Книга: Отыгрывать эльфа не просто
Назад: ГЛАВА 29
Дальше: ГЛАВА 31

ГЛАВА 30

Не кочегары мы, не плотники,
Но сожалений горьких нет как нет.
К/ф «Высота»
16.07.1941
Ссешес Риллинтар
По прибытии в лагерь мы моментально разбрелись в разные стороны, даже не отвлекаясь на предложенный старшиной завтрак. Капитан с головой залез в ящик с инструментами, доставшийся нам в наследство от мотоциклистов, и принялся там копаться с видом заправского стоматолога. Видно, его собственное утверждение о том, что самолет в порядке, немного не соответствовало действительности. Особенно меня насторожили отложенная в сторону ножовка по металлу и хорошие такие клещи. Но в здравом уме капитана я решил не сомневаться и предоставил ему полный карт-бланш на любые действия с самолетом. Подозвав старшину, попросил его помочь капитану с ремонтом новообретенной техники. Нет, у меня конечно же не было сомнений в техническом мастерстве капитана, но мозг грызла маленькая червивая мыслишка о том, что у старшины ремонт получится как минимум аккуратнее и шансов благополучно долететь до своих у капитана станет больше.
Прихватив от подвешенного на дереве окорока хороший такой кусок — все же пока не дух святой, кушать хочется — я удалился из лагеря.
Мне предстояло совершить действия, которые не особенно приветствуются человеческой моралью. Впрочем, это еще слабо сказано — совсем не приветствуются.
Но для дальнейшего выживания, видимо, сделать это придется — рефлексировать будем потом.
Отойдя примерно на пару километров от лагеря, я вышел на маленькую полянку с лежащим поперек нее поваленным деревом, на котором, удобно пристроившись в развилке растопыренных, скрюченных корней, сидел Дух Чащи и смотрел в мою сторону с серьезным выражением глаз.
— Здравствуй, Дух Чащи.
— И я приветствую тебя, valsharen Ril’lintar.
— Пока весь Дом состоит из одного меня, я не достоин так именоваться.
— Думаю, если у нас все получится, недолго славное имя Qu’ellar Ril’lintar будет оставаться в тени.
— Ты уже подобрал место?
Леший поманил пальцем пролетающего мимо воробья и, усадив его себе на вытянутый вперед палец, принялся всматриваться в тревожно моргающие бусинки птичьих зрачков и, не поднимая взгляда, глухо произнес:
— Конечно, подобрал, лучшее место в этом проклятом богами лесу — Мертвое Сердце Додревней Пущи. Место упокоения многих волшебных существ. Там до последнего сохранялась магия, она медленно истекала оттуда по капле, растягивая агонию собравшихся. Теперь это болото — черная, зовущая трясина, покрытая осокой. И только вершины когда-то гордых мегалитов чуть приподнимаются над вонючей жижей, прикидываясь простыми, покрытыми тщедушным мхом камнями. Пошли, valsharen Ril’lintar, я отведу тебя к вместилищу моей грусти и боли.

 

16.07.1941
Газета Velkischer Beobachter, фрагмент статьи
«…под мощнейшими ударами наших доблестных войск Красная армия, лопнувшая как мыльный пузырь в первые дни войны, продолжает отступать, теряя города, людей и технику. Примером того положения, в котором находятся эти неотесанные славянские варвары, может служить случай, произошедший на Восточном фронте не далее чем на прошлой неделе: в полковой госпиталь были доставлены немецкие солдаты, в которых эти красные варвары стреляли из лука! До какой степени варварства нужно дойти, чтобы использовать такое, не побоюсь этого слова, доисторическое оружие?! Это еще раз доказывает, что войска Красной армии полностью разгромлены доблестным вермахтом. У них нет ни достойного вооружения, ни патронов. Единственное, что они сейчас могут делать, — это массово сдаваться в плен или пытаться такими вот дикими методами противостоять нашей несокрушимой, стальной лавине…»

 

