Первых беженцев-вастов друзья встретили на третий день. По расчетам Лукуса, до Лингера оставался еще день или два пути. Уйдя с дороги на Эйд-Мер, уже к вечеру друзья достигли цепи невысоких холмов, трава на которых была чуть ниже, чем на обильных лугах, еще через день выбрались на плоскогорье, покрытое солончаками, пересекли дорогу на Лингер, вновь окунулись в море травы и уже собирались так и держаться чуть южнее тракта, когда заметили группу людей.

— Васты, — с ненавистью прошептал Дан, узнав округлые остроконечные шапки и длинные, разрезанные от колен халаты.

— Трое мужчин, пять женщин, дети, — покосившись на мальчишку, перечислил Лукус. — Еще кто-то на телеге.

— Вперед, — скомандовал Хейграст. — Нужно переговорить с ними.

Завидев незнакомцев, путники остановились, мужчины бросились к телеге и замерли возле нее с копьями. Женщины и дети попрятались за их спинами. Лукус придержал коня, что-то крикнул по-вастски и поднял руку. Хейграст взглянул на потрескавшиеся губы детей, на изможденные лица женщин, отчаявшиеся глаза мужчин, молча спрыгнул в степную траву, снял с коня бутыли с водой и поставил их на неуклюжую двухколесную повозку. На разноцветных пыльных мешках лежал старик, он приподнял голову, прищурился, щелкнул пальцами. Один из мужчин тут же начал развязывать пробку. Двое других смотрели на Хейграста с недоверием. У одного из них была перевязана рука.

— Мы не воины, — проскрипел на ари старик. — К этим копьям не притрагивались руки нескольких поколений в моей семье. Они не выручили нас. Если бы не собака…

Он закашлялся. Вперед вышла седая женщина, она подставила под струю воды чашу, дала глотнуть старику, потом передала ее детям.

— Ты что-то сказал о собаке? — спросил нари.

— Собака была у родника. В Лингере, — продолжил старик. — Она лежала в траве. Мы подошли набрать воды. Я немного знаю эти места, лошадей гонял в Сварию на продажу. Дети отошли в сторону и увидели пса. Он был размером с лошадь. Тяжело дышал. Ранен. Здесь и здесь, — ткнул себя в лоб и в грудь васт. — Жена хотела подойти ближе, — старик показал на женщину с чашей, — но пес зарычал. А потом спас нас. Налетели серые. Я уже слышал о них. Они убивают всех, кого встретят на равнине. Говорят, иногда с ними даже бывают архи. Серых было четверо. Они легко убили двоих моих сыновей, ранили третьего, разрубили наши бурдюки с водой, когда пес бросился на серых. В одно мгновение он разметал их и вновь ушел к роднику.

— Почему вы не взяли доспехи серых и их оружие? — спросил Хейграст.

— Нельзя, — опустил голову старик. — Мы не можем прикасаться к чужому оружию. Оружие васта должно быть выковано вастом. Иначе оно принесет зло.

— Вот он из Лингера, — показал Хейграст на побледневшего Дана. — Четыре года назад васты уничтожили городок, убили мать, отца, всех жителей. Он уцелел чудом. Наверное, оружие, которым васты убивали его родителей, было выковано чужими руками? Или оно принесло ему добро?

— Я не воин, — дрожащими губами произнес старик. — Мои сыновья не воины. Мы разводили лошадей, обрабатывали землю. Наш дом стоял недалеко от Горячего хребта. Четыре года назад тану вздумалось напасть на лигских нари. Его воины перешли через перевал, но не смогли взять ни один бастион горных жителей. Наоборот, вскоре нари погнали вастов со своей земли, несколько отрядов прогулялись и по вастским землям. Один из их отрядов сжег наш дом. Наших коней увели в Лигию. А три года назад лигские нари и вовсе выбили вастов с перевалов. Мы перебрались ближе к Азре. Стали строить новый дом, работали день и ночь, чтобы не стать нищими. А теперь вновь бросили все, идем в чужую землю, чтобы сохранить моих внуков. В чем ты хочешь обвинить меня? В том, что, утершись от плевка нари, вастский тан отправил воинов вымещать злобу на жителях равнины? Так мало кто тогда выжил и из вастов, их порубили свары у оборонной стены.

— А ты хотел, чтобы их встретили сварскими булочками? — спросил Хейграст.

