2
Внутри высочайшей башни величайшего порта он сидел, единственный человек, противостоящий империи.
– Идиотизм? – спросил он себя. – Нет. Потому что они не могут мне повредить.
Вглядываясь вниз в океан, теперь на мгновение видимый, он обозревал мили водного пространства, что лежали за Манхеттенской Цитаделью, его домом.
Могло быть и хуже.
Каким образом?
Когда еще никого нет в порту, вы иногда излишне суетливы…
Смотря на воды, он видел пористый плюмаж, покрывавший их снова, как раскрытый веер.
Иногда, может быть…
Доктор Малакар Майлес был единственным человеком на Земле. Он был лордом, он был монархом. И он не печалился. Земля его. Никто еще не хотел ее.
Он вглядывался через пузырь-окно. Оно давало ему перспективу половины из того, что осталось от Манхеттена.
Дым образовывал огромное облако и зеркальная поверхность, что плыла, его отражая, являлась оранжевым пламенем, когда он настроил на правильный угол.
Она сияла.
Его защита поглощала это.
Она горела; она была радиоактивна.
Его защита поглощала и это тоже.
Было время, когда он действительно уделял такому внимание.
Он вглядывался вверх, и мертвая луна Земли в четверти фазы находилась перед его глазами.
Три, десять секунд, он ждал.
Затем подошел корабль, и Малакар вздохнул.
«Мой брат поврежден», – сказал Шинд. – «Ты отведешь ему теперь больше внимания?»
«Да.»
«Я видел такое очень давно. Остерегайся.»
Перед тем как в лабораторию, Малакар бросил взгляд на то, что когда-то было сердцем Нью-Йорк Сити. Длинные серые плети пробивали себе дорогу вокруг остовов уничтоженных зданий, вздымаясь в вышину. Их листья, крупные длинные, тихо шуршали. Дым покрывал их черным и иссушал. Но все же они росли. Он мог на самом деле видеть движение. Ни один человек не смог бы выжить в тех каньонах кирпича и камня, что они прорезали. Не по какой-либо особой причине, но он надавил клавишу, и маломощная автоматическая ракета разрушила здание в миле от него.
«Я собираюсь использовать карантин на твоем брате. Это немного ослабит его респираторные функции.»
«Принесет это больше пользы или нет? В целом?»
«Да.»
«Тогда мы должны.»
«Давай к нему. Перенесем его в лабораторию.»
«Да.»
Он посмотрел еще раз на свое королевство и на лоскуты океана, что проглядывали через дым. Затем покинул верхнюю палубу.
Как он наблюдал ветры, что кружились вокруг мира переносили и оставляли хлам. Как везде. Единственный человек, здешний обитатель, он не испытывал ни особенных родственных чувств, ни вражды ко всему виденному. Капля-капсула перенесла его на более низкий уровень цитадели. Чтобы их проверить, он разорвал три сигнальных кольца, когда двигался по коридору. Войдя в лабораторию, он заметил ждущего Тава, брата Шинда.
Он извлек лечебное средство из прорези стены и ввел его небольшому созданию.
Он подождал. Возможно минут десять.
«Как он?»
«Он жалуется на жгучую боль от инъекции, но утверждает, что почувствовал улучшение.»
«Хорошо. Можешь ты теперь раскрутить свое сознание и рассказать побольше о визите Морвина?»
«Он твой друг. Мой тоже. С давних пор.»
«Так почему „остерегайся“?»
«Это не он сам, но что-то, что он принес, что может привести тебя к опасности.»
«Информация, я чувствую.»
«Новости, что могут меня убить?»
«Те радикалы ОЛ с их ракетами неквалифицированно выполнили свою работу. Что Морвин хочет?»
«Я не знаю. Я говорю только как представитель моей расы, кто случайно подглядел фрагмент будущей истины. Иногда я знаю, я вижу это в грезах. Мне не понятен процесс.»
«О'кей. Переключись теперь на твоего брата и расскажи мне об условиях.»
«Его дыхание немного затруднено, но сердце бьется намного спокойнее. Мы благодарим тебя.»
«Оно заработало снова. Хорошо.»
«Это не хорошо. Я вижу его жизнь подходит к концу через 2,8 земных года.»
«Что ты хочешь от меня, чтобы я сделал?»
«Он потребует более сильных лекарств, когда придет время. Ты был добр, но ты должен быть добрее. Возможно специалист…»
«Хорошо. Мы можем испытать такую возможность. Мы создадим ему лучшие условия. Расскажи подробнее о том, что неправильно.»
«Кровеносные сосуды начнут ветшать вскоре с большей скоростью. Это займет, примерно 16 земных месяцев перед тем как вред станет ощутим. Затем все пойдет быстрее. Я не знаю что делать.»
«Он будет зависеть от моего ухода и их отсутствия не заметит. Скажи ему и сделай, чтобы он почувствовал себя комфортабельнее.»
«Я проделываю это теперь.»
«Впусти меня.»
«Потерпи немного.»
…Затем в разуме монголоидного ребенка, но интенсивнее. Захватываемый потоками, затягиваемый, он узнавал и он видел.
…Все, что прошло перед теми глазами находилось здесь, и Малакар видел все, на что они обращали свой взор.
Ты не выбросишь инструмент, такой как этот, из-за счета докторам.
Малакар бросал взгляды на это темное место, сознание двигалось сквозь него. Шинд поддерживал связь, и Малакар внимательно всматривался в медиума, над которым сохранял контроль. Небеса, карты, миллионы страниц, лица, сцены, диаграммы. Это могло быть то, что не содержало смысла в слабоумном сознании создания, но это являлось местом, где каждый из его желтых глаз, западая, находил цель. Малакар продвигался осторожно.
Да, эта пушистая голова являлась целым хранилищем; и охотно поддавалась прочтению.
Затем, все вокруг зазвенело от чувств. Вдруг он оказался рядом с пятном боли и смертельного страха – только отчасти понимаемого и еще более ужасного в связи с этим – место, бурлящее кошмарами, где наполовину сформированные образы сжимаясь, корчась, сгорая, лопаясь, застывая, заполняли пространство и рвались. Что-то внутри его самого эхом отозвалось и передвинулось к подобному. Это был основной ужас подступающего противостоящего небытия, пробующего людей в любых обстоятельствах с отвратительными ощупывающими лапами воображения, добивающегося цели в последнем и недоступного пониманию, повторяющему его самого.
«Шинд! Вытащи меня!»
…И он стоял там снова, рядом с раковиной. Он опрокинул реторту, прополоскал ее.
«Опыт был важен?»
Он решил, что да.
«Я увеличу дозу компонента, очень мало содержащегося. Не разрешай ему чрезмерного напряжения.»
«Тебе нравится его память?»
