7
Кто-то использовал его спину в качестве доски, с которой совершают прыжки в воду, а может быть, ее приняли за персидский ковер, который надо выбивать стальными дубинками. В его желудке работала большая бригада дорожных рабочих, заливающих выбоины горячим асфальтом, он ясно ощущал, как клокочут и вздуваются пузыри. Его головой кто-то играл в баскетбол, проходя через всю площадку, а его глаза — по всей видимости, их просто вынули, использовали в соревнованиях по настольному теннису, а потом вставили на место.
— Э, да он, кажется, приходит в себя, — сказал квакающий лягушачий голос. — Этот последний стон был уже совсем как у здорового человека.
— Можешь делать с ним, что хочешь, Рой. Если помрет — доложишь мне.
Застучали шаги, дверь открылась и снова закрылась. Лафайет осторожно открыл глаза, посмотрел на перфорированный акустический потолок с вставленными в него лампами дневного света. Не обращая внимания на китовый гарпун, который кто-то небрежно воткнул ему в шею, он повернул голову и увидел толстого маленького человека с веселым лицом, на котором выделялся большой нос. Человечек тревожно смотрел на него.
— Ну, как ты, приятель? — спросил он.
— Иокобамп, — слабо воскликнул О'Лири и откинулся обратно, глядя на мигающий на потолке свет.
— Вот те на, иностранец, — сказал лягушачий голос. — Прости, Слим, меня не говорить по-хангарски, ты понимаешь?
— Да, нет, наверное, ты никакой не Иокобамп, — умудрился выдавить из себя О'Лири дрожащим шепотом. — Ты просто похож на него, как и все в этом кошмаре похожи на тех, кем на самом деле не являются.
— Э, да ты все-таки умеешь говорить по-человечески! Ну, приятель, и заставил же ты меня поволноваться. Я еще не потерял ни одного клиента, но сейчас это чуть было не произошло. Ну и торопыга же ты, Слим, даже лифта не дождался.
Маленький человечек промокнул свое лицо огромным красным платком с вышитой на нем зеленой монограммой.
Глаза Лафайета обежали комнату. Стены из слоновой кости, пол из мраморной плитки, мягкий свист кондиционера.
— Что случилось?
Он попытался сесть, но опрокинулся назад.
— Да ты не беспокойся, Слим, — сказал маленький человечек. — Док говорит, что у тебя все в порядке, только тряхнуло немного.
— Я… у меня что-то с памятью, — сказал О'Лири. — Я свалился в шахту лифта, да? В этой глуши?
— Точно. Пролетел целых два этажа. Еще повезло, что не переломал себе чего-нибудь.
— Немного необычное место для лифта, вы не находите? Маленький человечек выглядел удивленным.
— А как еще, по-твоему, нам спускаться и подниматься? Э, да уж не собираешься ли ты подать в суд на компанию? Как только я поймал твой сигнал, я сразу же поспешил тебе навстречу — кто виноват, что ты такой торопыга, а?
— Да нет, нет, все верно. Кстати, ты кто?
Маленький человечек с готовностью протянул свою большую мозолистую руку.
— Меня зовут Спропрояль, Слим. Услуги заказчика. Рад с тобой познакомиться. Но ты пришел днем раньше, сам знаешь. Заказ еще не совсем готов.
— Ах, да… заказ, — Лафайет задумался. — Честно говоря, у меня в голове все немного перепуталось. Это из-за падения, должно быть. Э… э… что за заказ?
— Да, у тебя, наверное, легкое сотрясение мозга. Очень даже влияет на память. — Спропрояль сочувственно покачал головой. — Твой босс, принц Крупкин, заказал нам двухместный ковер, плащ-невидимку и с дюжину иллюзий по ассортименту № 78.
— А, двухместный ассортимент и дюжину ковров, — пробормотал О'Лири. — Превосходно. Ты говоришь, все будет готово только завтра?
— Ты лучше полежи немного спокойно и приди в себя, приятель, — посоветовал Спропрояль. — А то у тебя мозги еще чуток набекрень.
— Нет, нет, у меня все в порядке.
О'Лири с трудом сел — тело его тряслось. Он увидел, что его вымыли, побрили, перевязали и одели в просторную пижаму — желтую с пурпурными точками.
— Кстати, — сказал он, — откуда вы… гм… узнали, что я… э-э… здесь по приказанию принца?
Спропрояль посмотрел на него и заморгал глазами.
— У кого еще мог быть на пальце направленный передатчик, который мы для него сделали?
— Ах, да, конечно, как я мог это забыть?
О'Лири перекинул ноги на пол и встал. Колени у него подогнулись, но он удержался и не упал.
— Мне надо сейчас делать побольше тумана, чтобы прояснилось движение в моей голове, — сказал он. — Я имею в виду, чтобы головой затуманились прояснения… нет, туловой фуман. Я хочу сказать, голова…
Рука Спропрояля схватила его за локоть.
— Ну да. Не волнуйся, Слим. Хочешь пожевать чего-нибудь горяченького, а? Тебе это совсем не повредит.
— Пожевать, — хрипло заскрипел Лафайет. — Да, конечно.
— Пойдем, если ты уверен, что можешь идти.
Маленький человечек протянул ему толстый халат и, поддерживая, повел по извилистому коридору, очевидно, вырубленному прямо в скале. На полу лежал бледный нейлоновый ковер до комнаты с низким потолком, обшитой деревянными панелями, по одну сторону которой находилась стойка бара, поддерживаемая столбиками, обитыми медью.
За столиками, покрытыми тяжелыми вышитыми скатертями, сидели маленькие полные человечки рядом с большими кофейниками. Некоторые из них помахали руками или кивнули проводнику О'Лири, который привел его к столику у занавешенного окна, за которым шумел дождь, бьющий в стекло. От аромата свежемолотого кофе и свежеиспеченного хлеба рот наполнился слюной. Пухлая маленькая официантка со вздернутым носиком, ростом Лафайету по грудь, засуетилась перед ними, подмигнула О'Лири и занесла острие карандаша над своим блокнотом.
— Вам что, ребята? Горячие булочки? Бифштекс с яйцом? Землянику со сливками? Тосты с вареньем и маслом?
— Давайте, — с готовностью согласился О'Лири. — И большой стакан молока.
— Звучит неплохо, Герта, — сказал Спропрояль. — И мне то же самое.
— Сейчас несу.
Спропрояль потер руки и улыбнулся.
— Ну, что, Слим, так-то оно лучше, верно? Когда вкусно поешь, все неприятности забудешь.
— Да, уж здесь явно лучше, чем там, — Лафайет ткнул пальцем за окно, за которым продолжал хлестать дождь. — Теперь мне остается выяснить только одно: где это я очутился.
— Слим, я что-то не разберу… Ты там, где должен быть — в Аджаке. Специализированное Выполнение Заказов, отделение в Меланже.
— А, так я на заводе. Ну, это еще ничего. Ты только не смейся, но мне в голову втемяшилась глупая мысль, что я попал внутрь горы.
— Ну, правильно, все так и есть. Но ты ведь помнишь, не всегда же здесь была гора. Когда мы впервые открыли здесь свое отделение, то оно было просто под ровной поверхностью земли. Но потом началась эта геологическая активность, или как там ее, и нас накрыло. Но мы уже привыкли так жить. И вид отсюда тоже ничего себе.
— Геологическая активность? — Лафайет нахмурился. — Ты имеешь в виду землетрясение?
— Да нет же, самое обычное горообразование. Сам знаешь, оно случается то там, то здесь. В следующий раз это место может оказаться на дне морском, кто его знает.
— Ну-ка, ребята, уберите локти, — сказала Герта, прибывшая с полным подносом.
Лафайет сдержал себя и не накинулся на еду, пока она не расставила тарелки, но зато потом дал себе полную волю.
— Эй, Слим, — сказал Спропрояль с полным ртом, — скажи, ты давно устроился к принцу?
— Э-э… не очень, — ответил Лафайет, не переставая жевать. — Честно говоря, можно сказать, что совсем недавно.
— Послушай, между нами, — как там у него с кредитом?
— С кредитом?
Лафайет набил полный рот горячей булочкой и произнес какие-то нечленораздельные звуки.
Служащий "Услуг Заказчикам" поднял руки вверх.
— Нет, ты пойми, мы совсем даже не беспокоимся, — сказал он обеспокоенным тоном. — Но он все еще должен нам кучу денег за эту работу со Стеклянным Деревом.
Лафайет остановился, не донеся вилку до рта.
— Стеклянным Деревом? — задумчиво произнес он. — Где я слышал о нем раньше?..
— Ну, ты даешь, Слим, тебя действительно здорово шарахнуло!
— Мне пришла в голову чудесная мысль, мистер Спропрояль, — сказал О'Лири. — Почему бы нам не сделать вид, что я вообще не имею ни о чем представления? Тогда ты сможешь все рассказать мне, и память вернется ко мне значительно быстрее.
— Зови меня просто Рой. Ну, ладно, с чего же начать? Впервые мы услышали о его высочестве несколько лет назад, когда он свалился неизвестно откуда в поисках работы. Это еще в то время, когда он был простым смертным. Башка-то у него неплохо варила, и мы сунули его в наши научно-исследовательские лаборатории. Но через несколько месяцев боссу пришлось попросить его уйти. Он истратил кучу денег, а продукции не выдал никакой. А потом не успели мы оглянуться, как он вернулся в качестве заказчика, размахивая толстым кошельком, и пожелал сделать у нас спецзаказ. Мы, конечно, согласились — он платил нешлифованными драгоценными камнями, и все были счастливы. Затем он объявляет себя принцем, приходит к нам с этой своей конструкцией и спрашивает, согласимся ли мы выполнить этот заказ. Цену он предложил подходящую, и мы заключили контракт. И работу-то мы выполнили на совесть: всю конструкцию заделали силиконом, укрепили микровставками. С плюшевыми отделками, хочешь верь, хочешь нет.
— Да, но при чем здесь Стеклянное Дерево, о котором ты говорил?
— Да просто так наши ребята-конструкторы стали его называть, и словечко прижилось. Да и действительно он похож на дерево — с башенками, минаретами и прочими зданиями. Сверкает на солнце, как стекло. Только за него еще не заплачено, — добавил Спропрояль хмурым голосом.
— Нет ли у этого принца в услужении старушки, которая летает на помеле — я хочу сказать, без помела?
Спропрояль внимательно посмотрел на О'Лири.
— Послушай, Слим, может, тебе лучше все-таки полежать еще чуток?
— Понимаешь, Рой, прошлой ночью одна старушка упоминала о Стеклянном Дереве, — после того, как она пыталась убить меня.
— Вот это да! Из пистолета?
— Нет. Она…
— Ну и старушка! Неужели ножом?
— Да нет, она кинулась на меня с голыми руками.
— Во дает, на спящего…
— Вот и нет! Я…
— Послушай, ты ведь сказал, что она старушка, верно?
— Пожалуйста, Рой, я хочу ведь объяснить!..
— Послушай, Слим, может, тебе стоит заняться поднятием тяжестей, а? Не успеешь оглянуться, как будешь в форме, и тогда никакие старушки тебе не будут страшны. Знаешь, купи-ка у нас набор "Атлас" № 223, вместе с наушниками для вдохновенной беседы и…
— Не нужны мне вдохновенные беседы! Я пытаюсь тебе рассказать, что та старушка имеет отношение к исчезновению леди Андрагоры.
— Леди кого?
— Андрагоры. Она моя жена. Я хочу сказать — не то, чтобы она была моя жена, а…
— Ну-ну, все ясно. — Спропрояль подмигнул. — Можешь не сомневаться, я никому не скажу, Слим.
— Я вовсе не это имел в виду! Она очень красивая девушка, и она исчезла в тот самый момент, когда ее должны были похитить! Я хочу сказать, ее похитили как раз тогда, когда она должна была исчезнуть. Как бы то ни было, она пропала! И эта старая ведьма в избушке упомянула Стеклянное Дерево!
— Да? Ну и что, в этих местах все о нем знают. — Спропрояль нахмурился. — Правда, если разобраться, в этих краях никто и не живет.
— Эта старуха должна работать на принца Крупкина! Она обозналась и приняла меня за кого-то другого — она близорука — и проболталась, что ожидает, когда ее светлость доставят к ней в избушку!
— Что-то я ничего не понимаю. Если эта старушка в услужении у Крупкина, так же, как и ты, то с чего бы ей на тебя накидываться?
— Она решила, что я ее обманул, что я направил на нее солдат герцога Родольфо.
— Ты и герцога Родольфо знаешь! Его светлость недавно обратился к нам с просьбой создать для него личный генератор ауры. Но мы не сошлись в цене.
— Дело в том, что этот Крупкин и мог приказать ее похитить. Только что-то получилось не так, и ее выкрали из-под самого его носа, прежде чем старушка смогла доставить ее к нему.
— Эта леди "А" из герцогства Родольфо, да? — Спропрояль покачал головой. — Что-то я ничего не пойму, Слим. Слишком уж это далеко, чтобы заниматься похищениями.
— Сначала он выманил ее из города — она решила, что едет на свидание с одним мошенником по имени Лоренцо, который втерся к ней в доверие, а она и не знала, что эта жалкая личность собирается запродать ее Крупкину.
Лафайет с силой потер ту часть своего лица, на которой не было царапин.
— Но кто мог перехватить ее?