— Я всегда хотел, чтобы землю орошала вода, а не кровь, — прошептал старик. — Васты продолжают платить за свои дела. Лигские нари спускаются с хребта. Говорят, что мертвая колдунья ари властвует над войском. Они движутся медленно, все уничтожая на своем пути. Скоро сметут с берега Индаса и Азру. Лиги простых вастов сейчас бегут на запад, а здесь их убивают серые. Не думаю, что и стена сваров защитит нас. Это ли не плата?

Нари молча запрыгнул на коня, отъехал на пару дюжин шагов, оглянулся и крикнул:

— Рано или поздно твоим сыновьям придется становиться воинами, нельзя отступать бесконечно.

Повозка заскрипела дальше. Хейграст отвязал от седла пику, бросил ее Баюлу.

— Коротковата немного, но лучше, чем ничего. Управишься?

— Для меня, пожалуй, еще и длинновата, — пробормотал банги. — Управлюсь. Особенно если покажешь, как это делается. Вот этой частью явно надо тыкать. А этим лепестком что? Выковано на совесть! У каменщиков такими штуками старую кладку разбирают, правда, не блестят они, как эта пика.

— Если бы ты знал, как близок к истине, — горько усмехнулся нари.

На отряд серых друзья наткнулись через два дня на окраине Лингера. Лукус, как обычно, встал на спину коня, разглядел среди бурьяна остатки городка и тут же спрыгнул вниз.

— Серые. Восемь шлемов над травой. Движутся по тракту от Эйд-Мера.

— Возьмем их, — стиснул зубы Хейграст. — Хотя бы одного живым.

— Нари! — поднял брови Баюл. — Их в два раза больше, чем нас!

Хейграст бросил на возмущенного банги мрачный взгляд, повернулся к Лукусу:

— Спешиваемся и идем вон к тому взгорку. Алатель поднимается, будет их слепить. Если хотя бы троих снимете с Даном стрелами, справимся. Ты как, парень?

Мальчишка кивнул. Он вновь почувствовал дрожь в руках, но холодной ненависти было больше. За эти два дня они натыкались на мертвых, изувеченных вастов — стариков, женщин, детей — четыре раза.

— Я в порядке, — сказал Дан.

— Лошадей оставим здесь, не мастера мы для конного боя. — Хейграст повернулся к банги: — Быстро спутай им ноги — и за нами. Не медли! Дана тебе доверяю. Вперед не суйся, и чтоб со спины никто к нему не подступился!

Баюл хотел что-то сказать, но только сглотнул, вытер мгновенно вспотевший лоб и мигом сполз в траву.

— Ну? — оглядел друзей Хейграст. — Саша да Тиира сюда, совсем легко было бы. Да и Швар с Титуром не помешали бы. Линга. Но и без них команда у нас приличная.

— Когда будешь уверен, что попадешь? — прошептал Лукус. Присев в густой траве, они с Даном высматривали приближающихся воинов.

— Наверняка надо бить, — покачал головой мальчишка. — Пять дюжин локтей, не дальше.

— Согласен, — задумался белу, машинально вытягивая стрелу из тула. — Ветра нет, но рисковать не стоит. Отсюда до тракта еще меньше будет, вот как поравняются с нами, встаем и стреляем. Идут друг за другом. Я начинаю с последнего, ты с первого. Да, нари не зацепи, он в траве в дюжине шагов перед нами!

— В Эйд-Мере не зацепил, — сжал зубы Дан.

— Здесь времени еще меньше будет, — строго ответил Лукус.

Серые не шли. Они легко бежали друг за другом. Не таились. Чувствовали себя хозяевами и не растерялись, когда на взгорке над травой появились два маленьких лучника, и первый и последний из серых с хрипом в пронзенном горле повалились в пыль. Мгновенно блеснули лезвия клинков, один из врагов выхватил самострел, и, уже выпуская вторую стрелу, Дан понял, что ошибся, выбрав с Лукусом одну цель. Арбалетчик получил сразу две стрелы, а оставшиеся пятеро мгновенно ринулись вперед, прикрывая лица латными рукавицами. Чувствуя пробивающий его пот, Дан выпустил еще стрелу, с ужасом увидел, что она отлетела от доспехов, и, уже выхватывая меч, понял, что Лукус подстрелил еще одного, пронзив пущенной по траве стрелой кожаные поножи. Вой раненого серого слился с ревом Хейграста, который вдруг появился из травы, пригвоздил мечом рукавицу к лицу одному из воинов и едва успел уйти от удара второго. Где-то рядом заскрежетал меч Лукуса, а над самим Даном взлетел клинок самого крупного из серых. И, понимая, что ни достать, ни опередить врага он уже не сможет, Дан вскинул руку с мечом вверх, ожидая, что будет разрублен чудовищным ударом вместе с показавшейся вдруг такой нелепой сварской кольчугой, отцовским мечом и мгновенно улетучившимся мужеством. Но над головой вдруг раздался сухой щелчок, и удар неожиданно показался слабым, а сам воин изогнулся, захрипев, и упал в траву.

