движение. Я пошел за ним.
— Я знаю, где вы сейчас, — сообщил Визерс. — Все эти коридоры напичканы моими датчиками. Неужели ты все еще думаешь, что меня можно захватить врасплох?
Мы вышли к очередной развилке.
— Сверните налево, — посоветовал Визерс, и Дэйв тут же решительно зашагал по правому ответвлению. Очень по-взрослому.
Поразмыслив секунды три, я пришел к мысли, что выбор направления сейчас не имеет никакого значения, и последовал за ним. Теперь замыкающей стала Кира.
Самое обидное, это когда игра еще не закончена, а ты уже понимаешь, что проиграл. Скажем, сел за одну доску с гроссмейстером, он в первые двадцать ходов ликвидировал твои ключевые фигуры, а теперь почему-то не торопится ставить мат, издеваясь над тобой и растягивая свое удовольствие. Выставляя тебя на посмешище, свысока наблюдая за твоими потугами. Единственное, что остается делать в такой ситуации, это пытаться сохранить лицо.
Делать хорошую мину при плохой игре. Что ж, игра у нас сложилась так, что хуже уже некуда.
— Есть время играть в ковбоев и строить из себя героев, — сообщил Визерс, как будто прочитал мои мысли. — А есть время проявить благоразумие. Неужели ты не понимаешь, что эту партию уже не спасти?
— Откуда мне знать, что ты опять не врешь? — поинтересовался я. — Может быть, ты просто заговариваешь мне зубы, отвлекая внимание.
— Отвлекая твое внимание? От чего? — расхохотался Визерс. — У меня тут два десятка готовых к бою десантников только и ждут команды. Не то чтобы им хотелось отомстить за парней, которых вы положили на берегу, но… Если дойдет до силового контакта, то я ничего не смогу тебе гарантировать. Хотя мне бы крайне не хотелось тебя потерять. И капитана Штирнер тоже не хотелось бы потерять. Что же до вашего третьего друга, тут у меня особых предпочтений нет. Но вы все можете остаться в живых, если проявите благоразумие.
— Надолго ли?
— Я стараюсь формировать будущее, но я не вижу всех подробностей даже своей жизни, — сообщил он.
— У тебя ничего не вышло?
— В каком смысле? — удивился он.
— Твой эксперимент по созданию гиперпространственного вихря провалился? Ты понял, что не сможешь это сделать?
— Да с чего ты взял?
— Если бы ты думал, что у тебя все получится, то о каких гарантиях сохранения жизни ты говоришь? — поинтересовался я. — Ведь тогда эта планета погибнет. Или ты каким-то образом собираешься уйти из системы, не используя гипердвигатель?
— Совершенно верно, собираюсь.
— Но как?
— Старым добрым способом. На релятивистских скоростях.
— Безумие, — сказала Кира. — Если даже так, вихрь все равно достанет стержни Хеклера, и движок пойдет вразнос.
— Вовсе нет, — ответил Визерс. — Точнее, оно было бы именно так, но у меня есть крейсер, и я уже демонтировал с него устройство гипердрайва.
— Хороший вариант, — одобрила Кира. — Умереть от старости на корабле посреди открытого пространства. На релятивистских скоростях полет до ближайшей звездной системы займет века.
— Двести пятьдесят четыре года, если быть точным, — сказал Визерс. — Но это уже технические подробности, и я предпочел бы обсудить их в личной беседе. Так вы сдаетесь?
— Черта с два, — сказал Дэйв.
— А вот и наш третий друг подал голос, и нельзя сказать, что это был голос разума, — заявил Визерс. — Надеюсь, вы его не послушаете.
— Еще как послушаем, — сказала Кира.
— Я, кстати, рад, что с тобой все в порядке после заморозки, — сказал Визерс. — Ты даже не представляешь себе, как я рад.
— Сол, я почти уверен, что на Тайгере-5 имел дело с твоими людьми, — сказал я.
