Эсквиел из Помпеи привел Мери к себе на корабль. Здесь они чувствовали себя гораздо свободнее, ведь атмосфера этого корабля больше соответствовала особым состояниям их метаболических процессов.

Эсквиел показал Мери корабль, потом они, объединив свой ментальный потенциал, принялись созерцать сияющий мультиверсум, простиравшийся вокруг них.

Выбросив в информационное поле мультиверсума ментальный щуп, потянувшийся в знакомые уже слои, они стали отыскивать своих недавних противников.

И вот наконец контакт!

Когда облеченные властью представители чужаков явились на корабль, Мери от изумления открыла рот и не удержалась от возгласа:

— Боже мой! Как они прекрасны!

Они и действительно были прекрасны — изящно сложенные, с полупрозрачной кожей, большими золотистыми глазами, с удивительно грациозными движениями. Однако при всем том они несли на себе печать вырождения и нечто совершенно упадочническое поражало в них. Они походили на очень умных, испорченных детей.

— Иерархи предупредили меня, что следует остерегаться расы, которую они называли «пессимистами», — сказал Эсквиел. — Это цивилизация, навсегда потерявшая надежду обрести цельное представление о мультиверсуме и безвозвратно утратившая жажду выйти за рамки жалкой сути бытия, которые изрядно обветшали за минувшие тысячелетия. Конечно, они, наши соперники, как раз из этой породы.

Мери и Эсквиел, пользуясь своим уникальным методом, снова вступили в контакт с чужаками и были потрясены их состоянием полной безнадежности, вызванной поражением, и смиренной готовностью принять любые условия, которые продиктуют им победители.

Утратив желание разорвать границы физических пределов бытия, они вместе с тем навсегда утратили и гордость, и достоинство.

Безоговорочное поражение — упадок духа — полная безнадежность — готовность представить все права, какие вы пожелаете…

Для изнуренного жестокой борьбой сознания победителей это было последней каплей — они исполнились великой жалостью к побежденным, когда сообщали им свои условия.

Принимаем условия — любые условия приемлемы — мы не имеем статуса — все права передаем вам — мы не более чем орудие в ваших руках, которое вы можете использовать, как пожелаете…

Чужаки так чтили кодекс, связанный с игрой, которую они вели столетиями, а может, и тысячелетиями, что с готовностью позволяли этим неведомым победителям делать все, что угодно, и сами охотно повиновались им. Они не осмеливались даже усомниться в правах победителей. Их смятение было столь велико, что грозило им гибелью, но при этом они не высказывали и тени горечи, или обиды, или уязвленной гордости…

Эсквиел и Мери решили помогать им, если удастся.

Чужаки ушли.

Увидятся ли они еще когда-нибудь? Мери и Эсквиел отправили вслед удаляющемуся сферическому кораблю послание, где в вежливой и уважительной форме отдали дань изобретательности и смелости своих бывших соперников, но ответа не получили. Видимо, чужаки считали, что, раз они потерпели поражение, никакая, даже самая высокая оценка их достоинств уже не способна что-либо изменить. Чужаки указали людям планеты, пригодные для обитания, — им самим эти планеты не подходили — и удалились прочь.

Они ушли не для того, чтобы тайно копить в себе зависть к победителям — этого чувства они были начисто лишены. Не вынашивали они и планов мщения — это тоже было немыслимо для них. Они ушли, чтобы исчезнуть, и вновь появиться могли только в том случае, если этого пожелают победители.

Странная раса! Отринув естественные законы природы и здоровые инстинкты, они подменили их искусственно надуманным кодексом поведения.

Корабль чужаков исчез из вида, и Эсквиел и Мери потеряли связь с ними.

— Надо бы сказать Мордену. Как-никак, он будет доволен.

Эсквиел настроил лазерное устройство связи и сообщил Мордену о результатах встречи.

— Следует сразу же отправить флотилию к обитаемым планетам. Часа нам хватит, — сказал лорд Морден, устало улыбнувшись. — Наша взяла, князь Эсквиел. Не стану скрывать, я был близок к тому, чтобы признать поражение.

— Да и мы тоже, — улыбнулся Эсквиел. — Как там трое наших друзей?

— Они вернулись на корабль Роффрея. Думаю, с ними все в порядке. Роффрей и девушка, как ни странно, кажется, совершенно счастливы. Хотите, я послежу за ними?

— Нет, не надо, — помотал Эсквиел головой, вокруг которой померк и снова вспыхнул свет, а изображение ее на экране то множилось, то сливалось в одно. Эсквиел внимательно посмотрел на усталое лицо Мордена, который зябко поежился под этим пристальным взглядом.

— Не мешало бы вздремнуть сейчас, — сказал он наконец, — но сначала надо подготовить флотилию. У вас что-нибудь еще?

— Нет, — сказал Эсквиел и отключился.

Несколько подавленное настроение, которое часто приходит после упоения победой, царило во флотилии, завершавшей перестроение; Мери и Эсквиел наблюдали за ней через одно из окон.