Тогда же
Ссешес Риллинтар
Или Леший вел меня по быстрой тропе, или старое сердце чащи действительно находилось так близко от нашего лагеря, но на месте мы оказались буквально через несколько минут.
Большая зеленая поляна, покрытая разными травами и седеющими проплешинами мха, открылась моему взору. Обогнав Лешего, я собирался перейти через поляну, но схватившая мое левое запястье древесная рука резко остановила меня:
— Стой! Присмотрись получше, а потом, если захочешь, иди.
Присев на корточки и наклонив голову, я принялся внимательно разглядывать эту идиллическую поляну, ярко освещенную солнечным светом и украшенную перепархивающими насекомыми. На первый взгляд это была обычнейшая поляна, ну, может, с травами чуть зеленее и сочнее окружающих. Этому могло быть множество объяснений. Но мои рассуждения и сомнения были рассеяны в один миг, когда недалеко от меня на травяной ковер приземлилась брошенная Духом Чащи тяжелая ветка. Кустики травы буквально разошлись, и вверх плеснула коричнево-черная, мерзкая даже на вид жижа. Медленные, тягучие волны прокатились по идиллическому травяному покрову, еще недавно выглядевшему так мирно. Красота скрывала под собой смерть — медленную, мерзкую болотную смерть, после которой даже тело не обретает покоя, а так и остается тысячелетиями гнить, погребенное пластами зловонного ила.
Передернув плечами от прокатившейся по коже волны омерзения, я обернулся и спросил:
— И где же обещанные мегалиты?
— Не беспокойся, недалеко. Вон впереди, на расстоянии буквально десяти метров, виднеется маленькая кочка, покрытая рваным одеялом серого мха, видишь?
— Да, только уж слишком она маленькая. Вон, кстати, еще и еще. Сколько их и почему не видны полностью?
— Девять. Девять камней силы, образующих контур. Когда-то они возвышались над поляной на высоту в два человеческих роста, но после того, как обвалился свод пещеры, находившейся под ними, вся эта местность превратилась в болото. И камни начали медленно погружаться в размытую болотной жижей почву. Еще тридцать — сорок лет, и на поверхности топи уже не осталось бы этого памятника былому величию.
— А мэллорны? Если тут было сердце леса, точно рос хотя бы один.
— Гниют. Гниют в этой черной жиже. Они не смогли пережить источник.
— Так. Разобрались. Значит, мне надо доставить жертв непосредственно к камням и запитать контур магией? Так?
— Тогда вопрос: как я до этих камней доберусь? Какая тут глубина?
— Местами до семи метров жижи и еще примерно два-три метра ила.
— Понятно, заболоченная карстовая воронка. Значит, когда твоя пещера обрушилась, грунт просел и образовалась аккуратная такая ямища. Ее заполнило водой, а потом она заросла, сперва ряской, потом тонким травяным покровом. Так и образовалась эта идеальная ловушка.
— Трау, изумляешь ты меня, откуда ты такие вещи-то знаешь? С твоими сородичами я раньше общался, им и в голову бы не пришло задуматься о таких «глупостях». Неужели в вашем мире трау у дварфов хлеб отбивать начали? Это я по поводу горного дела, если ты не понял.
— Нет, горным делом в моем мире дроу не занимаются. Это я вот такой уникум. Кстати, Дух Чащи, ты тоже меня удивляешь — ловко притворяешься перед хумансами. Чтобы тебе подобные, да спокойно подошли к костру, да еще и общались с его зажегшими! Ну не поступают так духи чащ, слишком уж ты разумно себя ведешь.
— Ну я-то понятно. Тут, когда с магией нелады твориться начали, с каждым днем все хуже и хуже становилось. Сперва мелочь всякая поисчезала, а вот потом, когда за крохи магии всеобщая резня началась, выяснилось, что в драке одними инстинктами не обойдешься, пришлось ставку не на силу да ярость делать, а на разум и логику. Альянсы заключать, с разными двуногими общаться. А в чужом разуме много полезных идей нахватать можно, только вот, чтобы применять их, уже самому сходно думать надо. А так как идеи в основном человеческие были (уж слишком хорошо это племя в интригах да войне разбираться приспособилось), то и сам не заметил, как потихоньку словно человек думать научился. Много нового, ранее совсем мне ненужного узнал, а теперь-то и остановиться никак не могу. Ты думаешь, я только ради магии с вами контакт наладил? Нет, мне и просто так пообщаться с умными существами интересно — как еще что нового, не касающегося твоего леса, узнать можно? Я ведь перед тем, как в спячку лечь, пока совсем худо не стало, в своем лесу со многими мудрецами приятельствовал. Это потом среди них одни только люди остались. А знания, как я понял, в такой долгой жизни, как моя, лишними не бывают. Такая вот философия.
— Философия? С греками случайно общаться не приходилось?
— Это с эллинами-то? И они забредали.
В моем мозгу медленно начали всплывать расплывчатые сведения из школьного курса истории, и среди них молнией проскочила мысль: это когда ж он в спячку-то впал? Может, он и знаменитую заварушку в Иудее застал? А может, и про первые крестовые походы от очевидцев слышал? Тогда становится понятно, почему в русских сказках образ Духа Чащи такой человечный.
— Послушай, философ, так ты, получается, Лешего и не играл?
— О чем ты, трау?
— О сказках хумансов, в которых ты так хорошо засветиться успел.
— Да, необычный ты трау, это когда же ты здешние людские сказки узнать-то успел?
— Вечерком с моими бойцами побеседуй, узнаешь о себе много нового или старого, с какой стороны посмотреть. Ну и посмеешься заодно. А насчет моей необычности, я тут часть человеческой жизни уже прожил…

