Для большей части лунитов станция была последним пересадочным пунктом, еще как-то связанным с Землей, и потому все они, почти без исключения, ударились в самый настоящий загул и на шатлы, уходящие на Луну, не торопились. Для Тома это было удивительно. Но он походил, посмотрел и решил, что тут все же далеко до нравов, принятых среди моряков на берегу. К тому же бары неторопливо стали обходить строгие ребята в красной униформе, и тогда веселье как-то само собой увяло… Если повальную пьянку можно было назвать весельем. И люди уже сложившимися компаниями стали грузиться на посадочные лунные модули, чтобы двинуться дальше, к месту службы и работы.

Но Томазу, свежезавербованному «чечако», как его почему-то назвали, предстояло провести тут неделю или чуть больше. Об этом ему сообщил гид, встречавший всех на пересадочной палубе. Он был удивительно похож на того типа, который надоел Тому на Земле, — такой же толстый и черный, только говорил еще непонятнее.

Этот парень уверенно отобрал себе в команду дюжину самых разных мужчин и женщин и стал разводить их по гостиничным каютам, как он назвал отдельные, скудно обставленные помещения, похожие на пеналы, в которых только и было, что кровать с привязными ремнями, небольшой санузел, телекоммуникатор на выдвижной штанге и довольно большой мутноватый иллюминатор в треть стены, противоположной герметичной двери.

Из этого «окошка» открывался довольно причудливый, промышленно-космический вид. Насколько хватало глаз, все пространство, звезды и близкую Землю перекрывали массивной паутиной переплетения каких-то труб, причем некоторые из них были прошиты ровными рядами светящихся иллюминаторов. Тень от Земли накатывала на станцию, находившуюся на геостационарной орбите, почти так же, как ночь внизу на планете, то есть раз в двадцать четыре часа. Только длилась недолго — едва ли часа три-четыре. При этом на конструкциях станции возникали любопытные оптические эффекты отраженного света Земли или Луны. Они настолько понравились Тому, что он решил понаблюдать не из своей каюты, а отправился на смотровые палубы, о которых знал из буклета, прочитанного в лифте.

Палуб по всей станции было немало, больше, чем желающих разглядывать космос, и потому на них оказалось пусто и гулко. К неудовольствию Тома, гравитация на них была неправильной — возможно, в одну шестую от земной, приближенная к лунной. Наверное, это и отпугивало всех новичков, а может быть, фокус был в том, что смотреть особенно было не на что. Земля казалась почти такой же, какой все привыкли видеть ее из космоса по телевизору, и Луна казалась не ближе, чем с Земли. К тому же все время была закрыта трубчатыми конструкциями… А потом Извекова обнаружил один из ребят в темно-красной форме и строго поманил его пальцем.

— Да, сэр? — Том на всякий случай решил быть вежливым.

— Нагрудного знака еще не получил? — спросил парень в форменке, перетянутой тугой портупеей с самым настоящим станнером в кобуре.

— Только что прибыл. Николас Клеве, сэр.

— Вижу, что чечако… Тогда вот что, Клеве, отправляйся в каюту. Тебя уже определили?

— Так точно. — Том подумал и спросил: — Только вот что, сэр… Что такое «чечако»?

— Это и означает, что ты ничего тут не знаешь, не понимаешь и к тому же нарушаешь распорядок. — Парень вздохнул и добавил: — Лучше я тебя провожу, для порядка. — Они пошли, причем Том чувствовал себя едва ли не подконвойным. — Тебе полагается спать, осталось часа четыре до того, как тебя вызовут.

— Куда?

Но красномундирный уже потерял охоту к общению — наверное, истощил ее на ближайший месяц или больше. Они дошли до каюты Тома, номер ее Извеков по привычке запомнил очень хорошо, что оказалось… небесполезно.

А потом он принял душ и только-только улегся спать, расслабился… Как вдруг ожил телекоммуникатор. Строгий голос сообщил Тому, что он должен явиться для первичного курса лекций в какой-то там зал под номером…

Зал был полон на треть, присутствовало человек пятьдесят. Том нашел себе местечко подальше от остальных и приготовился слушать. Лекция была откровенно вводная, но то, что он услышал, заставило удивиться.