— С почином, — закашлялся, поднимаясь из травы у ног Дана, Баюл. Покачав головой, банги подошел к трупу и с трудом выдернул у него из промежности пику.

Дан оглянулся. Лукус вытирал клинок травой. Хейграст, покачиваясь, шел к мальчишке. Рукой он зажимал левое плечо.

— Быстрее! — заорал Лукус, подскакивая и начиная сдирать с нари кольчугу. — Баюл! Мешок мой сюда! Бегом!

Хейграст болезненно поморщился, с трудом поднял раненую руку, освободился от кольчуги, вновь покачнулся и опустился на колени. Лицо его бледнело на глазах. Плечо было рассечено почти до локтя. Темная кровь лентой сбегала к запястью и тяжелыми каплями падала в траву.

— Хорошо, что не толчками, — прошипел Лукус, выхватывая из мешка какие-то снадобья.

— Почему? — растерянно пролепетал банги.

— Быстрее! — зарычал на него белу. — Руку ему подними! Вот так… Выпрями! Держи!.. Потому… Плохо, когда кровь толчками выходит.

— Не кричи, белу, — очень тихо, но спокойно сказал Хейграст. — Хорошая сталь у этого серого… была. Кольчугу рассек. Что там?… Кость? Сухожилия не задеты?

— По-моему, нет, — процедил сквозь зубы Лукус. — Но на этой войне о левой руке можешь забыть!

— Очень хорошие бойцы, — покачал головой Хейграст. — Наглые только. Будь осторожней, разделали бы нас как малов в клетке. Если бы я первого с одного удара не взял, вдвоем порубили бы меня. В другой раз я еще подумаю, прежде чем рисковать.

— Не будет другого раза! — рявкнул Лукус. — Свяжу по рукам и ногам и рот кожаной ниткой зашью.

— Как скажешь, — негромко засмеялся Хейграст. — А ты, банги, тоже с нари начал?

Дан взглянул на поверженного воина. Из-под съехавшего шлема выглядывала зеленая кожа.

— Так насчет того, чтобы сортировать, указаний не было, — замялся банги.

— Брось, — прошептал, кривясь от боли, Хейграст. — Дайка мне воды. Много воды… Пить очень хочу. Потом иди к раненому. Только будь осторожен. У него как раз кровь толчками. В бедро стрела попала. Молодец белу… Да пику травой протри!

Хейграст жадно выпил одну чашу воды, вторую, улыбнулся в ответ на тревожный взгляд белу.

— Лукус молодец! Хорошо фехтовал сегодня. Не ожидал серый, что у белу рука во все стороны сгибается. А Дана ведь отец его спас!

Услышав об отце, мальчишка вздрогнул и тут только понял, что так и стоит на чуть согнутых ногах, опустив меч в траву.

— Дай клинок, — попросил Хейграст. — Смотри-ка! Ни зазубринки! А твой, Лукус, менять придется. Перековывать я не возьмусь.

— Ничего, — вздохнул, успокаиваясь, белу. — Теперь выбор оружия большой. И бесплатный. Выпей это. Жечь глотку будет, но придется потерпеть. Иначе рука может воспалиться.

— У меня вот здесь воспалилось, — потер нари здоровой рукой грудь. — А зря. Давай свое снадобье. Так… Да что это?! — Он едва не поперхнулся с первым же глотком. — Это же огонь в жидком виде!

— Пей, зеленка элбанская! — Лукус насильно опрокинул в рот Хейграсту снадобье, тут же поднес воды: — Запей, а то и правда сожжешь себе нутро.

— Если ты на этой войне выживешь, — просипел, хватая ртом воздух, нари, — тогда я убью тебя, белу, собственноручно! За пытки и издевательства.

— Если выживу, согласен, — серьезно ответил Лукус.

