— Отведите его в мои покои, — приказала стражникам Хоргула. — Я сперва его допрошу.

Я был принужден идти за ней через лабиринт холодных и продуваемых сквозняками коридоров, освещенных полусгоревшими факелами, пока мы не подошли к большой двери, сделанной из тяжелого дерева, покрытого серебром.

Эта дверь оказалась открытой, и мы очутились в большой комнате, обогреваемой ревущим в камине костром у одной из стен… Сама комната была богато убрана коврами и тяжелыми тканями. Стены покрывали гобелены, явно добытые в разграбленных городах. Даже окна были закрыты, и оттого в комнате держалось тепло.

Рядом с камином стоял тяжелый сундук, высотой примерно мне по пояс. На нем находились кувшины с вином и чаши с фруктами и мясом. По другую сторону комнаты располагалось широкое, застеленное мехом ложе.

Хотя и не особенно шикарные по стандартам цивилизованного юга, покои королевы были роскошными по сравнению с тем, чему я был свидетелем, увидев простую жизнь арзгунского народа.

Над очагом висел гобелен, он изображал существо, которое я уже видел на знамени королевы, — таинственного Зверя Наала. Он выглядел угрожающе, и я заметил, что стражники старались от него отвернуться, словно боялись его.

Я был по–прежнему крепко связан, и когда Хоргула отпустила стражников, опасность ей с моей стороны не угрожала. Я стоял выпрямившись, глядя поверх ее головы, когда она расхаживала передо мной, бросая на меня странные любопытствующие взгляды. Так продолжалось некоторое время, но я сохранял бесстрастное выражение лица и смотрел в одну точку перед собой.

Вдруг она встала передо мной, размахнулась правой рукой и больно ударила меня по губам. Я сохранил то же выражение лица, что и раньше.

— Кто ты, Майкл Кейн?

Я не ответил.

— В тебе что–то есть, чего я не чувствовала ни в ком другом. Что–то, что мне может со временем понравиться. — Голос ее смягчился, и она сделала шаг ближе ко мне. — Я говорю серьезно, — сказала она, — твоя участь будет не из приятных, если я прикажу наказать тебя. Но ты можешь это отвратить…

Я по–прежнему хранил молчание.

— Майкл Кейн, я — женщина, чувствительная женщина. — Она легко рассмеялась, словно издевалась над собой, как я подумал. — Я стала королевой арзгунов из–за обстоятельств, над которыми не была властна. Хочешь услышать, почему?

— Я хотел бы узнать, где Шизала? Это все, — сказал я. — Где она?

— Ей еще не причинили никакого вреда. Наверное, и не причинят. Я придумала для нее более интересное наказание. Оно ее не убьет, но поможет превратить ее в мою добровольную служанку. Я предпочла бы держать правительницу Варналя в качестве своей рабыни–горничной, чем видеть ее мертвой…

В моей голове пронесся вихрь мыслей. Шизала не умрет, пока, во всяком случае. Я почувствовал облегчение, потому что это дает время Дарналу явиться сюда с воинами и попытаться спасти ее. Я, наверное, даже улыбнулся, расслабившись.

— Ты, кажется, в хорошем настроении. Значит, ты ничего не испытываешь к этой женщине? — Хоргула, казалось, почти жаждала утвердительного ответа.

— С чего бы мне? — солгал я.

— Это хорошо, — произнесла она почти про себя. Она походкой пантеры подошла к ложу и вытянулась на нем всем своим прекрасным телом. Я продолжал стоять там, где был, но смотрел прямо в эти горящие огнями глаза. Через некоторое время она опустила взгляд.

Глядя на пол, она принялась рассказывать:

— Я была лишь ребенком одиннадцати лет, когда арзгуны напали на караван, в котором я и мои родители путешествовали через северные границы Владнияра. Они многих убили, включая мою мать и отца, но некоторых взяли в рабство. Я была среди них.

Я знал, что она пытается каким–то образом тронуть меня, и если ее рассказ был правдой, то я испытал жалость к тому ребенку, которым она была. Но я не мог, учитывая ее последующие преступления, оправдать ее.

— В те дни арзгуны были разделены между собой. Пещера часто становилась полем боя между враждующими фракциями. Они не хотели объединяться. Арзгуны были расколоты на десятки семейных кланов, и кровная вражда была нормальным повсеместным явлением.

