1
Уже появилось несколько предзнаменований. В первых числах мая две тысячи двести третьего года информационные агентства сообщили о том, что над Швецией пролетела стая белых ворон. Серия пожаров неизвестного происхождения наполовину опустошила Холм Птица–Лира, одну из основных индустриальных точек системы.
На рабочее поле марсиан обрушился дождь из маленьких круглых камешков. В Батавии, Директории Федерации Девяти Планет, родился теленок с двумя головами — неоспоримый признак близких событий чрезвычайной важности.
В толковании не было недостатка: спекуляция на объяснениях происходящих событий была излюбленным времяпрепровождением многих. Все гадали, рассуждали, спорили о материализованном воплощении случайности. Предсказатели добрых событий в Директории появились несколькими неделями раньше.
Но то, что для одних было лишь предзнаменованием, для других явилось испытанием. Катастрофа местного значения, обрушившаяся на Холм Птица–Лира, повлекла за собой тотальную катастрофу для пятидесяти процентов классифицированных служащих.
Клятвы облегчения были расторгнуты, и немалое число исследователей и техников выбросили на улицу. Большинство из них навсегда затерялись в огромной массе неклассифицированных.
Но не все. Предоставленные самим себе, они явили собой новый симптом неминуемого катаклизма.
Тед Бентли схватил свое уведомление об увольнении характерным Для него быстрым движением. Быстро направившись к письменному столу, он спокойно изорвал все свои бумаги и документы на мелкие клочки и отправил все это в приемное отверстие ящика для бумаг. Его реакция была столь же стремительна, сколь и непосредственна. Она принципиально отличалась от реакции других: Тед был счастлив, что клятва его больше не связывала. В течение тринадцати лет он тщетно пытался с помощью всевозможных ухищрений порвать с Птица–Лира.
Он запер дверцу своего письменного стола и погасил экран ипвик–приемника.
Его голова работала быстро. Ему потребовался только час, чтобы реализовать необычно просто задуманный план действия.
В полдень отдел кадров вернул ему его правовую карточку, что было обязательным, когда клятва расторгалась руководством. Теду было очень забавно вновь увидеть ее через столько лет. Он повертел ее в руках, затем положил в портфель.
Карточка — его шанс, один из шести миллиардов в великой лотерее, его шаткая возможность подняться выше благодаря непредвиденному прыжку, его попытка выбраться в класс Один. Фигурально выражаясь, это возвращало Теда на тридцать три года назад: карточка была закодирована при его рождении.
К двум тридцати пополудни он порвал последние, самые незначительные связи с Птица–Лира. К четырем часам он в срочном порядке распродал свои вещи и купил билет первого класса.
До наступления ночи он покинул Европу и направился в сторону столицы Индонезийской империи.
В Батавии он дешево снял комнату в одном из пансионатов и разобрал свой багаж. Часть его вещей была еще во Франции. Если он успеет, он сможет заказать их доставку. В противном случае они ему больше не потребуются. Забавно, что окна его комнаты выходили на здание Директории. Множество людей, похожих на тропических мошек, входили и выходили через его многочисленные двери.
На земле, на море, в небе — все пути вели в Батавию.
У Теда было мало времени на размышления. Затем ему надо будет действовать. В Публичной Информационной Библиотеке он набрал массу кассет с видеофильмами. Несколько дней он впитывал в себя сведения, касающиеся всех фаз развития биохимии — предмета, благодаря которому он получил личную классификацию.
Тед работал как одержимый, не упуская из виду ни малейшей детали: прошения о профессиональном облегчении подавались Ведущему Игры только один раз. В случае осечки все было кончено.
Тед рассчитывал вложить в этот первый опыт все, что имел. Он был свободен от системы Холмов и твердо решил не возвращаться туда.
Пять следующих дней он, выкуривая сигарету за сигаретой, ходил взад–вперед по комнате и размышлял. Наконец он принялся искать на желтых страницах ежегодного ипвик–справочника адреса агентства девушек.