Дан с трудом попал мечом в ножны и взглянул на поверженного нари. На кожаных штанах его расплывалось бурое пятно, в руке был зажат обломок меча. Отсеченный на ладонь выше гарды клинок валялся тут же.

— Хейграст, — подал голос Баюл, — ты можешь подойти сюда?

Раненый серый, тяжело дыша, скорчился в траве. Лицо его побледнело, штаны тоже пропитались кровью, но взгляд судорожно метался с подошедших друзей на меч, придавленный ногой Баюла, и обратно. Слабеющими пальцами он зажимал рану. Лицо Лукуса побелело, пересохшими губами он потребовал на ари назвать воина свое имя. Затем повторил то же самое на других языках. Когда зазвучал валли, воин нахмурился, но затем мотнул головой и с ненавистью выкрикнул несколько гортанных слов. Белу мгновенно выхватил из-за пояса нож и, пробив кольчугу, пронзил раненому сердце. Серый забился в судорогах и затих.

— А вот это хорошая сталь, — негромко заметил Хейграст.

— Как же так? — упавшим голосом пробормотал Баюл. — Он же не мог сопротивляться!

— А они могли? — вдруг выкрикнул белу, наклонился, сорвал шнур с шеи мертвого воина и встряхнул перед лицом опешившего банги ожерельем из нескольких дюжин высушенных ушей.

Баюл покраснел, развернулся и пошел к лошадям.

— Дан, — еле слышно бросил, покачиваясь, нари, — мне бы руку бечевой к шее прихватить, да водички еще чаши две или три — белужский пожар залить… И вот еще. Я у одного из этих самострел видел. Прибереги. Будешь учить меня стрелять.

— Они устроили здесь мертвецкую! — прошептал Лукус, зажимая нос.

Над уничтоженным городком, от домов в котором остались только кучи закопченных камней, стоял запах разлагающейся плоти. Тут и там в бурьяне лежали вздувшиеся, порубленные на куски трупы, разоренный скарб, обрывки одежды. С жужжаньем в воздух поднялись мухи.

— Перекресток, — сказал Хейграст, с трудом сползая с коня. — Это дорога на Эйд-Мер, это — на Азру, это — на Кадиш. А вот и на Индаин. Почти полтора варма ли отсюда до Индаинской крепости. Дорога свободной должна быть… теперь. Здесь они беженцев и встречали. И могильщиков подстреливали, — он кивнул в сторону нескольких убитых птиц, — чтобы не выдавали.

Дан оглянулся на юг. Пыльный тракт, петляя между холмов и взгорков, устремлялся к горизонту. Скоро над ним поднимется полуденное марево, и он будет совсем похож на ту волшебную дорогу из детства, по которой можно было попасть в дальние страны, — например, сесть на корабль и поплыть в далекий Глаулин к дяде Форгерну. Только совсем не напоминало мальчишке это место родной Лингер. От города не осталось ничего.

— Эти восьмеро явно шли или на смену, или в помощь, — заявил Лукус, оглядываясь. — Осторожность не помешает. Надо осмотреться.

— Чего тут осматриваться? — не понял Баюл. — Уходить отсюда надо!

— Уйдем, — согласился Хейграст. — Чуть позже. Надо найти источник, наполнить бутыли водой. Неплохо бы подобрать какие-нибудь бурдюки. Давай-ка, Баюл, меньше принюхивайся, бери Глупыша, привязывай к нему убитых серых и по одному — по два волочи сюда. Сложим на перекрестке.

— А остальные? — спросил Лукус.

— Нет, — покачал головой нари. — Это уже война, и мы не в похоронной команде. Эл-Айрану нужны наши мечи, а не лопаты. Дан, где стоял твой дом?

Мальчишка вздрогнул, словно окрик разбудил его, растерянно оглянулся, дрожащей рукой махнул в сторону:

— Там. У колодца… Во дворе каменный колодец. У нас был колодец…

— Показывай, — сказал Лукус, беря под уздцы коня Дана. И мальчишка пошел. По бурьяну, вымахавшему в узком прогоне между бывшими домами городского старосты и трактиром. Через двор горшечника, где он проводил все то время, когда не был занят в отцовской кузнице или не рубил со сверстниками деревянными мечами колючую траву за полосой огородов. По глиняным черепкам к дому скорняка, на пропитанную солями землю во дворе которого еще варм лет не покусится ни одна травинка. Наконец под ногами захрустели крошки отработанной руды.

