Альдис Суртсдоттир
— Нет, неправильно, белобрысая! Надо ставить правую ногу вот так. — Наставница Нода потянула колено Альдис вперед, и девушка еле сдержала стон. В бедро как будто вогнали сразу несколько раскаленных иголок. Вогнали и оставили.
— Теперь повтори!
Альдис закусила губу и повторила движение, стараясь не обращать внимания на боль. Получилось неловко и неуклюже, как у малолетки, первый раз вставшей в стойку.
— Да что с тобой такое сегодня? Даже дохлая селедка шевелится быстрее!
— Простите, — пробормотала Альдис, пряча глаза.
— Давай, сделай что-нибудь! Я хочу видеть ее слезы!
— Я могу сломать ей руку, — равнодушно предлагает Хитоми. — Или выколоть глаз. Или убить.
Она стоит за спиной Альдис. Два пальца ниронки лежат на запястье левой руки девушки, локоть правой руки упирается в подбородок пленницы. Удушающий захват. Из такой позиции очень удобно ломать шею.
Альдис не пытается вырваться. За эти дни она слишком хорошо успела изучить безжалостное кэмпо малявки, чтобы сопротивляться. Нет смысла дергаться — только сделаешь себе больнее, но можно молчать и презрительно коситься на остальных ниронок.
Довольно сложно презрительно коситься, когда ты стоишь на коленях, однако с каждым днем у нее получается все лучше.
— Нет, нельзя причинять ей вред, — вмешивается молчавшая до этого момента Риоко. — У нас будут серьезные неприятности.
— Я хочу видеть ее слезы, — упрямо повторяет Томико. — Эта тварь насмехается над нами.
Миг ликования. Девушка даже не пытается сдержать торжествующей улыбки. Последние пять минут майнор Дома Белой Хризантемы щипала, пинала и лупила дочь безвестного эрла, пытаясь выбить слезы и мольбы о пощаде. Было больно, но это не та боль, которую невозможно терпеть. А зрелище взбешенной Томико — достаточная награда.
«Ты можешь заставить меня встать на колени, но ты не сможешь меня унизить».
— Смотри, она еще и улыбается! — орет в ярости ниронка.
Звонкий звук пощечины в ночной тишине.
— Только не по лицу! — кричит Риоко. — Это слишком заметно!
Альдис снова ухмыляется.
«Ты — никто, Белая Хризантема. Меньше, чем ноль».
— Смеешься?! — шипит ниронка.
Ее лицо близко-близко, Альдис чувствует горячее дыхание на своей щеке.
— Я вгоню тебе этот смех обратно в глотку! Хитоми, сделай ей больно!
— Я не умею пытать. Только убивать.
— Нанами!
— Томико-сан, я не умею. — Вид у Нанами несчастный. Из всех четверых она больше всех сочувствует Альдис. Хитоми все равно, Риоко довольно щурится с каждым ударом сюзерена, и вид у нее, как у кошки, объевшейся сметаной. Да, Риоко нравится происходящее, хотя сама она и не участвует.
А вот Нанами переживает.
— Лучше попроси у Томо-сан прощения, — советует она.
«Ни за что!»
Разговаривать с Томико, реветь и просить прощения в ответ на ее побои? Не много ли чести для такого ничтожества?
— Хитоми, сломай ей палец.
— Нет! — кричит Риоко.
— Что?
Майнор Дома Белой Хризантемы в ярости, страшной ярости. Готова вспыхнуть от малейшей искры, как сухой трут в летнюю жару. Уронен авторитет, задета гордость, и никак не получается выбить из обидчицы компенсацию.
Почти две недели Томико не может сломить упрямую свандку, а проигрывать достойно или отступать Накамура не умеет.
— Ты хочешь оспорить решение своего сюзерена?
«Ну, давайте, подеритесь, — мысленно подзуживает их Альдис. — Сожрите друг друга!»
— Ни в коем случае. Просто есть другой способ, безопасный.
— Другой?
— Да. — Риоко подходит к пленнице и аккуратно, почти нежно кладет пальцы чуть повыше колена… нажимает…
Альдис рвется вперед с такой силой, что, не отпусти Хитоми ее руку, она неизбежно сломала бы себе запястье. Вылетевший птицей из груди крик превращается в хрип. Весь мир сжимается до одной крошечной, пульсирующей точки, наполненной невероятной, невозможной болью. Боль поглощает все, пожирает сам воздух. Альдис пытается вдохнуть, но внутри что-то сжалось, одеревенело, скрутилось в узел, и воздуху нет места в этом мире боли…
Она падает на пол, открывая рот, точно рыба, выброшенная штормом на берег. Несколько безумных, невероятных секунд кажется, что она прямо сейчас и умрет здесь, умрет глупо, нелепо, не окончив начатого, не совершив ничего, достойного внимания и памяти.
