ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Лучше жить сегодня, чем быть мертвым вчера, правильно?
Р. Шекли
Полицейский парус был соткан из необычайно прочного и тонкого материала, идентифицировать который мне не удалось. Ступая по нему, я ощущал, как проваливаются ноги, но ткань меня держала легко.
Задержанный нами полицейский сопротивления не оказывал. Покорно взошел на парус, добрел до кабинки, раскрыл дверь и забрался внутрь. Крысобой сел подле него. Я занял место позади.
Кабина, рассчитанная на трех человек, для нас с Крысобоем была тесновата. Когда сиреневый захлопнул дверцу, стало душно. Если бы я страдал клаустрофобией, то со мной обязательно случился бы приступ.
Я вытащил из кармана сканер, сунул его под нос полицейскому и приказал:
— Доставь сюда, дорогой, и с тобой все будет в порядке!
Сиреневый презрительно скосил глаза на сканер, хмыкнул и взялся за штурвал управления. Парус медленно поднялся над проезжей частью в подгорное небо. Мы продолжили путь.
Сиреневый скрипел зубами, но хранил гордое молчание. Больше он не высказывался, не поминал через каждое слово премерзкого Кляцмана и не угрожал нам адовыми муками, когда нас все-таки изловят. В последнем он нисколько не сомневался.
Из кабины управления ничего не было видно. Оставалось гадать, как при таком обозрении сиреневому удавалось управлять парусом. Впрочем, ответ скоро был найден: перед глазами полицейского находился небольшой экран, отображавший картинку под брюхом искусственного ската. При необходимости ее можно было увеличить, детализировать, включить опцию слежения.
Парус двигался быстро, но все же не так, как хотелось бы. При таком полете до нужной нам точки мы добрались бы только спустя сорок минут. Это не «Калипсо», к сожалению. Тут конструкция архаическая. Больше — произведение искусства, чем летательный аппарат.
Внезапно кабина заполнилась треском, через который пробился чужой хриплый голос:
— «Парус 24», вызывает «Каравелла»! «Парус 24»… Сиреневый ухмыльнулся зловеще и заявил:
— Это меня. Я — «Парус 24»! Если не отвечу, заподозрят неладное. Так что решайте, идиоты!
Крысобой, выслушав мой перевод, ткнул полицейского кулаком в живот, пояснив:
— За идиотов.
— Отвечай, — сказал я ему. — Только аккуратно. Никаких кодов, шифров. Мы рядом — сам понимаешь.
Сиреневый дотянулся до микрофона, отсоединил его от держателя и поднес ко рту.
— «Парус 24» на связи. Патрулирую горизонт. Все чисто. Есть какие-либо распоряжения?
— В какую сторону вы двигаетесь?! Почему покинули свой сектор патрулирования?! — Хриплый был явно недоволен сиреневым.
— Каждый «Парус» имеет индивидуальный позывной, который фиксируется на базе. Так что за нами все время следят, — пояснил полицейский, отключив связь с «Каравеллой».
— Есть возможность ликвидировать этот позывной? — поинтересовался я, предполагая, какой будет ответ.
— Нет. По крайней мере, я не знаю как.
— Ответь ему! — приказал я.
Сиреневый вновь вышел в эфир, где бесновался хриплый, пытаясь дотянуться до вышедшего из-под контроля паруса.
— Я «Парус 242»! У меня сбились навигационные таблицы! Постараюсь выровнять курс.
— «Парус 24», никакого выравнивания! Слышите меня, «Парус 24»? Возвращайтесь на базу! Немедленно! Вы поняли приказ?! Отвечайте!
Похоже, господа полицейские что-то заподозрили… Сиреневый вопросительно посмотрел на меня.
— Пудри ему мозги! — прошептал я.
— Приказ понял. Возвращаюсь! — пообещал полицейский.
Я отобрал у него микрофон и вырвал с мясом из гнезда.
— Чтобы не было искуса! — пояснил я ему. — Жми! На все! Выложись!
— У вас ничего не получится! — запричитал сиреневый. — Рата…
— Если ты опять про Кляцмана, то не старайся. Нас он мало страшит! — заткнул я ему рот.
«Каравелла» пыталась дотянуться до «Паруса 24» еще шесть раз, но безуспешно. Мы бы и рады были ответить, да микрофон не фурычил!.. Сиреневый заметно нервничал, но от штурвала не отвлекался и Кляцмана больше не вспоминал. Несколько раз мы пролетели вблизи других полицейских парусов. Эфир тут же исторгал позывной и вопрос о патрулировании, изредка — возмущение тем, что «Парус 24» забрался не на свою территорию… Мы все игнорировали, упорно следуя своим курсом.
