Один
Легкий веселый электроимпульс, выданный автоматическим будильником, стоявшим рядом с кроватью, разбудил Рика Декарда. Он удивился — он каждый раз удивлялся, обнаружив, что вдруг проснулся. Он поднялся с кровати, не поправляя своей многоцветной пижамы, и потянулся. В эту же минуту и его жена Ирен, спавшая на другой кровати, открыла серые невеселые глаза, моргнула, потом горько простонала и снова зажмурилась.
— Ты очень слабо настраиваешь свой «пенфилд», — сказал ей Рик. — Давай я перенастрою, ты проснешься, и…
— Не прикасайся к моей настройке. В ее голосе звучала горечь.
— Я не хочу просыпаться…
Рик присел к ней на кровать, наклонился и тихо, терпеливо объяснил:
— Если ты настроишь импульс достаточно высоко, то сразу обрадуешься тому, что проснулась. В этом–то все дело. На отметке «С» он преодолевает порог подсознания, смотри, как я делаю.
Он дружелюбно (его стимулятор был настроен на отметку «Д», он почувствовал расположение ко всему окружающему миру) похлопал ее по бледному обнаженному плечу.
— Убери свои кривые лапы, легавый, — проговорила Ирен.
— Я не легавый.
Теперь он испытывал раздражение, хотя и не перенастраивал регулятор.
— Ты еще хуже, — сказала жена.
Она по–прежнему не открывала глаза.
— Ты убийца, нанятый легавыми.
— Я никогда не убивал ни одного человека.
Раздражение Рика возросло, перерастая в откровенную враждебность.
— Да, только этих бедных анди, — проронила Ирен.
— Как я заметил, ты никогда не испытываешь мук совести, тратя деньги, которые я приношу. Что–нибудь сразу привлекает твое внимание.
Он поднялся и подошел к пульту управления своего стимулятора.
— Нет, чтобы откладывать деньги, — упрекнул Рик, — купить настоящую овцу вместо той электрической, наверху. Всего лишь электрическая овца! И это при том заработке, которого я добился за эти годы.
Стоя перед пультом, он колебался, не зная, какую ручку подкрутить — таламический клапан, который погасил бы чувство гнева, или таламический стимулятор. Он бы взвинтил его в достаточной мере, и Рик победил бы в споре.
— Если ты выберешь усиление интенсивности, — объявила Ирен, — то я сделаю то же самое.
Она открыла глаза и наблюдала за ним.
— Я наберу максимум, и ты получишь такую драку, что все наши ссоры по сравнению с ней просто чепуха. Набирай, набирай… попробуй.
Ирен быстро вскочила с постели, подбежала к пульту своего стимулятора и остановилась, испепеляя взглядом мужа.
Он вздохнул — ее угроза нанесла решающий удар.
— Я наберу то, что стоит у меня в расписании на сегодня.
Сверившись с расписанием на 3 января 1992 года, он увидел, что ему требуется сегодня деловое настроение.
— Если я стану действовать в соответствии с расписанием, — спросил он осторожно, — ты сделаешь то же самое?
Рик подождал, он знал, что ему нельзя выдавать себя сразу. Жена должна убедиться, что он ей предложил верное решение.
— Мое расписание на сегодня включает шесть часов депрессии, с уклоном к самобичеванию, — объявила Ирен.
— Как? Зачем ты составила такое расписание?
Такая программа сводила на нет само предназначение стимулятора.
— Я даже не знал, что ты можешь так его настроить, — уныло проронил Рик.
— Однажды я сидела здесь перед телевизором, — проговорила Ирен, — и смотрела передачу с Бастером Дружби и его Дружелюбными друзьями. Он как раз объявил, что сейчас расскажет нам новую грандиозную новость, как вдруг передачу прервала реклама, одна из тех, которую я больше всего ненавижу. Ну, ты знаешь, об этих свинцовых гульфиках фирмы «Скалистый берег». Вот я и выключила звук на минуту. И я услышала… все это здание. Я услышала…
Она помахала рукой.
— Пустые квартиры, — подсказал Рик.
Иногда ночью, когда он должен был спать, он тоже слышал эту тишину. Их наполовину занятый многоквартирный дом ценился сейчас высоко. А в районах, которые перед войной являлись пригородом, можно было найти совершенно пустые здания. Во всяком случае, до него доходили подобные слухи.