«Черт возьми, ты прав, я поработаю, чтобы сохранить ее.»
«Хорошо. На оценку, что я дал тебе сделать, касающуюся его жизни, могло уйти несколько месяцев.»
«Я буду благоразумен в своих действиях. Расскажи мне больше о Морвине.»
«Он в опасности.»
«Разве мы нет?»
«Он вскоре совершит посадку и придет. Кажется, его разум охвачен страхом, которой ему внушили люди из места, что ты ненавидишь.»
«Вероятно. Он живет среди них.»
Он только взглянул на панораму своего мира.
Активизировал экраны, что показывали ему большую часть Земли буквально за несколько минут. Он закрыл их, потому что изменившаяся карта наскучила. Жизнь рядом с вулканом, просто потому что местоположение однажды что-то значило, приучила его к худшему, что могли показать экраны. Это еще имело какое-то значение для него, но он мало что мог сделать, чтобы изменить пейзаж. Теперь он следил за следом от корабля и наблюдал за появлением Морвина.
Настроив следящее устройство на человека, Малакар привел несколько систем оружия в боевое состояние.
Это смешно, решил он. Должен существовать кто-то, кому можно доверять.
Тем не менее, он наблюдал за продвижением Морвина к воротам; и следовал за ним плавшаром, что в мгновение ока мог все залить испепеляющей смертью.
Космически экипированная фигура остановилась и посмотрела вверх. Ломанные линии пересекали шар. Малакар стукнул по клавише вызова на своей массивной Консоли Оружия. Мигнул белый огонек, и он крутанул диск, принесший слова и помехи:
– Я уже здесь, чтобы сказать «хелло», сэр. Если хотите, чтобы я убрался, я уйду.
Он включил радиосеть.
– Нет. Входи. Это только старые меры предосторожности.
Но он отслеживал каждый шаг Морвина, вводя модель движения в свой боевой компьютер. Просвечивал его рентгеном, взвешивал, определял частоту ударов сердца, кровяное давление и электроэнцефалографические показатели. Он заложил эти данные в другой компьютер, который проанализировал их и передал боевому.
Отрицательный ответ, как он и ожидал.
«Шинд? Что ты читаешь?»
«Я скажу, что он остановился, только чтобы сказать „хелло, сэр“.»
«О'кей.»
Он открыл передние ворота своего форта и художник вошел.
Морвин вошел в массивный парадный холл. Сел на выдвинувшийся диван.
Раздевшись, Малакар шагнул в дымную пелену, что окутала и сомкнулась за ним. Продвинувшись к шкафу, он быстро оделся, спрятав только обычное личное оружие.
Затем Малакар переместился на первый уровень и вошел в главный холл своего форта.
– Хелло, – проговорил он. – Как ты?
Морвин улыбнулся.
– Хелло. Во что вы стреляли, когда я спускался, сэр?
– Духи.
– О. Попал в кого?
– Ни в кого – Жаль, что все земные виноградники мертвы, но у меня еще есть хороший запас их выжимки. Как ты насчет этого?
– Это было бы здорово.
Малакар подошел к винному бару, наполнил два бокала, передал один Морвину, который за ним последовал.
– Тост за твое здоровье. Потом обед.
– Благодарю.
Они чокнулись.
Он стоял. Он напрягался. Лучше. Много лучше. Он проверял свои руки, ноги. Существовали еще точки боли, спазматически сжимающие мускулы. Эти он массировал. Он почистил свою одежду. Он двигал головой из стороны в сторону.
Потом пересек ангар и выглянул наружу через грязное окно.
Удлиняющиеся тени. Снова конец дня.
Он засмеялся.
На мгновение печальное голубое лицо, казалось, проплыло перед подернутыми сном глазами.
– Извини, – сказал он; и затем двинулся, чтобы присесть на ящик, где будет ждать ночи.
Он чувствовал энергию, поющую в ранах и в новом болезненном повреждение ткани, которое появилось на тыльной части правой руки.
Это было хорошо.
Дейлинг из Диглы медитировал, как заказал, пока ждал сигнала, связанного с приливом колокола. С глазами, наполовину закрытыми, он кивнул: на своем балконе по настоящему не видишь океан, к которому он теперь обратился лицом.
К событию, для которого его готовили в священстве, он по настоящему не подготовился. Он никогда не слышал о подобном, но это было древней и запутанной верой там, где у него находилось его пастырство.
Было непостижимо, что событие не привлекло внимания Имен. Обычно молния являлась широко распространенным в галактике феноменом.
Но Имена странным образом безразличны к событиям их собственных гробниц. Главным образом носители имен только связывались друг с другом по поводу бегства из мира, в котором почти все из них преподавали.
Будет ли с его стороны наглостью подвергнуть обследованию одного из Тридцати одного, Кто Жил?
Возможно.
Но если они в самом деле не подозревают, их нужно известить. Разве нет?
Он взвешивал. Уже достаточно долго, все еще взвешивал.
Затем со звоном колокола прилива он поднялся и пошел к сектору связи.
Это было несправедливо, решил он. Это то, что он хотел и оно находилось с ним до тех пор, пока он был в том заинтересован. Но сил во время действия оказалось недостаточно, и вкус к нему, который должен бы быть более сладким, пропал.
Он двигался по улицам Италбара. Света не было. Не было видно и движения под этими сияющими звездами.
Он сорвал знак карантина, поглядел на него, разорвал. Позволил кусочкам упасть на землю и зашагал дальше.
Он хотел прийти ночью, касаясь дверных ручек своими ранами, пробегая руками по перилам, врываясь в хранилища и сплевывая на пищу.
Где они теперь? Мертвы, эвакуированы, или умирают.
Город больше не имел сходства с тем, что он видел в первую ночь с вершины холма, когда его намерения были так отличны.
Он пожалел, что являлся проводником хаоса, больше по случаю, чем по умыслу.
Но там должны быть другие Италбары – миры и миры, наполненные Италбарами.
Когда он миновал угол, где мальчик пожал ему руку, то помедлил, чтобы ударить себя посохом.
Когда проходил место, где человек предлагал подвезти, то плюнул.
В течение стольких лет ведя жизнь отшельника, он ощущал, что может видеть природную основу человека много лучше, чем те, кто обитал в городах всю жизнь. Видя, мог судить.
Сжав свой посох, он вышел из города и направился к холмам, ветер теребил его волосы, его бороду, звезды Италбара плясали в глазах.
Улыбаясь, он шел.
Малакар напряг свой арсенал рук и ног и подавил зевок.
– Еще кофе, мистер Морвин?
– Спасибо, капитан.
– …Итак, в ОЛ думают о дальнейшей вражде, и они намереваются использовать меня как оправдание? Очень хорошо.
