Глава XIV
Крейсер «Белфаст», водоизмещением 11 тысяч тонн, спущенный на воду в 1939 году, принимал активное участие во Второй мировой войне. Теперь он стоит на приколе у южного берега Темзы в живописном месте – напротив Тауэра, между Тауэрским и Лондонским мостами. С его палубы открывается великолепный вид на собор Св. Павла и золоченый шпиль памятника Великому пожару, спроектированного, как и многое другое в Лондоне, Кристофером Реном. Корабль служит музеем, мемориалом и тренировочной базой.
По мосткам, ведущим с берега на палубу, проходили по двое, по трое и даже десятками прибывающие на рынок – самый разный люд из Нижнего Лондона. И все они, забыв о вражде, спешили разложить свои товары как можно дальше от прилавков жителей канализации.
Больше ста лет назад было решено, что жители канализации могут приходить на рынок только тогда, когда он проводится под открытым небом. Данникин и его люди свалили свой улов на клеенку под большой орудийной башней. Никто не спешил подойти к жителям канализации. Только ближе к закрытию сюда явятся любопытные, искатели выгодных сделок и те немногие счастливчики, которые начисто лишены обоняния.
Ричард, Дверь и Охотница пробирались сквозь толпу. Ричард вдруг понял, что рынок перестал его удивлять. Да, здесь попадались такие же странные типы, как и на прошлом рынке, но он и сам теперь стал странным типом. Они шли через рынок, и он вертел головой, высматривая саркастическую ухмылку маркиза.
– Его здесь нет, – объявил он наконец.
Они приближались к кузнецу, которого легко можно было принять за небольшую гору, если бы не клочковатая каштановая борода. Кузнец подхватил с горна кусок раскаленного докрасна железа и бросил его на наковальню. Ричард никогда прежде не видел наковальни. Но жар от железа и пламени горна чувствовался с десяти футов.
– Ничего, Карабас вернется, – сказала Дверь, оглядываясь по сторонам. – Как бумеранг. – И немного подумав, добавила: – Кстати, бумеранг всегда возвращается? – и прежде чем Ричард успел что-нибудь ответить, радостно взвизгнула: – Хэммерсмит!
Человек-гора перестал стучать молотом по наковальне, поднял голову и проревел:
– Темпл и Арка! Леди Дверь! – он поднял ее на руки так легко, словно она весила не больше мышки.
– Привет, Хэммерсмит. Я надеялась тебя здесь найти.
– Леди, я ни одного рынка не пропускаю, – радостно пророкотал он. И добавил громким шепотом, будто сообщая страшную тайну: – На рынке работать всегда выгодно, вот так-то. Погодите, – сказал он, вспомнив про остывающий кусок железа на наковальне, – погодите секундочку, – и кузнец усадил Дверь на свой навес, в семи футах над полом, как раз по его росту.
Он застучал молотом по железу, выкручивая его инструментом, который, как подумал Ричард, можно было бы назвать клещами. Бесформенный ком раскаленного железа под ударами молота превратился в великолепную черную розу тончайшей работы. Каждый лепесток был как живой. Хэммерсмит сунул розу в ведро с ледяной водой, раздалось шипение, повалил пар. Кузнец вытащил свое творение, обтер его и протянул толстяку в кольчуге, который терпеливо ждал в сторонке. Толстяк остался доволен и отдал кузнецу зеленый пакет «Маркс-энд-Спенсер», доверху набитый сыром разных сортов.
– Хэммерсмит, – сказала Дверь сверху, – познакомься, это мои друзья.
Кузнец обхватил руку Ричарда своей гигантской ручищей и пожал ее горячо, но осторожно, будто в прошлом у него случались неприятные инциденты, но он долго тренировался и научился наконец не ломать людям руки.
– Мое почтение, – прогремел он.
– Ричард, – представился Ричард.
Хэммерсмит просиял.
– Ричард? Какое чудесное имя! У меня был жеребец по кличке Ричард!
Он отпустил руку Ричарда и повернулся к Охотнице.
– Ты ведь… Охотница? Охотница! Клянусь своими молотами и наковальнями, это действительно Охотница!
