Бегство из сумерек
(Пер. с англ. Н. М. Самариной)
На Луне все было ослепительно белым. Бесконечные гряды каменных глыб и заостренных пиков напоминали древнюю кубистскую живопись; на фоне сияющего белого красный диск Солнца выглядел безжизненно.
В рукотворной пещере, до отказа забитой бессмысленными синтетическими предметами, склонился над книгой Пепин Горбатый. Слезы мелкими бисеринками скатывались на пластиковые страницы.
То, что находилось в его стеклянной пещере: насосы, трубопроводы, всевозможные приборы с подрагивающими стрелками, — не содержало никакого тепла. Лишь в согнутом теле Пепина пульсировала жизнь. Почти каждое слово в книге задевало его за живое, будоража воображение. Узкое, чрезвычайно бледное лицо с яркими черными глазами было неподвижно, даже когда пальцы время от времени неловко переворачивали страницы. Как и на всех лунитах, на нем был костюм из металлизированной ткани и шлем, призванные защищать людей от маловероятного события — выхода Системы из строя.
Система обеспечивала здесь жизнь — некоторое подобие прежней жизни на Земле. Но не на той планете, которая теперь была едва видна на небе. Система — или искусственная экология Луны — имитировала земные растения и земных животных, как, впрочем, и другие атрибуты земной жизни. Уже много веков — с тех пор как Луна перестала быть спутником Земли и, оказавшись в поле астероидов, притянула к себе многие из них — она была планетой вполне приличных размеров.
Пепин ненавидел Систему, его натура отвергла ее раз и навсегда. В этом Времени и в этом Пространстве Пепин выглядел явным анахронизмом. Он жил в воображаемом мире, выстроенном с помощью нескольких старинных книг. Перечитывая в который раз знакомые страницы, он каждый раз убеждался в том, что рассудок одержал верх над духом, и почти ничего не осталось для чувств, во всяком случае, обитатели Луны были для него пусты и малопривлекательны, как и их несчастливая планета…
Он много знал о Земле по рассказам побывавших там торговцев и сам страстно мечтал слетать на нее. Хотя и не заблуждался относительно того, что все могло сильно измениться с момента написания его любимых книг. И все же мечтал полететь и отыскать нечто, так ему необходимое, — хотя вряд ли толком осознавал, что ему конкретно нужно…
Когда решение созрело окончательно, соотечественники от души пожелали ему не возвращаться обратно, так как рядом с ним чувствовали себя неуютно. Его имя — а настоящее его имя было Пи Карр — было уже в начале списка. Значит, скоро будет готов корабль.
Подумав о корабле, Пепин решил пойти проверить список. Делал он это нечасто, так как был к тому же старомодно суеверен и искренне верил, что чем чаще он будет интересоваться списком, тем меньше будет шансов увидеть свое имя в первой строчке.
Резко поднявшись со стула, он, как всегда, постарался произвести в безмолвном лунном мире побольше шума.
В движении ущербность фигуры Пепина была более заметна. Он опустил шлем и закрепил его. Затем открыл дверную секцию и ступил на ухабистую светлую тропу, ведущую от его жилища к городу. К большому облегчению соотечественников, жилье он выбрал для себя за городом.
Лишь небольшая часть городских построек, словно верхние части гигантских кубиков, выступала над поверхностью Луны. Кубики были прозрачными, чтобы улавливать как можно больше энергии от гаснущего Солнца.
Навстречу Пепину открылся дверной шлюз одного из кубов, и он вошел внутрь, оказавшись в шахте с круглой платформой. Пожалуй и не заметив, что покинул открытую поверхность Луны. Платформа пришла в движение и начала падать вниз, замедляясь в конце пути, у самого дна.
Стены, освещенные ярким искусственным светом, представляли собой гладкие металлические трубы диаметром в два роста самого длинного лунита. Пепин явно не был типичным представителем этой расы высоких и тонких людей.
Прихрамывая, он пошел вдоль трубы, но вскоре пол пришел в движение и понес Пепина по лабиринту городских внутренностей к нужному ему помещению.
Куполообразный зал был забит всевозможными экранами, картами, индикаторами, призванными удовлетворить любого, кто обратится сюда за информацией о повседневной жизни города. Пепин подошел к списку и начал читать его снизу вверх, постепенно напрягая шею, чтобы разглядеть его полностью.
Его имя оказалось первым. Теперь необходимо было немедленно пройти к Инспектору по космическим кораблям, чтобы подтвердить заявку. В противном случае его, в соответствии с правилами, переместят в конец списка.
Когда Пепин повернулся, чтобы уйти, в зале появился еще один лунит. Откинутый назад шлем открывал длинные, отливающие золотом волосы. Тонкие черты лица несли улыбку.
Это был Джи Нак — лучший пилот торгового флота. Ему ни к чему было глазеть на список, поскольку он владел собственным кораблем. Джи Нак узнал Пепина, как, впрочем, узнал бы любого из немногочисленного населения Луны.
Уперев руки в боки, он демонстративно погрузился в изучение списка.
— Значит, ты летишь на Землю, Пи Карр. Что ж, увидишь ее не в самое лучшее время. Захвати побольше еды — тебе вряд ли понравится их соленое пойло.
— Спасибо за совет, — ответил Пепин и захромал к выходу.
Лунные космические корабли имели свой особенный шарм, видимо обретенный не без влияния встреч с родной планетой… Полированная поверхность их корпусов была покрыта причудливыми картинами из жизни древних животных. Меж грубо сработанных барельефов знаменитых людей сердито выглядывали изображения фантастических чудовищ. Гибкие, как щупальца, конечности цепко обхватывали округлые поверхности, словно руки гибнущих моряков хватались за обломки мачт, словно самка бабуина защищала своего детеныша. Ко всему прочему, обшивка корабля была столь богато украшена обсидианом и медью, что при ярком свете казалась глыбой застывшей лавы.
Пепин чуть помедлил, поправив рюкзак за спиной, прежде чем поставил ногу на короткий эскалатор, доставляющий всех ко входу в корабль. Еще немного поглазев на фантастические рельефы, украшающие обшивку корабля, он шагнул на эскалатор и мгновенно вознесся к поджидавшему его открытому люку.
Внутренность корабля почти полностью состояла из грузовых трюмов, поэтому было страшно тесно. Груз, предназначавшийся к доставке в земной город Барбарт, был уже на борту. Пепин опустился в кресло, в котором ему предстояло пробыть весь путь. Корабль, после доставки груза, должен будет в автоматическом режиме вернуться обратно.
Послышался шум двигателей, приглушенный, как и вообще все звуки на Луне: корабль готовился к старту. Пепин пристегнулся, хотя ничего не почувствовал, когда корабль взлетал и брал курс на Землю.
Яркая искорка стремительно пронзала темноту космоса, покоряя громаду Пространства, и вот уже на экране перед пилотом возник быстро растущий шар Земли — багрово-красный, апельсиново-желтый, снежно-белый, медленно вращающийся, словно подставляющий по очереди свои круглые бока скудному теплу дремлющего Солнца.
