Глава двадцать вторая

Как только стало светать, а из багровой тучи низверглись лавины чуть ли не убийственного града, вещательные громкоговорители единовременно разбили сравнительную утреннюю тишину. Туман только рассеивался, проваливаясь в канализационные решетки и втягиваясь опять на небо, а четкие, раздельные слова полковника Зар Де Кле уже разносились над позициями десантников вторжения.

Каждое слово, каждое предложение оказалось выверенным, правильным и доходчивым. В конце прозвучал приказ немедленно прекратить все боевые действия и приступить к сдаче оружия. Недовольных или противящихся приказу уничтожать на месте или пленять насильно.

Затем те же самые слова прозвучали на главном языке королевства Пиклия.

После чего оба варианта обращения уже транслировались беспрерывно.

И буквально через пять минут после выдачи приказа на двух языках показались белые флаги и первые покинувшие свои позиции с поднятыми руками пиклийцы. Они шли по колено в ледяной крошке, обходя по дороге наиболее высокие сугробы из крупного града. И по тому, как сдающиеся десантники посматривали с опаской на небо, казалось, что они мечтают оказаться как можно дальше от этого атмосферного бедствия. Последняя бомбардировка градом и в самом деле была едва ли не самой убийственной для тех, кто оказался на открытых пространствах.

Еще через полчаса, в течение которых в некоторых местах началась и сразу умолкла усиленная перестрелка, капитуляция интервентов приняла массовый характер. Разве что на четверть часа сдача прекратилась по причине новых осадков и тумана из багровой тучи. А на освобождаемые позиции стремительной рекой спешили подразделения оилтонской армии. Причем в первых рядах двигали саперы с боевыми роботами-установками. Хоть от пиклийцев и слышались заверения, что здания разминированы, а заложники отпущены на свободу, предосторожности по этим вопросам предпринимались огромные. Следом за армией в город вошли бронетанковые войска. За ними огромные вездеходы, предназначенные для десанта. Именно на них стали массово вывозить из столицы раненых, женщин и детей. Все-таки багровое облако до сих пор не вызывало к себе доверия, а многие ученые так до сих пор окончательно не определились, что от атмосферной аномалии ожидать. Вдруг осколки Лунманских прыжков осядут вниз и начнут затягивать в свои глубины высотные здания? Вдруг потом и до меньших зданий очередь дойдет?

В общем, первые этапы эвакуации начались немедленно.

Через полтора часа бронетехника достигла центральной части города. А еще через полчаса в плен сдались командиры сил вторжения, генерал и оба его заместителя. Причем этому очень способствовал прямой разговор начальника особого отдела с самим генералом. В разговоре Зар Ди Кле рассказал открыто про якобы чудесные капсулы спасения, обещанные своим лживым родственником, и о том, что три единицы этого чуда научной мысли должны прибыть за высшими войсковыми командирами. Генерал только посмеялся над этим и признался, что король Моус Пелдорно и словом не обмолвился о шансе на спасение. Только и требовал, чтобы каждый солдат сражался до последнего патрона и последней капли крови. Такого нигилизма к своим воинам командир десантников не поддержал. И даже пожалел, что не сам лично дал приказ о капитуляции.

Ближе к полудню поток воинов дивизиона затопил площадь Петрокса, и над ней грянуло дружное, расслабленное и выстраданное «ура!». Почти трое суток кровавых, изматывающих боев остались позади, и пришла пора оплакивать павших, а потом и чествовать выживших героев. Полицейские, отряд Парадорского, воины народного ополчения устроили на площади непроизвольный митинг, в котором радость победы перемежалась слезами о невозвратимых утерях. Очередной град разогнал всех в здания, и уже там коллеги по оружию открыто и без всякого стеснения поздравляли героев обороны. Среди них оказался и майор Минри Хайнек собственной персоной. Он обнял по-братски не только Тантоитана, но и всех остальных его товарищей, а потом как-то странно прикипел с разговором к капитану Ланьо. Да так и не отходил от последней больше чем на три шага в сторону. Скорее всего, заместитель командира дивизиона вознамерился выведать именно у девушки все подробности геройских деяний команды Парадорского.

Только вот самому Тантоитану подобное внимание к его невесте не очень понравилось. В один из моментов он попытался приказать Клеопатре, чтобы она следовала только за ним, запоминая и записывая мелкие поручения, но был весьма удивлен раздавшимся отказом:

— Да нет, я ногу сильно натерла, еле передвигаюсь, так что я тут с майором пока пообщаюсь.

При этом она хоть и вздыхала, но постаралась подбодрить своего любимого улыбкой, словно намекая: все хорошо и обо мне не беспокойся. Но когда бравый герой через полчаса опять вернулся в штабную комнату, то был ошарашен неожиданной новостью: почти все женщины отряда, а с ними и капитан Ланьо были эвакуированы из столицы по распоряжению самого императора. Конечно же, изворотливого солдафона Хайнека тоже не оказалось в здании, ему якобы поступил приказ сопровождать героинь лично.

Танти не просто расстроился, он очень сильно расстроился. Еще и на ни в чем не повинного Гарольда наорал, который, прыгая на одной ноге, сразу же появился в штабе:

— Да что это такое творится?! Ты куда смотрел?! Раненых до сих пор не эвакуировали, а вот за женщин смотри как они распереживались! Такое впечатление, что для Хайнека или маркиза Грока они не меньше чем родные сестры и любимые дочери!

— А чего ты на меня орешь? — поднял свои плечи старый друг. — Я-то чего недоглядел? Да если бы твоя Клеопатра не захотела уехать, ее бы и танком не уволокли. А значит, и в самом деле последовал приказ из самого верха.