— Вот именно, кто? Это мог быть кто угодно. В этих лесах полно бандитов и разбойников. Лучше забудь ты об этом, Слим, и давай займемся делом. Так вот, насчет этого просроченного платежа…
— Забыть самую красивую, самую прекрасную, самую изумительную женщину, которая когда-либо носила бикини? Ты так ничего и не понял, Рой! В эту самую минуту она, может быть, находится в ужасной опасности — одинокая, напуганная, подвергаемая пыткам или… или…
— Ты сам сказал, что она торопилась на свидание с этим Лоренцо, Слим, — рассудительно заметил Спропрояль, намазывая варенье на третий толстый кусок золотисто-коричневого хлеба. — Похоже, что Крупкина тоже надули, так чего же ты переживаешь?
— Я тебе сказал — ее обманули!
— А-а. Ты хочешь сказать, что этот мошенник сделал вид, что хочет показать ей свой домик или новую модель кушетки, а сам…
— Да нет, скорее это должен был быть медовый месяц, насколько я понял, — признался О'Лири. — Но ее нет ни там, ни тут. Ее кто-то похитил, а я желаю вернуть ее обратно!
— А может быть, это сделал тот самый Лоренцо? Мог он ее украсть?
— Гм… Наверное, мог. Может быть, он в последнюю минуту решил все-таки не отдавать ее Крупкину. Да, чем больше я об этом думаю, тем больше мне кажется, что так оно и есть. Может, он и похитил ее из коляски, как было задумано, но потом вместо того, чтобы отвести в избушку, отвел… в другое место.
— А из тебя вышел бы неплохой сыщик, Слим. Здорово ты все это рассудил. Ну, вот, сам видишь, победил сильнейший, и они жили вместе долго и счастливо. Ну, может, и не сильнейший, кто знает, вдруг он тоже боится старушек, я имею в виду, что…
— Я знаю, что ты имеешь в виду! — отрезал Лафайет. — Послушай, Рой, я должен ее найти!
— Не могу не восхищаться твоей преданностью боссу, Слим, но, боюсь, ему придется подыскать себе какую-нибудь другую.
— Плевать мне на босса! Да и в любом случае, думаю, могу открыть тебе правду — он не мой босс.
— Ты хочешь сказать… что уволился?
— Я никогда на него не работал. Ты просто пришел к неверному выводу. Мне очень жаль.
— Тогда почему у тебя передатчик?
— Если ты имеешь в виду это кольцо, — Лафайет поднял вверх сверкающий красный камень, — то мне его дал герцог Родольфо.
— А? — Спропрояль схватил палец О'Лири и внимательно осмотрел драгоценный камень. — Это передатчик Крупкина, и двух мнений быть не может, — маленький человечек понизил свой голос до шепота. — Скажи мне честно, Слим, и пусть это останется между нами, ты что — перерезал ему горло из-за кольца, да?
— Конечно, нет! И вообще, я и в глаза его никогда не видел!
Спропрояль покачал головой, не спуская с О'Лири испытующего взгляда.
— Ты уж прости, Слим, но так не сходится. Откуда бы герцог мог заполучить кольцо принца? Его высочество берег эту побрякушку пуще глаза, уж я-то знаю.
— Лично я знаю только то, что кольцо было у герцога и он дал его мне, — Лафайет дернул кольцо и снял его с пальца. — Вот, можешь забрать его себе. Мне оно ни к чему. Единственное, чего я хочу, это найти леди Андрагору.
Его гостеприимный хозяин взвесил кольцо на ладони, но вид у него был хмурый.
— Слим, у тебя будут крупные неприятности, — сказал он, отодвигая стул и вставая из-за столика. — Пойдем, нам с тобой лучше сразу пройти к Флимберту, нашему шефу безопасности, судье, присяжным заседателям в одном лице и исполнителю приговора. Нет, ему вовсе это не понравится. И пока мы к нему идем, ты лучше придумай что-нибудь по правдоподобнее, чем то, что ты мне рассказал. А то, боюсь, нам придется применить к тебе Коммерческие правила Аджака во всей строгости.
— Что это значит? — рассеянно спросил О'Лири. — Вы лишите меня кредита?
— Да не то, чтобы кредита, Слим. Скорее, головы.
Флимберт был круглолицым лысым гномом в очках со стеклами полудюймовой толщины, причем казалось, что они растут у него прямо из головы. Пока Спропрояль рассказывал ему о появлении О'Лири, он барабанил своим пухлым пальчиком по столу.
— Я проверял: это кольцо то самое, что мы изготавливали для принца Крупкина, — закончил он.
— Дело ясное — убийство, ограбление с отягчающими вину обстоятельствами, как-то: проход на нашу территорию без допуска, под личиной другого человека, плюс лжесвидетельство.
Голос Флимберта звучал, как детская свистулька.
— Ну, будешь говорить свое последнее слово?
Он посмотрел на О'Лири, как разозленная золотая рыбка из аквариума.
— Последнее слово? Я еще не сказал и первого! Все, что мне известно, это то, что я тихо-мирно шел по своим делам, когда свалился в эту вашу шахту! И я не говорил, что прибыл от Крупкина — это идея Роя. И с какой стати вы шьете мне убийство? Вот и говорите после этого о домыслах свидетеля…
— Принц Крупкин никогда бы не расстался со своим личным передатчиком. А следовательно, ты убил его, чтобы заполучить передатчик. Это ясно, как дважды два. Властью, которой я облечен…
— Говорю вам, я получил кольцо от Родольфо!
— Тоже неправдоподобно. Крупкин не дал бы его и Родольфо.
— Но он это сделал! Почему бы вам не проверить то, что я говорю!
— Послушай, Берт. — Рой потер свой подбородок. — Я вот что думаю: с чего бы это Слиму являться с такой завиральной историей, если это только не настоящая правда? И если он хотел нас надуть, отчего он мне сам сказал, что он не от Крупкина? А надуть меня он мог запросто: этот приятель до тонкостей знает о всех делах принца.
— Эй, — запротестовал Лафайет.
— Это старый трюк, — сказала Флимберт. — Мы, специалисты, называем его ложью навыворот — неотличима от полнейшей глупости.
— И вам того желаю, — ответил Лафайет. — Послушайте: Крупкин дал это кольцо Родольфо, а тот мне. Я сюда попал совершенно случайно, и все, что я хочу, это спокойно уйти…
— Невозможно. Тебя поймали с поличным, приятель. Незаконное владение — самое страшное преступление по нашим законам. Следующие 300 лет ты проведешь, прикованный к мельничным жерновам на уровне…
— Боюсь, мне придется вас разочаровать, — отрезал Лафайет. — Я столько не проживу.
— А-а, прости, я не сообразил, что ты болен. Ну, тогда мы просто назначим тебе пожизненное заключение. Не обижайся, если тебе не удастся отбыть срок полностью.
— Какая трогательная забота! Послушайте, ну, хотя бы для интеллектуального развития, почему бы вам не затратить следующие 30 секунд, к примеру, на обдумывание возможности того, что у Родольфо было кольцо Крупкина?
— Его светлость с кольцом его высочества? — Флимберт сложил вместе кончики пальцев и сосредоточенно посмотрел на них. — Ну, во-первых, это вопиющее нарушение условий продажи, во-вторых, это вовсе не похоже на Крупкина, который ничего не делает даром.
— Значит, у него была причина! Неужели вам не любопытно, какая?
— Может, он что-то нахимичил с кольцом? — предположил Рой.
— Только прошедший подготовку у нас… Флимберт замолчал.
— Да, я вспомнил, Крупкин проходил подготовку в наших мастерских.
— Вот я и говорю, — а ведь он крупный специалист как раз по микромоделированию, — вставил Спропрояль.
Шеф безопасности выхватил ювелирную лупу и принялся рассматривать кольцо.
— Ну, вот, я так и думал, — резко сказал он. — Следы инструментов.
Он отложил кольцо в сторону, ткнул пальцем в кнопку на стене.
— Первый отдел вызывает лабораторию, — рявкнул он.
— Пинчкрафт слушает, — отозвался рассеянный голос. — Вы прервали меня в процессе сложнейшей операции. Я пытался достать соломинкой сливы из коктейля. У меня уже почти получилось, и тут вы со своим звонком!
— Наплевать на сливы, сейчас я принесу вам на исследование один предмет, чтобы вы дали по нему заключение, прежде чем я вынесу смертный приговор шпиону.
Лаборатория находилась в грубой каменной пещере, и она была забита до предела сложнейшими аппаратами, которые были не более понятны О'Лири, чем книга китайских анекдотов.
Начальник этой лаборатории сидел на высоком стуле перед покрытой пластиком скамьей и чем-то тыкал в сверкающую конструкцию из витой проволочки и стеклянных трубок, в которых кипела розовая, зеленая и желтая жидкость, а поднимался почему-то фиолетовый пар.
Шеф безопасности протянул ему кольцо. Начальник лаборатории развернулся на стуле, включил мощный свет, вытащил увеличительное стекло и склонился над кольцом.
— Ага, — сказал он, — пломба сорвана.
Он поджал губы и бросил на О'Лири неодобрительный взгляд.
Тонким, как игла, инструментом он поковырял в рубине и откинул его верхнюю грань. Внутри открылось сплошное переплетение каких-то компонентов.
— Ну, — сказал он, — долго тебе пришлось возиться!
Он положил кольцо и быстро закрыл его сверху пустой кофейной чашкой.
— Что-нибудь понятно? — взволнованно спросил Рой.
— Да чего тут не понять — абсолютно все приспособление переиначено. В следящее устройство.
Он свирепо посмотрел на О'Лири.
— Что это ты, интересно, надеялся обнаружить? Узнать наши торговые секреты? Но мы ничего не скрываем от широких масс трудящихся.
— Не надо на меня так смотреть, — сказал О'Лири. — Я не имею никакого отношения к кольцу.
— Кольцо было изготовлено для Крупкина, — вставил Рой.
— Вот как? Никогда ему не доверял, вечно у него глаза бегали туда-сюда.
— Да, но Слим-то говорит, что он получил кольцо вовсе не от Крупкина, он утверждает, что ему дал его герцог Родольфо.
— Глупости. Я теперь вспомнил этот заказ, я сам составлял эти схемы согласно чертежам Крупкина. Ну да, теперь я понимаю, почему он так настаивал, чтобы я не делал никаких изменений! Кольцо было очень умно сконструировано, чтобы в нем было легко все поменять! Ему всего-то и надо было, что заменить А-провод, подсоединить Б-проводник к А, С-проводник к Д, поменять местами проводники Д и Е, подключить проводник Е к сопротивлению X и поменять внутри небольшой черный ящик. Ничего сложного.
— И тем не менее я получил кольцо от Родольфо, — горячо сказал Лафайет. — Он дал мне его, чтобы меня не останавливали по дороге, когда я согласился исполнить одно его поручение.
— Вам бы следовало придумать что-нибудь пооригинальнее, — сказал Флимберт. — Это кольцо не помогло бы вам даже выйти из его комнаты.
— Послушай-ка, — вставил Рой, — может, он хотел дать тебе герцогскую печатку, — я видел у него на руке такую, когда он пытался сделать у нас один заказ. Там тоже большой рубин с инициалами "РР". Может, он схватился не за то кольцо? Как там у вас было с освещением?
— Все, что я помню, так это то, что там было мокро, — сказал Лафайет. — Послушайте, джентльмены, мы теряем время. Теперь, когда мы разобрались в этом недоразумении, если вы отдадите мне мою одежду, то мне пора…
— Э-э, полегче на поворотах, — сказал Пинчкрафт. — Не беспокойся, мы сумеем наказать того, кто невнимательно читает наши контракты!
— В таком случае обратитесь к Крупкину, ведь это он его подписывал, а не я.
— Гм, это он верно говорит, — сказал Пинчкрафт. — В этом что-то есть. Крупкин, как сторона, подписавшая контракт, несет полную ответственность. А этот человек — всего-навсего сообщник.
— А это что, тоже подлежит наказанию?
— Да, но куда менее суровому, — с неохотой ответил Флимберт. — Всего сто лет у мельничного жернова.
— Ну и везучий же ты, Слим, — поздравил его Рой.
— Я счастлив, — отозвался Лафайет. — Послушайте, друзья, а нельзя ли тут чего-нибудь придумать? Может, условное наказание?
— Может, действительно поручим ему что-нибудь, да и дело с концом, — предложил Рой. — Скажем, галстуки, которые у нас завалялись, — никак не продаются. Дадим их ему, и пусть…
— Все это несправедливо! — запротестовал О'Лири. — В этом деле замешан один Крупкин, я всего лишь невинный свидетель. И я считаю, что он также замешан в похищении леди Андрагоры!
— Это нас не касается.
— Может быть, и нет, но я думал, что вы сурово наказываете каждого, кто переделывает вашу продукцию для своих целей!
— Гмм… — Флимберт поковырял в носу. — Это так.
— Послушайте, — настойчиво сказал О'Лири. — Если Крупкину удалось переделать личный передатчик в следящее устройство, почему бы вам тоже не переделать его наоборот?
— А?
— Подключите его таким образом, чтобы он передавал звук не от нас к Крупкину, а наоборот, от Крупкина сюда.
Пинчкрафт нахмурился.
— Возможно, возможно.
Он помахал рукой, требуя тишины, поднял кофейную чашку. Поднеся кольцо к свету, он принялся за работу. Все молча смотрели, как он ковырялся внутри рубина, бормоча себе под нос.