Плохо сфокусированный экран, слегка смазывающий все изображения, мог быть лишь отчасти повинен в фантастичности этого зрелища. Казалось, что пространство просачивается сквозь земной шар, будто износился и стал легко проницаем материал планеты. У Пепина даже возникло подозрение, что стальное жало ракеты не остановится, достигнув поверхности Земли, а легко проткнет ее насквозь и понесется дальше, в пустое пространство космоса, где пульсируют, словно живые, звезды…
Однако корабль благополучно перешел на круговую орбиту и стал постепенно входить в атмосферу, сквозь полыхающее алым небо. Прошив бурые, низко стелющиеся облака, корабль выровнялся и, постепенно сбавляя скорость, полетел сначала над ленивым океаном, а затем над громадными ржаво-желтыми и темно-бурыми равнинами с хорошо заметными светлыми пятнами соли, рассеянными повсюду. По мере продвижения в глубь материка стал появляться серый цвет — цвет мха, а еще дальше показалось обширное светло-зеленое пространство Страны Пальм — так назывались эти земли. В этой стране было два главных города, пара небольших городков и нечто вроде поселка. Барбарт — порт, через который шла торговля между Луной и Землей, — находился в живописной долине, окруженной поросшими пальмами холмами. Сверху это было похоже на изумрудно-зеленое волнующееся море. Куда более похожее на море, чем пересыщенные солью мертвые воды океана далеко на востоке.
Кажется, Барбарт состоял сплошь из одних площадей: треугольных, квадратных, пятиугольных и прочих геометрически точных фигур. Крыши приземистых домов — темно-зеленого или ржаво-красного цвета — выделялись яркими пятнами на сером городском фоне. Корабль пролетел и над огромной золотисто-красной машиной, превышающей своими размерами любое самое высокое строение Барбарта. Пепин знал, что это — Великий Регулятор, который обеспечивает город энергией. Посадочную площадку для его корабля подготовили на центральной площади, позади Регулятора. Корабль неподвижно завис над ней и медленно опустился на Землю.
Пекина вдруг пробрала дрожь, и он не сразу встал с кресла, а еще некоторое время наблюдал на экране, как площадь стала постепенно заполняться людьми, спешащими к кораблю.
Барбарт оказался не очень похожим на те города, о которых Пепин читал в своих книгах. Он был значительно меньше любого города Золотого Века, больше всего напоминая средневековый итальянский городок. На отдалении поросшие пальмами холмы можно было принять за дубовые или вязовые леса. А жители Барбарта были очень похожи на древнее население Земли…
Однако, как ни старался, гость с Луны не мог убедить себя в том, что прилетел на ту самую планету Земля, о которой читал в книгах. Свет, что ли, был тусклее, или атмосфера какая-то не такая… Да и о таком количестве бурых облаков ничего не было ему известно. Впрочем, разочарование, какое Пепин предвидел, не оказалось таким уж сильным. В конце концов, планета эта выглядела вполне естественной, что ценилось им несравненно выше всего прочего.
Входной люк приоткрылся, и барбартяне подтянулись поближе, ожидая появления пилота.
Пепин вытащил из-за кресла скромный багаж и, прихрамывая, направился к выходу.
Он едва не задохнулся от удушающего, насыщенного морской солью воздуха. На мгновение ему стало дурно, и он опустил на голову шлем, включив аварийную подачу кислорода. Необходимо было некоторое время, чтобы прийти в себя.
Местные купцы, столпившиеся вокруг трапа, смотрели на него с нетерпением.
— Капитан, можно посмотреть на груз? — наконец осведомился самый нетерпеливый — широкоплечий и широколицый мужчина с густой черной бородой, почти полностью скрывавшей шелушащееся лицо. Он был одет в стеганую черно коричневую куртку, мешковатые штаны, заправленные в отороченные мехом сапоги, а вокруг шеи был намотан белый шарф.
Пепин медлил, разглядывая туземца, прикидывая, как поточнее передать в своем приветствии всю радость от встречи с человеческим существом, да еще такого мощного телосложения, с потрескавшейся кожей.
— Капитан? — повторил торговец.
Пепин стал медленно спускаться по трапу, посторонившись, чтобы пропустить рванувшегося внутрь корабля тяжеловеса. Трое других последовали туда же, бросая на лунита насмешливые взгляды.
Тем временем откуда-то сбоку вынырнул небольшой человечек с узеньким личиком, в одежде темно-красных и черных тонов. Он держал исписанный от руки лист пергамента. Пепин, словно зачарованный, разглядывал землянина, почти не понимая, о чем тот говорит. Ему ужасно хотелось сбросить перчатки и пощупать пергамент, но он не решился это сделать.
— Пилот, когда вы возвращаетесь?
Пепин улыбнулся:
— Я не возвращаюсь. Я прилетел, чтобы остаться здесь жить.
Кажется, землянин был поражен. Он убрал пергамент и огляделся по сторонам. Но, не увидев того, что искал, воззрился на открытый люк корабля.
— Ну, тогда добро пожаловать, — скучно произнес он, по-видимому утратив интерес к луниту. Извинившись, он быстро засеменил в сторону склада, расположенного на краю площади.
Пепин дождался торговцев, которые выглядели весьма довольными. Чернобородый быстро спустился по трапу и хлопнул гостя по плечу.
— Ну, скажу тебе, богатый груз! Это будет лучшей сделкой месяца. Золото и спиртное в обмен на наши удобрения. Можно разгружать?
— Как пожелаете, — вежливо ответил лунит, удивляясь про себя наивности землянина, радующегося бесполезным вещам, полученным в обмен на столь ценные удобрения.
— Ты здесь впервые, — сказал торговец, увлекая Пепина за руку в сторону склада, где скрылся человечек. — Ну, как тебе наш город?
— Он прекрасен, — вздохнул гость. — Я восхищен им и хочу здесь жить!
— Ха-ха! Это при тех удобствах и чудесах, которые есть у вас там, на Луне? Ты очень скоро по ним соскучишься. Мы здесь каждый год слышим одно и то же: о вымирающих городах, сокращении населения, о том, как мало рождается детей… Нет, завидую вашей безопасности и стабильности — вам, лунитам, не надо беспокоиться о будущем, ведь вы можете его планировать. А мы здесь лишь надеемся, что за время нашей жизни все не слишком сильно изменится к худшему.
— Но, сэр, вы, по крайней мере, — часть естественного процесса, — нерешительно возразил Пепин. — Вы можете и дальше приспосабливаться к изменениям Земли.
Торговец вновь рассмеялся:
— Нет. Земляне погибнут. Мы уже с этим смирились. Человеческая раса просуществовала и так очень долго, никто не мог бы ожидать, что мы столько протянем. Но скоро наступит момент, когда дальше приспосабливаться будет уже невозможно. Это уже происходит в менее благополучных краях. Человечество на Земле вымирает. А на Луне все по-другому, пока у вас есть ваша Система.
— Но наша Система искусственна, а ваша планета — естественна.
Они подошли к складу, где уже были открыты тяжелые створки дверей. В прохладном темном углу помещения стояли бочки с удобрениями. Человечек с личиком ящерицы, мельком взглянув на Пепина, пересчитывал бочки.
— Да, теперь о подарке пилоту, — сказал могучий торговец. — Традиционный подарок человеку, доставившему нам груз в целости и сохранности. Что бы ты пожелал?
Обычно пилот, также традиционно, просил себе небольшой, скорее символический подарок. Пепин знал, что от него ждут.
— Я слышал, что вы раскапываете что-то древнее в Барбарте? — учтиво спросил он.
— Да. Это обеспечивает работой преступников. Прежде в этих краях было сорок городов.
Пепин довольно улыбнулся. Богатая история!
— Я люблю книги, — сказал он скромно.
— Книги? — Торговец нахмурился. — Ну, у нас их где-то целая свалка. А что, лунные жители пристрастились к чтению?! Ха-ха!
— Разве вы сами их не читаете?
— Нет, капитан. Мы все забыли. Эти древние языки несусветно трудны. А у нас в Барбарте нет грамотеев, кроме, разве что, стариков — но у них мудрость находится вот здесь, — он постучал себя по лбу, — а не в каких-то там книгах. Теперь мало проку от старых знаний — они больше годились для молодой Земли.
