– Василий, любимый, ты смог все разузнать? – взволнованно спросила Софья, когда Голицын вошел.

– Кое-что, – как-то грустно буркнул он. – Петр действительно всех удивил чудной одеждой, музыкой и прочим. По Немецкой слободе только и разговоров о нем. Все наряды обсуждают да прочие детали. И по Москве тоже много слухов пошло. Разных. Больше всего люди пересказывают, дескать братец твой заявил, будто отдает скопленные на черный день пятьсот рублей на нужды подготовки нового похода в Крым.

– А чего так мало? Думала, что он и тысячу, и две может пожертвовать.

– Он заявил, по слухам, что денег-де у него очень мало. Все в делах. В товарах. Но он не жалеет, полагая своим настоящим богатством людей, работающих с ним и на него.

– Что, так и сказал? – удивленно переспросила Софья.

– Сказывают, что так, – пожал плечами Голицын. – Но точно, как понимаешь, уже и не узнаешь.

– И народ, надо полагать, от таких слов растаял и весьма доволен?

– Весьма. Да и не только этим. Простой люд бесконечно пересказывает с особым удовольствием то, что Петька посадил с собой за один стол наиболее толковых мастеровых, что из простых крестьян да мещан будут. Очень он этим их порадовал. В общем, не праздник, а что-то невообразимое. Простолюдины друг другу сказки сказывают. Бояре в задумчивости и смятении. Купцы мечутся, как укушенные…

– А чего бегают?

– Так братик твой объявил торги.

– Чего? – нахмурилась Софья. – Он что, теперь и торговать сам начал?!

– Да. Царевич-торгаш – это… ладно, не суть. Пятнадцатого числа сего месяца он пригласил всех желающих торговых людей, что обитали в Москве и недалеко от нее, к себе в Малый дворец, где устроил торжище, но довольно необычное. Начнем с того, что все участники, дабы показать себя достойными, должны были оплатить участие. Сумма небольшая, но она была. Ну и записаться, получив личный номер на время торжища. После того как все уселись, ведущий объявлял товар и называл начальную цену. Покупка отходила тому, кто давал большую цену.

– Там было что интересное?

– Конечно, – кивнул Голицын. – Много поделок из серебряной стали, фарфор, хрусталь, листовое стекло, зеркала, карандаши, бумагу с его мануфактуры и многое другое. Все маленькими партиями и за каждую купцы друг другу бороды драли. Даже более того – он предложил к продаже не только уже готовые товары, но и еще только изготовляемые. Причем деньги – вперед. И каждую сделку строго фиксируют на бумаге, указывая участников, количество и качество товара, цену, сроки и ответственность сторон в случае просрочки или отказа. Купцы таким подходом удивлены, но Петька не желает ничего слышать, говорит лишь о том, что в деньгах порядок нужен.

– Вот ведь торгаш… – покачала головой Софья.

– Еще какой! Он ведь теперь удумал такие торги каждый месяц проводить и заложил строительство отдельного кирпичного дома на берегу Яузы, где, по его словам, можно будет в будущем всем желающим подобным образом торговать. Купцы очень оживились. Почитай вся Москва торговая кипит, бурлит да обсуждает. Я поспрашивал знающих людей в Немецкой слободе, так там говорят, что братец твой решил товарную биржу в Москве открыть. В сущности, все эти его торги у себя дома и были маленькой биржей для торговли товаром партиями или оптом, как иначе говорят.

– И много ли у него купили?

– Все, что он выставил, – девяносто семь партий разных товаров. Включая предоплату по еще неисполненным заказам на три месяца вперед. Цены редко останавливались на отметке в полторы начальной стоимости. Обычно – две-три давали. Особенно за листовое стекло и зеркала. Впрочем, столовый фарфор и хрусталь с приборами из серебряной стали тоже пользовались популярностью.

– Что же тогда он собирается продавать на следующих торгах, коли на три месяца вперед все ушло? – удивилась Софья.

– Пока неизвестно. Сказал, что тринадцатого числа предложит всем желающим ознакомиться со списком.

– Дааа… – медленно произнесла Софья. – И в кого он такой? Кстати, а пятьсот рублей он уже передал?

– Нет, но прислал письмо с просьбой принять в дар на оснащение воинства.

– То есть он предлагает тебе поехать к нему на поклон и взять деньги?

