Солнце уже прошло половину своего пути на запад, когда они достигли конца овальной долины. В этом месте у горы был отрог, почти соприкасающийся с ущельем справа. В полутьме ущелья они шли гуськом по двое по гладкой скалистой поверхности узкой расселины. Теперь дорога все время шла вверх, хотя и под небольшим углом. Начались сумерки.

Они стояли на краю небольшой поляны. Слева по дуге вдоль круглой горы продолжалась дорога. Под ногами был чистый белый песок. Песок был усеян холмами–насыпями с плоской верхушкой, такими, будто их постоянно приглаживала метла ветра. Склоны насыпей поросли высокой травой. Маленькая пустошь занимала около пяти акров. Вокруг нее густо рос лес. Грейдон расслышал бульканье ручья.

Суарра вела их по песку, пока группа не достигла холма, лежащего почти в центре поляны.

— Свой лагерь вы разобьете здесь, — сказала она. — Вода Рядом. Можете разжечь костер и спать без страха. С рассветом мы должны идти дальше.

Она оставила их, направившись к одному из близлежащих холмов. За ней шла белая лама. Грейдон ждал, что Соумс остановит ее, но тот этого не сделал. Вместо этого он переглянулся со Старретом и Данкре. Грейдону показалось, что они довольны тем, что девушка не осталась с ними в лагере, их радовало, что она отделилась от них.

Изменилось их отношение и к Грейдону. Они снова обращались с ним как с товарищем.

— Вы не против отвести напоить ослов? — спросил Соумс. — А мы разведем костер и приготовим ужин.

Грейдон кивнул и повел животных к ручью. Ведя их обратно, после того как они напились, он посмотрел на холм, к которому ушла Суарра. У подножия холма стояла маленькая квадратная палатка. В сумерках палатка блестела, словно сделанная из шелка. Поблизости от палатки была привязана белая лама, безмятежно жевавшая траву вместе с песком. Корзины, сплетенные из золотых прутьев, по–прежнему висели на боках ламы. Ни Суарры, ни закутанного в мантию человека не было видно. «Они в палатке», — подумал Грейдон.

А возле холма, у которого был разбит их лагерь, потрескивал костер и варился ужин. Когда Грейдон подошел ближе, Старрет ткнул пальцем в маленькую палатку.

— Вытащила из седельного вьюка, — сказал он. — Выглядела как складной зонтик и раскрылась как зонтик. Кто бы мог подумать, что в такой глуши можно найти что–то подобное!

— Я думаю, что в этих седельных вьюках есть многое, чего мы, наверное, еще не видели, — прошуршал Данкре.

— Готов заложиться, — сказал Соумс. — А того, что мы уже видели, достаточно, чтобы обеспечить нас всех на всю жизнь. А, Грейдон?

— Она обещала нам намного больше, — ответил Грейдон, встревоженный скрытым намеком, прозвучавшим в словах уроженца Новой Англии.

— Да–а, — сказал Соумс. — Да–а, я верю этому. Но… Ладно, давайте есть.

Вчетвером они сидели вокруг горящих поленьев, так же как они сидели многие дни до того, как произошла драка Грейдона со Старретом. И, к изумлению Грейдона, никто не упоминал о происшедшей на равнине ссоре. Избегая вспоминать о ней, авантюристы быстро меняли тему, когда он пару раз для пробы заговорил об этом.

Они все время беседовали об уже близком сокровище и о том, на что оно может быть употреблено, когда они вернутся в свой мир. Они подробно обсудили нагруженные на белую ламу запасы золота, подискутировали о драгоценных камнях Суарры и их стоимости, как если бы старались заразить его, Грейдона, своей алчностью.

— Дьявол! Ну только с ее изумрудами мы все сможем ни о чем больше не беспокоиться! — все снова и снова, меняя лишь интонацию, повторял Старрет.

Грейдон слушал с нарастающим беспокойством. Что–то крылось за этим преднамеренным нежеланием упоминать об убийстве динозаврами алого существа, за этим постоянным повторением об огромном богатстве, плывущем им в руки, и за этим беспрестанным подчеркиванием, какую легкую и роскошную жизнь оно обеспечит им всем.

