Глава 5
Нашествие. Раб
– Виконт, голубиная почта из Кроусмарша.
Дворецкий поставил перед сэром Питером небольшое серебряное блюдце, на котором лежало послание – маленький кусок невесомой бумаги, свернутый в рулончик: только такими посылали почту с голубями, упаковывая его в мешочек из тончайшей выделки кожи. Все это делалось, чтобы максимально облегчить ношу почтовой птице, которой предстояло преодолеть немалый путь.
– Спасибо, Роберт. Можешь идти. – Забрав послание и отложив его на угол стола, где лежали еще два подобных послания, отпустил дворецкого сэр Питер.
Поведение сына маркграфа сильно удивило старого слугу. Это было уже третье послание с утра, что он доставил в этот кабинет, который молодой виконт занял на время отсутствия отца – тот уехал в Лондон. Вызов короля не предвещал ничего хорошего, обычно такие вот вызовы заканчивались очередной войной. Ну да кто он, чтобы осуждать волю короля, которой беспрекословно повинуется его сюзерен. Так вот, третье послание за сутки говорило о нешуточной проблеме, а сэр Питер, похоже, даже не читал первых двух. Не дело это. Маркграф никогда не оставлял без внимания просьбы своих вассалов, и мальчику это должно быть хорошо известно, а потом, и не мальчик уже давно.
Когда дверь за слугой закрылась, Питер с ненавистью взглянул на маленькие цилиндрики легковесной бумаги. И не жаль этому выскочке портить столь дорогой товар. Прошло уже достаточно много времени, Анна была давно замужем, и мужем ее был барон Кроусмарш, мало того – у них был сын. Но мужчина ничего не забыл. Не забыл и не простил.
Прислушиваясь к своим чувствам, он давно понял, что ни боли, ни страданий по поводу Анны у него не было, – вначале еще что-то свербело, но теперь он уже полностью оправился от того удара. Мало того, у него на примете была другая кандидатура. Но вот простить того, что был отвергнут, он не мог или, если быть более точным, не хотел. Отец строго-настрого приказал оставить сэра Андрэ в покое. Гневить отца не хотелось, ибо в гневе тот был страшен. Но и оставить своего унижения без отмщения он тоже не мог.
Тяжко вздохнув, Питер все же вскрыл первое послание – остальные два полностью дублировали его. Суть сводилась к тому, что с орочьей стороны был совершен набег небольшого отряда, который был почти полностью уничтожен. Одному орку удалось уйти, и барон Кроусмарш полагает, что в самое ближайшее время предстоит ожидать большого набега, а то и нашествия.
– И что же вы предлагаете, господин барон? – с ехидцей произнес вслух сэр Питер, обращаясь к воображаемому собеседнику, которого, разумеется, здесь и близко не было. – Собрать ополчение и выдвинуть его к вам? Тут, похоже, война вот-вот начнется, так что ополчению и без вас найдется занятие.
Он отложил послания в сторону и сладко потянулся. Слава богу, ничего особенного не произошло. Ему даже не нужно будет ничего выдумывать. На такое донесение можно было никак не реагировать, так как, кроме предположений, там не было ничего. Вот когда поступит сообщение о том, что орки сбиваются в войско на том берегу Яны, – тогда да, тогда придется крепко подумать, как сделать так, чтобы орки все же успели собраться и ударить по Кроусмаршу. Обиды он не собирался спускать ни этому выскочке, ни этой сучке, которая предпочла ему, виконту и законному наследнику маркграфа Йоркского, какого-то безродного.
Время шло и по мере его прошествия, Питер волновался все больше и больше.
«Да где же сообщение о сборе орочьего войска? А может, они уже собрались и ударили? Может, моих обидчиков уже давно нет в живых? Не хватало еще проспать нападение орков – это отцу точно не понравится. Да нет же, тогда бы уж точно поступило сообщение от барона Бильгова, а тот молчит. Дьявольское отродье, и чего тянут орки?»
Основания для волнений были. Прошло уже две недели со дня получения послания, а враг все не появлялся. К тому же со дня на день должен был вернуться маркграф.
Питер задумчиво взглянул на календарь. Сегодня выходил срок службы в форте лучников маркграфа, и три десятка воинов должны были выступить в Йорк. Мысль об этом взбодрила его. У барона теперь будет на тридцать проверенных бойцов меньше, а значит, и шансы выжить уменьшаются. Конечно, забирать воинов в подобной ситуации нельзя, но, с другой стороны… Барон поднял тревогу еще две недели назад. И где те орки? Ему даже не нужно направлять туда распоряжение. Робин – старый и исполнительный вояка. Срок службы вышел, дополнительных приказов нет, значит, нужно возвращаться.
Маркграф? А что маркграф! Кто не ошибается… Вот если поступит предварительное сообщение о сборе войска, тогда придется повертеться угрем на сковороде, чтобы отвертеться от немедленного выступления. Пока же все складывается весьма удачно. Только бы сэр Свенсон еще хоть немного задержался, повременил…
«Это черт знает что. Орки уже знают, что в Кроусмарше что-то готовится, и наверняка уже успели разведать, что именно: если мы не обнаружили их разведчиков, это ни о чем не говорит – орки очень хорошо умеют маскироваться. Да и поди спрячь две башни, которые спешно возводят мастер Лукас и его люди: тут уж никакой дополнительной разведки не нужно. Вон Робин все удивлялся, что так медлят орки, – они должны были появиться, едва только начали возводить стены башен. А я должен отправлять тридцать подготовленных бойцов в Йорк только потому, что срок их службы здесь истек. Правда, уходит их двадцать восемь: двое отправились на кладбище после той ночной схватки, – но сути это не меняет. Неужели маркграф не получил моего письма, а если получил, неужели не понимает, что орки непременно придут? Наверное, все же понимает. Тогда почему он ведет себя подобным образом? Мистика какая-то. Или просто идиотизм. Или я все же чего-то не понимаю…»
Андрей, сидя в седле, смотрел вослед удаляющемуся отряду под командой Робина. Что он мог поделать! Старший десятник четко исполнял полученный приказ, и задержать его здесь у Новака не было никакой возможности. Конечно, можно было воспользоваться услугами наемников, но, во-первых, он и этот-то отряд нанял с большим трудом и за двойную плату, найти еще один и по такой же цене – и можно ставить крест на воплощении в жизнь своей затеи. А во-вторых, деньги текли как вода в решете, а деньги решали все. Как говорил Наполеон: «Для войны нужны три вещи: деньги, деньги и еще раз деньги». А чем еще здесь занимался Андрей, как не готовился к войне?
Тот сбежавший из устроенной ловушки орк спутал все карты. Орки больше не появлялись, хотя прошло две недели и за это время была не одна темная ночь, как раз подходящая для преодоления прохода. К тому же Робин говорил, что орки совсем не обязательно дожидаются безлунной ночи, а способны безошибочно подгадать промежутки между восходами лун или просто воспользоваться пасмурной погодой. Но орков не было, и означало это одно: им известно о том, что малыми отрядами здесь делать нечего – только понапрасну терять воинов. Выходит, поверили выжившему.
– Думаете о том, дошло ли ваше письмо до маркграфа или нет?
– Думаю, Джеф. И то, что я думаю, мне сильно не нравится. Мы отправили три голубя, и хоть один должен был долететь – это простая теория чисел.
– Что, простите?
– Не имеет значения. Я имел в виду… Впрочем, ты понял.
– Понять-то я понял, вот только не перестаю удивляться вашей образованности. Вроде бы сын простого ремесленника, а поди ж ты!..
– Это все лирика. Как думаешь, устоим? Я-то думал, что поначалу они ударят малыми силами, но, судя по затянувшейся паузе, собирается большая армия.
– Или орку не поверили и решили проверить. Через проход не пройти – значит, направились в обход, а это время.
– Может, все же стоило принять меры, чтобы наши воины лишний раз не отсвечивали?
– Мы это обсуждали – и решили, что смысла нет.
Да, действительно, этот вопрос обсуждался, и Андрей предлагал основную часть сил держать в форте, а на охрану мастеровых и поселка выделять не больше десятка, дабы ввести в заблуждение орков и вынудить их напасть для начала малыми силами. Это позволило бы и нанести оркам потери, а силы у них не безграничны, и самое главное – выиграть время, а вот оно было не безразмерным для людей. Но два друга просто отмели затею Андрея: охрана будет ослаблена, а толку от этого не будет никакого, так как опытный воин сообразит приблизительное количество нападавших даже в ночном бою. А ушел, без сомнения, опытный воин – всякому везению есть предел. Уйти из-под обстрела в упор от опытных стрелков, а стрелки у Жана знатные, – тут на одном только везении не вытянешь.
К тому же основным аргументом десятников было то, что если оркам уже и так придется затеваться большим походом, то какой смысл отправлять малые силы? Их должно быть достаточно, чтобы серьезно наказать зарвавшихся людишек, ну и добычу взять достойную. Так что рассчитывать на то, что будут бить орков по частям, им не приходилось.
К тому же двух уже достраиваемых башен никак не спрятать: их было видно с того берега и невооруженным взглядом. Конечно, деталей не разглядеть, но не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: люди строят укрепления – а что им еще строить-то в этом месте?
– Как считаешь, маркграф придет к нам на выручку, когда орки решатся на набег?
– Думаю, что он будет здесь со своей дружиной в самое кратчайшее время, как только узнает о готовящемся нападении, и ждать никого не станет. Ополчение, скорее всего, он поручит собирать своему старшему сыну: ему уже пора привыкать к работе с вассалами, а вот сам примчится сюда.
– Откуда такая уверенность?
– О нем могут говорить все что угодно, но никто не может сказать, что он бросает своих людей. Да, он не отменил отзыва своих лучников, но по большому счету в них нет необходимости – с мелкими отрядами мы и сами справимся. А соберутся орки крупными силами – он сам будет здесь с подмогой. Ну а там уж по ситуации, но не думаю, что он станет трубить отход: как только увидит, что мы успели тут наделать, – сядет с нами в осаду, дожидаясь подкреплений.
– Ты так уверенно об этом говоришь, что и я начинаю в это верить.
– А чего такого я говорю? На этих укреплениях две с лишним сотни воинов смогут устоять минимум двое, а то и трое суток. Ну, за форт не скажу, все же деревянный, но сдается мне, что его светлость прикажет его тут же спалить, чтобы не терять на его обороне людей, а вот башни удержим. Такими-то силами? Удержим обязательно.
– Твои слова да Богу в уши.
– Не богохульствуйте, милорд.
– Что это ты таким набожным стал?
– Я все тот же, что и раньше, да только есть всему свое время и место. Только бы Жан не облажался.
– Да, к сожалению, у нас только одна группа разведчиков. Если их обнаружат… Так, не будем об этом.
– И то верно: не хватало еще беду накликать.
– Ну что, поехали посмотрим, как там с укреплениями.
Путь им предстоял недолгий – уже через четверть часа они были перед фортом, с восточной и западной сторон которого уже возвышались две каменные башни. Построенные из известняка, они стояли белыми красавицами в десятке метров от стен форта, выглядевшего на фоне их грозной мощи убого и как-то уродливо.
Прямоугольные в сечении, башни были построены по последнему слову военной науки. Они имели сторону в двенадцать метров в основании и не менее двадцати в высоту. По форме башни походили на усеченные пирамиды, с незначительным уклоном, не способным облегчить подъем, но зато облегчавшим работу стрелкам, для которых помимо верхней площадки были оборудованы бойницы на каждом из четырех ярусов, кроме первого: всего вместе с верхней площадкой башни имели шесть ярусов. Поверху помимо зубцов имелись еще и машикули. Входная дверь на уровне земли отсутствовала, вернее, она была заложена каменными блоками и могла быть размурована впоследствии, пока же вход в башни осуществлялся через трапы, брошенные под углом от стен к дверям на третьем ярусе, так как дверка на пару метров возвышалась над стенами. Потом из этих дверей можно будет выходить на стены, которые планировалось поднять именно до этого уровня.