Перехватившая горло змея ослабляет свои гибельные объятия. Становится ясно: еще не время.
Она еще дышит, еще не время умирать. Значит, надо терпеть.
— Кажется, я перестаралась, — встревоженный голос над головой. — Давно так не делала.
— Она все еще не ревет.
— Это от шока. Я слишком сильно сжала. Так можно повредить нервы.
Мир вокруг становится размытым, нечетким. Альдис закрывает глаза.
— Ага, уже рыдает. Давай, проси прощения!
Узел внутри расплетается. Расцветает огненный цветок, открывая все новые грани боли.
По щекам течет вода.
— Ты слышишь, что я говорю, тварь?! Проси прощения!
— Лучше отложить на завтра. Боюсь, что сегодня она бесполезна. Даже до кровати не дойдет.
— Пусть спит на полу.
— Кто-нибудь может войти. Лучше нам ее перетащить.
— Я к этой мерзости не прикоснусь.
— Я помогу, — голос Нанами.
Чужие руки приподнимают Альдис за плечи, тащат. Она — тряпичная кукла. Пол холодный.
Надо встать. Надо сказать что-нибудь Томико или плюнуть в ее сторону. Но слишком больно.
Кровать мягкая. Все, кроме Хитоми, столпились, стоят вокруг.
— А она сможет ходить? — Нанами выдергивает из-под нее одеяло, укрывает сверху. Наклоняется и смотрит с заботой и сочувствием.
«Убирайся, мне не нужна твоя забота и твоя жалость. Уходите все!»
— Да, разумеется. — Риоко вздыхает. — Через пару часов придет в себя. Ну, будет хромать несколько дней — не страшно. Я как-то не рассчитала.
— Не знала, что ты умеешь так хорошо драться, Риоко-сенпай.
— В драке это умение бесполезно. — Голос ниронки недоволен, словно она не хочет обсуждать свои неожиданно открывшиеся таланты.
— Где тебя учили?
— Отец научил.
— А он откуда умеет?
Ниронка не отвечает.
— Я хочу освоить эту технику, — голос Томико.
— Пытки не подобают сюзерену. Для этого есть вассалы.
— Плевать! Я хочу это уметь.
— Обучение займет много времени.
— У нас полно времени. И отличное учебное пособие.
— Но мне кажется…
— Хватит! — Томико повышает голос и топает ногой. — Слушай мой приказ! Я хочу уметь это делать!
На лице Риоко мелькает еле заметная тень раздражения. Мелькает, чтобы смениться уже привычной задумчиво-бесстрастной маской.
— Сегодня это учебное пособие бесполезно.
— Хорошо, значит, начнем завтра.
— Плохо, белобрысая. Очень плохо. Два дня назад ты работала гораздо лучше.
— Простите.
— Не прощения просить надо, а стараться. Ну, все. — Наставница Нода кинула взгляд в сторону часов и три раза громко хлопнула в ладоши, привлекая внимание учеников. — Время обеда!
Альдис с облегчением вышла из стойки и поклонилась наставнице.
Последние два часа были отвратительными. Как назло, в первой части урока ее поставили в спарринг с Хельгом. Недолгая схватка завершилась полной победой сволочного мальчишки, и от этого она чувствовала себя униженной. Но второй час урока, на котором курсанты разучивали новые движения, стал настоящим кошмаром.
Протрубил рог, извещая учеников о времени обеда, и Альдис в толпе сокурсников поспешила в столовую.
Еще до вчерашнего вечера жизнь в академии была вполне сносной, а местами даже приятной. По утрам их будил хриплый рев боевого рога, и сонные первокурсники выползали на построение и пробежку. Было так здорово трусить по натоптанной тропинке через лес, вдыхая холодный утренний воздух. Альдис казалось, что она может так бежать вечно, а не жалкие пятнадцать минут.
Потом был душ и сытный завтрак. Кормили в академии на убой — три раза в день на столах была свежая рыба и морепродукты — моллюски, крабы, креветки, кальмары, лепешки из водорослей, птица, овощи, фрукты, а иногда даже мясо. Мидгард не экономил на пропитании будущих офицеров. Некоторые дети эрлов впервые попробовали мясо только на Виндерхейме.