— …провод Б к проводу Д… проводник Е к сопротивлению X… красный, голубой… зеленый…
Через десять минут он сказал:
— Ха!
Закрыл кольцо и поднес его к уху. Потом широко улыбнулся.
— Я его слышу, — сказал он. — Вне всякого сомнения, это кольцо подсоединено к точно такому же, которое Крупкин носит с собой.
Он протянул кольцо Флимберту.
— Гм. Это его голос.
— Ну, и что он говорит? — требовательно спросил О'Лири.
— Он поет. Что-то насчет дороги в Миндалию.
— Дайте послушать.
Флимберт отдал ему кольцо, и Лафайет поднес его к уху.
— Был из глины сделан бо-ог, Все на свете сделать мо-ог…
Лафайет нахмурился. Голос показался ему знакомым. Внезапно кто-то вошел.
— Ну? — высокомерно сказал голос, который пел.
— Ваше величество… принц… Я хочу сказать, ваша гостья отклонила ваше приглашение к завтраку — с соответствующими извинениями, конечно.
— Черт бы побрал эту шкуру, неужели она не понимает, что это делается только ради ее удобства? И прекрати мне лгать, Горб. Эта крыса не знает, что такое извинения. С тех пор, как она здесь появилась, она только и делает, что топает ногами и чего-то требует. Говорю тебе, иногда мне даже начинает казаться, что все мои интриги гроша ломаного не стоят, если постоянно приходится связываться с бабами.
— Надо ли мне… э-э… передать ей приглашение вашего высочества к ленчу?
— Можешь не беспокоиться, просто проследи, чтобы ей подали в комнату, чего она захочет. Постарайся ублажать ее, насколько это будет возможно. Мне вовсе не хочется, чтобы у нее появились на лице морщины, пока она находится под моим покровительством.
— Слушаюсь, ваше величество.
Громкие шаги, стук закрывающейся двери, несколько тактов свиста, затем внезапная тишина и тяжелое дыхание.
— Черт… — пробормотал голос. — Неужели они…
Голос замолк. Раздались громкие звуки рвущейся материи, потом тупой удар. И мертвая тишина.
— Ого, — сказал Лафайет. — Он перестал передавать. Все стали слушать по очереди.
— Наверное, он сообразил, что тут дело нечисто, — сказал Пинчкрафт. — Наверное, сунул кольцо в коробку и закрыл крышку. Вот вам и контрразведка.
— Как жаль! — с воодушевлением сказал О'Лири. — Как раз намечалось что-то интересное!..
— Да ну ладно, пойдем-ка, приятель, — сказал Флимберт. — Тебя ожидает мельница.
— Ну, что ж… прощай, Рой, — сказал О'Лири. — Я, конечно, не могу не заплатить своего долга обществу, но мне очень жаль, что не удастся посмотреть на все волнующие события, которые здесь у вас будут происходить.
— Да ну, Слим, на заводах Аджака жизнь спокойная, что там особо смотреть.
— Обычное вторжение, — сказал Лафайет. — Наверное, это будет яркое зрелище, когда Крупкин прибудет со своей армией, морским флотом и военно-воздушными силами.
— Это еще что такое? — отрезал Флимберт. — О чем это ты говоришь?
— Ох, я забыл, что я один его слушал. Но это неважно. Может, он просто шутил.
— Кто?
— Принц Крупкин. Он проводил совещание своего Военного Кабинета, объясняя им свою стратегию, план захвата этой территории. Он замолчал как раз в ту минуту, когда собрался говорить о времени предполагаемого вторжения с земли, моря и воздуха.
— Глупости! Крупкин не нападет на Аджак!
— Наверное, нет. Может, это он так шутит. Конечно, он не знал, что мы подслушиваем, но, может, он особа эксцентричная и просто любит рассуждать логически для развлечения.
— Не может же он быть настолько непорядочным, чтобы использовать против нас наше собственное оружие? — восторженно спросил Флимберт.
— От него всего можно ожидать, у него глаза бегают, — сказал Пинчкрафт.
— Ну, а мне лучше начать работать на этой вашей мельнице, — сказал Лафайет. — Вы, джентльмены, будете слишком заняты следующие 20 часов, составляя завещания и зарывая свои драгоценности…
— Одну минутку. Что он еще сказал? Когда он намеревается напасть на нас? Сколько войска под его командованием? Откуда следует ожидать атаки в первую очередь? Какое вооружение…
— Мне очень жаль, но как раз об этом он только собирался говорить.
— Черт подери! Почему мы не начали слушать раньше?
— Послушайте, Пинчкрафт, — требовательно произнес Флимберт, — не могли бы вы придумать еще что-нибудь? Нам необходимо знать, что там происходит.
— Нет, не могу. На другом конце должен быть передатчик.
— А если послать туда птицу-робота, чтобы она разбросала микрофоны по всей площади?
— Бесполезно. Радиус действия этих аппаратов невелик. Без приемно-передающего устройства, расположенного на данной персоне или возле оной, все бесполезно.
— Тогда придется послать туда человека.
— Ерунда. Все наши ребята слишком маленького роста, их сразу же распознают в этом логове. Разве что…
Все глаза обратились на О'Лири.
— Как, чтобы я сунулся в это львиное логово? — Он поднял брови. — Ни за что. Я предпочитаю отправиться тихо и спокойно работать на мельнице — или вы уже забыли?
— Ну-ну, мой мальчик, — сказал Флимберт, улыбаясь, как отец невесты ее нареченному, — ты не беспокойся об этой мельнице. Ты всегда можешь отбыть наказание, после того как вернешься…
— Забудь ты об этом наказании, — вмешался Пинчкрафт. — Тут дело серьезное. Неужели ты не хочешь помочь восторжествовать справедливости? Помочь правому делу?
— Что-то я не помню, чтобы в последнее время со мной поступали справедливо, — заявил О'Лири. — Нет уж, благодарю, продолжайте обходиться без меня, как и раньше.
— Послушай-ка, Слим, — сказал Рой. — Вот уж не думал, что ты можешь бросить друзей в беде.
— А как насчет той беды, в которую я попал полчаса назад? Что-то я не припомню, чтобы вы меня особенно поддержали.
— Сэр, — заговорил Пинчкрафт, — мы апеллируем к вашим благородным чувствам! Помогите нам сейчас, и вы заслужите нашу вечную благодарность.
О'Лири подавил зевок.
— Благодарю, я сыт по горло благодарностями.
— Может быть, какая-нибудь приемлемая форма оплаты… — предложил Флимберт.
О'Лири поднял бровь, поджал губы.
— У вас будут самые последние новинки из нашей лаборатории, — быстро сказал Пинчкрафт. — Я как раз заканчиваю плащ-невидимку вашего размера и…
— Мы высадим вас на балконе главного здания Стеклянного Дерева с одноместного ковра-самолета, — вторил ему Флимберт. — Все путешествие не займет и часа!
— Вы что, совсем с ума посходили? — спросил О'Лири. — Единственный для меня шанс — это попытаться проникнуть туда ночью и найти какую-нибудь незапертую дверь.
— Но не с этим!
Пинчкрафт спрыгнул со стула, схватил длинный плащ с капюшоном из зеленого бархата с красной оторочкой и завернулся в него. Тяжелая материя зашуршала, заблестела и… исчезла вместе с маленьким начальником лаборатории.
— А? — сказал О'Лири.
— Неплохо, правда?
Голос Пинчкрафта звучал из пустоты, с того места, где он находился всего секунду назад.
— Волшебство? — пробормотал Лафайет.
— Чушь. Электроника.
Обрамленное пустотой, появилось лицо Пинчкрафта.
— Ну, так как?
О'Лири попытался убрать ошеломленное выражение со своего лица.
— Ну… я мог бы выполнить ваше поручение, но только мне нужен двухместный ковер-самолет.
— Как скажешь, так и будет, Слим, — заговорил Рой. — Не сомневайтесь, для такого добровольца-героя, как ты, у нас найдется все самое лучшее!
— Не беспокойтесь, мы доставим вас на место в целости и сохранности, — сказал Флимберт.
— И обратно? — спросил О'Лири.
— Ну, каждому овощу свое время, — ответил Флимберт. — Пойдемте, друг, надо же вас как следует оснастить всем необходимым. Я хочу, чтобы вы попали в Стеклянное Дерево к вечеру.
8
Был ранний вечер, когда Спропрояль провел Лафайета по извилистому коридору до большой двери, за которой находился небольшой балкон, откуда открывался вид на долину вниз.
— Ты смотри, поосторожнее с этим ковром, Слим, — сказал Рой, раскладывая прямоугольник шесть на восемь футов, похожий на самый обычный голубой Вильтоновский ковер. — Все контуры настроены на твои личные эманации, так что ты можешь не волноваться — никто его не украдет. Кстати, управление осуществляется с помощью голоса, так что будь поосторожнее в выражениях. И помни, перил тут никаких нет, так что осторожнее на поворотах. Координационный центр тут, конечно, есть, но если ты зазеваешься — помни, что парашюта у тебя нет.
— Все это меня очень воодушевляет, — сказал Лафайет, завязывая тесемки своего плаща-невидимки и пытаясь побороть тошнотворное чувство, возникающее где-то в желудке. — Твой Пинчкрафт навьючил на меня такое количество всяческих приборов, что я даже повернуться как следует во всем этом не могу.
— Честно говоря, он просто обрадовался случаю проверить еще не прошедшее испытания оборудование, которое он с ребятами состряпал в свободное от работы время. Они тут однажды придумали противочихающий генератор, так наш директор не разрешил вызвать добровольцев, чтобы его проверить. Или возьми, к примеру, этот плоскоход: придумано-то здорово, но если он не сработает — ба-бах! Взлетишь в воздух вместе с лабораторией.
— Расскажи мне еще что-нибудь в этом роде и считай, что я никуда не лечу! — сказал О'Лири. — Лучше укажи направление, в котором надо лететь, а то мой здравый смысл возьмет верх и я полечу совсем не туда.
— Да ты лети все время на запад, Слим. Не бойся, мимо не пролетишь.
— Ты бы очень удивился, если бы я рассказал тебе, сколько раз в жизни я пролетал. На всем. И мимо, — сказал Лафайет. — Между прочим, к твоему сведению, меня зовут не Слим. Мое имя Лафайет О'Лири.
— Да ну? Скажи, какое совпадение… Ну, да это не важно. Счастливого пути, приятель, и не забудь включить микрофон, когда сунешь его в карман объекта.
— Ну, — сказал Лафайет, садясь на ковер-самолет скрестив ноги, — поехали…
Он закрыл глаза, представил координаты, которые Флимберт терпеливо заставил его заучивать в течение часа. Толстый шерстяной ковер, казалось, задрожал под ним. Он с трудом сдержался, чтобы не попытаться ухватиться за что-нибудь, когда ковер зашевелился, задергался, стал твердым. О'Лири заставил себя расслабиться.
— Как мешок с картошкой, — сказал он себе, не осмеливаясь даже вытереть пот, бежавший по лицу. — Огромный холщовый мешок со свежим картофелем из Айдахо…
Тошнотворное чувство не проходило, внезапно поднявшийся ветерок неприятно овевал его, ероша волосы, заставляя хлопать тяжелую материю плаща.
— Ну же, поднимайся, — прошипел он. — Пора уматывать отсюда, пока Флимберт не сообразил, что его надули.
Ничего не изменилось. Ветерок свистел так же резко, ковер оставался таким же неподвижным.
— Ну, просто прекрасно, — сказал Лафайет. — Я должен был знать, что ничего не выйдет.
Он открыл глаза и некоторое время недоуменно смотрел на огромное голубое небо впереди, потом повернулся…
На крохотном балконе, прилепившемся к огромной стене, быстро уменьшающейся позади него, крохотная фигурка махала шарфом. О'Лири заставил себя посмотреть вниз, увидел зеленый пейзаж, проносящийся под ним. Он опять изо всех сил зажмурил глаза.
— Мамма миа, — пробормотал он. — А у меня даже нет бумажного пакета, если вдруг затошнит!
Крепость-дворец, известная как Стеклянное Дерево, возвышалась на западе, как звезда, прикрепленная к самой вершине горы.
Ослепительно сверкая в лучах заходящего солнца красным, зеленым, желтым и фиолетовым, она постепенно превращалась, увеличиваясь, во множество сверкающих хрустальных конструкций. Высокие башни, блестящие минареты, сверкающие шпили изящно балансировали на самом краю вершины горы.
— Ну, плащ, делай свое дело, — пробормотал О'Лири, заворачиваясь в тяжелую ткань, пытаясь закрыть нижней широкой частью одежды сам ковер. Спропрояль уверял его, что у Крупкина не было никаких средств противовоздушной обороны, но Лафайет тем не менее решил не рисковать.
Примерно в полумиле от огромного дворца он приказал ковру замедлить скорость полета. Если это и произошло — летел он слишком быстро и точно в центр самой высокой башни, — Лафайет никаких перемен не заметил. С какой-то совершенно дикой скоростью башня неслась ему навстречу, все ближе и ближе…
В самый последний момент ковер затормозил, дернулся, чуть не сбросив О'Лири, и сделал круг над башней.
— Ну, точно, как мешок картофеля, — страстно прошептал сам себе О'Лири. — Пожалуйста, там, наверху, дай мне выбраться из этой передряги живым, и я клянусь, что буду молиться регулярно, каждый день…
Ковер еще замедлил скорость, остановился и, дрожа, повис в воздухе у высокого окна с аркой.