Поверить в то, что эти монументальные сооружения были построены за каких-то две недели, с использованием только допотопных подъемников, было трудно. Конечно, на их возведении трудилось более двухсот человек, Андрей привлек к строительству всех работников и переселенцев, в том числе и женщин, но все равно сроки поражали. Блоки доставлялись из карьера, расположенного почти в десятке километров от строительной площадки, на повозках, на них же доставлялся речной песок. Необходимый лес тоже был далеко не под рукой – доски готовились по старинке, то есть процесс был весьма трудоемким, но люди это сделали. Конечно, этим башням было очень далеко до египетских пирамид, они также не были такими толстостенными, какие обычно складывали люди при строительстве замков и городских укреплений: в этом не было необходимости, так как со стороны прохода доставить осадные орудия было по силам разве титанам, но все же сроки впечатляли.
Башни эти были поставлены благодаря настойчивости Андрея, который хотел возвести посредине прохода один узел обороны, используя старый форт и две башни, которые в случае необходимости могли распасться на отдельные не зависимые друг от друга опорные пункты. Мастер Лукас настаивал на возведении трех башен и соединении их стенами – таким образом должен был получиться небольшой укрепленный замок как единый узел обороны. Нет слов, каменный замок, вставший посредине прохода, – это было уже серьезно, но когда на вопрос Андрея, сколько времени займет строительство, он получил ответ «два месяца», так как помимо большого объема работ не хватало строительных материалов, которые предстояло еще подготовить, и это при поддержании самых высоких темпов строительства, – Новак выступил категорически против таких сроков.
Две башни – на них имелся и строительный материал, и сроки их возведения были куда скромнее, но даже в них он не верил. Тем не менее прошло две недели – и вот они, грозные и красивые, словно сошедшие со снимков, которые когда-то он видел.
Когда они приблизились вплотную к форту, из его ворот навстречу им вышел мастер Лукас. Он деловито потирал руки и, даже не обратив внимания на тот факт, что прибыл его наниматель и хозяин этих земель, обернулся к своим детищам, вновь осматривая плоды своих рук. Только после этого он все же посмотрел в сторону Андрея:
– Как вам мои ребятки?
– По-моему, получились на славу, – также улыбнувшись, ответил Андрей. – Я так понимаю, что рабочие закончили и можно заняться снаряжением башен?
– Да, сэр. Рабочие уже покидают башни, теперь можете снаряжать их всем необходимым.
– Выдержит ли свежая кладка, если орки пойдут на приступ?
– Ну, у орков нет осадных машин, так что башни вполне надежны, – задумчиво проговорил мастер, – но они не смогут вместить всех людей и воинов, а если и вместят, то они набьются туда как солонина в бочки. Замок вместил бы всех.
– Мастер, вы едва успели возвести эти башни. Что было бы, если мы решили бы возводить замок?
– Но орков нет.
– Пока нет. Вы ведь не в первый раз здесь и знаете, что они придут.
– Знаю, чтоб им. Но что вы будете делать, когда орки придут? Всех в этих укреплениях не спрятать. Форт в расчет я не беру – оркам вполне по силам его сжечь, несмотря ни на какие ухищрения, и людей в нем не сберечь. Я вообще не понимаю, зачем было оставлять этот форт при наличии каменных башен.
– Потому что вместе они образуют единый оплот обороны, а без форта это просто отдельно стоящие башни. Что же касается людей, то их здесь не будет, как и вас с рабочими. На том берегу у нас имеются разведчики, так что, как только орки начнут собираться в набег, они известят нас.
– И как только они вас известят, вы отправите отсюда всех людей?
– Да.
– Но как же имущество крестьян и ремесленников, как засеянные поля и посаженные огороды? Что вы будете с ними делать? Прикажете просто бросить?
– Люди уйдут в Бильгов – думаю, барон не откажется их принять.
– Он-то примет, но ведь вы оставите их без средств к существованию.
– Ну это вряд ли. Моя супруга позаботится о них не хуже меня, а потом, с чего вы взяли, что я собираюсь умирать? У меня планов еще лет на сто. Ладно, это все слова. Раз уж с башнями все, тогда, пожалуй, пора вас отправлять отсюда. Собирайте людей, пожитки – и отправляйтесь в Огри.
– А почему так далеко? Бильгов поближе будет.
– Это так, но не думаю, что щедрость барона будет распространяться так далеко. Огри – второй по величине город маркграфства, так что там для вас будет достаточно места. В случае моей гибели обратитесь с моим письмом к мэтру Вайли, вот это письмо. – Андрей протянул запечатанное сургучом письмо. – По нему вам выплатят все причитающееся.
– А почему не заплатить сразу?
– Чтобы вы на радостях не вернулись. Ну уж нет. Оплата по окончании работы, и никак иначе. А то ведь сезон только в начале, а у вас уже средний заработок в кармане.
– Я – человек слова, – обиженно нахохлился мастер.
– А я в вас и не сомневался, мастер Лукас, – добродушно улыбнулся Андрей. – А вот ваши артельщики – захотят ли они вернуться после того, как мы отбросим орков? Страх – довольно сильная штука. Не смотрите на меня так, я собираюсь выжить и победить, иначе не стоило и затеваться, это письмо – просто страховка для ваших людей, и не более того. – Хотел бы Андрей действительно верить в то, что говорил: он-то знал, что, как ни крути, а затеялся он с Кроусмаршем именно потому, что выхода у него другого просто не было – во всяком случае, он его не видел.
– Пока орков нет, может, мы продолжим заготовку материалов? Время все же уходит, а я обещал вам поставить стену и полностью перекрыть проход.
– Я не вижу в этом смысла, мастер Лукас. Сами подумайте: как только станет известно о приближении орков, мне придется терять время еще и на вашу отправку. Нет, смысла вам оставаться я не вижу. Много сделать вы не успеете, а проблем может выйти куда больше. Не тяните время – собирайте людей и отправляйтесь. Когда сможете выдвинуться?
– Я так понимаю, что уходить мы будем налегке, весь инструмент оставим здесь?
– Вы правильно понимаете – в письме я учел выплату компенсации за утраченный инструмент. Незачем себя обременять лишним грузом. Получите у Роберта сто шиллингов, на всю артель, чтобы не бедствовать в Огри: вам там придется пробыть только несколько дней, так что денег хватит. Сразу объясните людям, что эти деньги к вашему заработку не имеют отношения, – это, так сказать, за неудобства.
При этих словах в голове Андрея раздался отчетливый звон серебра. Вот опять непредвиденные расходы. Приказчик каждый день докладывал Андрею об убытках, при этом выражение лица у него было таким, словно он расставался со своими собственными деньгами. Что ни говори, но Эндрю здорово удружил Новаку, приставив к нему этого молодого человека, смекалке и предприимчивости которого он искренне завидовал. Парень настолько ловко вел его дела, что новоявленному барону оставалось только восхищаться его деловой хваткой. Можно было бы удивиться тому, как рьяно тот занимался делами своего нанимателя, но Андрей прекрасно понимал, что прагматичный Роберт работал на перспективу, так как уже сейчас видел скрытый потенциал этого баронства и осознавал, что может заделаться казначеем барона Кроусмарша, а это сулило выгоду и вполне обеспеченную жизнь, так что ему было выгодно, чтобы дела барона шли как можно лучше. Андрея такой подход вполне устраивал, так как он верил, что если человек не видит своей выгоды, то он никогда не будет по-настоящему честен.
– Так когда вы сможете выдвинуться?
– Скоро обед, до него мы успеем собрать свои вещи – их не так много, – а потом можно будет выдвигаться. Но не лучше ли завтра с утра?
– Смысла затягивать я не вижу. Действуйте, мастер Лукас.
Когда старый мастер ушел отдавать необходимые распоряжения, Джеф, глядя на его удаляющуюся сутулую фигуру, задумчиво проговорил:
– Вы не умеете экономить.
– А ты-то когда успел заделаться казначеем? – вскинул брови Андрей.
– Да при чем тут казначейство. Если нам, не приведи Господи, придется лечь здесь костьми, вашим жене и сыну понадобятся деньги, а вы столь бездумно их разбрасываете. Ну что такого случилось бы, если бы они забрали с собой свой клятый инструмент? Сильно их это не стеснило бы, все уместилось бы на трех подводах, и на скорости их движения это никак не отразилось бы, зато не меньше полусотни золотых осталось бы нетронутыми.
– Это-то так. Но вот скажи: многие ли найдут в себе силы вернуться, даже если мы отбросим орков? Я предполагаю, что едва ли треть. Остальные будут напуганы настолько, что побоятся вернуться сюда, даже наплюют на невыплаченные деньги: жизнь дороже. А вот за инструментом они вернутся обязательно: практически для всех – это все, что у них есть и чем они могут зарабатывать пропитание для своих семей. А когда вернутся сюда, как им покажется, только чтобы забрать свои топоры, кайла, пилы, молотки да мастерки, они осознают, что все не так страшно, и останутся работать дальше. Пойми, Джеф, нам мало отбросить орков: нам нужно закончить начатое, иначе и затеваться не стоило, иначе все это напрасно. Ты ведь знаешь, для чего я все это затеял.
– Да-а-а, милорд. Вы покруче Эндрю будете. А все говорите, что у вас нет деловой хватки.
– Я и сейчас это скажу. Деловая хватка тут ни при чем, это умение работать с людьми, а уж это-то я умею – не в совершенстве, но умею. Или ты сомневаешься?
– Э-э нет, вот в этом я как раз и не сомневаюсь: далеко не каждому по силам увлечь почти три десятка людей на разведку в степь под угрозой что со стороны орков, что со стороны людей. А когда вы собираетесь отправлять остальных?
– Сегодня у них еще будет много работы, а вот с рассветом можно будет отправлять. Тянуть я и здесь не вижу смысла.
Пока происходил этот разговор, они успели проехать за линию укреплений, и перед ними предстала линия заграждений. Рогатки в несколько рядов перекрыли проход, оставив открытым участок не более пятидесяти метров, как раз напротив форта и башен. На этом участке были брошены в беспорядке с десяток рогаток, что должно было создать впечатление, что закрыть проход полностью просто не успели. Эта линия начиналась не дальше тридцати метров от укреплений и в глубину имела метров двадцать в сторону Яны, так что от стены и до ее окончания было не больше пятидесяти метров. Рогатки были установлены в несколько рядов и скреплены намертво между собой железными скобами – скреплялись не только стоящие рядом, но и между рядами, так что растащить их под обстрелом – занятие далеко не безопасное и практически невозможное. К тому же пространство перед этим заграждением было густо усеяно «чесноком», хватало его и между рогатками. Наступи на такой шип – и ты практически не боец. Также из рогаток был устроен своеобразный коридор, который практически вплотную приближался к углам стен форта, формируя собой своеобразный усеченный конус. Эти меры должны были вынудить орков сосредоточить атаку на ограниченном участке, заставляя их скучиться и представлять собой куда более удобную цель для стрелков, а именно на них делал основной упор Андрей: рукопашная никак не входила в его планы.
Он вообще хотел нанять отряд лучников, скорострельность которых была бы выше чем в два раза по сравнению с арбалетчиками. В предстоящем сражении основную роль должна была сыграть именно интенсивность стрельбы: подпускать орков к стенам было нельзя, так как, взбешенные понесенными потерями, они уже не остановились бы и поперли на стены неудержимой волной. Но на найм согласился только этот отряд арбалетчиков.
Перед линией примерно в пятидесяти шагах, то есть там, где заканчивался участок с разбросанным «чесноком», располагались штабеля с бревнами, закрепленными веревками, которые должны были подрубить специально назначенные рубщики, как только орки начнут высадку. Всех этими бревнами не передавить, но хоть какие-то потери они нанесут.
Была еще мысль устлать проход хворостом, облитым маслом, но от этой идеи отказались, так как неизменный при этом дым закрыл бы от обороняющихся идущих в атаку орков. Надолго огонь их не задержал бы, а помех создал много. Однако несколько больших куч дров, облитых маслом, имелись – это на случай ночной атаки: задымить они все не смогут, а вот дать хоть какое-то освещение вполне могли бы. Люди не обладают орочьим зрением.
