Глава 27. ПРОЩАНИЕ С МАТЕРЬЮ ЗМЕЙ
Минуло пять дней, прежде чем Грей дон, придя в сознание, открыл глаза.
Все это время он пролежал в комнате Матери Змей. Суарра, не отходя, ухаживала за ним.
Но Мать не собиралась снимать ошейник Нимира с его шеи.
— Я еще не уверена, — говорила она девушке и Ригеру, — ошейник не приносит ему вреда. А если появится угроза, я сниму его достаточно быстро, я вам обещаю. Но ошейник сильно связывал его с Нимиром, и, возможно, эта связь еще не прервалась. Я еще не уверена, что тот, кого мы знали как Нимира, полностью исчез там, куда я его послала. Я еще не знаю, что такое была эта Тень. Но если что–то от нее выжило, сохранилось, «оно» окажется связанным с этим ошейником. «Оно» попытается войти с его помощью в Грейдона. Тогда я увижу, какой силой обладает это «что–то». Если ничего от Нимира не сохранилось, ошейник не может повредить Грейдону. Но пока я не узнала то, что мне надо, он будет носить ошейник.
Это решило вопрос. В первый день Грейдон беспокойно метался, бормотал о Повелителе Тьмы, прислушивался, как будто кто–то говорил с ним, и сам все время говорил с кем–то невидимым. Только Женщина–Змея знала, разговаривал ли он с умолявшим его о чем–то обрывком Нимира или с фантомом, созданным его больным воображением. Беспокойное состояние усиливалось вплоть до наступления следующей ночи. Тревожнее делалось его бормотание.
Все время возле него находилась Мать и, свернувшись кольцами, поднимала ему веки и внимательно всматривалась в его глаза. В ту ночь, когда беспокойство Грейдона достигло своего пика, она велела Ригеру положить его безжизненное тело в свое подушечное гнездо. Взяв маленький си струм, она держала его над головой Грейдона. Из систрума начало струиться мягкое излучение. Мать двигала систрумом вокруг головы Грейдона, омывая его излучением с головы до ног. На третий день Грейдон вел себя гораздо спокойнее. В эту ночь Адена осматривала его особенно внимательно.
Она кивнула, будто что–то удовлетворило ее, и направила на ошейник мощный луч систрума. Грейдон слабо застонал и попытался поднять дрожащие руки, будто пытался защитить ошейник.
— Держи его руки, Ригер, — бесстрастно сказала Мать.
Из систрума вылетел еще более мощный луч.
Ошейник Повелителя Зла утратил свой блеск и сделался безжизненно коричневым.
Мать взялась за ошейник и переломила его. В пальцах Матери ошейник осыпался щепоткой пыли.
Тело Грейдона тут же расслабилось. Он погрузился в обычный глубокий сон.
Утром пятого дня он проснулся. Рядом с ним были Суарра и Ригер.
Он попытался подняться, но слабость оказалась слишком велика. Он исчерпал все свои силы.
Разум Грейдона, однако, был кристально ясен.
— Я знаю все, что вы собираетесь высказать против этого, — сказал он, крепко держа за руку Суарру.
Он слабо улыбнулся.
— Не надо. Я чувствую себя так, будто меня пропустили через дюжину ветряных мельниц. Действительно, я чувствую себя точно в аду. Тем не менее я даже не собираюсь снова закрывать глаза, пока меня не просветят. Первое: что случилось с Ними–ром?
Они рассказали о погоне за Повелителем Зла и о его гибели в пещере Лика, рассказали то, что им самим было рассказано Матерью.
— И тогда, — сказал Ригер, — она уничтожила туннель, по которому бежал Нимир. Так что вход в пещеру закрыт навсегда. Она уничтожила возвышение и трон Нимира, уничтожила страшный сад. Сад пронзительно кричал и выл в агонии, когда его пронизывали белые языки молний.
— Этот сад было само зло, — сказала Суарра, — превосходящее всякое воображение зло, как сказала мне Мать, и уже только за его создание Нимир заслуживал уничтожения. Но что здесь было за колдовство, для чего использовал или собирался использовать этот сад Нимир, этого она мне не захотела сказать.
— Урды спаслись бегством из красной пещеры, — взял на себя рассказ Ригер. — Те, кто остался из них, бежали, чтобы забиться в самые глубокие норы.