— Сколько нам еще предстоит совершить, Мери, — сказал Эсквиел. — На самом деле это всего лишь начало. Как-то я сравнил человечество с цыпленком, вылупляющимся из скорлупы. Сравнение все еще в силе. Мы разбили скорлупу. Мы благополучно пережили первый период пребывания в мультиверсуме, но ведь впереди еще второй и третий. А что, если, откуда ни возьмись, огромный детина космических масштабов, с топором в руках, захочет нами пообедать, пока мы еще не спустили свой жирок?

Мери засмеялась:

— Ты просто устал. Да и я тоже. Погоди, дай время подумать хорошенько. Это у тебя реакция, ты поддался депрессии. А уныние — плохой помощник, ведь работы у нас — непочатый край.

Эсквиел посмотрел на нее с радостным удивлением. Он еще не привык к тому, что рядом с ним друг, общество которого просто неоценимо для него, друг, способный понять и разделить все его мысли и чувства.

— Куда нам направиться? — снова заговорил он. — Мы должны хорошо все продумать. Плачевное состояние флотилии не дает нам возможности прыгать с планеты на планету. Кроме того, следует заново разрабатывать строгий кодекс Галактических законов. Люди прагматического толка, вроде лорда Мордена, которые в прошлом приносили немало пользы, но теперь не смогут уже изменить ни своего менталитета, ни сознания, ни мировоззрений, должны быть выведены из руководящих структур. В последнее время мы стали жестокими — в силу необходимости. Если мы пустим все на самотек, Мери, наша цивилизация может быстро деградировать к состоянию, худшему, чем то, в котором она пребывала накануне исхода. Если это случится, нам уготована жалкая участь. Притом времени у нас совсем немного. Иерархи достаточно ясно дали нам с Ринарком понять это еще во время нашей первой встречи с ними.

Он вздохнул.

— Я буду помогать тебе, — сказала она, — вдвоем нам будет легче. Знаю, нас ждет тяжелый труд, но все-таки, не забывай, теперь нас двое. А ты заметил, как Адам и Уиллоу изменились во время игры? Таких, как они, во флотилии, должно быть, несколько десятков, и у всех у них достаточно потенциальных возможностей, чтобы со временем присоединиться к нам. Скоро, наверное всего лишь через несколько поколений, появится генерация людей, подобных нам, достаточно многочисленная, чтобы стать преемниками иерархов.

— Многочисленная, ну нет, — сказал Эсквиел. — Ведь почти все люди довольны тем, что имеют. И можно ли обвинять их? Ведь предстоит одолеть такую головокружительную крутизну.

— Свернуть горы — вот лучший способ одолеть их, — засмеялась она. — А главное — не дать себе забыть о «пессимистах» и о том ужасном удручающем впечатлении, которое они произвели на нас. Это модель нашего будущего, если мы позволим человечеству деградировать. Видно, недаром судьба столкнула нас с ними. Эта встреча всегда будет для нас напоминанием и предупреждением. Думаю, столь наглядный урок способен удержать нас от падения.

Они сидели, погруженные в созерцание и размышления, а вокруг, во всей своей полноте, струился мультиверсум, такой густой и плотный. Наследство, завещанное человечеству иерархами.

Эсквиел негромко засмеялся.

— В «Генрихе IV» есть сцена, когда Фальстаф узнает о том, что его верный собутыльник, принц Хелл, становится королем. Фальстаф собирает своих друзей и сообщает им, что пришли счастливые времена и он, Фальстаф, теперь «наместник Фортуны». Отныне он и его друзья будут в почете у короля, и сам черт им не брат. Но вместо этого король Генрих изгоняет Фальстафа, этого шута горохового и забияку. Тогда Фальстаф понимает, что настали для него черные дни.

Иногда мне кажется, уж не «наместник ли я Фортуны», обещавший человечеству то, чего не в силах дать ему…

Мерцающее, не имеющее четких очертаний лицо Мери осветилось улыбкой.

— Ведь существуют же еще иерархи. Но даже если бы их не было, Человек должен вершить судьбу — пусть даже будущее пока неведомо ему, — ибо он начал уже свой долгий путь вверх и вперед. Путь его тернист, но люди не должны терять веры в будущее, хотя оно и сокрыто до времени от их взоров. Это не мешает им достичь цели. Да, нам с тобой предстоит тяжкий путь, Эсквиел, прежде чем мы сможем увидеть плоды наших трудов. И тем не менее — вперед!

— Наверное, мы самые большие оптимисты во всем мультиверсуме!

Они улыбнулись друг другу. И дух Ринарка, который, растворившись среди людей, придал им некую особую силу, кажется, разделял радость своих сподвижников.

Мультиверсум, возбужденный, кружился, возносясь и опадая, чаруя глаз роскошью красок и трепетной переменчивостью. Он обещал так много.

Он весь был — обещание, весь — надежда.