После завтрака три часа занятий. История, военная история, философия, логика, поэтика, геральдика, военное дело, механика, астрономия, география, математика. Учеба всегда давалась Альдис легко, но здесь пришлось напрячься. Объем информации казался огромным. Хорошо, что наставники начинали с азов.
Потом еще два часа кэмпо, фехтования или танцев — и обед. После обеда усталым, осоловелым первокурсникам выделялось сорок минут «для самостоятельных занятий и отдыха». И снова — уроки, физические упражнения, плавание, стрельба из лука…
К семи вечера большинство подростков чувствовали себя измочаленными и мечтали только добраться до постели. Однако оставались еще домашние задания, которые необходимо было выполнять, чтобы не потерять баллы.
Да, академия — это не для слабаков. Но Альдис и не была слабаком. Учиться ей нравилось. Даже такие дурацкие предметы, как музыка или поэтика, здесь умели преподавать так, что становилось интересно. И заниматься в большой компании, когда на двадцать человек всего один наставник, это совсем не то же самое, что наедине с учителем. В этом был азарт, игра, соревнование. Никто не будет тебя ждать и разъяснять по десять раз одно и то же.
Альдис нравилось в академии. Даже ежевечерние попытки Томико утвердить свое превосходство были не более чем досадной помехой. Зачастую у соседки после интенсивной дневной программы не оставалось сил, чтобы устроить экзекуцию. А как забавно Томико бесилась, встречая равнодушный, невидящий взгляд девушки. «Тебя нет, ты не существуешь» — читалось во взоре Альдис, и это доводило высокомерную ниронку до припадков ярости.
— Привет!
Альдис раздраженно подняла голову. Она валялась на траве в тени раскидистого дерева, ощущая приятную сытость. Впереди было почти тридцать минут свободного времени, и девушка надеялась хоть немного вздремнуть. Прошлой ночью она постоянно просыпалась. Стоило неудачно повернуться во сне, как правая нога напоминала о себе резким всплеском боли.
— Ой, я тебя разбудила, — трогательно смутилась Лакшми. — Прости.
— Ничего. — Альдис впервые общалась с бхаткой после пещеры. — Как лодыжка?
— Вывих. Сказали, очень сильный. Но уже почти прошел. — Южанка гордо продемонстрировала ногу, обутую в обычный ботинок. — Только бегать можно будет через неделю.
— Э-э-э… поздравляю.
— Знакомься — это Гурда.
Альдис и так помнила Гурду по «Морскому змею». У нее были очень красивые волосы — густые, длинные, золотисто-медного цвета. И вокруг нее вечно крутилось несколько девчонок, с обожанием заглядывавших Гурде в рот.
«Прямо как вокруг Томико».
— Здравствуй, Альдис. Я очень рада познакомиться. — Гурда смотрела на нее сверху вниз. Пришлось встать, но эта дылда все равно была на полголовы выше.
Альдис настороженно кивнула. Был во всем этом какой-то скрытый подвох. Ей не хотелось ни с кем знакомиться. Ей хотелось дремать в тени, переваривая сытный обед.
— Мы все тебе очень благодарны за то, что ты помогла Лакшми, — продолжала Гурда.
— Из-за ловушек мне засчитали сто баллов, представляешь! — влезла Лакшми.
— Дело не в баллах! — отмахнулась Гурда и продолжила, обращаясь к Альдис: — Ты поступила очень благородно. Все девочки в нашей комнате восхищаются тобою.
Альдис поморщилась. Разговоры о пещере неприятно напоминали о Хельге, а ей хотелось забыть о нем навсегда.
— Да я ничего такого не сделала.
— Сделала! Знаешь, нам бы хотелось, чтобы ты жила в нашей комнате.
— Мне бы тоже хотелось, — вырвалось у Альдис.
Девочки восприняли эти слова по-своему и заулыбались.
— Хочешь, пошли с нами делать уроки, — предложила Гурда.
— Нет, — после паузы ответила Альдис. — Я хотела поспать.
— А… — Собеседницы смущенно переглянулись. — Тогда приходи после занятий. Вместе веселее. И легче.
Альдис кивнула, лишь бы они отвязались. Мало ей Томико. Почему каждый недосюзерен из Горнего Дома непременно хочет заполучить ее в свою свиту?
Гурда и Лакшми отошли, и Альдис снова повалилась на землю, но настроение было безвозвратно испорчено. Определенно академия была бы прекрасным местом, если бы не сверстники.
