ГЛАВА VIII

Рейсом 668 на здоровенном «Аэробусе А-320» компании «Российские Авиалинии» я в сопровождении негра с бычьей шеей, золотым кольцом в носу и отвратительной татуировкой на половину лица вернулся в родную страну, в родной город. Присутствие охотника заставляло меня держаться в постоянном напряжении, но не от того, что он, собственно говоря, охотник на оборотней; главенствующий фактор моего подозрения и негатива — неверие словам Диерса. О Коллапсе, о неминуемом конце света я, конечно, слышал, но нигде, ни в одном источнике, ни в одном частном разговоре с демонами не натыкался на какое-либо упоминание или предположение, связанное с третьей силой. Но Диерс, раскрывая карты, говорил убедительно, как человек, полностью верящий в свои слова и считающий их непреложной истиной. Говори Диерс неправду, я почувствовал бы это сразу, но по всему выходит, что охотник не лгал. И мысль об этом провоцирует во мне мельтешащий рой фантомных чувств и мыслей… С трудом верится, что некто влияет на каждый мой шаг, а я даже ухом не веду.

В мрачном раздумье я отыскал на обширной парковочной площадке свой «крузер».

— Неплохая тачка, — заметил Диерс между делом, когда садился на пассажирское сиденье рядом со мной. — Вижу, ты хорошо устроился.

— Ты тоже не бедствуешь, — парировал я, намекая на новенький «Порше Каррера», оставшийся в Англии.

Выехав на шоссе, ведущее в город, я достал телефон. Но не успел даже набрать номер, как у правого уха щелкнул предохранитель пистолета. Диерс сидел в пол-оборота и нагло лыбился, так что казалось, будто рядом со мной сидит скелет с почерневшим черепом.

— Мне надо позвонить боссу, — я постарался скрыть напряжение в голосе.

— Валяй, — небрежно махнул пистолетом негр. — Только без шуток. Скажи, что Лизард Ай у тебя, и ты доставишь его немедленно. А вот про меня ни слова.

Недвусмысленный взгляд его карих глаз ясно дал понять, что в случае чего рука охотника не дрогнет.

Я по памяти набрал личный номер Николаева (в записной книжке телефона такие вещи по понятным причинам не хранятся). В трубке раздался деловой голос:

— Слушаю.

— Здравствуйте, Иван Алексеевич, это Винтэр. Артефакт у меня. Через полчаса буду в Замке.

— Отлично, сынок. Жду.

Ирикон отключился.

— Молодец, сынок, — похвалил Диерс, пряча пистолет. Он каким-то чудом прослушал короткий телефонный разговор. — Рули в ваш Замок, не терпится поглядеть на твоих друзей-приятелей.

Я нахмурился и почернел.

— Если ты, охотник, задумал какую-то пакость, я собственными руками оторву тебе голову.

— Да брось, — рассмеялся Диерс. — Я что, по-твоему, сопливый пацан, способный на мелкие пакости?

— Ты понял, что я имею ввиду, — с нескрываемой угрозой завершил я наш диалог.

Японский внедорожник американской сборки колесил по асфальту шоссе, добрался до окраин и самым коротким путем проехал к воротам Волчьего Замка. В парковочном боксе к машине подошли двое охранников.

— Это кто? — сурово спросил один из них.

Я покосился на сверкающего глазами Диерса и махнул рукой:

— Нормально, пацаны. Свой.

Охранники расслабились и дали нам пройти к дверям лифта. Поднявшись, я пошел коридором прямо к кабинету Николаева. Диерс молча топал рядом.

— Помни мои слова, охотник, — понизив голос, пробасил я. — Не знаю, чего ты добиваешься, но если что-то пойдёт не так, живым тебе не уйти.

По лицу негра было видно, что он внял моим словам. И тогда я открыл двери кабинета. Без стука, как делал это неоднократно. Николаев, как обычно, сидел за своим большим Т-образным столом и занимался бумажными делами. Подняв глаза, он увидел нас и, к моему удивлению, посерел и испуганно вскочил.

— Ты! — хрипло крикнул Ирикон.

Диерс с животным рычанием бросился вперёд, пробежался по столу и засадил Николаеву размашистый пинок в лицо. Депутат перелетел через весь кабинет, рухнул под одной из многочисленных фэнтазийных картин и шумно выпустил воздух. Подобно молнии, Диерс оказался рядом, рывком поднял депутата за шею и пригвоздил к стене.

— Коготь Шивы, где он! — ревел охотник.

Чернокожий англичанин настолько стремительно напал на Ирикона, что я усел обнажить свой «Glock 19» (после известных событий в сквере Сурикова оружие пришлось сменить. В арсеналах Замка хранилось много всего, масса разнообразных средств умерщвления, и я, не думая долго, взял убийственный даже по внешнему виду чёрный австрийский пистолет, легкий пятнадцатизарядный «Глок») уже лишь после произнесения охотником непонятного мне требования.

— Назад, сука! — прокричал я, бросаясь на помощь Ирикону.

Диерс не смотрел в мою сторону, но едва я оказался рядом, пнул меня в живот и сильнее сдавил горло Николаева своей огромной лапищей.

— Где Коготь Шивы?! — повторил охотник.

По-собачьи фыркнув, я встряхнул головой, нашарил рукоять пистолета и прыжком поднялся, готовый стрелять на поражение. Но в этот момент двери за моей спиной с треском распахнулись. На пороге стояли два охранника с «акээсами» наперевес. Не разбираясь, что к чему, они осатанело стали палить по кабинету веерными очередями. Спасая свою шкуру, я закатился под стол и поджал ноги. А Диерс секунду невозмутимо смотрел в лицо Николаева, а затем, будто имел в ухе третий глаз, поднял руку со «Спектром» и двумя одиночными выстрелами отбросил охранников обратно в коридор. Воздух еще не перестал звенеть от взрывов пороха, а широкий ствол итальянского автомата, легко узнающийся по двум рукояткам, уперся в щеку Ирикона.

— Винтэр, если кто-то ещё попытается войти сюда, я размажу башку твоего босса по всему потолку! — Диерс не шутил. Это было прекрасно заметно по инфразвуку его голоса.

Голова моя шла кругом. Я порывался помочь Николаеву, но опасался маньяка Диерса. Так что, дабы максимально обезопасить жизнь вожака стаи, выскочил из-под стола и бросился к вышибленным дверям, сложив руки крестом над головой. По коридору на звуки выстрелов уже бежали находящиеся в здании оборотни. Они совершенно проигнорировали мои потуги послать условный знак и сходу открыли огонь. Пули засвистели мимо ушей, одна больно вонзилась в плечо, и я поспешил укрыться за стеной. Диерс бросил на время горло Ирикона, выхватил второй «Спектр» и бросился яростно расстреливать охранников. На меня он не обращал никакого внимания.