Пепину стало не по себе от печали и разочарования, нахлынувших на него. Хотя умом он понимал, что жители Земли могут и не соответствовать его идеализированным представлениям, его сердце отказывалось это принимать.
— Тогда я хотел бы получить несколько книг, — попросил он.
— Да хоть столько, сколько влезет в твой корабль после погрузки нашего товара, — пообещал могучий купец. — А на каком языке ты умеешь читать? Разрешаю тебе самому отбирать книги.
— Я читаю на всех древних языках! — гордо заявил Пепин. Его соотечественники считали, что это никому не нужно. Так оно, вполне возможно, и было, но только это не волновало Пепина. Он счел нужным разъяснить: — А грузить их не нужно. Я не полечу обратно. Корабль вернется на Луну в автоматическом режиме.
— Ты не… Так ты, значит, будешь вроде постоянного представителя Луны на Земле?
— Нет. Я хочу жить здесь как землянин.
Торговец в задумчивости почесал нос.
— Ага, понимаю… Н-да…
— Есть ли какая-то причина, по которой меня нельзя принять?
— О, нет-нет — я просто удивлен, что ты хочешь остаться. Как я понимаю, вы, луниты, считаете нас примитивными созданиями, обреченными погибнуть вместе с этой планетой. — В его голосе послышалась обида. — У вас веками существуют строгие правила, не допускающие на Луну никого из землян, даже просто посетить ее никому из нас нельзя. Конечно, надо заботиться о вашей драгоценной безопасности и стабильности… А зачем тебе-то страдать на этой чахнущей планете?
— Ты увидишь, — осторожно начал Пепин, — что я не такой, как все луниты. Нечто вроде романтического пережитка. Может быть, этому способствовали какие-то мои, неведомые никому, особенности мышления, я не знаю. Во всяком случае, только я один из целой расы восхищаюсь Землей и землянами. Соотечественники всегда смотрят в будущее, а я — тоскую о прошлом. Они стремятся к прочному, стабильному будущему, мало отличающемуся от настоящего.
— Понимаю… — Торговец скрестил руки на груди. — Что ж, оставайся у нас гостем — пока не захочешь вернуться…
— Я никогда не захочу вернуться.
— Друг мой, — улыбнулся землянин, — ты очень скоро пожелаешь вернуться. Поживешь месяц, от силы — год, но не больше, ручаюсь.
Он помолчал и, вздохнув, добавил:
— Здесь много знаков прошлого, ведь прошлое — это все, что у нас осталось. У Земли нет будущего.
Часы — сердце Великого Регулятора — отмерили шесть недель, и Пепин Горбатый начал тяготиться полнейшим равнодушием к нему со стороны жителей Барбарта. Нет, все были приветливы и очень хорошо к нему отнеслись, особенно если знать их общее неприязненное отношение к лунитам. Но друзей у него не появилось, и ни с кем не возникло хоть какое-то взаимопонимание.
Пепин радовался новым книгам, оказавшимся не учебниками или технической литературой, а содержали много поэзии и легенд, исторических повествований и приключенческих романов. Впрочем, книг было значительно меньше, чем он ожидал, и надолго их не хватило.
Он жил в Гостинице и постепенно уже стал привыкать к тяжелому, просоленному воздуху и тусклым краскам. Ему даже стал нравиться тот полумрак, в котором существовали земляне. Это перекликалось с его настроением… Он подолгу бродил по холмам, пристально наблюдал за тяжелыми багровыми тучами, перебирающимися от горизонта к горизонту. Дышал сладковатым запахом пальмовых лесов, взбирался по осыпающимся склонам утесов, подпирающих алое небо, разрушенным ветром и отполированным солью.
В отличие от безжизненной Луны, эта планета еще скрывала какие-то загадки: то налетал вдруг неведомо откуда ветер, то проползало странное животное…
Пожалуй, только этих ползающих тварей, ставших враждебными человеку, и опасался Пепин. Ведь, кроме человека, появилась еще одна форма жизни — гигантская пиявка — слизняк, — раньше обитавший только на открытых океанских берегах, а теперь замеченный очень далеко, в глубине суши. Если считать, что жизнь человечества подходила к своему пределу, то время слизняков только начиналось. Вымирали люди, неимоверно размножались слизняки. Обычно эти твари перемещались стаями от десяти до сотни штук в зависимости от вида. В длину они вырастали от двух до десяти футов. Встречались черные, бурые, желтые особи — по самыми отвратительными были крупные и свирепые белые твари, способные догнать убегающего человека и сбить его с ног.
Когда такое случалось, слизняк, как и его предок — пиявка, — высасывал кровь, оставляя после встречи обескровленное, высохшее тело.
Пепин как-то раз увидел целую стаю этих тварей, пересекающую поляну, где он сидел на утесе, любуясь колыхавшимся внизу лесом.
— Вот и новые жильцы, — сказал он вслух, стараясь совладать с приступом тошноты. — Земля отвергла человека, стала равнодушна к нему. У нее появились другие дети.
Пепин давно привык разговаривать вслух с самим собой. Только в одиночестве к нему легко приходили слова.
Он не раз пытался поговорить с кем-нибудь из постояльцев Гостиницы по душам, например, с Копом — тем самым громилой-торговцем, но все как один вежливо уклонялись от разговоров и старались под любым предлогом удалиться.
Лишь один из всех — некий Мокоф, сутулый мужчина средних лет, — больше других выказывал к нему свое дружелюбие, но и тот ничем особым не мог помочь Пепину.
— Скорее всего, твои рассуждения о прошлом поймут в Ланжис-Лио, есть тут такой странный город у океана, — сказал как-то раз Мокоф, когда они сидели с кружками пива на площади у фонтана.
Пепин давно слышал об этом городе, но как-то не успел узнать о нем поподробнее. Он приподнял вопросительно тонкую бровь.
— Я знал одного человека из Ланжис-Лио, — пояснил Мокоф, — со шрамом на лице, не могу вспомнить его имя… У него были неприятности из-за того, что он ел в неположенное время. Правда, он починил Великий Регулятор и спасся. Мы ведь ничего не понимаем в этих машинах. Так вот, он считал, что умеет путешествовать во Времени, хотя я этого особо не наблюдал. Они там, в Ланжис-Лио, все такие… чудаковатые, понимаешь? Например, ничего не знают о часах и совсем ничего не имеют для измерения времени. Правит у них Хропарх, живущий во дворце, который называется Палатой Времени. Кто его знает, почему он так называется, если они не могут даже сказать, сколько сейчас времени!
Больше о Ланжис-Лио Мокоф толком ничего не смог рассказать, кроме каких-то домыслов. Но Пепин уже заинтересовался этим городом, особенно его заинтриговали путешествия во Времени — недаром его самым сокровенным желанием было вернуться в прошлое Земли…
На седьмой неделе пребывания в Барбарте Пепин решил посетить Ланжис-Лио.
Он отправился туда пешком, хотя Мокоф приложил все усилия для того, чтобы отговорить его, поскольку путь был очень долгий и вокруг было полно кровожадных слизняков. Путешествовать в этих краях лучше всего было верхом.
Пепин уже пробовал ездить на местных тюленях, служивших большинству землян в качестве ездовых животных. У них были мощные передние плавники и острые, как бритва, хвосты. Вдобавок они были исключительно надежны и достаточно резвы. Чтобы всадник мог сидеть прямо, на тюленя надевалось высокое седло из кремния. Всаднику полагались также длинное ружье, стреляющее лучом из рубинового сердечника, — пронзатель — и фонарь на батарейках для езды безлунными, почти беззвездными ночами.
