Во второй мировой войне единственной частью Американского континента, испытавшей прямое нападение, был штат Орегон. Тогда японские воздушные шары подожгли лес на берегу. В первой межзвездной войне единственной частью Американского континента, подвергшегося вторжению, был штат Орегон.

И можно винить политиков штата: единственной функцией сенатора от Орегона было выводить из себя других сенаторов, и никогда на государственный хлеб не намазывать военное масло. В Орегоне были лишь груды сена и не было ни пусковых площадок ракет, ни баз НАСА. Штат оказался совершенно беззащитным. Баллистические снаряды, которые должны были защитить его, поднялись с огромных подземных установок в Уолли-Уолла, Вашингтоне, Круглой долине и Калифорнии. Из Айдахо, большая часть которого принадлежала военно-воздушным базам США, с воем понеслись на запад огромные сверхзвуковые XXТТ, оглушая всех от Войза до Сан-Валли. Эти самолеты должны были встретить корабли чужаков, если тем удастся пробиться сквозь непробиваемую сеть защиты.

Отброшенные кораблями чужаков, на которых имелись автоматические противоракетные устройства, снаряды защиты повернули назад еще в атмосфере, падая и взрываясь тут и там по всему Орегону.

Страшный пожар вспыхнул на сухих восточных склонах Каскадов. Золотой Берег и Дэлл были снесены огненным вихрем. Портленд не испытал прямых ударов, но заряд с ядерной боеголовкой взорвался на горе Маунт-Худ, вблизи старого кратера, отчего проснулся спящий вулкан. Задрожала земля, из ее недр вырвались струи пара, и к полудню первого дня вторжения, первого апреля, на северо-западной стороне горы открылось жерло, из которого началось яростное извержение.

Лава лилась по белоснежным безлесым склонам, угрожая общинам Зигзаг и Рододендрон. Начал образовываться конус из шлака, и воздух в Портленде на сорок миль заполнился пеплом. К вечеру, с изменением направления ветра, нижние слои атмосферы слегка расчистились и на восточном горизонте стало видно багровое пламя извержения. Небо, закрытое дождем и пеплом, гремело от полета XXТТ, которые тщетно искали корабли чужаков. С восточного берега и из других держав, участниц договора, продолжали прибывать новые эскадрильи, которые сбивали друг друга. Земля дрожала от подземных толчков, от взрывов бомб и падающих самолетов. Один из кораблей чужаков приземлился всего в восьми милях от черты города, и юго-западные пригороды тут же исчезли: бомбардировщики обрушили свой страшный груз туда, где должен был находиться корабль. Потом выяснилось, что корабля там уже не было. Но что-то ведь нужно было делать!

По ошибке бомбардировке подвергся сам город. В Нижнем городе не уцелело ни одного стекла. Его улицы на дюйм-два покрылись мелкими осколками. Беженцам из юго-западной части Портленда приходилось идти по стеклу. Женщины несли детей и плакали от боли: их обувь была изрезана стеклом.

Через большое окно своего кабинета в Орегонском онейрологическом институте Вильям Хабер видел, как поднимается и опускается пламя в районе доков, видел кровавый отблеск извержения. В его окне стекла еще были целы — близ парка Вашингтона еще не было разрывов, и землетрясение, которое ниже по реке раскалывало целые дома, здесь лишь заставляло дрожать оконные рамы. Слышались отдаленные крики словно в зоопарке. Изредка на севере, там, где Вильяметт впадает в Колумбию, виднелись полосы необычного пурпурного цвета, но что это за полосы, трудно было разглядеть в пепельных туманных сумерках.

Центральные районы города были погружены во мрак из-за неполадок в энергоснабжении, в других районах кое-где горели огни. В здании института больше никого не было. Целый день Хабер пытался отыскать Джорджа Орра. Когда это не удалось и дальнейшие поиски стали невозможны из-за паники и увеличивающихся разрушений, он пришел в институт. Идти пришлось пешком, и Хабер нервничал. Человек с его положением, чье время так дорого, не ходит пешком. Но батареи его машины сели, и он не мог ничего сделать. Толпы беженцев заполнили улицы. Хаберу пришлось идти против течения, глядя в их лица. Это действовало на него угнетающе. Он не любил толпу.

Но когда толпа рассеялась и он пошел один по обширным лужайкам и рощам парка, это оказалось куда хуже.