Оказалось, что в орбитальном комплексе «Африка» обитало ни много ни мало четверть миллиона человек! Еще столько же работало на трех других геостационарных станциях, заброшенных на такую же высоту нал Южной Америкой, Азией в районе пустыни Гоби и Австралией. Эти люди работали тут по четыре через восемь часов каждые сутки, с двумя выходными в месяц. Такой же порядок был заведен и на Луне.

На Луне, как оказалось, обитало уже почти двадцать миллионов людей! Жили они в восьми основных городах и более чем в трех десятках поселений, которые тоже для простоты назывались станциями. Конечно, их расположение, которое мельком высветилось на лунной карте на экране перед залом, Том не запомнил, но заметил, что многие города имели привычные названия, вроде Колумбус, Тананариву или Питерсберг. Правда, были и такие, которые и произносить без тренировки было невозможно, вроде Эс-Хон-Тох.

Том сидел, слушал и думал: двадцать миллионов живых душ на Луне! Когда же они успели? Всего-то пять лет прошло… Вот что значит компактные и мощные энергосистемы!

Потом пошли тренировки, обучающие справляться с пониженной тяжестью и прививающие телу эти навыки на уровне условного рефлекса. Попутно Тома проверяли на самых разных тестах: на интеллект и изобретательность, на общее развитие, на знания профессии и квалификацию, на психологическую устойчивость… Вот только лодирования не было. Совершенно. Том даже взгрустнул. Но делать было нечего. Он терпел и смутно надеялся, что когда-нибудь это изменится и дальше будет получше.

Кормили хорошо, вот только все больше больничной едой — кашки, жиденькие супчики, мелкорубленые салатики, — и постоянно предлагали безумное количество соков. Притом что все они имели привкус синтетики. Лишь на третий или четвертый день Том заметил, что тяжесть в их секторе станции почему-то стала меняться, и тогда у него откровенно взбунтовался желудок. Но поносы и даже рвота, как ему сказали на одной из лекций, были естественной реакцией тела на понижение силы тяжести. С этим требовалось примириться и справиться.

Еще Извеков очень плохо спал. Какие-то непонятные процессы происходили у него в подсознании. Хотя ему-то, с его умением жить под водой, в откровенно враждебной среде, наверное, было легче, чем многим другим. Через неделю чуть не треть людей, которые прибыли сюда вместе с ним, вывезли, а оставшихся перевели в другой сектор, где тяжесть была уже в одну шестую от земной. Оказывается, техническое устройство разных частей станции позволяло плавно менять силу тяжести, чтобы тренировать их, чечако.

На новом месте все было без обмана, и прыгнуть удавалось сразу метров на двадцать вперед… и почти неизбежно стукнуться об потолок или налететь на кого-нибудь, кто так же неуклюже пролетал мимо. При этом со сном стало еще хуже. Не раз и не два Извеков просыпался от кошмаров, в которых где-то внизу, на Земле, глубоко под водой перед ним начинало трескаться и ломаться лобовое стекло бати-бота, или он задыхался от недостатка воздуха, или за ним гнался кто-то черный, с длинными светящимися щупальцами, а он, убегая, натыкался на закрытый люк и не мог бежать дальше… Зато в нем проснулась почти естественная потребность побольше тренироваться в спортзале, чем Том и занимался с удовольствием.

Еще, к его удивлению, пища перестала казаться возмутительно однообразной. Теперь Том ел за двоих, иногда даже просил добавки и поглощал ее медленно, чтобы почувствовать вкусы, которых в этой кормежке, конечно, быть не могло, но которые можно было выдумывать. Он даже синтетические составляющие соков почти перестал ощущать и пил их, как нектар, как на Земле не пил самое дорогое и тонкое вино.

С народом вокруг Извеков особенно не сходился. Это не приветствовалось, как заявила лекторша на одной из лекций, посвященной психологической адаптации. Людей в их команде осталось немного, и, как заметил Том, это были все люди крепкие, в целом довольные жизнью и поголовно весьма грамотные, с серьезным образованием. Была даже женщина, с очень яркими, едва ли не светящимися глазами, которая оказалась настоящим врачом. А другой мужик представлялся доктором каких-то наук. Этот тип Тому не нравился, потому что, называя свои академические звания, он непременно заглядывал в глаза собеседнику, чтобы понять, какое впечатление на него производят столь пышные титулы… На Тома они, конечно, никакого впечатления не произвели, но было в этом типе что-то еще, тоже непонятное и неприятное.