Он покраснел, как мальчишка. Плюнул на ладонь, неловко попытался пригладить волосы. Протянул Охотнице руку, но сообразив, что только что на нее плюнул, кинулся вытирать ладонь о кожаный фартук. И застыл, переминаясь с ноги на ногу.
– Рада тебя видеть, Хэммерсмит, – с очаровательной улыбкой проговорила Охотница.
– Эй, ты не мог бы меня спустить? – попросила Дверь.
Великан еще больше смутился.
– Простите, леди, – пробормотал он и легко снял ее с навеса.
Ричард догадался, что Хэммерсмит знает Дверь с детства, и тут же почувствовал неожиданный приступ ревности.
– Итак, могу я для вас что-нибудь сделать? – спросил кузнец Дверь.
– Да, я хотела тебя кое о чем попросить. Но сначала… – Она обратилась к Ричарду: – Ричард, у меня есть для тебя задание.
Охотница удивленно вскинула бровь.
– Для него?
Дверь кивнула.
– Для вас обоих. Вы не могли бы сходить за едой? Ну, пожалуйста!
Ричард почувствовал, что гордится собой. Он прошел испытание, и теперь они воспринимают его как равного. Он пойдет и принесет еду. Ричард выпрямился и выпятил грудь.
– Я твой телохранитель. Я останусь с тобой, – сказала Охотница.
Дверь ухмыльнулась. Ее опаловые глаза сверкнули.
– Мы же на рынке! Что здесь может случиться? Никто не нарушит перемирие. Со мной все будет в порядке. Лучше присмотри за Ричардом.
Ричард понурился, но никто этого не заметил.
– Что если кто-то нарушит перемирие? – спросила Охотница.
Несмотря на пышущий жаром горн, Хэммерсмит поежился.
– Нарушит перемирие? Бр-р-р…
– Никто ничего не нарушит. Сходите за едой, вместе. Принесите мне карри. И еще пападам. С перцем.
Охотница почесала в затылке, повернулась и пошла сквозь толпу. Ричард поплелся за ней.
– А что будет, если кто-то нарушит перемирие? – спросил он у Охотницы, когда они протискивались сквозь толпу.
Она ненадолго задумалась.
– Последний раз перемирие было нарушено триста лет назад. Два приятеля поссорились на рынке из-за женщины. Один зарезал другого ножом и сбежал.
– И что с ним стало? Его убили?
Охотница покачала головой.
– Напротив. Он до сих пор жалеет, что тогда не умер.
– Он до сих пор жив?
Охотница поджала губы.
– В некотором роде, – сказала она, помолчав.
– Фу-у! Что это за вонь? – спросил Ричард через некоторое время. Он чувствовал, что его вот-вот стошнит.
– Жители канализации.
Ричард отвернулся и постарался не дышать через нос, пока они не прошли мимо жителей канализации.
– Маркиза нигде не видно? – спросил он.
Охотница покачала головой, хотя при желании могла бы прикоснуться к маркизу.
И они поднялись по трапу к лоткам с едой, источавшим куда более приятный аромат.
* * *
Старина Бейли быстро нашел жителей канализации. Для этого достаточно было просто идти на запах.
Он знал, что ему делать, но решил устроить небольшое представление. Тщательно изучил трупик коккер-спаниеля, потом протез ноги, потом размокший, покрытый плесенью сотовый телефон – и каждый раз разочарованно качал головой. Потом «вдруг» заметил тело маркиза. Почесал нос, надел очки и принялся его разглядывать. Мрачно кивнул пару раз, как человек, которому позарез нужен труп: выбор невелик, но ничего не поделаешь. И наконец махнул Данникину, указывая на тело маркиза.
Данникин раскинул руки, поднял глаза к небу и блаженно улыбнулся, показывая, что такая находка была ниспослана ему как божественная благодать. Затем он коснулся лба и изобразил на лице гримасу огорчения: лишиться такого великолепного трупа – горькая доля.