Пепин взял фонарь и повесил на плечо ружье. Они придавали ему приятное чувство уверенности. И не стал полагаться на какого-то там тюленя.
Сумрачным утром он отправился в путь, одетый в костюм из металлизированной ткани, с запасом еды и флягой с водой в заплечном мешке.
Как и следовало ожидать, жители Барбарта, как и его соотечественники — луниты, не стали огорчаться при расставании, полагая, что Пепин внес в их налаженное существование некую смуту. За семь недель своего присутствия он заставил многих усомниться в смысле жизни, принятом здесь за эталон, предназначенный для передачи потомству.
Умереть на Земле, которая отторгала человека, достойно и с миром — было для землян венцом жизненного пути…
Пепин почувствовал разочарование: он надеялся увидеть здесь энергичную деятельность Человека, символизирующую волю к жизни, готовящегося к переменам, но никак не к смерти!
Должны же найтись где-нибудь на этой планете настоящие герои, хотя бы и в Ланжис-Лио. Если верить Мокофу, то там живут далеко не тривиальные люди, понимающие в путешествиях в прошлое…
Упругий мох в пальмовых рощах облегчал ходьбу, но к вечеру он сменился твердой почвой с тучами пыли над ней. Перед путником простиралась гигантская равнина с потрескавшейся ночной, освещенная зловещим сумрачным светом. Лишь кое-где пейзаж оживлялся одиночными зубцами скал. Он выбрал ориентиром одну из них и продолжил путь, не рассчитывая в эту холодную, беспросветную ночь отдохнуть, что было делать очень рискованно. Слизняки отдыхали только насытившись, а кроме человека другой поживы для них здесь не было.
Пепин включил фонарь. Он так сильно устал, что был не в состоянии определить, сколь долго идет. Стало трудно сосредоточиться хотя бы на одной мысли. Он остановился, как только увидел в свете фонаря силуэт скалы, снял мешок и прислонился спиной к камню, медленно оседая на землю. Ему уже было наплевать на слизняков. К счастью, ни одна тварь его еще не почуяла.
Заиграла на небе пунцовая заря, затягиваясь постепенно грязными облаками. Пепин развязал мешок и достал флягу с пресной водой. Он не мог, как земляне, пить соленую воду, а они настолько к ней привыкли, что перестали пить пресную. Позавтракав двумя таблетками, он с трудом распрямил ноющее тело, закинул за спину мешок, уложил фонарь в чехол на поясе и огляделся, держа ружье на плече.
Пальмовые леса на западе скрылись из виду, и стало казаться, что равнина простирается бесконечно во всех направлениях. Лишь на востоке однообразие нарушалось невысокими холмами и скалами.
Туда Пепин и направился.
«Предки, — размышлял он, — верили, что на востоке расположен рай. Может, и я найду там свой рай».
Если бы рай действительно существовал и Пепину было предначертано там оказаться, то пару дней спустя он был весьма близок к нему, когда внезапно упал со скалы и долго катился по усыпанному солью склону, лишившись сознания от ударов.
Так уж получилось, что от рая его спас Крючконосый Бродяга — коротышка с огромным носом и вдавленным подбородком; неизменный капюшон и кожаная куртка делали его похожим на огромную черепаху.
Крючконосый занимался любимым делом: рылся в земле. Похоже, лишь он один из всех землян бродяжничал, попутно собирая сплетни и тайны. Никто не знал, откуда он взялся, да и никому в голову не приходило спросить. Его хорошо знали и в Барбарте, и в Ланжис-Лио. Он невероятно много знал о прошлом и настоящем Земли, но мало кому это было нужно.
Крючконосый увидел клубящееся облако соли лишь на мгновение раньше, чем стая слизняков почуяла запах крови Пепина.
Бродяга путешествовал на громадном толстом тюлене, а второго вел в поводу, нагруженного впечатляющим грузом: свернутым брезентом, инструментом, плиткой, какими-то тюками — в общем, все имущество Крючконосого путешествовало вместе с ним. Казалось, тюлень гордился такой неимоверной поклажей, доверенной ему.
Бродяга быстро оценил ситуацию, в которую попал Пепин. Он подъехал поближе, поднял ружье и нажал спусковую кнопку на зарядном устройстве. Едва различимый луч мгновенно разметал стаю слизняков. Эти были черной разновидности. Крючконосый явно доставлял себе удовольствие, педантично уничтожая всех тварей до одной.
Затем он взглянул на поверженного Пепина, который сильно не пострадал и уже начинал приходить в себя. Бродяга по одежде узнал лунита и удивился, откуда ему тут было взяться. Да еще с фонарем и ружьем.
Крючконосый спешился и помог незнакомцу подняться на ноги. Пепин потер затылок и обеспокоенно взглянул на Бродягу.
— Кажется, я упал, — сказал он.
— Вот именно, — подтвердил землянин. — А где твой корабль? Он потерпел аварию где-то поблизости?
— Нет у меня корабля, — сказал Пепин. — Я приземлился в Барбарте около семи недель назад. Я иду в Ланжис-Лио, мне сказали, что он где-то на берегу океана.
— С твоей стороны было большой глупостью идти пешком! — сообщил Бродяга. — Путь-то неблизкий. — И добавил, с тревогой поглядывая на лунита: — Тебе надо у меня остаться. Поговорим о Луне, я буду очень рад обновить свои познания…
У Пепина страшно болела голова, и он на самом деле был рад, что на него наткнулся этот странный землянин. Охотно согласившись остаться, он стал помогать ставить палатку.
Наконец палатка была установлена, и Пепин с Бродягой забрались внутрь, предварительно втащив туда и все имущество Крючконосого.
Хозяин предложил гостю рыбы и соленой воды, но тот вежливо отказался и обратился к собственным припасам.
Покончив с трапезой, Пепин рассказал о перелете с Луны на Землю, о своем пребывании в Барбарте, о разочарованиях и надеждах. Бродяга слушал внимательно, и по его вопросам выходило, что Луна его интересовала гораздо больше, чем Пепина, который отвечал на его наводящие вопросы совершенно равнодушно.
Наконец он спросил о том, что его волновало больше всего:
— Вы что-нибудь знаете, сэр, о Ланжис-Лио?
— Почти все, кроме, разве что, последних событий, — улыбнувшись, ответил Бродяга. — Начнем с того, что это очень древний город. Он начинался от экспериментального поселка, основанного неким философом, который попытался научить людей обращаться с Временем так же, как они обращаются с Материей. То есть с тем, сквозь что можно перемешаться, чем можно управлять и тому подобное. Отсюда и пошла Хронархия, а для Ланжис-Лио изучение Времени стало традицией. Кроме этого, там мало чем еще занимаются. И вот, благодаря мутации или пробуждению еще какой силы, которая скрывается в человеке, в Ланжис-Лио возникла раса людей, способная перемещаться во Времени! Мне повезло, так как я встречался с молодым человеком, который первым обнаружил в себе такую способность и обучил других. Это — Мыслитель со Шрамом, нынешний Хронарх.
— Он может путешествовать в прошлое?
— И в будущее, как я слышал. Если уж открылся в человеке хронопатический талант, он может по своему желанию двигаться в какую угодно сторону.
— Прошлое! — взволнованно воскликнул Пепин. — Можно вернуться в Золотой Век Земли и не беспокоиться о естественной смерти и искусственной жизни. Можно воистину распоряжаться жизнью!
— Хм-м, — недоверчиво откликнулся Бродяга. — Я тоже обожаю прошлое, Пепин Горбатый, — моя набитая древностями палатка тому свидетель, — но разве можно вернуться в прошлое? Разве это не повлияет на будущее? Ведь в нашей истории нет никаких свидетельств того, что люди из будущего поселились в прошлом!