На новом месте у них как-то незаметно отобрали почти все кроме совсем уж мелких и личных вещей. Зато в конце недели все оказались в светло-серых форменках, и даже белье стали выдавать каждый день из привычной Тому еще по подводной станции бумаги, которую можно было перерабатывать в новые комплекты. Как-то раз врачиха сказала Извекову, что стоит ей представить, сколько разного народа ходило в том волокне, из которого этих трусики и маечки изготовлены, сколько людей вытиралось теми же полотенцами, которыми она вынуждена пользоваться, как у нее возникает тошнота. Но Тому это было привычно, он даже радовался, что все так устроено.

На третьей, кажется, неделе как-то после сна коммуникатор сообщил ему, что теперь ни на какую лекцию идти не следует, а надлежит явиться во врачебный кабинет для общей консультации. Извеков даже забеспокоился, тем более что у выхода из кабинета стояли двое красномундирных. Руки они держали за спиной, ноги в тяжелых башмаках расставили пошире, бронзовые значки на груди тускло отсвечивали, а пояса оттягивали станнеры…

— Садитесь, Клеве, — сказала усталая и какая-то серая женщина за столом. — Так вам будет привычнее. — Она пошуршала бумажками на столе перед собой, а Том и не догадывался, что тут еще пользуются такими примитивными документами. Он-то думал, что тут все на экранах, в электронном виде. — Вы неплохо прошли первичную подготовку, — одобрительно продолжала серая дама. — Спокойно, с большой психоустойчивостью. Вы раньше в космосе не служили? Учтите, у нас общая база персонала, и если вы мне солжете, то мы со временем это выясним, тогда у вас будут неприятности.

И вдруг Том понял, что никакой общей базы у них нет. Если бы была, они бы, наверное, поняли, что чип в него зашит ворованный, и он никакой не Николас Клеве, и вообще… Но что-то тут было не то. И тогда само собой у него возникло и окрепло убеждение, что его все же проверяют, что где-то тут затаились микрофоны и его голос сейчас идет на голосовой анализатор, на детектор лжи, который сумеет распознать любую неуверенность, любую ложь… Следовало быть очень осторожным.

Он сосредоточился на словах «служба в космосе» и отозвался:

— В космосе, мэм, не служил.

— Тогда объясните, почему у вас такие отличные показатели?

— Я очень хочу работать на Луне, мэм. Вижу в этой службе много положительных качеств.

Женщина снова пошуршала бумажками, взглянула на экранчик перед собой, который с того места, где находился Том, увидеть было невозможно.

— Ладно, допустим, — согласилась женщина. — Тогда мы, пожалуй, можем предложить вам неплохое место. Что вы скажете, если вам придется ремонтировать кибермеды в больнице Тихуа? Это небольшой городок, работают там преимущественно шахтеры, но больница хорошая.

Кибермедом она назвала машинку, о которой Том знал только то, что она отличалась очень мощной электроникой, завязанной на анатомию и физиологию человека. По сути, это был автоматизированный операционный стол, который сам при запуске программы мог проводить операции на человеческом теле, от изготовления зубной пломбы до аортокоронарного шунтирования. И, разумеется, такие машины умели более простые веши, например, диагностировали предложенный им «объект» или накачивали его всякими строго дозированными лекарствами по программе лечения.

— Меня не городок волнует, мэм. Просто кибермед — это же уйма очень тонкой техники, весьма точных манипуляторов…

— Специализированное обучение вам, разумеется, потребуется. Но у нас есть методы. — Теперь женщина смотрела на Извекова со скукой. Наверное, ей показалось, что придется его уговаривать.

А Том вдруг возликовал. Да так, что едва не выдал себя. А может быть, и выдал, но женщина не посмотрела на экран или не придала всплеску эмоций Тома никакого значения. Истолковала это, например, как радость по поводу того, что он принят, а не отправлен вниз, на Землю, и получит теперь хорошую, высокооплачиваемую и «чистую» работу.

А дело было в том, что Извеков отчетливо понял: его могут лодировать, чтобы он действительно чего-нибудь не натворил на своей новой должности высококлассного ремонтника кибернетических медицинских машин.

— Мэм, я очень рад! — Том решил не смущаться, раз уж его, вероятно, прочитывали и голосовым детектором.

