Глава шестнадцатая
ТОЧКА НЕВОЗВРАТА
Зара
— Да здесь аншлаг, — проговорил Эргар, когда флаер садился на площадку.
В небе виднелся еще один транспорт, тоже шедший на снижение.
— Отгони в ангар, — распорядился наставник, — чтобы не мешать ему.
И повернулся ко мне. В глазах Эргара светилось настоящее беспокойство. Мне стало ужасно стыдно за то, что я накричала на него.
— Как ты?
— Нормально. — Я попыталась улыбнуться, но из-за разбитой губы это было не так-то просто.
Я действительно чувствовала себя нормально. Разве только давали о себе знать коленка и губа, да и голова немного побаливала. Больше от напряжения и пережитого страха. Ни переломов, ни сотрясения. Легко отделалась. КПК спас мне жизнь, без него в этом темном доме я бы пропала. Попалась бы Тиму, и… все. При мысли, что я едва не осталась там навсегда, свело живот. Нет, об этом думать не надо. Я жива, Тим мертв, и больше никто мне не угрожает.
Дверь поднялась, и мне в лицо ударил свежий воздух. Полегчало.
Эргар вылез первым и с неожиданной для пожилого мужчины силой вытащил меня наружу. Но я уже могла идти сама, хромая, конечно.
Когда я увидела толпу, я подумала, что встречают нас, и смутилась. Конечно, ситуация не рядовая, но сейчас я бы предпочла увидеть лишь Грейстона. Отчаянно хотелось побыть немного ребенком: почувствовать, как тебя жалеют и любят. Покапризничать и отдохнуть.
Рядом с Грейстоном стояли незнакомый, внушительных габаритов мужчина в форме службы безопасности, которого взяли после самоубийства предавшего нас главы, Трин и два его помощника. Они смотрели на тот флаер, что снижался, а нас с Эргаром в первый миг не заметили вовсе.
Потом Грейстон перевел взгляд на меня и поменялся в лице.
— Зара!
Он в мгновение ока оказался рядом и отстранил Эргара, а меня подхватил на руки. Честно сказать, я была ему за это благодарна. С удовольствием прислонилась к широкой груди и вдохнула привычный успокаивающий запах. Как хорошо рядом с ним, дома…
— Милая, как ты? Он тебе что-нибудь сделал? — тихо спросил Грейстон.
— Тим, — меня передернуло при воспоминании о преподавателе, — это он устроил катастрофу. И он специально меня поцеловал, чтобы тебе прислали фото. Он работал на тех же людей, что перехватили нас на пути с Земли. Помнишь? Фомальгаут! Они, вероятно, хотели отомстить тебе за Ксицани. И…
— Тише, Звездочка. — Грейстон поцеловал меня в макушку. — Я понял. Ты умница. Потом обо всем поговорим.
Он что-то сказал Эргару, наверное, спросил о судьбе Тима и о том, что между нами произошло. Я не слушала. На миг я прикрыла глаза, которые слезились из-за разбитого стеклышка. КПК остался в флаере, у меня уже не было сил воспринимать его возможности, и Эргар его отключил.
— Зара, — сквозь туман до меня донесся ласковый голос Грейстона, — милая, твой отец приехал.
— Что?
Я мгновенно открыла глаза. Сонливость как рукой сняло. Значит, в том флаере — мой отец?
Я улыбнулась так широко, как смогла. Тут же почувствовала теплую капельку крови, стекшую по губе, но не стала реагировать. Близость встречи с папой была такой… такой невероятной! Значит, я все же добилась того, чего хотел император Фаран. Пусть это и едва не стоило мне жизни.
Все вместе — я по-прежнему была на руках у Грейстона — мы наблюдали, как садится корабль. Как открывается люк и первыми выходят сотрудники в форме. В похожих комбинезонах был и экипаж корабля, который доставил меня на Кларию.
Потом вышел отец.
Он ничуть не изменился. Разве что костюм, явно не земного происхождения, делал его другим. Какой-то темно-синий, с нашивками. А так все те же темные волосы, немного тронутые сединой, и крепкое телосложение с отлично развитой мускулатурой. Отец не позволял себе терять форму, хотя ему было за пятьдесят.
— Поставь меня, — пискнула я.
