Глава 7. ГОРОД ПАУКА
Когда луч подходил все ближе и ближе, описывая ломаную кривую в руках этих тупоумных вампиров, я вдруг увидел огромный рефлектор, используемый мной как зеркало для бритья.
Это был мощный рефлектор. Он мог сработать.
Я метнулся и встал позади него.
Лазерный луч отрезал часть рефлектора, с всплеском упавшую в воду. Фонтан забил теперь спорадически.
Луч подошел ближе и расплавил секцию стены, открыв за ней следующую камеру. Белые твари притащили поближе, обнимая своими мягкими, почти бесплотными руками мощный проектор.
Затем луч ударил в рефлектор.
Лазерные лучи — это сконцентрированный свет. Зеркало — отражатель.
Оно отразило.
Зеркало искривило луч и рассеяло его в несколько мгновений. На несколько секунд оно обратило луч обратно на тех, кто направлял его.
Большинство белых вампиров испарилось в секунду. Остальные в ужасе закричали, чуть отступили, а затем с криком бросились на меня!
Я метнулся к одному из причальных канатов, как раз когда баллон начал проходить через отверстие.
Я схватился за последние несколько футов каната.
Когда когти скребнули по мне, я начал подтягиваться к гондоле.
Баллон вырвался в воздух, и в этот момент спасение от белых тварей произошло, но я оказался в новой опасности. Я понял, что в спешке мы забыли одну очень важную вещь.
Мы забыли погрузить балласт. Баллон поднимался слишком быстро!
Дважды меня чуть было не стряхнуло, когда я отчаянно цеплялся за канат, пытаясь подтянуться к гондоле.
Я увидел, что Хул Хаджи открыл люк гондолы и, балансируя на узкой подножке снаружи, дотянулся и схватил веревку, на которой я повис.
Земля была далеко внизу, кружащаяся подо мной, черная, сияющая пустыня.
Хул Хаджи сумел забраться в гондолу, все еще стискивая канат. Затем он и другие принялись втягивать меня.
Мои руки болели, кожа на ладонях лопалась от трения. Я был почти готов упасть.
Как раз когда я почувствовал, что не могу больше держаться, я ощутил, как огромные руки схватили меня и втащили в гондолу. Они закрыли люк.
Задыхаясь от усталости и облегчения, я лежал на полу гондолы, пока не восстановил дыхание. Мы все еще поднимались чересчур стремительно и скоро покинули более разреженную марсианскую атмосферу — надо помнить, что в том веке атмосфера была намного гуще, чем сейчас.
Пошатываясь, я поднялся и подошел к управлению. Это было простое и самостоятельное управление, и оно было бы испытано, прежде чем подняться в воздух, если б у нас был подобный шанс. Теперь нам придется узнать, работает оно или нет.
Я потянул за рычаг, контролировавший клапан газового мешка, надо было выпустить газ и надеяться, что этого будет достаточно, чтобы не оправить нас на землю!
Наша гондола медленно снизилась, и я понял, что управление действует.
Но мы еще продолжали дрейфовать в воздушных потоках. Нам надо будет приземлиться и подсоединить к двигателю приводные ремни. На энергии мы будем способны вернуться в Мендишар раньше, чем за день.
Я был раздражен этой пустой тратой драгоценного гелия, но тут ничего нельзя было поделать. Очень медленно я начал спускать корабль.
Мы были еще в нескольких метрах над землей, когда дирижабль, казалось, получил пинок здоровенной ногой и закачался, как на волнах, разбрасывая нас по гондоле. Я не мог удержаться на ногах и отлетел от панели управления.
Думаю, я на какое–то время потерял сознание.
Когда я пришел в чувство, было почти темно. Теперь уже не было ощущения, что меня словно пинают в игре куда большие гиганты, чем мои синие спутники, но вместо этого возникло чувство стремительного полета с огромной скоростью.
Я нетвердо встал, подошел к иллюминатору и отодвинул ставню.
Посмотрев вниз, я сперва не мог поверить тому, что увидел.
Мы летели над морем — суровым, волнуемым бурей морем. Мы неслись со скоростью добрых ста миль в час — вероятно, больше.
Но что нас несло?
Эта была какая–то неуправляемая сила. Судя по достигающему моих ушей стонущему и воющему звуку, она была ветром.
Но какой же порыв ветра мог ударить столь стремительно и без упреждения?!
Я повернулся и обнаружил, что Хул Хаджи начал шевелиться. Он тоже был в нокауте.
Я помог ему подняться, и мы вместе вернули к жизни наших товарищей.
— Что такое, Хул Хаджи? Ты не знаешь? — спросил я.
Он потер лицо своей большой ладонью.
— Мне следовало бы повнимательней следить за календарем, — ответил он.
— Почему?
— Я не говорил об этом, потому что чувствовал, что мы либо выберемся из пустыни, либо погибнем — это было до того, как мы нашли башню и подземный город. Я не упомянул об этом, пока мы были под землей, потому что знал, что там мы должны быть в безопасности, ведь под землей не было никаких признаков разрушения города.