Пепин согласно кивнул:
— Да, и это загадка. Но смог бы хотя бы один человек, который не стал бы рассказывать, что он из будущего, — смог бы он поселиться в прошлом?
Крючконосый улыбнулся:
— Догадываюсь, что ты имеешь в виду…
— Я теперь понимаю, — продолжал рассуждать как о самом сокровенном Пепин, — что у меня мало общего и с моим народом, и с землянами. Единственная надежда — вернуться в прошлое, где можно будет найти все для полноценной жизни. Похоже, что я человек не этого времени.
— Ну, не ты первый. В истории Земли таких людей было полно.
— Но я, быть может, буду первым, кто найдет наиболее подходящую для себя эпоху.
— Может быть, — с сомнением в голосе протянул Бродяга. — Но вряд ли твои желания осуществимы.
— Почему? Что нынешняя Земля может предложить Человеку? Мы на Луне живем такой неестественной жизнью, что год за годом превращаемся в машины — менее совершенные, чем те, что обслуживают нас самих. А здесь вы пассивно ожидаете смерти и только о том и помышляете, как встретить конец «достойно». Ближайшие сто лет моя раса перестанет быть человеческой, вашей же вообще не будет. Неужели нас ждет такой конец? Неужели человеческие ценности погибнут и все усилия последнего миллиона лет окажутся напрасными? Неужели нельзя будет избежать сумерек Земли? Я, по крайней мере, не могу с этим смириться!
— Тебе, мой друг, изменяет логика, — усмехнулся Бродяга. — Получается, что и ты выбрал путь наименьшего сопротивления, поскольку отказываешься достойно встретить будущее и хочешь укрыться в прошлом.
Пепин схватился за голову и застонал.
— У меня нет желания пережить сумерки, — продолжал Крючконосый. — Ты уже кое-что видел, а будет еще хуже, когда сумерки Земли превратятся в ночь.
Пепин разволновался так, что ничего не мог сказать.
Бродяга вывел его наружу и указал на восток.
— Вот там находится Ланжис-Лио, — сказал он. — Мне жаль тебя, Пепин, ты не решишь своей проблемы — а это твоя проблема, а не всего человечества.
Пепин побрел вдоль берега, ощутимо прихрамывая, хотя это было скорее от усталости, нежели вследствие природного недостатка. Наступило утро, из-за океана поднималось тусклое красное солнце. Было холодно.
Над океаном висел бурый туман, он надвигался на пустынный берег с темными очертаниями унылых утесов. Песок сверкал пятнами соли, а вязкие воды океана были недвижны: давно уже не было приливов, поскольку давно уже не было рядом Луны.
Пепин все еще находился во власти разговора с этим странным Бродягой. Неужели наступит конец Земли, или все это — лишь фаза повторяющегося цикла? Ночь неизбежно наступит — но будет ли за ней новый день? Если да, то будущее не столь уж ужасно. Но планета успела избавиться от большей части человечества. Доживут ли оставшиеся до нового утра?
Он поскользнулся и мгновенно очутился в липкой жиже, стал барахтаться, пытаясь уцепиться за твердый солевой наст, но он обломился и Пепин вновь обрушился в воду. После нескольких попыток ему все-таки удалось выползти на твердую почву. Да, подумал он, все здесь рушится, все изменяется…
Пришлось двигаться дальше гораздо более осмотрительно. Сухопутные рыбы при его приближении юрко рассыпались во все стороны, пытаясь укрыться в тени каменных скал. Разрушенные соленым ветром, они неровными зубьями торчали из песка. Рыбы затихали, и успокаивалось все побережье. Тишина здешних мест не подарила Пепину душевного равновесия, но одиночество, по крайней мере, слегка охладило его воспаленное воображение.
Солнечному диску понадобилось немало времени, чтобы окончательно утвердиться над горизонтом, но оно принесло мало света и еще меньше тепла. Пепин остановился посмотреть на океан, который после восхода солнца превратился из черного в грязно-серый. Он вздохнул и еще раз посмотрел на светило, окрасившее его лицо в блеклый розовый цвет.
Какой-то незнакомый звук внезапно привлек его внимание. Это не было пронзительным криком драчливых сухопутных рыб. Он узнал человеческий голос и напряженно прислушался, не поворачивая головы.
Затем резко обернулся.
На вершине скалы прорисовалась тонкая фигурка верхом на тюлене, с длинным, как копье, стволом лучевого ружья. Незнакомец, наполовину скрытый в тени развалин древней сторожевой башни, натянул поводья и исчез полностью.
Пепин насторожился и на всякий случай приготовил собственное оружие.
Всадник успел спуститься с утеса и ехал к нему. Стало четко слышно шлепанье плавников по сырому песку. Пепин поднял ружье.
Это была всадница. Женщина, словно сошедшая из его книг — высокая и длинноногая. Лицо с острым подбородком пряталось в поднятом воротнике куртки из тюленьей кожи. Одна рука в перчатке опиралась на луку высокого седла, а другая — придерживала поводья. Она плотно сжала полные губы, словно холод сковал ее уста.
Ее тюлень добрался до воды и с большим трудом поплыл. Пепин это зрелище воспринял по-своему: женщина из мифа — русалка — плыла к нему на тюлене… Тем не менее он сильно испугался. Ее появление было слишком неожиданным.
Может быть, она из Ланжис-Лио? И все там такие же, как она!
Когда тюлень опять оказался на твердой почве, всадница расхохоталась. Смех был столь очарователен, столь нежен! Она приблизилась вплотную к Пепину, так что стали видны крупные капли воды… У Пепина перехватило дыхание и он попятился назад.
Ему показалось, что перед ним — живое воплощение безумия умирающей планеты!
Всадница остановила тюленя рядом с Пепином и с улыбкой посмотрела на него широко раскрытыми глазами.
— Ты, чужеземец, судя по всему, — с Луны. Ты случайно не заблудился?
Пепин убрал ружье за плечо.
— Нет. Я еду в Ланжис-Лио.
Русалка ткнула пальцем куда-то назад:
— Наш город уже рядом, я провожу тебя. Меня зовут Высокая Хохотушка, я сестра Мыслителя со Шрамом — Хронарха города Времени.
— А я — Пепин Горбатый, у меня нет ни чина, ни родственников.
— Забирайся ко мне и держись за седло. Скоро приедем.
Он охотно повиновался. Когда Хохотушка энергично развернула тюленя, Пепину пришлось изо всех сил вцепиться в скользкое седло.
Несколько раз в пути его спутница пыталась с ним заговорить, но он не смог ничего понять.
Перед самым городом их настиг дождь.
Построенный на огромном утесе, город занимал гораздо меньше места, чем Барбарт. Дома напоминали древние башни — высокие, с коническими крышами и маленькими оконцами. И над всем царила Башня Времени, возвышавшаяся над зданием, называвшимся Палатой Времени. Это и был дворец Хронарха.
Дворец и Башня производили ошеломляющее впечатление. Это невероятное сочетание закругленных линий, углов и бьющих в глаза ослепительных красок вызвали у Пепина чувства, подобные тем, что он испытывал, разглядывая изображения готической архитектуры — только готика устремляла мысли вверх, а эта архитектура наслаждалась горизонталями.
Соленый дождь постепенно прекращался, и светило уже роняло скудные лучи на улицы, освещая влажные соляные подтеки на стенах и крышах домов.
И хотя на улицах было немноголюдно, повсюду ощущалась странная атмосфера напряженной деятельности, словно все жители одновременно засобирались покинуть город.