Николаев съехал по стене на пол. Он тяжело дышал, из глаз струился зеленый туман. Растирая руками посиневшую шею, он скорчил гримасу, как мне показалось, боли, но на самом деле Ирикон стал трансформироваться. Затрещали швы костюма, лопнул галстук, разъехались ботинки, и через какие-то полторы секунды депутат превратился в крупного чёрного зверя, который с ревом кинулся на ощетинившегося пулеметами Диерса. Завязалась ожесточенная схватка, охотник выронил оружие, вынужденный защищаться обеими руками от клацающих челюстей оборотня.

Воспользовавшись моментом, я выглянул в дверной проем и обомлел от ужаса: в коридоре одно на другом лежало не менее дюжины изрешеченных человеческих тел. Диерс потрудился на славу, черт бы его подрал!..

Клубок рычащих, бьющихся в смертельном бою противников метался по кабинету, круша всё на своем пути. Ирикону удалось несколько раз свалить Диерса с ног и даже вырвать солидный кусок мяса их живота противника, но тот казался непобедимым. Каждый раз он вскакивал вновь и нещадно лупил антрацитового зверя всем, что подвернется, выполнял сложнейшие акробатические трюки. Я не мог безучастно смотреть, как убивают босса; кровь вскипела, сердце застучало с частотой автоматных выстрелов. Спина моя выгнулась, пальцы судорожно заскребли паркетный пол. Чувствуя, как тело начинает болезненно меняться, я со всё больше увеличивающимся углом обзора видел, как Диерс нанес серию особенно мощных и сокрушительных ударов ногами, завалил Ирикона на бок, а затем, к величайшему моему недоумению, нечеловеческим рывком вгрызся в горло оборотню. Ирикон попытался высвободиться, но лишь беспомощно бился в агонии под могучими руками… вампира.

Теперь до меня дошел смысл сказанной Диерсом накануне фразы «damned for twice», то есть «дважды проклятый». Охотник оказался вампиром, присягнувшим Свету, этим объяснялась невероятная сила и ловкость в бою с вожаком стаи.

Я почувствовал, как разум отделился от тела, и прыгнул вперёд. Пасть Диерса с окровавленными губами и клыками, сверкнувшими в свете электрических ламп, распахнулась мне навстречу. Вампир шипел. Его огромные глаза пылали огнём крематория, брови скрылись в клубах зеленого дыма. Когда я готов был вцепиться в него и рвать, рвать, рвать когтями и зубами, Диерс вдруг исчез. Иными словами, мне показалось, что он исчез, но на деле вампир выстрелил своё тело вверх, и пока я пытался сообразить, что к чему, обрушился на спину. Сильнейший удар прижал меня к полу, затем не менее сильный пинок под дых подвесил меня в воздухе, и пока лапы перебирали пороховой дым, Диерс ударом колено подбросил меня к самому потолку, после чего ногой с разворотом отшвырнул к стеллажу с книгами. Услышав множественный хруст собственных костей, я вместе с книгами повалился на пол. Боль была жуткая, так что сознание, претерпевшее наравне с телом полный метаморфоз, затмилось.

Обнаружил я себя уже перекинувшимся в человеческий облик. Ещё я подметил, что кроме почти мертвого Ирикона, нависшего над ним вампира и, собственно, меня в разгромленном кабинете появилось новое действующее лицо.

С ужасом я осознал, что это Ксио…

Девушка открыла огонь из двух пистолетов и прыгнула высоким сальто вперед. В полёте она превратилась в угольную бесхвостую пантеру, сбросила одежду и сшибла Диерса. Прокатившись по паркету, они разметали в щепки декоративный журнальный столик и большую кадку с развесистым растением. Ксио почти удалось добраться до горла вампира, но Диерс был сильнее. Скинув с себя извивающуюся пантеру, он прыгнул, оттолкнувшись руками от засыпанного землей паркета, прижал Ксио коленом прямо к груди Ирикона и несколько раз в яростном остервенении приложился здоровенным кулаком к её рычащей морде.

Превозмогая боль, я дотянулся до пистолета, и когда вампир разинул пасть, чтобы впиться в затихшее тело пантеры, выстрелил. Глаз и трясущаяся рука подвели меня — пуля вместо головы угодила чуть ниже ключицы охотника. Вампира отшвырнуло в сторону, но он быстро вскочил и прожег меня ненавидящим взглядом.

— Не тронь… её, — вырвался хрип из моей глотки.

Двумя «Спектрами» походное снаряжение охотника не ограничивалось. Выхватив из-за спины пистолет, он широко раздвинул ноги и с презрительным «fucking piece of shit!» выстрелил три раза подряд.

Я слышал три сухих щелчка, три пули прошили мое тело насквозь: одна вошла в живот, вторая — ниже, в таз, третья перебила колено. Успев осознать, что, к величайшему сожалению, «Глок» заклинило после первого же выстрела, я провалился в разверзнувшуюся в орошенном кровью паркете тёмную бездну…

Из небытия меня вырвала кошмарная боль, пламенем пожирающая тело. Я протяжно застонал, нашел в себе силы открыть глаза. Оказалось, я лежу на заднем сиденье собственной машины, которая с огромной скоростью несётся невесть куда. За рулем был Диерс.

— Очнулся, волчара? — покосился вампир в зеркало заднего обзора, настроенное против обыкновения не на дорогу, а на меня.

— Ты чёртов подонок! — с трудом выжал я три слова, спровоцировав очередную волну агонии в переломанных костях и кровоточащих пулевых ранах.

Диерс оскорбление проигнорировал и бросил мне небольшую пластиковую бутылку.

— На, выпей. Поможет поскорее восстановиться. Да не ссы ты, не отравлю!

Я нашарил бутылку, отвернул колпачок и глотнул. Мне было плевать, что окажется внутри — пусть яд. В желудок опустилась резко пахнущая корвалолом, густая, противная до омерзения жидкость.

— Ублюдок! — сорвалось с губ вместо благодарности.

— Да пошёл ты, — беззлобно бросил Диерс. — Думаешь, я рассказал тебе всё, что знаю? Да как бы ни так! Твой босс — этот Ирикон — матерый волк. Глаз Лизарда нужен был ему не просто так, ой, не просто. Сраный артефакт едва ли полезен сам по себе, но он является ключом к огромной силе. Силе, способной создать демона — лидера всех оборотней. Подлец Ирикон, завладев Глазом Лизарда, мог попортить всю малину, но я остановил его.

— Ты убил его, мразь! Ты убил Николаева! — Я почувствовал, как боль в самом деле отступает. Волшебным образом раны перестали кровоточить, а кости, по всей видимости, начали срастаться. — И ты расправился с Ксио!

