Глава 9. ПРИГОВОРЕНЫ К СМЕРТИ
Благодарные судьбе, мы без происшествий пересекли океан и вскоре прибыли к границам Мендишара.
Мы приземлились в горах и спрятали наш корабль.
Дважды, когда мы ходили по горам, чтоб получить какую–нибудь информацию, мы натыкались на уничтоженные деревни.
Однажды нам повезло. Мы встретили старую каргу, которая спаслась от гибели. Она рассказала нам, что целые семьи горцев были арестованы: многие, многие деревни разорены и сотни, возможно тысячи семей перебиты.
Она рассказала нам также, что захвачены в плен лидеры революции, они должны умереть на Великом Ритуале, торжественно начатом лично выскочкой Бради Джеваром Бару. Она не знала когда, знала только, что это еще не произошло.
Мы решили вдвоем нанести визит в столицу Мендишара — Мендишарлинг, для того чтобы посмотреть, какова истинная ситуация, разузнать настроение жителей и, если возможно, спасти тех, кто был приговорен к смерти. Два наших друга остались в горах у дирижабля.
С помощью плащей, добытых в одной из разрушенных деревень, Хул Хаджи замаскировался под странствующего торговца, а я — под тюк.
Я, разумеется, в любом обличье привлек бы внимание, так что мне пришлось стать товаром торговца.
Вот таким–то образом, вися через плечо Хула Хаджи, я вступил первый раз в столицу Мендишара. Это было место невысокого духа. Поглядывая сквозь маленькую прореху в укутывавшей меня ткани, я мог видеть, что, за исключением чванливых грубых приоза, не было спины, которая была бы не согнута, лица, которое не носило бы печати несчастья, ребенка, который не был бы истощенным.
Мы прошли через рынок, и там было мало товару на продажу.
Город находился в отчаянии, контрастируя с яркими мундирами «избранных» приоза.
Это была сцена, знакомая мне по книгам, но я никогда не видел ничего подобного в реальной жизни. Город, управляемый тираном, который так боялся за свою собственную безопасность, что не смел ни на шаг ослаблять своего железного правления.
Что бы ни случилось теперь, размышлял я, путешествуя на горбу моего друга, который, я чувствовал, не собирался приноравливать свой шаг к тому, чтоб мне было удобно ехать на нем, — в конечном итоге, тиран должен пасть, потому что народ можно пригибать до земли лишь какое–то время. В момент, когда тиран или его потомок расслабится, именно в этот момент его подданные решат действовать.
Хул Хаджи снял комнату в таверне, неподалеку от площади, и сразу же прошел в нее. Он поместил меня на жесткую койку и сел, вытирая пот со лба, покуда я выпутывался из ткани.
Сев, я поморщился.
— Я чувствую себя так, словно у меня сместились все кости в теле.
— Извиняюсь, — сказал Хул Хаджи. — Но это выглядело бы подозрительным, если бы обнищавший торговец, вроде меня, обращался со своим товаром так, словно тот был драгоценностью, а не несколькими шкурами и рулонами ткани, как он сказал стражникам в воротах.
— Я полагаю, ты прав, — согласился я, пытаясь вернуть циркуляцию в затекшие ноги и руки. — Что теперь?
— Жди здесь, пока я хожу по городу и смотрю, собирая информацию, — я узнаю настроение в городе, в народе. Если люди готовы восстать против Джевара Бару, как я подозреваю, они могли бы, дай им только нужный толчок, — тогда, наверное, мы сможем найти средства уничтожить власть Джевара Бару.
Он отправился почти сразу же, оставив меня заниматься всего лишь бездельем. Причина, по которой я пошел с ним, помимо явной, что был его другом и союзником, заключалась в том, что, если его захватят в плен, у меня может быть шанс донести эту новость до наших друзей, и если нам понадобится воздушный корабль, я буду способен управлять им.
Я ждал и ждал, пока после полудня не услышал суматохи на улице.
Я осторожно подошел к окну и выглянул.
Там Хул Хаджа горячо уговаривал пару наглого вида стражников — приоза.
— Я бедный торговец, — говорил он, — ни больше ни меньше, господа.
— Ты приблизительно соответствуешь имеющимся описаниям претендента Хула Хаджи. Он сбежал, трус этакий, из деревни, где мы несколько недель назад вели следствие. Мы ищем этого человека, поскольку он сумел убедить обманутых людей, что его правление будет лучше для Мендишара, чем правление благородного Бради Джевара Бару.
— Похоже, он — мерзавец, — послушно сказал Хул Хаджи. — Определенно негодяй. Надеюсь, вы поймаете его, доблестные воины. А теперь я должен вернуться…
— Мы считаем, что ты и есть этот хвок Хул Хаджи, — сказал один из стражников, загораживая Хулу Хаджи дорогу и используя одно из оскорбительных понятий в марсианском словаре. Буквально, «хвок» — это рептилия с особенно отталкивающими привычками.
Хул Хаджи удержал себя в руках, услышав это, но, вероятно, все равно как–то себя выдал.
— Ты пойдешь с нами, — сказал второй стражник. — И если ты не Хул Хаджи, тебя, вероятно, отпустят — хотя Бради не любит такого сброда, как бродячие торговцы.
Не оставалось ничего, кроме как действовать, решил я. В рулоне ткани был запасной меч. Я бросился к койке и вытащил меч, затем вернулся на свою позицию у окна.
Теперь пришло время помочь моему другу, потому что, коли весь город будет поднят на ноги, чтобы помешать бегству Хула Хаджи, у нас будет мало шансов покинуть Мендишарлинг живым.