– Именно. Поэтому я и жду удобного момента, чтобы случайно оказаться в Преображенском. Проездом. Заодно и деньги забрать.

– То верно, – кивнула Софья, – но не тяни. Сам говорил, что деньги нужны. Эти пятьсот рублей очень нам помогут в подготовке к новому походу.

– Признаться, я опасаюсь идти в новый поход, – чуть поежился Голицын. – Предчувствие у меня плохое. Братец-то твой вон что чудит. Как бы бунт против тебя не поднял.

– Сам же говорил, что ему незачем. Тем более что его торговле я не мешаю, а более его ничто не интересует.

– Так-то оно так, – задумчиво произнес Василий. – Но я сильно переживаю. Сама посуди. Все толковые офицеры, что служили верой и правдой твоему покойному родителю и тебе, ушли в отставку по здоровью. А потом внезапно оказывается, что их подобрал не кто иной, как твой братец. И они у него не хворают и вида вполне довольного. Странно, не правда ли? Его три полка пехотных укомплектованы новенькими французскими фузеями. Есть своя артиллерия, к счастью, малая. Но на чудных лафетах. В деле я ее не слышал, а офицеры говорить не желают, ссылаясь на запрет Петра болтать о военном снаряжении и науке. А ведь у него еще есть три роты сопровождения, что ездят на фургонах, какие-то разрозненные отряды конных егерей и прочее. Я уже сейчас не могу сказать, сколько и каких войск под его рукой. Причем, что примечательно, все вооружены по самой последней французской моде, отменно одеты, обуты и весьма сытно живут. Да еще корабельные команды на Плещеевом озере. Там, по слухам, до тысячи человек учится. И ты знаешь, меня страх берет. Ведь в любой момент он может их двинуть на Кремль.

– Но ты сам говоришь о том, что мне хранят верность более ста тысяч солдат и рейтаров.

– Верно. Хранят. Но после поражения в кампании прошлого года пошли шепотки и неудовольствие. Никто не любит тех, кто проигрывает. А если Петька выйдет супротив нас, то еще неизвестно, как поведут себя твои полки. О том, как ладно живется тем, кто служит ему, – слухов хватает. Да и офицеры, опять же все их наиболее уважаемые командиры, убежали к братцу твоему. Тем более что с деньгами у него явно все в порядке.

– Врет?

– Конечно, врет. Плачется. Купцы как воды в рот набрали. Он ведь с ними заключает всегда письменный договор, в который каждый раз включает строки о тайне операций. Некоторые поначалу обожглись на длинном языке, так остальные сразу и притихли. Приходится слуг подкупать да расспрашивать. Но там многого не узнаешь. Те, что повыше стоят, боятся болтать даже за деньги, ведь им голову снимут, если узнают, а простые – слишком мало знают. Однако и того, что мои люди смогли выяснить, довольно для удивления. У него за один только прошлый год разных покупок было совершено на семьдесят тысяч рублей счетных.

– Ого!

– И это только то, что он в иных землях закупает. Фузеи, свинец, порох, зрительные трубы и так далее. По землям нашим вообще сложно сказать. Там какое-то жуткое переплетение сделок. Черт ногу сломит. Одно могу сказать, что торгует он весьма неплохо. Иначе откуда у него такие деньги?

– Какие?

– Большие. Думаю, речь идет о нескольких сотнях тысяч рублей в год. Кроме того, мне стало известно, что он активно вовлекает бояр в свои торговые дела с выгодой для них.

– Хитро мой лукавый братец борется за власть… – задумчиво произнесла Софья.

– Вот и я о том, – кивнул Василий. – Вроде как негосударственными делами занимается, а обложил так, что уже и бежать некуда. А тут еще мой неудачный поход да потеря половины армии на переходе, да неудачная попытка штурма Перекопа. В общем, популярность Петьки в простом народе высока. Купцы на него молятся. Бояре колеблются. А он сам улыбается да пожелания добрые посылает! Вот ведь гад лицемерный!

– Именно по этой причине ты и должен идти в поход, – после нескольких минут напряженных размышлений заявила Софья. – Что ты сделаешь здесь? Дожидаться того, чтобы стрельцы с боярами наши с тобой головы ему принесли под радостные крики купцов и черни?

– Думаешь, поход изменит ситуацию? – скептически спросил Василий.

