Вместо правой руки — боль. И вместо правой ноги — тоже боль. Словно жалят без остановки сотни пчел, а следом за полосатыми товарками спешат вгрызться в кость и плоть тысячи мерзких муравьишек.

Слезы прокладывают влажные дорожки по щекам. Пытаешься вдохнуть воздух, но легкие словно наполняются лавой из Муспельхейма. Аустри, Вестри, Нордри, Судри — коротышки бросили положенную им Всеотцом службу, и небосвод стремительно приближался, грозя раздавить мелкого человечишку.

«Больно, — ленивая мысль неторопливо ползет по извилинам мозга. — Боги неба… земли… и моря… как же больно…»

Небосвод отпрянул в сторону, словно испугавшись огромного силуэта, склонившегося над Хельгом.

Почему? Почему ему опять снится этот сон? Почему эти грезы так пугающе реальны?

Небо молчит. У неба, как и у самого Хельга, нет ответа.

«Громовержец» наклоняется. Лис знал, что последует за этим. Его собственное лицо, за последние восемь снов надоевшее хуже горькой редьки. А раньше и не думалось, какая у него противная высокомерная харя. Надо постараться сдерживаться после пробуждения…

Мысль забралась на очередную извилину и замерла.

Небо и земля поменялись местами, словно в первые дни Катаклизма.

Он увидел мертвых пехотинцев, посылаемых им уже в который раз в отчаянную атаку на «Громовержца». Отчаянную и бессмысленную — кто же пошлет против кракена рыбаков, а не китобоев? Темно-синие рваные мундиры в подпалинах, беспорядочно разбросанное оружие, на лицах — холодная мука уходящих в посмертное бытие, на справедливый суд Всеотца, решающего, кто достоин Валгаллы, а кто отправится к Хель…

На лицах…

Таких знакомых лицах…

Печально смотрит одним глазом Свальд — второго нет, как и половины головы. Осуждающе таращится Фридмунд, а из шеи рыжего торчит осколок чакры. Обожженное лицо Катайра вообще невозможно узнать, но Лис знает — это покрытое жадными языками огня тело принадлежит гальту. Рунольв превратился в мешанину из плоти и земли. Рядом с ним чуть улыбается побледневшая Лакшми, вцепившаяся обеими руками в собственные кишки, выпавшие из ужасной раны на животе. Альдис раздавлена многотонной ногой «Громовержца», но все равно смотрит так, будто это она, а не «эйнхерий», устроила побоище. Ардж лишился нижней части туловища, и он зол, ужасно зол — и мертв конечно же.

Все мертвы.

Хм, дружище Лис, а вот это что-то новенькое. Что такое хочет тебе сообщить разошедшееся бессознательное? Или шалит Локи, выбрав целью своих забав простого «птенца»? Да нет, вряд ли Отец Обмана озаботится академией. Столица — вот где бог огня может разойтись на полную, мороча головы интриганам и лизоблюдам, желающим подобраться поближе к святому гнезду власти.

Хельг закрыл глаза.

И проснулся.

Свальд тихо (слава Всеотцу!) похрапывал, Рунольв с головой укутался в одеяло, Фридмунд опасно покачивался на краю койки и бормотал что-то о Хрульге, молотке и жестокой кровавой мести. Катайр сидел на кровати, опираясь спиной на стену, и задумчиво разглядывал Хельга. Бархат ночи сделал гальта похожим на нахохлившегося ворона.

— Не спится?

Лис криво усмехнулся:

— Дурацкие сны.

— Ага, — понятливо кивнул Катайр. — Мне тоже… всякая дрянь снится. Будто вокруг туман, ничего не видно, под ногами болото, а еще кто-то кричит.

— Кричит?

— Ага, кричит. Меня зовет. — Парень поморщился. — В общем, бредятина. А тебе что снилось?

— Ну, тоже ерунда. — Рассказать правду? Конечно нет. Катайр — парень славный, но мало ли что он душеведам разболтать может. Причем сам не замечая, как из него вытягивают сведения. — Будто идет война с Ойкуменой, мою «валькирию» подбили на Кесалийской дуге и я пробираюсь сквозь вражеские заслоны к нашим частям.

«Птенцы» как раз проходили войну Мидгарда и Континента. Ингиред довольно детально описывал бои войск Архипелага с ойкуменовскими армиями, заставляя курсантов запоминать каждую мелочь. Катайр должен был решить, что одногруппник оказался под впечатлением рассказов наставника.

