2
Ранним утром Леон Картрайт осторожно вел по узким улочкам свой старенький «Шевроле–82». Руки его твердо и умело сжимали руль, глаза, не отрываясь, смотрели на шоссе. Он был одет, как обычно, в отутюженный, без единого пятнышка костюм старинного покроя. Потрепанная шляпа низко сидела на его голове, в жилетном кармашке тикали часы. Все в нем дышало угасанием и старостью. Высокий, худой и нервный, он выглядел на все шестьдесят.
Его тонкие руки были покрыты веснушками, взгляд голубых глаз был мягок, мягким же было и выражение худощавого лица.
Казалось, что его что–то беспокоило то ли в старом автомобиле, то ли в собственном здоровье.
На заднем сиденье были свалены предназначенные для отправки бобины с корреспонденцией. Пол прогибался под тяжестью рулонов новенького металл–фойла.
В углу лежали поношенный непромокаемый плащ, старые миска и ложка и несколько пар ни разу не надетых ботинок.
Заряженный «Хоппер Коппер», которым не пользовались уже в течение трех лет, был спрятан под сиденьем.
По обе стороны улицы высились ординарные и как бы увядшие здания с пыльными окнами и уставшими кричать неоновыми рекламами — реликвии прошедшего века, как, впрочем, и он сам, и его машина. Мужчины в рабочих куртках и выцветших брюках бродили вдоль стен, прогуливаясь возле подъездов, — унылые, бесцветные лица, пустые, ожесточенные глаза.
Совсем еще молодые, уже располневшие женщины в одинаковых черных пальто проталкивались в магазины, торгующие подержанными вещами и продуктами сомнительной свежести, и спешили домой к своим страждущим семьям, задыхающимся в пропахших мочой жилищах.
«Судьбы людские нисколько не меняются, — подумал Картрайт. — Ни система Классификации, ни очень точные и сложные игры–вопросники совершенно не улучшили жизнь большинства людей. Ведь всегда есть и будут неклассифицированные».
В двадцатом веке была решена проблема производства товаров. С шестидесятых годов на Западе начали скапливаться самые разнообразные товары. Их выпускали столько, что они уже стали представлять угрозу для свободного рынка. В 1980 году было вынесено срочное решение все это сжечь, и неделя за неделей в дым превращались миллиарды долларов.
Каждую субботу горожане и горожанки, собираясь в мрачную и злобную толпу, созерцая заправленные топливом автомобили, тостеры, одежду, апельсины, кофе и еще многое другое, чего никто не был в состоянии купить, наблюдали, как все это сжигалось в ослепительном пламени.
Таким образом, в каждом городе появились специальные площадки, обнесенные колючей проволокой: целые поля, усыпанные пеплом и обломками. Здесь горели произведения рук человеческих, которые не могли найти владельцев.
Игры чуть–чуть улучшали положение.
Если раньше люди не имели возможности приобрести дорогостоящие промышленные товары, то здесь они могли хотя бы надеяться выиграть их. В течение нескольких десятилетий в экономике благодаря сложным механизмам, распределявшим тонны сверкающих товаров, произошел резкий скачок. Но на каждого человека, выигравшего автомобиль, холодильник или телевизор, приходилось миллионы людей, которые не выигрывали ничего.
Постепенно в число разыгрываемых предметов вместе с обыкновенными товарами попали и более весомые «вещи»: власть и престиж. И на вершине всей этой пирамиды находился человек, распределявший власть. Тот, кого называли Ведущим Игру.
Медленно развиваясь и углубляясь, шел процесс распада социально–экономической системы. Теперь уже люди не верили в независимость законов природы. Ничто не могло быть постоянным, вселенная стала вечным потоком.
Невозможно было предсказать последствия любого события. Ни на что нельзя было с уверенностью положиться. Статистические предсказания получили всеобщее распространение. Люди перестали верить в понятие причинности, в то, что они могут влиять на окружающую жизнь. Остался только расчет на удачу, предоставленную игрой случая.
Теория Минимакса — игра «М» — являлась своего рода стоическим самоотречением, невмешательством в бесцельный круговорот человеческих жизней. Игрок в «М» ни к чему себя не обязывал, он ничем не рисковал, ничего не выигрывал и не терпел краха.
Его целью было накапливать удачу и стараться продержаться дольше других игроков. Игрок «М» спокойно ожидал окончания партии, ему больше не на что было надеяться.
Минимакс, метод ведения крупной игры, был изобретен в двадцатом веке двумя математиками: фон Нейманом и Моргенстерном. Этот метод использовался в ходе второй мировой войны, войны в Корее и финальной войны. Сначала с его помощью действовали военные стратеги, затем к ним присоединились финансисты.
