10
— Мне рассказали о победе, которую вы одержали, — произнес генерал Грантий.
— Да, — коротко ответила Франсуаз.
Девушка быстрым шагом проходила по городской улице. По обе стороны, прислоненные к домам, корчились сделанные из дерева преграды. Огромные ветви деревьев, обструганные и заостренные, вывороченные из земли корни, ежи, сколоченные из досок.
Они вытягивали вперед крепкие щупальца, поднимаясь на высоту лошади, и ждали лишь того, что вражеский всадник напорется на них. Их создали жители Гиберии, для которых кедр всегда был покровителем и заступником.
Демонесса оценивала каждый заслон внимательным взглядом и указывала ополченцам, какие из них можно отвозить в степь и устанавливать, готовясь к приходу оркской конницы. Если укрепление нуждалось в доработке, девушка останавливалась перед ним и в нескольких словах объясняла солдатам, что следует изменить.
— Говорят, там было пять десятков, — сказал Грантий. — Многовато для разъезда. Франсуаз усмехнулась.
— Только десятеро. Набейте еще шипов, здесь и здесь. Заслон должен закрыть большую площадь. Вот так.
— Всего десять? Генерал покачал головой.
— Выходит, слухи как всегда преувеличивают реальность… Я не хочу умалить ваши заслуги, Франсуаза, но победить десять орков, заманить их в ловушку — это еще ничего не значит.
— Для них, — демонесса кивнула на людей, что окружали нас, — это значит очень много.
Франсуаз внимательно следила за тем, чтобы никто из ополченцев не мог услышать наш разговор. Она не хотела, чтобы солдаты узнали о неуверенности генерала Грантия.
— Этот хорош… Можете его нести.
— Это так, но боевой дух не может заменить выучки, — возразил самаринский полководец. — Эти люди не выдержат и минуты под натиском оркской конницы. Я настаиваю на том, что необходимо отступать в лес.
Громкий, полный ужаса крик пронесся над улицей. Топот бегущих ног смешивался с грохотом деревянных заслонов, падавших на булыжную мостовую. Франсуаз побежала туда, где над крышами домов поднимался шум, расталкивая людей и сбивая их с ног.
Грозное рычание орка взмыло над всеми другими звуками. Теперь не оставалось сомнений, что стало причиной охватившей горожан паники. У меня не оставалось ни малейшего шанса догнать Франсуаз. Она неслась слишком быстро, а люди, сбитые ею, пытались подняться и преграждали мне путь.
Я остановился и начал смотреть на белое облачко, плывшее в голубой дали. Генерал Грантий пытался поспеть за девушкой, но расстояние между ним и ею все увеличивалось, пока ее голова с развевающимися каштановыми волосами не исчезла среди домов.
Я подошел к деревянному заслону, стоявшему ближе всего ко мне. Поставив ногу на нижний из шипов, я взошел по нему как по лестнице, и перепрыгнул на крышу соседнего дома. Толстые кедровые доски без труда выдержали мой вес.
Я прошел по плоской кровле и перепрыгнул на соседнюю крышу. Спустившись по ней, я перешагнул на высокий забор, ограждавший выгон для трехголовых гусей, и неторопливо перешел по нему как по канату.
Спрыгнув на середину городской площади, я первым делом удостоверился в том, что не помял своего костюма. Огромный орк стоял впереди меня, потрясая в воздухе сжатыми кулаками.
Площадь опустела. Люди, которые имели несчастье оказаться на ней, когда здесь появился кочевник, жались к стенам. Не у всех хватило решимости убежать сразу, а теперь они боялись даже пошевелиться.
Булыжная мостовая хранила следы разгрома. Повозки торговцев были перевернуты, фрукты и овощи раскатились по площади. Большинство лотков валялись разбитые в щепы.
Орк осматривал людей, боязливо стоявших вокруг него. Он не мог решить, кого из них атаковать первым.
Кочевник не расслышал, как я спрыгнул позади него, поэтому мне пришлось его окликнуть. Он развернулся, и его растерянности пришел конец. Теперь он знал, на кого выплеснуть свою ненависть к гиберийцам.