Мне хотелось подбежать к отцу и обнять! Как же я соскучилась! Какой дурой была на Земле, пренебрегая его заботой…
Грейстон с максимальной осторожностью поставил меня на землю как раз в тот момент, когда отец подошел к нам. Я не заметила, как расплакалась, но прежде чем сделала хотя бы шаг по направлению к отцу, услышала от Грейстона:
— Здравствуй, Эдвард.
— Грейстон, — отозвался отец, — ты повзрослел.
Нет, я, конечно, все понимаю…
Но этого я не понимаю!
— Папа… — Я свой голос не узнала, так жалобно он прозвучал.
— Милая Зара! — Отец сгреб меня в объятия.
И больно прижал руку, которая, как оказалось, тоже болела.
— Ой-ой-ой! — пропищала я.
— Что с тобой? — Отец, наконец, заметил, что я избита, и принялся меня осматривать. — Грейстон!
— Нет! — Я поспешила вмешаться. Только ссоры нам не хватало. — Грейстон здесь ни при чем. Это Тим, он работал на Фомальгаут… в общем, это сложно. Он пытался меня убить, но не получилось. Мне кто-нибудь объяснит, что здесь происходит?
Я смотрела то на отца, то на Грейстона. А они не отрывали взгляда друг от друга.
— Папа! Грейстон!
— Прости, — вздохнул отец. — Нам нужно поговорить, милая.
— Идем внутрь, — миролюбиво предложил Трин. — Я обработаю ссадины и ушибы Зары, а потом поужинаем…
— Сначала я поговорю с дочерью, — отрезал отец. — Наедине. И с ее ссадинами разберусь сам.
Я кивнула Грейстону, который явно сомневался, стоит ли позволять отцу распоряжаться. Но мне чертовски хотелось узнать, откуда эти двое знают друг друга! Логика подсказывала, что они наверняка общались за моей спиной по видеосвязи. А чувства кричали, что я далеко не все знаю о собственном отце. Как правило, мое чутье меня не подводило.
Нам выделили одну из гостевых спален. Я как-то в ней даже укладывалась, в славные времена пряток. К комнате примыкала небольшая гостиная с диваном, креслами и чайным столиком, где мы и разместились. Отец усадил меня на диван и принялся осторожно обрабатывать раны. Сначала колено, потом руку и потом уже лицо.
— Папа, почему ты так сказал о Грейстоне? Будто… будто знал его раньше.
Отец замер и вздохнул. Я чувствовала, что в этот миг рушится мой мир. Все, что я знала о своей жизни и о своем отце, куда-то уходило. Но одновременно я точно знала, что должна все это услышать. Слишком много загадок, слишком много вопросов. Отец точно сумеет ответить хотя бы на часть.
— Да, Зара, мы с Грейстоном давно знакомы. Я работал с ним… точнее, когда-то был на его месте.
Я вздрогнула и прислонилась к спинке дивана, ибо голова закружилась как-то очень внезапно.
— Зара? — Отец обеспокоенно на меня взглянул. — Тебе нехорошо? Дать воды?
— Нет. — Я мотнула головой. — Все в порядке. Расскажи, мне надо знать.
— Конечно.
Он отложил в сторону медикаменты и сел рядом, одной рукой обняв меня за плечи. Было так хорошо сидеть с ним рядом.
— Я был советником в секторе, когда Грейстон еще только начинал карьеру. Потом ушел в отставку из-за разногласий с императором. И на моем месте оказался Грей. На самом деле я никогда не стремился в управление. Я хотел заниматься наукой. Фомальгаут ценил образованных и нестандартно мыслящих ученых. Так я стал консультантом по оружию. Биологическому оружию, Зара. Грейстон тогда только начинал. Все советники лет пять, не меньше, стажируются у императора. Но Грейстон был его другом. И потому ему дали слишком много власти. Да, император тогда и сам только получил власть, так что стоит сделать снисхождение.
Он помолчал, будто вспоминая.
— Фомальгаут всегда был против вхождения в Империю. Они понимали, что у них больше заберут, чем дадут. Оставаться независимыми им было выгоднее, но, увы, у Империи на этот счет имелись свои планы. Фомальгаут поднял мятеж. А меня пригласили работать с командой мятежников. Я не думал о галактической политике или об Империи. Я был увлечен работой, исследованиями, перспективами. Когда я соглашался, ничто не предвещало беды: подумаешь, противостояние одной системы, такое было миллион раз. Многих специалистов из разных систем удалось переманить, и все они, естественно, перевезли свои семьи. Ксицани больше напоминала огромную военную базу. Изначально планета только предполагалась к заселению, но у Фомальгаута не было на это средств. А потом там организовали главный штаб ополчения. И я на них работал, а моя семья жила в пригороде, в большом доме. И так делали многие.