Заниматься вместе с Гурдой и ее свитой Альдис так и не пошла. Вместо этого она весь вечер просидела в читальном зале, пытаясь уместить в голове историю объединения Юга и Запада. Неудержимо клонило в сон, цифры и имена давно погибших эрлов расплывались перед глазами, но Альдис в сотый раз упрямо перечитывала отрывки летописи.
Ей до смерти не хотелось возвращаться в комнату.
Когда Альдис дразнила Томико показным равнодушием, она знала, что придется терпеть. Она умела терпеть и даже частично глушить боль. Стоя перед Томико, девушка представляла себя разведчицей, которую захватили и пытают враги. Нужно было выстоять, и она стояла. Она знала слово «надо».
Но как можно терпеть такое?
Она ушла из читального зала последней. Было почти одиннадцать вечера, когда Альдис прокралась в комнату. Обычно в это время соседки уже дрыхли, да и она сама видела десятый сон.
Свет в комнате не горел. Стараясь не шуметь, девушка сняла мундир, накинула ночную рубаху и уже собиралась скользнуть в постель, когда на плечо опустилась чужая горячая ладонь.
— Попалась! — торжествующе объявила Томико. — Нанами, Хитоми, зажгите свет. Долго мы тебя ждали. Чуть не уснули, — продолжала она ехидным голоском. — Что, много задали?
Альдис не отвечала, напряженно следя глазами за Хитоми. Малявка запалила один светильник и пошла через комнату к другому. Нанами возилась с другой стороны. Риоко можно было не принимать во внимание.
Пора!
Она резко откинула голову, и подсмотренным еще две недели назад во время драки на пирсе жестом выбросила локоть назад и чуть в сторону. Только случайностью было то, что удар головой пришелся не на переносицу, а на скулу Томико, но ниронка все равно отлетела, получив под дых.
Альдис еще успела развернуться, но ударить второй раз ей не дали…
И снова она стояла на коленях, упершись лбом в холодный каменный пол. Левая рука была вывернута вверх и вправо, а в спину упиралось колено маленькой ниронки. И опять она ничего, ну просто ничегошеньки не могла сделать! Только молчать и терпеть, сжав зубы.
Краем глаза Альдис видела Томико. Та все еще валялась на полу, хватая ртом воздух. На ее скуле наливался здоровенный сизый кровоподтек, а из глаз текли слезы.
«Вот так, хлебни-ка своей ухи», — с мстительной радостью подумала Альдис.
— Томико-сан! — вскрикнула Нанами и бросилась к своему сюзерену. До нее наконец-то дошло, что что-то идет не так и привычный сценарий вечера нарушен. — Ты в порядке?!
— Я. В полном. Порядке, — прорычала сквозь зубы Томико. — Дай руку.
С помощью Нанами ей удалось встать. Теперь Альдис видела только ее ноги, обутые в высокие форменные ботинки, и слышала шумное дыхание.
— Тварь! — Чужая рука вцепилась в волосы. — Ты ответишь за это!
Томико наклонилась и плюнула Альдис в лицо. Слюна попала на щеку.
— Ты ответишь, запомни! Риоко, начинай урок.
— Хорошо. — Вторая ниронка подошла и встала рядом. — Преимущество этой техники в том, что она совершенно не оставляет следов и сравнительно безопасна. — Риоко помолчала и озабоченно добавила: — Если не делать, как я вчера, конечно.
— Давай уже начинай!
— Сначала теория.
— К йотунам теорию!
— Томико, прости, но я буду рассказывать все по порядку. Так надо, если ты хочешь освоить искусство.
Наступила напряженная пауза. Альдис представила, как эти двое буравят друг друга взглядами, и вяло удивилась, что дело все-таки дошло до противостояния. Риоко никогда не шла на открытый конфликт, ее тактикой были аккуратные подсказки, случайно брошенные замечания, дельные мысли и советы.
Статус и авторитет Тагути в компании был почти таким же непререкаемым, как у Томико. Глупышка Нанами играла роль свиты, а желаниями и мнением Хитоми вообще никто не интересовался. К молчаливой малявке здесь относились как к домашнему животному. Хитоми покорно выполняла желания «сюзерена» и почти никогда не вступала в разговор.
Неладно что-то в маленьком государстве, если Риоко готова пойти против повелительницы. Но когда речь шла об Альдис, Белая Хризантема теряла самоконтроль и не слышала умных советов своего министра.
— Хорошо, — все-таки уступила Томико. — Давай по порядку.