На следующий день Мать подвела итоги — что осталось от древнего Ю–Атланчи. От людей Старой Расы сохранилась едва ли сотня человек. От тех, кто сражался на стороне Ластру, примерно тридцать прислали к Матери вестников, прося мира и пощады. Она приказала им предстать перед собой, дюжину казнила, а остальных простила.
Видимо, еще столько же, — продолжал Ригер, — зная, что им нечего рассчитывать на пощаду, ушли в леса и пещеры. Они стали изгоями, какими были мы до твоего прихода, Грейдон. Она встретилась с Созидателями снов, для которых битва прошла незамеченной. Их пробудили и доставили в тронный зал, вернее, большинство их, поскольку ослушавшихся она приказала убить.
Она предоставила им выбор: либо отказаться от своих грез и открыть перед собой Ворота Жизни и Смерти, либо просто умереть. Около тридцати предпочли жизнь, остальные не смогли найти в ней ничего привлекательного для себя. Им позволили вернуться домой, уйти в их любимые призрачные миры, и вскоре после этого и они, и их миры прекратили свое существование.
От крылатых змей, Посланников Матери, сохранилось не более четверти. Эмеров осталось около тысячи, я имею в виду мужчин. Главным образом это те, кто не принимал участия в битве.
Наши воины и те, кто был на стороне Ластру, почти полностью уничтожены. Тени Нимира и Огни Матери не делали различия между врагом и другом. Два дня назад большая часть этих эмеров по приказу Адены были посланы в пещеры, чтобы истребить оставшихся урдов.
Ах да, спаслись бегством около полудюжины охотничьих Ксинли и столько же верховых Ксинли. Первые были выслежены и убиты, вторых мы сохранили. Вот, кажется, и все.
Мы начинаем новую жизнь в Ю–Атланчи. У нас около трехсот людей Старой Расы, большинство из которых — женщины.
Каждый из нас и все вместе мы волей–неволей отказались от нашего бессмертия. Мать сама проследила, чтобы обе Двери были распахнуты настежь. Однако то, что более половины из нас женщины, лучше, чем если бы более половины составляли мужчины, — добавил задумчиво Ригер.
Грейдон закрыл глаза и лежал, обдумывая услышанное.
Женщина–Змея, уж коль начала, наверняка действовала эффективно и безжалостно!
Он видел, как уничтожают ушедших в свои миры Созидателей и Созидательниц снов.
А эти миражи были так реальны!
Грейдон надеялся, что Созидатель снов, создавший на паутине грез удивительный мир красок, выбрал жизнь.
Сводящие с ума жужжание и свет — как Нимир создал их?
Грейдон предположил, что воздействие осуществлялось с помощью инфракрасных лучей.
Световые волны с низкой частотой спектра, взаимодействуя определенным образом, превращались в каком–то диапазоне в звуковые колебания.
Грейдон был уверен, что взаимодействие световых низкочастотных волн и звуковых колебаний и породило все эти необыкновенные явления.
А маленький солнечный венец Матери?
Использование других световых волн, которые свели на нет действие волн Нимира.
Почему ошейник предохранил его от воздействия одних волн и предал, когда пошли в ход другие? Вероятно, ошейник представлял собой что–то вроде радиоприемника, настроенного на излучение Нимира.
Но это его пониманию не доступно.
Грейдон погрузился в глубокий сон.
В течение нескольких дней он совершенно не виделся с Женщиной–Змеей. В носилках, несомых индианками, она вместе с Повелителем Глупости и Коном отправилась к пещерам.
Так сказала Суарра.
Силы Грейдона восстанавливались медленно. Один раз его вынесли на носилках Суарры наружу. Девушка сопровождала его.
Когда они вышли, то увидели, что некогда цветущая равнина, лежавшая между Дворцом и озером, почернела и была опустошена.
Толстым слоем мельчайшей пыли было отмечено место, где раньше стоял амфитеатр Созидателей снов.
Большинство росших на лугу деревьев либо погибли, либо погибали.
Там, где стоял столб, остался грубо очерченный круг шириной в две тысячи футов.
И жилища и растения там превратились в тот же самый тончайший пепел.
Он спросил у Суарры, что было сделано с погибшими.
Она сказала, что тела эмеров были собраны в большие кучи, а затем они также были обращены в прах. Их сожгли с помощью каких–то механизмов, установленных по приказу Матери.
Хаон лежал вместе со своими предками в пещере Смерти.