— Вот… — показал Дан. — Вот остатки колодца. Он обрушился. Здесь был дом. Здесь кузня. Здесь горн. Здесь плавильня… Здесь… Здесь яма, которую отец выкопал для отжига, песка. Тут я их и похоронил. Потом притащил разбитый гончарный круг, положил сверху.

Мальчишка сел на камни развороченной плавильни, поднял голову. Хотелось заплакать, но в глазах стояла противная, невыносимая сухость.

— Закончится война, — сказал Лукус. — Ты станешь настоящим воином. Найдешь красивую девушку. Такую, как Линга.

— Или как Райба, — подал голос Хейграст, ковыляя по остаткам кузни.

— Или как Райба, — кивнул Лукус. — Приедешь сюда и заново построишь дом. На том же самом месте. И кузню поставишь. А на могиле родителей посадишь ланд. Я выхлопочу для тебя саженец у бургомистра Эйд-Мера.

— Потому что бургомистром после Огана будет или Бродус, или Чаргос, или Скиндл, или Негос, — добавил Хейграст.

— Или кто-то еще из достойных элбанов, выживших в войне, — продолжил Лукус. — У тебя появятся дети, ты состаришься и будешь приходить к ланду и разговаривать с отцом и матерью.

— Возьми. — Хейграст выковырнул из земли носком сапога средний молот без рукояти. — Может оказаться, что эта штука будет тебе дороже отцовского меча.

— Хорошо, — кивнул Дан, поднялся, прихватил шнуром молот к поясному ремню, огляделся и тяжело вздохнул: — Родник там, под косогором. Где кусты.

— И здесь трупы серых, — заметил уже с тропы Лукус. — И еще один самострел. Пожалуй, возьму для Баюла, может, пригодится. Здесь четверо, бурдюки с водой. Нари, а между прочим, серые-то действительно, как бы это сказать, придушены. И следы зубов имеются…

— Дан, — вдруг негромко позвал мальчишку Хейграст из бурьяна, — иди сюда.

Дан еще раз бросил взгляд на истерзанные тела и подошел к нари. У его ног головой на почти дочиста обглоданном лайне, повиливая хвостом, лежал Аенор. Увидев мальчишку, пес с трудом поднялся на израненных лапах, шагнул вперед и осторожно ткнулся горячим носом в плечо Дану. Мальчишка замер. На какое-то мгновение ему показалось, что именно здесь, у пепелища его сгоревшего дома, ждало единственное оставшееся родное существо, и он прижался к морде пса щекой.

— Осторожно! — прикрикнул Лукус. — Он весь в ранах! Я вообще не знаю, как он стоит. Бока ввалились!.. Не покусился, значит, пес на мертвечину? А ведь хорошо это, Дан. Очень хорошо! Только лечить теперь его придется. Что скажешь, нари?

— Что тут говорить? — прошептал Хейграст. — Надо место подыскивать для стоянки. Мы друзей в беде не бросаем.

Дану и Баюлу все-таки пришлось сделаться могильщиками. Сложенных на перекрестке серых Лукус осыпал травой, отгоняющей мух, остальные трупы, которых набралось больше двух дюжин, спутники опустили в найденный на руинах дома старосты подвал и засыпали. И все равно сладковатый запах стоял в воздухе. Ночью в укромном месте за косогором друзья развели костер. Еще днем Лукус тщательно исследовал руку Хейграста, зашил рану, смазал повреждения Аенора. Вечером того же дня пес попытался изображать бег и прыжки, а нари стало хуже. Хейграст лежал в тени натянутой ткани и бредил. Утром Лукус сел на коня и хмуро бросил, что постарается к вечеру привезти спасительную траву. А в полдень через Лингер потянулись васты. До вечера прошло не меньше дюжины семей. Все они с удивлением рассматривали огромного пса, сидящего у дороги, и двоих странных воинов, результаты воинской доблести которых, как казалось беженцам, возвышались на перекрестке.

— Что с Азрой? — крикнул Дан, когда мимо проскрипела очередная повозка.

— Пока держится, — ответила одна из женщин. — Если два таких славных воина, как вы, отправятся туда, может быть, у нее появится надежда.

— Первый раз в жизни греюсь в лучах незаслуженной славы, — толкнул локтем мальчишку Баюл. — Поверишь, с каждым мгновением все больше и больше начинаю уважать сам себя.