По крайней мере, Лис на это надеялся.

— Восприимчивый ты, — пробормотал гальт. — Хотя все равно лучше, чем моя бредятина. — Он устало потер лоб.

— Катайр, из-за тебя падет Мидгард, — пробормотал во сне Фридмунд. — Ты не можешь запомнить различие между сцеплением-А у «Молнии» и сцеплением-А у «Молота». А ведь это так важно, на этом стоит мощь конунгата…

Катайр вздохнул и бросил подушку в рыжего. Фридмунд мгновенно проснулся и недоуменно посмотрел на товарищей.

— Что, напарничек, не спится? — ехидно поинтересовался Круанарх.

— А?

— Тебе что снится?

— Тебе зачем?

— Да вот важно знать, что напарника тревожит. Мы ведь теперь друг другу как муж и жена — должны поддерживать и оберегать. — Мрачное лицо Катайра выражало совершенно противоположное смыслу, который он вкладывал в слова. Такое лицо могло быть у мужа, собирающегося задушить жену и скрыться от правосудия с молоденькой любовницей.

— А, ну если так… — Фридмунд почесал в затылке. — Вот, буквально только что приснилось. Иду я, короче, сквозь густой лес и подхожу к дворцу. А вход в него закрыт, и на двери огромнейший замок. Я знаю, что у меня есть ключ, но он намного меньше скважины. И тогда я начинаю тереть ключ, и он становится больше, под размеры скважины. Я вставляю ключ в скважину и начинаю им двигать, чтобы открыть, а дворец начинается трястись, и я двигаю все быстрее, чтобы успеть, и… Вы чего?

Едва подавляя смех, Хельг булькнул в ответ и уткнулся в подушку. Катайр сдерживался, но ухмылка все равно получалась до ушей.

— Жениться тебе пора, Фридмундушка, — ласково сказал северянин.

— Чего это вдруг? — заинтересовался рыжий.

— Сон мне был, — ухмыльнулся гальт. — Вещий. Снизошли ко мне боги Архипелага, осененные Светом Всеотца, и сказали: «А пора Фридмунду жениться. А не то он еще ключ так дернет, что и оторвет ненароком».

— Вот я не пойму, Катайр, ты дурак или как? — обиделся рыжий. — При чем здесь ключ?

Ответить Круанарх не успел. Свальд потянулся, перевернулся на бок и оглушительно захрапел.

— О боги… Чур не я! — успел первым отреагировать Катайр.

— Чур не я! — вспомнил Хельг.

— Чего? — вытаращился Фридмунд. — Парни, вы… — И тут его озарило. — Вот йотунство!

В самую первую ночь, когда храп Свальда не давал никому заснуть, поневоле бодрствующие члены группы 2-13 перепробовали массу способов избавиться от раздражающего шума. Разбудить Вермундссона не получалось, зажать нос не помогло, перекатыванием с бока на бок они ничего не добились. Выход неожиданно нашел Фридмунд, от безнадеги почесавший пятки сыну Дома Огня. Свальд прекратил храпеть, но, как оказалось, для сохранения эффекта чесать пятки нужно было довольно долго. Тогда же рыжий сам и предложил схему выбора чесальщика для следующего раза, если, не дай Всеотец, он наступит: тот, кто последним скажет «чур не я!», и будет сдерживать храп Свальда.

Хельг, помнится, еще думал, что лучше бы сидеть по очереди, но по здравому размышлению пришел к выводу, что первым, кто забудет о предложенной идее, будет сам Фридмунд, и поддержал рыжего. Катайр, как потом оказалось, думал так же. Хаймссон пошел на поводу у большинства.

— Может, будем по очереди, а? — с надеждой спросил Фридмунд.

— Чеши давай, — проворчал гальт из-под одеяла.

Фридмунд уставился на Хельга с чаянием, что хотя бы тот снизойдет до него, но Лис уже прикидывался спящим.

Сон пришел на удивление быстро. Битва на турсах не беспокоила, вместо этого пригрезился бегающий по кругу и размахивающий связкой ключей Фридмунд. Слава Богу-Солнцу, продолжалось это безобразие недолго, и вскоре Хельг провалился в сон без видений и загадочных образов.

— Синергия, — сказал эльдри. — Самое главное для пилотов. Знаете, что это такое?