 

Осмотр берегов полянки привел меня к неутешительным выводам. Для того чтобы добраться до камней, придется или городить наплавной мост, или перекидывать длинные бревна с берега до верхушки ближайшего мегалита, а потом соединять их мостками. Работа предстояла муторная и, самое главное, тяжелая. По всему, придется привлекать старшину с бойцами, в одиночку с таким объемом строительных работ не справиться. Да и не сильно-то хотелось. Вот только потом их надо будет отправить подальше — так, на всякий пожарный.
Повернув голову к задумавшемуся философу, я решил разобраться с самой важной из насущных проблем — проблемой стройматериалов.
— Слушай, философ, тут небольшая проблемка образовалась. Зная, как твое племя к вырубке леса относится, задаю шкурный вопрос: на благое дело запуска маг генератора десятка три бревен не одолжишь?
— Трау, как есть трау. Все норовите по живому резать… Одолжить, говоришь? Очень уж строение фразы знакомое — ты случайно большую часть прожитого тут времени не под стенами Иерусалима провел?

 

С самолетом все оказалось не так радужно, как расписывал капитан. Расчалки на стабилизаторе мы закрепили, это у нас проблем не вызвало. А вот с обшивкой оперения и, самое главное, с тремя из шести нервюр киля были большие проблемы — для растопки они подходили идеально. Хорошо в самолете обнаружился высокотехничный набор для ремонта — пара кусков парусины, клубок дратвы с воткнутой в него толстой кривой иглой и универсальное средство от головной боли — молоток с маленьким мешочком гвоздей.
Рядом нашелся и хороший такой сосновый сушняк. Но сам процесс вырубания из него ровного чурбачка, потом раскалывание этого чурбачка на более или менее ровные бруски, что, кстати, удалось только старшине, и то не с первого раза, представлял со стороны странную картину. Особенно если учитывать блеск любопытных глаз Духа Чащи, замеченный мной на исходе второго часа мучений. В итоге, переведя на щепки энное количество древесины и получив наконец три тонкие плоские плашки, почти подходящие под нервюры, старшина принялся совершать преступление, за которое в детстве я уже огребал от деда мощный подзатыльник, — нецелевое использование ножовки по металлу. Выпилили пазы, прибили к лонжерону гвоздями до состояния «хрен оторвется» и принялись обшивать парусиной. А уж тут пальму первенства пришлось взять в свои руки: посмотрев на первые стежки старшины и на выражение лиц окружающих, отобрал инструмент и принялся сноровисто шить, иногда помогая себе пассатижами. Просто на своих мокасинах я уже натренировался по самое не могу. Так что теперь с гордостью могу сказать: с кройкой и шитьем у меня проблем нет. Примерно через полчаса варешкообразный чехол для киля был готов. Чуть разогнули дюралевый обод, поврежденный пулями, и принялись закреплять это чудо портновского искусства гвоздями, одновременно натягивая. В конце концов выглядеть стало почти нормально, а лишнее после натяжки мы обрезали. Конечно, по цвету наше произведение отличалось от родной обшивки, ну и лаковой гидроизоляции не было, но на пару полетов должно было хватить, как всегда у русских — сурово и не особенно красиво, но зато работает.
Другая и самая страшная проблема заключалась в перебитом пулей нижнем лонжероне фюзеляжа, из-за чего корпус самолета немного провисал в нижней плоскости, смахивая на беременного пескаря. Старшина оперся руками о край пассажирской кабины и покачал корпус, вызвав такой жалобный скрип треснувшего лонжерона, что мои чувствительные уши чуть не свернулись в трубочку. А когда аккуратно оторвали боковой лист фанеры, обнаружили очень неприглядную картину — мало того что балка лонжерона была перебита, так эта сволочь еще и треснуть вдоль на миллиметров семьсот умудрилась. И, как назло, в наличии ни дрели, ни коловорота. Так бы просверлили пяток отверстий, наложили бы брусок для усиления и стянули болтами, благо запас оных у нас в наличии. Если честно, не болтов, а каких-то шпилек под резьбу М-8, длиной где-то миллиметров сто двадцать. Зачем их хомячные немецкие мотоциклисты с собой возили, это, конечно, отдельный вопрос. И самое главное — где они их свинтили? Но так как с оборудованием для сверления отверстий у нас проблемы, пришлось выкручиваться по-другому. Взяли ствол сухой березки длиной полтора метра и, обтесав его с одной стороны, приложили к лонжерону, а потом в дело вступил мультяшный принцип конструирования — на веревочках с бантиками. Или, как сказала бы небезызвестная Сова, — «на шдудочках». Плотно перетянутый шпагатом по всей длине, лонжерон держался довольно прилично — во всяком случае, под весом старшины не прогибался и почти не скрипел. Конечно, фигуры высшего пилотажа после такого ремонта делать будет только полный самоубийца, но для горизонтального полета с минимумом перегрузок машинка сгодится. Потом прибили фанерный борт обратно, предварительно натянув внутренние растяжки фермы. И приступили к мелочам — там правая качалка управления рулем высоты была погнута пулей и с нее оборван нижний трос, идущий к оперению. С этой ерундой разобрались за несколько минут, и старшина под взглядами окружающих гордо похлопал по фюзеляжу со словами:
— Ништо! Полетает еще машинка. А что корпус весь в дырках — так, как говорится, нам с лица воду не пить.