— О-ох! Я сейчас им всем…

После этих слов рассерженный майор бросился к краберу и стал немедленно требовать связи и с Серджио Капочи, и с маркизом Гроком. Но увы, война кончилась, и это стало понятно уже через полчаса бесполезных восклицаний и ругани. Никто ни с кем соединять не спешил, и какие-то мелкие штабные офицеры отфутболивали настырного героя друг к другу, нисколько не стесняясь врать в глаза, что командир дивизиона вообще недоступен для связи. А маркиз Грок и того личность, стократно больше занятая свалившимися на столицу бедствиями. Так что не обессудьте, рады бы помочь, но…

Только после этого Тантоитан выяснил, что во время его беготни по дому и к полицейскому блокпосту увезли в неизвестном направлении и обоих плененных полковников.

— Нет, ну ты посмотри! — возмущался он уже среди большинства собравшихся вокруг товарищей. — Мы горбатились, таскали на себе тела и допрашивали, лишая себя сна, а тут кто-то приехал на все готовое, забрал, а меня как командира, отвечающего за пленных, даже не поставили в известность! Это же наглость! Неслыханная и несправедливая! Пожалуюсь самому императору!

— Э-э-э, когда ты его еще теперь увидишь, — протянул совершенно расслабленный Алоис. Его кто-то угостил крепким напитком из своей фляги, так что он время от времени то впадал в дрему, то порывался петь бравурные песни. — Разве что когда нам будет вручать награды его императорское величество, вот тогда и сможешь пожаловаться, не раньше.

Тут же разговор перешел на возможные награды и их примерный уровень, а мысли Тантоитана переключились на это дело полностью. Он сразу засел за составление списка представляемых к наградам, который у него получился невероятно длинным и начинался именем самого юного, десятилетнего героя. Правда, кроме имени Михаил, там ничего не стояло, но остальные данные были приписаны сбоку, и по ним разыскать мальчика будет не сложно.

Также в списке оказалась и масса гражданских лиц, которые своим беспримерным героизмом помогли приблизить общую победу над врагом. И на одном из первых мест красовалось имя Освалии Эроски. Бодрая тетушка собственноручно пристрелила из своей снайперской винтовки трех человек вражеского пулеметного расчета, тем самым сорвав прикрытие очередной атаки противника. И для этой женщины Парадорский ходатайствовал ни много ни мало: высшую награду империи, Изумрудный Листок. А чтобы канцелярские чинуши меньше чинили препятствий, а сам император не смог пойти на попятную, дописал, что уже сам осмелился наградить героиню тем орденом, который у него имелся по праву героя хаитанских событий.

За этими делами пролетел еще час, и горячий обед, доставленный из прибывших походных кухонь, показался фантастически вкусным и невероятно своевременным. После приема пищи наконец-то эвакуировали и всех раненых товарищей, после чего командир со спокойной совестью позволил себе поспать вместе с оставшимися в строю воинами.

Ну а когда окончательно стемнело, атмосферная аномалия в своем действе достигла невероятных сил и страшных преобразований. Молнии и сопровождающий их грохот разбудили даже тех, кто на радостях изрядно напился алкоголем. Ну а удары громадных глыб льда, достигающих в диаметре до полуметра, и в самом деле напоминали жуткую бомбардировку. Причем туман с градом продолжался не привычных четверть часа, а почти всю ночь. И только к утру город стал затапливать обильный ливень. А затапливать потому, что на всех улицах лед лежал почти двухметровым слоем. Такого удара разбушевавшейся атмосферной стихии в летописях планеты не существовало. И это еще хорошо, что вся столица с пригородами возлежала на возвышенностях, которые, в свою очередь, стояли на слегка наклонном плоскогорье. Иначе пришлось бы отстраивать город заново.

И так треть зданий оказались с проломленными весом льда крышами, а то и несколькими значительно пострадавшими верхними этажами. И в дальнем пригороде, с южной стороны города, практически начисто снесло страшным селевым потоком не просто несколько поселков, но и десятка два крупных замков, дворцов, а то и дворцовых комплексов. Хорошо, что оттуда еще накануне успели эвакуировать всех жителей до единого. Все-таки основные предсказания ученых и синоптиков сбылись. И в ночь с седьмого на восьмое июля багровая туча как таковая перестала существовать. К утру над частично разрушенным городом висели лишь белые дождевые облака, а к обеду неожиданно поднявшийся сильный ветер значительно разогнал и эти остатки атмосферной аномалии. И Старый квартал осветился первыми лучами Миндаля.

К тому времени уже окончательно стало ясно, что багровое облако рассосалось и бояться его больше нечего. А когда с неба опустились первые грузовые автоматические флайеры, открылось и воздушное сообщение. На улицы города ринулись аварийные роботы и роботы-уборщики, а оставшиеся в своих домах горожане уже не желали эвакуироваться даже после настоятельных просьб. По мере своих сил и возможностей горожане первым делом отдали дать павшим родственникам, погибшим как на баррикадах Старого квартала, так и от рук агрессора при боях и массированных минометных обстрелах. Жертв оказалось слишком много, и в течение еще двух последующих суток скорбные дымы вились над зданиями городских крематориев, а в дальние пригороды, где находились стены с погребальными урнами, тянулись похоронные процессии.

Да и по всей Оилтонской империи был объявлен трехдневный траур. Оплакивали павших воинов, скорбели по невинно пострадавшим жителям и гостям столицы, поминали тех, кто с оружием в руках пал на баррикадах.

А потом Старый квартал начал свое восстановление.

Несмотря на многочисленные жертвы, коснувшиеся очень многих семей, горожане постарались окунуться в заботы с головой. Ведь как бы ни было прискорбно прошлое, трудно настоящее, все верили в счастливое будущее.