— Согласно «Мидгардской военной энциклопедии», объединение разума пилота с системой управления турсом, — сказал Лис.

Торвальд задумчиво посмотрел на Хельга.

— Больше ничего в энциклопедии не было, — добавил «птенец».

— Больше вряд ли кто сможет объяснить без употребления высшей математики, физики и метафизики. — Торвальд прищурился, посмотрел на белобрысую. — Скажи, Альдис, в чем разница между соматиками и псиониками?

Белобрысая на мгновение задумалась.

— Насколько мне известно, соматики тренируют тело, чтобы проводить сквозь него энергии мира. В отличие от них, псионики управляют энергией при помощи сознания.

— Верно, — довольно кивнул «ястреб». — Можно сказать, такова же разница и между двумя основными типами турсов. Для управления «эйнхериями» достаточно простой физической силы с малыми ментальными затратами, и те приходятся только на новейшие модификации, возникшие после обретения Наследия. А вот для контроля «валькирии» требуется полная психическая отдача. Объединиться с «валькирией». Слиться с ней. Ее крылья должны стать вашими. Ваш взгляд должен стать ее взором. Ее полет — вашим движением. Не «валькирия» разрывает воздух небес, а эйн, пилотирующий турс. Вот что такое синергия, истинная синергия с «валькирией»!

Пафос Торвальда Хельг встретил скептически. Судя по заученному материалу, конструкция «валькирии» более сложна, чем у «эйнхериев», но принципы управления тождественны. Торвальд в очередной раз поэтически преувеличивал, забывая, что они не на сцене столичного театра, а в военной академии имени Харальда Скаллагримссона.

Тут не актеров готовят, эльдри.

Обучение турсоведению после устроенной Альдис безобразной сцены продолжалось. И, как ни прискорбно это признавать, но Лис просчитался. Думал, Торвальд всего лишь станет хуже относиться к белобрысой, но «ястреб» вместо этого превратился в ходячее воплощение ехидства, язвительно комментируя каждую ошибку в теории или просчет в практических заданиях, придираясь к каждой мелочи. Хельг бесился, но ничего поделать не мог — к обоим подопечным эльдри относился совершенно одинаково.

Впрочем, рассказывая об особенностях турсов, «ястреб» вел себя вполне адекватно. В изверга он превращался только на практических задачах.

— У вас есть друзья?

Внезапный вопрос эльдри застал Хельга врасплох. Но растерялся не только он, удивилась и белобрысая. Ответить ни Лис, ни Альдис не успели.

— Неужели нет? — Торвальд прищурился. — Хотя ничего удивительного.

Хельг напрягся. К чему «ястреб» ведет?

— «Валькирии» — не просто машины. «Эйнхерии» сильно отличаются от них. Слыхали о Наследии древних? — Дождавшись утвердительных кивков, эльдри продолжил: — Механизмы основных типов наземных турсов после изучения Дисков были модифицированы лишь внешним образом. Существенно в них ничего не изменилось. Усилили защиту, добавили мультисенсорику и простейшую синергию. «Валькирии» же конструировали на основе прототипов Наследия, и главное отличие воздушных турсов состоит в том, что у пилота и машины происходит нейроконтакт с помощью дополнительных устройств в сенсошлеме… Да, Хельг?

— Что такое нейроконтакт?

На самом деле он знал. Но Альдис молчала, пытаясь самостоятельно разобраться в словах Торвальда, и Лису пришлось прикидываться, чтобы не вызвать подозрений у «ястреба».

— Нейроконтакт — другое название синергии. Он просто реже упоминается в учебниках для первого курса. Так понятно?

— Да.

Понятно, понятно. Как раз о нейроконтакте Хельг знал достаточно. Довелось о нем почитать пару интересных книг. Зато синергия — темный лес. Единственное упоминание лишь в МВЭ. Только вот почему Торвальд не упомянул, что нейроконтакт не просто синоним синергии, а характеристика психотехнического аспекта объединения пилота и турса через сенсошлем? Для синергии же важно сознание, а не психика и техника. Почему важно? В чем существенная разница?

Ответов Хельг не нашел.

И до сих пор еще не услышал.

— «Валькирии» не просто машины. Пока вы воспринимаете их просто как сложные автоматы, вам не стать великолепным пилотом. Вам не подчинить небеса.

Опять театр одного актера!

Лучше бы вместо постоянного подробного описания того, что им не делать, рассказал, как стать первоклассным водителем турсов!