— О'кей, а теперь вперед, самый малый ход, — прошептал О'Лири.
Ковер подплыл ближе к прозрачной, отполированной до зеркального блеска стене. Когда он подлетел вплотную к хрустальному карнизу, Лафайет осторожно протянул руку и уцепился за него. Ковер затрепыхался и забился, как живой, под его тяжестью, когда он перелезал через подоконник. Освобожденный от тяжести, он начал медленно скользить в сторону, подгоняемый легким ветерком. Лафайет поймал его за угол, скатал в тугую трубку и засунул в угол.
— А теперь жди здесь, пока я вернусь, — прошептал он ковру.
Заправив выбившуюся рубашку, которой его снабдил Спропрояль, поправив шпагу с эфесом, усыпанным драгоценными камнями, он нажал кнопку, находящуюся на эфесе сбоку.
— Летун вызывает Бабочку, — прошептал он. — Порядок, я на месте и пока еще живой.
— Очень хорошо, — раздался пронзительный шепот из того же эфеса. — Продолжайте проникать дальше. Вам следует попасть в королевские покои. Они находятся на двенадцатом этаже главной башни. Будьте осторожны, не выдавайте своего присутствия, случайно разбив вазу или наступив кому-нибудь на ногу.
— Спасибо, что предупредили, — рявкнул Лафайет. — А то я совсем было уже собрался поиграть на гитаре и спеть свою любимую песню.
Он подергал дверь, которая оказалась открытой, и вошел в слабо освещенную комнату, устланную мягкими коврами и украшенную серебристо-розовыми портьерами. Такая же серебристо-розовая вешалка стояла напротив балкона. Серебристые купидоны уютно расположились по углам пыльного розового потолка. Большой хрустальный канделябр сверкал в центре комнаты, звеня при порывах ветра, проникающего через открытую дверь. Лафайет направился к широкой серебристо-белой двери в дальнем углу комнаты, но остановился, услышав за ней голоса.
— … всего лишь на секундочку, — произнес слащавый мужской голос. — И кроме того, — продолжали с оттенком пошловатости, — вдруг вам понадобится помощь со всеми этими пуговицами и застежками?
— Вы нахальны, сэр, — игриво ответил знакомый женский голос. — Но, думаю, в этом нет ничего страшного — только на несколько минут.
— Дафна? — промямлил О'Лири.
Когда в замке зазвякал ключ, он кинулся к широкой кровати, чтобы найти хоть какое-нибудь убежище. Но не успел он забраться под нее, как дверь открылась. Прижавшись щекой к ковру, Лафайет увидел изящные ножки в кожаных туфельках с серебряными пряжками, рядом с которыми неотступно шли черные, начищенные до блеска сапоги со звенящими шпорами. Эти две пары ног, не останавливаясь, прошли по комнате и скрылись из поля зрения Лафайета. Раздались звуки какой-то возни, тихий смешок.
— Отстаньте, сэр, — мягко сказал женский голос. — Вы испортите мне всю прическу.
Лафайет весь изогнулся, приподняв полог кровати, пытаясь выглянуть и посмотреть, что происходит. Его шпага звякнула об пол. В ту же секунду наступила мертвая тишина.
— Милорд Чонси — ты слышал?
— Ну, мне пора идти, — громко сказал чуть дрожащий мужской голос. — Как вы знаете, его высочество — а лучшего человека я не встречал в целом свете — отдал приказание, чтобы у вас было все, что вы пожелаете, миледи, но я боюсь, что, если задержусь здесь дольше, то это будет неверно истолковано…
— Ну, знаете, такой наглости!..
Раздался сильный шлепок, отчетливо создающий впечатление гневной женской руки, ударяющей по мужской щеке.
— Как будто я вас сюда приглашала!
— Итак… если вы извините меня…
— Нет уж, сначала извольте обыскать комнату! Может, это ужасная бурая крыса!
— Да, но…
Изящная ножка топнула об пол.
— И немедленно, Чонси, иначе я доложу, что вы пытались заставить меня исполнить ваши похотливые желания!
— Кто, я, ваша светлость?
— Повторять не собираюсь!
— Ну…
Лафайет увидел, как сапоги пересекли комнату, остановились у шкафа. Раздался звук открываемой двери. Сапоги проследовали в ванную, исчезли из виду, вновь появились. Они вышли на балкон, остановились, вернулись обратно.
— Никого нет. Возможно, ваше воображение…
— Вы тоже это слышали! И вы не посмотрели под кровать.
Лафайет замер, когда сапоги подошли к кровати и остановились буквально в двух футах от кончика его носа. Покрывало поднялось, узкое лицо со свирепыми стрелками усов и крохотными глазками уставилось прямо на него.
— Тоже никого, — сказал человек и опустил покрывало. Лафайет перевел дух, только сейчас сообразив, что он все время сдерживал дыхание.
— Ну, конечно, я же совсем забыл про плащ, — упрекнул он сам себя.
— А раз так, — продолжал мужской голос, — то я не вижу причин, почему бы мне торопиться.
— Не сродни ли вы осьминогу по отцовской линии, милорд? — спросил голос Дафны с едва сдерживаемым хихиканьем. — Откуда у вас столько рук? Тише, тише, милорд, вы сломаете мне молнию.
— Ах, ты… — пробормотал Лафайет и замер, потому что беседа тут же прервалась и опять наступила мертвая тишина.
— Чонси, тут кто-то есть! — сказал женский голос. — Я… я это чувствую!
— Да, вот я и говорю, что мне необходимо пересчитать все простыни и полотенца, так что я не могу дольше задерживаться…
— Ерунда, Чонси, в такой поздний час? Неужели вы боитесь?
— Я? Боюсь? — голос Чонси стал несколько прерывистым. — Конечно, нет, просто я всегда любил всякие переписи, и сейчас мне представляется случай проработать всю ночь, так что…
— Чонси, разве вы не помните, мы собирались погулять с вами при луне. Вы и я, и никого больше.
— Да, но…
— Подождите секундочку, я только переоденусь во что-нибудь подходящее. Я постараюсь поскорей.
— Эй, — слабо произнес Лафайет.
— Акустика в этой комнате просто невозможная, — нервно сказал Чонси. — Я бы мог поклясться, что кто-то только что сказал "эй".
— Глупый мальчик, — ответил женский голос. Раздался мягкий шуршащий звук, за которым последовало взволнованное мужское восклицание. Снова появились женские ножки. Они остановились у шкафа, показались изящные женские руки в кольцах, снявшие одну туфлю, потом другую. Ножки поднялись на цыпочки, и пышная, вся в складках юбка упала на пол. Мгновением позже туда упало что-то совсем воздушное.
— Но, миледи! — вскричал ломающийся, задыхающийся голос Чонси. — Его высочество… к черту его высочество!
Сапоги торопливо пробежали по полу, наступили на маленькую, изящную ступню. Раздался короткий женский вой, за которым последовал второй резкий звук пощечины за это вечер.
— Идиот! — взвыл женский голос. — Да я лучше останусь навсегда в этой дыре, чем…
— Ах, так вот что вы задумали? Заманили меня сюда ложными обещаниями, чтобы я помог вам бежать, а сами собираетесь уклониться от вашей части договора? Ну, нет, миледи, ничего у вас не выйдет! Я получу все, что мне причитается, сейчас…
Лафайет со всей возможной скоростью выбрался из-под кровати. Когда он вскочил на ноги, обладатель сапог — высокий худой придворный лет под 50 — резко обернулся, хватаясь за рукоять шпаги, диким взглядом окидывая комнату мимо и сквозь О'Лири. Позади Чонси Дафна, или леди Андрагора, стояла в коротенькой рубашке с голыми плечами на одной ноге и массировала пальцы другой.
Лафайет протянул руку, отвел подбородок мужчины вверх и чуть в сторону и нанес блестящий хук правой, после чего тот, нелепо взмахнув руками, пролетел до стены, ударился о нее и свалился на пол.
— Чонси… — прошептала леди, следя за его полетом. — Что… как… Почему?
— Я научу этого нечестивца ходить по спальням леди, помогая им расстегивать пуговицы! — сказал Лафайет, угрожающе приближаясь к полуголой девушке. — А за тебя мне просто стыдно, — так поощрять этого сутенера!
— Я слышу твой голос… о, любимый… я слышу тебя… но я тебя не вижу! Где ты? Ты… ты не дух?
— Еще чего! — Лафайет откинул капюшон плаща. — Я из плоти и крови, и знаешь, что я скажу тебе по поводу этого спектакля…
Какое-то мгновение леди неотрывно смотрела в лицо О'Лири, затем ее глаза закатились. С легким вздохом она упала на старый розовый ковер.
— Дафна! — вскричал Лафайет. — Очнись! Я тебя прощаю! Но нам нужно уходить отсюда как можно скорее!
Он наклонился к ней, и в это самое время в дверь изо всех сил стали барабанить.
— Там есть мужчина! — вскричал снаружи командирский голос. — Ну, солдаты, ломайте дверь!
— Подожди, сержант, не торопись, у меня есть ключ…
— Вы слышали, что я сказал?
Раздался громовой удар, потрясший дверь, и звуки отлетающих от нее тел.
— Ну, ладно, давай сюда ключ.
Лафайет нагнулся, подхватил лежащую, без сознания девушку на руки и попятился к тяжелым портьерам, висящим на стене. Он едва скользнул за них, как раздался щелчок открывающегося замка, и дверь распахнулась настежь. Трое крупных мужчин в куртках с кружевными манжетами и воротниками, тугих, в обтяжку, розовых штанах и с обнаженными шпагами вбежали в комнату и остановились.
Они недоуменно огляделись, затем осторожно обошли всю комнату из конца в конец.
— Э, да тут пусто, — сказал один из них.
— Никого нет, — добавил другой.
— Да, но мы ведь слышали голоса, разве вы забыли?
— Значит, ошиблись.
— Или ошиблись, или…
— Или сошли с ума…
— Или это место такое заколдованное.
— Ну, мне пора возвращаться, а то ребята не могут играть без четвертого, — сказал вольнонаемный, пятясь к двери.
— Эй, ты, стой смирно! — рявкнул сержант. — Я сам скажу, когда пора возвращаться в игру!
— Да? Ты, может, хочешь здесь встретиться и поздороваться с каким-нибудь Всадником Без Головы?
— Я же говорю, что пора возвращаться играть, — твердо сказал сержант. — Пошли!
Солдаты начали осторожно отступать к двери. И в это время Лафайет, стоящий за занавеской и вдыхающий аромат женского тела, которое он держал на руках, услышал предварительное потрескивание, исходящее из эфеса шпаги.
— Ох, только не это! — взмолился он про себя.
— Бабочка вызывает Летуна, — прозвучал суровый голос у левого бедра. — В чем дело, Летун? Вы не докладываете уже пять минут!
— Вон там, — сказал напряженный голос. — За портьерами.
— Летун! Немедленно доложить обстановку!
— Заткнись ты, кретин! — прошептал Лафайет в направлении своего левого бедра и отступил в сторону, когда портьеры были грубо откинуты.
— Э-э-э! — сказал человек, уставившись на ношу Лафайета широко раскрытыми глазами.
— О-о-о! — сказал его товарищ, заглядывая через его плечо, и облизнул розовым языком сухие губы.
— Святой Мося! — сказал третий. — Она… она плывет по воздуху, а?
— У нее крохотные розочки на подвязках, — сказал первый.
— Вы только посмотрите, ребята!
— Плывет она или нет, а такой фигурки я давно не видел, — установил его товарищ.
— Эй, ребята, да она плывет к балконной двери! — вскричал сержант, когда Лафайет начал потихоньку отступать в сторону.
— Преградите ей путь.
Три солдата растянулись цепью, и О'Лири попытался было обойти их с левой стороны, выиграл ярда два и ударил одного из солдат под коленку, когда тот потянулся к безжизненно висящей женской руке. Он бросился в сторону, когда тот закричал от боли, схватившись за поврежденную конечность, прыгая на одной ноге. На мгновение путь к двери был свободен. Лафайет кинулся к ней, почувствовал, как его плащ зацепился за подставку для одежды, и прежде, чем он смог остановиться, плащ был сорван с его плеч.
— Эй! Смотри-ка! Этот парень появился прямо из воздуха! — вскричал сержант. — Хватай-ка его, Ренфрю!
Лафайет в отчаянном порыве прыгнул в сторону, обогнул вешалку, почувствовал, как чьи-то руки обхватили его за ноги и, падая, увидел, как другие руки подхватили девушку. Потом он стукнулся головой об пол и его, полуоглушенного, поставили на ноги и прислонили к стене.
— Да вы только посмотрите, кто это, — сказало повисшее над ним ухмыляющееся лицо довольным и удивленным голосом, в то время, как руки шарили по его карманам, вынимая оттуда множество разных предметов, которыми его снабдил Пинчкрафт. — А ты не теряешься, приятель. Только зря ты на это дело пошел. Не думаю, что его величество будет в восторге, когда узнает, что ты был тут наедине с леди, да еще и в чем мать родила.
— Она не в чем мать родила, — пробормотал О'Лири, пытаясь сфокусировать свои глаза. — На ней розовые подвязки.
— Эй, посмотрите! — выкрикнул один из солдат. — Там у стены за диваном лежит лорд Чонси! Ух, ты! Только посмотрите на его челюсть!