Единственное, что могло на короткое время объединить их, — это общий страх перед Зверем Наалом, обитавшим в подземных переходах под полом Великой Пещеры. Он кормился арзгунами, которые были его естественной добычей. Он выползал, нападая на них, и снова уползал. Арзгуны верят, что Зверь Наал является воплощением Рахарумары, их главного божества. Они даже не думали попытаться убить его. Когда это было возможно, они приносили ему в жертву рабов.

Когда мне исполнилось шестнадцать лет, я была избрана в состав группы, которая должна удовлетворить голод Зверя. Но я уже чувствовала в себе эту силу — способность заставить других выполнять мою волю. Еще не в крупных масштабах — ведь я была еще рабыней, — нов таких, которые позволяли мне облегчить свою жизнь. Странное дело — именно Зверь Наал и придал могущество этой моей силе.

Когда пришло известие, что Наал ползет в Великую Пещеру, множество рабов и арзгунских преступников связали и поместили у него на пути. Вскоре он появился, и я с ужасом смотрела, как он принялся хватать моих товарищей по несчастью и глотать их.

Я стала пристально смотреть ему в глаза, что–то заставило меня запеть песню. Я не знаю, что это было, но он ответил мне. Я мысленно смогла связаться с ним, отдать ему приказ.

Она замолкла и посмотрела на меня. Я не отреагировал.

— Я вернулась в этот город — Черный Город — со Зверем Наалом, следующим за мной, словно детеныш–мизио (ближайшим земным эквивалентом будет «теленок»), и приказала выдолбить глубокую яму, куда и был заключен этот Зверь. Арзгуны смотрели на меня с суеверным ужасом, и теперь все еще смотрят.

Управляя Зверем Наалом, я управляла ими. Позже я решила отыграться за все годы несчастий и тяжких испытаний и планировала покорить весь этот континент. Благодаря разведчикам и своим способностям, я добыла некоторые сведения о юге и о его обороне. Затем я приступила к выполнению первой части своего плана. Я была готова годами ждать победы, но вместо этого…

— Поражение, — закончил я за нее. — Вполне заслуженное поражение. Годы, проведенные в плену у арзгунов, извратили тебя, Хоргула, исковеркали так, что нет никакой надежды на спасение!

— Дурак! — Она соскочила с ложа и прижалась ко мне всем своим чувственным телом, поглаживая мне грудь. — Дурак! У меня есть другие планы, и я не разгромлена. Я знаю много тайн и располагаю такими силами, которые тебе и не снились. И ты, Майкл Кейн, можешь иметь долю во всем этом. Я уже намекала тебе, что никогда не знала таких мужчин, как ты, — храбрых, красивых, с сильной волей. Но в тебе есть и такое таинственное качество, которое делает тебя столь же отличным от обыкновенных жителей Вашу, как и меня. Стань моим королем, Майкл Кейн!

Она говорила тихо, но ее гипнотические глаза пристально смотрели на меня, и казалось, с моим мозгом что–то происходило. Я испытывал чувство теплоты, эйфории. Я начал находить ее предложение привлекательным.

— Майкл Кейн! Я люблю тебя!

Каким–то образом это заявление спасло меня — хотя мне никогда не узнать почему. Оно вернуло мой ум к действительности. Хотя я и был связан, но тряхнул плечами и сбросил ее цепляющиеся руки.

— Я не люблю тебя, Хоргула, — твердо произнес я. — Я не могу испытывать ничего, кроме ненависти, к тому, кто совершил то, что сделала ты. Теперь я понимаю, как ты столь легко привела сюда Шизалу — этой своей гипнотической силой! Ну а на меня она не подействовала!

Она отошла от меня, и когда снова заговорила, то голос ее был резким и резонирующим.

— Я почему–то знала это. Наверное, именно эти качества и привлекают меня к тебе — тот факт, что ты можешь сопротивляться моей силе. Никто не может — даже этот первобытный Зверь Наал.

Я сделал несколько шагов назад. Я все еще оглядывался кругом в поисках выхода. Она, казалось, поняла это и подняла голову. Ее лицо было теперь маской ненависти.

— Отлично, Майкл Кейн! Отказав мне, ты согласился на уготованную тебе участь. Стража!

Вошли огромные арзгунские воины.

— Возьмите его! Разошлите гонцов ко всем вернувшимся арзгунам. Пусть их еще немного, но скажите, чтобы явились все. Скажите им, что они станут свидетелями жертвоприношения Рахарумаре!

С этим меня и увели.