Мы работали отдельно, каждый над своей задачей. В один прекрасный день, это было за месяц до катастрофы, я понял, над чем именно мы трудимся. Эти разработки… они могли уничтожить многие обитаемые миры. Амбиции руководителей восстания распространялись далеко за пределы системы. Конечно, большая часть сражавшихся была свято уверена, что бьется за независимость родного дома. Но знаешь, всеми войнами всегда руководят интересы тех, кого эти войны не затронут.
Как ты поняла, не я один догадался о том, чем мы занимаемся. Но обдумать ситуацию и что-то решить я, к сожалению, не успел.
Грейстону велели с нами разобраться, и, когда переговоры ничего не дали… Фаран бросил фразу, мол, мы можем стереть вашу систему с лица галактики. Когда стало ясно, что Ксицани не собирается сдаваться, что оплот сопротивления там, Грейстон отдал приказ.
— Он уничтожил Ксицани. — Это я знала. — Но он… он жалеет! Ему больно! Он совершил ошибку, и…
— Эта ошибка унесла миллионы жизней, — закончил за меня отец. — На Ксицани были не только мятежники. Конечно, там были и мирные люди, которые просто хотели жить в безопасности. Мы все сделали ошибку, милая, не только Грейстон. Он отдал приказ, и астероид — а именно так уничтожают планеты — направился к Ксицани.
Он сжал мою руку, и я погладила его пальцы в ответ. На большее сил не хватало.
— Да… Там были не только мятежники. Там находилась и моя семья, — тихо произнес отец.
Я подняла голову, чтобы взглянуть ему в глаза. Его взгляд мне не понравился… я никогда не видела, чтобы у папы блестели глаза, словно готовые наполниться слезами. Он никогда не плакал, никогда не показывал слабости. Рядом с ним я могла быть слабой, но никак не наоборот.
— Твоя семья? — прошептала я. — Мама не спаслась, да?
Он покачал головой.
Вот так умерла мама. Практически от рук Грейстона… Сердце сжала невидимая рука. Дыхание перехватило. За что? Я так его люблю, за что мне этот ужас? За что представлять страх тех, кто погиб, и боль тех, кто выжил?
— А как спаслась я?
Прежде чем ответить, отец поднялся и налил себе виски из хрустального графина, что стоял в баре. Потом он вернулся, но уже сел напротив и взял мои руки, как в детстве, когда мы играли в ладушки во время долгой дороги из школы домой.
— Тебя спасла моя дочь. Моя настоящая дочь.
Я против собственной воли всхлипнула, и он крепче сжал мои ладони.
— Я не твоя дочь?
— Моя, Зара, моя. Пусть не по крови, но моя. Я твой отец, и я никогда не откажусь от этой роли. Просто… так сложилась судьба, милая. У меня нет никого, кроме тебя, а у тебя не было никого, кто бы о тебе позаботился.
— Расскажи, — хрипло попросила я. — Как все случилось? Расскажи.
Слез не было. Глаза были болезненно сухими. Казалось, уже ничто не могло меня расстроить или удивить. Как жестоко я ошибалась!
— Прости, родная. Мне тяжело об этом рассказывать, я потерял тогда почти все.
— Что случилось?
— Началась паника. Все знали про астероид, понимали, что планета доживает последние часы. Космопорты были переполнены, убежища опустели, ибо ничто не могло спасти от взрыва. Корабли не могли взлететь, из-за наплыва людей это было невозможно, они даже не пытались подняться в воздух из-за перегрузок. Каждый, кто не мог спастись, стремился прихватить другого: если не я, то никто.
Главный космопорт был практически уничтожен, но периферийные, вдали от промышленного центра и разработок, нет. Я до сих пор восхищаюсь войсками, которые до последнего сдерживали толпу, чтобы хоть кто-то смог спастись. Увы, вытащить всех было невозможно. В первую очередь спасали тех, кто мог быть полезен, тех, кто мог помочь в дальнейшей борьбе. В сущности, власть имущим было плевать, спасется основное население или нет. Поднимут еще пару систем, найдут ресурсы. Это не так сложно сделать.