Горожане, ничем особым не отличаясь от жителей Барбарта, вместе с тем выглядели куда более энергичными.
Пепин даже подумал, не оказался ли он здесь во время некоего праздника. Тем временем Высокая Хохотушка остановилась на углу узкой улочки и, спешившись, указала на ближайший дом:
— Вот здесь я живу. Раз у тебя нет чина, значит, ты прибыл сюда как гость, а не в качестве официального представителя Луны. Что тебе здесь нужно?
— Хочу попасть в прошлое, — не задумываясь, ответил Пепин.
Она, помолчав, спросила:
— А зачем это понадобилось?
— У меня нет ничего общего с настоящим.
Хохотушка пристально посмотрела на него. Взгляд ее был холоден и ясен. Потом все же улыбнулась, заметив:
— В прошлом нет ничего привлекательного!
— Позволь мне решить самому.
— Прекрасно. — Она пожала плечами. — Но как ты предполагаешь этот сделать?
Его самоуверенность уже успела испариться.
— Я… я надеялся на вашу помощь…
— Тебе нужно будет поговорить с Хронархом.
— Когда?
Хохотушка взглянула было на него нахмурившись, но грубость ей не шла, и она позвала:
— Пойдем в Палату Времени сейчас же!
С трудом поспевая за длинноногой спутницей, Пепин терялся в догадках: захотят ли горожане расставаться с тайнами Времени, и не приберегают ли они их только для себя?
Лихорадочная деятельность вокруг усилилась, хотя на Пепина успевали не раз бросить любопытствующий взгляд. Наконец они достигли спиральной лестницы, ведущей вверх, к большим воротам Палаты.
Стражник их не окликнул, и они без препятствий вошли в гулкий коридор, высокие стены которого были украшены загадочными криптограммами из серебра, бронзы и платины.
Очутившись перед двустворчатой дверью из золота, Высокая Хохотушка толкнула ее и они вошли в громадный зал с высоким потолком. Вдали, на возвышении, восседал человек, с кем-то беседующий. Когда Хохотушка вошла, все разом обернулись.
Узнав ее, человек на возвышении радостно улыбнулся, и на его бледном лице четко проявился шрам, идущий от левого уголка губ через всю щеку. Густые волосы темной волной ниспадали на широкие плечи. Одежда ему явно не шла, очевидно, она полагалась его рангу: желтая рубашка, черный галстук под самый подбородок, синий вельветовый пиджак, брюки цвета красного вина, черные домашние туфли… Он что-то сказал стоящим рядом, и они быстро удалились.
Зал был, на первый взгляд, столь же странен и нелеп. Вдоль стен мозаичные картины располагались вперемежку с компьютерами. Позади возвышения, на металлической скамье, красовались некие, весьма древние, алхимические приборы, составляющие причудливый контраст всей окружающей обстановке.
— Ну, Высокая Хохотушка, — обратился к ней хозяин, — кто сей пришелец?
— Он с Луны, Мыслитель. Мечтает побывать в прошлом!
Хронарх Ланжис-Лио рассмеялся, затем резко оборвал смех и пристально всмотрелся в лунита.
Пепин, волнуясь, произнес:
— Я слышал, вы можете путешествовать во Времени. Это правда?
— Правда, — ответил Мыслитель. — Но…
— А продвигаетесь вы вперед или назад?
— Полагаю, вперед — но почему ты считаешь, что у тебя есть способность перемещаться во Времени?
— Способность?
— Да, это ведь особое свойство, только жители Ланжис-Лио обладают им.
— Так у вас нет машин времени? — спросил упавший духом Пепин.
— Нам они не нужны. Это умение природное.
— Но я должен вернуться в прошлое… я должен! — Пепин, прихрамывая, подошел к возвышению, не обращая внимания на предостерегающий жест Высокой Хохотушки. — Ты хочешь, чтобы больше никто не смог воспользоваться шансом на спасение! Ты ведь много знаешь о Времени… ты должен знать, как помочь мне вернуться в прошлое!
— Если ты туда попадешь, то ничего хорошего из этого не получится.
— Откуда ты знаешь?
— Мы это знаем, — твердо ответил Хронарх, — не будь упрямым. Здесь, в Ланжис-Лио, мы ничего не сможем для тебя сделать.
— Ты лжешь!
Пепин пришел в себя и добавил уже чуть спокойнее:
— Умоляю, помоги мне! Я… мне нельзя без прошлого, как человеку — без воздуха!
— Это в тебе говорит невежество.
— Что ты хочешь сказать?
— То, что тайны Времени гораздо запутаннее, чем ты себе представляешь. — Хронарх поднялся. — Я должен покинуть вас. У меня дела в будущем.
Он нахмурился, словно сосредоточившись на чем-то, и — исчез.
Пепин был потрясен.
— Куда он девался?
— В будущее. Надеюсь, он скоро вернется. Пойдем, Пепин, я отведу тебя домой, ты сможешь отдохнуть. Ну, а потом я бы тебе все же посоветовала позаботиться о возвращении на Луну.
— Вы же можете построить машину времени! — выкрикнул Пепин. — Ведь должен же быть выход! Мне необходимо вернуться!
— Вернуться? — переспросила Хохотушка, подняв бровь. — Вернуться? Как же ты можешь вернуться туда, где никогда не был? Знаешь что — пошли.
И она повела его к выходу.
Подкрепившись немного соленой пищей в доме у Высокой Хохотушки, Пепин немного успокоился. Они сидели за столом друг против друга, в крохотной комнатке с окном на улицу. Пепин молчал, словно впал в апатию. Похоже, они симпатизировали друг другу: она ему явно сочувствовала, а он еще на побережье был очарован ее красотой и женской привлекательностью… Но отчаяние пересилило все чувства. Он уронил голову на руки и мрачно разглядывал стол.
— Пепин, ты на самом деле тоскуешь не о прошлом, — мягко произнесла Хохотушка. — Ты тоскуешь о мире, которого никогда не было: рай, Золотой Век… Люди всегда говорили о таких исторических временах… Но это все — идиллия, тоска не по прошлому, а по детству, по утраченной невинности. Ведь мы все мечтаем вернуться именно в детство.
Он поднял глаза и горько усмехнулся.
— Мое детство не было идиллическим, — сказал он глухо. — Я был ошибкой, и мое рождение произошло случайно. У меня не было ни друзей, ни душевного спокойствия.
— Но были удивление, иллюзии, надежды… Даже если бы ты смог вернуться в прошлое Земли, ты не был бы там счастлив.
— Земля сейчас в упадке, и это часть эволюционного процесса. На Луне то же самое, но происходит искусственным образом — вот и вся разница. Прошлое Земли никогда не было по-настоящему упадническим.
— Прошлого не воротишь…
— Это старая поговорка, да и ваши возможности ее опровергают.
— Но ты не знаешь всего, — печально сказала Хохотушка. — Даже если бы воспользовался, кораблем…
— Каким кораблем?
— Это такая машина для движения во времени, ранний, примитивный опыт, от которого мы отказались. Теперь мы не нуждаемся в подобных устройствах.
— А что, эта машина еще существует?
— Да, она находится позади Палаты Времени, — рассеянно ответила она, думая о чем-то своем.
Пепин постарался быстрее сменить тему, опасаясь, как бы она не догадалась, что у него на уме.
— Может, ты и права. На старушке Земле ничего не осталось, чтобы любить ее по-прежнему. И если я — последний, кто ее любит, то должен оставаться с ней…
Последние слова Пепин произнес словно не по своей воле, поскольку никогда так не думал. Впрочем, некая потаенная частичка его души, видимо, таила в себе нечто подобное.