 

После проведения ремонта самолета и последовавшего за ним обеда я решил озадачить окружающих еще более интересной конструкторской проблемой. Взяв с собой старшину с бойцами, топор и хороший моток веревки, повел их напрямую к месту нашего с Лешим последнего разговора. Придя на берег обворожительной зеленой полянки, устроил мастер-класс метания веток в трясину для обозначения разумных границ безопасности. И тут из кустов выступил Дух Чащи:
— Здравствуй, трау. И вам, люди, здравствовать.
— Да и тебе не хворать. Подготовил деревья?
Скривившись, Леший неопределенно махнул в сторону леса:
— Да тут рядом сухостоя полно. Как этот участок леса заболачиваться начал, сосны одна за другой сохнуть стали. Эти неженки, чуть что не так, особенно с влагой, сразу либо гнить начинают, либо засыхать. Да и дубы тоже. Вот березки в этом отношении получше, даже на болоте нормально растут.
— Тогда бери ребят. Идите за бревнами. А мы пока с Сергеичем попробуем прикинуть — что тут и как.
Удаляющийся Леший в окружении немного озадаченных рядовых — между прочим, прикольная картинка — быстро скрылся в зарослях ивняка. Оставшись вдвоем со старшиной, я обратился к нему, пытаясь пояснить ситуацию:
— Короче так, Сергеич. С магией в вашем мире швах. А помагичить хочется — и не только мне одному. Сам помнишь, как я тебе рану заращивал и осколок вытягивал. Ведь помнишь?
— Помню, командир, я, что ль, ирод какой — добра не помнить.
— Ну так вот, Леший поскреб по своим сусекам и показал местонахождение старого источника магии. Если его запустим, с магией получше будет — во всяком случае, после каждого лечения меня ломать перестанет. Ну и заклинания помощней можно будет использовать. Кстати, интересно будет из кустов фаерболом по паровозу засандалить — что в итоге получится? А вот для того чтобы запустить этот источник, к нему надо пробраться. Ты сам видел, какая тут топь. Вон те камни покрыты мхом, видишь? Это и есть источник. Надо как-то умудриться организовать там помост и отсюда к ним мост, что ли…
— Так, вроде понял. Для моста пару лесин можно кинуть и с той стороны связать, только с глубиной тут как? Сваи бы поставить.
— А вот со сваями тут, Семеныч, проблема, глубина тут местами метров пять — семь, и еще метра под три ила. Если только у берега забить можно, а вот дальше смотреть надо.
— Ну ладно, командир, сейчас что-нибудь соорудим.
Недалеко раздавались ритмичные удары топора по сухому дереву — это красноармейцы под присмотром Лешего предавались пороку лесозаготовки. В течение двух часов на берег болотца было вытащено порядка двенадцати стволов длиной от семи до четырнадцати метров. С последним четырнадцатиметровым бревном пришлось помахаться как ни с каким другим. Благо на болотистой местности сосны, хоть и вымахали ввысь, оставались тонкими и тщедушными. Думаю, в сыром виде мы бы это бревно не то что не подняли — даже не сдвинули бы.
Идея, предложенная старшиной, на первый взгляд казалась полным идиотизмом — не заморачиваться ни с какими мостками, а просто соорудить длинный узкий плот и такой же кольцевой плотик вокруг верхушек камней, благо диаметр окружности, по которой они располагались, составлял всего метров пять. Почесав себе капюшон (а что вы думаете — день и эта зараза на небе светит), я согласился с таким планом. Немного дополнив его установкой тонких свай в тех местах, где сможем достать дно, просто так, для фиксации всего сооружения. А то еще расплывется — и кукуй на камешке, как идиот.
Вот тут-то как раз старшина и развернулся — показал, как говорится, себя во всей красе. Впервые в жизни видел, как в руках у человека мелькает топор. Пазы в бревнах он вырубал если не со скоростью света, то уж точно со скоростью звука. Первый, самый длинный плот соорудили из трех бревен, положенных комлями в разные стороны и соединенных перемычками. Тут как раз пригодилась взятая с собой веревка, так как гвоздей нужной длины у нас не было, а обнаруженные в самолете из-за своей длины годились только для прибивания вражеских ушей к стене уборной.