Франсуаз выбежала на площадь с противоположной ее стороны и остановилась. Она совершенно не запыхалась. Увидев меня, она сердито поморщилась.
Орк пошел на меня, разводя в стороны длинные когтистые лапы.
— Хотел бы я знать, — произнес я, — что ты здесь делаешь.
Кочевник склонил голову, блеснув на меня желтым глазом. Я поднял руки, выставляя их ладонями вперед.
— Тише, дружок, — сказал я. — Ты здесь не за тем, чтобы в одиночку выиграть войну, верно? Давай поговорим.
Генерал Грантий, наконец, смог догнать Франсуаз. Он остановился за ее спиной, в тревоге осматривая площадь. — Когда глаза полководца остановились на мохнатой фигуре орка, рука генерала потянулась к мечу.
Франсуаз перехватила его движение, не позволив Грантию вынуть оружие.
— Что вы делаете? — воскликнул военный. — Ему нужна помощь.
— Не нужна, — коротко ответила девушка.
Услышав позади себя громкий голос, орк обернулся. Его зубы вновь оскалились в злобной гримасе.
— Но… — начал генерал. Орк сделал шаг по направлению к нему. Франсуаз резко ударила Грантия локтем в живот. Генерал задохнулся и, хрипя, начал опускаться на колени.
— Я сказала — заткнись, — процедила девушка.
— Ладно, — сказал я, обращаясь к орку. — То, что произошло там, — неинтересно. Она это ежедневно делает. Расскажи мне, зачем ты здесь.
Я не мог сказать, понимает ли орк мои слова. Я говорил на оркском наречии, но не мог знать наверняка, к какому из племен кочевников принадлежит этот степной воин. Его диалект мог отличаться от того, который избрал я.
Но тон моей речи, без сомнения, проникал в сознание орка. Он ступил еще на пару шагов, но уже скорее по инерции, нежели с желанием растерзать меня на куски.
Я попытался встретиться с ним взглядом, и мне это удалось.
То, что я увидел в желтых глазах степного воина, удивило меня. Я прочитал в них те чувства, которые дикий кочевник испытывает к жителям городов. Ненависть к тем, кто отличается от него образом жизни. Презрение к мирным, не знающим войны, крестьянам. Желание разграбить и сжечь дома, которые окружали его, заняв место привольной степи.
Но все это было сейчас придавлено к дну желтых глаз орка. Над привычными чувствами кочевника господствовало иное — и для самого орка было оно еще более неожиданным, чем для меня.
Орк был растерян.
Он не знал, почему очутился в центре городской площади. Инстинкт кочевника толкал его разрушать, но то же чутье подсказывало степному воину, что он оказался в какой-то ловушке и надо быть осторожным.
Я сильно пожалел о том, что не ношу оружия. Я мог бы вынуть его и положить перед собой, показывая, что не хочу сражаться.
— Спокойно, — тихо говорил я. — Все хорошо. Скажи мне, как ты здесь оказался?
Орк затравленно обернулся. Этот жест говорил о многом. Кочевник привык чувствовать себя частью великого целого, лишь одним всадником из огромной орды. Теперь он был отрезан от своего мира, и это служило еще одним подтверждением того, что он пришел сюда не разведчиком и не диверсантом.
Степной воин чувствовал, что ему надо кому-то довериться. Душа кочевника не могла смириться с тем, что придется говорить с человеком.
— Все хорошо, — сказал я. — Говори со мной.
Орк подался назад. Его лапы опустились, а плечи ссутулились. Это служило знаком, что он не станет нападать.
Я сел на землю, подогнув под себя ноги. Это было знаком начала переговоров, принятым у кочевых племен степи.
Орк несколько мгновений смотрел на меня почти не моргая. Потом оперся руками о землю, садясь передо мной.
Что-то просвистело в воздухе, и короткий арбалетный болт вонзился в горло кочевника.