Старина Бейли достал из кармана шариковый дезодорант, наполовину использованный, и протянул его Данникину. Тот прищурился, лизнул дезодорант и вернул – не пойдет. Старина Бейли убрал дезодорант в карман и снова поглядел на маркиза: босого, без плаща, распухшего в канализационной воде. На серой коже, сморщенной, как чернослив, было множество ран – глубоких и не очень.
Старина Бейли вытащил из кармана флакон, на три четверти заполненный желтой жидкостью, и протянул Данникину, который принялся подозрительно его разглядывать. Жители канализации отлично знали, что такое «Chanel № 5», и с любопытством обступили Данникина. Медленно, с чувством собственного достоинства, он вытащил пробку, уронил одну каплю себе на запястье и принюхался с таким серьезным и важным видом, будто он – знаменитый парижский парфюмер. Покивал, подошел к старине Бейли и обнял его, подтверждая сделку. Старик отвернулся и задержал дыхание.
Потом старина Бейли поднял палец и постарался объяснить жестами, что он уже не молод, а маркиз Карабас – живой или мертвый, неважно, – весит немало. Данникин озадаченно поковырял в носу, а потом махнул рукой, давая понять, что его великодушие, его неразумная и неуместная расточительность когда-нибудь непременно приведут его самого и его людей в богадельню. И велел мальчишке привязать труп к раме детской коляски.
Старина Бейли прикрыл тело маркиза тряпкой и повез его по забитой народом палубе прочь от жителей канализации.
* * *
– Вегетарианский карри, пожалуйста, – сказал Ричард торговке. – Скажите, а вот у вас тут карри с мясом… Что там за мясо? – Женщина ответила. – О-о! – протянул Ричард. – Понятно. Тогда два вегетарианских.
Вдруг у него за спиной послышался глубокий чувственный голос:
– Давно не виделись.
Он обернулся. Это была бледная девушка с фиалковыми глазами в черном бархатном платье – та самая, которая встретилась им в известняковых туннелях.
Ричард улыбнулся.
– Привет… Ой, и пападам, пожалуйста, – сказал он торговке. – За карри пришла?
Она подняла на него свои фиалковые глаза и проговорила, подражая Беле Лугоши:
– Я не ем… карри, – и залилась звонким, радостным смехом.
Ричард вдруг подумал, что уже очень давно ни одна девушка не пыталась его развесилить.
– Э-э… Ричард. Ричард Мэхью, – представился он и протянул руку. Она легонько ее пожала. Ричард отметил, что пальцы у нее ледяные. Впрочем, кто не замерзнет осенней ночью на палубе крейсера, продуваемой сырым ветром Темзы?
– Ламия, – сказала девушка. – Я из детей ночи.
– А-а… И много вас?
– Не очень.
Ричард забрал коробочки с карри.
– И чем ты занимаешься? – поинтересовался он.
– Когда не ищу себе пропитание, – с улыбкой проговорила она, – предлагаю услуги проводника. Я знаю все уголки Нижнего Лондона.
Вдруг за спиной Ламии выросла Охотница, хотя Ричард готов был поклясться, что она только что стояла у дальнего конца прилавка.
– Он тебе не достанется, – прошипела Охотница.
– Это мне решать, – с милой улыбкой ответила Ламия.
– Охотница, познакомься, – сказал Ричард, – это Ламия. Она из ночных детей.
– Детей ночи, – поправила девушка.
– Она проводник.
– Я отведу тебя, куда хочешь.
Охотница забрала у Ричарда пакет с карри в картонных коробочках.
– Нам пора, – сказала она.
– Погоди, – остановил ее Ричард. – Если мы хотим попасть к сама-знаешь-кому, нам понадобится помощь.
Охотница промолчала и выразительно посмотрела на Ричарда. Еще вчера такого взгляда было бы достаточно – он бы не осмелился возражать. Но то вчера.
– Давай спросим Дверь, – сказал он. – Маркиза не видать?
– Нет.