— Смысл техники в правильном воздействии на болевые точки и нервные окончания, — как ни в чем не бывало продолжила Риоко. — Не требуется обладать большой силой, чтобы вызвать боль. Например… — Она легко коснулась плеча Альдис в районе ключицы, и девушка не смогла сдержать крик. — Это самое простое воздействие, которое называется… — Риоко осеклась и замолчала.
— Что же ты молчишь? Продолжай! — послышался хриплый низкий голос сержанта Сигрид Кнутсдоттир.
Риоко молчала, как и остальные девочки рядом. Клещи, сжимавшие левую руку Альдис, вдруг разжались, и она повалилась на пол, разминая локоть.
— Удивительно, почему мы сами не додумались преподавать чжанские пытки факультативно? — все тем же зловеще-спокойным тоном продолжала ротная.
Альдис и не заметила, как в комнате открылась дверь. Сейчас Сигрид Кнутсдоттир занимала дверной проем, перекрывая пути к бегству. Обманчиво расслабленная поза: руки сложены на груди, взгляд устремлен куда-то вдаль, обманчиво-равнодушный голос.
Риоко и Томико растерянно переглянулись, Хитоми стояла навытяжку. Альдис подумала и тоже встала. Все-таки командир.
— Так я тебе скажу, курсант Риоко Тагути, третья дочь штатного палача при дворе конунга, почему мы это не делаем. Потому, что у нас не школа палачей, а школа пилотов. И твои сокурсники — это твои будущие товарищи, которые в бою будут прикрывать тебе спину. — С этими словами Сигрид шагнула в комнату и захлопнула за собой дверь.
Риоко смертельно побледнела, а Томико и Нанами уставились на нее с изумлением и опаской. Даже на вечно равнодушном лице Хитоми промелькнуло что-то вроде отвращения.
— Твой отец хорошо научил тебя, курсант Тагути, но некоторые вещи объяснить забыл. Думаю, я восполню пробел в твоем образовании.
Сигрид шагнула вперед, ухватила Риоко за шиворот и несколько раз легко, почти игриво ткнула пальцами у колена, потом чуть повыше локтя, затем возле шеи. Ниронка издала полупридушенный писк и обмякла. Сигрид швырнула ее на кровать и повернулась к остальным участникам драмы.
— Хороший палач должен представлять, что ощущает его жертва. Без этого знание предмета будет неполным, — заметила она. — Курсант Накамура, думаю вам тоже нужно усвоить этот урок.
— Я не виновата! — вскрикнула Томико, широко распахнутыми глазами следившая за действиями сержанта Сигрид. — Она первая начала! Вот! — В доказательство своих слов ниронка ткнула на красный кровоподтек на скуле.
— Первая, значит. — Сигрид перевела взгляд на Альдис, и девочке очень захотелось забиться в какую-нибудь щелку. — Снимите рубашку, курсант Суртсдоттир.
Альдис сглотнула и промолчала, стоя навытяжку.
— Курсант Суртсдоттир, не заставляйте меня повторять два раза.
Медленно-медленно, как будто преодолевая сопротивление, девушка распустила шнуровку на вороте. Рубаха упала к ногам, демонстрируя красно-сине-желтую коллекцию синяков и ссадин на теле Альдис.
Это было неимоверно унизительно. Очень хотелось расплакаться или прикрыться руками. Девушка стиснула зубы и уставилась невидящими глазами на противоположную стену.
Если сержант Кнутсдоттир хотела наказать Альдис, ей это удалось в полной мере.
— Говорите, она первая начала, курсант Накамура? Курсант Суртсдоттир, можете одеться.
Альдис вздрогнула и деревянными руками начала натягивать форменные брюки.
— Она оскорбила мой Дом! — в отчаянии выкрикнула Томико. — И подстрелила меня в пещере! У меня есть свидетели!
— И это дает вам право применять пытки? — тем же бесстрастным тоном поинтересовалась женщина.
Томико осеклась и замолчала, но весь ее вид говорил: «Да, дает!»
— В армии никто не будет играть по вашим правилам, курсант Накамура. Если вы не собираетесь вылететь после первого семестра, вам лучше запомнить это. — Ротная взяла Томико в болевой захват и нанесла несколько ударов по корпусу. — Запомните эти ощущения, курсант. Теперь вы получили некоторое представление о том, что чувствовала курсант Суртсдоттир. — Сержант выпустила девушку, и ниронка рухнула на пол. — Надеюсь, выводы из урока вы сможете сделать самостоятельно.
Томико ничего не ответила. Она сидела на полу, обняв рукою коленку, и подвывала.