— Entia non sunt multiplicanda praeter necessitatem, — хмыкнул Диерс. На пассажирском сиденье рядом с ним лежал его кожаный плащ, который вампир бросил мне. — Накройся, а то оголил своё хозяйство как чёртов извращенец. Что касается Ирикона, то ты сам видел, вопрос стоял ребром: или я, или он. А девку я не убил. Так, покалечил чуть.

— Скотина, — хрюкнул я, неловко укрываясь плащом.

Диерс дал по тормозам, и когда «крузер» замер на месте, повернулся ко мне с нескрываемой маской презрения на лице.

— Слушай сюда, щенок! Ты обязан сказать спасибо, что я не пришил тебя на месте после того, как ты пустил в меня пулю. Видят Небеса, мне надоело нянчиться с волчонком, с превеликим удовольствием я просунул бы твою тупую голову под колесо и покатался туда-сюда, но не могу. посему, уважаемый сэр, не рыпайся и делай в точности то, что скажу. Иначе, клянусь клыками, я плюну на всё и расправлюсь с тобой как со слепым котенком. — Охотник расплылся в улыбке. — Ясно выражаюсь? Тебе понятен мой акцент?

Я с ненавистью смотрел в налитые кровью глаза вампира. В голове прокручивались варианты расправы над ним, но один за другим постепенно отбрасывались по причине недостаточной жестокости.

Клацнув зубами, Диерс сказал:

— Говори, где живешь. Поедем туда, надо передохнуть перед новым визитом в Wolf Castle.

— Х… тебе, а не адрес, — процедил я.

Чёрное лицо вампира почернело ещё больше. Он перегнулся через сиденье и со всей силы ударил, сплющив мой нос в лепёшку. Очевидно, в приступе ярости этого Диерсу показалось мало, и толстые пальцы стальной клешнёй обхватили горло.

— Последнее китайское предупреждение тебе, Винтэр, — пробасил он. — Помолись всем известным тебе богам, прежде чем захочешь ещё раз съязвить в мой адрес.

Когда железная хватка ослабла, я судорожно глотнул воздух и опустил веки. От боли в сломанном носе две влажные дорожки слез промочили щеки. Не оставалось ничего, кроме как подчиниться вампиру. Он превышает все в силе, скорости и злобе. Перечить такому монстру означает рыть собственную могилу.

Я сказал адрес, Диерс кивнул и тронулся. Он не знал города, поэтому искал нужную улицу довольно долго. За это время силы в основном успели вернуться ко мне, и выходил из машины я уже самостоятельно, хотя покачивался, постанывал и постоянно порывался ощупать изуродованный нос.

— Pittoresque, — буркнул Диерс, шагая вслед по ступеням подъезда. Я не знал, что он говорит по-французски, поэтому расценил слово как вполне русский мат и с трудом сдержался от порыва развернуться и вмазать в мерзкую чёрную харю.

Отперев замки, я валился в квартиру. Из гостиной тут же выпорхнула Настя. Её синие глаза расширились и наполнились неописуемым ужасом, когда увидели сгорбленную, окровавленную фигуру, неловко прикрывающуюся плащом. Едва же в прихожую протиснулся негр, девочка испуганно пискнула и попятилась назад.

— Папа угодил под машину, — лучезарно улыбнулся вампир. А затем уже мне тихо добавил: — Не знал, что у тебя есть дочка, приятель.

Должно быть, я развернулся слишком резко и слишком испепеляющее вперился взглядом в Диерса, так что он, подняв руки в жесте безоружного человека, умоляюще прогнусавил:

— Брось, Винтэр, я по-прежнему охотник Ордена Света и не имею морального права причинять вред безобидным созданиям вроде твоей дочери. Предвзято относишься ко мне, приятель! Я давно подозреваю в тебе расиста…

— Настя, иди живей в комнату, — попросил я.

Девочка, неуверенно отступая, спросила:

— Тебя побили?

— Нет, милая, — расплылся я в улыбке, — машина сбила, но ничего серьезного. Сейчас приму душ и буду как огурчик.

— А что это за дядька с тобой? Это он тебя сбил?

— Нет, он привёз меня домой, — покосился я через плечо на ухмыляющегося охотника. В присутствии ребенка выражение лица Диерса потеряло и стало мягким, почти добрым. Кабы не вытатуированная половина черепа, Джонатана Диерса можно было бы принять за Мартина Лоуренса или Эдди Мерфи, а то и за обоих братьев Вайянсов сразу. — Его зовут дядя… дядя Женя.

— Вы, дядя Женя, негр? — Настя, получив объяснение, которое её вполне удовлетворяло, перестала бояться и теперь с детским любопытством и непосредственностью глядела на здоровяка Диерса.

— Нельзя так говорить! — автоматически покорил я девочку, тут же пожалев об этом. Но укор был произнесён и теперь следовало его обосновать. — Слово «негр» произносить неприлично.

— Почему? Искренне удивилась Настя. В свои шесть — уже шесть! — лет она не могла не знать, почему слово «негр» в присутствии негров говорить неприлично, но, как все дети, упрямилась.

— Да ладно, Винтэр…

— Виталя, — поправил я.

— Окей, Виталя. Слово «негр» в русской культуре и в западной культуре несет совершено разную эмоционально-смысловую нагрузку. Пусть твоя дочка зовёт меня как хочет, я не против.

Я прошёл в спальню, быстро натянул первое что попалось под руку, затем отвёл Диерса на кухню и испытующе заглянул в огромные глаза.

— Мне надо помыться. Если ты…

— Кончай нести чушь, Винтэр, — прервал вампир. — я же сказал, что пальцем не трону девочку. Клянусь как охотник Ордена Света и как вампир. Мы не звери, приятель.

У меня были веские основания не верить ни одному слову Диерса, но двойная клятва немного успокоила. Поспешно приняв душ, я смыл с себя кровь. В местах пулевых ранений появилась тонкая розовая кожица, кости давали знать о недавних переломах гораздо меньше. Регенерируются организмы оборотней не так быстро, как организмы вампиров, но пойло с запахом корвалола, что подсунул мне охотник, хоть и отвратительное на вкус, ускорило процесс заживления в несколько раз.

Выйдя из ванной комнаты, я услышал, как в гостиной Диерс мило беседовал с Настей. Похоже, он не соврал, о чём я очень сильно беспокоился, смывая затвердевшую корку с тела.

— Дядя Женя рассказывал мне про королеву! — восторженно улыбалась девочка, когда я присоединился к ним. — Я тоже хочу быть королевой! Ну, или хотя бы принцессой.

— Будешь, будешь, — погладил я девочку по голове. — Настенька, посмотри пока телевизор или поиграй с куклами, нам с дядей Женей надо срочно поговорить.