Знаешь, на Земле я читал очень много апокалиптической литературы. В жизни было точно так, как написано в книгах. Паника. Страх. Обезумевшие люди. Но я никогда не терял головы, ты и сама знаешь. В любой ситуации. На готовые к отлету корабли пропускали по специальным картам. Они были вручены нам давно, изготавливались на случай катаклизмов, войн… уничтожения планеты. Автоматические ворота, несколько постов охраны, за малейшую попытку прорваться — мгновенная смерть. Небольшие желтые карточки с закругленными уголками стали пропуском в жизнь. Я сам вел флаер, чудом, но добрался до восточного космопорта, откуда должен был отойти корабль, на котором были места и для моей семьи. Дочь и жена добирались из загородного домика, что располагался неподалеку.
Я прошел в зону ожидания и среди многочисленных перепуганных людей начал искать жену с дочерью. Но их не было. До отлета оставалось полчаса, людей с карточками все прибывало. Когда объявили посадку, я закричал: «Торфилд! Есть здесь Торфилд?!» Я уже знал, что они не успели, но какая-то женщина крикнула: «Зара Торфилд! Здесь Зара Торфилд!» Я бросился к ней, ища взглядом мою девочку, не думая уже о том, чтобы найти жену. Мне оставался хотя бы ребенок. Но когда я подбежал, рядом с женщиной стояла ты. Маленькая, года три, не больше. Ты ревела так громко… но твой крик растворялся в общем шуме, и я почти не слышал его. Я взял из твоей ручки карточку и взглянул. Там действительно стояло имя Зары. Наша фамилия, моя личная роспись. Как тебя удалось протолкнуть с чужой карточкой? Впрочем, тогда было много подделок. Я думал… о, Зара, тогда все вокруг рушилось. Я подумал, что твой отец, чтобы спасти тебя, что-то сделал с моей дочерью и забрал карточку. На миг я разозлился… потом подумал, что сделал бы то же самое. Я бы спас своего ребенка. А женщина все время повторяла: «Господин, это ваша дочь?» И я кивнул. Взял тебя на руки и устремился на корабль. У самого входа оглянулся. Разумеется, в толпе не было моих родных. Я бы нашел их. Увидел. По какой-то причине они не успели.
Потом, когда мы были уже далеко-далеко, я заметил, что ты слепая. Все видели взрыв Ксицани, все зажмурились, многие заплакали. Но не ты. Ты играла с карточками, спасшими тебе жизнь. Было невыносимо видеть на карточке «Зара Торфилд».
Кают всем не хватило, многие спали на полу, в комнате помещалось до пяти человек. Нам выделили отдельную. Я заботился о тебе автоматически. Накормил, умыл. Начал снимать курточку, чтобы уложить спать, когда заметил в кармане сложенный вдвое листок. Почему-то я сразу понял, чье это послание. И развернул его, только когда ты заснула. Почерк Зары… он причинял невыносимую боль. Она писала о том, что потеряла в толпе мать, что ее не пускали к входу. Потом она увидела, как какие-то люди силой отбирают карточки, и… и поняла, что ей не удастся выбраться с планеты. Тогда она нашла тебя. Ты плакала. Рядом не было никого, кто позаботился бы о тебе. Зара отвела тебя в сторону, наспех написала записку, вложила в твой карман и сунула тебе карточку, наказав не терять. Она чудом упросила какого-то человека помочь тебе. Сказала, что ты ее сестра. Он обещание сдержал. Зара знала, что я тебя не брошу, знала, что ее фамилия тебя спасет. Вот и все. Ей было пятнадцать лет.
Знаешь, она ведь спасла и мою жизнь. Если бы на мой крик никто не ответил, я бы отдал карточку первому встречному и остался на планете. Чтобы погибнуть вместе с семьей. А ты… не знаю. Я мог отдать тебя кому угодно, мог отдать и уйти. Но почему-то никак не мог решиться. Мы с тобой во время взлета крепко прижимались друг к другу. И ты уже не плакала. Все дети вокруг орали, а ты нет.