Его любимое агентство владело конторой неподалеку. Он позвонил, и менее чем через час большая часть его психологических проблем исчезла. Следующие сутки он поделил между высокой блондинкой, присланной ему агентством, и ближайшим коктейль–баром. Но это был конец. Надо было действовать. Сейчас или никогда.
Когда Тед поднялся в то утро, его пробрала ледяная дрожь. Ведущий Игру Веррик вербовал сотрудников в соответствии с основным принципом Минимакса: по–видимому, случай управлял распределением клятв облегчения. За прошедшие шесть дней Бентли не удалось обнаружить никакой системы, ни даже фактора, если таковой имелся, который определял бы успех. Обливаясь потом, он быстро принял душ и вновь начал обливаться потом. Несмотря на титанические усилия, он ничего не узнал. Тед действовал вслепую. Оп побрился, оделся, расплатился с Лори, высокой блондинкой, и отослал ее обратно в агентство.
Одиночество и страх полностью завладели им. Он рассчитался за комнату, как следует запаковал свой чемодан и для большей уверенности купил себе второй амулет. В общественной уборной он надел его под рубашку и опустил монетку в фен. Ветерок из фена его немного успокоил. Он вышел и подал знак такси–роботу.
— В Основную Директорию, — сказал он шоферу. — И поскорее.
— Хорошо, месье или мадам, — ответил робот Мак–Миллан. — Как вам будет угодно.
В роботов Мак–Миллан еще не было заложено понятие различия полов.
Такси скользило над крышами домов, и весенний теплый ветер с силой врывался в его окна.
Бентли разглядел только величественный ансамбль зданий, к которому они направлялись. Тед прождал ровно столько, сколько требовалось. Его письменные зачетные работы должны были дойти вчера вечером. Теперь они уже, вероятно, появились на письменном столе первого контролера. Так началось путешествие его бумаг по бесконечной цепи служащих Директории.
— Мы прибыли, месье или мадам.
Такси–робот остановилось, дверь открылась, Бентли заплатил и вышел.
Напряжение, накапливающееся в течение последних недель, достигло своей высшей точки. Он видел только, как вокруг него снуют мужчины и женщины.
Разносчики дешево продавали «методы», позволяющие предсказать непредусматриваемые изменения и выиграть, таким образом, игру Минимакса. Но деловой люд не обращал на них внимания: тот, кто открыл бы систему эффективного предсказывания, пользовался бы ею сам, а не стал бы продавать.
Бентли остановился посреди лавины идущих людей, чтобы прикурить. Нет, его руки действительно не дрожали. Он переложил свой портфель под мышку, засунул руки в карманы и медленно направился в экзаменационный зал. Он прошел под аркой контроля.
Через месяц он, может быть, будет присягать Директории… Тед с надеждой посмотрел на арку, потрогав один из амулетов под рубашкой.
— Тед! — произнес запыхавшийся голос. — Погоди!
Он остановился. Грудь Лори колыхалась при каждом шаге, пока она пробиралась сквозь толпу по коридору. Едва сдерживая дыхание, она настигла его.
— Я знала, что найду тебя здесь, — сказала она ему. — У меня есть кое–что для тебя.
— Что же это? — несколько сухо спросил Бентли.
Он знал о существовании корпуса телепатов Директории и не имел ни малейшего желания предоставлять свои сокровенные мысли восьмидесяти умирающим от скуки людям.
— Держи.
Лори надела ему что–то на шею. Несколько человек умиленно улыбнулись. Это был амулет.
Бентли осмотрел его. Он должен был дорого стоить.
Эта встреча с Лори была для него совершеннейшей неожиданностью.
— Ты думаешь, это мне поможет?
— Я надеюсь.
Она коснулась кончиками пальцев его руки.
— Благодарю тебя за то, что ты был таким милым. Ты меня отправил так скоро, что я не успела тебе это объяснить.
В ее голосе появились жалобные нотки:
— Ты полагаешь, что имеешь шанс? Пожалуйста, скажи мне! Ведь если тебя примут, ты, несомненно, останешься в Батавии!