Дан промолчал. Он вовсе не думал о славе или о том, каким воином со временем станет. Постепенно эти мысли растворились сами собой. Сейчас ему больше всего хотелось, чтобы войны не было. Чтобы у него появился свой дом. Чтобы Хейграст не лежал, тяжело дыша, на тонком войлоке, а с широкой улыбкой стучался к нему в двери, чтобы посидеть за чашкой горячего ктара и вспомнить, как они вместе все это пережили.

— Ты чего молчишь? — вновь подтолкнул мальчишку банги.

— Я пойду на косогор, — очнулся Дан. — А ты присматривай за Хейграстом.

— А ты уверен, что твоя собачка меня не съест? — крикнул вслед ему Баюл.

Лукус появился под вечер. Он передал измученную лошадь Баюлу, подошел к нари, потрогал лоб, шею.

— Ну ты как, зеленокожий?

— Отлично, — еле выговорил Хейграст. — Дан и Баюл ухаживают за мной, как за капризным цветком. Какие новости?

— Есть и новости, — кивнул белу, — но сначала съешь это. Лукус высыпал на ладонь нари горсть красных ягод.

— В прошлый раз ты сжег мне глотку, — попытался пошутить Хейграст. — Вероятно, теперь у меня вырастут рога.

— Да, демона нам не хватает, точно, — скривил губы Лукус.

— Кисленькие, — улыбнулся Хейграст. — Кстати, кто тебе сказал, что у демонов бывают рога? Ты их видел? Вот у Саша рогов не было. Слушай, глаза слипаются! Как называются эти ягоды?

— Бусы болотной ведьмы, — ответил Лукус.

— Так ты добрался до южной топи, белу? Ты…

— Что с ним? — спросил Дан.

— Он уснул, — ответил Лукус. — Теперь остается только молиться Элу.

— Что это за средство? Помнишь, ты давал Сашу отвар корня синего ручейника?

— Хейграсту он тоже не помешал бы, — кивнул Лукус. — Но у меня его больше нет. А до Вечного леса далеко. Да и там не так легко отыскать корень. Ведь я могу бродить только у кромки леса, войти туда нельзя.

— Кто-то не пускает? — не понял Дан.

— Вот именно, — что кто-то, — усмехнулся белу. — Ничего. Это лекарство не менее действенное, пусть и очень опасное.

— Опасное? — удивился мальчишка.

— Очень, — кивнул Лукус. — И чем элбан сильнее болен, тем оно опаснее. Эти ягоды очень редки. Я прыгал как кесс-кар с кочки на кочку, чтобы собрать маленькую горстку, но здоровый элбан, съев эти ягоды, ничего не почувствует. Разве только свежесть в голове появится. Они опасны для тех, кто на грани смерти, хотя порой только эти ягоды и могут спасти умирающего.

— Не понимаю, — мотнул головой Дан.

— Корень синего ручейника дает силы, восполняет их, поддерживает, — объяснил Лукус. — А ягоды, которые васты называют «бусы болотной ведьмы», забирают силы. Но забирают их не просто так. Они заставляют каждую частичку твоего тела трудиться. Представь, что ты сам крепость. Так вот эти ягоды ставят на ее защиту все население, включая грудных младенцев. Нет непобедимых крепостей, но если падет такая, значит, в ней погибли все до последнего защитника. Если смерти в теле нари больше, чем жизни, ягоды вычерпают его до дна, и он не проснется. А если проснется, то проснется здоровым, пусть и вымотанным до предела. Жаль только руку. Не скоро она сможет сравняться с правой.

— А что ты говорил о новостях? — спросил Дан.

— О новостях? — сдвинул брови Лукус. — Милха я встретил. Помнишь сына аптекаря Кэнсона? Этот болван согласился служить серым. Не мне его судить, тем более что он сбежал при первой возможности. Антраст рассылает по равнине отряды, которые обязаны переписывать жителей деревень и принимать их под его начало.

— Тех, кого они не успели убить? — спросил Дан.

— Милх сказал, что убийцы убрались с равнины, — сказал Лукус. — Правда, я не понимаю тогда, чьи это трупы лежат на дороге. Не меньше двух дюжин архов сейчас содержат в северной цитадели. Милх плакал, что из-за его бегства может пострадать отец. Брел куда глаза глядят. Стоило немалых трудов объяснить, что, если двигаться на восход, он рано или поздно попадет в Сварию.

— Что… в Эйд-Мере?

