Ледовая шхуна

Оставшись без ледового корабля, Конрад Арфлейн покинул Брершилл и на лыжах отправился через большое ледовое плато. Он шел с твердым намерением решить для себя: умереть или дальше жить.

Он взял с собой лишь небольшое количество еды и снаряжения, полагая, что если в ближайшие восемь дней выбор не будет сделан, то он умрет с голоду и от изнеможения.

Для такого шага у него были веские причины. Хотя ему исполнилось всего тридцать пять и он был одним из лучших шкиперов на плато, в Брершилле капитанской должности ему не получить, а служить первым или вторым офицером под чьим–то командованием он не хотел. Всего пятнадцать лет назад Брершилл имел флот численностью свыше пятидесяти кораблей. Теперь их осталось двадцать три. И хотя Арфлейн не обладал болезненной впечатлительностью юнца, единственной альтернативой службы в чужом городе оставалась смерть. Он шел через плато по направлению к югу.

Арфлейн был высоким, крепким мужчиной с густой рыжей бородой, блестевшей инеем. От мороза его укрывал комбинезон из черного тюленьего и белого медвежьего меха с капюшоном из кожи медведя. Для защиты глаз от блеска отраженного солнца Арфлейн надел козырек из тонкой ткани, натянутый на каркас из кости тюленя. На бедре в ножнах висел короткий клинок, в каждой руке он держал по восьмифутовому гарпуну, которые являлись одновременно и оружием, и лыжными палками. Его лыжи представляли собой длинные полозья, вырезанные из кости большого кита. На них он мог развить приличную скорость и скоро оказался за пределами обычных корабельных курсов.

В то время как его предки были моряками, Конрад Арфлейн стал ледовым шкипером. Если им иногда приходилось перебираться с моря на сушу, то он никогда не покидал льда. У него были такие же привычки, независимый характер и серые глаза, что и у всех мужчин в роде Арфлейнов.

Повсюду, на тысячи миль вокруг, был лед — ледяные горы, ледяные долины, и даже ледяные города. Лед постоянно менял свою окраску в соответствии с цветом неба, он был бледно–голубым, лиловым, изумрудно–зеленым, фиолетовым, желтым. Летние глубокие тени придавали глетчерам и гротам сказочное очарование. Зимой же сверкающие ледяные горы и долины великолепны под хмурым северным небом. В любое время года пейзаж оставался неизменным: лед различной формы и цвета. Арфлейн был уверен, что он будет таким вечно, как вечен лед.

Большое ледовое плато, хорошо знакомое Арфлейну, полностью покрывало часть мира, известную под названием Матто Гроссо. Ее горы и долины уже давно поглотил лед. Арфлейн знал плато лучше любого другого, впервые он проехал по нему с отцом еще в двухлетнем возрасте. Его отца звали Конрад Арфлейн, как, впрочем, и всех мужчин его рода на протяжении вот уже нескольких сотен лет, и все они были судовладельцами, а хозяином стаксельной шхуны он стал в двадцать один год. Всего несколько поколений назад семья Арфлейна обладала многими кораблями.

Ледовые корабли — большей частью торговые и охотничьи суда — представляли собой парусники, закрепленные на полозьях, подобных гигантским лыжам. Давным–давно корабли стали главным средством связи, существования и торговли для обитателей Восьми Городов плато. Эти поселения, расположенные в расселинах ниже уровня льда, обладали собственным флотом, а их власть напрямую зависела от количества парусников.

Родной город Арфлейна, Брершилл, когда–то был самым могущественным из восьмерки, но его флот быстро рассеялся, и теперь капитанов стало больше, чем самих кораблей. Фризгальт, извечный соперник Брершилла, стал ведущим городом плато. Он диктовал свои торговые цены, монополизировал охотничьи земли и скупал, как в случае с баркентиной Арфлейна, корабли других городов, не способных к конкуренции.

Спустя шесть дней после выхода из Брершилла, все еще не придя к решению, Конрад Арфлейн увидел темный предмет, медленно движущийся в его направлении. Он остановился, пытаясь определить природу предмета. Оценить его размеры было невозможно. Предмет мог быть чем угодно, начиная от раненого сухопутного кита, двигающегося на огромных мускулистых плавниках, до дикой собаки, отбившейся от теплых водоемов, где она охотилась за тюленями. Обычным состоянием Арфлейна было уединение и молчаливость, но на этот раз в его глазах промелькнуло некоторое подобие любопытства.