Внезапно он понял, что они напуганы, что ужас перед неизвестным борется в них с вожделением к сокровищам. И поэтому они опасны вдвойне. Что–то они затаили, эти трое. И всем ясно, что этот разговор — только преамбула.

Наконец Соумс посмотрел на часы.

— Почти восемь, — ровно сказал он. — Рассвет около пяти. Пора потолковать напрямую. Давайте–ка поближе, Грейдон.

Они вчетвером сгрудились в тени холма. Отсюда, где они лежали на земле, палатки Суарры не было видно. Точно так же, как и они невидимы для наблюдателя, следящего из этого маленького серебряного шатра, похожего сейчас на огромного серебряного мотылька, отдыхающего в лунном свете.

— Грейдон, — начал уроженец Новой Англии, — мы обмозговали все это. Мы решили все переиначить. Давайте поладим, по принципу: кто прошлое помянет, тому глаз вон. Мы здесь — четверо белых среди бог знает кого. Белым людям следовало бы держаться вместе. Так ведь?

Грейдон кивнул, выжидая.

— Тогда прекрасно, — сказал Соумс. — Дела сейчас обстоят так. Я не отрицаю, что то, что мы сегодня видели, нас всех чертовски встряхнуло. У нас просто нет оружия, чтобы выступить против чего–то вроде той своры шипящих дьяволов. Но — и тут–то вся соль — мы можем смыться и вернуться сюда уже снаряженными. Вам ясно?

Грейдон снова кивнул. Он насторожился, понимая, что близится то, что он предчувствовал.

— На этой ламе и девчонке достаточно, чтобы нам всем зажить припеваючи, — продолжал Соумс. — Но также достаточно, чтобы оплатить самую большую экспедицию, когда–либо собравшуюся за сокровищами. И вот что мы задумали. Заберем все эти корзины со всем, что в них есть. Заберем все побрякушки с девчонки. Смоемся, а потом вернемся. Мы соберем компашку из прошедших огонь и воду парней. Мы, четверо, возьмем половину того, что найдем. Остальные возьмут другую половину. Прихватим сюда пару самолетов и чертовски быстро обнаружим, откуда взялась эта девчонка. Уверен, что эти шипящие дьяволы недолго продержатся под автоматическими и падающими на них бомбами. А когда муть осядет, хватаем добычу, вернемся и усядемся на вершине мира. Что скажете?

Грейдон потянул с ответом.

— Как вы заберете эти побрякушки? — спросил он. — А если заберете, как уйдете с ними?

— Запросто. — Соумс поближе нагнул свою голову. — Мы все прикинули. В той палатке только девчонка и тот старый дьявол. Они не ждут беды, очень уж они в нас верят. Прекрасно! Если вы с нами, мы тут же двинем туда. О старике позаботятся Старрет и Данкре. Без пальбы. Просто сунут ему нож в ребра. Я и вы займемся девчонкой. Вредить ей не будем. Просто свяжем, а в рот — кляп. Затем нагружаем пару ослов и сматываемся.

— Сматываемся — куда? — спросил Грейдон. Он пододвинулся поближе к Данкре, готовясь быстрым движением выхватить из его кармана пистолет.

— Отсюда сматываемся, будь проклято это место! — Зарычал Соумс. — Я и Старрет видели пик на западе, и оба узнали его. Теперь мы знаем, где мы находимся. Если будем идти пока светло и всю ночь, завтра в это время наверняка будем там.

Грейдон осторожно передвинул руку и коснулся кармана Данкре. Пистолет был все еще там. Но прежде чем он сделает этот отчаянный бросок, он должен воззвать к ним в последний раз — воззвать к их страху.

— Вы забыли одну вещь, Соумс, — сказал он. — Будет погоня. Что мы можем сделать с теми адскими бестиями, преследующими нас? С такой добычей мы удрать не сможем.

Внезапно он понял слабость этого аргумента.