— Телепаты Веррика зондируют нас в этот момент, — с раздражением в голосе ответил Бентли. — Они везде.
— Мне это безразлично, — произнесла Лори. — Такой девице, как я, нечего скрывать.
Бентли настойчиво продолжал:
— Мне это не нравится. Я в первый раз сталкиваюсь с ними. — Он пожал плечами: — Хотя, если я останусь здесь, мне надо будет к этому привыкнуть.
Он направился к центральному столу, держа в руках правовую карточку и удостоверение личности.
Очередь быстро продвигалась. Вскоре служащий взял у него документы, внимательно изучил их и бесстрастно произнес:
— Очень хорошо, Тед Бентли. Вы можете войти.
— Я думаю, что еще все изменится, — грустно сказала Лори. — Если ты останешься здесь…
Бентли потушил ногой окурок и направился к приемной, ведущей в помещение внутренних служб.
— Я разыщу тебя, — обещал он девушке, не очень веря в свои слова.
Крепко сжимая портфель, он прошел мимо многих людей и быстро отворил дверь. Она за ним сразу же закрылась.
Итак, он вошел. Начало было положено.
Маленький человек лет пятидесяти с реденькими торчащими усиками, в очках в круглой металлической оправе пристально смотрел на него.
— Вы — Бентли, не так ли?
— Точно так, — ответил Тед. — Я хочу видеть Ведущего Игру — Веррика.
— Зачем?
— Я ищу место класса восемь–восемь.
В кабинет стремительно ворвалась девушка. Не обращая внимания на Бентли, она быстро произнесла:
— Прекрасно, все кончено. — Он сжала руками виски. — Вы видите? Теперь вы удовлетворены?
— Не надо меня обвинять, — ответил маленький человек. — Это закон.
— Закон!
Девушка присела на край письменного стола, откинув назад свои рыжие волосы, достала сигарету и нервно закурила ее.
— Пора убираться отсюда, Питер. Здесь не останется ничего стоящего.
— Вы прекрасно знаете, что я остаюсь.
— Вы идиот.
Она полуобернулась и вдруг заметила Бентли.
В ее зеленых глазах зародились удивление и интерес.
— Вы кто?
— Право, вам будет лучше зайти сюда в другой раз, — обратился маленький человек к Бентли. — Сейчас как раз не…
— Я не для того пришел сюда, чтобы уйти ни с чем. Где Веррик?
Девушка с интересом разглядывала его.
— Вы хотите видеть Риза? Что вы можете предложить?
— Я биохимик, — сердито ответил Бентли. — Я ищу место класса восемь–восемь.
На ее красных губах заиграла шаловливая улыбка.
— В самом деле? Это интересно. — Она пожала полными плечами. — Что ж, пусть он присягнет, Питер.
Маленький человек колебался. Наконец он протянул Теду руку.
— Меня зовут Питер Вейкман. А это Элеонора Стивенс, личная секретарша Веррика.
Бентли не был готов к такому. В нависшей тишине все трое обменялись взглядами.
— Служащий пропустил его, — произнес Вейкман. На класс восемь–восемь был послан общий запрос, хотя я не думаю, что Веррик все еще нуждается в биохимиках.
— Откуда вы это знаете? — спросила Элеонора. — Это, между прочим, не входит в вашу компетенцию. Вы ведь не имеете отношения к отделу кадров.
— Я руководствуюсь моим здравым смыслом, — ответил Вейкман. Он решительно встал между девушкой и Бентли.
— Печально, — проговорил Вейкман, обратившись к Бентли. — Вы теряете время. Идите лучше в бюро по найму в Холмах. Им всегда нужны биохимики.
— Я знаю. Я работал на систему Холмов с шестнадцати лет.
— В таком случае что вы здесь делаете? — спросила Элеонора.
— Из Птица–Лира меня уволили.
— Идите в Суонг.
— Нет, — произнес Бентли. — Он повысил голос. — Я не хочу больше слышать о Холмах.
— Почему? — поинтересовался Вейкман.