Глядя на это нагромождение заграждений, Джеф задумчиво покачал головой. Что и говорить, все это выглядело весьма внушительно, но, к сожалению, преградить полностью путь оркам было не в состоянии.
– Все же я думаю, что мы зря оставили свободный проход, – наконец проговорил он. – Если бы мы полностью перекрыли его, то орки задержались бы при его преодолении и представляли собой прекрасную мишень.
– А ты не подумал, что орки подумают так же? Какой тогда им смысл переть через препятствия на укрепления, когда можно обойти по флангам? Конечно, они и там будут под обстрелом, но там он будет куда менее эффективным. А нам нужно, чтобы они шли именно здесь, значит, им нужно предоставить такой шанс. К тому же нужен путь для отхода рубщиков.
– Оркам придется подниматься в гору, так что рубщики успели бы миновать заграждения, а потом для них можно было бы оставить узкую лазейку: десяток проскочит легко, а орков остановят и пять арбалетчиков, если сосредоточат стрельбу на проходе. Но, возможно, вы и правы. Все же мне кажется, что карабины нужно использовать: они дадут такую плотность стрельбы, что и лукам не снилось.
– А еще лучше использовать пулеметы и автоматы, что есть у меня в загашнике. Но нельзя. Я, конечно, привел их в порядок, и они полностью готовы к бою, как и те карабины, но это крайний случай. Меньше всего я хочу разбираться с инквизицией. Если в своих людях я уверен, то наемники мне доверия не внушают, да и маркграф должен будет появиться: две с лишним сотни воинов здесь удержаться смогут, а там, глядишь, и ополчение поспеет. Ладно, давай займись оснащением башен, а мне еще с Мараном нужно переговорить.
Старосту он нашел во дворе форта. Тот не суетясь, деловито отдавал распоряжения по закладке в башни всего имеющегося в наличии продовольствия. Всем было известно, что при первых же признаках выдвижения орков поселенцы уйдут в Бильгов: тамошний барон, конечно, постарался нажиться на своем будущем соседе, но принять его людей никак не откажется. Ведь ожидалось нападение не людей, а орков, а в этой ситуации в случае его отказа им вполне могла заняться и инквизиция. Нет, себе барон Бильгов не враг, так что людей под защиту стен примет, никуда не денется.
С собой они должны были взять только минимум на нескольких подводах и только лошадей, остальной скот оставался здесь же, на месте будущего села, а с ним лишь трое мужчин – вполне достаточно, чтобы обиходить скотину и защитить от возможного нападения волков. Они должны были уходить на конях: если что-то пойдет не так, им вполне было по силам оторваться от пеших орков. Те, конечно, могли доставить и лошадей, но только не раньше, чем укрепления будут захвачены. Так что фора у крестьян будет изрядная, к тому же они должны были принести весть в Бильгов, если орки продолжат набег.
– Маран.
– Да, милорд.
– Как только закончите с закладкой, начинайте готовиться в путь. С рассветом вы уже должны будете тронуться.
– Уже?
– Нет, орки пока еще не объявились, но и вам здесь больше делать нечего. Мастер Лукас и его люди уйдут сразу после обеда, так что и вам нужно собираться в путь. Делайте все как условились, да не забудь позаботиться об инструменте артельщиков.
– Ясно. Тогда, если позволите, я потороплюсь, милорд.
– Давай, действуй.
Здесь ему пока делать было нечего, поэтому он вскочил в седло и направился к лагерю. Получится ли проводить караван, он не знал, но не попрощаться с семьей не мог, к тому же он не хотел делать это на глазах у остальных.
Дорога не заняла много времени, и вскоре он уже наблюдал за тем, как его дражайшая половина распекала одну из крестьянок – как видно, за нерадивость. Странное дело: свободные люди сами на себя взвалили обязанности по отношению к нему и его семье. Раньше предоставленные самим себе, теперь они были вынуждены выслушивать нарекания от госпожи. Нет, она, конечно, понапрасну не распалялась, но все же была весьма строга, находила время вникнуть в любую мелочь, и если видела непорядок, строго взыскивала, – но вот любили ее от этого ничуть не меньше. Ну, казалось бы, какая разница госпоже, накормлены ли и помыты ли дети, – не ее ведь, они и сами матери и вполне способны позаботиться о своих чадах. Ан нет, тычет носом, указывает, да еще и распекает – да любая хозяйка только за это разозлилась бы на такую разумницу, будь она хоть трижды госпожа! А они, поди ж ты, любят ее и слова худого и сами не скажут, и никому другому не позволят.
Увидев мужа, Анна тут же бросила распекать женщину и поспешила к нему навстречу, вытирая руки о повязанный фартук и радостно улыбаясь. Андрей спешился и, ничуть не стесняясь того, что на них смотрят люди, обнял жену и крепко поцеловал.
– Что ты делаешь? Люди же смотрят.
– Ну и что? Пусть завидуют.
– Да они и так завидуют. Разговоров, что их милорд и миледи вовсе не такие, как другие, хватает, поверь.
– Ну так не будем их разочаровывать.
– Какой-то ты не такой. Какой-то слишком веселый. Что-то случилось? Орки появились?
– Думаешь, я веселился бы, если бы появились орки?
– Что же тогда случилось?
– С рассветом вы уходите.
– Почему? Орков же нет.
– Я устал уже отвечать на этот вопрос. Да, орков нет, но и вам здесь делать нечего. И учти, я не знаю, что ты там себе надумала, но только все забудь. Мы теперь не принадлежим сами себе, мы в ответе за наших людей. Мне – оставаться здесь, тебе – уводить людей в Бильгов и позаботиться о них. А потом, мне будет гораздо спокойнее, если здесь останутся только воины. Мы сумеем о себе позаботиться и еще лучше сделаем это, если наши близкие будут в безопасности.
Вот уже две недели Жан и его охотники рыскали по чужой территории, ежеминутно рискуя быть обнаруженными, а обнаружить себя здесь и погибнуть – практически одно и то же. Люди были уже на пределе – с самой высадки на этом берегу они не могли себе позволить даже развести костер, так что питаться приходилось всухомятку, используя запасы солонины, копченого мяса, успевшего затвердеть сыра и сухарей, – вот, пожалуй, и все меню, доступное им. Они даже не могли себе позволить подстрелить хоть какую-то дичь, чтобы съесть пусть и сырое, но такое живительное свежее мясо, потому что не могли оставлять следов. Это только дилетант может позволить себе мысль о том, что можно убить и освежевать дичь и при этом не оставить никаких примет: опытный следопыт на раз определит, что за дичь была убита и сколько человек принимало в этом участие, – а орки были очень умелыми следопытами. Каким бы опытным ни был охотник, он всегда оставит после себя хоть какой-то след, и если бы орки целенаправленно искали их артель, то уже давно обнаружили бы. Жан все это прекрасно осознавал, поэтому делал упор на то, чтобы явных, бросающихся в глаза следов они все же не оставляли, ну а от случайностей тут уж никто не застрахован.
Билли вонзил зубы в копченое мясо и, состроив недовольную гримасу, стал пережевывать изрядный кусок, оказавшийся в его рту, при этом он имел вид, словно его насильно заставляли поедать редкостное дерьмо. Но несмотря на то что прием пищи не доставлял ему никакого удовольствия, а даже наоборот, был сродни какой-то изощренной пытке, за первым куском последовал второй – им нужны силы, а для их поддержания нужно есть, даже если это уже опостылевшее и успевшее слегка заветриться мясо.
– Полжизни отдал бы за кусок свежего мяса, прожаренного с кровью. Этот сухой паек меня скоро убьет, – едва слышно выдохнул Билли. Говорить тихо, словно не выговаривая, а выдыхая слова, у них уже вошло в кровь, хотя в местах безопасных его голос звучал весьма громко – парень был на удивление горластым.
– А ты посмотри на это с другой стороны, – решил поддеть товарища Олаф, слегка коверкая слова своим непередаваемым германским акцентом. – Этим куском мяса вполне можешь оказаться ты.
При этих словах Жан довольно улыбнулся. Парни были на орочьей стороне всего лишь в третий раз, но держались молодцом, хотя их последнее пребывание здесь слишком затянулось. Так долго охотники на орочьей стороне никогда не задерживались, приходилось терпеть лишения и эту опостылевшую диету, к которой охотники были вовсе не привычны: уж в чем в чем, а в свежем мясе они недостатка никогда не испытывали.
– Ну, чтобы отведать мою печенку, оркам придется немного попотеть, – хмыкнул Билли, с хрустом откусывая кусок сухаря. Самый маленький в их команде оказался самым прожорливым: хотя все уже давно урезали свой аппетит, поглощая осточертевшую еду, он, продолжая ее костерить каждый раз, ел ничуть не меньше, чем в начале.
– Ну что, прожорливый ты наш, поел? – все так же улыбаясь, спросил Жан.
– Ну, если это можно назвать едой, то да.
– Тогда марш в секрет. Конечно, разносолов тут не подают, но поесть нужно всем.
Билли молча поднялся и, состроив устрашающую гримасу улыбающемуся германцу, ловко порскнул в кусты – сменить товарища, дабы предоставить ему сомнительное удовольствие утоления голода.
Ничего необычного, все как всегда, и даже обыденно. Движение зигзагом вдоль побережья Яны, держась от Кроусмарша слегка выше по течению, откуда удобнее всего было бы начать переправу с учетом сноса рекой. Орки не станут слишком хитрить и терять лишнее время и силы, начиная переправу напротив и тем более ниже по течению от прохода. К чему? Если они придут, а вернее, когда они придут, они будут иметь такой перевес в количестве, что какие-либо ухищрения им будут не нужны. Понимая это, Жан даже не приближался к участку берега напротив прохода: там была слишком высока вероятность нарваться на орочьих разведчиков. Они наверняка станут осматривать укрепления со своего берега: даже у людей встречались обладающие поразительно зорким зрением, у орков этот процент был куда выше, а отряд разведчиков – это совсем не одно и то же, что воинский, туда отбирались лучшие следопыты, и их переиграть было куда сложнее.
Удача или неудача – это уж как кому – улыбнулась им уже под вечер. На берегу неприметной речушки они обнаружили приближающиеся к Яне орочьи лодки. Жан насчитал двадцать пять больших лодок. Если виденные им ранее посудины всегда шли с неполной загрузкой, так как предстояло еще переправлять добычу и орки были вынуждены оставлять под нее место, то эти шли, вобрав в себя максимум воинов, а это получалось никак не меньше пяти сотен – количество просто запредельное: так много орков он еще ни разу не видел в своей жизни. Все говорило о том, что это войско, а иначе назвать отряд орков Жан просто не мог, готово к броску на тот берег, да и время вполне подходящее: скоро начнет темнеть, и можно начинать переправу – лесовики любили ночные атаки.
Его сильно удивило то, что орки собрались вдали от берега Яны и спустились к реке уже собранным отрядом, – это было редкостью: обычно они собирались в набег в течение суток, а то и больше, поджидая подзадержавшихся представителей других поселков.
Он уже хотел было подать команду на отход, но тут орочий флот вдруг дружно повернул к противоположному от них берегу, и воины стали быстро высаживаться. Жан так и замер, не завершив жеста, означавшего отход. Что-то было не так. Он еще больше убедился в странности поведения орков, когда те начали сносить в кучи хворост и разводить костры.
Старшина артели подал сигнал замереть и продолжил наблюдение. Вскоре он убедился, что здесь собрались воины только из шести поселков, – это было видно по их расположению, так как лагерь, устроенный орками, как-то неуловимо делился на шесть отдельных групп; было это заметно и по некоторому отдалению костров, и по общению орков между собой, и по перемещениям за хворостом. Во всем этом, вместе взятом, прослеживались шесть отдельных групп, не равных по количеству. Отметил он также и то, что среди орков много молодых – их отличала некоторая неловкость и какая-то бесшабашность, что ли, которая всегда присуща молодым людям и оркам. А поселков у этого племени должно быть куда больше.