— Ерунда! — Соумс злобно оскалился. — В том–то и дело. Об этой девушке никто не побеспокоится. Никто не знает, где она, и она никого не хочет оповещать. Она чертовски заботилась, чтобы нас не заметили тогда в полдень. Нет, Грейдон, я так понимаю, что она удрала от своих соплеменников, чтобы помочь вам смыться. Снимаю перед вами шляпу — вы быстро обтяпали это дело и наверняка подцепили ее на крючок. Затруднения могут быть из–за старого дьявола. А он получит нож прежде, чем поймет это. И тогда останется только девушка. Она будет рада показать нам дорогу отсюда, если вдруг мы ее потеряем. Но я и Старрет узнали этот пик, говорю я вам. Мы прихватим девчонку с собой, так что она не сможет никого пустить по нашему следу. А когда мы окажемся в знакомой местности, то вернем ей свободу, и она отправится домой. И никому плохо не будет, а, ребята?

Старрет и Данкре закивали.

Грейдон сделал вид, что размышляет. Он точно знал, что задумал Соумс: использовать его в спланированном троицей хладнокровном убийстве, а когда они ускользнут от погони, убить также и его, Грейдона. И они никогда не позволят Суарре вернуться, чтобы рассказать о том, что они сделали. Она будет убита — после того как они отдадут ее Старрету.

— Живей, Грейдон! — нетерпеливо прошипел Соумс. — Это хороший план, мы можем его выполнить. Вы с нами? Если нет…

В его руке блеснул нож. Одновременно Старрет и Данкре придвинулись ближе. Их движение дало Грейдону преимущество, в котором он нуждался.

Он рывком сунул руку в карман француза, выхватил оружие и одновременно нанес Старрету боковой удар в пах. Великан, застонав, опрокинулся. Грейдон вскочил на него. Но прежде чем он успел взять на прицел Соумса, руки Данкре обвились вокруг его лодыжек, и Грейдон полетел на землю.

— Суарра! — Падая, Грейдон закричал изо всех сил. Во всяком случае, его крик мог разбудить и предупредить ее. Второй его крик был задушен на полуслове. Костлявые руки Соумса сомкнулись на его шее.

Он приподнялся, попытался разорвать душившую его хватку. Это дало мало, но достаточно, чтобы схватить глоток воздуха. Он тотчас перестал цепляться за запястье Соумса, сунул согнутые пальцы в его рот и развел руки изо всех сил. Соумс исходил слюной и проклятиями, его руки разжались. Грейдон попытался вскочить, но рука великана скользнула по его затылку и зажала в тиски — согнутый локоть на плече — его шею.

— Прирежь его, Данк! — прорычал Соумс.

Грейдон внезапно повернулся, и Данкре оказался на нем. Он едва успел увернуться — Данкре ударил, лезвие едва не задело Соумса. Соумс замком зажал свои ноги вокруг Грейдона, пытаясь подтолкнуть его к французу. Грейдон погрузил зубы в навалившееся на него плечо. Соумс взревел от боли, пытаясь стряхнуть с себя мертвую хватку челюстей Грейдона.

И тут раздался рев Старрета:

— Лама! Она удирает! Лама!

Непроизвольно Грейдон расслабил челюсти. Соумс вскочил. Грейдон последовал его примеру, подняв плечо, чтобы встретить удар, который он ожидал получить от Данкре.

— Смотри, смотри, Соумс! — показывал маленький француз. — Она удирать! Она освободиться! Христос! Она убегать с золотом… с драгоценностями…

Луна светила изо всех сил, и под ее лучами белые пески превратились в серебряное озеро. С золотыми корзинами, сверкающими на ее боках, белая лама летела через это озеро серебра. Она была в ста шагах от них, держа курс на ущелье, через которое они прошли.

— Остановите ее! Мы ее поймаем! — орал Соумс. — За ней, Старрет! Туда, Данк! Я прегражу ей дорогу!

Они бежали по сверкающей пустоши. Лама перешла на шаг, не торопясь подошла к одному из холмов и вскочила на его вершину.

— Окружай ее! Мы ее поймаем! — орал Соумс.