— Кое-что удалось узнать и новое, — кивнул Лукус. — В городе погибло не менее варма защитников. Среди известных тебе Бал, Вадлин.

— Вадлин! — воскликнул Дан.

— И он тоже. — Белу опустил глаза. — Среди стражи оказались предатели. Валгас обо всем позаботился. Устроил своих людей стражниками. Они открыли ворота северной цитадели сразу после звука рога. Мы в ущелье мастерили носилки для Саша, а северную цитадель захватывали храмовники. Бродус и Чаргос вместе с дюжиной стражников успели закрыться во внутренней крепости. Что такое дюжина защитников для крепости? Они бы не сдали ее, но серые готовились загодя. Предусмотрели все. Привели плененного Огана и членов семей стражников. Бургомистр крикнул Бродусу, чтобы тот не открывал ворота. Тогда Огану отрубили голову. Построили женщин и детей. Сказали, что будут убивать по одному. И тогда ворота открылись. Но никого из защитников в крепости серые не нашли Они ушли через скалы.

— Их отпустили?

— Кого? — не понял Лукус.

— Семьи стражников.

— Не знаю, — помрачнел белу. — Иногда у Милха словно отнимался язык. Единственное, что я понял, — в храме достаточно узников. Оказывается, они были еще до того рокового дня. Теперь их стало еще больше!

— Что с ними будет?

— Я не жил при власти Ордена Серого Пламени! — воскликнул Лукус. — Не знаю! Может быть, им только отрежут уши, но не убьют… Тебя устроил бы такой вариант?

— Что с тобой? — спросил Дан.

— Ничего, — глухо бросил Лукус. — В Эйд-Мере происходят страшные вещи. Отряды серых ходят по домам и изымают все оружие, даже ножи. Что уж говорить о золоте и серебре. Насилуют женщин. Убивают каждого, кто пытается вступиться за честь своей семьи. Что они там творят, если даже болван Милх ужаснулся происходящему! Кроме всего прочего, Валгас приказал уничтожить всех элбанов, кроме нари и людей. Уничтожить всех колдунов и знахарей. И делается это все на площади, куда насильно сгоняются толпы зрителей. Любого элбана, который во время казни остается дома, могут убить. Милх сказал, что Валгас собирается освободить город для пришельцев. Как мне хотелось распороть ему живот еще тогда, когда он стоял возле Огана у южной стены! Он ничего не забыл! Валгас готовился к власти! В первый же день постарался уничтожить всех, кто показался ему опасным, — Бала, Вадлина, Вика Скиндла, многих других.

— Ему это удалось? — негромко спросил Дан, оглянувшись на Баюла, который вернулся к костру и, замерев, тоже слушал Лукуса.

— Город у его ног, — прошептал белу. — Что может сделать отдельный элбан, закрывшись в своем доме? Правда, когда штурмовали дом Вика, башня просто рассыпалась, превратившись в гору камня, похоронив под собой дюжину особо ретивых негодяев. Может быть, и Вика с его семьей. К полудню добрались и до дома Хейграста. Вадлин с дочерью был там. Старый воин, вероятно, почувствовал неладное. Он отправил Смеглу с детьми в пещеру, а сам встретил серых в лавке. Милх все видел своими глазами. Сказал, что серые сражаются как демоны. Вадлину раскроили голову топором. Потом ринулись искать остальных. Все, что Милх рассказал дальше, не укладывается у меня в голове. Он сказал, что пока Смегла выводила детей, на узкой лестнице серых удерживала Райба Девчонка успела зарядить самострелы Хейграста, которые пробивают самую крепкую броню, и одного за другим уложила троих серых. Это привело их в бешенство. С трудом вытащив трупы, они увидели, что Райба скрылась, и бросились наверх, тут же потеряв еще одного от настороженного самострела. Что было с теми, кто прорвался дальше, — неизвестно. Сработала ловушка, и камнепад уничтожил тропу.

— Но ведь Райба и дети нари живы! — с надеждой воскликнул Дан.

— Милх этого не знает, — покачал головой Лукус.

— Белу, — подал голос Баюл, — а если бы ты знал, что этот самый Милх все-таки успел кого-то убить, ты бы тоже отправил его в Сварию?

— Судя по тому, как дрожали его руки, он успел, — прошептал Лукус. — Мне очень хотелось его убить. Я едва сдержался. Пусть с ним разбираются беженцы за оборонной стеной, если он до нее доберется. Думаю, они запомнили, кто вышвыривал их из шатров.