Угрюмое небо, огромное, серое, тяжелое от снега, вращалось над его головой, закрывая собой солнце. Подняв козырек, он смотрел на предмет, гадая, приблизиться к нему или идти дальше. Арфлейн шел по плато не ради охоты, но если это был кит, то, добив его, можно сделать свое будущее относительно безбедным.

Нахмурившись, он ткнул гарпуны в лед и, оттолкнувшись, устремился вперед. Мускулы перекатывались под его меховой курткой, за спиной подпрыгивал увесистый мешочек. Его движения были экономными.

На мгновение красное солнце пробилось сквозь завесу холодных туч, и лед засверкал, подобно бриллианту, до самого горизонта. Арфлейн понял, что на снегу лежит человек. Затем солнце скрылось.

Арфлейн почувствовал себя обманутым. Кит, даже тюлень, могли принести ему хороший доход, от человека же не было никакой пользы. Еще больше возмутило Конрада то, что здесь, по его расчетам, такая встреча не могла состояться.

Хотя он продолжал двигаться по безмолвному льду по направлению к человеку, он все еще хотел проехать мимо него. Этика ледовых полей позволяла ему не оказывать помощи другим. Если человек умрет, совесть его будет чиста. Трудно было вызвать чувство любопытства у Арфлейна, но коль скоро оно появилось, его нужно было удовлетворить. Присутствие человека в этом районе являлось крайне редким. Подъехав достаточно близко, чтобы получше рассмотреть фигуру на льду, он остановился.

Человек был едва жив. Изможденное лицо, руки и ноги, лиловые от холода и страшно опухшие. На голове и руках замерзли подтеки крови. Одна нога повреждена. Остатки некогда богатых мехов обмотаны вокруг тела полосками кожи, седые волосы на непокрытой голове искрились от мороза. Это был истощенный, но еще крепкий широкоплечий старик. Он продолжал ползти с необычным, животным упорством. Красные, полуослепшие глаза смотрели вдаль. Большой высохший череп с синими от мороза губами, застывшими наподобие усмешки, поворачивался при каждом движении. Арфлейна он не видел. Мгновение Конрад постоял задумчиво над человеком, затем повернул было в сторону. Он чувствовал невольное восхищение этим живым мертвецом, хотя и не считал нужным вмешиваться в его борьбу. Он поднял гарпуны, готовый отправиться в путь, но, услышав за собой шум, обернулся. Старик рухнул на белый лед и затих. До его смерти оставались считанные минуты. Повинуясь внезапному импульсу, Арфлейн вернулся к неподвижному телу. Положив один гарпун и упершись в другой, он потряс человека за плечо.

— С тобой все кончено, старик, — прошептал он.

Большая голова повернулась… Арфлейн увидел обмороженное лицо под прихваченной льдом гривой волос. Медленно открылись глаза, полные внутреннего безумия. Синие опухшие губы раздвинулись, и из горла вырвался хрип. Арфлейн задумчиво смотрел в безумные глаза, затем, сняв и открыв мешок, он достал флягу со спиртом. Ловко отвернув колпачок, он поднес горлышко фляги к искривленному рту и влил туда спирт. Старик сделал глоток, закашлявшись, задохнулся. Отдышавшись, он тихо произнес:

— Такое впечатление, что я горю, хотя это и невозможно. Перед тем как вы уйдете, сэр, скажите, далеко ли до Фризгальта…

Глаза закрылись, и голова старика поникла. Судя по остаткам одежды и его акценту, умирающий был фризгальтийским аристократом. Но как он оказался здесь, один, без слуг? Может, на самом деле оставить его умирать в одиночестве? Арфлейн ничего не добьется, пытаясь спасти ему жизнь.

Старик почти уже мертв. К великим лордам Фризгальта, чьи ледовые шхуны почти полностью захватили плато, Арфлейн испытывал лишь презрение и ненависть. По сравнению с жителями других городов фризгальтийская знать жила в роскоши, забыв о Боге. Она открыто смеялась над учением о Ледовой Матери, сверх всякой меры обогревала свои дома, часто была расточительна. Она отказывалась занимать своих женщин простой работой и даже дала им одинаковые с мужчинами права.