— Теперь вы, курсант Ода. — Ротная повернулась к Хитоми и сбила ее с ног подсечкой. — Ваши способности в области кэмпо впечатляют, но хотелось бы, чтобы вы сумели найти им лучшее применение. Избивать боевого товарища некрасиво, неправильно и недальновидно. Надеюсь, вы и сами это поняли.
Каждую фразу сержант Сигрид заканчивала коротким энергичным ударом. В отличие от Томико и Риоко, Хитоми молча сносила экзекуцию, только морщилась после каждого удара.
Сигрид закончила с последней ниронкой и оглядела комнату. Альдис уже оделась. Нанами забилась в самый дальний угол и оттуда глядела на расправу расширенными от ужаса глазами. Риоко валялась на кровати, Томико и Хитоми на полу.
— Всем построиться.
Постанывая и шмыгая носом, девушки выстроились посреди комнаты.
— Курсант Кобаяси, к вам это тоже относится.
Нанами посерела, но побоялась ослушаться и присоединилась к остальным.
— Очевидно, желание поэкспериментировать с чжанскими пытками у вас возникло от избытка свободного времени. Задача ротного командира найти для вас достойное занятие. Поэтому вы трое в течение следующего месяца с семи вечера до отбоя будете выполнять кухонные наряды.
— А как же домашние задания? — спросила Томико срывающимся шепотом.
— Домашние задания в свободное от нарядов время.
— Но мы же отстанем!
Сигрид проигнорировала это возражение и перенесла свое внимание на Нанами.
— Курсант Кобаяси, в течение недели вы будете заниматься уборкой территории.
— За что? — пискнула Нанами. — Я же ничего не делала!
— За то, что ничего не делали. Вашего товарища избивали. Вы должны были сообщить ротному командиру. Курсант Суртсдоттир, вы полностью оделись?
— Да.
— Пойдете со мной к медику. Кейко Нода утверждает, что у вас серьезная травма колена. За молчание и дурацкую гордость вам тоже назначается неделя нарядов на уборку. — Сигрид еще раз обвела своим единственным глазом стоящих навытяжку первокурсниц. — В следующий раз наказание не будет таким мягким, и все участники отправятся домой первым же рейсом. В том числе те, кто знал о происходящем, но молчал. Это ясно?
— Ясно, сержант.
— Тогда вольно. Тушить свет и спать. Через десять минут вернусь и проверю.
На Виндерхейме темнеет раньше, чем в Акульей бухте, а звезды низкие и крупные. Кажется, поднимись повыше и достанешь рукой. Вздыхает в темноте сонное море, перекрикиваются ночные птицы. Круглая лимонно-желтая луна заливает мир неверным скудным светом, остывший воздух пахнет солью и влагой.
Альдис в первый раз оказалась на улице после отбоя, но осмотреться ей не дали. Сержант Сигрид сразу взяла такой темп, что приходилось почти бежать, чтобы поспеть за ней.
По правде говоря, и не на что особо было здесь смотреть. С заходом солнца остров как будто вымирал. Даже из фонарей, натыканных между зданиями, горело не больше половины. Было тихо, темно и безлюдно.
Сигрид впечатывала подошвы ботинок в песок и яростно рубила воздух рукой. Она не обращала на курсантку никакого внимания, и Альдис была ей за это благодарна едва ли не больше, чем за избавление от Томико.
Только у коттеджа доктора сержант притормозила. Она поднялась на крыльцо, постучалась в дверь. Запыхавшаяся Альдис поднялась следом.
Из-за двери не доносилось ни звука. Сержант раздраженно постучала снова, потом повернулась к своей спутнице. Луна осветила шрамы на щеке ротной. Губы женщины были твердо сжаты, на лице закаменела маска скрытой ярости.
— Не путайте гордость и гордыню, курсант Суртсдоттир. Не стыдно просить помощи у товарищей. Ваше презрение к окружающим — ваш враг.
— Я не путаю, я… — Альдис запнулась, пытаясь объясниться. Ей было стыдно, и она очень боялась упасть в глазах ротной. Но дверь уже распахнулась, а слова так и не были сказаны.
— Здравствуй, Хальбера. Это курсант, о которой говорила Кейко.
— Значит, Кейко была права? — проговорила белокурая докторша, которая осматривала Альдис перед экзаменами.
Хальбера, значит? Тогда она так и не представилась.
— Кейко в таких делах не ошибается.
— Как же ты проглядела? — В голосе докторши за сочувствием скрывалась насмешка, но ротная предпочла ее не заметить.