Настя заупрямилась. Она не хотела расставаться с таким экзотичным «дядей Женей», но Диерс пообещал лично познакомить девочку с самой королевой Великобритании, и Настя уступила. Вряд ли Диерс знал кого-то из королевской семьи, но зато он знал нечто, что непременно должен был знать и я. Поэтому, когда мы прошли на кухню и закрыли за собой дверь, я первым делом спросил:

— О каком таком Когте Шивы ты допытывался у Ирикона?

Охотник вальяжно развалился на L-образном диванчике за столом и некоторое время насмешливо смотрел на меня.

— Коготь Шивы — могущественный древний артефакт, гораздо могущественнее Глаза Лизарда, — наконец удосужился ответить негр. — В нём сосредоточена сила, способная превратить любого оборотня в сверхсильного демона, Герадо по сравнению с которым — ссущая болонка. — Диерс сказал именно «ссущая», а не «сущая» или что-то ещё… — Реликвию охранял сам Герадо, но примерно полторы тысячи лет назад кто-то умудрился его обокрасть. С тех пор Коготь считался утерянным, пока информация о нём не всплыла здесь, в России, в этом городе. Оказалось, Коготь попал в руки вожака стаи Ирикон. Но завладеть Когтем Шивы — лишь полдела. Сила закрыта на замок, а ключ от замка — Глаз Лизарда, болтающийся на твоей шее. При определенных обстоятельствах Глаз Лизарда должен магически воздействовать на Коготь, после чего заключенная в последнем сила высвободится. Ирикон хотел стать единоличным владельцем обоих артефактов, высвободить силу и встать во главе легиона оборотней, но подобный расклад не устраивает тех, кого я представляю. Ирикон, став наимогущественным оборотнем, лишь в каком-то роде сменил бы Герадо — приспешника Яугона, а не обратил бы легион в иную веру. Для создания же Третьей силы нужен иной оборотень, в интересах которого будет борьба не только со Светом, но и с Тьмой.

— Но убивать Ирикона было совсем необязательно, — со злостью сказал я. Ярость вновь начинала закипать в крови.

— Опять начинаешь, да? — точно так же зло взъелся Диерс. — Я прекрасно понимаю, ты предпочел бы видеть победителем в той схватке своего босса, а не залетного ниггера, но у меня, знаешь ли, иные приоритеты.

— Он был не просто моим боссом, — покачал я головой, — он, чёрт возьми, сделал меня таким, каков я есть!

— Хочешь сказать, он инициировал тебя?

— нет, но Ирикон собрал меня по кусочкам, когда я разваливался. Дал знания и навыки, которых без него я никогда бы не получил. Он вернул меня к жизни, когда я думал, что уже мёртв. Кабы я знал, что ты затеваешь, ни за что на свете не провел бы в Замок…

— Эт-точно, — согласился Диерс. — Поэтому я ничего тебе не говорил. Но, как бы там ни было, я тоже жалею, что пришил Ирикона. Ведь только он знал, где именно спрятан Коготь Шивы.

Диерс поднялся, подошёл к окну и долго смотрел на скучные железобетонные многоэтажки. А я, пока вампир глазел на улицу, достал из холодильника замороженный кусок мяса и кинул в микроволновую печь на разморозку. Жрать хотелось нестерпимо, аж живот сводило. Настя, пока я летал в Англию, ела у Ахимовых; я хотел вообще поселить её на пару дней у соседей, но девочка запротестовала, изъявив желание остаться дома.

Мою квартиру Настя уже давно называла словом «дом»…

— Снега у вас мало, — задумчиво буркнул Диерс. — Вовсе нет почти.

— Ты в Сибирь съезди, — посоветовал я, — в Красноярск. А лучше сразу в Дудинку.

— Может, и съезжу когда-нибудь. Впрочем, снег я уже видел тысячу раз. И в Альпах, и на Аляске, и в Гималаях. А последний раз — в Шотландии. Но это было лет сорок назад.

— Сколько же тебе всего?

— Если считать от рождения, то триста двадцать шесть, — без заминки ответил вампир, — из которых триста лет я служу Ордену.

Я знал, что у вампиров возраст исчисляется как бы двойным счетом. Называя его, они, как правило, уточняли, «от рождения» или «от инициации».

— Объехал весь мир, выучил девять языков, научился убивать, но так и не понял, как ой чёрт живу… ради чего, блин…

— А где ты родился? — поинтересовался я, спеша прекратить на корню сентиментальные потуги убийцы исповедаться, которые хрен знает к чему приведут.

— Не поверишь, приятель, — обернулся Диерс, подняв брови, — в Африке!

Печь запищала, сообщая об окончании работы. Я покромсал мясо на мелкие куски и высыпал в загодя приготовленную сковороду. Диерс отошел от окна, вернулся на свое место.

— Пожрем и вернемся в Wolf Castle, — сказал он.

— Зачем? Ведь Ирикона ты уже убил…

— Коготь спрятан где-то в Замке. Необходимо найти его как можно быстрее.

— С какой стати ты так уверен, что артефакт спрятан в Замке?

Диерс запустил руку за ворот чёрной футболки и вытащил маленький кулончик, похожий на продолговатый опал.

— Эта штука светится и испускает тепло, когда Коготь Шивы находится поблизости, — объяснил вампир. — Так что мы вернёмся в Замок и перевернём всё к чёртовой матери, но найдем Коготь.

Я покачал головой:

— Нет, мистер Диерс, не так. Ты вернешься, а я не желаю больше принимать участие в твоих делишках, пусть даже об этом мня попросит сам Дьявол или Господь Бог. Ты убил Ирикона, ты чуть не убил Ксио, с которой я хотел… кхм, которая мне дорога. Ты повернул всех оборотней против меня, ведь они знают, что это именно я провел тебя в Замок к Ирикону. Ты испортил всю мою жизнь, которая с таким трудом восстанавливалась, мистер Диерс. Я пас.

В глазах негра в очередной раз за этот слишком длинный день вспыхнула ярость. А еще говорят, что оборотни самые неуравновешенные существа…

— Ты так ни черта и не понял, — зашипел он подобно шипящему на сковороде мясу. — Ты не понял, что якшаюсь я с тобой не по собственному желанию. Если хочешь знать, то я ненавижу тебя всеми фибрами души, как выразился ваш поэт. Ненавижу тебя как вампир, потому что ты блохастая псина. Ненавижу как охотник, потому что ты мой заклятый враг. Ненавижу как человек, потому что ты жалкий слизняк. Я устрою тебе такой Hollenfahrt, на какой не способен сам Сатана, если не будешь делать в точности то, что говорят. Чем раньше отыщется Коготь, тем раньше ты избавишься от меня. Наши пути разбегутся в разные стороны. Разве это не в твоих интересах?