Хабер считал себя одиноким волком. Он никогда не хотел ни брака, ни близкой дружбы. Ему приходилось напряженно работать, когда другие спали, и он избегал затруднительных положений. Секс в его жизни сводился к знакомству на одну ночь с полупроститутками, иногда женщинами, иногда молодыми мужчинами. Он знал, в какие бары, кино или клубы можно зайти, чтобы найти желаемое. Он получал, что хотел, и тут же освобождался, прежде чем он или его партнер мог почувствовать потребность в новой встрече. Он ценил свою независимость, свою свободу.

Сейчас он впервые понял, как ужасно быть одному в равнодушном огромном парке.

Он торопился, почти бежал к институту, потому что ничего больше ему не оставалось. Он пришел туда, а там было пусто и тихо.

Мисс Кроч держала у себя в столе транзистор. Хабер достал его и включил, чтобы услышать последние новости, чтобы слышать человеческий голос.

Все, в чем он нуждался, тут было: постель, сандвичи, легкие напитки для работающих по ночам в лабораториях. Но он не был голоден. Его охватила какая-то апатия. Без особого интереса он слушал радио. Он остался один, и все потеряло для него свою реальность и прочность. Ему нужен был кто-то, с кем он мог бы говорить, кому мог бы рассказать, что он чувствует, когда видит, как все рушится. Ужас одиночества был так велик, что чуть не выгнал его из института к толпам людей. Но апатия оказалась сильнее страха. Он остался на месте. Ночь сгущалась.

Красноватый отблеск над вершиной Маунт-Худа то разгорался, то спадал. В юго-западной части города, невидимой из его кабинета, что-то сильно ударило. Скоро облака осветились отблесками пожаров, по-видимому, в той стороне. Хабер вышел в коридор, чтобы посмотреть все это, держа в руке приемник. По лестнице поднимались какие-то люди, он их не слышал и не узнавал.

— Доктор Хабер, — сказал один из них.

Это был Орр.

— Как раз вовремя, — едко сказал Хабер пациенту. — Где вас носило целый день! Входите!

Орр хромал, левая сторона лица у него распухла и половины передних зубов не хватало. Женщина, похоже, пострадала меньше, но казалась совершенно изможденной: глаза смотрели в одну точку, ноги подгибались. Хабер посадил ее на кушетку и громким голосом медика спросил:

— Она получила удар по голове?

— Нет. Просто очень долгий день, — ответил за нее Орр.

— Со мной все в порядке, — пробормотала женщина.

Она чуть вздрогнула. Орр осторожно снял с нее ужасно грязные туфли и заботливо укрыл ее верблюжьим одеялом. Доктор рассеянно подумал, что где-то ее уже видел.

— Пусть отдыхает. Идите сюда, умойтесь. Я целый день вас искал. Где вы были?

— На даче. Береговой хребет.

— Что с вашей ногой?

— Повредил во время аварии машины. Послушайте, они уже в городе?

— Если военные и знают что-то, то держат это в тайне. Они сообщили только, что, когда утром приземлились большие корабли, они тут же разбились на маленькие подвижные машины типа вертолетов и разлетелись. Теперь они рассеялись по всей западной половине штата. Передвигаются они не слишком быстро. Но если кого-нибудь из них сбили, то об этом ничего не известно.

— Мы видели одну машину.

Лицо Орра появилось из полотенца, украшенное багровым синяком, с которого он смыл кровь и грязь.

— Должно быть, это они и были. Маленькая серебристая штука пролетела примерно в тридцати футах над пастбищем вблизи Северных равнин. Подпрыгивает будто кузнечик. Выглядит непривычно. Как ведут себя чужаки, вступают ли в бой?

— Радио сообщает только о потерях среди гражданского населения. Выпейте кофе и поешьте, а потом у вас будет терапевтический сеанс посреди ада. Мы положим конец этой идиотской путанице, которую вы затеяли.

Хабер набрал в шприц пентопола и теперь всадил его в руку Орра — без предупреждения и извинения.

— Я для этого и пришел. Но я не знаю…

— Сможете ли? Сможете! Пошли.

Орр остановился возле женщины.

— Она спит, — сказал Хабер, — не трогайте ее. Ей нужен только сон. Пошли.

Он дал Орру бифштекс, яйцо с томатом, два яблока, четыре плитки шоколада и две чашки кофе. Они сидели в первой лаборатории за столом, сдвинув инструменты, брошенные утром, когда прозвучали сирены.