— Холмы насквозь прогнили. Система изживает себя. Там все зависит от того, кто больше даст.
— Ба! — вскричал Вейкман. — Что вам до этого? У вас есть своя работа — вот о чем вам следует думать.
— Конечно, мне платили за мое время, мое умение и мою преданность. У меня была хорошая лаборатория и оборудование, которое стоило столько, сколько я заработаю за всю свою жизнь. Мне гарантировали сохранение моего статуса и общее покровительство. Но я спрашивал себя, чему в конечном итоге служит моя работа? Тому, во что потом она превращается. Либо она исчезает.
— Куда же она исчезает? — спросила Элеонора.
— В никуда. Она не служит ничему и никому.
— А кому она должна служить? Бентли не сразу нашелся с ответом.
— Я не знаю. По крайней мере, кому–то должна. Разве вы не хотите, чтобы ваша работа кому–то служила? В теории Холмы — это отдаленные и независимые друг от друга экономические единицы. На деле же там стараются нажиться на девальвациях, на стоимостях перевозок, на всевозможных пошлинах и еще на многом другом. Вы знаете лозунг Холмов: «Служба — хорошо, а хорошая служба — еще лучше». Какая насмешка. В Холмах не думают о том, чтобы служить населению: это паразитирующее предприятие.
— Я никогда и не предполагал, что Холмы являются организациями–филантропами, — сухо заметил Вейкман.
Бентли нервно осекся. Эти мужчина и женщина смотрели на него, как на всеобщее посмешище? Чего он хотел от Холмов?
Классифицированная служба хорошо оплачивалась, никто никогда на это не жаловался.
Но он жаловался. Быть может, из–за отсутствия ощущения реальности. Правда, это атавизм, который из него не могла вышибить даже клиника детского воспитания. Во всяком случае, с него довольно.
— Почему вы думаете, Бентли, что в Директории будет лучше? — поинтересовался Вейкман. — Мне кажется, вы питаете необоснованные иллюзии на этот счет.
— Дайте ему присягнуть, если это может составить его счастье, — равнодушно проговорила Элеонора.
Вейкман покачал головой:
— Я не дам ему присягать.
— Ну тогда это сделаю я, — бросила Элеонора.
— Прошу прощения, — произнес Вейкман.
Он достал из выдвижного ящичка бутылку шотландского виски и налил себе.
— Желает кто–нибудь присоединиться?
— Нет, спасибо, — отрезала Элеонора.
— Какого черта все это означает? — раздраженно спросил Бентли. — Директория вообще–то функционирует?
Вейкман улыбнулся:
— Вот видите? Вы уже начинаете утрачивать ваши иллюзии. Оставайтесь там, где вы есть, Бентли. Вы не знаете, что для вас хорошо.
Элеонора слезла с краешка письменного стола и вышла. Почти тотчас же она вернулась, держа в руках обычное символическое изображение Ведущего Игру.
— Идите сюда, Бентли. Я приму вашу присягу.
Она поставила маленький бюст из пластика телесного цвета, изображавший Риза Веррика, посредине письменного стола.
— Начинайте.
Когда Бентли подошел, она дотронулась до маленького матерчатого мешочка, висевшего у него на шее, — амулета, данного ему Лори.
— Что это? Расскажите.
Он показал ей кусочек магнита и щепотку белого порошка.
— Молоко богородицы, — сухо пояснил он.
— И это все, что вы носите? — Элеонора указала на целый набор собственных амулетов, покачивающихся между ее голых грудей.
— Я не понимаю, как можно приходить сюда, имея только один амулет? — В ее глазах заиграла ирония. — Может быть, поэтому вас и не преследует удача.
— Мой выбор хорошо продуман, — возразил Бентли. — Обычно я ношу вот эти два. А этот мне подарили.
— Да?
Она наклонилась, чтобы поближе рассмотреть амулет.
— Это, должно быть, от женщины. Дорогой, хоть слишком заметный.
— А правда, что Веррик никогда не носит амулетов?
— Совершеннейшая правда.