* * *
Старина Бейли стащил по трапу труп, привязанный к раме коляски и похожий на безобразное чучело Гая Фокса из тех, какие до недавнего времени дети таскали в начале ноября по всему Лондону, показывая прохожим, прежде чем сжечь пятого числа в День Гая Фокса. Бейли, чертыхаясь, проволок труп через Тауэрский мост, а потом вверх по склону, мимо Тауэра. Затем он направился на запад в сторону метро «Тауэр-хилл». И наконец остановился, немного не дойдя до входа на станцию, у широкой стены из серого камня. «Сойдет, – решил старина Бейли. – Хотя на крыше было бы лучше».
Это был один из немногих фрагментов лондонской стены, сохранившийся до наших дней. По легенде, стену вокруг Лондона приказал построить римский император Константин Великий в третьем веке нашей эры. Сделал он это по просьбе своей матери Елены, которая была родом из Лондона и всю жизнь чувствовала себя униженной, когда наместники провинций хвастали стенами своих родных городов и, как бы между прочим, интересовались, высоки ли стены ее родного города. В конце концов стена тридцати футов высотой и восьми футов шириной опоясала весь Лондон (в ту пору совсем небольшой городок), не оставляя повода для насмешек.
Сегодня стена уже не так высока, как во времена Константина и его матери, – уровень грунта сильно поднялся (большая часть стены на пятнадцать футов ушла под землю), – и, уж конечно, она не опоясывает весь город. Но тот фрагмент, у которого остановился старина Бейли, все же внушает уважение. Старик кивнул сам себе, привязал веревку к раме коляски, взобрался на стену сам и, ворча и отдуваясь, втащил труп. Отвязав маркиза, Бейли бережно уложил его на спину и вытянул руки вдоль тела. Некоторые раны на теле маркиза кровоточили, но маркиз безусловно был мертв.
– Ах ты, болван, – печально прошептал старина Бейли. – Вот скажи, чего ради ты умер?
В темно-синем небе ярко сияла далекая круглая луна, а осенние звезды рассыпались по нему бриллиантовой крошкой. К стене слетел соловей, поглядел на труп маркиза и что-то нежно прощебетал.
– Не суй свой клюв, куда не просят, – проворчал старик. – Вы, птицы, тоже не розами пахнете.
Соловей мелодично выругался и исчез в ночи.
Старина Бейли вытащил из кармана черную крысу, которая успела заснуть. Она сонно огляделась, зевнула, показав тонкий длинный язычок, заморгала.
– Лично я, – сообщил ей старик, – был бы счастлив, если бы у меня вообще нюх отшибло.
Он выпустил крысу на стену, и она возмущенно запищала, размахивая перед мордочкой передними лапами. Старик вздохнул, бережно вытащил из кармана серебряную шкатулку и достал из-под пальто вилку на длинной ручке. Положил шкатулку маркизу на грудь и опасливо откинул крышку вилкой. Внутри, на красном бархате, лежало крупное утиное яйцо, в лунном свете казавшееся голубовато-зеленым. Старина Бейли зажмурился, размахнулся и ударил вилкой по яйцу.
Оно разбилось с тихим треском.
На несколько секунд все замерло, а потом поднялся ветер. Он дул будто бы со всех сторон – закручиваясь в вихрь, рождая бурю. Ветер поднял в воздух и помчал куда-то сухие листья, обрывки газеты, городской мусор. Скользнул по поверхности Темзы и поднял к небесам фонтан мелких брызг. Это был безумный ветер, неестественный, страшный. На палубе «Белфаста» торговцы завопили и принялись цепляться за свои товары, боясь, что их унесет в воду.
А потом, как раз тогда, когда уже казалось, что начнется ураган, который уничтожит весь мир, унесет с небосвода звезды, подхватит и закружит людей, как опавшие листья, – тогда и только тогда ветер вдруг стих. Листья, газеты, полиэтиленовые пакеты плавно опустились на тротуары, траву, воду.
Тишина, воцарившаяся над стеной, на которой лежал распростертый маркиз, в некотором роде была страшнее бури. Но вот тишину нарушил кашель – надсадный, мокрый кашель. Послышался легкий шорох: кто-то перевернулся, а потом звук неудержимой, мучительной рвоты.