В итоге плотик получился хороший, если не считать щелей сантиметра в три между бревнами. Но тут старшина высказался в том ключе, что зато пошире будет и не так опасно ходить. Хотя концы трех поперечных бревен где-то на два метра выступали по обе стороны основного настила, этой здравой мыслью решили не пренебрегать.
Спуск на воду конструкции оказался довольно сложным делом, ведь в собранном виде эта сволочь весила немало. Но с этим вопросом, как ни странно, помог Леший. Посмотрев пару минут на упирающихся, пыхтящих хумансов и матерящегося дроу, он предложил не надрывать пупок, а попробовать использовать рычаг. И действительно! С помощью двух рычагов и катков, подложенных под бревна, плот бодро сдвинулся с места и заскользил к краю болота, величаво раздвинув обтесанными концами бревен покров травы, скрывающий черную болотную жижу, сперва нырнул передней частью под собственным весом, а потом величаво закачался на поднятых волнах.
Подождав, когда все успокоится, я аккуратно ступил на сосновую поверхность, вооружившись шестом. Под моим весом конец конструкции немного, на пару миллиметров, просел и чуть накренился влево.
Буквально через пятнадцать минут с помощью красноармейцев, топора и длинных сухих шестов плот был прочно заякорен и утыкался одним концом в берег, а другим — в виднеющуюся в болоте верхушку ближайшего мегалита.
Наступил черед самих камней. Подозвал Духа Чащи и посовещался с ним о высоком, причем шепотом, чтобы окружающие не услышали.
Потом отловил старшину и предложил ему подумать, что можно сделать для создания помоста в середине кольца камней. Тот даже особенно и не задумывался, сказал:
— Ну, командир, нашел, в чем проблему искать. Сейчас организуем плот внутри — и все дела.
В ответ на эти слова я, недоумевая, задал вполне логичный вопрос:
— А как мы его туда затащим? На руках мы его не пронесем — тяжелый слишком. Если только вплавь с берега — так камни не дадут внутрь круга затащить.
— А зачем затаскивать? Командир, мы его просто по бревнышку с берега принесем, а соберем уже внутри.
— Тут глубина знаешь какая, бултыхнешься — долго гнить придется.
— Ништо! Веревкой обвяжусь — вытащите.
Нарубив на берегу четырех-пятиметровых бревен и подготовив шесты для перемычек, мы принялись за сооружение вершины деревянного зодчества. Переноска бревен на руках, по качающемуся под этим весом плоту, довольно интересное и андреналиновыделяющее занятие. К чести хумансов и моей заодно, никто купаться не отправился, конструкция держалась крепко, только иногда поскрипывала под ногами. Накидав бревен внутрь круга, мы все с удивлением и опаской принялись следить за действиями обвязанного веревкой Сергеича. Сперва, вооружившись длинной жердью, он принялся ощупывать дно, как ни странно обнаружившееся на глубине всего двух с половиной метров. Правда, когда старшина, стоя на вершине одного из мегалитов, попробовал с силой надавить на жердину, оказалось, что к этой глубине нужно прибавить еще порядка метра ила, только потом жердь уперлась во что-то твердое. Вытащив жердь, старшина принялся жонглировать плавающими бревнами, сгоняя их в плотный пакет. Подогнав к себе несколько бревен, положил поперек них заранее подготовленный шест и принялся связывать конструкцию веревкой, при этом опасно наклоняясь к воде. Для того чтобы не упасть, его вдвоем держали за пояс красноармейцы. Связав таким образом четыре бревна, Сергеич принялся жердиной разворачивать их к себе другой стороной. Буквально через два часа, уже на закате, в середине круга мегалитов стоял прочный помост, покоящийся на вбитых в ил бревнах. С настилом решили не мудрить, просто настелили жердей, обвязав их остатками веревки.
Назад: ГЛАВА 29
Дальше: ГЛАВА 31