— Что ты не упомянул? Что?
— Я сожалею — это моя вина. Вероятно, причина, о которой ничего не было сказано в городе якша, — Ревущая Смерть.
— Что это за Ревущая Смерть?
— Самый сильный ветер, который периодически возникает в пустыне. Некоторые думают, что он и был первопричиной пустыни, что до прихода Ревущей Смерти пустыня была плодородной. Наверно, город якша был построен до того, как пришла Ревущая Смерть. Я не знаю, но Ревущая Смерть веками пересекала пустыню, вызывая сильные песчаные бури, все сравнивая с землей.
— И куда направляется этот ветер? — спросил я.
— На запад, — сказал Хул Хаджи.
— Через море?
— Именно так.
— А потом куда?
— Не знаю.
Я снова подошел к иллюминатору и посмотрел вниз.
Взволнованное морс, холодное и темное, все еще находилось под нами, но сквозь сумрак, мне думалось, я мог различить, очень смутно, темную полосу берега.
— Что лежит за западным морем? — спросил я Хула Хаджи.
— Не знаю — страна не исследована, кроме как вдоль берегов. Нехорошая страна, судя по сообщениям.
— Нехорошая? Что заставляет тебя так говорить? — спросил я.
— Легенды, рассказы путешественников, отряды исследователей, которые никогда не возвращались. Западный континент — место джунглей и странных животных. Этот континент был больше всего поражен Величайшей Войной. Когда война была окончена, говорят, в природе имели место странные перемены: люди, животные, растения — все было изменено. Одни говорят, что был дух, другие — газ, третьи — машина. Но какой бы ни была причина, нормальные люди всегда избегали Западного континента.
— Все это, кажется, указывает на атомную войну, радиацию и мутации, — пробормотал я про себя. — И за тысячи лет с тех пор, как кончилась война, маловероятно, чтоб была какая–то опасная радиация. Этого нам бояться нечего.
Некоторые из употребленных мною слов были английскими, поскольку, хотя имелись, вероятно, слова для описания вещей, о которых я говорил, в прежнем марсианском словаре их не было.
Ревущая Смерть, кажется, начала стихать, потому что наше движение замедлилось.
Я почувствовал, как наша судьба уплывает из наших рук, когда мы неслись все дальше в глубь материка.
Две марсианские луны прочерчивали небо над нами, освещая зрелище странных, колышущихся джунглей непривычной расцветки.
Должен признаться, что эта растительность как–то встревожила меня, но я сказал себе, что с нами не может случиться никакого вреда, пока ветер несет нас на этой высоте.
Когда же мы сможем спокойно приземлиться, наладить двигатели, мы на моторах отправимся куда желаем.
Несколько часов такой возможности не представлялось. Откуда пришел ветер и где он, наконец, умирал, я сказать не могу — если он не кружил постоянно вокруг света, набирая скорость и силу в пути. Я не был метеорологом.
Наконец мы сумели вырваться из воздушного потока и продрейфовали к огромным деревьям, чья густая тень, казалось, создавала под нами твердую массу.
Огромные отсвечивающие листья колыхались на изогнутых сучьях. Цвета оттенков черного, коричневого, темно–зеленого и пестро–красного.
Ощущение зла тяжело нависло над этими джунглями, и нам не улыбалось приземлиться среди них. Но к утру мы нашли достаточно большую поляну и стали садиться.
Мы приземлялись очень аккуратно для таких неумелых аэронавтов. Причалив корабль, мы проверили его повреждения. Строительные материалы якша выстояли перед ветром, который растряс бы на куски почти все другие дирижабли. Повреждений было сравнительно мало, учитывая, какой трепке был подвержен корабль.
Все, что нам было нужно теперь сделать, — это наладить приводные ремни и подыскать что–нибудь, способное послужить балластом. Тогда мы добавим гелия — и без задержки отправимся в Мендишар.
Скоро двигатели у нас хорошо работали, а пропеллеры — вращались.
Однако, пока мы работали, у нас возникло чувство, что за нами следят. Мы не видели ничего, кроме темных джунглей, с их деревьями, поднимающимися на сто метров в небо и образовывающих решетку из направленных вверх, вниз и во все стороны искривленных стволов, обвитых другими растениями, пахнущими влагой.
Не знаю, как вообще возникла поляна. Это был вывих природы. Ее поверхность состояла из гладкой, твердой глины, почти скальной плотности. По краю ее росли кусты с темными отсвечивающими листьями, пониже путаница из лиан, походивших, если посмотреть сбоку, на толстых змей, и другие ползучие растения, собравшиеся вокруг разросшихся корней деревьев.
Я никогда не видел в лесу ничего столь гигантского. Лес был многоярусный. Снаружи он выглядел словно гигантский утес, в котором темнели отверстия пещер.
Легко было вообразить, что за тобой следят.
Теперь все, что нам нужно было сделать, — это найти балласт. Джил Дира высказал предложение, что нарубленные из деревьев поленья могут заменить балласт. Хоть они грубые, но послужат хорошо.