На землю уже опускались короткие в этом мире сумерки, когда они заметили еще одну флотилию лодок в количестве около двадцати, и тоже с максимальной загрузкой. Пройдя чуть ниже по течению, они также высадились на берег и приступили к обустройству лагеря. Жан ничего не понимал: здесь уже собралось около тысячи орков – от этого количества вооруженных врагов в глазах рябило, но по всему выходило, что они либо поджидают еще кого-то, либо собираются начать переправу с рассветом. А вот это уже никак не входило в планы ни Жана, ни сэра Андрэ. Предполагалось, что орки будут собираться не меньше суток, а это давало возможность предупредить маркграфа и дождаться подкреплений, но если орки решат высаживаться на рассвете… Времени не оставалось совсем. Однако Жан не спешил. Подозвав знаком к себе Билли, он приник к его уху и прошептал на одном дыхании:
– Бери Олафа – и к речке, где мы делали засаду. Потом сразу к Яне.
Тот только кивнул и, подмигнув германцу, кивнул ему в сторону предполагаемого маршрута. В ответ Олаф показал ему язык и бесшумно скользнул за Билли. Между этими двумя уже давно существовало дружеское соперничество: Билли не мог не подначить Олафа тем, что его назначили старшим в их двойке, – а кого еще, ведь Жан отдал приказ именно ему, остальное подразумевалось как бы само собой.
У лодки они собрались часа через два после наступления темноты, хотя темноты-то как таковой не было: ночь была довольно светлой, так как уже взошла одна из лун, а вскоре должна была взойти и вторая.
– Ну что там? – нетерпеливо поинтересовался Жан.
– Все то же. Орки, и ничуть не меньше, чем там, – кивнул Билли в сторону реки, где они обнаружили первых орков.
– Плохо. Так, парни, времени нет, так что гребем так, словно за нами гонится сам сатана.
– Ты не ошибся?
– Может, это и неточно, вполне может быть и такое, что к ним присоединились еще: времени выжидать не было.
– А почему ты думаешь, что они нападут только с рассветом? Ведь они любят ночные атаки и при этом имеют преимущество.
– Сейчас полнолуние, и небо абсолютно безоблачное. Так что на открытом месте они будут как на ладони, а вот мы, скрываясь в тени башен, будем для них практически невидимыми. Нет, милорд, ночной атаки не будет. К тому же они устраивались на ночлег. Они будут только с рассветом, – убежденно произнес Жан.
Андрей заметался по своей каморке, словно лев в клетке. Новость, принесенная Жаном, была не просто ошеломительной, а сногсшибательной, если такой эпитет способен переплюнуть первый. Нет, он, конечно, понимал, что орки придут большими силами, но ставка делалась на то, что они будут долго собираться и у людей будет фора как минимум в сутки, – за это время вполне было по силам доставить весть до маркграфа и дождаться хоть каких-то подкреплений. Однако Жан говорил о том, что орки, скорее всего, будут здесь уже с рассветом, до которого оставалось едва ли пять часов: за это время гонец не успеет добраться в Йорк, и уж тем более не поспеет подмога, загони они хоть по дюжине лошадей. Голубиной почтой нельзя было воспользоваться по той простой причине, что голубь не сова и ночью не летает. Значит, оставались только наличные силы, а это сто тридцать бойцов: он посчитал и тех двоих, пострадавших при падении в овраге, – один сломал ребро, второй ногу, но с карабинами на подготовленной позиции они управятся, – и охотников. Продержаться какое-то время получится, но выстоять – это вряд ли. Вряд ли, если использовать обычное оружие… Что ж, похоже, тот крайний случай, о котором он говорил Джефу, все же настал, и им придется использовать карабины, а главное – автоматическое оружие. Чем это могло грозить, он прекрасно понимал, да только сначала нужно было выжить. Даже использование огнестрельного оружия не гарантировало победы: все же местные аборигены – что орки, что люди, во всяком случае воины – сначала дружно ввязывались в бой, а уж потом пугались и пытались понять, а что это было.
Однако очевидным было одно: людей нужно отправлять немедленно и использовать для этого весь наличный транспорт и лошадей – необходимо было кровь из носу увеличить скорость передвижения колонны беженцев. Радовало хотя бы то, что колонна рабочих имела значительную фору, и о них голова не должна была болеть. Также внушало оптимизм и то, что люди только недавно прибыли сюда, а значит, у всех есть и повозки и лошади, чтобы впрячь в них, – это должно будет обеспечить скорость.
«Да что ж ты разнервничался, как баба на сносях. – Андрей резко остановился посреди комнаты. – Да, подмоги не будет, но огнестрел и карабины это компенсируют, тем более если орки все же попрут через свободный проход, – а в остальном ничто не изменилось».
– Жан, ты со своими парнями поступаешь пока в мое личное распоряжение. Иди и…
В этот момент дверь отлетела в сторону с такой силой, что, врезавшись в стену, выбила труху и подняла облачко пыли, а в освободившийся проем ввалился, словно разъяренный бык, сметающий все на своем пути, командир наемников.
– Сэр, я только что узнал, что…
– Вольф, с каких это пор ты стал выказывать неуважение к своему командиру и нанимателю? Ты что, в трактир ввалился?!
– Прошу прощения, сэр, – остановленный отповедью и сбавив обороты, произнес наемник с тем самым особым германским акцентом. – Я только что узнал, что на том берегу собралось не меньше двух тысяч орков, и с рассветом они будут готовы к переправе.
При этих словах Андрей осуждающе взглянул на Жана – тот только закусил губу. Будучи сам не на шутку взволнованным, старшина артели забыл приказать своим людям хранить молчание об увиденном, вот парни и трещали языком, словно сороки.
– Да, это так, – не стал отрицать очевидного Новак, – и что это меняет?
– Дьявольщина, это меняет все. Ночью голубиной почтой не воспользоваться, гонца отправлять нет смысла, и даже если бы маркграф прямо сейчас узнал о набеге, подкрепление просто не успеет. Вот что это меняет. – Взволнованная речь наемника только лишний раз подтвердила правильность суждений Андрея.
– Но что это меняет для нас?
– Мы не в состоянии остановить этот набег. Мы, конечно, сумеем нанести им какой-то ущерб, но едва ли сможем продержаться больше часа, ну, может, двух. В обороне нет смысла.
– Во всем есть смысл. Даже если мы задержим орков на два часа, мы дадим возможность уйти людям, мы подарим им два часа, за которые они смогут ближе продвинуться к Бильгову.
– Я всегда честно торговал своей кровью, сэр. Но никогда не брался за выполнение того, чего выполнить просто невозможно. Я готов рисковать не щадя ни себя, ни людей, но только когда есть шанс выжить. Здесь шансов я не вижу.
– Шансы есть. У меня имеется оружие, которое способно предоставить нам этот шанс.
– Вы о том дьявольском оружии, из-за которого у вас было столько неприятностей?
– Да.
– Но ведь инквизиция отобрала его у вас. – В голосе и всем облике германца появилась надежда. Бросить нанимателя в ответственный момент – это плохая реклама для отряда наемников: кто захочет после этого их нанять? А если и наймут, то за жалкие гроши. Поэтому он был готов вцепиться в возможность остаться здесь, если маячил хоть какой-то шанс выжить.
– Отобрала, да только не все.
– И сколько у вас его осталось?
– Пять единиц. Плюс есть еще тридцать, которые хотя и послабее, но ненамного им уступят.
Вольф ненадолго задумался над словами Андрея. Весь его вид говорил о том, что он лихорадочно размышляет над словами рыцаря, борясь с самим собой и пытаясь принять единственно верное решение. Да, он слышал о том, что, будучи один, вооруженный этим странным оружием, этот рыцарь сумел расправиться с десятком опытных воинов, напавших на него на дороге. Но кто сказал, что нужно верить всему, что твердит молва? Вон о нем самом сколько ходит небылиц, и он никогда не спешил их развеять, а порой даже сам приукрашивал, потому что это влияло на его авторитет, а значит, и на цену, которую он мог затребовать за свою кровь и кровь своих людей. По всему выходило, что многое из рассказов, что он слышал об этом рыцаре, тоже сильно приукрашенные небылицы, вот если бы он сам видел это оружие в действии – нет, не на стрельбище, а в реальном бою, – то мог бы тогда судить о его возможностях. А так… Нет, довериться каким-то россказням кумушек на завалинке и их мужей в трактирах он не мог.
– Мы уходим, – твердо заявил наемник.
– Вы хорошо подумали, уважаемый? – едва сдерживая бешенство, скорее прошипел, чем проговорил Андрей. – Кто захочет связываться с наемником, бросившим своего нанимателя перед лицом опасности?
– Ничего. Главное – я сохраню свой отряд, а там как-нибудь выкрутимся. Авторитет – дело наживное, как-нибудь переживем трудное время, а там постепенно все выправится. – Это он проговорил уже твердым голосом человека, принявшего бесповоротное решение.
– Вы уже получили плату на год вперед.
– Ну, кое-что мы уже отработали, а оставшееся я вам верну. Позже.
– А не боитесь предстать перед трибуналом Святой инквизиции? – сделал последнюю попытку Андрей, уже наплевав на деньги и зайдя с последнего козыря.
– А тут и думать нечего: я не бегу без оглядки, а отхожу на Бильгов, там и приму бой под командой барона Бильгова, раз уж моему нанимателю непременно понадобилось геройски погибнуть. Кстати, и ваших людей сопровожу в безопасное место. Лучше последуйте нашему примеру – тогда выживут все.
– Вот только мои люди могут не успеть добраться до Бильгова.
– Риск есть. Но и шансы успеть тоже. Мы теряем время. – Он направился к выходу и, уже переступая порог, крикнул в ночь: – Густав, вы собрались?!
– Заканчиваем, – раздался со двора голос его помощника.
– Пошевеливайтесь, времени нет!
– Значит, эти германские ублюдки нас все же бросают? – послышался голос Джефа.
Опустившийся на стул и потупивший взор Андрей посмотрел на дверь и увидел, что в комнату вошли его десятники – Джеф, Тэд, Рон, все взволнованны, но настроены решительно. Джеф аккуратно прикрыл за собой дверь, после чего они встали в ряд перед пребывающим в растерянности сюзереном.
– Да, парни. Они нас бросают, – едва не дав петуха, так как горло сдавил спазм, подтвердил Андрей.
Он вдруг почувствовал уже успевшее позабыться липкое чувство страха, охватывающее его. За то время, что он пробыл здесь, он уже не раз и не два подвергал себя опасности и успел позабыть о том страхе, который охватывал его всякий раз в том, далеком и недосягаемом, мире, но, оказывается, он так и не смог окончательно изжить его – тот просто притаился, ожидая своего часа, и, похоже, дождался. Едва осознав это, Андрей не на шутку рассердился, и в этот момент эта злость была направлена не на предавших их наемников, не на угрожавших им орков – эта злость была направлена, как всегда, на него самого, возомнившего себя храбрецом. Он прошел через многое, он был лихим командиром разведчиков, он совершил беспримерный поход по орочьей степи, он повел своих людей в рейд на земли далекой Империи, за короткий срок успел стать легендой пограничья, но так и остался просто трусом. Но ведь умел же он раньше переступать этот проклятый страх и поступать вопреки тому, что тот диктовал. Так что же изменилось? Да ничего!!!
– Джеф, срочно направь гонца в лагерь. Пусть сворачиваются и немедленно уходят. Уходят налегке. – Андрей с удовольствием отметил, что злость на самого себя все же возымела действие: ярость, клокотавшая в нем, придала ему уверенности, и голос звучал твердо и решительно.
– Брук! Паршивец, я ведь знаю, что ты за дверью!
На голос Джефа тут же распахнулась дверь, и в нее ввалился оруженосец Андрея.
– Ты все слышал?
Парнишка бросил взгляд на Андрея. Джеф, конечно, старший десятник, но Брук все же был оруженосцем барона. В ответ на этот вопросительный взгляд Андрей молча кивнул, подтверждая полномочия Джефа.
– Да, – твердо произнес подросток.
– Тогда исполняй.
– Погоди, Брук, – остановил парнишку Андрей. – Возьми с собой всех новиков. Не возражай, героев и без вас здесь хватит. Вы отправитесь с караваном: если орки начнут вас настигать, прикроете отход людей, насколько у вас получится, но не раньше. А потом ты еще успеешь сразиться с орками – на стенах Бильгова. О наемниках ни слова. Вот теперь выполняй. И найди Якова. Уверен, что он поблизости.