— Ешьте. Если вы сомневаетесь, что не в силах навести порядок, оставьте это. Я работал с усилителем, он нам поможет. Я теперь знаю модель ваших эффективных снов. Все эти месяцы я ошибался, искал что-то единое, омега-волну. Ее нет. Есть комбинация, образуемая другими волнами. За несколько дней до того, как начался этот ад, я нашел эту комбинацию. Цикл длится девяносто семь секунд. Для вас это ничего не значит, хотя делает это ваш треклятый мозг. Когда вы видите эффективный сон, ваш мозг излучает сложный синхронный набор волн, который повторяется каждые девяносто семь секунд. Эффект этого цикла так же соотносится с обычной ж-стадией, как симфония Бетховена с песенкой «Была у Мэри овечка». Набор невероятно сложный, но последовательный и все время повторяющийся. Так вот. Я записал этот набор и могу вернуть вам его в мозг. Усилитель готов, на этот раз он настроен на ваш мозг. Ваш сон будет по-настоящему великим! Он остановит это безумие, перенесет нас в иной континиум, где мы сможем начать все сначала. Вот что вы сделаете. Вы измените все предметы, не чью-то отдельную жизнь, вы измените весь континиум.

— Очень рад это слышать, — вставил Орр.

Он с невероятной быстротой поглощал еду, несмотря на разбитые губы и отсутствие зубов. В его словах звучала ирония, но Хабер был слишком занят своими мыслями, чтобы заметить ее.

— Послушайте. Это вторжение произошло само по себе или из-за того, что вы пропустили сеанс?

— Я увидел его во сне.

— Вы позволили себе неконтролируемый эффективный сон?

В голосе Хабера звучал гнев. Он слишком нянчился с Орром. Безответственность Орра стала причиной гибели множества людей, разрушений и паники в городе.

— Нет… — начал Орр.

Но в этот момент раздался сильный взрыв. Здание подпрыгнуло, зазвенело, загремело, электронные аппараты обрушились на пустые кровати, кофе выплеснулось из чашек.

— Это вулкан или бомба? — спросил он.

Среди ужаса, охватившего его, Хабер вдруг заметил, что Орр остается невозмутимым. Все его реакции были совершенно неправильны, аномальны. В пятницу он готов был рассыпаться на куски из-за этических соображений, сейчас, в среду, среди Армагеддона, он холоден и спокоен как ледяная глыба. Казалось, он не знает страха. Но ведь должен. Если он, Хабер, боится, то и Орр должен бояться. «Должно быть, он считает, — подумалось Хаберу, — что если он сам является причиной вторжения, то оно для него безопасно, что оно всего лишь сон».

А если это так?

Чей сон?

— Лучше не думать, — сам себе сказал Хабер, вставая.

Он чувствовал нарастающее нетерпение и раздражение, которое становилось невыносимым.

— Что это за женщина с вами?

— Мисс Лилач, — ответил Орр, глядя на него как-то странно. — Адвокат. Она была здесь в пятницу.

— Как же она с вами оказалась?

— Она меня искала и приехала на дачу.

— Объясните позже, — сказал Хабер. — У нас нет времени на пустяки. Нужно разобраться с этим взрывающимся миром.

В тот момент, когда они входили в кабинет Хабера, большое двойное стекло со звоном разлетелось, воздух хлынул в оконный проем. Обоих потащило к окну, как к устью вакуумного пылесоса. Оба упали.

Когда видимость восстановилась, Хабер поднялся, ухватившись за стол. Орр стоял у кушетки и успокаивал испуганную женщину. В кабинете стало холодно, весенний холодный воздух вливался в открытое окно и пах дымом, горелой изоляцией, озоном, серой и смертью.

— Может, спустимся в подвал? — ровным голосом спросила Лилач, хотя ее всю трясло.

— Идите, — сказал Хабер. — Нам нужно немного задержаться.

— Здесь?

— Здесь усилитель. Его нельзя выключить и перенести, как портативный телевизор. Идите в подвал, мы спустимся, как только сможем.

— Вы хотите усыпить его сейчас? — спросила женщина.

Деревья на холме внезапно вспыхнули ярко-желтыми шарами пламени. Извержение Маунт-Худа было заслонено более близкими событиями. Последние несколько минут, однако, земля заметно дрожала.

— Идите, спускайтесь в подвал. Мне понадобится кушетка. Ложитесь, Джордж. Послушайте, мисс, в подвале вы увидите дверь с надписью «Запасной генератор». Когда войдете туда, найдете рубильник с надписью «включено» и держите на нем руку. Если свет внезапно погаснет, включайте!

Она пошла, по-прежнему дрожа, но улыбаясь. Проходя мимо Орра, она взяла его за руку и сказала:

— Приятных снов, Джордж!