Троица подбежала к холму, на котором стояло и спокойно озирало окрестности белое животное. С трех сторон троица полезла на холм.

Как только их ноги коснулись травы, раздался густой звук, звук одной из тех волшебных труб, что слышал Грейдон, когда они так весело и слитно трубили возле Суарры в тот первый день. Ей ответили другие, они были рядом, всюду. Снова одинокий звук. А затем отвечающий хор вихрем понесся к холму, на котором стояла лама, окружил его.

Соумс и Старрет зашатались, как под ударами, затем замахали кулаками, будто отражая невидимое нападение. Великан простоял так мгновение, руки его бешено молотили воздух, словно цепы. Потом он бросился на землю и покатился по песку. Звуки волшебных труб остановили его, сконцентрировавшись на Соумсе. Бросившись ничком на откос, Соумс упрямо полз к вершине, рукой защищая свое лицо.

Защищая лицо — от кого?

Все, что Грейдон мог видеть, — это холм. А на нем — ламу, купающуюся в лунном свете. И Старрета у подножия холма, и Соумса, почти достигнувшего вершины. Данкре он не видел.

Трубы зазвучали громче, множество труб, словно охотничьи рога из сказки. То, что производило эти звуки, было невидимо.

Соумс достиг края плоской вершины насыпи. Лама наклонила голову, рассматривая его. Вскарабкавшись на край, Соумс выбросил руку, чтобы схватить ее за повод. Лягнув его, лама отскочила на противоположную сторону и спрыгнула в песок.

Окружившие Соумса звуки волшебных труб не утихали. Грейдон видел, как он содрогнулся, засучил руками и ногами. Соумс защищал глаза, будто оказавшись под градом ударов. И чем бы ни было то невидимое, Соумса оно не испугало. Он прыгнул через весь холм и съехал по склону, очутившись почти рядом с ламой. Когда он достиг подножия холма, поднялся, качаясь как пьяный, Старрет.

Звуки труб вдруг оборвались, словно свечи, задутые порывом ветра. Показался бегущий по откосу Данкре. Все трое остановились, споря и жестикулируя. Их одежда была разорвана в клочья, а лицо Соумса было в крови.

Лама шла через пески. Шла так медленно, будто пыталась побудить их к продолжению погони. Очертания ее тела сделались почти призрачными. Она появилась снова и выглядела так, будто лунные лучи сгустились, переплелись и соткали из себя ламу. Лама исчезла — и появилась снова, словно сотканная из лучей на волшебном ткацком станке.

Рука Старрета метнулась к поясу. Но прежде чем белое животное оказалось на прицеле его пистолета, Соумс схватил Старрета за запястье. Он заговорил — нервно, безапелляционно. Грейдон понял, что он настаивает на соблюдении тишины, предупреждает об опасности.

Троица рассыпалась. Данкре и Старрет встали справа и слева от ламы. Соумс подходил к ней — осторожно, чтобы она, испугавшись, не обратилась в бегство. Но когда он приблизился, животное сделало легкий прыжок и направилось к соседнему холму.

На мгновение Грейдону показалось, что на вершине этого холма он увидел фигуру в разномастном одеянии. Он всмотрелся и решил, что глаза обманывают его: вершина была пуста. Лама легко вспрыгнула на насыпь. Как и прежде, Соумс и двое других окружили ее и полезли к вершине.

Многочисленные волшебные трубы зазвучали снова. Угрожающе. Подъем прекратился, троица колебалась. Затем Старрет скользнул вниз, отбежал на несколько шагов, поднял пистолет и выстрелил. Белая лама упала.

— Дурак! Проклятый дурак! — простонал Грейдон.

Тишина, что последовала за выстрелом, оборвалась бурей звуков, испускаемых волшебными трубами. Буря обрушилась на троицу. Данкре пронзительно вскрикнул и побежал к лагерю, молотя кулаками воздух. На полдороге он упал и затих. Соумс и Старрет тоже били по воздуху, ныряя и увертываясь. Яростно кричали волшебные трубы, и в их звуках была смерть.