— Добавим нападение на ее светлость к преступлениям этого молодчика, — сказал сержант. — Да уж, приятель, лучше бы ты оставался на месте. Ты просто не оценил, как хорошо тебе там было.
Два солдата держали Лафайета за руки. Третий положил так и не пришедшую в себя девушку на кровать.
— Давай, давай, Мел, можешь не стоять, как пень, восхищаясь своей работой, — проворчал сержант. — Надо скорее отвести этого молодчика в камеру, прежде чем кто-нибудь узнает, что он умудрился бежать, и начнет критиковать работу стражи.
— А можно… можно, я скажу ей всего пару слов? — взмолился О'Лири, когда его проводили мимо кровати.
— Ну… валяй, приятель, думаю, ты сполна заплатил за это. Только быстро.
— Дафна, — настойчиво сказал Лафайет, и ее веки задрожали и открылись. — Дафна! С тобой все в порядке?
Какое-то мгновение девушка недоуменно оглядывалась вокруг. Потом ее глаза остановились на Лафайете.
— Ланцелот? — прошептала она. — Ланцелот… любимый…
— Ладно, пошли, — проворчал сержант.
Лафайет с отчаянием посмотрел через плечо, когда его вытаскивали из комнаты.
9
Лафайет, дрожа, сидел в полной темноте, прислонившись к сырой каменной стене. Гробовая тишина нарушалась только мягкой возней мышей в охапке соломы и тяжелым дыханием, доносившимся из дальнего конца комнаты. Второй пленник, его товарищ по несчастью, так и не проснулся, когда его швырнули в камеру, и спал уже несколько часов. Аромат Лунной Розы, духов Дафны, все еще оставался в памяти Лафайета, несмотря на удушливый козлиный запах темницы. Воспоминания об этих мягких теплых формах, которые он так недолго держал в руках, щемили его сердце каждый раз, когда он начинал перебирать в уме все те события, которые произошли с ним в Стеклянном Дереве.
— Да уж, операцию я провел блестяще, лучше не придумаешь, — пробормотал он. — Мне повезло абсолютно во всем, я даже с первого часа попал в ее комнату, и тем не менее я все только напортил. Да и вообще, я не совершил ни одного правильного поступка с тех пор, как впервые оказался на мельнице. Я подвел всех, начиная со Свайхильды и кончая Родольфо и Пинчкрафтом, не говоря уже о Даф… я имею в виду леди Андрагору.
Он поднялся на ноги, сделал четыре шага вперед — дальше, как показали исследования, шла стена, о которую можно было больно удариться, — потом четыре шага назад.
— Но хоть что-то могу я сделать, — прошипел он сам себе. — Может быть…
Он зажмурился — действие совершенно необязательное в сложившейся обстановке — и сконцентрировал свою пси-энергию.
— Я опять в Артезии, — пробормотал он. — Только что вышел в сад с костюмированного бала, чтобы глотнуть свежего воздуха, — вот почему на нем этот нелепый костюм, который дал Спропрояль, — и через секунду-другую я открою глаза и пойду обратно…
Постепенно его голос становился все слабее и слабее. Зловоние камеры не позволяло убедительно представить прогулку в саду, где самым плохим запахом был запах гардинии.
— Ну, тогда… я инспектирую трущобы, — воодушевленно было начал он. — Разве что в Артезии нет нигде никаких трущоб. А как насчет Колби Корнерс? — продолжал рассуждать он.
— Ну да, там есть чудесные трущобы, обитатели которых только счастливы держать уголь в ваннах.
Он зажмурился еще сильнее, концентрируясь как можно тщательнее.
— Я — член Федеральной Комиссии по оказанию помощи, — уверил он сам себя, — и провожу исследования для моей книги, сколько времени требуется средней семье непреуспевающих супругов, чтобы превратить чистую новую современную квартиру в определенный хаос, к которому они привыкли…
— Послушайте, а вы не могли бы галлюцинировать несколько потише, — вызывающе произнес скрипучий голос из дальнего угла камеры. — Я пытаюсь хоть немного вздремнуть.
— А, значит, вы все-таки живы, — не менее вызывающе ответил Лафайет. — Не могу не восхититься вашей способностью спать без задних ног в этом осином гнезде.
— А вы что можете предложить? — послышался незамедлительный ответ. — Чтобы я, не умолкая, жаловался на все, что меня здесь раздражает?
— Как нам отсюда выбраться? — резко сказал Лафайет. — Вот о чем надлежит думать.
— Вопросы и я задавать могу, а вот как на них ответить?
"Этот голос, — подумал О'Лири, — отличается высокомерной наглостью и одновременно жалостью к самому себе. В общем, неприятный голос", — решил он, с трудом сдерживая желание ответить в том же тоне.
— Дверь я проверил, — сказал он с наигранной веселостью.
— Насколько я могу судить, она состоит из одной стальной плиты, что ограничивает наши возможности в этом направлении.
— Неужели какая-то там стальная дверь может нас задержать? Судя по вашему голосу, я почему-то решил, что вы сорвете ее с петель и стукнете по голове первого, кто вам попадется под руку.
— …а это означает, что нам придется искать какой-нибудь другой выход, — закончил свою мысль О'Лири, заскрежетав зубами.
— Прекрасно. Вот и займитесь этим. А я посплю. У меня были совершенно жуткие 48 часов.
— Да ну, кто бы мог подумать? Хотя их вряд ли можно сравнить с моими последними двумя сутками. Я спускался с верхушки ветряной мельницы, боролся с гигантами и пиратами, два раза сидел в тюрьме, один раз мне чуть не отрубили голову, я свалился в шахту лифта, меня судили за шпионаж, после чего я летел на ковре-самолете — это не говоря о теперешнем ужасном положении.
— У-уу-ха! — зевнул товарищ Лафайета по камере. — Счастливчик! Я был куда более занят: договаривался с сумасшедшим принцем, обманул герцога, провел рискованную операцию по спасению, обманул колдунью, причем меня били, пинали, колотили, а потом швырнули в темницу.
— Понятно. Что же вы собираетесь по этому поводу предпринять?
— Ничего. Все это на самом деле сон. Через некоторое время я проснусь, и вас здесь не будет, а я смогу опять продолжать заниматься своими рутинными делами.
— О, теперь понимаю. Вы просто чуть сдвинулись от одиночества. Это даже смешно, — добавил он со смешком, — что вы считаете фрагментом своего кошмара. Недавно я сам думал так почти обо всем, пока не убедился, что нахожусь в мире реальном, даже слишком.
— Так что, если вы прекратите болтать и дадите мне опять заснуть, я буду вам очень благодарен, — закончил наглый голос.
— Послушай-ка, Спящая Красавица, — резко заявил О'Лири. — Все это настоящее, можешь не сомневаться. Может, ты и свихнулся чуть-чуть от своих переживаний, но постарайся вбить себе в голову: ты сейчас в темнице, настоящей, реальной темнице, в которой бегает куча мышей. И если ты не хочешь сгнить заживо или дождаться, когда за тобой придет палач, то потрудись приподнять свое заднее место!
— Убирайся. Я еще не выспался.
— С каким бы удовольствием я отсюда убрался, если мог бы! Ну же, поднимайся, соня! Может быть, вдвоем нам удастся что-нибудь придумать!
— Чушь. Ты самый обычный фрагмент. Мне надо опять заснуть, и когда я проснусь, то снова окажусь на Хэтчер Кроссроуд, в лавке зеленщика Боусера.
Лафайет злорадно засмеялся.
— Ты напоминаешь мне одного невинного беднягу, которого я когда-то знал. Кстати, где расположена эта Хэтчер Кроссроуд?
— В Оклахоме. Но ты этого не можешь знать. Это не имеет к моему сну никакого отношения.
— Оклахома… Ты хочешь сказать, что ты из Америки?
— Смотри-ка, значит, ты знаешь об Америке? Впрочем, почему бы и нет? Я думаю, в теории ты ведь должен знать то же, что и я. Ну, да ладно, прощай, я опять засну.
— Подожди-ка, — настойчиво проговорил О'Лири. — Ты хочешь сказать, что ты прибыл сюда из США? Что ты не туземец из Меланжа?
— США? Это еще что такое? И, естественно, я не туземец. Я же не бегаю в набедренной повязке, размахивая копьем.
— Этого я не знаю — в темноте не видно. Но если ты из Оклахомы, ты должен знать, что такое США!
— Может, ты хочешь сказать, СК?
— А это еще что?
— Соединенные колонии, само собой. Но послушай, будь добрым воображаемым другом и дай мне соснуть чуток, ладно? Сначала ты меня позабавил, но я уже начал от всего этого уставать, а завтра у меня очень тяжелый день. Мистер Боусер получил заказ на соленые грецкие орехи, и к нам сбежится весь округ, так что…
— Попытайся вбить в свою тупую башку, — прорычат Лафайет, — что ты находишься здесь, в Меланже, нравится тебе это или нет, что так все и будет на самом деле, понятно? А теперь послушай, нам с тобой нужно поговорить. Похоже, ты очутился здесь таким же образом, как и я…
— Никогда не думал, что мое подсознание может быть так настойчиво. Если бы я точно не знал, что ты всего-навсего субъективный феномен, мог бы поклясться, что ты настоящий.
— Послушай, давай больше к этому не возвращаться. Просто сделай вид, что я настоящий, и действуй соответственно. А теперь скажи: как ты сюда попал?
— Просто. Отряд кавалерии принца Крупкина схватил меня и швырнул в темницу. Ты доволен?
— Я хочу сказать, до этого — когда ты впервые прибыл…
— А, ты имеешь в виду, когда я сфокусировал космические потоки?
Товарищ Лафайета по камере гулко рассмеялся.
— Если бы я только знал, чем все это кончится, то я занялся бы своими консервированными селедками или солеными орехами. Но нет, надо было мне сунуть нос во все это дело, да еще и попытаться объяснение найти, что к чему. Да еще надо было так не повезти — я наткнулся на книгу профессора Хоззлешрумпфа "Современные заклинания, или Легкий путь самообмана". Я попытался все сделать по этой формуле, и… только что я сидел в своей комнате, которую сдала мне мисс Гинсберг, и тут же оказался в самом центре огромной пустыни, и солнце светило мне прямо в лицо.
— Ну? Продолжай.
— Ну вот, я пошел на восток — чтобы не слепило солнце — и через некоторое время дошел до холмов. Здесь было прохладнее, и я обнаружил небольшой ручеек, немного орехов и ягод. Я пошел дальше и вышел к возделанному полю недалеко от города. И только я нашел небольшую забегаловку и собрался закусить вкусным хлебом и сыром, как появилась местная полиция. Они отвели меня к принцу, и он предложил мне работу. Все это казалось мне забавным, поэтому я и не протестовал, и такая жизнь была мне вполне по душе, пока я не увидел леди Андрагору.
— Леди Андрагору? Что ты знаешь о леди Андрагоре? — рявкнул Лафайет.
— Нет, мне нельзя забывать, что это всего-навсего сон, — возбужденно сказал невидимый голос. — Иначе я выдрал бы тебе все волосы по одному!
Лафайет услышал его глубокий вздох.
— Но все это сон, иллюзия. Беверли не попала на самом деле в лапы этому негодяю Крупкину, меня не обманули и не бросили в тюрьму. То, что я сейчас чувствую, не настоящий голод. А если ты еще заткнешься и уберешься отсюда вон, то я смогу вернуться назад и продолжать карьеру у Боусера!
— Вернемся к леди Андрагоре!
— Вот уж от этого я бы не отказался. Эти нежные, мягкие губы, прекрасные линии тела…
— Ах, ты!.. — Лафайет с трудом сдержал себя. — Послушай-ка, кто бы ты ни был! Ты должен смотреть правде в глаза! Прямо сейчас леди Андрагора томится в руках этих негодяев — я имею в виду, в руках…
— Всего лишь на прошлой неделе мистер Боусер говорил мне: "Лоренцо, мой мальчик, у тебя впереди большое будущее в продовольственных…"
— Лоренцо! Значит, это ты предал леди Андрагору!
Лафайет вне себя прыгнул в том направлении, откуда исходил голос, и ударился о стену, добавив новую контузию своей многострадальной голове.
— Ты где? — тяжело дыша, выкрикнул он, размахивая руками в воздухе. — Грязный обманщик, похититель, змея подколодная!
— Чего это ты так разбушевался? — спросил голос из противоположного угла. — Тебе-то что до Бевер… я хочу сказать, леди Андрагоры, тюремная пташка?
— Тюремная пташка, вот как? — задыхаясь, сказал Лафайет своим самым презрительным голосом. — И это говоришь ты, сидя в камере…
Он прыгнул, почти ухватился за руку, и внезапно искры полетели у него из глаза, в который угодил удар кулака.
— Не смей подходить ко мне близко, ты! — отрезал голос. — Мало мне было неприятностей, так они еще посадили вместе со мной маньяка.
— Ты выманил ее из города своим лживым красноречием, чтобы передать тетке! Я имею в виду эту старую каргу, которая работает на Крупкина!
— Так считал и Родольфо, но как только я увидел ее, у меня пропало всякое желание вести ее туда! Но это не твое дело.
— А куда же ты собирался ее вести? В любовное гнездышко, приготовленное заранее?
— Вот именно. Если бы не куча верховых полицейских, невесть откуда взявшихся в лесу, так оно и было бы. Но этот длинноногий шейх Чонси поймал нас.
