Глава 49

— Охраны нет, — задумчиво отметил Оболенский.

— Возможно, падишах Самарканда настолько силён добропорядочностью своих жён, что не видит нужды в увеличении числа стражников, — неуверенно протянул домулло.

Ахмед, не говоря ни слова, только мялся с ноги на ногу, поочерёдно дёргая за рукав платья то одного, то другого соучастника…

— Огни в окнах не горят, и тихо как-то, неужели все тётки скопом завалились спать, время-то детское?!

— После вечернего намаза и заката солнца честной мусульманке в отсутствие мужа и подобает сразу же предаться сну. Если она будет с лампой под одеялом тайно читать любовные рубаи твоего деда, то сумеет довести себя до греха и без присутствия мужчины. Так что это очень правильно, раз они все просто спят…

— Ты меня так успокаиваешь?

— А зачем ты меня так запугиваешь?!

— Вай мэ, ну можно, я уже туда пойду, почтеннейшие, — тихохонько взвыл башмачник, и Лев махнул на него рукой:

— Иди. Размножайся. Понадобится медицинская помощь — зови! До утра мы подежурим тут.

— Держи. — Насреддин со вздохом извлёк из-за пазухи заветную склянку. — Но помни, раз уж верблюду достаточно двенадцати капель, то тебе будет довольно и трёх! Подержи на языке, проглоти и потрать не менее получаса на красивые разговоры об истинной любви. Тот факт, что твои слова не пустое бахвальство, она увидит сама, и нет такой женщины, которая бы не захотела убедиться и воспользоваться…

Ахмед с суетливой благодарностью пожал руки обоим, сунул чудодейственный нектар себе под паранджу и полез к дверям. Они были открыты…

— Ловушка, — не сговариваясь, поняли Лев и Ходжа, но башмачник уже сквозанул внутрь, и хитрый механизм накрепко запечатал дверь за его спиной!

— Взять их, — раздался знакомый голос откуда-то сверху.

В ту же минуту наши отчаянные спасители чужого семейного счастья в женских платьях были окружены длинными копьями бодрых самаркандских стражников. С крыши здания гарема тяжело спрыгнул отважный Аслан-бей с припудренными побитостями на физиономии, но в новом одеянии и с новенькой саблей:

— Ну вот, хвала Аллаху, я уже третий раз ловлю тебя, Багдадский вор! Глупцы, неужели вы думали, что я не найду своих людей в Самарканде, не предстану с докладом перед великим падишахом и не догадаюсь, кого и как вы вознамерились украсть… Ириду аль-Дюбину?!

— Мужик прав, — вынужденно покосился Оболенский. — Чегой-то мы и впрямь лопухнулись с этой девицей… И на фига оно нам было надо?

— Лёва-джан, не лечи суслика, когда он уже в могиле, — чуть раздражённо буркнул бывший визирь. — Раньше надо было умнеть… Но в чём-то ты прав, нам оно ничем не надо!

— Но вы ещё не взяли Ахмеда, — задрал подбородок гордый россиянин. — Он не сдастся без боя и отомстит за нас!

— О, участь влюблённого башмачника уже решена, — язвительно улыбнулся глава кокандской стражи. — В здании гарема нет женщин, их тайно перевели в другое крыло. Ныне по коридорам этого дома бегает огромная чёрная горилла. Она и раскроет свои чудовищные объятия вашему другу. Сегодня ночью благословенная госпожа аль-Дюбина станет вдовой, увы…

— Мерзавец… — обомлел Лев, уже бросаясь на копья, но домулло уверенно перехватил его, силы были не равны.

— Держи себя в руках, уважаемый, пока хотя бы один наш товарищ на свободе — мы успеем всех спасти…

— На свободе? Ах, вы о своём злонравном осле, — всё так же победно улыбающийся Аслан-бей щёлкнул пальцами, и из-за угла вынесли связанного, как младенца, Рабиновича. Между зубов верного четвероногого сообщника торчал надёжный кляп!

— И вы ещё будете мне благодарны за то, что я приказал не трогать молодую вдову из Багдада и её дуру-тётку. Возможно, она даже получит награду за способствование в поимке Багдадского вора… Во дворец их!