– Это не совсем так, тот путь, что вы мне нарисовали, сэр.
– Это равносильно тому же.
«Очень плохо, что я не могу доверять тебе», – решил Малакар, – «даже когда ты считаешь себя заслуживающим доверия. Ты был хорошим исполнителем и всегда мне нравился. Твои артистические способности слишком непостоянны. Ты идешь туда, где оплачивают твое искусство. С этими уловками твоих устремлений, как в реакторе синтеза, мы могли бы снова делать вместе кое-какую работу. Очень плохо. Почему ты не раскуришь ту трубку, что я тебе подарил?»
«Он думает об этом теперь», – сказал Шинд.
«О чем еще?»
«Все об информации, что я опасался, это главное в его сознании. Или это, я не могу распознать.»
– Мистер Морвин, с вашего разрешения, я должен спросить вас.
– О чем, сэр?
– Это касается тех шаров, что вы делаете…
– Да?
– Я попрошу сделать мне один.
– Буду только рад. Но у меня нет с собой оборудования. Если бы я знал, что это вас интересует, я мог бы захватить аппаратуру. Но…
– Я понимаю, в принципе, что вы делаете. Я уверен, что мое лабораторное оборудование будет соответствовать этой работе.
– Наркотики, телепатическая связь, шар…
– …И я доктор медицины с другом-телепатом, кто умеет получать и передавать мыслеобразы. Что касается шара, мы можем произвести один.
– Что ж, рад буду попытаться.
– Хорошо. Почему бы нам не начать этим вечером? Скажем, сейчас?
– Не имею возражений. Знал бы я о вашем интересе ранее, давно бы предложил такое.
– Я только недавно подумал об этом и сейчас, кажется, время подходящее.
«Первый раз», – отметил он. – «И последний.»
Он продвигался через великий дождевой лес Клича. Он проходил рядом с рекой Барт. В лодке он проплыл сотни миль по течению, останавливаясь в деревнях и небольших городах.
Теперь его появление было действительно появлением скитальца – тем или иным образом сильнее и невероятнее, с голосом и глазами, что могут захватить и приковать внимание толп, одежда висела лохмотьями, волосы и борода отросшие и нечесанные, тело покрывали бесчисленные болячки, бородавки, наросты. Он проповедовал, когда останавливался, и люди слушали.
Он проклинал их. Он говорил им об ожесточении, что находится в их душах и о способности вмещать дьявола, что наполнял их существование. Он говорил об их вине, которая вопила о судилище, требуя вынесения приговора. Он заявлял, что нет такого явления, как раскаяние, говоря, что для них остается только одно – провести последние часы в привидение в порядок своих дел. Никто не улыбался, когда слышал эти слова, хотя позднее тянуло многих. И немногие следовали его совету.
Таким образом, предрекая Судный День, он продвигался от города к городу, от города к метрополии, и его обещания всегда сбывались.
Те немногие, что выжили, по каким-то неясным причинам, являлись Избранными. Почему, они не представляли.
– Я готов, – сказал Малакар, – начать.
– Хорошо, – согласился Морвин. – Пошли.
«Какого дьявола он хотел этого?» – спросил он себя. Он никогда особенно не занимался самоанализом, эстетически не тяготел к прежним дням. Теперь он хотел высоко отмеченной работы по искусству, созданной для него. Может он изменился? Нет, Морвин так не думал. Его отношение к украшению этого места выражалось в таком же отвращении как когда-то, и ничего не изменилось с тех пор как Морвин в последний раз был здесь. Он говорил тоже самое как и всегда. Его намерения, планы, желания казалось неизменны. Нет. Ничего с его чувствами не произошло. Что же тогда?
Он наблюдал как Малакар ввел бесцветную жидкость себе в руку.
– Что за наркотик ты применяешь?
– Слабый успокаивающий, что-то сродни галлюциногенам. Пройдет несколько минут, прежде чем даст эффект.
– Но ты еще мне не рассказывал что за вещь я должен найти – попытаться воздействовать, если необходимо – для работы.
– Я сделаю проще для тебя, – проговорил Малакар, когда они расположились на кушетках перед шаром, который смонтировали. – Я скажу тебе – через Шинда – когда будет необходимо. Потом, все что ты должен сделать – нажать на контроль и схватить это.
– Что должно, кажется подразумевать умеренно сильный элемент сознания с вашей стороны. Такое неизменно мешает силе и чистоте видения. Вот почему я предпочитаю использовать мои собственные наркотики, сэр.
– Не беспокойся. Оно будет сильным и чистым.
– Как долго ты это будешь чувствовать перед как это можно будет запомнить?
– Возможно минут пять. Это приходит как вспышка, но остается достаточно долго, чтобы ты активировал контроль и запечатлел видение.
– Я попытаюсь, сэр.
– Вы должны добиться, мистер Морвин. Это приказ. Вне сомнения, что даже попытка для вас будет трудна. Но я хочу этого – там, передо мной – когда проснусь.
– Да, сэр.
«Шинд?»
«Да, Капитан. Я наблюдаю. Он еще раздумывает. Сейчас хочет знать, почему ты желаешь этого и чем это будет. Не сумев прийти к какому-либо заключению, он пытается на мгновение отбросить эти вопросы. Скоро он будет знать, говорит сам себе. Теперь пытается расслабиться, последовать твоему приказу. Он очень напряжен. Его ладони вспотели, и он вытер их о брюки. Регулирует свое дыхание и удары сердца. Его разум становиться более мирным местом. Поверхностные мысли рассеиваются. Сейчас! Сейчас… Он проделывает что-то со своим сознанием, за чем я не могу уследить, понять. Я знаю, что он готовит себя к проявлению своего особого таланта. Теперь он действительно расслабился. Знает, что готов. Нет напряжения. Он разрешает себе пофантазировать. Мысли возникают непроизвольно, исчезают как прихоть. Шепот, обрывки разговоров, очень личное, ничего конкретного…»
«Продолжай за ним следовать…»
«Я продолжаю. Подожди. Что-то, что-то…»
«Что такое?»
«Я не знаю. Шар – что-то о шаре…»
«Этот шар? Тот который мы сделали?»
«Нет, шар, кажется, только служит стимулом, теперь он расслабляется и появляются независимые ассоциации… Этот шар… Нет. Это другое. Отличное…»
«На что похоже?»
«Большое и со звездами на заднем плане. Внутри…»
«Что?»
«Человек. Мертвый человек, но он двигается. И также много всякого оборудования. Медицинского оборудования. Шар – это корабль – его корабль. Б Коли…»
«Пелс. Мертвый доктор. Занимается патологией. Я читал некоторые его записки. Что он?»
