18
Верховой дракон сделал широкий круг над строем ополченцев, и только после этого я позволил ему снизиться.
— Хорошо, — отрывисто похвалила Франсуаз. — Ничто не ободряет пехоту так, как летящий перед ней дракон.
— Если это их дракон, — уточнил я спешиваясь. Колтон стоял рядом с девушкой, немного сзади и сбоку, как и положено второму офицеру.
— Что орки? — спросила Франсуаз.
— Пытались меня сбить. — Я отцепил от левого рукава обломок стрелы, застрявший в материи. — Их больше чем полторы тысячи. Я насчитал тридцать сотен, а степь позади них еще дымилась от пыли. Правда, орки не выстраиваются в ряды, как легионеры, поэтому трудно сказать с точностью.
— Если ты говоришь тридцать сотен, значит, так и есть. Как они движутся?
Франсуаз не пришлось бы задавать этого вопроса, если бы она не перебила меня:
— Так, как и было намечено.
— Отлично.
Девушка повернулась к командиру ополченцев:
— Колтон, пусть люди приготовятся. Выполнив приказ, он обратился к демонессе:
— Ты сказала, что орки идут как намечено. Звучит так, будто бы ты сама ими руководишь.
— Плохой полководец командует только своими войсками, — усмехнулась Франсуаз, поднося к глазам увеличительную трубу. — Хороший командует противником.
Колтон закивал головой. Я мог не сомневаться, что каждый новобранец, который встанет под его знамена когда-либо в будущем, не раз услышит от бывшего лесничего эту мудрость.
Бедные новобранцы!
— Но почему мы не можем просто залить степь маслом, как сделали это в прошлый раз? — спросил Колтон.
— Масло — слишком сильное оружие. Мы не сможем его контролировать, если используем в большом количестве. Степной пожар не остановишь. Поверь мне — я знаю, о чем говорю.
Колтон и не собирался спорить. В уме он уже записывал еще одну мудрость — сколько он уже там их успел запомнить?
— Они идут, — произнесла Франсуаз.
* * *
Конные орки появились на горизонте, словно огромная грозовая туча. Мохнатые лапы их восьминогих пауков поднимали с земли облака пыли, и они клубились вокруг всадников, так что невозможно было разглядеть ни отдельных кочевников, ни их пауков.
Строй ополченцев, стоявших на пути несущейся армады, выглядел жалким. Люди были пешими, они находились далеко друг от друга, и клинки в их руках казались беспомощными перед лицом скачущей кавалерии.
Конница орков выглядела особенно страшно, ибо никто не мог различить в ней отдельных всадников. Лица орков, оскаленные в гримасе ярости, то на миг появлялись из клубов пыли, то вновь пропадали.
Чудилось, что горстке людей противостоят не такие же, как они, существа, пусть даже лучше вооруженные и подготовленные. Серое облако, рождающееся на горизонте, казалось видевшим его чем-то чудовищным, каким-то сверхъестественным существом, которое и больше, и сильнее, чем даже тысячи тысяч людей, собранных вместе.
Никто бы не удивился, если бы маленькая армия ополченцев запаниковала и бросилась врассыпную перед лицом столь грозной опасности. Не раз оркские всадники одерживали победу благодаря одному виду своей армии, даже не вступив в столкновение с защитниками города.
Но ни один человек из тех, что стояли в озаренной закатными лучами степи, не дрогнул. Все они смотрели на орков с верой, которая граничила с религиозной. Нет, это даже было нечто большее.
Люди верили, что победа будет за ними. За ними, несмотря ни на что.
Ни слова, ни боевые кличи, ни присяга знамени — ничто не смогло бы зародить в их сердцах ту веру, что была способна опровергать очевидное. Даже выступи против конницы орков легионы Самарии — тяжеловооруженная пехота, закованные в броню всадники и арбалетчики — даже тогда битва была бы долгой и упорной, и только боги войны знали бы, на чьей стороне окажется победа.
Ополченцы были прикрыты лишь кожаными доспехами. Ни один из них никогда раньше не держал в руках боевого меча. Но один взгляд на Франсуаз делал их отважнее самого опытного из самаринских легионеров.
Генерал Грантий, все ускоряя шаг, шел мимо строя людей. Он направлялся к Франсуаз. Пальцы военачальника, сомкнутые на рукояти меча, были крепко сжаты. Глубокие морщины озабоченности пролегли на его лице. Из-под насупленных бровей бросал он взгляды туда, где в тучах пыли приближалась к людям конница орков.
— Где мои люди, Франсуаза? — спросил он. Не получив ответа немедленно, он продолжал:
— У меня было пять десятков человек. Где они?
— Твои люди под замком, — ответила девушка. — Гиберийцам решать, что с ними будет.
Генерал Грантий обернулся и увидел, что все ополченцы смотрят на него. Правая рука военачальника дрогнула, готовая выхватить меч из поясных ножен.
Франсуаз ударила Грантия в лицо, сбив его с ног. Полководцу даже не представилось возможности защититься. Его затылок только коснулся земли, а к его горлу уже были приставлены несколько наконечников пик.
— Что это значит? — в гневе закричал Грантий.
Этот человек пытался держаться так, как подобало старшему офицеру самарийской армии. Но, развернутый на девяносто градусов относительно обычного своего положения, он уже не мог выглядеть столь же внушительно, как обычно.
— Это значит, что одного врага мы уже победили, — ответила Франсуаз. — Тебя.
Грантий заревел, как ревет бычок, заваленный набок руками мясника и чувствующий, что ему вот-вот перережут горло.
— Надо было давно избавиться от вас! — закричал он. — Впрочем, это и так произойдет. Он обратился к ополченцам.
— Глупые люди! — говорил он. — Разве вы не видите, что происходит? Только взгляните на север. Конница орков приближается, и ничто вас не спасет.
— Нам нет нужды спасаться, — спокойно сказала Франсуаз.
В увеличительную трубу девушка следила за тем, как подходит вражеская армия.
— Об этом стоит подумать тебе.