Я вскочил, Франсуаз в бешенстве обернулась в ту сторону, откуда раздался выстрел. Один из самарийских легионеров, до того стоявший неподвижно на высокой крыше, спустил тетиву.
Франсуаз схватила генерала Грантия за горло и заставила его распрямиться. Военачальник еще не мог прийти в себя после удара девушки.
Шея полководца хрустнула, когда он был вынужден поднять голову.
— Что вы наделали? — прошипела Франсуаз. — Мы должны были допросить его.
Генерал не смог ответить сразу, ему пришлось откашляться, чтобы его горло вновь обрело возможность пропускать сквозь себя слова.
— Мои люди не привыкли говорить с орками, — произнес он. — А я не мог дать им сигнала — по вашей вине.
Самарийский военачальник только что получил сильный удар в живот, и он не собирался оставлять этого безнаказанным. Но когда Грантий встретился с серыми, полными бешенства глазами Франсуаз, он понял, что лучше смириться.
Его пальцы, затянутые в белые перчатки, судорожно сжались.
Франсуаз подошла к мертвому орку.
— Как ты? — спросила она, обращаясь ко мне. Генерал, подозвав к себе арбалетчика, что-то строго ему выговаривал.
— У меня почти получилось, — произнес я. — Ненавижу это почти.
Девушка перевернула тело носком сапога.
— Нет доспехов, — сказала она. — Кочевник не пойдет на вылазку без доспехов.
Ее серые глаза сверкнули, она вопросительно взглянула на меня.
— Да, — сказал я.
Генерал Грантий, опустив голову, торопливо подходил к нам.
— Только не стоит говорить об этом сейчас.
* * *
— Шерсть на его руках свалялась, — отрывисто произнесла Франсуаз., и ее сильные пальцы сжались на отворотах моего костюма.
— Да, — ответил я. — Тише, Френки, а то все решат, что ты меня насилуешь.
Девушка разжала пальцы. Верховой дракон, вздрагивающий крылами в своем стойле, да гнедая лошадь были единственными свидетелями нашего разговора.
Демонесса взглянула туда, где распахивалась широкая дверь на улицу, и еще раз убедилась в том, что нас никто не подслушивает.
— Его привезли сюда в кандалах, — произнес я. — Очевидно, схватили где-то в степи. Теперь ответь, мое пирожное, кто мог это сделать.
— Грантий, — процедила девушка.
— А кто же еще, — подтвердил я. — Только его легионеры сумели бы одолеть дозорный отряд. Ширина кандалов тоже соответствует самарийским.
— Грантий — предатель? — спросила Франсуаз.
— Почему нет? Его послали в Гиберию с маленьким отрядом, чтобы он развлекал здесь друидов до подхода армии Кириллия. Когда стало ясно, что легионы нужны на других границах, Грантия оставили здесь.
— На верную смерть?
— Да… Сомневаюсь, что кто-то в Самарии надеется, будто Грантий выиграет эту войну, с его-то сотней человек. Широкий жест самаринского императора — его офицер погиб, защищая союзную страну.
— Грантий в опале, это ясно, — произнесла девушка. — Я слышала, как во время Маракандской кампании он пытал орков, просто ради забавы. Такой человек легко пойдет на предательство.
— Орки могут щедро одарить его, — произнеся. — Значит, т, воя линия обороны им давно известна.
— Понял ли Грантий, что мы его разоблачили?
— Не знаю. Будем надеяться, Френки, он видит в тебе только ходячую мясорубку и не подозревает о моей проницательности.
— Если не остановишься, — сердито проговорила девушка, — я действительно тебя изнасилую.
— Впрочем, — в рассеянной задумчивости продолжал я, — это не имеет большого значения.
— Что! — с подозрением осведомилась демонесса.
— Понял он или нет, — пояснил я. — Френки, думаешь, зачем он выпустил орка на городской площади?
— Просвети меня, герой.
— Ему нужно алиби, — произнес я. — Он хочет иметь возможность сказать — «Вот, опять эти орки. И вечно они шастают по вашему городу».
— Алиби? — осведомилась девушка. — Алиби — на что?
— На наше убийство.