«Морвин ничего, событие уходит из его сознания, и шепчущие мысли закрадываются снова. Но что-то там есть для меня. – Мое сновидение. Сновидение, о котором я предупреждал тебя, то, что я говорил, что он несет – это что-то похожее. Или связано с ним.»
«Я должен узнать.»
«Не от Морвина, он не знает. Это просто факт, что знание, которое тебе нужно, соединено с Пелсом, и что он в твоем присутствии размышляет о мертвом докторе, который угрожает тебе. Я – Капитан, прости меня! Я посредник! Расскажи я тебе о моем сне неделю назад, хотя, правда, разглядел этот ключ только теперь и рассказал тебе об этом, не было бы опасности. Путь к решению идет через Пелса, не через Морвина. Я оставил полную тишину. – просто уклонился от соединения с мертвым доктором.»
Странно. Очень странное сплетение. Но мы узнали информацию, которую желали. Мы сможем поработать с ней позже. Давай не будем откладывать. Изгони Пелса из своих мыслей и никогда не вспоминай о нем.
«Не теперь, Шинд. Сейчас ты должен помочь мне пройти через память своего брата.»
«Очень хорошо. Я помогу тебе, но…»
«Сейчас, Шинд.»
А затем он оказался там снова, двигаясь вдоль островков библиотеки мозга брата. В ней каждое создание, переживающее целую палитру чувств от смутных до рождения до настоящих бессознательных, лежало перед ним. Он прошел через страшное воспаленное пятно, через которое проходил ранее. Определив это, начал подвигаться ближе. Вздрагивая от боли страха смерти, кошмарного места, он переборол себя, чтобы протиснуться глубже внутрь. Это был сон Тава, что пришел раньше, но свойства сохранения памяти подвесило его там, как все другие, в галерее его агонии. Спирально перекрученное уродливое пятно с двумя ответвлениями, будто извивающимися ногами, все прошитое линиями пламени, как от хвоста зеленой кометы; призрачные молнии около дна очерчивали смутное, похожее на лицо, пространство – Малакар не знал доселе подобного создания – отвратительное лицо – пространство лежало между мгновениями жизни и смерти, красные слезы устремлялись от него во всех направлениях, падая на пятно и за его пределы, на призрачную серебряную поверхность кристалла или тонкого язычка серебряного пламени. В центр всего этого, из своей собственной памяти, Малакар швырнул главную карту ОЛ, где каждое солнце было таким смутным – как клетка в умирающем теле! Это заняло мгновение, и Малакар проговорил:
«Теперь, Шинд!» – и услышал вопль Морвина. Но также услышал, что насадки ожили.
Он выполнял то, от чего сам тоже орал; и продолжал пока Шинд не вытащил его. Затем мгла, словно молния, вонзилась в него.
Мир, названный Клич удалялся за его спиной. Через несколько часов он должен оказаться за пределами этой маленькой системы и войти в субпространство. Он отвернулся от консоли и принес длинную, тонкую сигару из запаса, что сделал, взяв их из конторки мертвецов, там, в космическом порту мертвецов.
Все продвигалось намного быстрее на этот раз, проходило через большие площади практически мгновенно. Что это было? Он не смог даже узнать условий. Могло случиться так, что он стал местом размножения новых заболеваний?
Хейдель зажег сигару и улыбнулся.
Его язык был черен, склеру глаз покрывала желтизна. Очень мало здоровой ткани теперь можно было заметить на его теле. Он стал бесцветной массой язв и припухлостей.
Хейдель захихикал и выдохнул дым, когда его глаза упали на его отражение в увлажнившемся экране слева.
Он прекратил хихикать, и улыбка медленно сползла с лица. Он отложил сигару и наклонился вперед, изучая лицо. Это впервые, когда Хейдель видел его с тех пор – Когда? Где? Италбар, конечно. Где это все началось.
Он рассматривал линии, что выглядели как пожарища, темные рубцы, пересекающие щеки.
Что-то внутри него решалось в тот момент, приближало свои пальцы к его желудку и сдавливало.
Он отвернулся от экрана, дыхание участилось. Внезапно он обнаружил, что болен. Руки задрожали.
«Мое появление не нуждается в крайностях, чтобы достичь желаемого эффекта», – решил Хейдель. – «За три недели до этого я достиг вершины. Можно было также войти в ремиссию и привести себя в порядок».
Он заметил сигару, снова затянулся. Опустил левую руку, чтобы не попадалась на глаза. И не оглядывался назад, на экран.
После того как он вошел в ДС, Хейдель включил экран переднего обзора и оглядел звезды. Центрируясь вокруг точки, расположенной непосредственно перед ним, они закручивались в долгие горящие спирали, некоторые по часовой стрелке, другие против. Он висел там, в абсолютном безмолвии, некоторое время изучая круговое движение вселенной.
Затем откинулся в кресле, закрыл глаза, сложил руки и последовал за долгим следом, который он не брал со времен
…Шел, быстро, через дымку. Голубое, голубое, голубое. Голубые цветы как головы змей. Экзотический аромат в воздухе. Голубая луна сверху, голубые вьюны на низких ступенях.
Вверх, в сад.
Голубые насекомые плавали вокруг него, и когда он отгонял их прочь, то видел свою руку.
«Что-то произошло, – решил он, – Как только я пришел в это место я обновился».
Он продвигался по саду и чувствовал трудно уловимую перемену, хотя не было ничего особенного, что мог бы заметить, чтобы объяснить свое чувство.
Он возвел глаза к небу, но там находилась только неподвижная луна.
Прислушался, но не услышал пения птиц.
Туман полз по щиколоткам. Первый блестящий камень, когда он подошел к нему, отбрасывал свет своими призмами. Бабочки исчезли. Действительно, место частично покрылось коконами из паутины, внутри которых дюжины жирных голубых гусениц висели, приклеенные, сжимались, изгибались в U-образную форму и медленно снова выпрямлялись. Под заканчивающимися шишечками рожками, их фасетчатые глаза вспыхивали как сапфиры. Как он заметил, все они ухитрились повернуться в его направлении и поднять свои головы.
Он не смотрел на другие камни, мимо которых проходил, но продвигался вперед со все более нарастающим напряжением, пробираясь через заросли кустов.
Когда он заметил ее, то заспешил в том направлении; и как всегда свет блекнул при его приближении. Он увидел беседку.
Она имела такой вид, как никогда перед этим. В тени, мирная, холодная, это было всегда. Сейчас, однако, каждый камень четко очерчен языками холодного голубого огня. Внутри стояла абсолютная тьма.
Он остановился. По спине пробежал холодок, перешедший в дрожь.