— Папа…
— Милая, моя дорогая девочка, я ни разу не пожалел, что забрал тебя оттуда. Ни разу, поверь мне. Та вспышка злости прошла, и больше она не повторялась. Когда все утряслось, я думал, что делать, куда лететь. Мои знания, мое влияние и связи могли раздавить Грейстона. Я мог бы обвинить его в том, что он не попытался найти решение, которое плавало на поверхности. Я знал, как все предотвратить. Я мог заставить его заплатить за этот приказ. Но ты… я хотел вырастить тебя в безопасном и чудесном месте. Я задавил свою боль. Нашел чудесную голубую планету, с лесами и разумной жизнью. Взял корабль и улетел. Ты стала моей дочерью, стала Зарой, о чем я ничуть не жалею. Я не знаю, какой выросла бы моя дочь, останься она в живых, но о такой девочке, как ты, можно только мечтать.
Вот почему я ненавижу Грейстона. Вот почему я думал, что сойду с ума, пока летел сюда. Я не знал, чему верить. Специально ли забрали тебя? Или это такая жестокая насмешка судьбы? А сейчас… о, Зара, дорогая, я вижу, что ты любишь его. Я вижу, как ты ему улыбаешься, как ты говоришь о нем, я вижу все. Но самое страшное, что он тоже любит тебя. Я не знаю, чье это наказание, но мне хочется верить, что не твое. Прости. Прости, Зара, я не собирался тебе говорить этого ни при каких обстоятельствах. Но… но что делать, я не знаю. Я лишь знаю, что очень люблю тебя. И что бы ты ни решила, чем бы ни кончился этот брак, я твое решение приму.
— Люблю, — эхом отозвалась я. — Он чудесный. Ты… понимаешь, я никогда не чувствовала такого. Это как в сказке, как в кино, когда тебя любят и радуют. Когда устраивают тебе свидания, о которых ты не могла мечтать. Когда так любят, что все говорят взглядом…
— Знаю, — шепнул он.
Вспомнилось детство, когда я болела и отец сидел рядом, чтобы мне было не страшно. Он не зажигал свет и читал мне, а я наблюдала, как садится солнце и постепенно все погружается во тьму. Те истории, которые читал папа, были интересными и волнительными. Сейчас история была страшной. Настолько, что я дрожала.
— Я приму твое решение, я же сказал. Буду любить тебя не меньше. И твоих детей буду обожать. Ты же знаешь, я всегда хотел внуков.
— Как я могу? После того, что случилось с твоей семьей?
— Ты сейчас моя семья. Я всем сердцем желаю, чтобы ты была счастлива. Я не хочу, чтобы ты уходила от того, кого любишь. И кто любит тебя. Зара, я знаю, что значит терять близких. И я никогда бы не подверг тебя такой пытке. Я лишь пытался тебя защитить: Фаран что-то готовил, что-то, что могло грозить тебе опасностью. Когда нашему кораблю велели остаться на станции, я понял, что без него здесь не обошлось.
Среди экипажа был старый лейтенант, служивший еще в мою бытность советником. Он вспомнил меня, а потом убедился, отыскав в сети мои фото и записи с конференций. Я знал, что тебя наверняка отправят в школу, чтобы в кратчайшие сроки подготовить к колледжу. Грейстону вряд ли нужна необразованная жена. Я нашел эту школу, просмотрел все адреса и действительно быстро нашел твой. Правда, Фаран предугадал мои действия и заблокировал доступ в сеть со станции. Но мне удалось перехватить его разговор с тобой и в тот момент послать письмо, надеясь, что ты догадаешься, о чем я прошу. Я хотел, чтобы ты не осталась беззащитной.
— Спасибо. — Я улыбнулась.
И протянула руку к стакану с виски. Немного алкоголя — то, что надо после подобного разговора. Отец подлил мне еще и бросил пару кубиков льда. Я поморщилась. Никогда не любила виски.
— Так и вышло, — сказала я. — Меня пытался убить один из преподавателей. Перед этим он организовал пересылку фото, на котором мы целуемся, Грейстону. У них какая-то своя игра, я не понимаю, что все это значит… Тим упоминал имя Рагнара. Ты знаешь, кто это?
Отец кивнул, чуть задумавшись.
— Рагнар… да, я точно знаю его, но не могу вспомнить откуда. Возможно, он из руководства… явно не вышестоящего. Хотя мог и пробиться, пожалуй. Дай мне время и свой планшет. Вряд ли я найду здесь компьютер, за которым мне разрешат поработать.