— Я все могу объяснить.
— Не сомневаюсь.
— Поверните направо на следующем перекрестке.
Дэйв, все еще шедший первым, свернул налево.
— Жаль, могли бы сэкономить минут десять пути, — сказал Визерс. — Алекс, а вот скажи, чего вы пытаетесь добиться этой вашей демонстрацией? Марш протеста был бы куда более внушителен, если бы не проходил под землей и у него было бы чуть больше зрителей. Хотите показать мне, какие вы крутые? Так считайте, что уже показали. Действуете из чувства противоречия? Просто тянете время? На что вы рассчитываете-то?
— Не знаю, — сказал я.
— Вам меня не остановить, — сказал Визерс. — Даже не потому, что на моей стороне куда больше людей с пушками. Просто эта игра уже сыграна.
— Не совсем понял эту твою мысль, Сол.
— Все ты понял, Алекс. Я уже все сделал. Процесс запущен, и он необратим.
— Ты…
— Через тридцать часов местное солнце превратится в сверхновую звезду, — сказал Визерс, — высвободив тем самым нужную мне энергию, и, благодаря некоему механизму, находящемуся не здесь, а на ближней орбите вокруг звезды, часть этой энергии перейдет в гиперпространство, создав там необходимые колебания. Надвигается гиперпространственный шторм, и здесь, на Веннту, нет ничего, что ты мог бы разрушить, дабы его предотвратить.
— Это только твои слова.
— Как ты думаешь, почему скаари до сих пор не атаковали мое скромное убежище, хотя вы уже указали им дорогу и так прекрасно обозначили его для них? Клан Торбре в спешном порядке уходит с планеты, потому что звезда стала подавать признаки перехода в фазу сверхновой. Они просто поняли, что опоздали.
— Но мы еще здесь.
— Алекс, я уважаю твои таланты, но разве ты хоть что-то смыслишь в физике гипердрайва? В твое время и науки-то такой не было.
— Для того чтобы что-то сломать, необязательно знать, как оно работает.
— Не в этом случае. Видишь ли, на Веннту уже нет ничего, что можно было бы сломать, а до моего инновационного устройства вы не доберетесь. Во-первых, у вас нет корабля, во-вторых, космос слишком велик, чтобы вы смогли его найти за оставшееся время, а в-третьих, планету это уже все равно не спасет. Звезда-то взорвется в любом случае.
— Ты только что убил миллионы людей, — сказал я.
— Для того чтобы спасти миллиарды.
— Твой план — это не спасение, это отсрочка. Буря стихнет, а желающие подраться снова построят флот.
— Я выиграл время, — сказал Визерс. — Кто знает, что может произойти.
— Человеческая природа вряд ли изменится.
— Интересная тема для философской дискуссии, — сказал Визерс. — Сдавайтесь, и мы поговорим об этом на борту «Одиссея». Я переименовал свой крейсер. Знаешь, почему я выбрал именно такое название?
— Потому что его дорога домой будет очень долгой?
— Именно, — сказал Визерс. — Алекс, согласись, что тебе не хватало этих бесед.
— Раньше ты не играл в бога.
— Играл, просто ставки были ниже.
— Ты, должно быть, очень доволен собой.
— Честно говоря, не очень. Я понимаю, что это может быть просто отсрочка, а не решение проблемы. Но подумай, так ли я неправ? Да, на определенной стадии будут жертвы, и возможно, очень большие жертвы. Зато несколько следующих поколений будут жить без войны. Ну, по крайней мере, без этой глобальной мясорубки. Чтобы сделать невозможными локальные беспорядки, моего средства не хватит. Я подарил галактике еще пару веков покоя.
— Какой ценой?
— Высокой. Но разве благо большинства не является высшим благом?
— Если меньшинству для этого придется умереть, то едва ли.
— Я прагматик. Любую этическую проблему проще всего решить при помощи математики. Разве жизнь тысячи людей не представляет большую ценность, чем жизнь одного человека?