«Что произошло?» – спрашивал он себя. – «Такого никогда не бывало прежде. Может она сердится на меня? Почему? Возможно я должен войти. А может надо ждать здесь, пока не придет время возвращаться. Или, может, я должен уйти немедленно. Воздух наэлектризован. Как перед штормом…»
Он стоял там, вглядываясь, ожидая. Ничего не происходило внутри тишины. Звон в ушах усиливался. Шея у позвоночника запульсировала, затем это передалось рукам и ногам.
Он решил уйти, и обнаружил, что не может сдвинуться с места.
Пульсация распространилась по всему телу.
Он почувствовал побуждение двигаться вперед. Не по желанию, скорее по принуждению. Дрожа, он двинулся вперед.
Когда вошел, его чувства стали не теми, что он испытывал прежде. На этот раз он надеялся, что не увидит тень улыбки, дрожащий свет зрачков, мочки ушей, необыкновенные волосы, блеск лунных лучей на беспокойных руках, на плечах.
На этот раз он надеялся, что такого не случится.
Он подошел к каменной скамье, что бежала вдоль стены и сел.
– Дра Хейдель ван Химак, – пришли слова, и пробудили желание подняться и бежать, но он не сдвинулся с места. Они были более свистящими, чем обычно, и их дыхание холодом прошлось по щеке. Он отвернул лицо.
– Почему ты не повернешься и не посмотришь на меня, Дра ван Химак? Ты всегда желал этого прежде.
Он не ответил. Она была та же самая – еще отличие. Все и вся переменилось.
– Дра ван Химак, ты не повернулся и ты не ответил мне. Что случилось?
– Леди…
– Будь благороднее. Достаточно, наконец, что ты пришел домой.
– Я не понимаю.
– Ты в конце концов сделал правильную вещь. Теперь звезды вращаются своим курсом, и моря проходят неразрывной цепью.
«Это нежный голос», – решил он. – «Более чем прежде. Эта внезапная перемена, что меня тревожит. Сад слишком привлекателен».
– Ты заметил изменения и посчитал правильно. Это хорошо. Скажи мне, что ты думаешь о своей новой силе.
– Мне она нравится. Люди никчемны, и они заслужили смерть. Если моя сила будет значительнее, их умрет больше.
– О, это будет! Поверь мне. Скоро ты будешь способен испускать споры, что могут умерщвлять на сотни километров. И настанет день, когда тебе будет необходимо только поставить ногу на мир, чтобы уничтожить все живое.
– Только людей, о которых я забочусь. Это они навредили мне. Это человек, который безумен и жесток. Другие расы, другие формы жизни – они меня не беспокоят.
– А, но если ты мне доверишься полностью – ты должен выбирать – все живое станет твоим врагом.
– Я не захожу так далеко, Леди. Так как не вся жизнь атакует меня.
– Но чтобы настичь виновных, ты также должен воевать среди невинных. Это единственный путь.
– Я могу миновать нечеловеческие миры.
– Очень хорошо. На время, возможно. Ты все еще счастливейший из всех, когда здесь со мной?
– Да, Мира-о-…
– Не переиначивай мое имя. Произноси его как должно – Арим-о-мира – когда произносишь полностью.
– Леди, я извиняюсь. Я подумаю, в следующий раз.
– Прекрати думать. Просто делай, как я говорю.
– Конечно.
– С твоей новой силой, которая растет день ото дня, ты имеешь лучшее обоих миров. Это только пока ты здесь твое спящее тело не несет все отметки твоей власти. Оно мирно похрапывает в той маленькой скорлупке, что ты используешь для передвижения между мирами. Когда ты проснешься там, ты будешь нести больше силы и отметки, из-за которых ты столь широко известен, станут выразительнее.
– Почему это? Я могу выбрать другой путь.
– Потому что ты выбираешь не как человек, но как бог, это силы богов позволяют тебе.
– Я думал, что ты можешь очистить меня на время, из-за того, что я очень уродлив.
Она засмеялась.
– Ты? Уродлив? Рядом со всеми Именами, ты более прекрасное создание, чем все живые. Теперь повернись и преклони колени. Поклоняйся мне. Я потребую от тебя сексуального почитания, а потом закреплю за тобой права моего слуги навечно.
Он повернулся и наконец созерцал ее лицо. Затем упал на колени и склонил голову.
Пробудившись, Малакар ввел себе полную порцию транквилизатора, что держал наготове. Первое, что он взял, было дистиллированной водой. Он не разрешал себе в течение всего этого времени смотреть на шар.
Затем поднялся к управляющему соответствующими медсредствами и бывшему без сознания Морвину. Тот, однако, еще не подавал признаков жизни.
«Почему он все молчит, Шинд?»
«Полная колдовская сила смерти – сновидения нахлынула на него, когда он использовал свою власть образования форм. Кажется это придало больше силы.»
«В таком случае я дам ему успокаивающее и уложу в постель.»
Только после этого он вернулся в лабораторию и подошел к шару.
Он ощутил покалывание в неприятных местах.
«Боже! Вот оно!» – решил он. – «Вот то, что я видел! Я никогда не воплотил бы это так хорошо! Он действительно добился кошмаров внутри шара. Оно совершенно. Слишком совершенно, факт. Я не хотел бы работать в искусстве. Вот оно, хотя, когда ты видишь, как здесь – осознаешь полнее. Думаю, он сделал незаметные изменения… Я никогда не узнаю определенно. – Все, что я хотел – это отвратительное, разрушающее послание Высшему Командованию в СЭЛ – от Малакара с любовью, позволить напомнить о себе в их последние мгновения – чтобы предупредить их. Хотел сказать им этим, что попытаюсь сделать со всеми их кровавыми ОЛ. Я, конечно, потерплю поражение, но я старею, а наследника не предвидится. Когда предприму такую попытку, все будет кончено. Они снова будут бояться ДиНОО, некоторое время. Возможно в течение этого времени появится другой Малакар. Вот на что я буду молиться, когда понесу бомбу в их комнату Е. Правда, мне почти ненавистна мысль отдать им шар. Очень плохо, что Морвин уезжает. Он неплохой человек. Те его шары… Шары… Что за черт!»
Он обследовал лабораторию. Не обнаружив того, кого искал, попытался сделать это с помощью монитора, проверяя все комнаты в цитадели.
«Хорошо, Шинд. Где ты прячешься?»
Отклика не последовало.
«Я знаю, ты испытываешь на мне блокаду сознания. Я хочу избавиться.»
Ничего.
«Послушай, ты знаешь, что я могу разрушить ее, теперь, когда знаю, что она существует. Это может занять несколько дней, даже недель. Но я пройду через это. Избавь меня.»
И пришло к нему подобие ментального видения.
«Я сделал это только для твоего собственного спокойствия.»
«Когда люди начинают толковать мне о моем собственном спокойствии, я хватаюсь за оружие.»