Как и большинство других людей, он решил проверить эту информацию самостоятельно.
— В тот момент, — продолжала Ирен, — когда я выключила звук телевизора, я была в настроении номер триста восемьдесят два. Я только перед этим набрала шифр. Первоначальной моей реакцией была благодарность — хорошо, что мы можем позволить себе стимулятор Пенфилда. Но потом я поняла, насколько это неестественно и противоречит здравому смыслу — чувствовать отсутствие жизни повсюду и никак на это не реагировать. Ты понимаешь? Наверное, ты не понимаешь этого. Но когда–то это считалось признаком психического заболевания. «Отсутствие соответствующего аффекта» — так это называлось. Поэтому я не стала включать звук телевизора, а села к пульту моего стимулятора и начала экспериментировать и наконец нашла эту отчаянную комбинацию. На ее смуглом лице отразилось удовлетворение, как будто она добилась чего–то необыкновенного.
— Я поставила эту комбинацию в свое расписание. Это будет осуществляться два раза в месяц. Думаю, что вполне достаточно, чтобы испытать в разумных пределах безнадежное отчаяние. Ведь мы остались до сих пор на Земле, а все люди с головой на плечах давно эмигрировали.
— Я тебя понимаю, — кивнул Рик, — легко ли остаться в таком настроении надолго и даже не пытаться набрать другую комбинацию. Отчаяние само по себе может продолжаться очень долго.
— Я программирую автоматическую перенастройку через каждые три часа, — елейным голосом сообщила жена. — Четыреста восемьдесят один. Осознание многих возможностей, открытых для меня в будущем, новая надежда…
— Я знаю, что такое четыреста восемьдесят один, — проронил Рик.
Он не один раз накручивал эту комбинацию. И очень полагался на нее.
— Послушай, — предложил Рик.
Он присел на постель.
— Даже с автоматическим переключателем очень опасно подвергать себя депрессии любого рода. Забудь о своей настройке, а я забуду о своей. Мы оба наберем сто четыре, испытаем этот номер, потом я настроюсь на обычный деловой тон, а ты останешься в той же тональности. Потом я отправлюсь на работу. И буду знать, что ты не сидишь мрачная перед телевизором.
Он прошел из просторной спальни в гостиную, где в воздухе еще не выветрился запах вечерних сигарет. Он нагнулся к телевизору, чтобы выключить его.
Из спальни донесся голос Ирен.
— До завтрака не переношу телевизора.
— Набери восемьсот восемьдесят восемь, — посоветовал Рик, пока телевизор нагревался. — Желание смотреть телевизор независимо от передачи.
— Мне вообще не хочется набирать что–либо, — объяснила Ирен.
— Тогда набери три, — предложил Рик жене.
— Я не могу настраивать стимулятор на возбуждение коры головного мозга. Это вызовет желание набирать новые комбинации. А если я не хочу набирать, то уже это означает, что я не собираюсь вообще прикасаться к настройке. Ведь это заставит меня вновь и вновь набирать комбинации, а это для меня сейчас самое худшее. Можно просто сидеть вот так на кровати и смотреть на пол.
В ее голосе появилось уныние и отчаяние. Ее душа словно застыла и перестала воспринимать окружающее, будто огромная тяжесть окутала Ирен.
Рик включил звук телевизора, и в комнате загудел голос Бастера Дружби, заполняя пустое пространство.
— Ха–ха, парни! Теперь пора объявить короткую сводку погоды на сегодня. Спутник «Мангуста» докладывает, что осадки достигнут максимума к полудню, затем уровень их начнет снижаться. Поэтому, если кто–то из вас, ребята, собирается отправиться на…
Рядом с Риком появилась Ирен, шурша волочившимся по полу ночным халатом.
Она выключила телевизор.
— Хорошо, сдаюсь. Я согласна. Я наберу все, что ты хочешь. Экстатический сексуальный порыв… Мне так плохо, что я даже это готова выдержать. Какая, в общем–то, разница.
— Я накручу и для тебя, — предложил Рик.