— А, ну что ж, может, это к лучшему. По крайней мере, здесь у нее имеется приличная постель.
— Вот как? Могу я спросить, что ты знаешь о постели Бевер… Я хочу сказать, леди Андрагоры?
— Все. Я провел под ней довольно бойкие полчаса.
— Как ты сказал — под ней?
— Так и сказал. Я подслушивал, как она отбивалась от ухаживаний этого Чонси. У меня был ковер-самолет — я хочу сказать мой МАРК IV, личный транспорт — прямо на балконе. И только я хотел ее умыкнуть, как прибыла дворцовая стража.
— Да, я предупредил Крупкина, чтобы он приглядел за Чонси. И похоже, что они прибыли как раз вовремя!
— Они прибыли слишком быстро! Я уже держал ее в своих руках, когда они ворвались и кинулись на нее…
— Ах, ты!..
Невидимое тело пролетело мимо О'Лири, и с большим удовольствием он выставил вперед ногу и зацепил лодыжку. Последовавший затем грохот падающего тела хоть как-то скомпенсировал боль в его глазу.
— Послушай, Лоренцо, — сказал Лафайет. — Нам совершенно ни к чему кидаться друг на друга в этой комнате. Очевидно, мы оба обеспокоены тем, чтобы с леди Андрагорой все было в порядке. Никто из нас не хочет, чтобы она оказалась в лапах Крупкина. Почему бы нам не объединиться, пока она не окажется на свободе, а уж потом решить все вопросы между собой?
— Объединить наши усилия, ха, — пробормотал невидимый компаньон Лафайета откуда-то с пола неподалеку от двери. — Какие усилия? Мы заперты в темнице, в темноте, обезоруженные. Если, конечно, — добавил он, — у тебя нет чего-нибудь в заначке.
— Да нет, у меня все отобрали, — сказал Лафайет. — У меня тут было чем похвастаться: приемо-передаточная шпага, плащ-невидимка, ключ-на-все-замки, плоскоход…
Внезапно он замолчал и быстро поднес руку к своему поясу. Пояс все еще был на месте. Он отстегнул его, вывернул, нащупал молнию и потянул за нее.
— Подожди-ка, Лоренцо, — напряженно сказал он. — Может, сейчас мы с тобой добьемся всего, чего желаем.
— О чем ты говоришь? — ответил тот своим капризным голосом. — Шпаги? Ключи? Нам нужен, по меньшей мере, заряд динамита, или, на худой конец, два железных прута.
— Может, у меня есть тут кое-что получше, — ответил Лафайет, вытаскивая плоский прямоугольник два на один дюйм, сделанный из гибкого пластика. — Они пропустили плоскоход.
— Что такое плоскоход?
— Согласно Пинчкрафту, он генерирует поле, которое модифицирует пространственные взаимосвязи против экзакосма. Он обращает одномерное пространство в эквивалентное замещение его вдоль перпендикулярных волюметрических осей и в то же время поддерживает гармонию, которая дает взаимный эпицентрический эффект и…
— А как бы ты объяснил это обычному смертному? — прервал его Лоренцо.
— Ну, он понижает физическую размерность того, кто им пользуется, до нуля и компенсирует это соответствующим повышением плотности поля материи в остающемся квази-дву-мерном состоянии.
— Послушай, а как бы ты объяснил это идиоту?
— Он делает тебя плоским.
— Как ношение корсета может нам помочь? — взвыл Лоренцо.
— Я имею в виду — на самом деле плоским! Ты получаешь возможность проходить между молекулами обычной материи — проходить сквозь стены, другими словами. Вот почему он и называется плоскоход. Ну, посторонись, Лоренцо, и я попытаюсь его использовать. Значит, так, Пинчкрафт говорил, сориентироваться, чтобы продольные линии оси совпадали с моими продольными осями, а главная поверхность — с самой широкой плоскостью моего тела, или наоборот…
— Наверное, такую они придумали мне пытку, — пробормотал Лоренцо, — заперли с сумасшедшим! Я мог бы догадаться об этом сразу и не предаваться напрасным надеждам. Бедная Беверли! Она, конечно, будет держаться до последнего, но, в конце концов, непрерывная настойчивость похитителя и перспектива управлять всем этим замком поколеблют ее волю и…
— Я уже прошел через это, — сказал Лафайет. — И тебе не советую. Лучше выкинь-ка из головы все эти глупости, а я тем временем проведу опыт.
Лафайет стал вращать плоскоход, нашел маленькую кнопку в середине и нажал на нее.
Ничего не произошло. Он разочарованно уставился в окружающую его темноту.
— Черт побери! — с чувством сказал он. — Видимо, слишком легкий путь не для меня. Придется придумать что-нибудь еще. Послушай, Лоренцо, а эта камера высокая? Может, в потолке есть какой-нибудь лаз, и если один из нас встанет на плечи другому, то мы сможем дотянуться до него?
Он встал на цыпочки и вытянул руку, но так ни до чего и не дотронулся. Он подпрыгнул, но все с тем же результатом.
— Ну, так как же? — резко сказал он. — Будешь взбираться на мои плечи, или мне взобраться на твои?
Ответа не было. Даже мыши перестали шуршать в соломе.
— Говори, Лоренцо! Или ты опять заснул?
Он пошел по камере, пытаясь нащупать рукой стену. Через десять шагов он пошел медленнее и с большой осторожностью. Еще через пять шагов он остановился.
— Странно, — сказал он окружающей его темноте. — Я почему-то думал, что эта камера всего-навсего не более десяти шагов в ширину.
Он повернулся и пошел обратно, отсчитав 15 шагов, затем продолжал идти дальше 5, 10, 15 шагов. Внезапно в глаза ему брызнул резкий слепящий свет. Он заморгал глазами, пытаясь разобраться, что бы могла значить эта стена света, похожая на замерзшее стекло, в которое было завернуто что-то светлое.
Когда он повернулся, стена, казалось, поплыла, сжимаясь, появились линии, точки и пятна света, высвечивающие нормальную, хотя и слегка искаженную стену: тускло освещенный коридор со стеклянными стенами, стеклянным полом и тяжелыми дверями из черного стекла.
— Я вышел из камеры! — воскликнул он. — Плоскоход сработал! Лоренцо!..
Он повернулся, увидел, что стены в то же самое время расширились, вытягиваясь во все стороны сразу, как отражение в выпуклом зеркале.
— Должно быть, какой-нибудь эффект двумерности, — пробормотал он. — Но все же откуда я пришел?
Он в нерешительности сделал несколько шагов вперед: свет сменился полной темнотой. Он прошел 15 шагов и остановился.
— Лоренцо! — прошипел он. — Полный порядок! Ответа не последовало.
— А может быть, он не может меня слышать — или я не могу слышать его, когда эта штука включена.
Лафайет нажал кнопку с противоположной стороны. Никаких перемен не произошло — разве что почти неуловимые звуки приглушенного рыдания. Лафайет рявкнул:
— О, ради всего святого, возьми себя в руки! Слезами горю не поможешь!
Раздалось удивленное восклицание.
— Лэйф? — прошептал знакомый голос. — Это действительно ты?
Лафайет принюхался: чеснок.
— Свайхильда! — изумленно воскликнул он. — Как ты сюда попала?
— Т-ты, сказал мне, чтобы я н-не х-ходила за тобой, — говорила Свайхильда пятью минутами позже, всласть выплакавшись на плече успокаивающе похлопывающего ее О'Лири. — Но я наблюдала за воротами и видела, как ты выехал. А рядом с одной пивнушкой как раз была привязана лошадь, вот я и вскочила на нее и поскакала за тобой. Перевозчик на барже показал мне, какой дорогой ты поехал. Но я тебя едва успела догнать, а тебя уже собирались вешать…
— Так это ты завыла, как пантера!
— Просто в спешке не удалось придумать ничего другого.
— Ты спасла мне жизнь, Свайхильда!
— Угу. Ну, я оттуда удрала, конечно, а потом совсем заблудилась. Моя лошадь все ходила и ходила, а потом споткнулась и сбросила меня в большой куст. Когда я оттуда выползла — смотрю, откуда ни возьмись, сидит на пне какая-то старая леди, и так задумчиво пытается раскурить сигару. Я так обрадовалась увидеть живого человека, что кинулась к ней и поздоровалась. Старушка подскочила, как будто уселась на кактус, а потом посмотрела на меня, словно я дух какой-то. "Великий боже! — сказала она. — Невероятно! Но, в конце концов, почему бы и нет?" Только я собралась ее спросить, чего это она имеет в виду, как она вскакивает, сует мне под нос какую-то жестянку, из которой несет нафталином, и после этого я ничего не помню.
— Мне кажется, я знаю эту леди, — угрюмо сказал Лафайет. — Три раза мне придется свести с ней счеты, если не больше!
— После этого мне снится какой-то сумасшедший сон, что я лечу по воздуху. А проснулась я в приятной комнате, и там сидел какой-то гладкий такой старикашка, должно быть, брат той старушки. Так вот, он задал мне кучу всяких вопросов, и не могу сказать, чтобы очень скромных, а когда я попыталась уйти отсюда, так он меня схватил и, естественно, я тут же засветила ему, как следует. Я и оглянуться не успела, как туда ворвался целый отряд стражников, которые привели меня сюда, — Свайхильда вздохнула. — Может, мне и не следовало так торопиться с этим ударом правой, но у этого ублюдка были холодные руки. Но мне следовало знать, что не стоит беспокоиться, что ты найдешь меня, Лэйф, — ее губы осторожно сжали мочку его уха. — Кстати, — прошептала она, — я взяла с собой завтрак. Не хочешь отведать хороший кусочек колбасы и сыра? Правда, он немного мятый — мне пришлось нести его под одеждой…
— Нет, спасибо, — торопливо сказал Лафайет, высвобождаясь из ее объятий. — Нам надо уйти отсюда как можно скорее. Придется мне опять выйти и поискать ключ…
— Эй, а как ты вообще попал сюда? Я не слышала, чтобы дверь открывалась…
— Я прошел сквозь стену. Никакого волшебства, просто один трюк, о котором я позже тебе расскажу. Но я не могу взять тебя с собой. Придется открыть дверь твоей камеры. Так что, если ты просто подождешь меня здесь…
— Ты опять оставишь меня одну?
— Тут уж ничего не поделаешь, Свайхильда. Сиди спокойно и жди. Я постараюсь вернуться как можно скорее. Думаю, это не займет много времени.
— Тебе… тебе виднее, Лэйф. Но только поспеши. Мне никогда не нравилось быть одной в темноте.
— Ну, не бойся, будь умницей, — он потрепал ее по плечу. — Ты постарайся думать о чем-нибудь приятном, и оглянуться не успеешь, как я уже вернусь.
— Д-до свиданья, Лэйф. Береги себя.
Лафайет ощупью добрался до стены, включил свой плоскоход, вновь вышел в переливчатое сверкание коридора. Вновь ему пришлось приспособиться к перемещающемуся свету и видимым феноменам. Узкий коридор был по-прежнему пуст. Он выключил плоскоход, и коридор приобрел нормальный вид. Крадучись, пошел он к ближайшему пересечению коридоров. Двое мужчин в алых куртках стояли в освещенном дверном проеме футах за 20 от поворота. У одного из них, с брюшком и нездоровым цветом лица, была заткнута за пояс огромная связка ключей. Приблизиться к ним незамеченным было просто невозможно.
Вновь О'Лири нажал на кнопку плоскохода и увидел, как стены коридора начали сливаться, в то время как светящаяся стена стала стеклянной.
— Главное — не растеряться, — сурово проинструктировал он сам себя. — Пройти прямо 20 шагов, потом материализоваться, схватить ключи и стать плоским. Понял?
При первом же его шаге освещенный коридор заколебался, рухнул, стал полупрозрачной вуалью. Лафайет протянул вперед руки, но ничего не нащупал.
— Должно быть, какой-нибудь эффект ориентации, — подсказал он сам себе. — Надо просто продолжать идти вперед.
Это было очень неуютно — пробираться вперед в молочном тумане. Повернув голову в сторону, О'Лири увидел какую-то совсем другую схему стеклянных кирпичей, которые убегали в сторону от него по мере его продвижения вперед — как будто он шел мимо бесконечного искривленного зеркала. Через пять шагов у него закружилась голова. Через десять он остановился и несколько раз глубоко вздохнул через нос, чтобы побороть приступ морской болезни.
— Придется Пинчкрафту как следует потрудиться, — сказал он, с трудом сглатывая слюну, — прежде чем пустить этот плоскоход в свободную продажу!
С большим трудом он прошел еще пять шагов. Сколько же он прошел всего? Десять? Или двадцать? Или?..
Что-то замелькало и начало переливаться перед ним, потом окружило со всех сторон. Мелькнул красный цвет. Затем, буквально в дюйме от его глаз, возникло то, что, несомненно, было позвоночником, окруженным каким-то розовым студнем…
Рванувшись изо всех сил, Лафайет прыгнул вперед, с благодарностью приветствуя окружившую его темноту.
— Пинчкрафт ничего не сказал мне, — вздохнул он, тяжело дыша, — о том, что можно проходить и сквозь человека…
Прошло добрых пять минут, прежде чем Лафайет почувствовал себя в силах продолжить путь. Он выбрал направление наугад, сделал еще пять шагов, потом еще два на всякий случай, затем остановился и отключил плоскоход.