— Наши пути разбегутся сейчас же, — зверея, зарычал я. — Попрошу тебя…

Но Диерс не дал мне договорить. Он вскочил с диванчика, обхватил розовой ладонью мой затылок, после чего я против воли собственным лбом стукнулся о столешницу. Загремела сахарница, упала на пол чайная ложечка, повалилась на бок и покатилась к краю стола цилиндрическая солонка. В попытке нанести ответный удар я выбросил вперёд кулак, но Диерс перехватил руку, заломил за спину и пнул коленом в спину.

— Не надо шутить со мной, щенок. Я сильнее во сто крат.

В подъезде детвора рванула несколько петард, по улице за домом промчался перехватчик ГИБДД с воем сирены и кашлем «матюгальника», а я растирал ушибленный лоб и с лютой ненавистью глядел на Диерса. Негр, в последний раз сверкнув глазами, отвернулся к окну.

— Holy shit! Зуб даю, эту тёлку я уже где-то видывал, причем не так давно…

Я недоуменно уставился на охотника, который с интересом разглядывал что-то во дворе. прижавшись лбом к стеклу, я проследил за взглядом охотника и обомлел: напротив подъезда прямо под окнами квартир Ксио и несколько крепких парней в чёрных куртках запихивали безвольно болтающееся тело Светланы Ахимовой в «Шевроле»…

Снег перестал падать, и тучи устремились куда-то к скалам, гонимые сильным в вышине, но едва ли ощутимым у земли ветром. Мохнатые ели, укутанные снизу доверху белым саваном, неслышно качались, изредка роняя пушистые хлопья. Убегающие тучи обнажали небесный антрацит, усыпанный искрами далеких, холодных, равнодушных ко всему звезд.

Луны не было.

Урванцев вышел на крыльцо старой, покосившейся уже сторожки, потоптался в хрустящем насте, выдыхая облачка разогретого легкими пара. Он что-то выискивал среди толстых стволов вековых деревьев, что-то пытался увидеть. Кого-то ждал. Бросив беспокойный взгляд на ночное небо, Урванцев, в конце концов, вернулся обратно.

В хорошо протопленном, освещенном керосиновой лампой доме на широкой скамье сидел старик и промасленной тряпочкой чистил двухзарядную винтовку. Не поднимая глаз, он спросил:

— Не видать?

— Нет, — покачал головой Урванцев, повесив меховую куртку на вбитый в стену гвоздь.

— Уже второй день их нет, — проворчал старик. — Черт-те что…

— Всё-таки они пошли к деревне, — уверенно сказал Урванцев. — Мишка туда собирался целую неделю.

— На кой им сдалась твоя деревня-то? Самогона и здесь предостаточно.

— Ну, мало ли…

Посмотрев сквозь ствол на огонь в лампе, старик сдвинул густые черные брови с редкими седыми волосками:

— Если до утра не вернутся, я пойду вызывать следопытов. Говорил же, что эта зима будет плохой…

— Да ладно тебе, Фёдорыч! Ты нам все уши прожужжал про плохие зимы! Глядишь, Мишка с Семеновым в деревню смотались, чтобы от тебя отдохнуть малость!

— Не пошли бы они в деревню, не сказав нам об этом.

Урванцев махнул рукой и растянулся на скамье, подложив под голову шапку. Что бы там он не говорил, а волнение за егерей возрастало с каждой минутой их отсутствия. Старик прав: не пошли бы они в деревню, не предупредив остальных.

Тогда что же с ними сталось? Неужто лесные хищники осмелились напасть на вооруженных людей? Или, быть может, браконьеры опять в тайгу пожаловали? В прошлом году ведь так и было: наткнулись Урванцев с Семеновым на следы человеческие да пошли по ним выискивать место стоянки нелегальных промысловиков. Хорошо, что у Семенова с собою самогон был, а иначе околели бы среди сугробов, как пить дать околели бы! И Фёдорыч тогда не беспокоился шибко — Мишка рассказывал. Он, мол, чувствовал, что егеря не заплутали в тайге (как же, заплутаешь с Семеновым — он каждый куст здесь знает!), а наткнулись на браконьеров.

Та зима была спокойной, хоть и морозной.

Теперешняя зима не такая холодная, но… недобрая, что ли? Словно витает в воздухе привкус чего-то горько-сладкого, со щепоткой соли, как запах ржавой лодки, что спрятана в канаве у Медвежьего озера. Или это Фёдорыч своим мрачным видом такие образы нагоняет? Твердит и твердит, что зима — плохая. А чего в ней плохого-то? Самая обычная зима, вот только тихая да теплая пуще обычного…

Урванцев вяло размышлял под треск дров, полыхающих за прикрытой заслонкой в чреве прокопченной печурки. Мысли его замедлялись, стали запинаться одна об другую, слипаться в неразборчивый ком, который, в свою очередь, потихоньку превращался в уютный сон.

Но внезапно дурманящая пелена умчалась прочь. Урванцев, не открывая глаз, попытался понять, что вызвало столь резкое пробуждение, когда Федорыч спросил:

— Ты слышал?

Урванцев сел и положил правую руку на приклад своего ружья.

— Ветка хрустнула что ли?

Старик не ответил, а перехватил поудобнее винтовку и шагнул к двери. Урванцев поспешил последовать за ним, внутренне удивляясь той необычной способности, которая приходит к человеку, долгое время живущему среди дикой природы — способности отделять звуки простые, не несущие никакой важной информации от звуков особых, как, например, треснувшая ветка.

Снаружи всё по-прежнему оставалось спокойным, тихим и ночным. Тучи уже скрылись за далекими рваными скалами, которых, впрочем, видать всё равно не было — мешали высокие кроны древних елей. Снег захрустел под унтами, когда Фёдорыч безошибочно выбрал направление и легкой рысцой побежал в лес. Углубившись метров на тридцать, он остановился как вкопанный. Нагнавший его Урванцев чуть было не запнулся об то, на что смотрел старик.

В сугробе, наполовину скрытый под снегом, лежал мужчина в рваных одеждах, которые больше подошли бы светскому приему в столице, чем ночной прогулке в недрах тайги. Мужчина лежал вниз лицом, но Урванцев решил, что он выглядит довольно молодо.

— Держи! — Федорыч протянул егерю своё оружие, а сам обхватил человека руками, поднатужился и взвалил себе на плечи. — Беги в дом, растопи снега!

Урванцев, покосившись на безвольно болтающееся тело, побежал выполнять поручение.

Когда незнакомца принесли в сторожку и уложили на скамью, накрытую для мягкости оленьей шкурой, Фёдорыч скинул с него рваную одежду и стал ожесточенно растирать бледное, исхудавшее тело топленым снегом. Урванцев носком унта перевернул остатки кожаного плаща, ныне представляющие собой печальное зрелище.

— Его одежда в крови, верно? — спросил егерь.