Он повел ее обратно в спальню. Там для Ирен он набрал комбинацию пятьсот девяносто четыре: радостное восприятие мудрого мужа по проблемам любого рода. На собственном аппарате он набрал нестандартный творческий подход к работе, хотя едва ли в этом была необходимость. Он всегда именно так относился к своей работе, даже не прибегая к искусственной мозговой стимуляции.
После спешного завтрака — он потерял время, споря с женой, — Рик в полном облачении, включавшем свинцовый гульфик модели «Аякс» фирмы «Скалистый берег», поднялся на крышу. Там их овца пощипывала траву, стимулируя удовольствие и втирая очки остальным жильцам дома.
Конечно, некоторые из этих животных тоже управлялись электрическими приборами. Рик, конечно, никогда не совал носа в чужие дела, как, впрочем, и остальные соседи, поэтому он не слишком интересовался истинной природой организма его овцы.
Было верхом бестактности спросить у кого–либо: «У вас настоящая овца?» Это было бы даже хуже, чем усомниться в натуральной природе зубов, волос или внутренних органов соседа.
Утренний воздух, загрязненный радиоактивными пылевыми частицами, приглушающими блеск солнца, поразил обоняние Рика. Он невольно чихнул, избавляясь от слабого запаха смерти.
Рик пробирался к своему собственному участку почвы, которым он владел вместе со слишком большой квартирой, и размышлял об окружающем его мире. Люди после Последней Мировой Войны значительно утратили свои потенциальные возможности. Те, кто были не в силах пережить эту радиоактивную пыль, умирали и предавались забвению. И теперь поредевшая пыль сражалась с немногими выжившими, а значит, и умевшими ей противостоять. Теперь она была способна воздействовать лишь на состояние сознания и здоровье генов наследственности.
Несмотря на свинцовый гульфик, эта пыль наверняка просочилась в его организм, накапливаясь в нем, поскольку он все еще не эмигрировал. Правда, медицинские проверки, проводившиеся каждый месяц, относили Рика к разряду «регуляторов», то есть людей, имеющих право воспроизводить свой род в рамках снисходительных законов. Но в любой момент эти проверки, производившиеся врачами Департамента Полиции Сан–Франциско, могли выявить обратное. Основным лозунгом правительства, благодаря плакатам, рекламе, экранам телевизоров и государственной системе почтовой информации, стал: «Мигрируй или дегенерируй! Выбирать тебе».
«Очень верно», — подумал Рик, отпирая калитку, ведущую на его личный маленький лужок, и приближаясь к электрической овце. «Но я не могу эмигрировать, — объяснил он себе, — из–за моей работы».
Его приветствовал владелец соседнего пастбища, сосед по дому Билл Барбур. Он, как и Рик, был одет в деловой костюм. Билл остановился по дороге на работу проверить, как поживает его животное.
— Моя лошадка, — объявил сияющий Барбур, — забеременела.
Он показал на крупного першерона, задумчиво уставившегося в пространство.
— Что скажете?
— Скажу, что скоро у нас будет две лошадки, — улыбнулся Рик.
Он уже подошел к овце. Та лежала, пережевывая жвачку, не спуская с Рика внимательных глаз на случай, если он вдруг принес ей овсяную лепешку. Эта овца имела встроенный контур питания. При виде данного овса или изделия из него она бы очень натурально вскочила и поспешила бы к Рику.
— А от чего она забеременела? — спросил он Барбура. — От ветра?
— Я специально купил порцию оплодотворяющей плазмы самого высокого качества, какую только можно достать в Калифорнии, — сообщил Барбур. — Через личных друзей в Госдепартаменте животного хозяйства, — уточнил он. — Вы разве не помните, на прошлой неделе их инспектор приходил осматривать Джуди. Они очень хотят получить ее жеребенка — Джуди у меня высший класс.
Барбур с любовью похлопал лошадь по шее, и она наклонила к нему голову.
— Вы не желаете ее продать? — поинтересовался Рик.
О, боже, как бы ему хотелось иметь лошадь или вообще какое–нибудь животное! Владеть и ухаживать за подделкой — это постепенно деморализует человека. Тем не менее, учитывая их социальное положение, приходилось довольствоваться электроовцой.
Даже если бы Рику и было все равно, то оставалась еще Ирен, которой это было небезразлично. И весьма.
— Продать лошадь — это было бы аморально, — обиделся Барбур.