Старрет упал на колени, потом, шатаясь, поднялся. Неподалеку от Данкре он упал и затих. Упал и Соумс, сражаясь до последнего. Все трое без движения лежали на месте.

Грейдон заставил себя действовать и прыгнул вперед. Он ощутил прикосновение к своему плечу. Мурашки — оцепенение охватило его тело. С трудом он повернул голову. Позади него стоял человек в пестром. Его красный посох и было то, что лишало Грейдона способности двигаться. Тот же посох, который парализовал человека–паука и отправил его в пасть к динозаврам.

Красный посох протянулся к телам троицы. Мгновенно, как по команде, звуки труб поднялись от тел, скрылись в вышине и — пропали. На вершине холма с трудом поднялась на ноги белая лама. Отмечая место, куда угодила пуля Старрета, по серебряному боку протянулась темно–красная лента. Хромая, лама спустилась с холма.

Проходя мимо Соумса, она обнюхала его. Голова уроженца Новой Англии приподнялась. Он попытался подняться, но упал. Лама ткнула его носом снова. Корчась, Соумс встал на четвереньки. Глаза его уставились на золотые корзины, и он пополз вслед за животным.

Белая лама шла медленно, неуклюже. Она подошла к телу Старрета и, как и Соумса, коснулась его. Старрет поднял массивную голову и попытался встать, но, как и Соумс, не смог. И, как и Соумс, пополз вслед за животным.

Белая лама остановилась возле Данкре. Он зашевелился. Потом пополз за ней, качаясь, на руках и коленях.

По залитому лунным светом песку тащились они к лагерю вслед за прихрамывающим животным с кровью, капающей из простреленного бока. Глаза всей троицы уставились на сплетенные из золотых прутьев корзины, рты разинуты, словно у рыб, вытащенных на берег.

Лама дошла до лагерного костра и миновала его. Люди также доползли до костра и последовали за ламой. Человек в пестром опустил свой посох. Все трое остановились. Они свалились возле тлеющих углей — так, будто жизнь внезапно покинула их.

Странный паралич оставил Грейдона так же быстро, как и начался. Мышцы расслабились, вернулась способность к движению. Мимо него к ламе подбежала Суарра. Она ласкала ламу, пытаясь остановить кровь.

Он нагнулся над троицей. Они дышали с хрипом, глаза полуоткрыты и закачены вверх так, что видны только белки. Рубашки разорваны в клочья. На лицах, груди и спинах — дюжина маленьких проколов. Некоторые из них кровоточили, но большинство уже подсохло.

Он, озадаченный, осмотрел их. Раны — это достаточно скверно, разумеется, но ему показалось, что с их помощью нельзя объяснить то состояние, в каком находилась троица. Наверняка без сознания они не потому, что потеряли много крови, — ни артерии, ни крупные вены затронуты не были.

Взяв ведро, Грейдон набрал из ручья воды. Возвращаясь, он увидел, что Суарра снова поставила ламу на ноги и ведет ее к палатке. Он остановился, снял золотые корзинки и осмотрел рану. Пуля пропахала почти весь левый бок, но кость не была затронута. Он извлек свинец, промыл и прополоскал рану и полосками шелка, которые подала ему Суарра, осушил ее. Все это он делал молча, и она не сказала ни слова.

Он снова набрал воды из ручья и вернулся в лагерь. Там он увидел, что сутулый человек присоединился к девушке. Когда он проходил мимо, то почувствовал, что скрытые капюшоном глаза следят за ним.

Грейдон расстелил одеяла и оттащил на них Соумса, Старрета и Данкре. Они вышли из своего оцепенения и, казалось, спали обычным сном. Он смыл кровь с их тел и ран, смазал йодом наиболее глубокие проколы. И ни малейшего признака пробуждения, пока он ухаживал за ними.

Грейдон прикрыл их одеялами, отошел в сторону от костра и бросился на песок. Предчувствие неудачи тяжело навалилось на него. Ощущение гибели. Он сидел, борясь с унынием, иссушившим его отвагу.