Маркиза Карабаса рвало канализационной водой. Коричневая рвота стекала по серому камню стены. Рвало его долго – в желудок попало слишком много жидкости. Наконец он проговорил хриплым, скрипучим шепотом:
– Кажется, мне перерезали горло. Надо перевязать.
Старина Бейли порылся в карманах и извлек длинную, не особенно чистую тряпку. Маркиз несколько раз обмотал ее вокруг шеи и завязал концы. Старина Бейли невольно вспомнились воротники лондонских денди эпохи Регентства, которые ввел в обиход Красавчик Браммел.
– Пить, – прохрипел маркиз.
Бейли достал плоскую фляжку, отвинтил крышку и передал фляжку маркизу. Тот, морщась от боли, сделал глоток и снова закашлялся. Черная крыса, с любопытством наблюдавшая за воскрешением маркиза, спустилась со стены и растворилась во тьме. Теперь она может сказать золотой крысе, что все долги уплачены.
Маркиз вернул старине Бейли фляжку, и старик убрал ее в карман.
– Как себя чувствуешь? – спросил он.
– Бывало и лучше.
Маркиз сел. Его била дрожь, из носа текло. Он огляделся так, будто видел этот мир впервые.
– Скажи, ради чего такого важного ты решил умереть?
– Ради информации, – прошептал маркиз. – Люди говорят тебе гораздо больше, если знают, что ты вот-вот умрешь. И еще больше, когда ты уже умер.
– Значит, ты узнал то, что хотел?
Маркиз ощупал раны на руках и ногах.
– О да. Более чем. Теперь мне очень многое известно об этом деле.
Он снова закрыл глаза, обхватил себя руками и принялся раскачиваться вперед-назад.
– И какая она, – спросил старина Бейли, – смерть?
Маркиз вздохнул. А потом его губы вдруг изогнулись в кривой ухмылке, и на секунду он снова стал похож на того маркиза, которого помнил старина Бейли.
– Когда доживешь до своей, сам узнаешь.
Старина Бейли разочарованно поморщился.
– Мерзавец. После всего, что я сделал, чтобы вернуть тебя оттуда, откуда не возвращаются… Гм… Как правило не возвращаются.
Маркиз Карабас посмотрел на старика, и его белки ярко сверкнули в лунном свете.
– Хочешь знать, каково это, быть мертвым? – прошептал он. – Холодно, друг мой. Темно и холодно.
* * *
Дверь покачала в руке цепочку. Висевший на ней ключ поблескивал в свете горна красным и оранжевым. Она улыбнулась.
– Отличная работа, Хэммерсмит.
– Спасибо, леди.
Девушка надела цепочку на шею и спрятала ключ под одежду.
– Чем я могу тебе отплатить?
Кузнец смутился.
– Я бы не хотел злоупотреблять вашей добротой… – пробормотал он.
Дверь скорчила рожицу – мол, да ладно тебе. Кузнец нагнулся и вытащил из-под груды инструментов черный ящичек размером с толстый словарь. Он был сделан из темного дерева, инкрустированного жемчугом и слоновой костью.
Кузнец повертел ящик в руках.
– Эта шкатулка с секретом, – объяснил он. – Ею со мной расплатились за одну работу много лет назад. Но я никак не могу ее открыть.
Дверь взяла шкатулку и провела пальцами по гладкой поверхности.
– Неудивительно. Механизм заржавел. Его заклинило намертво.
Хэммерсмит сник.
– Значит, я никогда не узнаю, что внутри.
В глазах Двери сверкнули лукавые искорки. Она еще раз ощупала шкатулку. С одной стороны торчал небольшой штырек. Дверь нажала на него и повернула. Раздался щелчок, и сбоку открылась дверца.
– На, держи, – сказала Дверь.
– Спасибо, леди, – прошептал Хэммерсмит, взял у нее шкатулку и открыл дверцу. За ней был ящичек. Кузнец осторожно выдвинул его… В ящичке сидела небольшая жаба и тихо поквакивала, равнодушно глядя вокруг медно-желтыми глазками. На лице Хэммерсмита отразилось разочарование.
– А я-то думал, там будут алмазы и жемчуга, – протянул он.