Затем они вернулись к себе. В мирной тишине тронного зала Грейдон приходил в себя и собирался с силами.
На следующий день вернулась Мать. После этого Грейдон проводил с ней много часов.
Он отвечал на ее бесчисленные вопросы, подробно рассказывал о жизни людей по ту сторону барьера, об их желаниях и привычках.
Он рассказал обо всей долгой истории этой расы с тех пор, как тридцать пять тысяч лет назад погасли в пещерах кроманьонцев их костры.
Он говорил о целях и условиях существования белых и цветных народов, о чернокожих и обладающих коричневой кожей, и о скучном коммунистическом эксперименте в России, и о громадных волнениях в Азии среди китайцев и индусов.
По прошествии некоторого времени Адена прекратила свои расспросы и в свою очередь рассказала об этой забытой цивилизации, которой руководила ее собственная странная раса, и о том, как возникла эта цивилизация.
Она рассказала и о других забытых, исчезнувших без следа, погребенных под пылью веков расах и цивилизациях.
Она дала ему беглое представление о научных достижениях, настолько превышавших все, что он знал, насколько геометрия Эйнштейна превышает евклидову геометрию.
Она дала такие концепции разума, материи, энергии, которые просто ошеломили его.
— Ни в чем, — сказала Мать, — что ты видел, не было и следа волшебства или магии. Все, что пришлось тебе видеть, было не чем иным, как проявлением чисто природных сил, которым целенаправленно управляли. Тени–убийцы — это определенный вид энергии, с помощью чисто механических средств повинующихся воле Нимира. В принятых вами терминах, чтобы сделать это понятнее: электрические силовые поля, полученные от того всеобщего океана энергии, который окружает нас. В этом океане все берет свое начало: и энергия, и мышление, и то, для обозначения чего вы используете термин «материя». Огненные призраки, которых я призвала для борьбы с тенями, — это другая, использованная мною сила природы, с помощью которой тени были нейтрализованы… и более того. Огненная колонна? Последняя ставка Нимира и единственное, чего я на самом деле боялась.
Поскольку при быстром отключении поддерживающего ее поля — оно же вызвало и появление теней — Нимир не смог бы резко нарушить взаимодействие двух сил, где перевес был на моей стороне. Он надеялся, что, прежде чем я смогу получить контроль над положением, громадная высвободившаяся энергия, из которой, собственно, и состоял этот столб, затопит и сметет меня. И он чуть было не оказался прав.
Она помолчала некоторое время, затем, казалось, пришла к некоторому решению и резко поднялась.
— Иди к Суарре, дитя мое, — сказала она. — Развлекайтесь вместе. Быстрее поправляйся. В течение следующих дней ни ты, ни она мне не будете нужны.
Когда эти два дня прошли, Ригер доставил Грейдону приглашение Матери Змей.
Грейдон обнаружил Адену в ее комнате, где она свернулась кольцами на подушках, самодовольно взирая на себя в зеркало.
Суарра причесывала волосы Матери.
Комната казалась странно пустой.
Глаза Суарры затуманились от непролитых слез.
Возле Матери находился Повелитель Глупости.
Адена отложила зеркало и протянула Грейдону руку для поцелуя.
— Я собираюсь покинуть вас, дитя мое, — начала она без предисловий. — Я устала. Я собираюсь уснуть. О, очень надолго. Нет, не гляди на меня такими испуганными глазами. Я не намерена умирать. Мне неизвестен никакой другой мир, куда бы я могла уйти. Но я не намерена и стареть.
Ее глаза сверкнули, когда на физиономии Грейдона при этом примечательном, учитывая ее многотысячный возраст, утверждении непроизвольно появилось выражение удивления.
— Я имею в виду, что не намерена позволить себе выглядеть старой. Поэтому я буду спать, обновляя себя и свою внешность. Таков обычай моего народа.
Вот что я решила. Сейчас в Ю–Атланчи немного людей, но вскоре их будет больше. В этом вашей расе можно верить, если и не верить в остальном. Пусть будет так: ты и Ригер будете править здесь с помогающим вам Тиддо. Нимир ушел навсегда. Те из его сторонников, кто еще скрывается, — вне закона.
Уничтожьте их так быстро, как только сможете. Сотрите память о нем и о Ластру.
Если кто–нибудь из Созидателей снов снова примется за свое, убейте его. В снах таится опасность… Суарра, перестань плакать. Ты выдергиваешь мне волосы!