Не прошло и минуты после ухода юного оруженосца, как дверь вновь открылась и в нее заглянул великан. Никакой растерянности или страха – да, возбужден, как и все, но страха нет. Андрей даже позавидовал им всем: вот что значит не испорченная цивилизацией психика, не то что он. Ему было и невдомек, что люди просто верили в своего сюзерена, уже доказавшего на деле, что способен вывести из любой, даже самой безнадежной ситуации.
– Яков, нам нужно посовещаться.
– Я все понял, милорд. – Бывший каменотес тут же пропал из виду. Все, теперь можно было не волноваться по поводу того, что их услышит кто-то посторонний.
Андрей посмотрел на сидящих перед ним. Все четверо были командирами и сейчас олицетворяли собой высшее командование гарнизона – наемники им уже не брались в расчет. Они вообще не брались ни в какие расчеты. Их уже не было.
– Так, парни, немедленно распакуйте карабины.
– Уже сделано, милорд, – доложил Джеф, а потом, оправдываясь, добавил: – Помощи не будет, а так если и не отобьемся, то положим всяко больше.
– Все правильно, Джеф. Итак, времени нет, всех людей на стены по периметру, ни одному не оставаться на плацу. Двери в помещения блокировать, но только аккуратно и незаметно. Совсем скоро наемники будут готовы к выходу, так что поторопитесь.
– Вы хотите…
– Да, дьявол тебя задери, – с ненавистью источающей яд змеи прошипел Андрей. – Я хочу уничтожить это отродье. Мы вполне могли остановить орков у этих стен. Да, подкреплений не будет, но ведь вы знаете, чего стоит наше оружие, а здесь просто идеальные условия, да, мы будем расстреливать их как в тире, вот только двух тысяч двумя десятками никак не остановить. Пусть он не верит в силу нашего оружия, но у него есть долг, он же предпочел отступиться от своей клятвы, причем перед лицом противника. Все, кто нам дорог, наши семьи из-за трусости этих мразей сейчас подвергаются опасности. Такого прощать нельзя. Такое должно караться. Выполнять!
Что и говорить о том, что не осталось и следа от той нерешительности, которую он проявил вначале. Он преодолел свой страх, преодолел, как всегда, – загнал его в самый дальний угол, где тот тихо поскуливал, но никак не проявлялся. Теперь Андрей был готов рвать зубами любого: злоба просто переполняла его.
Люди молча поднялись и выскользнули из помещения. Когда за последним прикрылась дверь, у Андрея мелькнула было шальная мысль проявить благородство, отпустить наемников и отправить вместе с ними своих людей, а самому остаться и в одиночку задержать орков настолько, насколько это получится. Славная героическая смерть, но абсолютно бесполезная, так как он был способен нанести ощутимые потери, но задержать орков никак не сумел бы, а именно это сейчас было главным. Да, он хотел бы сберечь своих людей, но у всех у них был долг, и они клялись исполнить его до конца. Да главное было даже не в этом. Отправь он людей еще вчера – и сегодня этот вопрос просто не стоял бы, они отступили бы, а с наемниками разобрались бы и после, на то есть закон. Но сейчас опасности подвергались их семьи, и в первую очередь они должны были позаботиться о них. А наемники? Он не хотел доверяться в этом никому, он хотел увидеть, как восторжествует справедливость, сам, своими глазами. Сейчас.
Андрей подошел к большому сундуку, в котором хранил свой небольшой арсенал. Сначала он хотел воспользоваться автоматом, но потом отказался от этой затеи. Его люди были непривычны к весьма громкому оружию, и их руки могли чисто инстинктивно дрогнуть, а сейчас мазать нельзя: каждый выстрел должен бить в цель, сотня закаленных в боях наемников – это вам не фунт изюма. Новак выбрал уже не раз испытанный пневматический карабин, оружие привычное и понятное всем, на пояс повесил кобуру со «стечкиным», а в карманы рассовал четыре эргэдэшки.
Вооружившись таким образом, он вышел во двор, где сейчас суетились заканчивающие сборы наемники. Подойдя к лестнице, он легко взбежал по ней на крышу казармы и обернулся в сторону двора. Как-то сразу на глаза попался Вольф. Германец, позабыв о суете, внимательно смотрел на Андрея, затем обежал взглядом стены вокруг, вновь бросил взгляд на барона Кроусмарша и, вдруг все поняв, уже приготовился отдать команду, но не успел.
Привычным движением Андрей вскинул карабин и, практически не целясь, спустил курок. В воцарившемся хаосе хлопок выстрела остался практически неслышным, и стоящие рядом со своим капитаном наемники только удивились тому, что он ни с того ни с сего вдруг, слегка обернувшись вокруг своей оси, рухнул в пыль.
Сразу после выстрела Андрея хлопки послышались со всех сторон, и двор наполнился криками боли, предсмертными стонами, проклятиями, командами быстро сориентировавшихся десятников. Выстрелы слились в одну нескончаемую автоматную очередь, иногда они накладывались один на другой, но разрывов между ними практически не было. Опытные бойцы, ветераны, прошедшие не одну схватку, мгновенно выцеливали тех, кто пытался оказать сопротивление или отдавать команды, и в первую очередь били именно в них.
Вот один из наемников, стремясь найти укрытие, спрятался за повозку, но тут же обнаружил, что прячущийся рядом с ним и уже наложивший в арбалет болт наемник вдруг ткнулся лбом в колесо, прохрипев проклятье: пуля настигла его в спину. Нет, здесь не укрыться. Наемник лихорадочно осмотрелся в поисках укрытия, и его взгляд задержался на двери казармы. Короткий бросок через двор. Дверная ручка. Рывок. Заперто? Он быстро осматривает дверь и видит, что дверь заклинена внизу деревянным клином, но выбить клин уже не успевает: острая боль пронзает его спину, а в следующее мгновение он начинает заваливаться на бок. Он даже не может издать стон – кровь мгновенно забивает легкие и идет горлом, в глазах все темнеет.
Все закончилось за минуту. Всего лишь минута – и от сотни наемников, только что представлявших собой весьма грозную силу, остались только трупы. Нет, есть еще и раненые, время от времени раздаются хлопки выстрелов – это бойцы Андрея выбивают тех, кто еще шевелится.
Новак осмотрел двор, заваленный трупами. Практически все лежат в центре двора, но есть и те, кто пытался добраться до различных помещений, стремясь найти защиту. Он смотрит на двух воинов, оказавшихся рядом с ним, и в их взглядах не видит ничего, кроме мрачного удовлетворения. Андрей вспоминает, что оба женаты, у одного только год назад родилась дочь, а супруга и сейчас беременна, у второго трое детей, три пацаненка, все они сейчас поспешно собираются, чтобы уйти, и никогда им больше не увидеться. Глядя в их лица, он лишний раз убеждается в том, что все сделал правильно. Может, Господь его и осудит, но сейчас все по душе.
– Провести контроль, – словно из далекого далека слышит он свой голос и автоматически отмечает, что тот не дрожит, а звучит сильно и ровно. – Передвигаться по трое.
– Милорд, трое с арбалетами засели в вашей комнате! – это Рон.
– Держать дверь под прицелом! Никому не маячить!
Андрей быстро сбегает вниз, стараясь не попадать в сектор обстрела. Мельком бросает взгляд на свое жилище. Умей наемники обращаться с автоматическим оружием – всем пришлось бы несладко, впрочем, отметать мысль о том, что кто-то может сообразить, как использовать это оружие, тоже не следовало. В том, что они найдут арсенал, он не сомневался: сундук был практически на виду, вот только там не было ни одного снаряженного магазина. И все равно времени не было. Новак замечает, что бычий пузырь на окне разорван – вероятно, наемники приготовились стрелять, – и действительно послышался хлопок и из окошка вылетает болт, который ударяет в стену, едва не попав в залегшего на крыше конюшни бойца. В ответ слышится сразу несколько хлопков, и рой свинцовых ос устремляется к окошку, некоторые попадают в бревна, выбивая труху и щепки.
Низко пригнувшись, Андрей вынимает из кармана одну гранату, дергает кольцо – и вот она уже полетела в окно, предварительно издав сильный хлопок. Андрей до того отвык от этого, что сначала даже слегка вздрогнул: прямо как на занятиях по огневой в училище, когда они в первый раз метали боевые гранаты. Но длится это доли секунды – в следующее мгновение он уже, выхватив пистолет, подскочил к двери и схватился за ручку. За дверью раздался взрыв гранаты, и в окошко выметнулся дым и клуб пыли. Андрей дергает за ручку… И ничего не происходит. Крепкая дубовая дверь заперта изнутри на засов. Глупо было бы ожидать другого. Разумеется, наемники заперли ее.
– В сторону, милорд!
Андрей едва успел отклониться, как в дверь как раз напротив того места, где был засов, ударил большой кузнечный молот, направляемый твердой рукой маленького квадрата по имени Тэд. Этот низкорослый крепыш и впрямь обладал большой физической силой. Дверь буквально отлетела в сторону, только жалобно скрипнув петлями.
Едва преграда была устранена, Новак вбежал в полутемное помещение. Светильник погас, но от взрыва загорелась солома, устилавшая пол, а потому в неясном сете он увидел всех троих: двое как ошалелые мотали головами, третий, скорчившись в позе эмбриона, оглашал помещение стонами, полными боли. Три быстрых выстрела – и три трупа с простреленными головами.
Андрей вышел во двор: там уже вовсю орудовали его люди с боевыми ножами в руках. Быстро, но без суеты они проводили контроль. Брать пленных в планы Андрея не входило: никто из них не заслуживал его жалости. Да, решение принимал капитан наемников. Да, они только выполняли приказ, но никто не попытался даже усомниться в правильности решения, принятого им, никто даже и не подумал вспомнить о хваленой чести наемника. Так что для Андрея и его людей здесь не было невиновных.
Двое успели спрятаться на сеновале, но они были настолько напуганы внезапным избиением, что даже потеряли свои арбалеты. Скорее всего, это были новички: ветеран никогда не расстанется со своим оружием, ибо оружие – это страховка его жизни. Андрей услышал, как с сеновала послышались мольбы о пощаде, которые закончились судорожными всхлипами и мерзким бульканьем перерезанного горла. От услышанного у него даже мурашки пробежали по спине. Почему-то сразу вспомнилась некогда случайно увиденная запись на мобильнике, на которой бородатый кавказец перерезал горло вот так же молящего о пощаде парнишки. Так чем же он лучше? Да всем. Тот кавказец делал это с улыбкой, картинно позируя перед камерой, он получал удовольствие от совершаемого, и резать у него не было особой необходимости, в конце концов они использовали пленных как рабов или товар для получения прибыли, и убивать никакой практической необходимости у них не было. Они же просто делают грязную работу войны, стараясь не оставлять у себя за спиной врагов. Да, она уже началась. И не имеет значения, что первыми под удар попали те, кто еще вчера бился с ними плечом к плечу против общего врага. Сегодня они оказались гораздо хуже, так как нацелили свой удар им в спину. И пусть это выразилось только в том, что они хотели просто бросить их и уйти, – своими действиями они обрекали на смерть и тех, кто еще оставался здесь, и тех, кто имел все шансы не успеть уйти в безопасное место. Они фактически вонзали нож в их родных и близких. Так достойны ли они сожаления? Нет. Ни жалости, ни угрызений совести, только мрачное удовлетворение от содеянного.
Лагерь гудел как растревоженный улей. Люди метались из стороны в сторону, не зная за что хвататься. Начиналась самая настоящая паника. Орки! Совсем скоро здесь будут орки! Женщины хватали детей, прижимали их к груди, потом оставляли их и лихорадочно начинали собирать вещи, потом вдруг осознавали, что это не главное, и вновь бросались к детям, но крестьянская хозяйственность или, если хотите, жадность опять брала свое, и они вновь кидались к своему, пусть и небогатому имуществу.