— Не беспокойтесь, — ответил Джордж. — Все будет хорошо.

— Замолчите! — приказал Хабер.

Он включил гипнозапись, которую наговорил сам, но Орр никак на это не отреагировал — взрывы и гул извержения заглушали ее почти полностью.

— Закройте глаза, — скомандовал Хабер.

Он положил руку на горло Орру и повернул регулятор громкости.

— Расслабьтесь, — загремел его собственный голос. — Вам удобно. Вы расслабились. Вы входите в…

Здание подпрыгнуло, как барашек весной, и покосилось набок. За грязно-красным окном без стекла появился большой яйцеобразный предмет, прыжками двигавшийся по воздуху. Он направлялся прямо к окну.

— Быстрее!

Хабер перекрикивал собственный голос.

Орр был уже под гипнозом. Хабер выключил запись и наклонился к самому уху Орра.

— Прекратите вторжение! — закричал он. — Мир, вам снится всеобщий мир! Спите! Антверп!

Он включил усилитель.

Но взглянуть на ЗЭГ Хабер уже не успел. Яйцеобразный предмет парил за окном. Его тупое рыло, тускло освещенное заревом горящего города, нацелилось прямо на Хабера. Хабер укрылся за кушеткой, чувствуя себя беззащитным и стараясь своим телом прикрыть усилитель, закрыть его руками. При этом он вытянул шею, чтобы лучше разглядеть летательный аппарат чужаков.

Тот приблизился. Рыло, как будто из маслянистой стали, серебристое, с фиолетовыми полосами, заполнило всю раму окна. Послышался скрежещущий звук, когда оно нажало на переплеты. Хабер громко вскрикнул от ужаса, но остался стоять между чужаком и усилителем.

Рыло выпустило длинное тонкое щупальце, которое выжидающе повисло в воздухе. Конец его, извиваясь как змея, покачался и двинулся в направлении Хабера. В десяти футах от него оно повисло в воздухе и несколько секунд указывало на доктора, потом со свистом свернулось, и из корабля донесся громкий гул. Металлический подоконник выгнулся и лопнул. Рыло опустилось на пол, в нем открылось отверстие и оттуда что-то появилось.

Близкий к обмороку, Хабер подумал, что это гигантская черепаха. Потом он разглядел, что существо заключено в зеленоватого цвета скафандр, который и придает ему громоздкость и неуклюжесть гигантской морской черепахи, вставшей на задние лапы.

Оно постояло неподвижно возле Хабера, затем медленно подняло левую руку, направив на Хабера металлический прибор с узким стволом.

Хабер увидел смерть.

Тусклый невыразительный голос донесся из локтевого сгиба существа:

— Не делай другим того, чего ты не хочешь, чтобы сделали тебе, — произнес голос.

Сердце Хабера билось с перебоями.

Огромная металлическая тяжелая рука снова поднялась.

— Мы хотим мира, — на одной ноте произнес локоть. — Извести остальных, что мы прибыли с миром. У нас нет оружия. Страх ведет к гибели. Прекратите уничтожение себя и других. У нас нет оружия, наша раса не агрессивна.

— Я не распоряжаюсь военно-воздушными силами, — возразил Хабер и запнулся.

— С существами в летающих машинах устанавливается контакт, — сказал локоть существа. — Военное ли это устройство.

Порядок слов свидетельствовал, что это вопрос.

— Нет, — ответил Хабер.

— Простите за вторжение.

Огромная металлическая фигура чуть повернулась. Казалось, она колеблется.

— Что это? — спросила она.

Она указала на провода, подключенные к голове спящего Орра.

— Электроэнцефалограф, машина, записывающая электрическую активность мозга.

— Достойно, — сказал чужак.

Он сделал короткий шаг к кушетке, как бы собираясь взглянуть.

— Этот индивидуум яхклу. Все ли ваши индивидуумы способны к яхклу?

— Я не понимаю термина. Если вы опишете…

Фигура повернулась, подняла левый локоть над головой, которая как у черепахи едва выдавалась над плечами, и сказала:

— Просим прощения. Наши коммуникаторы создавались наспех, в очень короткое время. Просим простить. Необходимо, чтобы мы все двинулись в очень близкое будущее, к другим ответственным индивидуумам, охваченным паникой и способным уничтожить себя и других. Спасибо.

Он снова забрался в нос аппарата.

Хабер следил, как в темном углублении исчезли большие круглые подошвы. Подпрыгнув над полом, рыло вернулось в прежнее положение. У Хабера сложилось впечатление, что это не просто механическое действие, а точное повторение прежних движений в обратном порядке, как в пущенном наоборот фильме. Летательный аппарат чужаков отступил, выдрав с ужасным скрежетом остатки оконной рамы, и исчез в вязком мраке снаружи.