Я провел некоторое время со стражниками, когда они остановились в помещении рядом с выходом из замка. Они повели меня по задымленным, дурно пахнущим улицам Черного Города. За нами, сначала по двое, по трое, а затем во все большем числе, следовали арзгуны. Один синий воин, шедший в ногу со мной, бросал на меня странные взгляды, которые я не мог понять. На воине не было доспехов, и я подумал, что он их потерял во время бегства в Черный Город, а на его груди был след от недавней раны. Мы вышли из города, и я забыл о нем.

Сцена за городом походила на средневековую картину, изображающую Ад. Трещали костры, гигантские арзгуны, сопровождавшие меня, выглядели словно демоны, а костры были кострами, на которых жарили грешников. И скоро я должен был встретиться с созданием, очень похожим на изображение Сатаны.

Хоргула уже была там, стоя на помосте, к которому вела лестница примерно в шестьдесят ступеней. Она повернулась к нам спиной и вытянула руки. По другую сторону от меня находились жаровни, которые отбрасывали на нее отблески пламени, освещая ее фигуру. Арзгуны образовали полукруг у подножия лестницы, растекаясь по краям так называемой ямы.

Мои стражники остановились и терпеливо ждали дальнейших указаний. Все смотрели на Хоргулу, а она что–то такое тихо напевала, ни на кого не глядя. Слова, скорее звуки, потому что я не узнавал их, вызывали у меня дрожь, и я заметил, что на многих арзгунов они влияют схожим образом.

Из ямы раздался специфический шуршащий звук, и я увидел, как над помостом поднялась огромная змеиная голова и принялась покачиваться в ритме песни Хоргулы.

Арзгуны забормотали что–то в суеверном страхе и тоже принялись петь, раскачиваясь в такт сдвижением головы змеи. Голова эта была болезненно желтоватого цвета, с изгибающимися из–под верхней челюсти длинными клыками. От Зверя исходил нездоровый запах аммиака, и один раз он разинул свои массивные челюсти с длинными клыками и издал страшное шипенье, обнаружив зияющую красную пасть и огромный мясистый раздвоенный язык.

Пение Хоргулы стало затихать, покачивания уменьшили амплитуду, пение зрителей стало почти неслышным, а потом, и это подействовало на меня, как удар, — абсолютная тишина.

Неожиданно эта тишина была нарушена, когда позади меня раздался крик:

— Нет! Нет!

Я повернул голову и увидел, кто это кричал.

— Шизала! — невольно вырвалось у меня. Эти дьяволы привели ее сюда стать свидетельницей моей смерти. Даже с такого расстояния мне было видно, что по щекам ее текли слезы и она тщетно боролась с двумя огромными синими воинами. Я попытался вырваться из лап своих конвоиров и броситься к ней, но силы были неравны.

— Оставайся в живых! — прокричал я ей. — Не бойся! — Я не мог предупредить ее, что Дарнал, может быть, уже ведет за собой поДмогу. Но, наверное, мой крик что–нибудь будет для нее означать.

Ее голос слабо ответил:

— О Майкл Кейн, я… я…

— Кончать! — Хоргула повернулась лицом и приказала:

— Отведите пленника к краю ямы!

Меня толкнули вперед, и я посмотрел вниз, туда, где Зверь Наал свернулся кольцом. Его странно разумные глаза пристально взглянули на меня, и я содрогнулся при виде злобного веселья, сверкнувшего в них.

— Зверь Наал сегодня в игривом настроении, — сообщила сверху Хоргула. — Прежде чем сожрать тебя, он немножко позабавится.

Я твердо решил не показывать ни малейших признаков овладевшего мною ужаса.

— Сбросьте его вниз! — приказала Хоргула.

Связанный и беспомощный, я был сброшен в яму Зверя Наала.

Я сумел приземлиться на ноги, в нескольких метрах от того места, где лежала, свернувшись, огромная змееподобная тварь, глядевшая на меня этими ужасными глазами.

А затем неожиданно я услышал сверху крик и поднял голову. С края ямы на меня глядел арзгунский воин — тот самый, которого я видел раньше и который так странно смотрел на меня.

В одной руке он держал меч, в другой — боевой топор. Что он делал?

Я услышал, как Хоргула визжала своим стражникам: «Остановите его!»

А затем арзгун спрыгнул в яму и оказался рядом со мной. Он поднял меч, и вдруг я понял смысл того, что происходит.