Мужчины наблюдали за происходящим с недоумением и растерянностью. Некоторые пытались остановить беспрерывные метания женщин, но никакие уговоры и увещевания не могли возыметь действия. Нет, не будь мужики и сами в растерянности, они сумели бы навести относительный порядок в этом хаосе, но они сами испытывали нерешительность и были охвачены страхом.
Среди этого бедлама только десять человек пребывали в относительно спокойном состоянии. Шестеро новиков, принесших эту ошеломительную новость, сейчас восседавших на конях и с недоумением взиравших на творящееся. Они впервые наблюдали то, как себя ведут люди, получив известие о приближении орков. Никакой деловитости и собранности военных здесь не было и близко. Им было и невдомек, что может натворить подобная новость. Марану, Грэгу и падре также было не до панических настроений: мечась по лагерю, они пытались навести хоть какой-то порядок. И Анна. Непостижимым образом она оставалась самой спокойной – вероятно, сказывался груз ответственности, давящий на ее хрупкие плечи: она несла ответственность за этих людей перед ними самими и перед Господом. Ибо эти люди были либо ее вассалами, либо смердами, но и за тех и за других она несла ответственность вместе со своим мужем.
Анна приблизилась к впавшей в ступор и прижимающей к груди сына Элли и, тряхнув ее за плечи, взглянула в ее широко раскрытые испуганные глаза:
– Элли! Элли, где сейчас твой муж?
– М-м-му-уж? Он с милордом.
– Что он делает?
– Н-не знаю.
– Он готовится к бою, чтобы защитить тебя. Ты ему веришь? Ты веришь своему мужу?
– Д-да.
– Тогда вспомни о том, что его задача – защищать, а твоя – позаботиться о сыне. – При этих словах женщина еще крепче прижала к себе ребенка, жалобно пискнувшего, но, словно понимая, что сейчас не время, так и не разразившегося плачем. В глазах Элли появилось осмысленное выражение, и Анна продолжила: – Собери только самое необходимое, маленький узелок, не бери ничего тяжелого. Ты меня поняла?
– Да, миледи.
– Вот и хорошо. Успокойся, наши мужья смогут нас защитить.
Видя, что здесь вроде все в порядке и женщина уже начала собирать вещи, она направилась к следующей, рядом с которой несокрушимой горой стоял муж, крестьянин. Несмотря на свои габариты, мужчина был также в полном расстройстве чувств и просто стоял, тупо смотрел на метания жены, никак не вмешиваясь в процесс, безвольно опустив руки. Здесь все было просто. Подойдя к мужчине, Анна, не сказав ни слова, отвесила ему звонкую оплеуху, отчего тот встрепенулся и даже слегка подпрыгнул, но в его взгляде мелькнула хоть какая-то мысль, уступив место пустоте.
– Чего стоишь, увалень?! Успокой свою жену! Или ты думаешь, что если вы будете метаться и ничего не делать, то все само пройдет?
– Но, миледи…
– Замолчи и займись делом! Взять только самое необходимое, ничего тяжелого! Ты понял?!
– Да, миледи.
Но Анна уже шла к другим: этого она тоже вывела из ступора, большего добиться пока было невозможно, нужно было поспеть еще во много мест, так как паника была всеобщей.
Не меньше часа потребовалось на то, чтобы навести хоть какой-то порядок и успокоить людей. Но потом стало едва ли не еще хуже. В людях вдруг проснулась их бережливость и нежелание расставаться с добром. Ведь каждый приехал сюда с большой повозкой, груженной различным скарбом, и сейчас люди стали запрягать лошадей и грузить на повозки свои пожитки, боясь с ними расстаться. Это ни в коей мере не устраивало тех, кто был облечен ответственностью за их жизни.
– …О чем вы думали, дубины! Разорались как бабы: орки, орки! Нет чтобы подойти ко мне и сообщить по-тихому! Мы уже давно вышли бы, а вместо этого только-только навели порядок! – услышала Анна, как распекал новиков Маран.
– Я подумал… – с виноватым видом попытался было объяснить Брук, но был безжалостно перебит старостой:
– Если бы было чем думать, то подумал бы! Это тебе не воинский отряд, а простые люди! Дубина!
– Маран. – Анна говорила тихо, но староста ее услышал и тут же обернулся к ней:
– Да, миледи?
– Нужно что-то делать. Они так вцепились в свое добро, что и до рассвета не управятся, – мы и без того потеряли много времени.
– Нужно было их хоть немного успокоить. Сейчас объявлю сход: раз схватились за добро, то головы поостыли и начали думать.
– Так не тяни с этим.
– Слушаюсь, миледи.
Метнув в последний раз гневный взгляд на парнишек, Маран тихо чертыхнулся и направился к столбу, на котором висел медный диск, используемый для оповещения о том, что что-то случилось. Анна направилась за ним. С первым ударом она уже стояла на высокой повозке – так чтобы ее было видно со всех концов.
Едва над лагерем разнесся чистый звук медного диска, подобный набату, как в поселке вновь начала нарастать паника. Однако вскоре она пошла на убыль, так как, бросая взгляды в сторону столба, люди видели Анну, которая, скрестив руки на груди, спокойно стояла на повозке. Осознав, что немедленной опасности нет, люди потянулись к площадке посреди лагеря.
– Слушайте меня внимательно, – заговорила Анна, когда все собрались вокруг повозки. – Да, орков пока нет, но они появятся с рассветом. Ваш сюзерен и его воины, ваши мужья и сыновья, готовы встретить врага. Так что для паники причин нет. Но нам нужно как можно быстрее уходить. Поэтому на повозки ничего не грузить. Взять минимум продуктов, минимум из одежды, чтобы можно было на них ехать всем людям. Нам нужно двигаться как можно быстрее.
– Миледи, а зачем нам вообще уходить-то? Мы ведь видели укрепления – да оркам нипочем не прорваться в долину.
– Мой муж и его воины хорошие бойцы, но они не всесильны. Никто не может сказать, как обернется сражение. Я верю в их победу, мой муж верит в победу, но воинское счастье может им и изменить… – При этих словах голос ее дрогнул, но она все же нашла в себе силы продолжить: – Им есть сейчас о чем подумать, не надо добавлять им еще и беспокойство за нас. Никто не тронет вашего имущества, потому что здесь и нет никого, кроме нас. Если здесь появятся орки, то они и так заберут ваше добро, потому что с ним мы будем двигаться медленно и станем легкой добычей. Времени нет. Запрягайте лошадей, сажайте на них своих домочадцев – и пора выдвигаться в Бильгов. Все. Расходитесь.
Тихо ропща, люди потянулись к своим палаткам. Анна обернулась к задержавшимся рядом с ней Марану и Грэгу.
– Что хотите делайте, но совсем скоро хоть несколько повозок должны выйти на дорогу и направиться в Бильгов. Иначе нам их не стронуть быстро. Только когда они увидят, что люди начали уходить, потянутся и остальные. Позаботьтесь о женах воинов: повозками они управлять смогут, а вот запрягать будут долго, если вообще умеют.
– Все сделаем, миледи, – уверенно прогудел Грэг.
Однако прошло еще не менее часа, прежде чем, подгоняемая Мараном, первая повозка потянулась на дорогу, за ней тронулась вторая, над хозяином которой гневно гудел голос Грэга, не обращающего внимания на стенания мужичка, указывающего на то, что другие, мол, еще не тронулись, потом третья. Люди, видя такое дело, тут же бросали обременяющее имущество и уже самостоятельно начали понукать лошадей, тянущих повозки, в которые были погружены их домочадцы. Вот двинулась повозка с Кристиной, вдовой воина, которого пришлось убить ее мужу, делая тяжелый выбор между его жизнью и жизнями остальных воинов отряда. А вот и повозка Элли – ее муж сейчас был рядом со своим сюзереном и готовился к схватке. Вот Агнесса – Джеф тоже сейчас был у прохода, на руках она держала их первенца, а в повозке сидели еще двое ее пацанят. Поток повозок все увеличивался.
Видя, что процесс, как говорится, пошел, Анна наконец обратила свой взор на новиков и подозвала к себе Брука:
– Вы что тут делаете? Разве вам не нужно возвращаться в форт?
– Нет, миледи.
– Как так?
– Милорд приказал нам сопровождать караван до Бильгова и, случись, прикрыть ваш отход.
– Ты говоришь какую-то ерунду. Я, конечно, не воин, но и я понимаю, что если орков не смогут задержать в укреплениях больше сотни воинов, то шесть новиков в открытом поле не смогут этого сделать и подавно.
– Но таков приказ, миледи.
– Это чушь. Ты чего-то не договариваешь?
– Нет, миледи. Я сказал все. – При этом он потупил взор, словно избегая смотреть ей в глаза.
– Я могла бы подумать, что Андрэ решил поберечь ваши жизни, но он без раздумий взял вас с собой в степь. На сегодняшний день вы лучшие стрелки в его дружине, и он отсылает вас перед началом боя, в котором ему нужен будет каждый арбалет? Посмотри мне в глаза, Брук. Не отводи взора. Посмотри в глаза и повтори то, что ты сейчас сказал. – Но парень упорно не поднимал глаз, упрямо изучая землю под ногами, освещенную бледным светом двух лун. – Брук, если ты что-то скрываешь от меня, то я это все равно рано или поздно узнаю, а тогда не жди от меня прощения.
– Миледи, у меня приказ.
– Приказы нужно выполнять, – утвердительно кивнув, произнесла она. – Но ты мне все равно все расскажешь. Потому что если ты этого не сделаешь, я сяду верхом и поскачу в форт, где все сама узнаю.
– Миледи, это не понравится милорду.
– Очень не понравится, – согласилась она с ним. – Но я сделаю это, даже если он прилюдно меня поколотит. Говори, Брук, дьявол тебя задери!
– Наемники предали нас, миледи, – с трудом выталкивая из себя слова, начал говорить парнишка. – В форте остались только дружинники и артель охотников. Милорд попытался остановить наемников, но их капитан не стал слушать и велел своим людям собираться. Так что шестеро новиков ничего изменить не смогут, а случись оркам настигнуть караван – мы сможем хоть ненадолго их задержать. Вы не сомневайтесь, мы сможем это сделать, – неправильно истолковав ее взгляд, затараторил оруженосец. – Потому у нас в руках не арбалеты, а карабины, а с ними мы наделаем бед этим оркам.
– Но остановить их вам не по силам, – скорее утвердительно, чем вопросительно произнесла она.
– Нет, миледи. Только лишь задержать, и то самую малость.
– Маран! Грэг! – Голос Анны прозвучал твердо и властно, но все же не мог перекрыть гомона в лагере. Брук метнул взгляд на Дота, высокого и крепкого юношу – как говорится, косая сажень в плечах, два года назад в степи он пережил страшное ранение, но теперь был в полном порядке и вновь набрал сил. Как и остальные новики, он все еще сидел в седле и, правильно истолковав молчаливый приказ старшего, сразу же послал своего коня вперед.
Вскоре два лидера поселенцев были уже перед Анной, недоуменно глядя на нее. Забот у них еще хватало. Да, поселенцы наконец тронулись, но едва ли половина из них выдвинулась на дорогу.
– Сколько нам потребуется времени, чтобы добраться до Бильгова? – обратилась она к обоим, так как они подошли практически одновременно, хотя и с разных сторон.
– Если двигаться быстро и налегке, как мы и делаем, то часов восемь, никак не меньше, – ответил Маран, имея в виду, что тягловые битюги вовсе не были приспособлены для скачек и даже рысью могли покрыть совсем небольшое расстояние: их основным достоинством были сила и выносливость, позволяющие им часами влечь за собой тяжелые повозки, доверху груженные имуществом.
– А рассветет уже через два часа.
– Да, миледи, – подтвердил ее слова староста, хотя она и не спрашивала, а скорее утверждала.
– Нам никак не успеть.
– Куда не успеть? – вмешался в разговор Грэг.
– До рассвета два часа, с рассветом орки атакуют форт. Сколько смогут продержаться два десятка воинов против тысяч орков? Пусть еще два часа. Получается, что у нас есть только четыре часа, и это в лучшем случае. Как быстро способны перемещаться орки пешком, а если они приведут еще и лошадей? Нам никак не успеть в Бильгов.