Женщина кивнула, потом, уже что-то набирая вслепую на клавишах под крышкой стола, добавила:

— Тогда так, Клеве. Собирайтесь, через три часа и сорок с небольшим минут на Луну уходит посадочный модуль. Вам повезло, он идет примерно в тот район, где находится ваше новое место службы. — Она все же посмотрела на него. — Вот только странно, что вы не спросили даже о присваиваемой квалификации… Ну да ладно. Посадочная палуба «Е». Помимо стандартной одежды можете взять с собой пять килограммов личный вещей, не больше. Попробуете превысить, компьютер пометит это в вашем личном деле. — И она попыталась улыбнуться, через силу, непривычно и почти мучительно. — Удачи вам, Клеве.

Дальше все получилось как-то само собой. Том собрался, разумеется, очень быстро. В легкий пластиковый пояс со встроенной сумочкой, который купил уже тут, на станции, сунул только зубную щетку, маленький тюбик пасты, документы, оставшуюся у него наличность и кредитную карточку, учитывающую все те деньги, что остались у него на Земле в той инвестиционной компании, куда он их поместил. При этом он думал почему-то о докторе наук, который приволок сюда свои дипломы, оправленные в серебряные и потому тяжелые рамки. Уж он-то наверняка в пять килограммов не уложился. А может быть, ему разрешили взять с собой груз побольше?.. Извеков искупался как следует, расходуя остатки воды, полагающиеся ему по условиям содержания на станции, последний разок пообедал в местной столовой и… Все.

Шаттл показался ему чрезмерно маленьким, тесным, слишком темным — неуютным до последней возможности. Вероятно, это был не пассажирский модуль, какие ходили на крупные города на Луне, а мелкий, скорее грузопассажирский или даже вовсе грузовой. Стартовали они безо всякой помпы, никаких тебе «с вами говорит капитан корабля…». По дороге Том все высматривал какой-нибудь иллюминатор, но таковых не оказалось. Летели долго, более суток. И мучило Извекова то, что он неожиданно стал здорово потеть, впрочем, как и три других его попутчика. Один из них пробовал было играть в шахматы с маленьким, не больше двух ладоней компьютером, но Том посмотрел, как он играет, и отвернулся. Даже столь привычным способом коротать время ему не хотелось.

Еще Том побаивался, что этот настоящий космический перелет вызовет у него какие-нибудь нездоровые ощущения, например рвоту… Совсем по-детски побаивался, но все обошлось. Он даже невесомости не заметил. Должно быть, модуль летел с таким ускорением, а потом с таким торможением, что пришлось вспомнить земное тяготение, от которого, как выяснилось, он уже стал отвыкать. И от которого теперь уставал, как от физической работы.

Когда сели, их долго подсоединяли к переходному коридору. А когда они все же вышли в приемный зал, Том снова почти ничего не увидел за большими, в треть стены, окнами. Потому что за этими окнами плавали тучи незнакомой пыли, возможно, поднятой посадкой их шаттла.

Он расспросил пожилую тетку в справочном окошке, и та сообщила, что стандартный автолет на Тихуа пойдет через два часа, а пока Том может подождать в зале отдыха номер восемь. Он и подождал.

Как оказалось, тут можно было за баснословную цену сходить в бассейн или в тренажерный зал и, разумеется, подкормиться. Лишь тогда Извеков осознал, что в шаттле во время перелета им выдали только два тюбика витаминизированной пасты и больше ничего. Поэтому он отправился в ресторанчик, где заказал себе… В общем, Том не удержался и съел полный обед, включающий два салата, тарелку отличного горохового супа и слегка поджаренной кукурузы под соусом из крабов. Соус показался удачным, вот только… Если бы Том не питался крабами в море — свежайшими и умело приготовленными, — не исключено, он бы поверил меню. Запил все это стаканом неплохого вина, тоже почти настоящего.

Стоило все безумно дорого, настолько, что при таком образе жизни Том скоро должен был неминуемо остаться без денег. Но удовольствие от своего кутежа он получил неописуемое.

А потом пришла пора разыскивать тот автолет, который должен был доставить его в Тихуа. И Том едва не опоздал на него, потому что пришлось, помимо прочего, покупать еще и билет. А он-то этого не ожидал. Зато когда уселся на свое место и приготовился к последнему перелету до своего нового места обитания, Извеков вдруг впервые за много месяцев понял, что едва ли не счастлив. Это было настолько неожиданное, настолько незнакомое ощущение, что он прислушался к нему с удивлением. Оно в общем было объяснимо и отчетливо свидетельствовало — на Луне ему определенно нравится.