Пока Джил Дира и Вас Ула помогали мне делать последние приготовления, Хул Хаджи сказал, что принесет несколько бревен.
Он ушел. Мы закончили свою работу и ждали его возвращения. Нам не терпелось убраться из этих таинственных джунглей и как можно скорее вернуться в Мендишар.
К концу полудня мы охрипли от крика, но Хул Хаджи нам не отвечал.
Ничего не оставалось делать, как войти в лес и посмотреть, не ранен ли он. Возможно, лежит без сознания.
Вас Ула и Джил Дира сказал, что они пойдут искать вместе со мной, но я заявил, что наш дирижабль крайне важен — они должны охранять его. Я сумел их в этом убедить.
Найдя место, где Хул Хаджи вошел в лес, я направился по его следу.
Это было не трудно. Будучи человеком рослым, он оставлял много следов своего продвижения. В некоторых местах он пробирался сквозь подлесок.
Лес был темным и сырым. Мои ноги ступали по податливым гниющим растениям и иногда погружались в трясину. Я продолжал окликать моего друга по имени, но он по–прежнему не отзывался.
А затем я наткнулся на следы боя и понял, что, в конце концов, я не воображал и что за нами следят!
Здесь я нашел меч Хула Хаджи. Он никогда не бросил бы его, если б не был взят в плен — или убит! Я отнес его к дирижаблю.
Затем вернулся и огляделся вокруг, ища следы его пленителей, но не смог найти ни одного!
Это вызвало во мне большое замешательство, потому что я немного горжусь своими способностями следопыта. Все, что я мог заметить, — это следы клейкой субстанции, вроде прядей тонкого шелка, прилипших к окружающей листве.
Попозже я обнаружил еще немного этого материала и решил, что, раз он был моим единственным ключом к поискам, мне следует искать его в надежде, что пленители — или убийцы Хула Хаджи — оставили его после себя еще где–нибудь.
Я едва понял, что вышел к городу, как наступила ночь.
Город этот, казалось, был одним большим зданием, расположенным в джунглях. Он как бы вырастал из джунглей, сливался с ними, был их частью, построенный из темного древнего обсидиана. В его щели нанесло земли и семян столько, что из стен росли кусты и небольшие деревья. Были там и купола, сливающиеся в полумраке. Можно было поверить, что это вывих природы, что скала просто потекла и затвердела в виде города!
И все же то тут, то там виднелись окна и входы, прикрытые растениями.
Когда пришла ночь, город светился очень тускло, ловя немного слабого лунного света, который мог проникнуть сквозь полог леса.
Вот куда, должно быть, принесли моего друга враги. Это было устрашающее место.
Я осторожно вступил в город, перелез через сваленные, гладкие как стекло камни, ища какие–нибудь следы жителей, какое–нибудь указание на то, где спрятали моего друга.
Я карабкался по наклонным стенам здания, по крышам, вниз по стенам и искал, искал, искал. Всюду была густая тень и ощущение гладкого, бугристого камня под руками и ногами.
В этом городе не было никаких улиц, просто углубления в покрывавшей его крыше. Я вступил в одно из этих углублений–ущелий и начал пробирайся по нему, чувствуя отчаяние.
Что–то пробежало по стене слева от меня, и я почувствовал тошноту: это был самый большой паук, которого я когда–либо видел в своей жизни.
Теперь я увидел и других. Я крепко стиснул меч, приготовился. Пауки–то были величиной с футбольный мяч!
Я как раз собирался: окинуть ущелье и подняться по еще одной наклонной стене из зеленого камня, но вдруг почувствовал, как что–то упало мне на голову и плечи. Я попытался освободиться, отбросить его мечом, но jho прилипло ко мне. Чем больше я двигался, тем больше я запутывался.
Теперь я понял, почему не было трупов на месте пленения Хула Хаджи!
Упавшая на меня штука была сетью из того же тонкого клейкого шелка, увиденного мной в лесу. Она была прочной и прилипала ко всему, к чему прикасалась.
Теперь я упал вниз, все еще пытаясь выпутаться.
Я почувствовал, как меня потянули когтистые руки.
Я посмотрел на тех, кто поймал меня, и не мог поверить своим глазам. До пояса они были людьми, хотя и существенно ниже меня, с жилистыми телами, бугрившимися крепкими мускулами, с большими глазами и ртом–щелью. Но в них все же угадывались человекоподобные существа — пока не посмотришь ниже пояса, на поддерживающие тело восемь мохнатых ног. Тела людей, а ноги пауков!
Теперь со спутанными руками я делал выпады в сторону предводителя: это было все, на что я оказался способен.
Предводитель нацелил на меня длинный шест. На шесте, казалось, было насажено шилообразное острие длиной около шести дюймов. Он воткнул его в меня, но только чуть–чуть. Я попытался отбиваться, а затем почти сразу все мое тело парализовало.
Я не мог шевельнуть ни одним мускулом. Я не мог даже моргнуть. Мы сделали инъекцию яда. Это было ясно — яда, который мог полностью парализовать.