— Он и сам весь в крови, — мрачно ответил старик.

— Похоже, он долго блуждал по лесу. Волки его потрепали, что ли?

— Да нет, не волки. Глянь — на теле нет ни царапинки!

Урванцев склонился над бледным мужчиной и заметил, что его кожа действительно цела, что никак не складывалось с разорванной одеждой.

— Тогда чья же кровь?

Федорыч не стал отвечать на этот вопрос, а, как обычно случалось в последние месяцы, простонал:

— Ох, плохая зима ныне!..

Урванцев взял с полки бутыль самогона и плеснул в кружку. Выпив, он стал соображать немного лучше.

— Может, это кто из геологов? На севере их станция, и…

— Не геолог это, сынок. Как не охотник, не браконьер и не ревизор из Центра.

— Но кто тогда? Интурист?

— Он даже не человек…

Урванцев хотел что-то сказать, но осекся. Приятное ощущение от выпитого самогона мигом улетучилось, оставив в ушах ровный назойливый шум.

— Что ты сказал, Фё?..

— На свою беду мы подобрали в лесу сборщика душ, — загробным голосом сказал старик. — Это сам чёрт во плоти, и кровь на его одеждах — это кровь Семенова с Мишкой.

Урванцев на миг решил, что старик лишился ума, поэтому говорит полную ахинею. Но, слушая стук своего собственного сердца, егерь расширившимися от ужаса глазами смотрел, как исхудавшее тело мужчины, от стужи превратившееся в белую ледышку, вдруг стало пучиться, расширяться во все стороны. Через минуту уже нельзя было сказать, что этот мужчина страдает истощением, потому что в свете лампы ясно различался гранитный рельеф мышц. Кожа его тоже потемнела.

Федорыч отскочил в сторону как ошпаренный.

— Убей его! Стреляй ему в голову!

— Ты что, совсем ополоумел? — воскликнул Урванцев. — Я не буду в него стрелять!

Старик сплюнул и потянулся к печке, на которой лежала его винтовка, но рука на полпути остановилась, потому что незнакомый мужчина издал слабый стон.

Урванцев, совсем ничего не понимающий от бредовых слов старика, подошел поближе.

— Уходите, — прошептал мужчина, угловатое лицо которого обрело румянец.

— Спокойно, мужик, мы не причиним тебе зла, — поднял обе руки Урванцев. — Лежи, тебе надо прийти в себя.

— Где я?

— На южном кордоне. Мы егеря.

— Уходите, — опять повторил мужчина.

Урванцев повернулся, чтобы посоветоваться с Федорычем, и увидел, что тот держит приклад у плеча и целится в незнакомца.

— Ты что творишь, старый! — взревел Урванцев. В один прыжок он оказался рядом со стариком и с силой отшвырнул его к стене. Но сделать это до выстрела он не успел — два разряда слились в один, и пули пронзили обнаженный торс человека.

Охнув, он свалился со скамьи и рухнул на пол, где, несмотря на тяжелые ранения, сразу же стал пытаться встать на ноги.

— Уходите же, люди! Уходите, если не хотите отдать души дьяволу!

Фраза, которую он произнес, начиналась шепотом, но кончилась нечеловеческим рыком, в котором была смешана боль от ран и ярость непонятно от чего. Мужчина поднялся и распрямился во весь могучий рост.

Урванцев заметил, что никаких ран на его теле нет, хотя был уверен — пули попали точно в левый бок чуть ниже слепого ребра.

— Стреляй в него! — вопил Федорыч, который уже забыл о своей винтовке, выронил её из трясущихся рук.

Незнакомец поднял руки вверх и грозно зарычал. Свет в комнате померк, но тут же огонь в печи разбушевался не на шутку, грозясь вырваться наружу и спалить сторожку. Пламя в керосиновой лампе вытянулось в почти метровую пылающую струну.

Человек посмотрел на егерей. Если раньше в его взгляде было что-то осознанное, то теперь там поселился хищный зверь, готовый разорвать добычу. Зрачки в одно мгновение свернулись и исчезли, как сворачивается яичный белок, если бросить его в кипящую воду. Глаза без зрачков стали наливаться красным светом, и от них пошел слабый туман.

Урванцев поверил в слова старика о том, что человек, которого они нашли в тайге — демон. Сборщик душ.

Раздался выстрел ружья. Затем ещё один. Егерь целился в голову.

Сколько же лет насчитывает существование Яугона и Актарсиса? Вряд ли удастся хоть одному существу или одной сущности точно ответить на этот вопрос. Однако, можно ответить в примерных цифрах, более или менее приближённых к действительности.

Для начала скажу, что считать Царствие Небесное и Преисподнюю ровестниками материальной вселенной неверно. Дабы объяснить, когда и как возникли всё-таки эти миры, предлагаю вам послушать небольшую лекцию о зарождении вселенной.

Итак, в начале не было даже слова, как многие заблуждаются. Было лишь нечто, не поддающееся ни описанию, ни пониманию, нечто, названное античными мыслителями таинственным и страшным словом «Chaos». Не было в первоначальном Хаосе ни света, ни тьмы, ни времени, ни пространства, лишь всеобъемлющее ничто. И так было примерно бесконечность (хотя даже это глубокое слово лишено смысла, ведь что такое бесконечность при факте отсутствия времени?). затем по причинам, о которых никто никогда не узнает, в первоначальном Хаосе возник бесконечно малый «пузырь» с невероятно большой плотностью и массой, и, едва возникнув, взорвался колоссальной вспышкой, масштабы которой невозможно представить. В широких массах сие событие названо Большим Взрывом. Собственно-то говоря, со взрыва и начинается эволюция нашей вселенной. В порядке короткого отступления следует заметить, что до вселенского «пузыря» его место занимала (насколько это словосочетание уместно в терминологии Хаоса) иная вселенная, полностью, частично или вовсе не отличимая от той, в которой нам удосужилось жить. Какова «наша» вселенная по счету, неизвестно даже Господу. Вполне вероятно, что мы существуем во вселенной с порядковым номером "2", а то и "1", но я предпочитаю считать её порядковый номер неизвестным, стоящим где-то на линии от минус бесконечности до плюс бесконечности.