— Как тебе удалось выбраться? — сказал удивленный голос как раз в тот момент, когда ослепительный солнечный свет ударил ему в глаза.
Лафайет на мгновение увидел открытый небольшой дворик, ухмыляющееся лицо под шляпой с плюмажем, занесенную над его головой дубину. А затем ближайшая башня упала на его голову, и весь мир взорвался темнотой.
10
— Да ну что вы, ваше высочество, этот парень появился в нашем дворике, моргая, как сова…
Монотонный голос грохотал, как прибой на тропическом пляже.
— Я его вежливо попросил, мол, пойдем со мной, а он сразу за ножик. Я вовсе не применял насилие, совсем как вы велели, а он попытался удрать и поскользнулся на банановой кожуре и ударился головой о ручку двери. Я же знаю, что ваше высочество заинтересованы в этом бродяге, и я никогда не посмел бы, я вообще не понимаю, после двадцати одного года преданной службы…
— Заткнись, идиот! Я тебе приказал обращаться с ним, как с любимой девушкой! А ты приносишь его с шишкой на голове размером в королевскую печать. Еще одно слово, и я брошу тебя пирангам!
Лафайет сделал усилие, попытался определить, где пол, и нащупал, что тот находится под его ногами. Он приоткрыл один глаз и обнаружил, что стоит, поддерживаемый за плечи, в большой комнате с высоким потолком, украшенной гобеленами, канделябрами, коврами, зеркалами в позолоченных рамах, полированной мебелью из богатого темного дерева. Перед ним в уютно выглядевшем кресле сидел маленький человечек с угрожающим выражением на зловещем лице с правильными чертами.
— Го-го-го, — пробормотал Лафайет и остановился, чтобы перевести дыхание.
— Сержант, если вы сделали из него идиота, я отрублю вам голову! — взвыл седовласый человек, вскакивая и кидаясь вперед.
— Лоренцо, — обратился он к Лафайету, — Лоренцо, это я, твой друг, принц Крупкин! Ты меня понимаешь? — он с волнением уставился в лицо Лафайета.
— Я… я вас понимаю, — с трудом выдавил Лафайет. — Но… но… вы… вы…
— Прекрасно, мой мальчик! Эй, вы, кретины, усадите моего гостя на эти подушки! Принесите вина! Как твоя голова, мой мальчик?
— Ужасно, — сказал Лафайет, морщась при каждом ударе пульса. — У меня уже почти прошло похмелье, когда я упал в шахту лифта, но и с этим я почти справился, когда этот болван ударил меня дубинкой по голове. Должно быть, у меня целых три сотрясения мозга, одно за другим. Мне нужен доктор. Мне нужно выспаться. Мне нужна пища. Мне нужна таблетка аспирина…
— И ты ее получишь, дорогой мой. Вместе с моими самыми искренними извинениями за это ужасное недоразумение. Я надеюсь, ты простишь мне те замечания, которые я высказал при нашей последней встрече. Я просто тогда очень устал. И я только собирался извиниться перед тобой, как сержант доложил мне, что ты прогуливаешься в моем дворе. Ах, да, кстати, как это ты очутился во дворе, если ты, конечно, не возражаешь против такого вопроса?
— Я прошел сквозь стену, по крайней мере, мне так кажется. Сейчас у меня в голове все немного перемешалось.
— О, конечно. Ну, да это не имеет никакого значения. Не думай об этом, расслабься, выпей вина. Потом немного поспишь и встанешь совсем здоровым. Конечно, после того, как мы поговорим.
— Я не хочу говорить, я хочу спать. Мне нужно болеутоляющее. Может быть, мне нужно даже переливание крови и, скорее всего, трансплантация почек. А вообще-то я умираю, так что все это тоже не может помочь, все усилия будут напрасны…
— Ерунда, Лоренцо! Скоро ты будешь свеж, как огурчик. А теперь есть вещь, о которой я хочу тебя спросить, или я хочу спросить об одной вещи — мы должны говорить грамматически правильно, ха-ха, так вот — где она?
— Кто?
— Не играй со мной в кошки-мышки, мой мальчик, — голос принца Крупкина стал более резок. — Ты знаешь, кто.
— Все равно скажите. Крупкин наклонился вперед.
— Леди Андрагора. Что ты с ней сделал?
— С чего вы взяли, что я с ней что-то сделал?
Его высочество, сверкая глазами, уставился на О'Лири. Он сцепил пальцы и так хрустнул суставами, что целые волны новой боли прокатились в голове Лафайета.
— У кого еще хватило бы наглости выкрасть ее из роскошных апартаментов, в которые я ее поместил по доброте сердечной, это неблагодарное создание?
— Хороший вопрос, — пробормотал Лафайет. — Скорее всего, это мог быть Лоренцо, и если бы он не сидел в камере, я…
— Вот именно! Что приводит меня к моему первоначальному вопросу: где она?
— Понятия не имею. Но если уж ей удалось от вас смыться, тем лучше для нее.
— Я вырву из тебя правду, даже если для этого придется пустить в ход раскаленные щипцы, жалкий червяк!
— А я-то считал, что со мной будут обращаться, как с любимой девушкой, — сказал Лафайет.
Глаза его были закрыты, и он с любопытством наблюдал за красными кругами, расширяющимися и сужающимися с каждым ударом его сердца.
— Я тебе покажу любимую девушку! Всю шкуру со спины спущу плеткой-девятихвосткой…
Крупкин замолчал, глубоко вздохнул, выпустил воздух сквозь сжатые зубы.
— Такова тяжесть ноши моей империи, — пробормотал он. — Я пытаюсь поступить с этим обманщиком, с этой змеей честно, и что я имею? Он швыряет мои милости мне в лицо.
Лафайет с трудом заставил свои глаза открыться и уставился на сердитое лицо принца.
— Это просто удивительно, — пробормотал он. — И вы говорите в точности, как он. Если бы я уже не встретил на своем пути Свайхильду, Халка, леди Андрагору, Спропрояля и герцога Родольфо, я поклялся бы, что вы на самом деле…
— А, этот скользкий уж Родольфо! Он тебя соблазнил, заставил свернуть с пути истинного, да? Что он тебе обещал? Я дам вдвойне! Втройне!
— Э-э, как бы это сказать, насколько я помню, он говорил что-то о неувядающей благодарности.
— Моя благодарность не завянет в 10 раз дольше, чем у этого жалкого барона!
— Я бы хотел, чтобы вы решились, наконец, на что-нибудь одно, — сказал Лафайет. — Что меня ждет: немилость или почести?
— Ну-ну, мой мальчик, я ведь всего лишь пошутил. Нам с тобой предстоит совершить такие дела! Весь мир лежит у наших ног! Богатства копей, морей и лесов, сказочные сокровища Востока!
Крупкин наклонился вперед, и глаза его мечтательно заблестели.
— Посуди сам, никто не знает расположения алмазных копей, самых богатых залежей золота, редчайших месторождений изумрудов! Но мы-то с тобой знаем, верно?
Он подмигнул.
— Мы будем работать вместе. С моим гением составлять планы и твоими талантами, — тут он опять подмигнул, — нет пределов тому, чего мы можем добиться!
— Моими талантами? Я, конечно, играю немного на гармошке — научился, слушая специальные курсы по телевизору…
— Ну-ну, передо мной можешь не притворяться, мой мальчик.
Крупкин с добродушным видом укоризненно покачал пальцем в воздухе.
— Послушайте, Крупкин, вы только даром теряете время. Если леди нет в комнате, то я понятия не имею, где она может быть.
Лафайет схватился руками за голову и бережно ее поддержал, как переспелую дыню. Сквозь пальцы он увидел, как рот Крупкина открылся, чтобы что-то сказать, потом захлопнулся, а сам принц замер, глядя на него с выражением полного удивления.
— Ну, конечно! — прошептал принц. — Ну, конечно!
— Что-нибудь померещилось? — спросил Лафайет.
— Нет, нет, все в порядке. Ничего не померещилось. Удивительно. То есть я хочу сказать, ничего не произошло. И мне внезапно пришло в голову, что ты устал, мой бедный мальчик. Уж, наверное, ты не откажешься сейчас от горячей ванны, и чтобы несколько девушек потерли тебе спинку, а потом уложили на удобную кровать? А когда ты отдохнешь, мы сможем поговорить сколько угодно о том, что тебе еще нужно. Да? Ну и прекрасно. Эй, вы!
Принц щелкнул каблуками, сзывая своих слуг.
— Приготовить имперские покои для моего почетного гостя! Душистую ванну, моих лучших массажисток, пусть королевский хирург приготовит мази и настойки для этого дворянина.
Лафайет зевнул во весь рот.
— Отдых, — пробормотал он. — Спать, да!
Он почти не осознавал, что его ведут из комнаты по широкому коридору, потом по большой лестнице. В огромной комнате, устланной мягкими коврами, нежные руки помогли ему избавиться от грязной одежды, опустили в широкую мыльную ванну, растерли, отскребли, вытерли насухо, уложили между крахмальными простынями. Свет в комнате померк, и он погрузился в полное забытье…
Внезапно его глаза широко открылись. Он уставился в темноту.
"Мы с тобой знаем расположение алмазных копей, залежей золота, — казалось, услышал он заново голос Крупкина. — С твоими особыми талантами…"
— Только человек не из Меланжа, а из какого-то высоко развитого параллельного мира может знать о залежах золота и изумрудов, — пробормотал он. — Геология от мира к миру остается почти такой же, и аутсайдер может копаться в холмах Кимберли с полной уверенностью в успехе. А это означает, что Крупкин — аутсайдер, как и я…
Лафайет подскочил и уселся в постели.
— И он знает, что я аутсайдер, а это означает, что он знал меня раньше, следовательно, он именно тот, за кого я его принял: Горубль, экс-король Артезии! А это значит, что у него есть способ попасть туда отсюда и, может быть, он сумеет помочь мне попасть обратно в Артезию.
Лафайет, сам того не осознавая, очутился на середине комнаты. Он пошарил руками, нащупал лампу, включил ее и подошел к шкафу, вынул оттуда одежду, включая и невинно выглядевший плащ-невидимку, чисто выстиранный и выглаженный.
— Но с чего бы ему понадобилась леди Андрагора? — продолжал вслух размышлять Лафайет, быстро одеваясь. — И Свайхильда? Ну конечно же! Ведь раз он Горубль, он прекрасно понимает, что Свайхильда — двойник принцессы Адоранны, а леди Андрагора — Дафны…
— Ну, да это сейчас все ни при чем, так что думать об этом нечего, — резко посоветовал он сам себе. — Первое, что ты должен сделать, это вырвать Даф… то есть леди Андрагору из его лап. И, конечно же, Свайхильду. А затем, спрятав их в каком-нибудь безопасном месте, можно будет говорить уже о позиции силы, заключить с ним договор или какую-нибудь сделку, чтобы самому попасть домой, а ему пообещать не выдавать его Централи.
— Верно, — согласился он сам с собой. — А теперь — как же попасть в башню?
Он подошел к окну, отодвинул штору, увидел, что наступили глубокие сумерки, в которых минареты Стеклянного Дерева сверкали, как шпили из разноцветного льда. В его воображении возникли соединяющие их стены, переходы и воздушные мосты, которые соединяли нужную ему башню с той, в которой он находился.
— Только бы не спутать.
Бесшумно вышел он из комнаты. Одинокий стражник, стоящий в самом конце освещенного коридора, не оглянулся, когда Лафайет скользнул по покрытому мягкими коврами холлу.
Три раза в течение получаса Лафайет упирался в тупик и вынужден был поворачивать обратно в поисках другого маршрута. Но, в конце концов, он добрался до витой лестницы, по которой стражники тащили его несколько часов назад в темницу. Наверху, на площадке, он увидел одного из солдат охраны в полном вооружении, зевающего во весь рот. О'Лири начал бесшумно подниматься, невидимый в своем плаще, потом аккуратно ударил солдата по голове и бережно положил его на пол. Он попытался открыть дверь. Она была заперта.
— Леди Андрагора! Откройте! Я друг! Я пришел помочь вам бежать.
Ответа не было, изнутри не доносилось ни звука. Он быстро обыскал стражника, нашел кольцо с ключами и с пятого раза нашел нужный.
Дверь распахнулась в темную пустую комнату.
— Дафна? — мягко позвал он.
Он проверил ванную, шкаф, примыкающий будуар.
— Все сходится, — сказал он. — Крупкин-Горубль сказал, что она исчезла, но куда?
Он вышел на балкон. Марк IV исчез с того места у стены, где он оставил его. Лафайет застонал.
— Почему только я его не спрятал? Так нет, все эти штучки Пинчкрафта сделали меня настолько самоуверенным, что я решил, что вернусь с Дафной максимум за десять минут, и мы улетим восвояси. А теперь я застрял здесь — даже если я найду ее, то не на чем будет улететь отсюда!
Лафайет вышел из комнаты, закрыл за собой дверь. Стражник только начал приходить в себя и что-то бормотать себе под нос. Лафайет перешагнул через него, невольно прислушиваясь к невнятным словам:
— …не виноват я, начальник, как же это можно удрать из комнаты на вершине башни, если не прыгнуть вниз? А во дворе, внизу, никаких останков нет, так что я считаю, что этой леди тут вовсе не было…
— А? — сказал О'Лири. — Между прочим, это ловко подмечено. Действительно, как ей удалось скрыться отсюда? Разве что на Марке IV. Но ведь это невозможно. Для любого человека, кроме меня, это самый обыкновенный ковер.