Дверь погладила жабу по головке.
– У нее хорошие глазки, – сказала девушка. – Не отдавай ее никому, Хэммерсмит. Она принесет тебе удачу. Еще раз спасибо. Не сомневаюсь, что ты умеешь хранить тайны.
– Я умею хранить тайны, леди, – важно ответил кузнец.
* * *
Они сидели на стене и молчали. Старина Бейли осторожно спустил на землю коляску.
– Где рынок? – спросил маркиз.
– Там, – старик махнул в сторону крейсера.
– Меня ждет Дверь.
– Ты не в том состоянии, чтобы куда-нибудь идти.
Маркиз мучительно закашлялся. Старина Бейли подумал, что в легких маркиза, должно быть, еще немало воды.
– Я сегодня проделал длинный путь, – прошептал маркиз. – Осилю и еще немного.
Он поглядел на свои руки, осторожно пошевелил пальцами, словно проверяя, будут они его слушаться или нет. А потом развернулся и стал неловко сползать со стены. На полпути он проговорил хрипло и как будто с досадой:
– Знаешь, старина Бейли, кажется, я теперь твой должник.
* * *
Когда Ричард вернулся с карри, Дверь подлетела к нему, обхватила руками за шею, крепко прижала к себе и даже хлопнула по заднице. Потом она забрала у него пакет и, открыв картонную коробку, с жадностью принялась за карри.
– Спасибо, – сказала она с набитым ртом. – Маркиза не нашли?
– Нет, – ответила Охотница.
– Крупа и Вандемара не видно?
– Нет.
– Какая вкуснятина! Отличное карри.
– Ну что, кузнец сделал тебе цепочку? – поинтересовался Ричард.
Дверь приподняла цепочку, показывая, что вот она, на месте, и тут же отпустила. Под весом ключа цепочка снова натянулась.
– Дверь, познакомься, это Ламия, – сказал Ричард. – Она проводник. Говорит, что знает все уголки Нижнего мира.
– Все-все? – переспросила Дверь, откусывая кусочек пападама.
– Все-все, – подтвердила Ламия.
– Ты покажешь нам дорогу к ангелу Ислингтону? – спросила Дверь, склонив голову набок.
Ламия медленно прикрыла свои фиалковые глаза.
– К Ислингтону? Туда лучше не…
– Как к нему попасть?
– По Даун-стрит, – ответила Ламия. – Надо дойти до самого конца Даун-стрит. Но это не безопасно.
Охотница стояла, скрестив руки на груди, и со скептическим видом слушала разговор.
– Нам не нужен проводник, – объявила она.
– А мне кажется, нужен, – возразил Ричард. – Маркиза нет. И мы знаем, что нас ждет опасный путь. Но мы должны отнести Ислингтону… то, что я раздобыл. И тогда он расскажет Двери про ее родных и поможет мне вернуться домой.
Ламия с улыбкой поглядела на Охотницу:
– И он может дать тебе мозги, а мне – сердце.
Дверь выгребла рукой остатки карри из коробочки и облизала пальцы.
– Ричард, мы сами справимся, – проговорила она. – Все равно нам нечем расплатиться с проводником.
Ламия оскорбилась.
– С вас я ничего не возьму! – объявила она. – Со мной расплатится он.
– И чем же он с тобой расплатится? – спросила Охотница.
– Вас это не касается, – с обворожительной улыбкой проговорила Ламия. – Это знаю я, а ему остается только гадать.
Дверь покачала головой.
– Нет, мне кажется, это неправильно.
Ричард фыркнул.
– Просто тебе больше нравилось, когда я таскался за вами, как глупый щенок! Тебя бесит, что я сам что-то решаю, вот и все!
– Ричард, это совсем не так.
Он повернулся к Охотнице.
– Вот скажи, ты знаешь, как найти Ислингтона?
Охотница мотнула головой.
Дверь вздохнула.
– Ладно, идемте. На Даун-стрит, так?
Сливового цвета губы Ламии растянулись в улыбке.
– Да, леди.
* * *
Когда маркиз добрался до рынка, их там уже не было.