Он услышал легкие шаги, и рядом с ним на песок опустилась Суарра. Его рука опустилась на ее руку, схватив ее. Она потянулась к Грейдону, ее плечо коснулось его, ее волосы ласкали его щеку.

— Это последняя ночь, Грейдон, — дрожащим голосом прошептала она. — Последняя ночь! И… я могу недолго поговорить с тобой.

Он ничего не ответил, только смотрел на нее и улыбался. Она правильно поняла эту улыбку.

— Ах, кроме этого, Грейдон, — сказала она, — я обещала. Я сказала, что если смогу, то спасу тебя. Я обратилась к Матери и просила ее помочь тебе. Она засмеялась… сначала. Но смягчилась, увидев, как это важно для тебя. И в конце концов она обещала мне, как женщина женщине — потому что Мать тоже женщина, — она обещала мне, что, если ты сможешь отозваться на ее зов, она поможет тебе, когда ты предстанешь перед Ликом и…

— Перед ликом, Суарра? — прервал он.

— Перед Ликом в Бездне! — сказала она и задрожала. — Больше о нем говорить не смею. Ты… должен будешь предстать перед ним. Ты — и те трое тоже… О, Грейдон… ты не должен покориться ему… Ты не должен…

Ее рука выскользнула из его руки, затем крепко сжала ее. Грейдон обнял Суарру. На мгновение она застыла на его груди.

— Мать обещала, — сказала она. — И поэтому у меня есть надежда. Но она поставила условие, Грейдон… Если с ее помощью ты спасешься от Лика, ты сразу должен покинуть Запретную Страну и никому за ее пределами о ней не рассказывать. Никому, даже самому близкому и дорогому тебе человеку. Я дала это обещание за тебя, Грейдон. И… — она запнулась. — Итак, это последняя ночь.

Его сердце упрямо отказывалось верить ее словам. Но он ничего не говорил, и после короткой тишины она сказала:

— В твоей стране… есть девушка, которая любит тебя… или которую любишь ты, Грейдон?

— Никого, Суарра, — ответил он. — И мне хотелось бы уйти с тобой.

— Мне тоже хотелось бы уйти с тобой, — просто сказала она. — Я верю тебе. Но я не могу. Мать любит меня и заботится обо мне. И я люблю ее очень… Я не могу оставить ее даже из–за…

Внезапно она вырвала руку из его руки и, сжав ее в кулак, ударила себя в грудь.

— Я устала от Ю–Атланчи! Да, устала от ее древней мудрости и ее бессмертного народа! Я бы хотела уйти в новый мир, где есть дети, много детей и смех детей, и жизнь струится не бездонным быстрым потоком… хотя в конце концов в открытые ворота Смерти. Ибо в Ю–Атланчи закрыты не только ворота Смерти, но и ворота Жизни. В этой стране мало детей, а смеха детей — нет.

Он схватил ее за эту бившую в грудь руку и попытался успокоить ее.

— Суарра, — сказал он, — я брожу в темноте, и твои слова дают мало света. Скажи мне — кто твой народ?

— Древний народ, — сказала она ему. — Самый древний. Сотни столетий назад они прибыли сюда с юга, где также жили в течение столетий. Однажды земля задрожала и покачнулась. Потом на землю пал великий холод, темнота и ледяные бури. И многие из моего народа погибли. Затем те, кто выжил, поплыли на кораблях на север. С ними были остатки Змеиного народа, который обучил их, передал большую часть своей мудрости. Мать — последняя из этого народа. Наконец они пришли сюда. В те времена море было ближе, а горы еще не родились. Оказалось, что эту страну населяют полчища Ксинли. Ксинли были большими, намного больше, чем сейчас. Люди моего народа уничтожили большую часть Ксинли. А тех, кого пощадили, — приручили, чтобы использовать их. И здесь мой народ живет с давних времен, как жил когда–то на юге, где теперь его города погребены ледяными горами. Затем были землетрясения, начали расти горы. Мудрость моего народа была недостаточной, чтобы помешать рождению гор. Но мой народ смог управлять их ростом вокруг города. Неуклонно, медленно, целую вечность поднимались горы. И в конце концов огромной стеной опоясали Ю–Атланчи. Стеной, преодолеть которую невозможно. Но это не заботило мой народ. Наоборот, это его радовало. Потому что Властелин и Мать закрыли Ворота Смерти. И мой народ не желал больше выходить во внешний мир. И он живет здесь в течение многих столетий.