«Я хотел бы обсудить целесообразность снятия перед тем как…»
«Убери! Это приказ! Никаких дискуссий! Легче теперь ее снять, чем потом мне будет сложнее ее убрать. Но она слезет также.»
«Ты упрямый человек, Капитан.»
«Черт возьми, ты прав! Сейчас!»
«Как скажете, сэр. Это будет легче, если ты немного успокоишься.»
«Я успокоюсь.»
Теперь пришло чувство черной птицы, проскользнувшей сквозь его голову.
«Шар, д-р Пелс… Конечно!»
«Теперь ты вспомнил, ты можешь видеть, как это несущественно. Материя снов; невозможное; непонятный парадокс…»
«Но ты чувствовал себя достаточно уверенно в этом, когда попытался подавить мое сознание.»
«Нет, Шинд. Здесь существует что-то, что требует дальнейшего расследования.»
«Что ты собираешься делать?»
«Я собираюсь прочесть издания Пелса и постараюсь установить, где лежит его подлинный интерес. А также определю его теперешнее местонахождение.»
Еще раз его посетило подобие ментального видения.
В эту ночь он послал требование на специальный курьерский корабль, подойти к Земле и забрать посылку для вручения ее Высшему Командованию на Элизабет. Плата должна быть астрономической, но его кредит еще в хорошем состоянии. Он собственноручно упаковал шар и включил записку: «Джентльмены. С наилучшими пожеланиями. – Малакар Майлес, Флт. Кдр., Пр., 4-я Звзд. ДиНОО». Затем начал читать, – а иногда и перечитывал – записи патолога Лармона Пелса.
Когда утро осветило туман над Манхеттеном, он еще читал. Просматривал свои записи. Отложив в сторону краткие заметки, касающиеся медицинских тем, которые заинтересовали его лично, он зафиксировал только две вещи, которые чувствовал, что важны: «Дейбанская лихорадка» и «Особый интерес к феномену Х.».
На этом он подумал об отдыхе, решил, что не стоит и подогнал себя стимулятором.
Морвин может иметь что-то еще, что я хочу, заключил он.
Позднее, днем, когда они сидели за ленчем, Морвин говорил:
– …Хорошенькую штучку вы обрушили на меня, сэр. Я делал кое-что похожее на ночные кошмары прежде, но ничего так не заражало эмоционально. Оно как будто выжало меня. Правда, это не означает, что я бы от такого умер.
– Сожалею, что приготовил такое для вас. Я не предполагал, что оно несет такое воздействие.
– Ну что ж… – Морвин улыбнулся и отпил кофе. – Я рад, что вам понравилось.
– Вы уверены, что не хотите брать деньги?
– Нет, спасибо. – Могу я снова подняться на верхнюю палубу, после ленча, посмотреть на вулкан?
– Конечно. Я тебя провожу. Закончим и пойдем.
Они поднялись не верхние уровни, где был круговой обзор. Солнце заменило часть перспективы золотыми конфетти. Сжимающиеся линии небосвода клонились как древние изгороди. Внутри темного котла кипели оранжевые огни. Расплавленные камни струями пламени выстреливались в вышину, наполняя воздух как от разрывов зенитного огня. Временами ощущалась неясная дрожь.
Когда поднимался или налетал ветер, иногда образовывались проемы в бурлящей завесе; куски темного Атлантического океана, особенно мыс, загнутый внутрь, охватывающий основание конуса, становились видимыми через искажающие линзы выбрасываемых газов. Листья вьюнов толщиной с человека, зеленые у основания, к верхушке постепенно становились черны от сажи.
– …Трудно поверить, что целый мир как это, – высказал свою мысль Морвин, – и что это произошло в наше время.
– Спросите ОЛ об этом. Это они сделали такое.
– …И никто уже не будет жить здесь, на планете-доме.
– Я здесь живу – чтобы напоминать им об их вине, остаюсь как предупреждение об их собственной судьбе.
– …Существует много миров, как этот. И на них миллионы невинных существ.
– Когда настигаешь всех виновных иногда гибнут и невинные. Как правило, я бы сказал. Это путь мести.
– И если месть отбросить: несколько поколений уровняют виновных и невиновных в любом случае. Новое поколение, по крайней мере, будет в общем безупречно – и миры выживут.
– Это слишком философски отвлеченно, чтобы принимать такое – человеку, кто выжил среди этого.
– Я тоже жил среди этого, сэр.
– Да, но…
Он оборвал фразу.
Они некоторое время не отрываясь вглядывались в пейзаж, потом:
– Этот специалист по заболеваниям, Лармон Пелс, недавно остановился у Хонси? – спросил Малакар.
– Да, фактически. Он здесь тоже был?
– Некоторое время назад. Что он ищет в твоем мире?
– Некую медицинскую информацию, жизненную статистику и человека, которого там нет.
– …Человека?
– Хинек, или что-то в этом роде. Нет никаких записей о нем. И у нас тоже. – Посмотри на этот огненный выброс, видишь?
«Х.?» – спросил себя Малакар. – «Мог этот Хинек или кто там еще быть хранилищем заболевания? Я никогда не слышал о нем раньше, но если он…»
«Дейбанская лихорадка, впервые была обнаружена на мирах, отличных от Дейбы», вспомнил он прочитанное. «Это неизменно смертельно, за исключением одного известного случая. Я ссылаюсь, конечно, на случай с Х.. Агент переноса еще неизвестен.»
«Если этот человек был Х., мог он быть невольным переносчиком? Пока будет достаточно получить точное имя, упоминаемое в заявке Пелса. Я получу, конечно. Вспышки дейбанской лихорадки на других мирах сопровождались случаями полудюжины других экзотических заболеваний. И присутствие, одновременное, никогда невозможно было адекватно объяснить. Но Х. носил несчетное количество заболеваний и спасся от них от всех, являясь известным лекарством.
Может это быть тем самым неизвестным источником в Х., что служит причиной их одновременного проявления – причем все взаимно заразны?»
Возможное военное применение промелькнуло в мозгу Малакара как оранжевый сполох огня внизу.
«Каждый готовился к бактериологической войне, на одном уровне или на другом – даже с объединенным подходом, – решил он. – Но здесь должна быть быстрая атака, как выстрел из ружья, не могущая быть опознанной по уже классифицированным природным явлениям. Если такое возможно и Х. ключ к контролю за процессом – или, так или иначе, сам процесс – тогда я слышу звон колокола смерти. Я могу проклясть ОЛ даже сильнее, чем думал. Но остается определить, действительно ли Хинек является Х, и если так, обнаружить его.»
Уже час они стояли и смотрели на пламя и спускающуюся лаву, меняющиеся палитры небес и моря. Затем Морвин прочистил глотку.