— Я зайду завтра. Спокойной ночи.
Сержант развернулась, обрывая разговор. Даже спина ее выражала возмущение.
Хальбера только покачала головой.
— Спокойной ночи, Сигрид, — буркнула она себе под нос, но ротная вряд ли слышала это пожелание.
Теперь докторша наконец обратила внимание на Альдис.
— Здравствуй. Я — Хальбера Йандсдоттир — старший врач Виндерхейма. Можешь обращаться по имени. Напомни, как тебя зовут?
— Курсант Альдис Суртсдоттир.
Женщина усмехнулась:
— Ну, не надо так старательно вытягиваться, детка. Я не Сигрид.
Она посторонилась, пропуская Альдис внутрь домика. Пройдя крохотную прихожую, больше похожую на тесный чулан, девушка очутилась в небольшой, скудно обставленной комнате. Из мебели здесь был только большой круглый стол и деревянная скамья с резной спинкой.
— Лучше пойдем в приемный покой, — послышался голос из-за спины. — Подожди здесь.
Докторша скрылась за дверью в противоположной стене. До Альдис донесся неразборчивый мужской голос, показавшийся смутно знакомым. Женщина что-то быстро ответила. Прошло еще несколько минут, и докторша появилась уже в белом халате поверх домашнего платья.
— Пошли.
Альдис последовала за ней через узкий коридор с белеными стенами. По бокам то справа, то слева встречались двери.
— Я живу при больнице, — пояснила докторша в ответ на невысказанный вопрос. — Так удобнее.
Девушка кивнула. В доброжелательности женщины сквозила какая-то нервозность, словно ей было что скрывать.
Наконец они дошли до врачебного кабинета, очень похожего на тот, в котором Хальбера осматривала ее в первый раз. Альдис вздохнула — сегодня вечером она выполнит свою норму по публичному обнажению на полгода вперед — и без лишних напоминаний разделась.
— Да, впечатляет. Я такого лет семь не видела. Неудивительно, что Сигрид в бешенстве.
Девушка поморщилась. Основная масса синяков украшала ее бедра и плечи — с подачи своего советника Томико аккуратно выбирала зону «воздействия» и старалась не наносить серьезных повреждений. Но на животе и груди тоже выделялось с пяток уже пожелтевших кровоподтеков. Ничего серьезного, однако смотреть на такое лишний раз не захочется.
В кабинете было холодно, и то ли от стылого воздуха, то ли от насмешливо-изучающего взгляда на коже выступили пупырышки.
— Кейко говорила о травме. Ложись на койку и показывай, где болит.
Сильные руки прошлись по коленке, сдавливая кожу, поднялись немного выше. Альдис выдохнула сквозь зубы.
— Ага, вижу. — Хальбера нахмурилась. — Вроде ничего серьезного, но пару дней я тебя в палате подержу. Массаж, компресс, и все будет в порядке.
— А как же занятия?
— Учеба никуда не денется. Погоди, — остановила она начавшую одеваться девушку. — Я дам больничную рубашку.
— Даже за вещами нельзя сходить?
— Попросишь друзей, они тебе все принесут. Держи. — Докторша порылась в стенном шкафу и вынула длинную тунику из некрашеного полотна. — Должна подойти по размеру.
Курсантка молча следила, как женщина упаковывает ее форму. Объяснять, что у нее нет друзей и некому принести учебники и домашние задания, было как-то неловко. Словно изоляция от других подростков делала ее человеком второго сорта.
Ей всегда нравилось быть самой по себе. Дружба основывается на подчинении, Альдис не хотела служить. И ей не нужна свита обожающих дурочек. Она — одиночка.
Но признаваться в этом Хальбере почему-то было стыдно.
В палате Альдис лежала в одиночестве. Да и во всем больничном корпусе кроме нее находилась только пятикурсница со сломанной рукой и двое мальчишек-ровесников. Мальчишки сожрали по пригоршне крупных ярко-красных ягод, росших на кустарнике в дальней роще. Ротные неоднократно предупреждали учеников, что ягоды ядовиты, но эти двое то ли не слышали предостережений, то ли решили убедиться на собственном опыте.
Делать здесь было решительно нечего. В палате не было даже книг, чтобы убить время. Альдис попыталась вспомнить, когда последний раз столько времени подряд предавалась безделью, и не смогла. В ее жизни не было места праздности, она всегда работала, выполняла задания или чему-то училась. Даже во время парусного путешествия она повторяла математику и историю, брала уроки вязания морских узлов у матросов, помогала по хозяйству.