Когда я уже поверил в то, что цель будет все-таки достигнута, когда Марк расслабился, а сиреневый перестал горестно вздыхать, нас вдруг накрыла тень, которая стремительно пронеслась над нами и исчезла.
— Что это было? — поинтересовался Марк. Я перевел полицейскому вопрос. Сиреневый ухмыльнулся и затараторил:
— Я предупреждал вас! Ратцаклятман не простит вам того, что вы совершили! Вы посмели убить сотрудника полиции, угнали полицейский парус! Это наказуемые вещи! К тому же вы перебили военную охрану госпиталя святого Талушшша!
— Значит, перебили охрану госпиталя? — поинтересовался я.
Услышанное меня зацепило. В госпитале мы оказались после бравурного марша полкового оркестра и никого не уничтожили! Все остались живы. Явная утка! Кем пущенная и для чего? Неужели мы такие важные птицы, чтобы ради нашей поимки устраивать подобный спектакль?
Стремительная тень вновь накрыла нас и исчезла. — Нас предупредили, что группа террористов-подрывников, работающих против Пресветлого Ратцаклятмана, захватила госпиталь и перебила его вооруженную охрану. Теперь с целью захвата Дома Правительства она выдвинулась в город. Группа хорошо вооружена и представляет опасность для мирных жителей. Нам поставили задачу нейтрализовать банду.
Сиреневый умолк. Я задумался. Похоже, наше появление в Подгорном Мире произвело фурор! Кто-то препятствовал нашему продвижению, опасаясь нас. Почему? Чем мы были так страшны устоявшемуся миру? Может быть, дело как раз в том, что мир этот устоялся? Здесь — замкнутый социум. Наше вторжение нарушило привычную структуру. И социум в лице этого Ратцаклятмана, который у них то ли бог, то ли правитель, пытается избавиться от нас?
Над нами опять пронеслась черная тень. Что-то опало, точно яблоки с доживающей свой век яблони, и поверхность паруса вспухла взрывами.
— Что они делают? — прокричал я в ухо сиреневому.
Наш парус трясло, словно мы угодили в турбулентные потоки.
— Нас подбили. Долго мы не продержимся! — прохрипел полицейский.
— Как это возможно? — изумился я. — У меня же это не получилось!
— Ты стрелял снизу. Нижняя поверхность паруса защищена. Сверху защиты нет, ведь паруса имеются только у полиции.
— Сколько мы еще сможем продержаться?
— Минут двадцать. Не больше.
— Сколько лететь до намеченной точки?
— Полчаса.
— Тогда жми на полную! Ты должен приблизиться на максимальное расстояние. И поверь, если моему другу или мне покажется, что ты не постарался, то ваше подгорное царство сильно пострадает!
Сиреневый меня понял. В его глазах мелькнула ненависть, перемешанная со страхом. — Марк, проследи за этим субчиком. А я побеседую с нашими преследователями. Крысобой не стал задавать лишних вопросов. Я приоткрыл дверь кабины. Почувствовал волну сухого воздуха, плеснувшего мне в лицо, и вынырнул наружу.
Поверхность паруса под моими ногами все время меняла форму: то подбрасывала вверх, словно я запрыгнул на батут, то проваливалась, обволакивая плотным коконом. Вести бой в таких условиях было невозможно. Но я нашел выход: упал лицом вниз на парус, перекатился на спину, задрал дуло «Шершня» вверх и, дождавшись захода вражеского паруса, открыл огонь.
Я мало надеялся на победу, помня, что наружная часть паруса надежно защищена от огневой атаки. Но наблюдать спокойно, как твой парус кромсают на куски, и ничего не предпринимать в ответ было не в моем характере. Не могу не огрызнуться, не показать зубы противнику, особенно уверенному в своей победе…
Пули оставили шрамы на поверхности вражеского паруса, не причинив ему никакого вреда. Однако сбросить на нас свои бомбочки атакующие не посмели. Парус, скользнув над нами, заложил вираж, уходя на новый виток. А я стал лихорадочно искать способ наделать в нем как можно больше дырок.
И тут меня осенило. Эх, проклятая забывчивость! Прямо тупоумие какое-то!..
Я отцепил от пояса две гранаты, вогнал их в нижний ствол «Шершня» и изготовился. Ждать пришлось недолго. Вражеский парус, развернувшись, направился к нам, скользнул надо мной, накрыв своей тенью. Я вскочил на ноги, провалившись до пупа в ткань, и, задрав высоко дуло «Шершня», дал залп. Граната взлетела в воздух и упала сверху на вражеский парус. Через несколько секунд раздался взрыв и отчаянный визг. Я увидел, как парус, атаковавший нас, сложился пополам. В нем образовалась огромная рваная рана, а полет его превратился в кентуккийское дерби — хаотичные скачки вверх-вниз.