Хохотушка удивленно посмотрела на него, едва ли расслышав и половину того, что он говорил. Она решительно встала из-за стола.
— Я провожу тебя, — сказала она. — Тебе надо отдохнуть.
Пепин согласился, лишь бы не затевать каких-то пустых разговоров. Он был уверен, что все равно не заснет. Он должен воспользоваться единственным шансом! Где-то там, в гаснущем вечернем свете, покоится машина времени, и он, может быть уже очень скоро, вернется в столь прекрасное и манящее прошлое — к изумрудной Земле, навсегда покинув эту нынешнюю малопривлекательную, просоленную планету!
Блеклый свет из окон домов освещал извилистые улочки, по которым он пробирался к Башне Времени. Никто его не заметил, когда обходил он то самое огромное здание, о котором говорила Хохотушка.
Наконец, на крохотной площади за Башней, он наткнулся на то, что искал: на изогнутых опорах, полускрытое в сумраке ночи, покоилось странное металлическое сооружение. Да, это не могло быть ничем иным, кроме… Машина времени была достаточно вместительна: рассчитывалась, по-видимому, на трех-четырех человек. Рядом с ней угадывалась еще парочка таких же машин, но только еще более запущенных. Пепин осторожно подошел поближе и прикоснулся рукой к холодному металлу. Сооружение слегка качнулось, заскрипели опоры. Беспокойно оглядевшись по сторонам, Пепин прижался к ней, чтобы скрип прекратился. Кажется, его никто не заметил. Проведя еще раз по яйцеобразному корпусу, он нащупал какую-то кнопку и надавил на нее. Почти неслышно отошел в сторону люк.
С большим трудом удалось Пепину взобраться в сильно раскачивающуюся машину. Он еще раз пошарил рукой в надежде обнаружить выключатель, и после некоторых сомнений нажал на что-то, и не ошибся.
Вспыхнул мягкий, голубоватый свет, которого было вполне достаточно, чтобы осветить всю кабину. Здесь не было никаких сидений, а большая часть приборов, по-видимому, была скрыта за переборками. Посередине возвышалась стойка с четырьмя панелями управления на высоте груди. Пепин, преодолевая качку, осторожно подошел к стойке и начал их изучать. Жизнь на Луне приучила его к работе со всевозможной техникой, и он быстро сориентировался в приборах, которые оказались ему знакомы. В центре располагался самый большой циферблат. Справа была метка «плюс», а слева — метка «минус». Очевидно, так помечались прошлое и будущее. Пепин не нашел никаких дат, вместо этого были числа — от одного до десяти. Что ж, достаточно будет одного путешествия, чтобы сориентироваться в этой шкале.
Другой циферблат, похоже, указывал на скорость. Над одним выключателем была подпись «аварийное включение», а над другим — загадочная надпись «настройка Мегапотока».
Оставалось выяснить состояние источника энергии. Пепин, прихрамывая, подошел к приборной доске с большой рукояткой. С бьющимся сердцем он повернул ее. В индикаторе вспыхнул огонек и осветил надпись «вкл.». Послышалось тихое гудение, ожили стрелки, и засветились экраны. Пепин вернулся к стойке и повернул главный переключатель, установив его на минус 3.
Машина уже не раскачивалась на опорах. Движения не ощущалось, однако приборы усердно работали. Пепин вдруг почувствовал головокружение.
Он несся назад, сквозь Время, в прошлое!
Быть может, под влиянием движения машины, или сумасшедшего мелькания цветных огоньков на экранах, или таинственных звуков, исторгаемых приборами, — во всяком случае, состояние Пепина было почти истерическое.
Он смеялся, словно обезумевший: получилось! Сбывается то, о чем он мечтал!
Наконец звуки постепенно стихли, чувство слабости исчезло. Машина, похоже, закончила перемещаться.
Пепин трясущимися руками натянул на голову шлем: воздух прежней Земли мог оказаться для него чересчур насыщенным.
Это спасло ему жизнь.
Он нажал на кнопку, дверь медленно отошла назад, И он шагнул в тамбур. Дверь закрылась, и Пепин открыл наружный люк.
Перед ним ничего не было.
Не было ни звезд, ни планет. Не было ничего, словно он оказался в совершеннейшем вакууме.
Куда же он попал? Неужели приборы оказались испорченными? Может быть, его забросило в невероятно далекий космос, в котором не было никаких материальных тел? У Пепина закружилась голова. Он попятился назад, в тамбур, устрашившись находиться долго в этом жутком пространстве. Закрыл люк и, охваченный паникой, ринулся к приборам. Но теперь уж повернул рукоятку на минус 8. Снова ожили экраны, замельтешили цветные огоньки и заметались стрелки. Опять на него навалилась слабость…
Машина вновь остановилась.
Гораздо осторожнее, чем в первый раз, выползал Пепин наружу.
Ничего.
Потеряв от ужаса голос, он кинулся проделать то же самое, что и делал, но только ставя теперь на минус 10.
Легкое головокружение…
Остановка.
И опять — бездонная яма пустого пространства.
Чтобы проверить машину полностью, оставалось только одно: установить переключатель на будущее и посмотреть, что будет твориться там. На худой конец, можно будет воспользоваться аварийным возвращением.
Он повернул ручку влево, на плюс 2.
Гудение сменилось пронзительным визгом. Молниями засверкали экраны, а стрелки бешено заметались по шкалам. Невыносимая боль обрушилась на голову Пепина, и он в ужасе пал наземь. Казалось, что машину швыряет неведомая сила.
Наконец все стихло. Пепин медленно-медленно поднялся и столь же медленно двинулся к тамбуру…
И увидел…
Он увидел голубые полосы с золотыми пятнами, спиралями уходящие в бесконечность. Увидел потоки темно-красного и мрачно-фиолетового света. Взлетающие вверх зелено-черные горы. Оранжевые и пурпурные облака. Что-то непрерывно сотворялось и тут же распадалось. Он ощущал себя одновременно и гигантом, и карликом…
Мозг отказывался что-нибудь понимать.
Почти теряя сознание, он судорожно захлопнул люк.
Что это было? Хаос? Похоже, нечто метафизическое, чем реальное. Нет, это уже был не вакуум, а, скорее, его противоположность: пространство, забитое до отказа всем, что только можно вообразить. Интересно, а не могла ли эта машина перемещаться не во времени, а быть предназначенной для путешествия… куда? В другое измерение? В другую Вселенную? А к чему тогда плюс и минус на шкале? Почему же Высокая Хохотушка называла это именно машиной времени? Неужели она обманула его?
Пепин откинул шлем и вытер с лица пот. Глаза воспалились, головная боль не переставая терзала его. Мысли путались.
Ему страшно захотелось немедленно воспользоваться «аварийным возвращением». Но он пересилил себя. В конце концов, оставался еще один, таинственный регулятор «настройка мегапотока»… Уже не рассуждая, он повернул его и… был отброшен назад — машина рывком вернулась к обычному режиму. На экранах замелькали изображения.
Появлялись и тут же исчезали какие-то картинки. Мелькали тени, напоминающие человеческие фигуры. Пепин безумным взглядом наблюдал за жизнью экранов.
Прошло очень много времени, и он опять лишился чувств.
Он узнал голос Высокой Хохотушки и открыл глаза. Его вопрос не был оригинальным в подобных обстоятельствах.
— Где я? — слабо спросил он, глядя на нее снизу вверх.
— В Мегапотоке, — отозвалась она. — Ну и дурак же ты, Пепин. Нам с Мыслителем доставило уйму хлопот найти тебя. Удивительно, как ты не спятил.