В середине этого века фон Нейман был приглашен в Американскую комиссию по энергетике, что явилось неоспоримым признанием значимости теории. А два с половиной века спустя эта теория стала основной для управления всем миром.
Именно поэтому наладчик электронной аппаратуры Леон Картрайт, как человеческое существо, наделенное сознанием, не мог не стать престонистом.
Картрайт остановил свою допотопную колымагу у края тротуара. Освещенное ярким майским солнцем, перед ним возвышалось грязно–белое здание Общества. Над узкой трехэтажной постройкой висел плакат, часть его заезжала на соседнюю прачечную: «Общество престонистов. Вход в основные службы с другой стороны».
Здесь находилась погрузочно–разгрузочная платформа. Картрайт открыл багажник и принялся вытаскивать из него коробки с рекламной литературой. Прохожие не обращали на него внимания. В нескольких метрах от Картрайта разгружал грузовик владелец рыбного магазинчика.
На противоположной стороне улицы под прикрытием отеля расположились разнообразные паразитирующие коммерсанты: ростовщики, продавцы сигар, проститутки, бармены.
Картрайт вошел в прохладное помещение магазина, тускло освещенное единственной астронической лампочкой. Он шатался под тяжестью коробки, которую тащил перед собой. Образуя огромные кучи, в магазине высились ящики и коробки, окованные железом. Найдя свободное место, он положил туда свою ношу, затем пересек холл и вошел в крошечную контору.
Как и маленький приемный зал, она оказалась пуста. Дверь, ведущая на улицу, была широко распахнута. Картрайт разложил на столе корреспонденцию и принялся ее просматривать. Не было ничего важного: счета из типографии и транспортного агентства, квартирная плата, предупреждение за неоплаченное потребление энергии, счета за уборку мусора и поставку воды и сырья.
Вскрыв один из конвертов, Картрайт обнаружил в нем пятидолларовую бумажку и длинное письмо, написанное дрожащей рукой старой женщины. Он обнаружил еще несколько мизерных вкладов. В общей сложности Общество обогатилось на тридцать долларов.
— Они начинают выражать нетерпение, — произнесла Рита О’Нейл.
Она возникла позади Картрайта на пороге конторы.
— Может, начнем?
Картрайт вздохнул. Время пришло. Он тяжело поднялся, выкинул мусор из пепельницы, сложил стопкой разрезанные экземпляры «Диска Пламени» Престона и наконец, как бы сожалея о чем–то, направился вслед за девушкой.
При его появлении в зале все люди разом заговорили. Все взгляды были направлены на него Зал задрожал в надежде и страхе. Ободренные его видом, все бросились к нему. Шум возобновился, но с меньшей силой. Картрайт прошел на середину зала. И тут же жестикулировавшие мужчины и женщины тесно окружили его.
— Он направляется туда! — с облегчением провозгласил Билл Конклин.
— Мы так долго ждем, мы больше не можем ждать, — резко выкрикнула Мария Юзич.
Картрайт покопался в карманах и вытащил список, чтобы провести перекличку. Вокруг него, волнуясь, стояли мужчины и женщины: молчаливые и запуганные мексиканские рабочие, державшие при себе свой тощий багаж, пара горожан с суровыми лицами, сварщик, японские рабочие–оптики, девица с красными губами, разорившийся торговец деталями, студент–агроном, представитель от фармацевтов, повар, санитарка, плотник. Все они, обливаясь потом, толкались, стараясь подойти поближе. Слушали они его и смотрели на него не отрываясь.
Эти люди умели производить ценности руками, но не головой. Их способности были отточены годами работы, практики, непосредственного контакта с предметом.
Они умели выращивать растения, заливать фундаменты, чинить протекающие трубы, обслуживать машины, шить одежду, готовить еду. С точки зрения системы Классификации все они были неудачниками.
— Надеюсь, что все в сборе, — сдержанно произнес Джерети.
Картрайт молча осмотрелся, затем поднял руку, прося тишины.
— Прежде чем уйти, я хотел бы сказать вам кое–что. Корабль готов, нашими друзьями все проверено.
— Да, это так, — подтвердил капитан Гровс.
Это был крупный негр со строгим выразительным лицом. На нем был одет комбинезон, перчатки и кожаные сапоги.
Картрайт шумно вздохнул.
— Вот. Я хотел бы знать, может, кто–то колеблется. Хочет кто–нибудь отказаться?
Возникла напряженная тишина, но все промолчали. Мария Юзич улыбнулась сначала Картрайту, затем своему молодому соседу. Конклин прижал ее к себе.