Злобный шайтан за мусорным ведром в упоении сучил лапками. Когда все ушли, он встал в полный бесстыдства рост, потянулся, похрустел суставами и презрительно глянул на выдвигающуюся к нему делегацию. Четырнадцать потрёпанных жизнью котов вновь пришли к своему господину за помощью и спасением… Но нечистый — известный лжец! Шайтан скорчил недовольную мордочку, без предупреждения пнул самого толстого в пузо и, что-то торжествующе пролаяв, исчез…

— Моя возлюбленная жена, где ты? Я ничего не вижу, — слабо доносилось сквозь массивные стены гарема.

Толстый котик, прилизав шерстку на животе, лапкой поманил к себе остальных и, жалобно подмяукивая от боли, изложил новый план действий. Его слушали не перебивая, а к концу речи проголосовали «за» одновременным поднятием хвостов…

Падишах города Самарканда соизволил принять задержанных в небольшой зале перед отходом ко сну. Это был ещё довольно молодой человек, лет семнадцати-восемнадцати, с первыми, ещё мягкими, усиками на верхней губе и доверчивыми мальчишескими глазами.

— Признайтесь, вы ли те, кого называют Ходжой Насреддином — возмутителем спокойствия и Багдадским вором — Львом Оболенским?

— Мы. — Отпираться при таких уликах было бы полным идиотизмом.

— А ты-то кто? — не подумав, брякнул Лев, за что мгновенно получил кулаком по загривку от суровой стражи. Но молодой падишах, кажется, совершенно не обиделся, наоборот, он обвёл зал строгим взглядом и потребовал:

— Выйдите все, я желаю говорить с ними наедине!

— Но, повелитель… — попытался возразить не въехавший в ситуацию Аслан-бей, и стражи уволокли его, не дожидаясь повторного приказа. На Востоке умеют повиноваться даже самым юным владыкам…

— Меня зовут Наджим аль-Газали! Я столько слышал о вас обоих. Ваши великие приключения и блистательные плутни достойны сказок и легенд!

— У меня как раз есть один друг-сказочник, — поделился с домулло Оболенский. — Вот держу пари, сейчас этот пацан проедется по ушам комплиментами, а в результате будет требовать, чтоб мы для него опять-таки что-нибудь украли!

— Воистину все властители мазаны одним курдючным жиром.

— А вы и вправду можете украсть всё на свете?! — не отставал юноша. — Украдите у меня! Прямо здесь! Хоть чего-нибудь, покажите своё искусство!

— Какой-то неправильный падишах, — поёжился великий вор Багдада. — Я ему цирк шапито, что ли?!

— Ну, пожалуйста, почтеннейший!

— Ладно, ладно, только без слёз… Сейчас добрый дядя-жулик покажет, как красть колечки и носовые платочки. Ничего, если я сам развяжусь? — На глазах у вытаращившегося падишаха Лев Оболенский легко освободил от верёвок схваченные запястья. — Смотри сюда, твоё величество. Значит, садишься рядом с потенциальным клиентом на троне (подвинься, а?), потом заводишь с ним разговор о погоде, о видах на озимые, о неубранном хлопке на полях… И незаметно так подводишь его к теме, а где у нас гарем?

— Мой гарем? — не понял перехода молодой властелин. — Его перевели в южное крыло. Наш друг, слуга кокандского султана, храбрейший Аслан-бей, сказал, что вы намерены забрать у меня мою гостью, госпожу аль-Дюбину. Но, клянусь, её и здесь неплохо кормят…

— За ней пришёл собственный муж, и если только добрейший падишах даст им возможность увидеться, — тихой сапой влез Ходжа, — то, возможно, любящие сердца вновь обрадуются друг другу, и брак, заключённый по законам шариата, будет спасён вашей милостью.

— Ой, а можно я сначала всё-таки досмотрю, как он ворует? — начал было Наджим и запнулся, уставившись на собственные пальцы. На них не было ни одного перстенька! Оболенский низко поклонился, разжал кулак и ссыпал всё украденное на изящную ладонь властителя Самарканда.

— А меня так научите?

— Воровство — грех! Аллах накажет, — наставительно напомнил бывший визирь, а его голубоглазый друг неожиданно хлопнул себя ладонью по лбу:

— Блин! Мы же про Ахмеда забыли! У вас там, в здании гарема, какая-то агрессивная обезьяна бегает. Поломает же парня, его спасать надо!

— О нет, это старая Нана, — по-детски рассмеялся аль-Газали. — Она ручная и очень добрая. Просто ваш Аслан-бей очень настаивал, и мы решили пошутить… Она никого не тронет. Надеюсь, ваш друг не обидит её в темноте?

— Хуже, — едва сдерживая хохот, переглянулись соучастники. — Он будет с ней очень ласков… но напорист!