— Тогда продайте жеребенка. Иметь двух одинаковых животных — еще более аморально, чем ни одного.
Озадаченный Барбур спросил:
— Почему? Очень многие имеют по два животных И по три, и по четыре, а вот у Фреда Уэшбориа, который владеет заводом хлореллы — у него мой брат работает, — вообще их пять. Вы разве на читали в «Хронике» статью про утку? Считается, что это самая большая и упитанная утка на всем западном побережье.
Глаза Барбура заблестели, как только он вообразил этакое богатство. Барбур постепенно погружался в транс.
Порывшись в карманах плаща, Рик отыскал свой помятый и зачитанный экземпляр «Каталога животных Сидни и Фаула», приложение за январь. Он заглянул на страницу индекса, нашел раздел жеребята–лошади и тут же определил среднюю их цену по всей стране.
— Жеребенка першерона можно купить у Сидни за пять тысяч долларов, — сказал он громко.
— Нет, не купите, — прервал его Барбур. — Смотрите, название напечатано курсивом. Это значит, что у них нет сейчас ни одного экземпляра для продажи. А цена — это на случай, если бы они вдруг появились.
— Предположим, — согласился Рик. — Я бы платил вам пятьсот долларов каждый месяц. Десять месяцев — и полная цена по каталогу.
Барбур сказал с важностью:
— Декард, вы не понимаете в лошадях. Вот почему у Сидни нет першеронов на продажу? На то есть причина. Жеребята першеронов просто не меняют владельцев даже по каталожной цене. Они слишком редко попадаются и плохо приживаются.
Жестикулируя, Барбур облокотился на общую изгородь.
— Джуди у меня уже три года, и за все это время я не встречал жеребца першерона равных с ней достоинств. Чтобы купить ее, я сам летал в Канаду и лично вез ее домой, чтобы ее не украли. Привезите такое животное куда–нибудь в Колорадо или Вайоминг — и вас живо огреют по голове, а его уведут. И знаете, почему? Перед ПМВ их были буквально сотни…
— Но, — уточнил Рик, — если у вас будет две лошади, а у меня ни одной, то разве это не станет противоречить всей теологической и моральной структуре сострадания?
— У вас есть овца. Черт побери, в своей личной жизни вы можете и этим удовольствоваться. У вас же есть животное — значит, вы живете достойно. Вот если бы у вас не было этой овцы, то я бы увидел в вашей просьбе некоторую логику. Само собой, если бы у меня было два животных, а у вас ни одного, я бы поспособствовал вам. Но у любой семьи в этом доме — так, прикинем, их где–то пятьдесят, по одной на каждые три квартиры, как я предполагаю, — у всех у нас есть какое–нибудь животное. У Грейсона есть цыпленок, вон он. Барбур показал на север.
— Сукс с женой владеют большой рыжей собакой, она лает по ночам.
Он задумался.
— Кажется, у Эда Смита есть кот, он держит его в квартире и никому не показывает. Возможно, он просто врет.
Подойдя к овце, Рик наклонился и начал искать в густой белой шерсти — шерсть, по крайней мере, была настоящая — спрятанную там контрольную панель механизма. На глазах у Барбура он рывком вскрыл панель, обнажая механизм.
— Видите? — спросил он. — Теперь вы понимаете, почему мне так нужен ваш жеребенок?
После некоторого молчания Барбур сказал:
— Эх бедняга, и так все это время было?
— Нет, — объяснил Рик.
Он снова закрыл панель своей электроовцы, выпрямился и повернулся лицом к соседу.
— Сначала у меня была настоящая овца. Нам ее отдал отец жены, когда он эмигрировал. Потом, примерно год назад, помните, я тогда возил ее к ветеринару. Вы как раз были наверху, а я вышел на крышу и увидел, что овца лежит на боку, не в силах подняться.
— Да, вы подняли ее, — вспомнил Барбур.
Рик кивнул.
— Да, вам удалось поднять ее, потом, через пару минут, она снова упала, — уточнил Барбур.
— У овец странные болезни, — сказал Рик, — или, другими словами, у овец множество болезней, но симптомы всегда одинаковые. Овца не может подняться, и нет способа определить, что с ней — растянута связка на ноге или животное умирает от столбняка. Моя умерла от столбняка.