– Я не прочь отдохнуть теперь. Еще чувствую какую-то слабость. – сказал он.
– Конечно, конечно, – проговорил Малакар, вдруг оторвав свое внимание от глубины далека. – Я еще побуду здесь. Похоже, что должен появиться еще один выброс пламени.
– Надеюсь, что не расстрою компании.
– Совсем нет. Вы подняли мой дух более, чем я могу выразить.
Он смотрел как тот уходит, потом рассмеялся.
Возможно тот шар-греза, что ты создал, был правдой, – решил он. – Точное предсказание вещей должно прийти. Я никогда по-настоящему не рассчитывал добиться цели, пока… Как это звучит? Те строки, что изучал в университете?..
Пока не упадут кружащиеся Небеса,
Земли от Нового Катаклизма слеза.
Так нас, чтоб сплотить, Мир должен все
Сущее сжать в Планисферу.
Если я правильно процитировал, я собираюсь сжать это все – весь ОЛ, только когда нанесу визит – в планисферу.
«Шинд!» – позвал он. – «Ты знаешь, что произошло?»
«Да, я слышал.»
«Я попрошу Морвина остаться в мастерской. Мы же скоро отправимся в путешествие.»
«Как скажешь. Куда?»
«Дейба.»
«Я очень боюсь.»
Малакар улыбнулся на этот ответ, полдень разогнал туман.
Он наблюдал закручивающиеся в спирали звезды, будто далекие шутихи ребятишек. Рука упала на сумку с монограммами, пристегнутую к поясу. Он о ней забыл. Взглянул вниз, когда услышал щелчок, и на мгновение забыл о звездах.
Его камни, какие они восхитительные. Как он мог с такой легкостью выбросить их из головы?
Он коснулся их пальцами и улыбнулся. Да, они были правдой. Кусок минерала никогда тебя не предаст. Каждый уникален, целый мир в себе, и безвреден. Его глаза наполнились слезами.
– Я люблю вас, – прошептал он и, один за одним перебрал их и вернул в сумку.
Заново прикрепляя ее к поясу, он наблюдал за своими руками. Пальцы покрылись влажными пятнами переродившейся материи. Но его руки были прекрасны, так она сказала. И она права, конечно. Он поднес их к лицу, и волна энергии прошила его тело и осталась в нем. Он знал, что теперь стал сильнее, чем отдельный человек или целая нация. А вскоре будет сильнее, чем весь мир.
И еще раз он обратил свое внимание на водоворот, втягивающийся в центре: Саммит.
Через несколько мгновений он должен быть там.
Когда прибыло сообщение его первая реакция была очень громкой:
– Черт! Почему я?
Но вскоре он уже знал ответ и в дальнейшем ограничился только словами.
Прохаживаясь, сделал паузу, чтобы удариться коленом и отложить свой ленч. А через некоторое время обнаружил, что находится в саду на крыше и курит сигару, пристально глядя в сторону запада.
– Расовая дискриминация, вот что это такое, – пробормотал он и двинулся к спрятанной крышке, неловко ее открыл и ударился другой коленкой.
– Пришлите мне другой ленч в библиотеку манускриптов, через час, – заказал и не стал дожидаться ответа.
Он продолжал шагать, вдыхая запахи жизни и растительности, что окружала и полностью его игнорировала.
День был серым, и человек повернул на восток, где облако закрывало его солнце. Взглянул на него и через несколько минут оно рассеялось.
День прояснился, но он зарычал, вздохнул и ушел от этого.
– Всегда чучело, – произнес, когда вошел в библиотеку, затем снял свой жакет и повесил на крюк рядом с дверью.
Он пробежал глазами по рядам контейнеров, содержащих наиболее полную коллекцию религиозных манускриптов галактики. На полках, под каждым контейнером, была обозначена область факсимиле оригиналов. Затем прошел в следующую комнату и продолжил поиск.
– Вверху, у потолка, – вздохнул он. – Я мог бы догадаться.
Затем приставил лестницу к трем футам кумранских свитков, сбалансировал ее и поднялся.
Зажег сигарету, когда сел в легкое кресло с копией «Книги Жизни Манифолда Перилса и Плис для Продолжающегося Дыхания», древнего пейанского манускрипта, на коленях.
Через несколько мгновений, позже, показалось, что услышал щелчок и запрограммированный кашель у правого локтя. Робот вошел, бесшумно развернулся на толстом ковре, подошел к человеку и опустил закрытый поднос на более приемлемый для принятия пищи уровень. Затем продолжил манипуляции и открыл его.
Он ел машинально, продолжая читать. Через некоторое время заметил, что робот вышел. Он не помнил, что же такое съел за ленчем.
Продолжал читать.
Обед прошел в той же манере. Подошла ночь и вокруг него включилось освещение, усиливаясь по мере того как темнота сгущалась.
Уже посреди ночи он перевернул последнюю страницу и закрыл книгу. Потянулся, зевнул, поднялся и пошатываясь пошел. Он не почувствовал, что правая нога затекла. Сел обратно и подождал, пока снова сможет двигаться. Когда все прошло, поднялся по лестнице и заполнил нишу. Затем обратно поставил лестницу в угол. Он мог бы иметь роботов-экстензоров и гравилифты, но предпочитал старые модели библиотек.
Он прошел мимо затянувшихся окон и зашагал к бару на западной террасе. Сел перед ним и сзади включилось освещение.
– Бурбон и воду, – сделал заказ. – Двойной.
Последовала десятисекундная пауза, в течение которой можно было почувствовать слабую вибрацию на кончиках пальцев, покоящихся на стойке. Затем шесть на шесть квадрат открылся перед ним и медленно появился стакан с напитком, заполненный точно до расчетного уровня. Он взял его и отпил.
– …И пачку сигарет, – добавил, вспомнив, что его кончились несколько часов назад.
Они были переданы. Он вскрыл пачку и зажег одну с помощью того, что вероятно было последней зипповской зажигалкой из музея.
Определенно она еще функционировала. Каждый винтик был заменен несчетное количество раз сделанными по заказу дубликатами, созданными единственно с целью починить зажигалку – таким образом она не являлась, строго говоря, античной вещью; по природе скорее всего прямой потомок. Его брат отдал ее ему – когда? Он сделал еще глоток. Где-то еще у него был оригинал, все поврежденные детали заново собраны внутри поцарапанного корпуса. Вероятно где-то на дне ящика того старого стола…
Он затянулся сигаретой и почувствовал как тепло от напитка разливается в желудке и затем быстро распространяется за его пределы.
Оранжевая луна висела низко над горизонтом, и быстро проносящиеся белые существа были шагающими полубогами. Он слабо улыбнулся, прислушиваясь к лягоштормовскому хору в болоте. Они исполняли что-то из Вивальди. Это из «Лета»? Да. Так. Сделал еще глоток и взболтнул остаток в стакане.