– Да почему два десятка-то? – ничего не понимая, проговорил Маран.
– Потому что наемники предали нас и покинули форт. Потому что, понимая, что не способен остановить врага, мой муж отправил новиков сюда, чтобы мы немедленно уходили. Но эти… Эти… Они просто подняли здесь панику, и мы потеряли время. Теперь нам никак не успеть.
– Брук. – Голос старосты звучал строго и требовательно – конечно, парни были новиками, а значит, по статусу выше даже старосты, но Марана это обстоятельство ничуть не смущало: пацаны они и есть пацаны, и учить их уму-разуму никогда не помешает. Тем паче что сэр Андрэ не больно-то придерживался кастовой принадлежности – во всяком случае, в отношении своих людей, – а староста сейчас считал себя правым. – Это правда насчет наемников?
– Да.
– Ах вы… Дай-то Господь нам вывернуться из этой западни, уж я-то попрошу Тэда построже взыскать с вас. Миледи, я думаю, что нам не следует идти на Бильгов, нам нужно идти к форту.
– Но, может, Андрэ удастся задержать орков дольше – ведь у него есть то оружие, и твои карабины он может использовать без опаски, раз уж он позволил ими вооружиться новикам, – закончила она, обращаясь уже к Грэгу.
– Это-то так, – не стал оспаривать ее мнения кузнец, тем более что думал так же, – да вот только капитан Вольф – известный наемник и просто так не побежал бы: скорее всего, вы правы и орков действительно слишком много. Чего молчите, мальцы, говорите, если уж начали. Сколько орков насчитал Жан?
– Около двух тысяч, но, может, и больше.
– Вот оно как, значит. Нет, миледи, двум десяткам не удержать их слишком долго. С сотней арбалетчиков, возможно, они и смогли бы даже отбиться, а одни…
– Маран, вы же постоянно занимались стрельбой из арбалетов. Если отправить туда всех мужчин, то они смогут заменить ушедших наемников.
– Гхм… Миледи, – потупив взор, начал староста, – крестьяне и ремесленники всегда останутся крестьянами и ремесленниками, как бы часто они ни тренировались в стрельбе по мишеням, и заменить наемников с боевым опытом никогда не смогут. Наши бабы вон тоже по воскресеньям баловались с арбалетами, так их что ж, тоже с воинами сравнивать? А потом, ни я, никто другой не сможет заставить мужчин оставить свои семьи без мужской опеки. Конечно, если убедить сначала женщин, а потом они надавят на своих мужей, то получиться и может, но для этого у нас нет времени.
– А если я объявлю, что мой муж велел всем двигаться в форт, под защиту каменных стен?
– Всем? – В один голос удивились и староста и кузнец.
– Да, всем. И мужчинам, и женщинам, и детям. Всем.
– Тогда оно, конечно… Нет, удивятся все сильно, но скорее всего, подчинятся, да и форт гораздо ближе, чем Бильгов. Но как мы там все разместимся и что на это скажет милорд?
– Я не знаю, что скажет на это мой муж, но я знаю одно: либо мы попробуем отбиться в форте, либо нас настигнут в поле! – не скрывая своего отчаяния, практически выкрикнула Анна.
– Но можно еще попробовать уйти в лес, – попытался высказать свое мнение Грэг.
– Эти орки всю жизнь живут в лесу и легко найдут нас и настигнут, – потупив взор, буркнул Брук, даже не осознавая, что только что развеял последний из представлявшихся разумным выход.
– Брук, ребята, быстро догоняйте тех, кто уже выдвинулся, и заворачивайте их к форту – скажите, что это мой приказ. Если кто воспротивится, стегайте их плетьми, делайте что хотите, но поверните. Это-то вы сможете сделать правильно?
– Да, миледи, – получив конкретное распоряжение, а точнее, приказ, так как сейчас Анна говорила властно, словно все время только и делала, что отдавала приказы воинам, – Брук ощутил уверенность в себе.
– Маран, Грэг, выгоняйте оставшихся в сторону форта.
– Да, миледи.
Господь свидетель, она не хотела проявить ослушания – она хотела в точности выполнить приказ мужа, она была послушной и преданной женой. Она понимала, что случись ей потерять мужа – и скорее всего, она просто умрет с тоски, так как наложить на себя руки сама не сможет, ибо это было противно Господу, но выполнила бы его волю и свой долг по отношении к людям, ответственность за судьбы которых сейчас давила на нее непосильной ношей со всей тяжестью. Но все случилось так, как случилось, и с этим она ничего поделать не могла. Долг любящей и преданной жены повелевал ей поступать по воле мужа, долг перед вассалами – воспротивиться его воле.
Андрей аккуратно закрепил бечевку, тянущуюся к кольцу гранаты, затем осторожно разогнул усики чеки и, удовлетворенно кивнув, распрямился, довольно потянувшись: работа была закончена, и она выжала его как лимон. Он много раз видел в фильмах, как устанавливались растяжки, он знал в теории, как это делается, но ни разу не видел их в реальности, и уж тем более никогда не устанавливал сам. В училище они, конечно, устанавливали и мины, и растяжки, но то были муляжи, а метание боевых гранат происходило только в непосредственной близости от преподавателя по огневой подготовке, чтобы, случись что, тот смог вовремя среагировать и избежать несчастного случая. Оказывается, осознание того, что в твоих руках настоящая граната, таящая нешуточную опасность, придает некую, мягко говоря, пикантность, что ли. Во всяком случае, пока он установил имеющиеся у него гранаты, взмок основательно.
Эта идея пришла ему после того, как он понял, что без огнестрельного оружия никак не обойтись, а раз уж пошла такая пьянка, то он решил сделать еще одну страховку, чтобы отвадить орков от желания разобрать засеку из рогаток, установив нехитрые растяжки. Конечно, полноценно заминировать весь проход он не мог, но установить гранаты жидкой линией, так, чтобы просто внедрить опасения в орочьи сердца, их хватило. И вот последняя встала на свое место.
– Милорд!!! Милорд!!!
От резкого окрика Андрей невольно вздрогнул – сказалось напряжение, в котором он пребывал вот уже два часа, устанавливая растяжки в неверном лунном свете. Занимайся он этим в это мгновение – и кто знает, может, он и не дожил бы до того момента, когда его жизнь возжелают эти чертовы людоеды.
– Ну чего ты так кричишь, Яков? Смерти моей хочешь? – выказывая свое недовольство, прервал он крики бывшего каменотеса.
– Нет, милорд, – ошарашенно проговорил гигант, вдруг перейдя на спокойный говор.
– Ну? Что ты так торопился мне поведать?
– Так это… Там миледи приехала.
– Кто-о?!!
– Миледи. И все люди из лагеря.
– Как приехали? Куда приехали?
– Дак в форт.
– Ты что, Яков, мухоморов объелся?
– Не ел я мухоморов, – обиделся гигант. – Да только и Элли с Джоном тоже, того…
– Та-ак, началось в колхозе утро.
– Что? Простите, милорд?
– Ничего, – осознав, что невольно перешел на русский, что с ним случалось только в крайней степени возбуждения, проговорил он. – Пошли, говорю. – Он наклонился и двумя движениями разрезал бечевки, которыми к его ступням крепились деревянные плахи, чтобы уберечь от пагубного действия разбросанного во множестве «чеснока».
Анна встретила его, сложив руки на передничке, повязанном поверх простенького платьица, которые она предпочитала в быту, наряжаясь крайне редко и только по большим случаям, и невинно потупив взор. Едва взглянув на супругу, Андрей тут же пришел к выводу, что она сначала воспротивилась его воле, а затем решила разыграть из себя этакую невинность. Ну да ничего.
Новак едва сумел сдержаться, чтобы банально не наорать на непослушную женушку, и что его остановило, так и не понял. Ясно было одно: женщин и детей нужно немедленно отправлять в башни, на первый уровень, туда, где опасность была самой наименьшей. И делать это нужно было как можно быстрее: до рассвета оставалось совсем немного.
– Джеф.
– Я здесь, милорд.
– Женщин и детей – в башни.
– Есть, милорд.
– Маран, надеюсь арбалетов никто не потерял?
– Нет, милорд.
– Хорошо. Тэд.
– Я, милорд.
– Пойдешь старшим в восточную башню.
– Есть, милорд.
– Рон.
– Я, милорд.
– Западная башня. Распределите людей между собой.
– Яков.
– Я, милорд.
– Посмотри там среди оружия наемников: многие были вооружены такими же арбалетами, как у нас, да собери наши арбалеты и вооружи женщин. Из бойниц и они стрельнуть сумеют – глядишь, и попадут.
– Есть, милорд.
Хотя Андрей и говорил внешне спокойным тоном, не повышая голоса, все прекрасно понимали, что взбешен он сейчас не на шутку, во всяком случае, лицо его покраснело настолько, что это было видно даже при неверном лунном освещении. Лучше же всех это понимала его жена.
– А вас, леди Анна, я попрошу пройти со мной.
Сказав это, он размашистым шагом направился в сторону своей каморки. Анне ничего не оставалось, кроме как, потупившись, следовать за ним, едва поспевая и едва не переходя на бег.
– Что ты себе позволяешь?! – едва они оказались одни, набросился он на нее. – Я же велел тебе: никаких выкрутасов, собрать людей и идти на Бильгов, а вместо этого ты привела их сюда! Ты что, последний ум растеряла, женщина?!
– Андрэ, прошу тебя, сначала выслушай.
– Что?!! Что я должен выслушать? Что ты там еще напридумывала?!
– Андрэ, все не так, как ты подумал. Все было по-другому…
– Дьявол!!! – Но все же взяв себя в руки, он попытался успокоиться – во всяком случае, с голосом ему справиться удалось, и он, нарочито показывая свое спокойствие и клокоча внутри, тихо проговорил: – Хорошо. Говори.
Едва до него дошло то, что она рассказывала, как новая волна ярости охватила его. Он уже набрал в легкие воздух, чтобы вызвать к себе этого недотепу Брука, но повисшая на его шее Анна остановила этот порыв. Таким взбешенным своего мужа она не то что никогда не видела, но даже и не подозревала, что такое возможно: она всем своим существом вдруг ощутила, что над жизнью незадачливого оруженосца нависла нешуточная опасность, поэтому очертя голову бросилась на его защиту. Она даже и не подозревала, насколько была права. Жизнь Брука едва висела на волоске, так как только несколько часов назад он нечто подобное сделал с теми, кто посмел подвергнуть опасности его семью и людей.
– Милый! Андрэ! Нет! Ну подумай, в чем виноват Брук? Он просто мальчишка! Он не мог знать, что произойдет! Он просто пытался быстро выполнить твой приказ!
Андрей как-то сразу сдулся и устало осел на лавку. Действительно, если и был в этой ситуации кто виноват, так это он сам. Нельзя было посылать мальчишек с этим известием. Нужно было послать кого-нибудь из взрослых – откуда было знать этим, по сути, мальчишкам, что может произойти с людьми при известии о близости орков? Как бы то ни было, случилось то, что случилось. А Анна… Она сделала все верно. Если уж Маран и Грэг усомнились в том, что удастся оторвать мужчин от их семей, то скорее всего, так оно и было.
– Прости меня, Анна.
– Да за что же, Господи.
– За то, что не сумел защитить ни тебя, ни нашего малыша, ни людей, доверившихся мне.
– Не говори так. Ничего еще не решено. Мы еще живы, у тебя есть твоя дружина, твои вассалы, и они готовы драться.
– Крестьяне и ремесленники, – не скрывая горечи, проговорил он.
– Отцы и мужья, – пылко возразила она. – А за их спинами – их дети и жены.
Поход, который начинался столь удачно, обернулся неудачей – во всяком случае, именно так решил брат Адам, когда его путь в столицу закончился в провинциальном городе под названием Гибр. К тому же у него не было никакой надежды на то, что этот путь может быть продолжен.