— В твоей формуле куда больше нулей.
— Убить одного, чтобы спасти тысячу, убить миллионы, чтобы спасти миллиарды, — сказал Визерс. — Разница только в статистике.
— Тем миллиардам, которые ты якобы спас, не грозила немедленная смерть.
— Немедленная — не грозила. А в течение ближайших десяти лет миллиарды бы точно погибли.
— Может, нашлось бы другое решение.
— Я не нашел.
— Но его мог найти кто-то другой.
— Так пусть ищет, — сказал Визерс. — У него было десять лет на поиски, теперь у него есть пара веков. Я просто предоставил всем дополнительные шансы.
— И ты считаешь, ты был вправе принимать такое решение?
— Кто-то же должен.
— Вот так просто?
— Да, так просто, — сказал он. — Я понимаю тебя, Алекс. Понимаю очень хорошо, потому что сам прошел через эту стадию. Я много думал над тем, кто имеет право принимать такое решение.
— А потом посмотрел в зеркало?
— Правильный ответ — никто. Законами такие вещи не регулируются, обычная этика к ним неприменима. В идеальном мире никто не имеет права решать, кому жить, а кому умереть, особенно в случаях, когда речь идет о таких крупных цифрах. Но вся штука в том, Алекс, что мы живем не в идеальном мире и кому-то все равно приходится решать. Речь ведь идет о спасении человечества.
— Как будто твое оружие ударит только по кленнонцам и скаари.
— По людям оно тоже ударит, — сказал Визерс. — Нам понадобится много времени, чтобы оправиться от этого удара. Кто знает, может быть, за эти годы мы поумнеем и найдем способ обойтись вообще без войны.
— Сильно сомневаюсь.
— Честно говоря, я тоже. Последствия такого шага вообще трудно спрогнозировать. Альянс вряд ли выстоит, но я надеюсь, что ему на смену придет что-то более жизнеспособное.
— В любом случае ты перевалил это решение на плечи потомков, да?
— Не совсем. Как ты думаешь, почему я до сих пор с тобой разговариваю и хочу, чтобы ты сдался?
— Я напоминаю тебе сына, которого у тебя никогда не было?
— У меня двое сыновей, и ты не похож ни на одного из них.
— Тогда я просто теряюсь в догадках.
— Ты мне нужен для дела. Ты можешь стать частью решения. Общего и окончательного.
— Каким образом?
— А вот это — только при личной встрече.
— Я тебе не верю, Сол.
Незадолго перед своей смертью Холден назвал Визерса гениальным манипулятором и мастером создавать дымовые завесы. Он сказал, что теория Визерса о регрессорах является пустышкой, призванной отвлечь внимание от его основного плана. Еще он сказал, что это не единственная пустышка, которой пользовался мой знакомый генерал.
Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить — другой его пустышкой вполне мог быть я.
Возьмите необычного человека, например человека из прошлого, сделайте вид, что он для вас очень важен, создайте вокруг него ореол загадочности и отпустите в свободное плавание. Он будет мотаться по галактике, влипать в разные неприятности, а все будут следить за ним и пытаться понять, чем же он для вас так важен и как это его свойство можно использовать.
Главное — убедите его самого, что он чем-то отличается от остальных, что он способен на что-то повлиять.
Клан Кридона имел контакты с Визерсом, так что наш визит на мертвую планету вполне мог быть частью этой комбинации и должен был придать ей достоверности.
А следящие за каждым шагом такого человека спецслужбы сами сделают все остальное.
Так я думал какое-то время после разговора с Холденом, возможно, задумывался об этом и раньше. Но вот теперь, когда гениальный план Визерса вроде бы сработал, он говорит, что я все еще ему нужен.
Зачем?
— А я все еще верю в тебя, Алекс.