Арфлейн вздохнул и, вновь нахмурившись, взглянул на старого аристократа. Предубеждение к знати и чувство самосохранения уступало место восхищению упрямством и смелостью человека. Если старик потерпел кораблекрушение, то, само собой, он прополз не одну милю, прежде чем добраться сюда. Кораблекрушение — вот единственное объяснение его пребывания здесь. Арфлейн пришел к решению. Достав из баула отороченный мехом спальник, он расстелил его на льду. Неловко переступая на лыжах, он зашел человеку в ноги и, ухватившись за них, втянул старика в мешок. Крепко завязав тесемки спальника, Конрад взвалил его на спину и закрепил полосками кожи. С видимым усилием он навалился всем телом на гарпуны и начал долгий путь к Фризгальту.

За спиной поднялся ветер. Высоко в небе он рвал в клочья тучи, открывая на время солнце. Лед казался живым, подобно рвущемуся к берегу прибою. Черный в тени и красный в проблесках солнца, он сверкал и переливался. Плато казалось чем–то не имеющим границ, без видимого горизонта. Казалось, что тучи переходят прямо в лед. Солнце уже садилось, до наступления темноты оставалось около двух часов, вряд ли было разумно продолжать путь ночью.

Арфлейн шел на запад, к Фризгальту, по пятам за скрывающимся красным диском солнца. Легкий снег и крошечные кусочки льда кружились над плато, подгоняемые холодным ветром. Мощные руки Арфлейна методично поднимали и опускали гарпуны, ноги разъезжались на грубых лыжах.

Сумерки перешли в ночь, а луна и звезды начали изредка показываться из–за разрывов туч. Замедлив движение, он остановился. Ветер стихал, его шум стал похожим на отдаленные вздохи. Когда Арфлейн поставил палатку, ветер и вовсе прекратился.

Затащив старика в укрытие, он занялся обогревательным устройством. Оно работало на небольших солнечных батареях. Арфлейн, как, впрочем, и любой другой, не понимал принципа его работы. Даже объяснение в старых книгах ничего не говорило ему. Предполагалось, что срок службы батарей беспределен, но даже лучшие из них со временем портились.

Приготовив суп на двоих, он с помощью спирта привел старика в чувство.

Просвечивая сквозь износившуюся ткань палатки, луна освещала его ровным мягким светом.

Фризгальтиец закашлялся и застонал. Арфлейн почувствовал, что тот дрожит.

— Хотите немного супу? — спросил он.

— Да, если вы можете поделиться.

Арфлейн приложил чашку к слабым губам. Поев, фризгальтиец поблагодарил его.

— Благодарю вас, достаточно.

Вновь поставив чашку на обогреватель, Арфлейн молча присел рядом. Первым заговорил фризгальтиец.

— Как далеко мы от Фризгальта?

— В десяти часах ходу на лыжах. Мы могли бы продолжить путь при луне, но у меня нет карты. Нет смысла пускаться на риск, выходя до рассвета.

— Конечно. Я думал, мы ближе, но… — Старик снова закашлялся, на этот раз слабее, затем едва слышно вздохнул. — Так ошибиться в расстоянии. Мне повезло, вы спасли меня. Благодарю. Судя по вашему акценту, вы из Брершилла. Почему?

— Не знаю, — отрезал Арфлейн.

В наступившей тишине он приготовился лечь на пол палатки. В его спальном мешке лежал старик, но если он не выключит, как обычно, обогреватель, вряд ли будет слишком холодно.

— Так необычно идти одному без карты по незнакомому льду, — вновь произнес слабый голос.

— Верно, — ответил Арфлейн.

После небольшой паузы фризгальтиец хрипло, явно собрав последние силы, произнес:

— Я — лорд Петр Рорсейн. Многие оставили бы меня умирать на льду, даже из числа моих сограждан.

— Вы — благородный человек, — добавил он. Спустя мгновение, Главный корабельный лорд Фризгальта заснул.

— Возможно, всего лишь дурак, — произнес, покачав головой, Арфлейн. Он лег на пол, положив руки под голову, слегка нахмурился. Затем иронично улыбнулся. Как только он уснул, улыбка исчезла с его лица.