Минуту парус безуспешно пытался выровняться, а потом полетел к земле, источая из раны красную смазку, очень похожую на кровь.
Досталось и нам. До своей гибели чужак успел сбросить снаряд, который прошил «Парус 24» в районе левого крыла и нарушил его маневренность. Мы стали терять высоту. Я почувствовал это на себе, когда внезапно провалился в ткань полицейского ската по самые уши. Выбраться помог Крысобой. Он вынырнул из кабины и протянул мне руку. Я вцепился в нее и преодолел яму. И тут мы потеряли пилота.
Оставшись без внимания, сиреневый поспешил эвакуироваться из падающего паруса. Он рванул на себя маленький рычажок, вмонтированный в штурвал управления. Кабина крякнула, отсоединяясь от ткани, и отстрелилась вверх. Мы остались одни на падающем парусе, начисто лишенном управления.
С ровной поверхности паруса, где некоторое время назад была кабина, я наблюдал, как над нами выросли купола яйцезданий, как в стороне, точно стервятники, ожидающие гибели смертельно раненной жертвы, барражируют полицейские паруса. В следующий момент сбитый полицейский парус, словно мокрая тряпка, всей своей поверхностью упал на асфальт.
Удар был сильный. Меня и Марка сбило с ног и отбросило на несколько метров в сторону. Крысобой потерял сознание, а я временно перестал контролировать свое тело, поэтому ничего не мог предпринять.
Я увидел, как к месту крушения ринулись полицейские паруса. Зависнув над асфальтом, они сбросили десантников в полной боевой выкладке с ружьями наперевес. Десантники окружили нас тесным кольцом, выбраться из которого было практически невозможно. Была одна лазейка, но, частично парализованный, момент я упустил.
Полицейские паруса, разгрузившись, взмыли в небо, а к месту крушения приблизились несколько автомобилей. Из них высыпала попугайски наряженная делегация во главе с высокой седой женщиной с молодым лицом. Делегация подошла к нам, миновав кольцо бойцов. Женщина склонилась надо мной, игриво усмехнулась и поинтересовалась у людей, ее окружавших:
— Это и есть люди с неба?
— Да, это они! — хором доложили сопровождающие.
— Что-то не очень похожи они на легендарных Икала и Дарада. Но если вы уверены, вполне возможно, так оно и есть… — с ядовитой усмешкой в голосе сказала она.
— Радарами мы нашли и их корабль! — доложил один из «попугаев».
— И вам удалось попасть на борт? — осведомилась она.
— Пока нет, но мы стараемся! — виновато ответствовал собеседник.
— Что вам мешает?
— Кто-то остался на корабле. Он заперся изнутри и никого не пускает.
— Если вам не удастся открыть корабль до вечера или если не получите иной приказ, взрывайте его к Радарасте!
Седовласая наградила меня обворожительной улыбкой.
— Они поедут со мной. Я должна представить их пред светлые очи Ратцаклятмана! — распорядилась она.
Меня подхватили сильные руки бойцов и поставили на ноги. Крысобоя, который так и не пришел в сознание, просто погрузили в автомобиль, установили подле него охрану и увезли.
Я продолжал стоять. Седовласая осматривала место нашего крушения. Четверть часа она кружилась возле паруса, точно жрица, исполнявшая сложный обряд, затем распрямилась, посмотрела на меня и приказала:
— В путь. Этот — со мной.
Обращение «этот» мне не понравилось. Покоробило несколько. Но я промолчал. В конце концов, в моем положении не повыступаешь.
Предварительно разоружив, меня под руки препроводили к машине седовласой. Она появилась через несколько минут — после длительного инструктажа военных. Речь шла, как я слышал, о заметании следов моего и Крысобоя пребывания в Подгорном мире.
Забравшись в салон автомобиля, она приказала:
— Во Дворец Правды! Водитель немедленно стартовал. Седовласая обернулась ко мне.
— Если ты и твой друг пришельцы со звезд, как некогда Икал и Дарад, вам несказанно повезло: останетесь живы и даже сохраните свободу. Если же вы такие же мошенники и шарлатаны, как все ваши предшественники, вас ждет петля, после того как пресветлый Ратцаклятман вынесет свой вердикт. Молись своим богам, чужак!
Сказав это, седовласая потеряла ко мне всякий интерес.