— Ты говорил, что ты генерал СБА, когда таковым уже не являлся. Ты говорил, что у тебя конфликт с другим генералом СБА, конфликт, который можно быстро решить, в то время как за тобой гонялась вся твоя бывшая контора. Для того чтобы замести следы, ты отправил меня на Тайгер-5 для спасения человека, которого сам же и похитил. С чего мне теперь тебе верить сейчас?
— Нам нужно поговорить, Алекс. Ты все еще не видишь картины целиком и не увидишь, пока я не выложу тебе недостающие фрагменты.
— Не сомневаюсь, что это будет новая и очень убедительная ложь.
— Больше никакой лжи.
— Ты помнишь эту старую историю про мальчика, который кричал «волки»? Кричал так долго, что ему перестали верить, и, когда волки таки напали на стадо, которое он пас, никто не пришел ему на помощь.
— Но ведь волки все же напали, и тот его последний крик, на который никто не пришел, был правдой. И все, что требовалось людям для спасения мальчика и целого стада, от которого, возможно, зависела жизнь всей деревни, это всего лишь поверить ему еще один раз. Сейчас наступил тот самый миг, Алекс. Тот самый момент, когда надо всего лишь поверить, чтобы спасти жизни. Сдавайтесь, Алекс, и мы вместе обсудим наши дальнейшие действия.
Разумом я понимал, что ему что-то от меня нужно, что он, скорее всего прав и в эскалации конфликта уже нет смысла. Умнее всего было бы прекратить сопротивление и узнать, чего же генерал хочет от меня на этот раз.
Разум был «за», но эмоции выступили против. Я был зол, я был готов умереть, и у меня не осталось никакого желания о чем-то с ним разговаривать.
— Ребята, мы тут готовим «Одиссей» к полету, так что запасы моего времени весьма ограничены, — сказал Визерс. — И лучше бы нам с вами договориться по-хорошему. Тут, кстати, еще кое-кто хочет с вами поговорить.
— Кончайте валять дурака, ребята, — попросил Риттер. Голос у него был слабый, но это неудивительно для человека, который совсем недавно потерял руку и сейчас наверняка находится под действием целого букета медикаментов. — Мне неприятно это признавать, но похоже, что он победил.
— Послушайте полковника, — предложил Визерс. — Он сдался, и это спасло ему жизнь.
— Это его дело, — сказал Дэйв.
— Я все еще твой начальник…
— Уже нет.
— Разве ты дезертировал, Дэйвид?
— Кто-то из нас двоих точно дезертировал, и это не я.
— Ерунда, — сказал Риттер. — Этот бой нам не выиграть, так зачем умирать? Из-за какого-то глупого принципа? В силе нет никакого смысла, если она не помогает тебе достигать целей. А цели нам тут уже не достичь.
— Все наши погибли, — сказал Дэйв.
— Ты жаждешь отмщения? Хочешь крови?
— Не самый плохой вариант, полковник.
— И сколько еще крови тебе надо пролить?
— Тут главное не то, сколько крови. Тут главное — чьей.
— До меня вам все равно не добраться, — сказал Визерс. — Послушайте, вы можете блефовать сколько угодно, но я знаю истинное положение дел. Ваши скафандры уже не функционируют на полную мощность, ваши боезапасы истощены. Если тут и прольется еще чья-то кровь, она будет вашей.
— Пусть так.
— Хорошо, — сказал Визерс. — Полковнику не удалось уговорить Дэйвида, мне не удалось уговорить Алекса, а что насчет тебя, Кира? Ты во всем согласна с твоими приятелями? Ты тоже готова умереть здесь?
— Ты чуть не убил меня на Тайгере-5.
— Это была часть эксперимента, от которого зависит и моя жизнь, — сказал Визерс. — И если ты до сих пор жива и можешь водить корабли, то эксперимент дал положительные результаты.
— Ты мне не нравишься, генерал.
— Я временами сам себе не нравлюсь, — сказал Визерс. — Но разве это повод для того, чтобы отказаться от сотрудничества?
— Как по мне, то повод вполне нормальный.