Да, это его работа, решил он. Он действительно единственный из них с опытом в пространстве. И конечно священника лучше будет послать для выяснения к чужестранцу, чем одного из его собственных людей. Меньше шансов для выговора, для расовых споров; и если какая-то опасность…
«Цинично, – решил он, – а ты не хочешь быть циником. Только практиком.
Что бы ни побуждало, теперь это твое; и ты знаешь что случилось в прошлый раз, кое-что похожее. Должно быть с тем же имели дело. Факт, что не будет элемента контрольных средств, в конечном счете дойдет до каждого.»
Он допил, загасил сигарету. Стакан исчез. Панель заскользила, закрываясь.
– Дайте мне того же, – сказал он и быстро. – Не сигареты, – припомнил новую программу сервомеха.
Питье вновь появилось, и он взял его машинально, находясь в глубокой задумчивости. Затем прошел и полуоткинул свое любимое кресло. Приглушил освещение, заставил температуру комнаты снизиться до 62 градусов по Фаренгейту, передвинул контроль, который вызвал возгорание настоящих дров в камине напротив, через комнату, опустил трехмерное изображение зимней ночи на одно из окон комнаты (это заняло у него несколько часов, чтобы достигнуть по-настоящему похожего вида), погасив теперь все светильники, увидел, что огонь разгорелся и откинулся в своем любимом, служащим для дум приспособлении.
Утром он включил свой автомат-секретарь и прибор записи.
– Первое, – продиктовал, – я хочу поговорить с д-ром Мэтью и тремя моими лучшими программистами, немедленно после завтрака, здесь во время работы. Я хочу завтрак, кстати, в 20 минут. Вы приблизительно рассчитаете время на еду.
– Вы желаете поговорить с ними поодиночке или со всеми вместе? – прозвучал голос из спрятанного преобразователя.
– Со всеми. Теперь…
– Что вы предпочтете на завтрак? – прервал С&З.
– Все что угодно. Теперь…
– Пожалуйста будьте более последовательны. Последний раз вы произнесли «все что»…
– Хорошо. Ветчина-и-яйца-и-поджаренный-хлеб-и-мармелад-и-кофе. Теперь, второе, я хочу кого-нибудь в высоком звании из моего штата для контакта с начальником Медицинского Управления или Директором службы Здоровья или с кем-нибудь еще с таким же, черт, званием в комплексе СЭЛ. Я хочу полного доступа к компьютеру Панопаса, не позже чем завтра к полудню, по местному времени, посредством дистанционного ввода отсюда с Хоумфри. Третье, иметь контроль в порту за всеми транспортами выходящими из дистанционного прыжка. Четвертое, выяснить принадлежность и получить досье… Это все.
Приблизительно через час с четвертью, когда они собрались, он махнул рукой на кресла и улыбнулся.
– Джентльмены. Мне требуется ваша помощь в получении информации. Мне не совсем ясна природа информации или вопросы, что я должен задать, чтобы добраться до нее, хотя у меня и есть некое смутное представление. Это должно касаться людей, мест, событий, правдоподобности и заболеваний. Некоторые из вещей, что я желаю знать, касаются случившегося 15 или 20 лет назад, а некоторые – недавнего времени. Это может занять много времени, для того чтобы получить необходимую информацию, но я не располагаю таким промежутком. Я хочу сделать это за два или три дня. Ваша работа, следовательно, будет заключаться в том, чтобы помочь мне сформулировать соответствующие вопросы и затем послать их от моего имени тому источнику, который, верю, способен передать то, в чем я нуждаюсь. Вот основное. Теперь мы должны обсудить детали.
Позднее, когда они все ушли, он понял, что не сможет сделать больше уже ничего в этом направлении за оставшееся время, и обратил свое внимание на другие вопросы.
В тот вечер, тем не менее, он прошелся по своему арсеналу.
«Это в целях гарантии, рутинная проверка», – так он себе сказал.
Но по прошествии времени обнаружил, что проверил только самые легкие предметы, вызывающие летальный исход, такие, которые могут переноситься одним человеком, возможно скрытые под одеждой, и способные действовать на расстоянии. Когда подытожил проделанную работу, он, однако, не остановился. Как и среди других существ, живущих только за счет богоубийства в галактике, он чувствовал свой моральный долг быть готовым на всякий случай.
Вот таким образом Фрэнсис Сэндоу провел дни перед своим отъездом на Дейбу.
Страстно желающий проверить свои новые возможности на меньших масштабах, перед тем как отправиться в огромные урбанизированные центры Саммита – намного более популярного мира, чем Клич – Хейдель ван Химак облетел мир на большой высоте, пока изучал карты и читал статистику, касающиеся той синтетической планеты.
Затем осторожно, чтобы избежать центров контроля за движением, великих космических портов, он выпал в малопопулярной глухой лесной местности второго главного континента, Сориса. Там в каньоне, спрятал катер под навесом скалы. Он засек их контроль и их порты, крохотным излучателем, что нашел на полке, срезал ветвь дерева для маскировки и закамуфлировал свой джамп-багги.
Продвигаясь вперед, с посохом в испещренной пятнами руке, он напевал песню. Ранее это удивляло, так как слова для него были непонятны, да и мотив какой-то из сновидения.
Через некоторое время Хейдель увидел небольшой дом фермера, построенный у холма…
Музыка пульсировала вокруг, когда он приводил в порядок лабораторию. Он чистил, приводил в порядок, шлюзовал, убирал все, в чем не было необходимости в данный момент. Его гигантская, подобно привидению фигура, плавающая вокруг корабля, вытягивалась и снова сплющивалась.
Я становлюсь в некоторой степени старым холостяком, – упрекнул он себя, внутренне улыбаясь. – Место для всего и все здесь. Что было бы, если бы я получил возможность вернуться, быть снова среди людей, адаптироваться? Конечно, я привык к глубокому космосу… И естественно это будет полной переменой. Нет еще никого, кто мог бы прервать мой теперешний образ жизни, если Х. не сможет что-либо сделать для меня. Так, должно быть пройдут годы. Несколько веков, самое вероятное. Не считая некоторых незапланированных прорывов. Что это будет, если займет несколько веков? На что я буду похож? Призрак привидения? Единственный человек, что пережил свой род? Что скажут потомки?
Функционируй его легкие, он бы рассмеялся. В действительности же двинулся вперед и осел внутри секции обзора Б Коли. Там он наблюдал за вращением звезд, как в космической центрифуге, вокруг него.
Грегорианское пение обеспечивало звуковую трассу, когда он висел и они кружились на пути к Кличу, последней цели, указываемой в отчетах о Хейдель ван Химаке.