— Грейстон даст, — машинально ответила я.
Потом подумала и поняла, что не так уж и уверена в этом.
— Принесу. Он в сумке, сумка в комнате. У меня сейчас голова лопнет…
— Идем, я тебя уложу спать, — улыбнулся папа. — Как в детстве. А завтра на свежую голову подумаешь обо всем, ладно?
— Надо поговорить с Грейстоном… я должна ему сказать…
Мой голос делался все слабее, а язык заплетался. Возможно, от виски. Возможно, от информации, свалившейся так внезапно.
— Завтра скажешь. Я думаю, ему во многом нужно разобраться. Идем, тебе действительно пора отдохнуть. Я никуда не денусь, завтра мы обязательно поговорим еще. И с Грейстоном ты тоже поговоришь.
— Ладно, — пролепетала я, ставя стакан на столик и поднимаясь.
Забинтованное колено болело меньше. В очках было неудобно, сломанное стекло не работало, и один глаз видел нормально, а другой — нет.
— Пап, я человек? — спросила я, остановившись, будто налетела на невидимое препятствие. — Какой я расы? Мое зрение ведь не болезнь, да? Я видела Вейберга, видела Тима. Значит, я могу видеть?
— Можешь. Я нашел информацию о твоем зрении. Ее сложно найти, если не знать, что искать. Ты с Ксицани, коренной народ планеты. Не слишком многочисленный, собственно, почти вымерший. Завтра я дам тебе прочитать. Но очки все равно придется носить, хотя, думаю, если мне предоставят лабораторию, я смогу заменить их на подкожный чип.
В спальне Грейстона не было. Я представила, что он придет ко мне посреди ночи, обнимет, и все будет, как обычно.
Хотя, конечно, как обычно уже ничего не будет.
Мой взгляд упал на веточку сирени, которую я хранила на столике перед зеркалом. Засохшие сиреневые лепесточки теперь казались серыми. Но запах никуда не исчез.
— Засушенные цветы? — удивился отец. — Ты не была замечена в подобных увлечениях.
— Грейстон подарил, когда мы летели сюда. С Земли. Чтобы напоминала о доме.
— А он знает, как ухаживать за девушками.
Отец сам постелил для меня постель. И тоже как в детстве.
— Посидишь со мной?
— Конечно, ты только ляг, егоза. Сейчас будешь бегать по всей комнате, игрушки мне показывать?
Он откровенно смеялся надо мной. Этого смеха я не слышала, казалось, так давно!
— Точно! — Я вспомнила о посылке, ее доставили так рано утром, что я и не открыла, а позже забыла. — У меня есть свадебное платье! Хочешь посмотреть?
Он со вздохом опустился в кресло и кивнул:
— Покажи. Только после платья — спать.
Тут я не удержалась и фыркнула. Обращается как с маленькой. Папа есть папа. Даже если он тебе вовсе не отец… Я отогнала непрошеные мысли.
В гардеробной я переоделась. От собственного вида в зеркале захотелось не то плакать, не то смеяться. Платье шикарное, фигура тоже ничего. Забинтованного колена не видно, а вот перевязанная рука смотрится нелепо. Одно стекло в очках разбито, губа припухла и чуть-чуть посинела, на скуле ссадина. В волосах запутались соринки.
— Чего ты там смеешься? — В гардеробную заглянул отец. Тоже не удержался. — Картина, конечно, довольно забавная.
Потом посерьезнел:
— А на самом деле я давно мечтал увидеть тебя в свадебном платье. Я уже почти смирился с тем, что придется игнорировать жениха.
— Грейстона ты тоже будешь игнорировать?
— Попробую хотя бы здороваться. Зара, платье очень красивое. Тебе идет. Когда ты выросла?
Я вздохнула:
— По-моему, в последние пару месяцев.
— Знаешь, притом что я не слишком тепло отношусь к Грейстону, вы подходите друг другу.
— А с Риком не подходили? — Я закатила глаза и отошла, чтобы переодеться в пижаму. — Знаю.
— Детка, он не то чтобы не соответствовал тебе… просто он раздолбай. А Грейстон, при всех его отрицательных качествах, — нет.
Я с радостью упала на кровать, прямо поперек, не заботясь о том, чтобы залезть под одеяло. Грейстон придет, подвинет. Но реальность вмешалась в мои планы: отец уложил меня правильно и укрыл одеялом.