Хабер вдруг отметил, что взрывы прекратились, все слегка дрожало, но от извержения, а не от бомб. Далеко за рекой выли сирены.

Джордж Орр неподвижно лежал на кушетке, дыша неровно и прерывисто. Порезы и синяки отчетливо выделялись на его бледном лице.

Пепел и дым по-прежнему заполняли холодное пространство комнаты через разбитое стекло. Ничего не изменилось.

Сделал ли он что-нибудь? Глаза спящего слегка двигались под опущенными веками, ему все еще что-то снилось, иначе не могло быть, ведь усилитель посылает ему в мозг его собственные импульсы. Почему он не изменил континиум? Почему не перенес их в царство абсолютного мира, как велел ему Хабер? Видно, гипнотическое внушение оказалось недостаточно сильным. Нужно начать все сначала. Хабер выключил усилитель и трижды окликнул Орра по имени.

— Не садитесь, вы еще не подключены к усилителю. Что вам снилось?

Орр говорил хрипло и медленно. Он еще не вполне проснулся.

— Тут были чужаки, прямо в кабинете… Один из них выбрался из носа своего прыгающего аппарата. Вы с ним разговаривали…

— Но это не сон! Это произошло на самом деле, черт побери, придется все начать заново. Несколько минут назад мог произойти атомный взрыв, мы все можем погибнуть от радиации…

— О, не в этот раз, — сказал Орр.

Он сел и снял электроды.

— Разумеется, все произошло на самом деле. Эффективный сон — это не что иное как реальность, доктор Хабер.

Хабер уставился на него, не понимая.

— Вероятно, усилитель ускорил воздействие сил, — сказал Орр.

Он по-прежнему сохранял необыкновенное спокойствие. Вдруг он задумался.

— Послушайте, вы могли бы позвонить в Вашингтон?

— Зачем?

— Ну, известный ученый в самом центре происходящего. Вас выслушают. Они там ищут объяснения. Кого в правительстве вы знаете? К кому вы можете обратиться лично? Может, к министру здравоохранения? Скажите, что все это результат недоразумения, что чужаки не вторгаются и не нападают. Они просто не понимали, пока не приземлились, что у людей существует звуковая речь. Они даже не знали, что мы считаем себя в состоянии войны с ними. Надо поговорить с кем-нибудь, кто может связаться с президентом. Чем скорее отзовут военных, тем меньше людей будет убито. Ведь гибнет только гражданское население. Чужаки не причиняют вреда нашим солдатам, они даже не вооружены, и у меня такое впечатление, что в своих скафандрах они неуязвимы. Но если не остановить наш воздушный флот, он разнесет весь город. Попробуйте, доктор Хабер. К вашим словам должны прислушаться.

Хабер чувствовал, что Орр прав. Оснований для этого не было, это — логика безумия, но тем не менее он прав. Орр говорил с абсолютной уверенностью.

Почему такой дар дан глупцу, ничтожеству? Почему Орр так уверен, почему — он прав, когда сильные, активные люди оказываются бессильными, вынуждены зависеть от слабого орудия? Не в первый раз пришла в голову Хабера эта мысль, но тем не менее он тут же направился к телефону и набрал номер министерства здравоохранения в Вашингтоне.

Звонок через федеральный центр связи в Уте прошел сразу. Ожидая, пока его свяжут с министром здравоохранения, народного образования и социального обеспечения, которого он хорошо знал, Хабер сказал Орру:

— Почему вы не перенесли нас в другой континиум, где этого просто никогда не, было? Так было бы гораздо легче, и никто бы не пострадал. Почему вы просто не избавились от чужаков?

— Я не выбираю, — ответил Орр. — Разве вы этого еще не поняли? Я просто следую.

— Следуете моему гипнотическому внушению, да, да, но никогда не полностью, не прямо и не просто…

— Я не это имел в виду, — возразил Орр.

Но тут на линии оказался личный секретарь Вентора. Пока Хабер говорил с ним, Орр вышел из кабинета и пошел вниз, несомненно, чтобы увидеться с этой женщиной. Поговорив с секретарем, а затем и с самим министром, Хабер почувствовал, что все налаживается, что чужаки действительно не агрессивны и что он убедил в этом Вентора, а через него президента и генералов. Орр больше не нужен. Хабер видел, что нужно сделать, чтобы вывести страну из кризиса.