— Здесь? — Барбур удивился. — На крыше?
— Сено, — объяснил Рик. — Я не снял с охапки проволоку, и Гручо — так я ее называл — поцарапалась и заразилась столбняком. Я отвез ее к ветеринару, и она там умерла. Я все думал об этом, потом вызвал одну из мастерских, где собирают искусственных животных, и показал им фотографию Гручо. Они сделали для меня вот это.
Рик показал на эрзац–овцу, которая продолжала трудолюбиво пожевывать, все еще не теряя надежды обнаружить присутствие овса.
— Это отличная работа. И я трачу почти столько же времени на уход за ней, сколько и на Гручо. Но…
Он пожал плечами.
— Это совсем не то, — закончил вместо него фразу Барбур.
— Чувство почти такое же. За ней следить так же внимательно, как и за настоящей, потому что они ломаются, и тогда все соседи могут узнать правду. Эту я возил в мастерскую шесть раз, в основном мелкие неполадки. Один раз что–то случилось с магнитной лентой, и она начала блеять без остановки. Соседи бы сразу догадались, что это механическая поломка. Фургон мастерской, — добавил Рик, — имеет, конечно, соответствующую надпись. Будто бы какой–то ветеринарный врач.
Он вдруг бросил взгляд на часы, вспомнив про время.
— Мне пора на работу, — сказал Рик. — Увидимся сегодня вечером.
Он направился к своему кару, а Барбур поспешно воскликнул вслед:
— Я никому ничего не скажу.
Остановившись, Рик хотел поблагодарить но, потом, словно отчаявшись, он проговорил:
— Не знаю, возможно, это не играет теперь никакой роли.
— Но они будут смотреть на вас сверху вниз, не все, но некоторые. Вы ведь знаете, как люди относятся к животным. Не иметь животного считается аморальным и антиэмпатическим. То есть это не преступление, как считалось сразу после ПМВ, но неприязнь к таким все равно сохраняется.
— Боже! — с отчаянием воскликнул Рик.
Он взмахнул руками.
— Но я ведь хочу иметь животное. Я стараюсь купить что–то подходящее, но на мое жалованье простого служащего…
«Если, — подумал он, — мне снова повезет, если я смогу пришпилить четырех анди за этот месяц… Если бы я знал тогда, что Гручо умрет. Ведь два года назад мне удалось взять четырех…»
Но это было еще до появления куска проволоки, двухдюймового, похожего на обломок медицинской иглы, до столбнячного вируса.
— Вы могли бы купить кота, — предложил Барбур. — Они недорогие, проверьте по каталогу.
— Мне не нужно комнатного животного, — тихо объяснил Рик.
— Я хочу то, что у меня было с самого начала, — настоящую большую овцу или что–то в этом роде, может, корову, если удастся собрать денег, или лошадь, как у вас.
Он вдруг осознал, что деньги за «отправку на покой» пяти анди позволили бы ему сделать это. «По тысяче долларов за анди, сверх его жалованья. Потом он где–то и у кого–то и раздобыл бы то, что ему нужно, пусть даже в каталоге Сидни они и значатся курсивом. Пять тысяч долларов. «Но, — подумал Рик, — пятерым анди надо сначала добраться до Земли с одной из колонизированных планет. Это от меня не зависит, я не могу заставить пятерых андроидов бежать сюда, и если бы даже смог, то есть и еще охотники из других полицейских агентств. Анди нужно было бы устроить резиденцию именно в Северной Калифорнии, а старшему охотнику за андроидами в этом регионе, Дейву Колдену необходимо было бы умереть или уйти на пенсию».
— Купите сверчка, — остроумно посоветовал Барбур, — или мышку. Слушайте, в самом деле, за двадцать пять зеленых вы можете купить взрослую мышь.
— Ваша лошадь тоже может умереть, как Гручо, — промолвил Рик, — без предупреждения. Вы придете домой с работы, а она лежит на спине, ножки вверх, как у жука или, как вы сказали, у сверчка.
Он зашагал прочь, сжимая в руке ключ от кара.
— Извините, если обидел вас, — нервно бросил ему вслед Барбур.
Рик Декард в молчании открыл дверцу аэрокара. Ему нечего было сказать соседу. Его мысли были уже заняты работой, предстоящим рабочим днем.