— Эй, — стражник уселся на полу, щупая шишку на своей голове. — Нет, все-таки мне надо бросить пить хоть на некоторое время. Сначала я падаю в обморок, а потом мне слышатся какие-то голоса…
— Ерунда, — отрезал О'Лири. — Ничего тебе не слышится.
— Ух, ну, слава богу, а то я уж начал сомневаться, — стражник осторожно, по стенке, поднимался на ноги. — Даже забеспокоился немного.
— Теперь я уже ничего не могу сделать для леди Андрагоры, — сказал Лафайет уже про себя. — Но… господи всемогущий, я же совсем забыл о Свайхильде, бедная девочка, мается там одна в темноте…
Он поспешил вниз по ступенькам к камере.
Коридор был темен, извилист и уходил вниз, следуя скале, в которой он был высечен. Лафайет шел мимо запертых на тяжелые засовы дверей, за которыми пленники в лохмотьях и растущих бородах безнадежно лежали на соломенных матрацах. Слабый свет исходил из пятнадцативаттных лампочек, ничем не закрытых, расположенных вдоль всего пути. Двери в последнем, самом глубоком отделении этой тюрьмы были монолитны, заперты на несколько засовов, со старыми ржавыми замками.
— Значит, так… вот это крыло замка… это, должно быть, где-то близко… примерно вот здесь…
Он встал приблизительно на то самое место, на котором впервые появился из камеры, где сидел вместе с Лоренцо. Внимательно изучая стену, чтобы сориентироваться получше — ему ничуть не хотелось повиснуть где-нибудь в воздухе или опять очутиться во дворе, — он услышал крадущиеся шаги, приближающиеся сверху, из-за поворота, который он сам только что прошел. В ту же секунду он включил плоскоход, сделал несколько шагов в полную темноту, вновь вернулся в нормальное измерение.
— Свайхильда! — позвал он. — Свайхильда!
Позади него раздался мягкий звон и шуршание одежды. Появилась полоска света, постепенно расширяющаяся. Мужская фигура в помятой шляпе со сломанным плюмажем вычерчивалась на фоне открытой двери. В руке фигура держала связку ключей.
— Лафайет! — прошипел раздраженный голос. — Ты здесь?
— Лоренцо! — сказал Лафайет. — Что ты здесь делаешь? Я думал…
— Значит, ты все-таки вернулся, — с облегчением проговорил Лоренцо. — И я бы сказал, что вовремя! Я уже третий раз проверяю эту дыру! Пойдем! Не может же нам вечно везти!
— Но я ведь оставил тебя запертым! Как тебе удалось выбраться?
— Ну, когда я обнаружил, что ты ушел и даже не попрощался, я понял, что оттуда должен быть какой-то выход. И вот я стал искать, пока не обнаружил потайную дверцу в потолке. С тех пор я только и делал, что спасался от опасностей в самую последнюю минуту. Но все же, я думаю, ты был прав, когда говорил, что надо действовать, как будто все здесь всамделишное. По крайней мере, мне куда больше нравится играть в кошки-мышки со стражниками по всему дворцу, чем просто спать с мышами в той камере. А сейчас пойдем…
— Не могу без леди. А она исчезла…
— Она со мной. Сидит за окном на твоем Марке IV. Приятная это штучка, должен тебе сказать. Хорошо, что это сон, никогда бы не поверил тебе, когда ты мне его описывал. Ну, а теперь пойдем!
— Прекрасно, — проворчал Лафайет. — Подразумевалось, что он настроен лишь на мою личную длину волны…
— Только иди потише. Стражники играют в карты на верхней площадке лестницы.
— Подожди-ка минутку! — настойчиво сказал Лафайет. — Мне тут надо закончить одно маленькое дельце…
— Ты в своем уме? Я всем рискую из-за ничтожного шанса, что ты вернешься за мной в камеру, я не могу взять твой Марк IV и оставить тебя здесь влипшим, а ты болтаешь о каком-то дельце!
Он швырнул ключи на пол.
— Делай как знаешь, а я пошел!
Лафайет поймал ключи, не дав им упасть. К тому времени как он кинулся за Лоренцо, тот уже исчез за ближайшим поворотом.
— Жди меня на ковре! — прошипел вслед Лафайет.
Он торопливо обследовал двери, выбрал одну, стал пробовать ключи. Дверь открылась. Из темноты раздалось рычание, очень похожее на рык гризли. Лафайет поспешно закрыл дверь за мгновение до того, как в нее ударилось чье-то тяжелое тело.
Он попытал счастья со следующей дверью, приоткрыл ее чуть-чуть.
— Свайхильда! — позвал он.
На этот раз он был вознагражден удивленным восклицанием и радостным криком. Послышалось шуршание, слабый запах чеснока, и теплое тело прижалось к О'Лири.
— Лэйф! А я уж совсем подумала, что ты ушел без меня. Мускулистые руки с удивительно мягкой кожей обвили его шею. Подвижные губы быстро нашли его рот.
— М-мм, — попытался пробормотать О'Лири, потом обнаружил, что ощущение от поцелуя Свайхильды было совсем даже не неприятным — "и, кроме того, чувства бедной девушки были бы просто оскорблены, если бы я отклонил дружескую благодарность", — напомнил он сам себе.
И следующие 30 секунд его внимание было поглощено этим важным делом.
— Ну, Лэйф, сейчас не до этого, — сказала Свайхильда, отрывая губы, чтобы перевести дыхание. — Давай-ка сначала сматываться отсюда поскорее, а то эта камера слишком напоминает мне мой дом. На, держи свой завтрак. Он натер мне всю грудь.
Лафайет сунул промасленный пакет в боковой карман, взял ее за руку и повел на цыпочках по ведущему наверх коридору.
Внезапно впереди раздались взволнованные резкие голоса: грубый окрик стражника, выкрик, похожий на голос Лоренцо, женский визг.
— Скорее!
Лафайет побежал вперед.
Звуки борьбы, тяжелого дыхания, ударов слышались все сильнее.
Он завернул за последний поворот и увидел двух высоких стражников, боровшихся с его бывшим товарищем по камере, в то время как третий надежно держал леди Андрагору рукой за талию.
В ту самую минуту один из солдат подставил Лоренцо ножку и швырнул его на пол лицом вниз, поставив на спину ногу, чтобы не дать подняться.
Солдат, державший девушку, увидел О'Лири, поперхнулся, открыл рот…
Лафайет запахнулся в плащ, сделал два быстрых шага вперед, нанес сильнейший удар в солнечное сплетение солдату, от всего сердца ударил носком сапога по бедру второго. Увернувшись от обоих стражников, нелепо размахивавших руками в воздухе, он подскочил к тому, который держал леди Андрагору за нежную талию, ударил его костяшками пальцев в левую почку и, когда стражник взвыл от боли, схватил девушку за руку.
— Не бойся! Я на твоей стороне! — прошипел он ей в ухо и быстро потащил между двумя кричащими и ругающимися солдатами.
Один из них пытался схватить его и получил сильный удар в челюсть, после которого отлетел к стенке. Глаза у него стали остекленевшими. Появилась Свайхильда и широко открытыми глазами уставилась мимо О'Лири на что-то позади него.
— Лэйф! — выдохнула она. — Откуда ты взял эту шляпу?
— Быстро! Посади леди Андрагору на ковер на следующей лестничной площадке внизу! — рявкнул Лафайет и рванул девушку вперед.
— О, Лэйф, я и не знала, что ты чревовещатель, — восхищенно произнесла Свайхильда, в то время как он повернулся к Лоренцо, уже поднявшемуся на четвереньки, с подбитым глазом, окровавленным носом и окончательно помятой шляпой с остатками плюмажа.
Лафайет рывком поднял почти ничего не соображающего Лоренцо и подтолкнул его вслед за женщинами.
— Я задержу этих клоунов, пока вы не сядете на ковер! — крикнул он. — Поторопитесь!
Он сделал шаг вперед, преграждая дорогу одной из красных курток, бросившихся за Лоренцо. Он подставил ножку, ударил ребром ладони по шее второму, потом повернулся и побежал по коридору вслед за остальными.
Впереди за окном виднелось лицо Свайхильды, которая все еще тянула за руку полуоглушенного Лоренцо.
— Ты кто такая? — невнятно пробормотал он. — Аспира Хонделл, королева мюзик-холла? Все равно я не люблю тебя, и точка. Люблю Бев… я имею в виду, леди Андрагору… или я имею в виду Беверли?
— Все в порядке, она же на борту! — выкрикнула Свайхильда. — Вперед!
Она откинулась назад, и Лоренцо, описав дугу, исчез за окном. Из темноты донеслись приглушенные крики.
Когда Лафайет подбежал к окну, в шести футах от него ковер Марк IV провисал в воздухе, медленно опускаясь под тяжестью трех копошащихся на нем фигур.
— Он перегружен!
Голосок Свайхильды казался тоненьким и далеким.
— Видно, здесь уже на одного больше, и… эх, Лэйф, наверное, мы уже не увидимся больше! Прощай, и спасибо тебе за все…
И на глазах ужаснувшегося Лафайета она соскользнула с ковра и упала в темноту, а Марк IV, быстро выровнявшись, скользнул в ночь.
* * *
— Ох, нет! — взмолился Лафайет. — Она не умрет, она опустится на балкон, который находится прямо под ней внизу!
Он быстро высунул голову из окна. В глубоких сумерках он с трудом разглядел изящную фигурку, уцепившуюся за развесистый куст, выросший из голой скалы в пятнадцати футах внизу.
— Свайхильда! Держись!
Он перебросил ногу через подоконник, быстро слез вниз, цепляясь за неровности скалы, добрался до девушки, схватил ее за руку, вытянул вверх, к узкому уступу рядом с собой.
— Дурочка! — хрипло дыша, выдавил он. — За каким чертом ты это сделала?
— Лэйф… ты… ты вернулся за мной, — сказала она дрожащим голосом, улыбаясь заплаканным лицом. — Но… но тогда ее светлость осталась совсем одна…
— С ней Лоренцо, черт бы его побрал, — разуверил ее Лафайет, внезапно осознавая, в каком опасном положении они находятся.
— Лоренцо? Кто это?
— Тот самый клоун в мятой шляпе. Он вбил себе в голову, что леди Андрагора — это его девушка, какое-то создание по имени Беверли. Наверное, он направился в то самое любовное гнездышко, в которое собирался, когда люди Крупкина схватили его.
— Послушай, Лэйф, я чего-то немного запуталась. Слишком уж для меня все это быстро происходит. Наверное, не приспособлена я для такой светской жизни.
— И я тоже, — сказал Лафайет, глядя вверх на стеклянную стену, потом вниз, в глубокую темную пропасть.
Он покрепче уцепился за небольшие выступы и крепко зажмурил глаза.
— Так нам куда, Лэйф? — спросила Свайхильда. — Вверх или вниз?
Он попытался сделать осторожное движение, поскользнулся, уцепился за выступ что было сил и прильнул к стене, стараясь дышать как можно тише, чтобы не потревожить булыжников, которые могли держаться не совсем прочно.
Ледяной ветер дул угрожающими порывами, раздувая длинную юбку Свайхильды.
— Единственное, что нам сейчас нужно, — сказал он сдавленным шепотом, с лицом, прижатым к каменной стене, — это любая дверь в этой стороне скалы.
— Вот эта не подойдет? — спросила Свайхильда, и от ее голоса скала под О'Лири завибрировала.
— Какая?
Он осторожно повернул голову, увидел небольшую дубовую дверь на тяжелых железных петлях в небольшой нише на голой поверхности скалы в десяти футах слева от него.
— Попробуем, — выдохнул он. — Это наш единственный шанс.
Он разжал онемевшие от холода пальцы, осторожно нащупал небольшой выступ в стороне, продвинулся на 6 дюймов.
Через пять минут, показавшихся ему вечностью, он ухватился за пучок травы, растущий прямо рядом с дверью.
С большой осторожностью он протянул руку и взялся за ручку двери.
Он дергал, тянул, поднимал, опускал ее. Дверь была закрыта. Он застонал.
— Ну почему я не пожелал открытой двери, пока у меня опять все получалось?
— Попытайся постучать, — предложила Свайхильда напряженным голосом.
Лафайет заколотил в дверь кулаком, теперь уже не думая о том, что при этом из-под него посыпались мелкие камни.
— Поторопись, Лэйф, — спокойно сказала Свайхильда. — По-моему, я падаю.
Он заколотил сильнее.
— Наверное, нет смысла прощаться еще раз, Лэйф, — сказала Свайхильда слабым голосом. — Но все равно хочу сказать, что я рада была с тобой познакомиться. Ты первый из всех, кто обращался со мной, как с леди…
— Свайхильда!
Видя, что ее рука соскальзывает, Лафайет откинулся назад, поймал ее за руку, удержал. Он почувствовал, что сам начинает скользить.
Рядом с ним раздался щелчок и скрип. Поток теплого воздуха вырвался из открытой двери.
Небольшая коренастая фигура стояла в проеме, с руками на бедрах.
— Ну, долго вас ждать, входите! — рявкнул Пинчкрафт.
Заскорузлая рука схватила Лафайета, втащила его в безопасное помещение, и секундой позже Свайхильда последовала за ним.