Современная наука считает, что возраст вселенной — примерно пятнадцать миллиардов земных лет. Что говорить, Большой Взрыв сотряс великий Хаос уже давненько! Сам Взрыв продолжался смехотворно короткое время — примерно десять в минус тридцать шестой степени секунд, а далее в игру вступили силы инерции. Слово «мгновенно» для обозначения данного события едва ли подходит, потому что подразумевает слишком уж гигантский промежуток времени. Примерно через миллион лет появились элементарные частицы, из которых произошло первое вещество вселенной, равномерно заполнившее «пузырь». Но, очевидно, плотность вещества в разных местах была не такой уж одинаковой, что привело к нарушению гравитационного баланса. Следствием этого стало сжатие первостепенного вещества, начался многочисленный процесс коллапсирования, то есть падения вещества на некий центр массы, в результате которого много-много лет спустя во вселенной образовались отдельные «очаги» материи, разделенные друг от друга почти абсолютным вакуумом. Под действием сил притяжения в центре таких «очагов» образовались плотные сгустки вещества, концентрирующие вокруг себя всё больше и больше материи. В один прекрасный момент сгустки стали настолько массивными и плотными, что превратились в объекты, известные в науке как «черные дыры». Вокруг этих феноменальных, невероятно сильных «черных дыр» сформировались галактики. В галактиках под действием всё той же коллапсирующей гравитации зародились звёзды и планеты. И в одной из многочисленных галактик немногим меньше пяти миллиардов лет назад вспыхнули термоядерные реакции обращения водорода в гелий в недрах маленького солнышка — звезды по имени Солнце. К тому времени около новорожденной звезды уже кружились в хороводе планеты, одной из которых впоследствии суждено было стать колыбелью жизни…

Я затеял данный экскурс в эволюцию вселенной недаром. Во-первых, чтобы попытаться понять, каким же образом появилось всё то, что мы зовём миром, необходимо иметь чёткое представление о предшествовавших событиях. Во-вторых, известную, в общем-то, теорию эволюции вселенной я рассказал, дабы немного отвлечься от сумрачного повествования о потустороннем мире. И в-третьих, я хочу, чтобы вы усвоили: генезис Земли и разумного человечества — это вам не слово какое-нибудь сказать. Господь подразумевал создание населенной разумными существами планеты, но для этого вынужден был перво-наперво подготовить соответствующую почву. пятнадцать миллиардов лет он создавал необходимые для жизни условия…

Однако, продолжим.

Образовавшись как космическое тело, Протоземля по описанию могла быть похожа только на самые страшные области Преисподней: безбрежный бурляще-кипящий океан огня, хаотично остывающие и тут же расплавляющиеся вновь островки пышущей жаром тверди, нескончаемые космические бомбардировки астероидами, взрывы… Но около трёх миллиардов и восьмисот миллионов лет назад появилась всё-таки первая прочная, обширная поверхность остывшей материи, возникли океаны воды и первобытная «мёртвая» атмосфера из углекислого газа и азота. Затем — о божественное провидение! — эволюция вещества вселенной претерпела мощный прорыв, в результате которого образовалась жизнь: первые бактерии. Бурными темпами жизнь развивалась от одноклеточных к многоклеточным организмам…

Неслось время сквозь века, проходил миллион за миллионом лет, остывшая, но по-прежнему мёртвая планета вращалась вокруг жёлтого термоядерного карлика, через двести миллиардов дней обзаведущегося именем собственным — Солнце. Под дикими скалами мёртвой планеты грохотали раскаты грома, волны холодного океана с ревом обрушивались на пустынные берега, в отравленном воздухе не витало ни одного живого звука. Но жизни рано или поздно суждено было появиться, и она появилась. Сквозь криптозой и фанерозой, сквозь докембрий, палеозой, мезозой и кайнозой, сквозь кембрийский, ордовикский, силурийский, девонский, каменноугольный, пермский, триасовый, юрский, меловой, палеогеновый, неогеновый и антропогеновый периоды жизнь развивалась от цепочки аминокислоты до современного человека. На этой лестнице множество ступеней, сосчитать их не под силу никому. Зеленые одноклеточные водоросли прогрессировали до многоклеточных археоцитат; быстро перебирал в мелководье двигательными ворсинками похожий на таракана трилобит; спасаясь от смертоносных сероводородных глубин океана, бесшумно неслись стайкой гетеростраки; среди камней прибрежного дна залег гигантский ракоскорпион; хватали острыми зубами зазевавшихся лепидосирен хищные артроиды. Ихтиостеге стало слишком опасно существовать в море, и, отрастив лапы, она выползла на сушу, куда тут же поспешил и стегоцефал; мерзкие лягушачьи глаза диссорофы таращатся из зарослей первых папоротников на полуметровых насекомых диктионеврид. В густом лесу покрытые шерстью двинии — звероподобные ящеры, предки современных млекопитающих — сцепились в схватке над термитником; неподалеку прогалопировала пробурнетия, похожая на гиену и кабана одновременно. Саблезубые иностранцевии поспешно выскочили из теплого пруда, спасаясь от жабоподобных бегемотов эстемменозухов, лишь крокодил фитозавр продолжал меланхолично плыть на тот берег по делам, вцепившись в бревно… резвящийся в ветвях папоротников стегодонт в ужасе забился под трухлявый пень, едва рядом опустилась колонна ноги диплодока; пара длинношеих тварей размером с бомбардировщик времён Второй Мировой прошествовала по опушке леса, над которым время от времени раздавались демонические выкрики рамфоринхов и птеродактилей. Кошмарная морда прямоходящего ящера аллозавра мелькнула средь коричневых стволов деревьев, щелкнув зубами. Хищный аллозавр спасался бегством от самых агрессивных животных всех времен — сильных и прытких велоцирапторов, а самим рапторам через пару дней предстоит скончаться в жерновах огромной пасти тираннозавра. Волчий предок эндрюсархус подло наблюдал, как умирает от горя последний трицератопс; в тысяче миль южнее сошлись за обладание самкой буйволоподобные бронтотерии. Мимо них пробежала лошадь мезогиппус величиной с собаку, улепетывая от рассвирепевших свиньи археотерия и носорога эласмотерия. Над саванной повис гул ударов копыт о утоптанную землю, и лишь бедняга платибелодон — водяной слон, которому суждено было родиться похожим на двухтонную клизму, — задумчиво жевал мокрые и грязные водоросли. По другую сторону курящихся горных вершин дожевывал остатки страуса эпиорниса саблезубый тигр, ревниво посматривающий на стадо тяжеловесных мастодонтов, а из-за ближайших деревьев несколько назойливых обезьян мегалантропов на меткость швыряли в тигра камнями.

И, наконец, по скалам и джунглям зашуршали волосатые питекантропы, едва ли более разумные современных шимпанзе. Но надо отдать должное примитивным питекантропам — они, почесываясь и выискивая блох друг у друга, сумели наплодить потомство, шагнувшее на новую ступень эволюции, а именно — неандертальцев. Эти представители исторического развития вида человеческого также не блистали умом, которого хватало лишь на изготовление каменных «долбилок». Своими «долбилками» неандертальцы долбили куда не попадя, особо не беспокоясь о последствиях, и, в конце концов, «выдолбили» кроманьонцев, существ тупых, но не безнадежных. Кроманьонцы, австралопитеки, неандертальцы, питекантропы, зиджантропы и прочие человекообразные обезьяны впоследствии дали то, что ныне человек разумный зовёт «homo sapiens». Аллилуя! Род человеческий заселил четыре материка из шести (австралопитеки так и не обзавелись полноценным разумом, довольствуясь тем что есть, а в Антарктиде гомосапиенсы жить не желали), стал плодиться и размножаться… Сапиенсы, как логичное завершение эволюции материи, осознали себя высшим обезьянами примерно сто тысяч лет назад.