Глядя в зеркало, она на мгновение нахмурилась.
— Я говорила вам, — затем живо продолжала Мать, — что я не намерена умирать, и уж, конечно, я не намерена испытывать неудобства, пока сплю. Я не слишком высокого мнения о тех людях, о которых ты мне так много рассказал, Грейдон. О, я не сомневаюсь, что среди них насчитывается определенное количество лиц, столь же достойных уважения, как и ты. Но все вместе они, мягко выражаясь, меня раздражают. Я не намерена позволять им рыть свои ямы там, где сплю я, производить взрывы либо строить надо мной, как принято в вашем мире, небоскребы. Я не позволю им рыться в пещерах в поисках сокровищ либо совать всюду свой нос, пытаясь найти вещи, о которых им лучше бы всего никогда не знать. Да они бы и не знали, что с ними делать, если бы и нашли их.
Я не допущу вторжения в Запретную Страну. Поэтому в течение двух последних дней я как следует приглядела, чтобы всего этого не случилось. Большую часть того, что Нимир извлек из Пещеры Утерянной Мудрости, мы уничтожили, включая машину, создающую тени. И уничтожили оба моих диска, создававших огненных призраков. Они вам не понадобятся. Не нужны они больше и мне.
Грейдон, я послала за барьер охрану, моих Посланников, в особенности против этих ваших лодок, которые созданы как бы специально, чтобы на барьер можно было не обращать внимания. Посланники будут безжалостно сбивать их. Столь же безжалостно они уничтожат тех, кто, возможно, спасется при падении. Никто не должен увидеть Ю–Атланчи, чтобы вернуться потом сюда с сильными воинскими отрядами и нарушить мой сон.
Дитя мое, я говорю так вовсе не для того, чтобы задеть твои чувства. Это определено окончательно, и так будет, — сказала Женщина–Змея.
Грейдон совершенно не сомневался, что безжалостное обещание будет столь же безжалостно выполнено.
— А если, сделав какое–нибудь новое открытие, они одержат верх над моими Посланниками, Тиддо разбудит меня. А надо мной, Грейдон, они верх не одержат, это уж наверняка.
Она снова бросила взгляд на свою прическу.
— Суарра, это на самом деле прекрасно! Ах, как я устала! Она зевнула.
Ее маленький заостренный язычок мелькнул в алом сердцевидном рте.
— Все это приятно, но несколько утомительно. Я думаю… Она снова посмотрелась в зеркало.
— Да, я уверена, что у меня появилось несколько морщинок. Ах, мне пора спать!
Ее глаза, полные любви, остановились на плакавшей девушке.
И эти глаза тоже были влажными.
Какая бы необходимость ни побудила к уходу Женщину–Змею, Грей дон быстро понял, что на сердце ее не было той легкости, какую она показывала наружно.
— Дети, пойдемте со мной!
Она обвила рукой шею Суарры.
— По дороге я должна запечатать помещение, где открываются Ворота Жизни и Смерти. Вы увидите его.
Она кивнула Суарре.
Девушка прикоснулась к стене, находившейся напротив входной двери, и стена раскрылась.
Из отверстия, раскачиваясь, выскочило алое тело Кона. За ним следовали четверо его соплеменников, которые несли носилки Матери.
Адена бросила в зеркало последний взгляд, затем втянула свои кольца на подушки носилок.
Кон впереди, Грейдон и Ригер по бокам, Суарра, лежавшая на носилках рядом с Матерью, с головой, спрятанной у нее на груди, Повелитель Глупости, замыкавший шествие, — они проследовали в громадный пустой зал, вышли из него через дверь в дальней стене и начали спускаться по широкой наклонной лестнице.
Все вниз и вниз уходил скат, далеко углубляясь под фундамент Дворца.
Они вышли к неглубокой нише, врезанной в стену коридора.
Здесь Мать подала знак носильщикам.
Они остановились рядом с нишей. Мать протянула им руку. В руке был маленький систрум.
Тонкий лучик коснулся стены.
Появилось овальное отверстие, будто под лучом камень оплавился.
Мать подозвала Грейдона и приподняла девушку над своим телом, чтобы та могла заглянуть внутрь.
Они смотрели внутрь помещения, напоминавшего по форме половину гигантской жемчужины. Круглый пол в помещении составлял в диаметре около двадцати ярдов.