А в больнице даже еду приносили прямо в палату. За исключением пятнадцатиминутного массажа по утрам и вечерам, заняться ну совершенно нечем, и вынужденное безделье тяготило Альдис сильнее самой тяжелой работы. После завтрака девушка отправилась слоняться по коридору, но, к своему несчастью, сразу же наткнулась на Хальберу. Женщина вернула ее в палату и закрыла на ключ, строго-настрого запретив покидать помещение без разрешения. Тогда Альдис попыталась себя развлечь. Она горланила все песни, которые знала, пыталась решать в уме задачки или представлять, что происходило в комнате ниронок после ее ухода, но от этого становилось еще скучнее.
К вечеру девушка уже была морально готова совершить побег. Она слонялась по палате, с тоской поглядывая на тяжелую оконную раму. Нерастраченная энергия искала выхода. Ей хотелось бегать, прыгать, орать, кувыркаться и стоять на голове. Застоявшиеся мышцы искали нагрузки, а привычный к работе разум требовал пищи.
Альдис уже начала экспериментировать с оконной рамой, когда услышала скрежет ключа в замке. Она еле успела нырнуть обратно в постель до того, как дверь раскрылась и в палату заглянула докторша.
— К тебе подружки. Ужин будет через час.
«Подружки?»
— Привет! — Лакшми солнечно улыбнулась и впорхнула в комнату. — Ты в моей палате лежишь, меня отсюда только пять дней назад выписали.
— Мы принесли тебе учебники и домашние задания. — За южанкой в дверь степенно вошли еще четыре девчонки: Гурда, низкорослая чжанка и две гальтки. — Кстати, знакомься: это — Джинлей, это — Гвендолен.
— А я — Тэфи! — поспешно выкрикнула вторая гальтка, точно ей было очень важно представится самостоятельно.
— Как домой вернулась. Может, нам сюда жить переехать? — улыбнулась Гвендолен.
— Мы сюда после уроков ходили, Лакшми навещать. А теперь тебя, — пояснила Тэфи. — Здесь удобно домашние задания делать.
Лакшми грациозно опустилась на кровать рядом с Альдис.
— Не переживай, ты скоро поправишься. А мы будем тебя навещать каждый день. Я специально у девочек в твоей группе узнала, что вам задали сегодня.
— Спа… спасибо. — Неизвестно отчего в горле вдруг возник комок и куда-то разбежались все нужные слова. — Спасибо, правда.
— Не за что. — Лакшми подмигнула. — Мы же друзья.
Друзья. У Альдис никогда не было друзей. Никогда раньше.
Можно даже поблагодарить ниронок за такой подарок. Потому что эта компания совсем не была похожа на свиту Томико. Строгая и великодушная Гурда, молчаливая умница Джинлей, импульсивная хохотушка Тэфи, ироничная Гвендолен и ласковый, доверчивый ребенок Лакшми.
Здесь не было никакой вассальной клятвы. Было взаимное уважение и симпатия.
Поначалу Альдис, привыкшая ко всему на свете, и в особенности к бесплатному сыру, относиться с подозрением, дичилась и редко вступала в разговоры. Но девчонок не смущала молчаливость их новой подруги. В этой веселой, шумной компании было достаточно любителей поговорить, пошутить, позубоскалить. Замкнутость Альдис, как и молчаливость Джинлей, не считалась неискоренимым пороком.
Теперь Альдис просыпалась и начинала ждать вечера. Это почти пугало, она привыкла быть одна, она привыкла, что ей никто не нужен. Окружающие сверстники были идиотами, не заслуживающими ее внимания. Так какого йотуна она весь день слоняется по палате в ожидании компании совершенно чужих девчонок?
Нет, ничего не изменилось. Сверстники не поумнели внезапно. Сокурсниц по-прежнему интересовали глупейшие в мире вещи: мускулатура Дроны, прическа Хальберы и то, как Фрост пялился на Бранвен все последние дни…
Просто это вдруг стало не главным. Просто оказалось, что кроме чужих причесок с ними можно иногда обсудить и что-то действительно интересное и важное. Просто выяснилось, что уроки веселее и легче делать вместе. Просто Джинлей лучше всех разбирается в математике и астрономии, Гурда досконально знает геральдику, Тэфи понимает с полуслова философию, Гвендолен обладает удивительно цепкой памятью, а Лакшми просто милая.
И чем ближе сходилась Альдис с новыми друзьями, тем острее она чувствовала свою вину перед ними.