— Я думал, что уже. А вы как сюда попали?
— Мы отправились за тобой вверх по течению Мегапотока. Но ты перемещался с такой бешеной скоростью, что пришлось затратить уйму энергии, догоняя тебя. Я вижу по приборам, что ты все-таки побывал в прошлом. Ну, доволен теперь?
Пепин с трудом поднялся на ноги.
— Тот… вакуум, это и есть прошлое?
— Да.
— Но… это ведь не прошлое Земли?
— Это единственное существующее прошлое. — Она склонилась к пульту управления, а когда Пепин чуть повернул голову, то увидел в глубине рубки стоявшего со склоненной головой Хронарха.
Хронарх поднял голову и уставил на него тяжелый взгляд.
— Я пытался тебе все объяснить… Но понимал, что ты все равно не поверишь. Жаль, что ты узнал истину. Ведь она тебя разочаровала, не так ли?
— Какую истину?
Мыслитель вздохнул.
— Единственную истину. Что прошлое — не что иное, как небытие. А будущее, как ты видел, — хаос. За исключением Meгапотока.
— Ты хочешь сказать, что Земля существует только в настоящем?
— Насколько мы знаем — да. — Мыслитель скрестил руки на груди. — Для нас, жителей Ланжис-Лио, это все мало что значит, но на тебя, как я и предполагал, повлияло сильно. Видишь ли, мы — Оседлавшие Время, мы живем во времена, а ты же еще живешь в пространстве. Твой ум совершенно не приспособлен к восприятию Времени-без-пространства и тем более не в состоянии там существовать.
— Но времени без пространства — нет! — вскричал Пепин.
Мыслитель поморщился.
— Разве? А что ты скажешь о будущем — о Мегапотоке? Предположим, там что-то существует, но это не есть материальное пространство, которое ты вообразишь. Это… ну, как бы физическое, что ли, проявление Времени-без-пространства. — Он вздохнул, заметив выражение лица Пепина. — Друг мой, ты все равно никогда не поймешь этого правильно.
— Мыслитель, мы уже почти в настоящем, — сообщила Высокая Хохотушка.
— Постараюсь объяснить потом, когда вернемся на Землю, — с усмешкой сказал Хронарх. — Ты мне нравишься, Пепин Горбатый.
В Палате Времени Мыслитель прошествовал к возвышению и опустился в кресло.
— Садись, Пепин, — указал он на место рядом с собой. Пепин с удивлением повиновался.
— Так ты все время размышляешь о прошлом? — иронически спросил Хронарх. Пепин взглянул на Хохотушку, перевел взгляд на ее брата и молча покачал головой.
Хохотушка коснулась рукой его плеча:
— Бедный Пепин…
Ничего не отозвалось в ответ в его душе. Он уткнулся лицом в руки и уставился в пол, пряча полные слез глаза.
— Хочешь, Пепин, чтобы Хронарх все объяснил? — спросила она, очевидно опечаленная ничуть не меньше. Похоже, Хохотушка смогла проникнуться его состоянием безнадежности. Ах, если бы она была обычной женщиной, подумал он, и они повстречались бы при других обстоятельствах… Впрочем, с такой даже здешняя жизнь оказалась бы вполне сносной… Раньше ему еще ни разу не доводилось видеть такого сострадательного отношения к себе. Она повторила вопрос. Пепин рассеянно кивнул.
— Сначала мы, как и ты, были несказанно ошеломлены, узнав истину, — начал Хропарх. — Конечно, нам все же было неизмеримо легче с этим примириться, так как мы умеем перемещаться во Времени, как прочие — перемещаться в пространстве. Теперь Время для нас — естественный атрибут жизни. Можно простым усилием воли путешествовать и в прошлое, и в будущее. Теперь нам для существования не нужно самого пространства. Во Времени-и-пространстве наши физические потребности разнообразны, и их на этой изменяющейся планете все труднее удовлетворять. Но во Времени-без-пространства этих потребностей больше нет.
— Мыслитель, — вмешалась Хохотушка, — ему про нас не интересно. Расскажи лучше, почему в прошлом он нашел только небытие.
— Да, пожалуй, — повернулся к Хронарху Пепин.
— Попробую. Вообрази себе время как некую прямую линию, вдоль которой движется физическая вселенная. Она существует в определенной точке на этой прямой. Но если мы сдвинемся из настоящего вперед или назад, то что обнаружим?
Пепин покачал головой.
— Мы обнаружим то, что увидел и ты. Ведь, покидая настоящее, мы покидаем и физическую вселенную. Понимаешь, Пепин, когда мы выходим из нашего местного потока времени, попадаем в другие, которые по отношению к нам находятся над временем. Центральный поток, в котором движется наша вселенная, называется у нас Мегапотоком. По мере движения полностью поглощается материя времени — хрононы, как мы их называем. Будущее состоит из хрононов, и они бесконечны. Ты ничего не обнаружил в прошлом, потому что пространство, в некотором смысле, поедает хрононы, ничем не заменяя их.
— Ты хочешь сказать, что Земля поглощает эту… временную энергию, но сама ничего не излучает? Зверь, который что-то все время ест, но ничего не выделяет? — Кажется, Пепин заинтересовался всерьез.
Хронарх откинулся на спинку кресла.
— Поэтому, когда ты попросил вернуть тебя в прошлое, я едва сдержался, чтобы не рассказать все, как есть. Но ты бы все равно не поверил. И не хотел бы поверить. Нельзя вернуться в прошлое, потому что его просто-напросто больше не существует. Нет также и будущего, в пространственном смысле оно существует только в виде хрононов Мегапотока и его ответвлений. Мы научились перемещаться куда пожелаем, поглощая соответствующие хрононы. Человеческий род, таким образом, продлится — и мы, вероятно, станем бессмертными: будем странствовать по континентам Времени, исследовать их, приобретая полезные для себя знания.
— А другие погибнут. Или превратятся в нечто вроде роботов, — бесстрастно заметил Пепин.
— К сожалению.
— Теперь у меня действительно не осталось никакой надежды, — сказал Пепин, вставая. И, помедлив, спросил Высокую Хохотушку: — Когда же вы уйдете навсегда?
— Уже совсем скоро.
— Спасибо тебе. За доброту и сочувствие.
Пепин удалился из Палаты Времени, оставив ее обитателей в молчании.
Он быстро шагал вдоль берега. На восток, прочь от Ланжис-Лио. Солнечное утро багровым саваном покрыло бесконечный простор ленивого океана и закованную в соляную броню сушу.
«Да, — размышлял он, — вот утро для слез и самобичевания. Одиночество, как громадный слизняк, вцепилось в меня, лишив оптимизма. Если бы можно было отдаться этому равнодушному, безжалостному утру! Пусть оно меня поглотит, заморозит, обдаст ледяным ветром и утопит в этом вязком океане! Видеть не могу больше ни солнца, ни неба, хочу вернуться в чрево Матери-Земли…
О, эта жестокая Земля!..»
И все-таки он не завидовал Оседлавшим Время. Они, как и луниты, отреклись от своей человеческой природы. Он, но крайней мере, еще сохранил свою.
Услышав свое имя, Пепин обернулся. Словно тонко вскрикнула древняя морская птица.
Его догоняла на тюлене, размахивая руками, Высокая Хохотушка. Багровое небо, тонкая фигурка… Пепину показалось, что она вернулась к нему из прошлого. Словно из тех времен, когда он впервые увидел ее — богиню из мифа.
Позади нее ярко разгорался багровый диск солнца; он опять почувствовал острый запах соли.
Пепин ждал, стоя на берегу соленого океана.
Он знал, что его путешествие оказалось не напрасным.