— Вот за что мы боролись, — продолжал Картрайт. — Вот чему мы посвятили наше время и наши деньги. Джон Престон был бы счастлив, если бы оказался сейчас здесь. Он знал, что когда–то это случится. Он верил, что когда–нибудь корабль вырвется за пределы космических колоний и регионов, контролируемых Директорией. В глубине своего сердца он был убежден, что люди станут искать новые границы и свободу.
Он взглянул на часы:
— До встречи, желаю удачи! Вы на правильном пути. Храните ваши амулеты и доверяйте Гровсу.
Один за другим люди собрали свои пожитки и вышли. Произнеся ободряющие слова, Картрайт пожал каждому руку. Когда последний из них вышел, все долго молчали, погруженные в свои мысли.
— Я счастлива, что все это кончилось, — с облегчением произнесла Рита. — Я боялась, что кто–нибудь струсит.
— Неизвестность всегда кажется пугающей, населенной чудовищами. В одной из своих книг Престон описывает таинственные голоса.
Картрайт налил себе в чашку кофе из кофейника.
— Но мы ведь тоже к этому причастны. И я задаю себе вопрос, что важнее.
— Я никогда об этом серьезно не думала, — призналась Рита. Она приглаживала тонкими ловкими пальцами черные волосы.
— Вы можете изменить вселенную. Для вас нет ничего невозможного.
— Есть много вещей, невозможных для меня. Я бы, правда, попробовал сделать, невзирая на исход. Но кончится тем, что меня победят.
Рита была ошеломлена:
— Как вы можете говорить такое?
— Я реалист.
Его голос сделался жестким, почти ожесточенным:
— Убийцы уничтожали всех инки, которых выбирала система. Вы полагаете, им понадобится много времени, чтобы созвать Конветет Вызова? Компенсирующие механизмы системы работают на них и против нас С их точки зрения, я нарушил правила игры, едва только решил сыграть. Все, что со мной произойдет, случится по моей собственной вине.
— Знают ли они о существовании корабля?
— Не думаю.
Болезненно морщась, Картрайт добавил:
— По крайней мере, я на это надеюсь.
— Вы можете хотя бы продержаться до тех пор, пока они не будут в безопасности? Это то, что…
Вдруг Рита с тревогой прервала себя.
Снаружи доносился шум работающих реакторов. С металлическим скрежетом на крышу приземлился корабль. Затем послышался глухой стук, голоса. Люк в крыше был открыт. Рита видела, как на лице ее дяди отразились ужас и мимолетное сознание того, что может дальше произойти. Но их сразу сменило обычное выражение мягкости, печали и усталости. Он неуверенно улыбнулся ей.
— Они прибыли, — произнес Картрайт едва слышно.
Тяжелые военные сапоги гулко простучали по коридору. В зал вошли гвардейцы Директории и встали полукругом. С ними появился чиновник с бесстрастным лицом, неся в руках портфель.
— Вы Леон Картрайт? — спросил он. — Покажите, пожалуйста, ваши документы. Они при вас?
Картрайт достал из внутреннего кармана пластиковую трубку, вынул из нее пробку и один за другим развернул на столе топкие металлические листки.
— Свидетельство о рождении. Школьный аттестат. Психоаналитическая характеристика. Медицинские свидетельства, сведения о судимости. Права согласно уставу. Список бывших мест службы. Последнее место службы и прочее. Держите.
Он снял куртку и засучил рукав рубашки.
Служащий быстро пробежал глазами документы и сравнил опознавательное клеймо с глубоко въевшимся клеймом на коже Картрайта.
— Теперь мы должны проверить ваши отпечатки пальцев и ваш мозговой стандарт. На самом деле это лишнее. Я знаю, что вы Леон Картрайт.
Он вернул документы.
— Меня зовут Шеффер, майор ТП Директории. Другие ТП здесь. Сегодня утром, в девять с небольшим, произошла смена власти.
— Я вижу, — ответил Картрайт, вновь надевая куртку.
Майор потрогал гладкий край листка с правами согласно уставу.
— Вы не классифицированы, не так ли?
— Так.
— Я полагаю, что ваша правовая карточка находится в покровительствующем вам Холме. Так обычно делают?
— Действительно, обычно так и делают, — подтвердил Картрайт, — но я не состою на службе ни в одном из Холмов. Как вы могли убедиться, я остался без работы в начале этого года.
Шеффер покорно пожал плечами:
— В таком случае, вы продали ее на черном рынке.
Он сухим щелчком захлопнул свой портфель.
— В результате большинства скачков избранными оказываются неклассифицированные. Это происходит всего лишь потому, что их бесконечно больше, чем классифицированных… Но эти последние всегда умудряются завладеть правовыми карточками.
Картрайт положил карточку на стол.