— Спи.
— Угу, — зевнула я. — Засыпаю. Спасибо, пап.
Он удивленно на меня посмотрел и спросил:
— За что спасибо, милая?
— За то, что решил меня взять с собой тогда.
— Нет, похоже, все-таки ты Грейстону не подходишь, — проворчал отец. — Он явно умнее. Зара, я уже говорил, что никогда и мысли не допускал, что можно было тебя оставить или бросить на Земле. Ты всегда была моей дочерью, и мне плевать, кто и что на этот счет скажет.
Он обнял меня и погасил свет. Сразу стало легче. Не мучили мысли, не терзали сомнения. Просто рядом папа, просто семейный вечер… или ночь, и плевать, что тело ноет после борьбы с Тимом.
— Знаешь, — организм отчаянно требовал сна, но я чувствовала, что должна это сказать, — мне кажется, он сожалеет. Грейстон. Он мучается из-за того, что сделал, ему очень плохо.
Отец не отвечал очень долго, а когда ответил, я уже почти спала.
— Значит, надо помочь ему, да?
И, как в детстве, я кивнула. Потом уснула, без снов и мыслей. Папа был рядом, и… да, он все еще был моим отцом.
До рассвета еще далеко. Прохладный ветерок из открытого окна доносит запах, присущий только Кларии. Но нынче этот запах другой. Пришла зима, и первый снег выпал неожиданно, как и рассказывал когда-то Эргар. Как давно были эти занятия… словно в другой жизни. Хотя почему «словно»? Так и было. Тогда я была Зарой Торрино, дочерью своего отца. А не девочкой, случайно спасшейся с планеты, которую уничтожил мой будущий муж.
Я долго лежала и смотрела на снежинки, которые весело плясали в свете прожекторов. Красивые. Интересно, здесь снег чем-то отличается от нашего? Или снежинки везде одинаковые?
— Замерзла, Звездочка?
Я знала, что Грейстон рядом. Знала и то, что он не спит. Наблюдает. Настороженно ждет моей реакции, понимая, что отец мне все рассказал и теперь он в моих глазах должен выглядеть не принцем из сказки, а убийцей.
Только почему-то не выходит.
— Привет, — вместо ответа сказала я. — Как ты?
— Это я должен спросить у тебя. Тебе ведь отец все рассказал. Я жалею, что не поговорил с ним раньше. Знай я, кто он, не было бы всего этого.
Я поднялась и села, упершись спиной в изголовье кровати.
— Ты не сделал бы мне предложение? Перестал бы меня любить?
С одной стороны, я понимала, что все это чушь и Грейстон просто не знает, куда ему деваться. С другой, я по-прежнему была закомплексованной девочкой в очках и внутренне сжалась, ожидая, когда меня обидят.
— Нет, Звездочка. — Грейстон поднял руку, будто собираясь прикоснуться ко мне, но тут же ее опустил. — Я влюбился в тебя с самой первой встречи. Когда увидел в том зале, среди других девушек. Ты была такой трогательной, милой, беспомощной. Я мечтал о том, как буду тебя оберегать. Я не смог бы отказаться от любви к тебе, но я мог смягчить удар. Не привязывать тебя к себе. Прости, Звездочка.
— Тогда хорошо, что вы с моим отцом не виделись, — улыбнулась я.
Но Грейстон не улыбался. Он вообще избегал смотреть мне в глаза, и от этого сердце мое сжималось. Сейчас он совсем не выглядел как серьезный взрослый мужчина, советник императора. Передо мной сидел уставший мальчишка, которому было плевать на все, кроме того, что я стану его ненавидеть.
— Ну, хватит, — прошептала я. — Иди сюда.
Плевать, кто тут мужчина и кто должен владеть ситуацией. Я хочу, чтобы ему было хорошо, я не желаю, чтобы ему было больно!
Грейстон подчинился и закрыл глаза, наслаждаясь прикосновениями.
— Все будет хорошо, — сказала я. — Обязательно. Теперь ты в моих лапках. И никуда от меня не денешься.
— Нет, конечно. Никуда. — Он вздохнул. — Я люблю тебя, Зара.