На мгновение я застыл на подоконнике, а потом с криком бросился на ближайшего стражника.
Огромный воин был поражен, увидев то, что было для него крошечным человеком, прыгающим на него с обнаженным мечом.
Я приземлился на небольшом расстоянии от него и завязал с ним бой.
Понимая, что мое решение было единственно разумным и что секретность больше не нужна и невозможна, Хул Хаджи напал на второго стражника.
Скоро улица очистилась словно по волшебству, и остались только два приоза да мы, бьющиеся насмерть.
Я надеялся, что среди угнетенного народа не было стукачей, которые пошли бы и привели других приоза. Если мы сумеем прикончить этих, нам, может быть, и удастся скрыться из города.
Мой противник все еще был сбит с толку. Он так по–настоящему и не пришел в чувство. Через несколько минут я заколол его в бок, пробив доспехи, и он лежал мертвым на уличной мостовой.
Хул Хаджи тоже прикончил своего противника. Мы обернулись на топот бегущих ног и увидели направляющийся к нам отряд приоза. Верхом на большом сером дахаре сидел высокий, тяжело вооруженный мендишар в позолоченных доспехах.
— Джевар Бару! — Имя это было ругательством на устах Хула Хаджи.
Явно эти воины не были вызваны, а услышали звук нашего боя.
Хул Хаджи приготовился биться до конца, но я его тронул за руку.
— Не будь дурнем, друг. Нас одолеют в один миг! Уходим, но скоро вернемся, чтобы устроить правосудие тирану.
Хул Хаджи неохотно последовал за мной, когда я нырнул обратно в таверну и запер дверь на засов.
Почти сразу же стражники забарабанили в дверь, а мы побежали на третий, последний этаж здания, а оттуда через люк на крышу.
Дома в этом квартале города теснились рядышком, и было нетрудно перепрыгивать с одной плоской крыши на другую.
Стражники — но не Джевар Бару, несомненно оставшийся в безопасности на улице, — добрались до крыш и последовали за нами, приказывая нам остановиться.
Я не думаю, что они узнали Хула Хаджи, хотя к тому времени было хорошо известно, что он имел боевым товарищем человека вроде меня, и вероятно, старались бы еще больше, если бы сообразили, кем именно был мой друг.
Крыши теперь стали ниже, и, наконец, мы бежали по крышам одноэтажных зданий.
Неподалеку от городской стены мы спрыгнули на улицу. Народ поразился нашему появлению. Вскоре мы увидели двух полупьяных приоза, вышедших из винной лавки и идущих, шатаясь, к своим дахарам.
Мы, опередив их, вскочили на животных прямо под носом у приоза, развернули и дали ходу, направляясь к воротам, оставив кричащих стражников в замешательстве.
Неподалеку от ворот нам повстречались четверо приоза, обладавших более быстрой реакцией, чем их друзья. Завидев нас, они попытались загородить нам дорогу.
Наши мечи быстро взлетели, и мы оставили за собой двух мертвых и двух раненых, мчась через ворота по длинной дороге, ведшей из Мендишарлинга.
Всадники преследовали нас, когда мы галопировали по тропе, а затем мы резко свернули в горы.
Мы скакали через горы, наши враги немного отставали. Но наши животные начали уставать.
Если бы вскорости не наступила ночь, я думаю, нам пришлось бы повернуть и вступить в бой с силами, которые были чересчур велики, чтоб дать нам надежду. Но ночь наступила, и мы сумели ускользнуть от наших преследователей до восхода лун.
В найденной нами пещере Хул Хаджи рассказал мне обо всем, что он узнал в городе.
Народ начинал почти открыто роптать против тирана, но был слишком напуган, чтобы что–то предпринять, и слишком дезорганизован, чтобы сделать это эффективно.
Он узнал, что новости о жестоком разрушении деревень до основания и убийствах невинных просочились в город, хотя приоза делали попытки опровергнуть эти слухи.
Почти двести заключенных всех возрастов томились в тюрьмах Джевара Бару. Их готовили для великого «жертвоприношения».
Все они получили смертный приговор за помощь Хулу Хаджи и его сторонникам. Некоторые из них ничего об этом деле не знали, а дети, конечно, и вовсе никак не участвовали. По мнению диктатора, это должно было стать кровавым уроком. Он мог дать ему возможность держать народ в узде самое большее еще два–три года, не дольше.
— Но суть не в том, — сказал я Хулу Хадже. — Этих людей надо как–то спасти — сейчас…
— Конечно, — согласился он. — И знаешь, как зовут одного из тех, кто в тюрьме Джевара Бару?
— Кто?
— Морахи Ваджа. Его захватили в плен в том бою. Был приказ взять его живым!
— Когда должно произойти это жертвоприношение? — спросил я.
Хул Хаджи обхватил голову руками.
— Завтра в полдень, — простонал он. — О, Майкл Кейн, что мы можем сделать? Как мы можем не дать этому случиться?
— Мы можем сделать только одно, — мрачно ответил я. — Мы должны воспользоваться имеющимися у нас ресурсами. Наша четверка — ты, я, Джил Дира и Вас Ула — должна атаковать Мен–дишарлинг!
— Как же могут четыре человека атаковать большой город? — недоверчиво спросил он.
— Я скажу тебе, как можно произвести эту атаку, — сказал я ему. — Но существует только малый шанс ее успеха.
— Расскажи мне о своем плане, — попросил он.