Занимаясь разведением людей, его господин не собирался куда-либо отправлять своих быков-осеменаторов и практически постоянно пребывающих в состоянии беременности человеческих самок. Делом одних было своевременно покрывать самок, делом других – аккуратно выносить плод и родить здоровое потомство. И только это самое потомство вывозилось в столицу на торги, правда, не всегда: если покупатель находился прямо здесь и был готов платить по столичным расценкам, то товар можно было приобрести на подворье господина.
Его товар, как и товар других подобных торговцев, пользовался особым спросом, так как дети, взращенные в неволе, не знавшие человеческой ласки – их забирали у матерей, едва те выходили из грудничкового возраста, и воспитывали уже воспитатели-орки, – ценились особенно высоко. Эти рабы не знали воли, они не знали, кто они и откуда, они только знали, что всегда были рабами, и что это их судьба и иной не будет. Неведома им была и религия их родителей, хотя взрослым и не чинили препятствий в вероисповедании: дети их не были крещеными и знали только богов своих господ, а еще то, что над ними нет иных богов, кроме этих, для которых орки были детьми, а люди – рабами.
Можно было удивиться тому, что подобные работорговцы процветали: ведь далеко не единицы имели рабов обоих полов, но, как узнал инквизитор, обычным рабам хозяева попросту запрещали совокупляться друг с другом, ибо беременность портила внешность самок, что было недопустимо, учитывая особый статус рабов из людей. И мужчин и женщин, помимо хозяйственных нужд, часто использовали на пирах, для услады – такое не считалось изменой, а кто же захочет возлечь с рожавшей и уже успевшей потерять форму самкой? Также наличие рабов из людей указывало на статус хозяев: рабы были далеко не дешевыми, это как дорогое украшение или убранство дома.
Брат Адам был буквально взбешен этим обстоятельством, ибо как человек глубоко верующий не мог смириться с тем, что детей лишают благодати веры и что целые поколения взращиваются вне лона Церкви. Однако поделать он ничего не мог – не за этим он практически добровольно отправился в это опасное предприятие. Поэтому он вынужден был смириться и с тем, что нарушал обет целомудрия, и с тем, что его возможные дети родятся рабами.
Вынуждены были мириться с этим и женщины, хотя им-то как раз было куда труднее. Дитя, которое было частью их, у них отбиралось, и дальнейшая его судьба матери была неизвестна. Выжил ребенок или умер от какой болезни, продан уже или все еще находится на территории господского дома – все это было для них покрыто мраком. Поэтому среди женщин нередки были самоубийства или потеря рассудка, что, впрочем, было равносильно смерти, так как таких просто убивали: торговцам нужно здоровое потомство от здоровых самок. При этом не имело значения, была ли рабыня захвачена уже взрослой или взращенной в неволе – они одинаково тяжело переживали разлуку с детьми, что в немалой степени было удивительным для их господ.
Дело в том, что орки гораздо легче мирились со своим положением раба, ибо попавший в рабство полагал, что такое стало возможно только в результате того, что боги от них отвернулись, и они безропотно принимали их волю – настолько безропотно, что никогда даже не пытались бежать. Другое дело, если их кто-то освобождал – не имеет значения каким образом, в бою или посредством выкупа, – тогда они вновь расправляли плечи, ибо это был знак богов, показавших свое волеизъявление.
Тут нужно остановиться особо. Дело в том, что орк, попавший в плен, вел себя тише воды ниже травы, выказывая рабскую покорность. Но если, к примеру, на караван нападали его соплеменники, пытаясь освободить, то орк преображался и всячески старался вырваться из плена, так как боги явили ему шанс вновь обрести свободу. Однако если орк был уже заклеймен, то он и пальцем не пошевелит, чтобы вновь обрести свободу. Он будет просто наблюдать за происходящим, забившись в какой-либо угол. Если отбившие его не пожелают вернуть ему свободу, он покорно пойдет за новыми хозяевами и будет их верным рабом, ибо это его судьба. Только когда посторонний своими руками снимал рабский ошейник и срезал рабское клеймо, орк получал свободу – сам он этого сделать не мог, ибо только боги могли вершить судьбу. И так вели себя далеко не только женщины и молодняк, точно так же поступали и воины-ветераны. Именно поэтому попавших в плен старались как можно быстрее заклеймить и надеть на них ошейник.
Люди были иными. Некоторые из них пытались бежать, доставляя хлопоты своим господам, хотя ни об одном сбежавшем брат Адам не знал – возможно, и были такие, кто выбирался к людям, да только их судьба была предрешена. По возвращении их ждала только смерть. Большинство же мирилось со своей судьбой и бежать не пыталось, так как небезосновательно полагало, что дома их не ждет ничего хорошего, здесь же хотя и был рабский ошейник, но они были сыты и обихожены, так как хозяева проявляли заботу о своем имуществе. А потому, если орков никогда не охраняли, то людей запирали в бараках, отдельно мужчин и женщин, и выставляли охрану.
Две недели брат Адам провел в доме работорговца, всячески выказывая покорность своей судьбе, что не очень удивляло его господина, так как тому было известно, что этот человек из торговцев, а значит, практического склада ума, и этот самый ум должен был подсказать ему именно смирение. Все это время он пытался решить, казалось бы, неразрешимую проблему: как попасть в столицу, где он мог почерпнуть необходимые сведения? Однако решение в голову ему так и не приходило. Почему только казалось бы? Да потому что решение само пришло – в лице молодой, уже не раз рожавшей, но все еще привлекательной и стройной женщины, с которой он делил ложе вот уже третью ночь.
Орочьи самки могли забеременеть только в определенное время, не более двух недель – осенью или весной. У людей такой периодичности не было, вернее, она-то была, да только совсем отличной от них. Тем не менее орочьи медики прекрасно научились разбираться с физиологией людей. Кстати, нужно заметить, что смертность среди людей-рабов была куда меньше, чем среди свободных, и из детей если и умирал, то только каждый десятый, остальные выживали. Так вот они четко отслеживали циклы у человеческих самок и сами распределяли, когда, кому и с кем стоило совокупляться, следя при этом и за тем, чтобы потомство получалось крепким и здоровым, а таких могли родить только здоровые женщины и с полностью оправившимся организмом.
В эту ночь, как и в предыдущие две, к брату Адаму привели Алину. В плен она попала пять лет назад и уже успела родить и выкормить троих младенцев, – теперь медики решили, что ей пора вновь понести. Женщина приходила и, равнодушно раздевшись, ложилась на ложе, предоставляя возможность инквизитору делать свое дело. Однако деятельная натура дознавателя не давала ему покоя, а потому он всячески пытался ее разговорить. Когда она заявила, что направлена к нему не за этим, и что если она не понесет, то последует наказание, он успокаивал ее, говоря, что ночь длинная, а это дело нехитрое, так что времени хватит.
Растормошить женщину было весьма трудно, но ему все же это удалось – правда, только после того, как он пустил в ход все свое умение из прошлой жизни, когда он еще и не думал о постриге в монахи. Женщина вдруг осознала, что, кроме постылой обязанности, это может быть еще и приятным занятием. Вторая ночь это только подтвердила. А сегодня она переступила порог комнатки, где находился брат Адам, уже совсем другим человеком. На ее губах играла загадочная улыбка, а весь вид говорил о предвкушении чего-то нового. И инквизитор ее не разочаровал.
После того как они, мокрые и разгоряченные, наконец затихли на тюфяке, набитом свежей соломой, а Алина нежно прильнула к нему и оплела руками и ногами, ласково мурлыча от переполняющих ее чувств, в нем вновь проснулся дознаватель.
– И что, ты никогда не получала удовольствия, будучи с мужчиной?
– Нет. Сначала было просто больно, а потом никто и не пытался доставлять мне удовольствие, до тебя я и не подозревала, что это может быть так приятно.
– А сколько раз ты была с мужчиной?
– Ты у меня четвертый.
– То есть тебе удавалось побыть с мужчиной только тогда, когда хозяину нужно было, чтобы ты понесла? Тогда понятно. Ты просто не смогла распробовать, как это может быть хорошо, – с подначкой проговорил он.
– Вот еще. Я занималась этим гораздо чаще, но только не с людьми. Но ты… Ты просто чудо.
– Тебя приводили на пиры? – догадался Адам.
– Ну да. Знаешь, их мужчины ничуть не отличаются от наших, вот только их красная кожа и эти мерзкие рожи… А когда они залазят на тебя, то только и разговоров, что эти человеческие самки не так уж и плохи, вот только неумехи.
– Стоп. Ты что, знаешь их язык?
– Конечно. За пять лет-то и ты узнаешь. – Возразить было трудно, но только у него не было этих пяти лет.
– А скажи мне – что, орки из столицы бывали у господина?
– А как же!
– И на пирах они бывали?
– Нет, на пиры их господин не приглашал, – тут же разочаровала она его. – Те либо шибко мелки для господина, либо больно знатны и ни во что его не ставят.
– Но ты им прислуживала?
– Не. Только издали видела, а потом слышала, как слуги его разговаривали, гостей обсуждали.
– А кто же тогда на пирах-то бывает?
– Гости. Бывает, что родня, а бывает, и такие же торговцы рабами, как он.
– То есть те, кто так же разводит людей?
– Как это «разводит»? Что ж мы, скотина какая?
– Ну, пусть не разводят, но тоже позволяют нашим женщинам рожать?
– Ну да.
– А о чем они говорят на пирах-то?
– Ну-у, когда родня, то все больше о семейных делах – кто женился там, кому наследство досталось, у кого наследник родился. Причем сами говорят, а сами свое дело делают.
– А когда не родня, а такие же торговцы?
– Дак такое-то только один раз и было. Обычно если бывает, то один. А в прошлом месяце их собралось аж пять.
– А о чем говорили?
– А о чем еще могут говорить торговцы? О торговле. – Ласково мурлыкнув, женщина сладко потянулась, навалившись на мужчину, и полезла с недвусмысленными намерениями.
– Ты… того. Погоди немного, не могу я так быстро.
– А чего ж он-то?
– А у него голова дурная – сама не знает, чего хочет. Ты про торговцев давай. О чем они говорили, когда собрались?
– Говорю же тебе, о торговле, – обиженно буркнула Алина, – Старик там один был, седой как лунь, так тот сам меня того, а сам говорит, что скоро их дела совсем плохо пойдут – мол, их король победил всех своих врагов и сейчас с торговцев деньги собирает, чтобы войной на север идти, и с них деньги тянет, хотя им от той войны только разор, потому что цены на рабов упадут.
– А когда король собирается воевать-то, не говорили?
– Сказали, что, мол, этот год воины отдохнут после походов, а пока те отдыхать будут, король договариваться будет со степняками, чтобы дать им золото, чтобы те войску помехой не были, когда оно на север пойдет.
Брат Адам не мог поверить в свою удачу. Орки, подобно знати среди людей, ни во что не ставили простолюдинов, считая их тупыми и недалекими. Допустим, в отношении Алины орки и не ошиблись, да вот только глухой она не была и к тому же обладала неплохой памятью, а уж выуживать информацию дознаватель умел – это его профессия, как-никак. Конечно, война с королевствами людей была невыгодна тем торговцам, которые разводили людей как скот и имели на этом большую прибыль. Если император победит, то рабов будет столько, что цены на рынке резко обвалятся. Это сегодня раб-человек в несколько раз дороже орка, а как этих рабов станет много, то и разница в цене уменьшится, если вообще останется: рабов будет много, очень много. Считать, что орки ошибались в своих прогнозах, он не мог. Кому, как не им, которые могут пострадать в первую очередь от этой войны, знать, в каком состоянии сейчас находятся дела, по подготовке похода?
Выходит, когда он думал, что Господь отвернулся от раба своего, на самом деле он не только помогал, но и направлял его. Не нужно было ему в столицу. Все, что нужно, он узнал и здесь. Главное, за чем его посылали сюда, – это выяснить, существует ли опасность похода имперского войска в земли людей, и ответ ему теперь был известен. Орки придут. Не в этом году, но, возможно, уже в следующем. Времени не оставалось вовсе. Теперь нужно было думать над тем, как бежать отсюда, благо город находился не так далеко от границы. Если отряд под командованием сэра Андрэ сумел остаться незамеченным в этих степях, то он один справится с этим и подавно.