— И я тебя. Ты знаешь это. И не смей сомневаться! Что было, то прошло. Я не знаю, как я должна к тебе относиться и что должна думать. Знаю лишь, что сейчас ты — центр моей Вселенной. Я никогда не встречала такого мужчину, я влюбилась по уши. Теперь я тоже мечтаю о детях и семье, о том, как ты будешь проводить с ними время. И даже о том, как наш сын будет размышлять, где найти невесту из-за этой твоей особенности. Я люблю тебя, кажется, больше всего на свете. И даже отец говорит, что мы подходим друг другу.
Грейстон молчал. Мне не нравилось это молчание. Оно так сильно мне не нравилось, что меня почти трясло, а к глазам подступали слезы. И это были не те слезы, что я готова была пролить по Ксицани или поступку Грейстона. Я чувствовала, что это наш последний разговор. Он ничего не сказал, но словно прощался.
И пока сердце не стало биться слишком быстро, я спросила:
— Грейстон, что ты задумал?
Он молчал, и тогда слезы все-таки пролились на щеки. Горячие, ненавистные слезы.
— Грейстон, пожалуйста! Не пугай меня, мне страшно! Грейстон! Император, да? Он хочет тебя наказать? Ты пытался сохранить Империю, допустил ошибку, а теперь он хочет наказать тебя?
— Император… не требовал этой жертвы, — с трудом произнес Грейстон, не глядя на меня. — Он не требовал ничего. Просто признал, что приказ был ошибкой. Клейма было достаточно. Но я хотел довести дело до конца. Жизнь за миллиарды жизней. Эквивалентно? Единственная слабость, которую я себе позволил, — ты. Вернее, сначала просто невеста и наследники. Безумно хотел троих детей. Хоть разок подержать на руках. Тогда я нашел Землю. И получил тебя. Потом последовала цепь ошибок. Я позволил себе тебя пожелать, потом позволил влюбиться. Сейчас… сейчас я слишком слаб, чтобы со всем покончить. А Фомальгаут силен. И пока я жив… пока я жив, галактика будет медленно катиться к кровавой войне. Понимаешь, почему все это нужно закончить? Раз и навсегда. Но у меня нет сил оставить тебя, поэтому я прикажу твоему отцу увезти тебя. Прости, Зара, прости меня, любимая. Но из этой комнаты ты не выйдешь. Очнешься на Земле, в привычной обстановке и будешь вспоминать произошедшее, как кошмарный сон. Я оставлю тебе только колечко. Потому что выбирал его, уже зная тебя. Прости, что все так вышло. Твоя сказка, моя звездная Золушка, должна быть другой.
Слова били, словно хлыстом. Я чувствовала себя беспомощной. Так бывает в ночном кошмаре, когда знаешь, что это лишь сон, но не можешь проснуться, и паника достигает предела. Очень и очень страшно. Больно. Ужасно!
— Нет, Грейстон, хватит. Ты больше здесь не командуешь, я не позволю. Хватит. Ты заплатил сполна, ты расплатился болью. Если император не требует… не нужно ничего делать, ничего! Тебе просто нужно покончить со всем этим, с этой работой! Послушай… мы найдем способ, тебе станет легче. Уедем далеко-далеко, будем там воспитывать детей. Галактика обойдется без тебя и точно обойдется без твоей смерти! Мне плевать, кем ты будешь, мне плевать, в каком доме мы будем жить, я согласна жить в какой-нибудь лесной хижине. Не говори таких страшных вещей, пожалуйста!
Он поднялся и запустил пальцы в мои волосы. Я не хотела открывать глаза и видеть этого нового Грейстона, который со мной прощался, который хотел, чтобы меня увезли.
В решающий момент я оказалась слабой. Нужно было звать на помощь отца, Трина, Эргара! Вместе заставить Грейстона поверить, что все будет хорошо, спрятать и уберечь от зла, которое он собирался причинить себе сам. Но у меня просто не хватило сил. Меня слишком долго опекали: сначала отец, потом Грейстон. Я привыкла, что все решают они, и мой мир рушился, когда я увидела слабость любимого мужчины.
Наверное, если бы мне дали окрепнуть и обдумать все, я бы смогла. Смогла его вытащить и заставить снова поверить в будущее. Я могла… могла сказать ему, ради чего он должен жить.
Но времени у меня была лишь секунда, на протяжении которой Грейстон меня целовал. Как он думал, в последний раз. Я почувствовала укол в шею и жуткую слабость.
И не успела ему ничего сказать.