— Я понимаю, у вас стресс. Эмоции, которые мешают вам расслышать голос разума. Но у меня больше нет времени, ребята. Эта система скоро погибнет, и нам надо убраться отсюда до того, как это произойдет. А если вспомнить, что гипердвигателя на моем корабле больше нет, то каждая минута на счету.
— Куда ты побежишь теперь, генерал? — спросил я.
— В данном случае я побегу отсюда, — сказал он. — Потому что это «здесь» долго не просуществует. Остальное уже не так важно.
Коридор привел нас в небольшую залу с довольно высоким потолком, у которого прятался отряд коммандос Визерса. Надежно экранированные и неподвижные, они оказались невидимыми для наших сканеров, и мы заметили их только тогда, когда они напали.
Трое навалились на шедшего первым Дэйва, и он тут же оказался погребен под тонной металла. Двое упали мне на плечи. Я упал на одно колено, вывернул правую руку из захвата, ударил, вложив в кулак всю силу, свою и костюма, и даже во что-то попал. Хватка на миг ослабла, я включил двигатели, рассчитывая выбраться на оперативный простор, но кто-то вцепился мне в ноги, и в воздух мы поднялись вдвоем. Стряхнуть непрошеный балласт у меня никак не получалось.
Я бросил короткий взгляд вниз, пытаясь оценить, как идут дела у моих спутников. Дэйв уже не сопротивлялся, у Киры против тяжелых костюмов десанта вообще не было ни единого шанса. Что ж, похоже, теперь мы проиграли уже окончательно.
Двое десантников уже взлетали, спеша на помощь своему товарищу. Я не стал по ним стрелять, чтобы не задеть никого из наших, встретил первого ударом кулака по шлему, второй вцепился в меня поперек туловища и выключил собственный двигатель.
Не выдержав внезапно увеличившихся нагрузок, мой собственный движок заглох, и мы рухнули вниз. Что-то подо мной оглушительно хрустнуло.
Вполне возможно, что это была моя нога.
Я еще трепыхался, но вес нескольких десантников прижимал меня к полу. Самый легкий способ обездвижить человека в силовой броне — это убить его, и поскольку до сих пор они не предпринимали таких попыток, я подумал, что они таки пробуют взять меня живым.
Меня перевернули на спину, прижали к полу руки и нош. Кто-то достал промышленный резак. Неужели я ошибся и, мстя за тех, кого мы убили на берегу, коммандос Визерса хотят устроить мне ритуальное четвертование?
Луч резака вонзился в броню в районе плеча. А, так вот что вы задумали…
Через десять секунд у меня отказал сервомотор правой руки. Кто-то порекомендовал не дергаться.
Парень с резаком занялся левой рукой. Потом ногами. Не прошло и пары минут, как я оказался полностью обездвиженным пленником своего скафандра и мог шевелить только пальцами рук и ног. И еще корчить гримасы.
Техник выключил резак, двое десантников подхватили меня за руки и ноги и понесли. Я видел только спину того парня, что тащил мои ноги, и потолок, проносившийся над моей головой. Что стало с Кирой и Дэйвом, мне было неизвестно.
Видимо, генерал на самом деле очень хотел со мной поговорить.
Меня притащили в какой-то бункер, уложили на стол. Техник снова достал резак и начал орудовать над моей ногой. Я чувствовал себя рыбой в консервной банке, в которую только что вонзили консервный нож.
— Извини, Алекс, — сказали динамики голосом Визерса. — Ты просто не оставил мне выбора.
Я что-то ему ответил. Как раз на середине моего ответа техник прорезал броню насквозь, заодно отрезав и часть моего бедра, так что финальная часть моей речи была нецензурной и очень громкой.
А потом я увидел человека в синем медицинском костюме с эмблемой СБА и инъектором в руках. Воспользовавшись брешью в моих доспехах, он вонзил иглу мне в ногу, и в следующий миг для меня наступила темнота.