— Вот моя.
— Невероятно!
Шеффер был ошеломлен. Он быстро прозондировал мозг Картрайта, затем произнес со смешанным выражением изумления и недоверия:
— Вы знали это заранее. Вы знали, что так будет.
— Да.
— Невозможно. Ведь это только что произошло. Мы прибыли тотчас же. Даже Веррик еще не в курсе. Вы — первый, кто знал, не считая Группы.
Он подошел к Картрайту.
— Здесь что–то не так. Как вы узнали?
— Теленок с двумя головами, — туманно пояснил Картрайт.
Служащий ТП тихо и сосредоточенно продолжал исследовать мозг Картрайта.
Внезапно он бросил это занятие.
— Впрочем, неважно. Я думаю, что вы располагаете каким–нибудь источником информации. Я мог бы узнать о нем, тщательно прозондировав ваш мозг до самых глубин.
Он протянул Картрайту руку:
— Примите мои поздравления. Если вы не против, мы расположимся вокруг здания. Веррика проинформируют через несколько минут. Мы хотим быть готовыми.
Он вложил Картрайту в руку карточку:
— Не теряйте ее. Это единственное свидетельство вашего нового положения.
— Я думаю, — произнес Картрайт, — что могу на вас рассчитывать.
Он облегченно вздохнул и тщательно спрятал карточку в карман.
— Полагаю, можете. Очевидно, это покажется странным… Теперь вы наш глава, а Веррик ничто. Без сомнения, нам потребуется некоторое время для психологической перестройки. Некоторые члены Группы, из самых молодых, не помнят никакого другого Ведущего Игру.
Майор вновь пожал плечами:
— Предлагаю вам довериться нам на время. Мы не можем оставаться здесь. И есть множество людей, состоящих на службе лично у Веррика, работающих на его должность. Мы должны проверить всех этих людей. Веррик с их помощью осуществлял контроль за Холмами.
— Это меня не удивляет.
— Веррик хитер.
Шеффер смерил Картрайта взглядом.
— На него часто покушались. Но об этом всегда становилось известно. Это заставило нас здорово поработать, но, в конце концов, мы для этого и существуем.
— Я рад, что вы приехали, — признался Картрайт. — Услышав шаги, я подумал, что это… Веррик.
— Это мог бы быть и он, если бы мы его предупредили.
Глаза майора засветились недобрый веселостью.
— Если бы не старейшие ТП, мы, без сомнения, известили бы его первого и упустили бы время. Питер Вейкман все поставил на свои места, напомнив нам о пашем долге и нашей ответственности. Видите, какая выучка?
Картрайт мысленно взял на заметку это имя. Может, когда–нибудь Питер Вейкман будет ему нужен.
— Приближаясь, — медленно продолжал Шеффер, — мы проникли в мысли довольно значительной группы людей, шедшей, по–видимому, отсюда У каждого в голове было ваше имя.
Картрайт быстро взглянул на гвардейцев:
— Что?
— Они удалялись, и мы не могли узнать многого. Было что–то о корабле, о долгом путешествии.
— Вы говорите, как государственный оракул.
— Их окружало плотное облако чрезмерного возбуждения и страха.
— Я не могу вам ничего объяснить, — ответил Картрайт. — Мне ничего об этом неизвестно. — Затем он добавил с иронией: — Без сомнения, какие–нибудь кредиторы.
Во дворе Рита О’Нейл ходила взад–вперед по маленькому пятачку. Ничем другим она была не в состоянии заняться. Великий момент настал, затем он прошел. Теперь все это — история.
Прислоненный к стене здания Общества, стоял простой, без украшений, маленький склеп, в котором хранились останки Джона Престона.
Рита могла рассмотреть его мрачное деформированное тело, подвешенное в пожелтевшем пластикубе, засиженном мухами.
Маленькие, скрюченные ревматизмом руки были скрещены на ссохшейся груди. За стеклом теперь уже ненужных очков — закрытые глаза. Маленький, горбатый, близорукий человек. Склеп был покрыт пылью. Никто к нему никогда не приходил. Это был одинокий, забытый людьми памятник, скрытый за мрачным глиняным футляром. Беспомощный, брошенный.
Но в полумиле отсюда целая армада старых автомобилей доставляла людей на площадку. Старое грузовое судно «6–М» ожидало на взлетной полосе. Мужчины и женщины, неловко поднимаясь по узкой металлической лестнице, входили в неизвестный им мир космического корабля.
Полет фанатиков начался. Они отправлялись в космическое пространство искать мифическую десятую планету Солнечной системы. Легендарный Диск Пламени, сказочный мир Джона Престона, существующий за пределами изученного пространства.