Но ни Актарсиса, ни Яугона ещё не существовало. Не существовало, потому что в них не было необходимости. А сейчас я попытаюсь объяснить подробнее…

С появлением сапиенсов изменилось многое. Не бродили уже меланхоличные диплодоки, не паслись равнодушные ко всему мастодонты и не наводили ужас на окружающих гигантские тираннозавры, зато повсюду курились столбы дыма над человеческими жилищами. Одаренные сердобольным Прометеем люди мяли глину, рыхлили землю и плавили бронзу. Возникали и угасали великие империи, погрузилась в океанскую пучину легендарная Атлантида, но сапиенсы продолжали мять глину, рыхлить землю и плавить бронзу, продолжали рождаться и умирать, рождаться и умирать…

Ключевое слово здесь — «умирать». Видите ли, человеческий разум — это штука, бесспорно, хорошая, но вместе с тем очень сложная. Тысячелетия великие ученые и философы бились над разгадкой тайны человеческого разума и души, но лишь разбили лбы в кровь. Ведь понять всю глубину данного предмета невозможно, ибо разум и душа как вещи, неразрывно связанные между собой, — это песчинки великой совокупности тончайших энергий, составляющих суть Господа. Ибо Господь есть всё, как говаривал Диерс. Господь есть и свет, и тьма, и энергия, и материя. взорвавшись большим взрывом, Господь создал Землю и населил её людьми (чуть за более долгий срок, однако, чем шесть дней), наделил каждого человека душой и только потом сказал: «Аминь!».

Разум, дробящийся на сознание и подсознание, воображение и память — это вам не просто реакции распада-синтеза. Разум плюс магия равно душа. Но, спешу заметить, термин «магия» понимать надо не так, как поняли вы. Это не «ловкость рук и никакого мошенничества», не волшебная лампа Аладдина и не борода загадочного ибн Хаттаба. Магия в мире нашем есть проявление тончайших энергий, не имеющих ничего общего с энергиями, которыми оперирует современная наука. «Приправленный» магией разум, составляющий человеческую душу, есть структура настолько постоянная, что не может просто взять и исчезнуть, когда умирает носитель. Дух, отделяясь в момент смерти, беспорядочно рыщет над землей и не знает, что, чёрт возьми, происходит и как вернуться в состояние физического существования. Продолжающий мыслить разум стоит на пороге сумасшествия, потому что привычный материальный мир утрачен, а впереди, судя по всему, бесконечность чистого созерцания. И вот, над стойбищами полудиких ещё людей взвились тучи неприкаянных душ, которым во что бы то ни стало хотелось, в конце концов, куда-нибудь «прикаяться». Можете себе представить, сколько их накопилось со временем.

И возник Актарсис, параллельный мир, смежная вселенная, куда тут же перетек избыток магической энергии. Возник и Яугон, завладевший своей частью умерших. Разделение душ произошло автоматически: светлые, высокоразвитые и не запятнанные негативной энергией души устремились в условный верх, а все прочие — в условный низ. Земля избавилась от засилья неприкаянных разумных сущностей; в параллельных вселенных души вновь обрели утраченный некогда материальный мир и возрадовались (но не все возрадовались, а только те, что попали в Актарсис). На Небесах и в Преисподней возникло своё общество, основанное, прежде всего, на взаимодействии тонких энергий. Сильнейшие светлые образовали Армию Света, состоящую из Светлейших, архангелов, ангелов и хранителей. В Яугоне появились Владыки, архидьяволы и сонм прочих демонов. Все, не вошедшие в Армии Света и Тьмы, образовали так называемое «гражданское население» — аккумуляторы светлой и темной энергии соответственно. Впоследствии и тем и другим стало ясно, что дальнейшее существование все пополняющихся миров возможно лишь при умелом манипулировании потоками магической энергии. В частности, стабильность параллельного мира сохраняется при условии постоянного притока нового энергетического материала — душ умерших, и чем больше в параллельном мире становится жильцов, тем интенсивней должен быть поток. Сей факт стал первопричиной возникновения конфликта между Актарсисом и Яугоном, ведь в интересах обеих сторон было получить как можно большее количество новых душ, нового строительного материала, новой энергии. Демоны создали на Земле полностью материальных, но невероятно энергоемких солдат-легионеров; астеры образовали Орден Света и также наделили своих бойцов силой. Началась война, сражения которой шли и в Срединном мире, и в Яугоне, и в Актарсисе. Война не просто за доминирование, а за полную победу.

Потусторонние сущности, непосредственно контактируя с информационным полем вселенной, узнали, что эволюция её, в общем-то, подходит к логическому завершению. Венцом всего должна стать победа одной из сторон, а дальше — Коллапс. Апокалипсис. Гибель всего. Возврат к небытию Хаоса.

Но разум по словам Диерса, с которыми я стопроцентно согласен, не желает погибать и всегда ищет выход из критической ситуации. И Светлейшие нашли такой выход. Впоследствии о нём узнали и Владыки.

Третья сила. Серое войско. Преобразование биполярности в триполярность. И как только выход был найден, началась разработка и реализация колоссальной многоходовой операции по генезису Терриса — третьего магического мира.

Я заметил, что вы улыбаетесь, когда произношу слова «магия», «магический». И, честно говоря, поражаюсь вашему скептицизму. Лично я поверил бы и в Бога, и в инопланетян, и в йети, и в жизнь после смерти, как только увидел живого оборотня. Не человека, страдающего атавизмами, а именно оборотня. И ведь вы уже видели меня в, так сказать, иной ипостаси, почему же умиляетесь при слове «магия»?

Магия распространена в Срединном мире больше, чем вы можете себе представить. И не всегда ею владеют или оперируют потусторонние сущности; иногда тонкая энергия становится доступна обычным людям. Телепатия во всех своих разновидностях, предсказание будущего, чудесное исцеление, левитация и прочие штуки как раз и есть магия. Демоны и астеры активно пользуются магическими приёмами и активно же от них защищаются, создавая всякие амулеты, артефакты, обереги и так далее. Среди смертных примерно один раз на миллион встречаются великие кудесники, оперирующие этой энергией не хуже иных сущностей, и за такими уникумами пристально наблюдают.

Так что, Лидочка, не всё так просто как хотелось бы, но вместе с тем всё гораздо проще, чем можно было бы подумать…