Она снова затихла, размышляя над чем–то. Грейдон смотрел на нее, прилагая все усилия, чтобы скрыть недоверие. Народ, победивший Смерть! Народ такой старый, что его древние города скрыты льдами Антарктиды! Последнее — нет, это возможно. Наверняка континент Южного полюса когда–то обогревался горячими лучами солнца. Доказательство тому — ископаемые остатки пальм и других растений, которые могут жить лишь при тропических температурах. И наверняка полюсы когда–то находились не там, где в настоящее время. Наука только не выяснила, было ли это постепенное или внезапное изменение наклона земной оси. Но как бы это ни происходило, оно случилось по меньшей мере миллионы лет назад. Если Суарра рассказала правду, если только эта история не миф, значит, происхождение человека отодвигается в невообразимую древность.

И еще… это возможно… многие таинственные истории… легенды об утерянных странах и утраченных цивилизациях — они должны иметь какое–то фактическое обоснование… Страна My, Атлантида. Неизвестная раса, которая из Гоби, когда эта иссушенная пустыня была еще зеленым раем, управляла всей Землей. Да, это возможно. Но то, что они победили Смерть? Нет! Этому он не верит.

Из сомнений родилось раздражение.

— Коли твой народ настолько мудр, почему же он не завоевал весь мир? Почему он не правит всем миром?

— Почему он должен был это сделать? — в ответ спросила она. — Он мог бы завоевать мир. Но превратить всю землю в подобие этого Ю–Атланчи, как он превращен в подобие старого Ю–Атланчи? Людей моего народа слишком мало. Разве я не сказала, что когда закрылись Ворота Смерти, точно так же закрылись и Ворота Жизни? Да, всегда находились такие, кто хотел распахнуть эти Ворота… Мои отец и мать были из них, Грейдон. Но их мало — так мало! Нет. Нет причин, по которым мой народ вышел бы за ограждение. И есть еще одна причина. Они побеждены сном. Во сне создают свои собственные миры. Делают с ними, что захотят. Живут по своему выбору жизнь за Жизнью. Во сне они творят мир за миром. И для многих — текут годы, пока их жизнь проходит во сне. Почему им должно хотеться выйти, зачем им выходить в этот единственный мир, когда они могут создавать мириады миров по собственному желанию?

— Суарра, — внезапно сказал Грейдон, — почему ты хочешь спасти меня?

— Потому… — медленно прошептала она, — потому что ты заставил меня почувствовать то, чего я никогда не чувствовала прежде. Потому что ты сделал меня счастливой… и потому что ты сделал меня несчастной! Я хочу быть с тобой. Когда ты уйдешь, мир окутает тьма…

— Суарра! — вскрикнул он и привлек ее к себе. Она не сопротивлялась. Его губы искали ее губы. И губы Суарры льнули к губам Грейдона.

— Я вернусь, — шептал он. — Я вернусь обратно, Суарра!

— Возвращайся! — Ее нежные руки крепко обвились вокруг его шеи. — Возвращайся ко мне, Грейдон! — Она оттолкнула его и вскочила на ноги. — Нет, нет! — рыдала она. — Нет, Грейдон! Я плохая. Нет… Это была бы для тебя смерть!

— Верь мне, Суарра, — сказал Грейдон, — я вернусь к тебе. Она задрожала, потянулась к нему, снова прижала губы к его губам. Потом выскользнула из его рук и побежала к шелковой палатке. Остановившись возле нее на мгновение, она с тоской протянула к нему руки и скрылась за пологом. И, казалось, оттуда донесся ее голос — голос, который он мог слышать лишь своим сердцем:

— Возвращайся, возвращайся ко мне!