– Он уже мог бы нас подмять, но почему-то тянет да демонстрирует на людях уважение и почет. Не догадываешься почему?

– Нет. Но мне кажется, что он с нами играет… – как-то глухо произнес Голицын. – Перед толпой – уважение и поддержка. Даже меня не осудил за то, что оплошал в походе, пожертвовав денег на вторую попытку…

– Что играет, ты прав, – кивнула Софья. – Я тоже о том подумала. Словно не недоросль он малый, а умудренный годами муж. Обходителен, приветлив, вежлив. Помогает. Пусть и скромно, но он по-хорошему и того не должен делать. Деньги личные жертвует. А сам тихой сапой укрепляет свои позиции и обкладывает нас со всех сторон.

– Словно волков на охоте?

– Вроде того.

– И как ты хочешь из этого выпутываться?

– Ты должен успешно завершить поход. Понимаешь? – с напором глянула на него Софья. – Это наш единственный шанс. Любой ценой победить. Сделать так, чтобы войска вдохновились твоими успехами. Хоть сам с саблей на штурм лезь. Иначе нам обоим головы не сносить. У нас больше не будет шанса. Второй твой промах, и все – этот монстр растерзает нас. Хладнокровно и беспощадно.

– Но ведь даже если я успех в кампании обеспечу, что это нам даст? Выиграем время. Он ведь годик-другой подождет, все сильнее опутывая нас паутиной из преданных ему людей, кормящихся с его руки.

– Иезуиты сейчас испытывают нелучшие времена. Почти все правители Европы думают о том, как лучше их отправить по славному пути тамплиеров. В том числе и понтифик. Полагаю, что если я предложу им союз, они не откажутся.

– Софья, душа моя… – ахнул Василий. – Хорошо ли ты себя чувствуешь? Ведь это сделка с дьяволом!

– А ты видишь иной шанс удержать власть? Мой лицемерный брат через год-другой отрубит мне голову за все хорошее, а тебя на кол посадит. Мы доживаем свои последние дни… Если не придумаем, как и с помощью кого удержаться на троне.

– Это ведь смута! Ты понимаешь? – пораженно воскликнул Голицын. – Века не прошло, как врага из земли изгнали…

– Успокойся, – фыркнула Софья. – Иезуиты отлично понимают, какое к ним отношение в Москве и Российском царстве. Поэтому я уверена, что все сделают правильно. И потом, ты разве думаешь, что я собираюсь выполнять обещания, данные этим лицемерным ничтожествам? Не бойся. После того как они отравят это отродье Нарышкиных, я объявлю их виновниками, действовавшими по научению рыжей ведьмы. А потом, когда он сдохнет в жутких мучениях от какого-нибудь невероятно зловредного яда, мы начнем скорбеть о нем и прославлять его дела. Благо что там действительно немало хорошего и нужного. Я лично с искренними слезами пойду за его гробом.

– Душа моя, – после минутного молчания произнес Василий, – ты понимаешь, что покушение может и не удасться? И в этом случае пощады нам не будет.

– Нам ее в любом случае не будет. Уверена, что эта лицемерная тварь не простит мне восстания стрельцов шестилетней давности. У нас с тобой невелик выбор – или мы, или он. Иного не дано. Для одной России здесь стало слишком тесно от правителей.

– И когда ты собираешься начать переписку с иезуитами?

– Сегодня же письмо напишу и передам гонцом. Пусть присылают миссию для переговоров.

– Опасно… Иоаким может прийти в бешенство. Да и иные православные иерархи.

– Плевать. Если Петька подохнет, то у них просто выбора не останется. Ванька вон на ладан дышит. Кто вместо него царствовать станет? Поломаются да притихнут.

– Это-то да, конечно… – кивнул обреченно Василий, – но меня все одно брат твой смущает. Он ведь пока нас обыгрывал. Недоросль… и обводил вокруг пальца. Даже матери его, Наталье Кирилловне, на что уж ушлая женщина, и то такое было не под силу.

– Васенька, любимый мой, – грустно произнесла Софья. – У нас просто нет другого выбора. Да, он может нас обыграть, но сидеть и ждать, когда придут его люди, чтобы вести меня на эшафот, я не хочу. Стыдно, больно и страшно. Ужасно страшно… до оцепенения.