Оно было залито призрачным розовым светом, как будто на его изогнутых стенах сияло солнце.
Пол походил на черный обсидиан, и в нем было два овальных бассейна, каждый примерно двадцати футов в длину и половину этого в ширину.
Между ними стояло ложе из того же черного стекловидного вещества.
В нем было углубление в форме человеческого тела, как если бы действительно совершенное по красоте тело мужчины или женщины лежало там, пока вещество было еще мягким, и когда обсидиан затвердел, на нем остался отпечаток.
Вода в одном бассейне, если это была вода, походила на светлое розовое вино.
Она искрилась, в ней кружились маленькие водовороты более глубокого розового цвета.
Жидкость во втором бассейне была полупрозрачной и абсолютно бесцветной.
Однако в ее безмятежности было что–то пугающее.
Пока они смотрели, спокойствие было нарушено. Что–то всплыло из глубины бассейна.
Когда это «что–то» приблизилось к его поверхности, жидкость в розовом бассейне тоже начала волноваться.
Искорки и водовороты заплясали ликующе. В обоих бассейнах вздулись на поверхности пузыри. Пузыри медленно увеличивались и превратились в купола от края до края поверхности.
Розоватый и кристально прозрачный пузыри взорвались. Мгновенно туман, скрыв и бассейны и ложе, заполнил все помещение. Сквозь него простреливали крошечные лучики радужного света.
Туман пульсировал не дольше, чем успело бы трижды ударить сердце, и исчез.
Женщина–Змея подняла систрум и послала из него луч прямо в спокойный бассейн. Бассейн задрожал, будто он был сердцем живого существа. Его полупрозрачная жидкость затуманилась.
Сквозь нее рванулось вверх состоявшее из маленьких пузырьков облачко, будто пытавшееся бежать от луча. Со слабым печальным вздохом пузырьки взорвались.
Бассейн опять был спокойным, но его пугающая безмятежность исчезла.
Луч систрума погрузился в розовый бассейн. На мгновение в его глубинах возникло какое–то неистовое движение.
Появилось снова взорвавшееся со вздохом облачко пузырьков. И этот бассейн тоже сделался тихим и мертвым.
— Свершилось! — безжизненным голосом сказала Женщина–Змея.
Ее лицо осунулось, губы побелели, глаза сделались словно из камня.
Она провела лучом систрума над отверстием, скала вместо отверстия появилась так внезапно, что казалось, образовалась из воздуха.
Мать подала знак людям–паукам. В молчании они возобновили свое движение.
Наконец они вышли еще к одной неглубокой нише. Под лучом систрума стена открылась, показался низкий круглый вход. Они вошли внутрь. Комната была круглой, как помещение с двумя бассейнами, но по размеру вдвое меньше. От стен исходило слабое голубое свечение и концентрировалось на огромном, образованном из подушек гнезде. Возле стены стояло по кругу несколько ящиков. Не считая ящиков, комната была пустой.
Грейдон ощутил едкий, отдававший странной свежестью аромат.
Женщина–Змея скользнула с носилок и свернулась кольцами на подушках. Она глядела на них, не скрывая заполнивших ее фиолетовые глаза и скатывающихся по щекам слез. Она отдала систрум Повелителю Глупости и прижала Суарру к своей груди.
Она подозвала к себе Грейдона и мягким движением соединила губы девушки с его губами.
Внезапно она чуть отстранила их от себя, нагнулась и поцеловала их в губы.
Ее глаза сверкнули озорно и очень нежно, и она расхохоталась своим похожим на птичий щебет смехом.
— Разбудите меня взглянуть на вашего первенца, — сказала Мать Змей.
Она оттолкнула их от себя, опустилась на подушки и зевнула. Глаза ее закрылись, голова качнулась вперед раз или два. Она сонно задвигалась, устраиваясь поудобнее.
Когда Грейдон повернулся, чтобы уйти, он понял, что лицо ее постепенно начало изменяться, что неземная красота лица Адены начала блекнуть, будто с него спадала вуаль.
Он решительно отвернулся и запретил себе смотреть: какой она хотела, чтобы он видел ее, такой она и останется в его памяти.
Они вышли через низкий проем. Суарра крепко прижималась к Грейдону и плакала.
Повелитель Глупости поднял систрум.
Вход снова перегородил вставший на свое место камень.
Тайная комната, где спала Мать Змей, закрылась.