В разговор вновь включился Вейкман:
— У него нет в них нужды. Когда фирма выбрала его, у него был уже класс шесть–восемь. Это ли не удача? Он прошел все ступени до самой верхней точно так же, как дети проходят просветительные полосы. Он чувствует удачу каждой клеткой своего организма.
— Я видела, как люди притрагиваются к нему, надеясь, что это принесет им счастье, — надменно добавила Элеонора. — Я их никогда не осуждаю. Я сама это часто делала.
— И что это вам дало? — спокойно спросил Вейкман. Он указал на обесцвеченные виски девушки.
— Я не родилась в тот же день и в том же месте, что Риз, — сухо ответила она.
— Я не верю в астрокосмологию, — произнес Вейкман тем же спокойным тоном. — Я считаю, что удача — существо капризное.
Он повернулся к Бентли и заговорил, отчеканивая каждое слово:
— Веррику, может, теперь везет, но это не означает, что так будет всегда. — Он неопределенно указал наверх: — Они хотят подобия равновесия.
Затем он поспешил добавить:
— Не подумайте, что я христианин или что–то в этом роде. Я знаю, это вопрос случая. — Его голос звучал желчно. — У каждого своя удача. Великих и могущественных под конец ждет падение.
Элеонора предостерегающе посмотрела на него:
— Осторожней!
Не сводя с Бентли глаз, Вейкман продолжал:
— Не забывайте того, что я вам сейчас говорю. Вы не связаны никакой клятвой облегчения. Пользуйтесь этим. Не присягайте Веррику. Вы станете одним из его слуг. И это вам не понравится.
Бентли был поражен:
— Вы хотите сказать, что я должен присягнуть лично Веррику? Это не просто позиционная клятва Ведущему Игру?
— Разумеется, — ответила Элеонора.
— Почему?
— В настоящий момент существует некоторая неопределенность. Я пока не могу вам этого объяснить. Позже будет свободное место того класса, который вам требуется. Мы вам это гарантируем.
Бентли прижал к себе портфель и отошел от них. Его план рушился. Он представлял все совсем не так.
— Итак, я принят? — почти с яростью спросил он. — Вы меня берете?
— Конечно, — небрежно подтвердил Вейкман. — Веррику нужны все специалисты класса восемь–восемь, на которых он может наложить лапу.
Бентли, смущенно и неуверенно, опять отошел на несколько шагов. Что–то не ладилось…
— Погодите. Дайте мне немного подумать, прежде чем принять решение.
— Думайте, — согласилась Элеонора.
— Благодарю.
Он отступил на несколько шагов, чтобы с самого начала обдумать всю ситуацию.
Элеонора кружила по комнате, засунув руки в карманы.
— Есть что–нибудь новое об этом типе? — спросила она у Вейкмана.
— Только частное уведомление по закрытому каналу. Его имя — Леон
Картрайт. Он член своего рода секты уклонистского толка. Чокнутых. Хотел бы я посмотреть, на что он похож.
— Я — нет.
Элеонора остановилась перед окном и со скучающим видом посмотрела на суету на улице и возле подъездов.
— Уже недолго. Скоро они примутся вопить.
Она нервно сжала виски.
— Господи, может, я не должна была так поступать! Но дело сделано, я не могу больше ничего изменить.
— Да, это было ошибкой, — согласился Вейкман. — Когда вы станете несколько старше, вы поймете важность этого.
Страх мелькнул в глазах девушки:
— Я никогда не покину Веррика! Я должна остаться с ним!
— Почему?
— Мне не надо будет ничего бояться. Он позаботится обо мне.
— Корпус вас защитит и поддержит.
— Я не хочу иметь с Корпусом никаких дел.
Ее красные губы приоткрылись, обнажая ровные белые зубы.
— Моя семья, мой добрый дядя Питер — все продажно так же, как эти Холмы.
Она обратилась к Бентли:
— И еще он при этом говорит, что, по его мнению, здесь это не имеет значения.
— Вопрос не денег, а принципа, — произнес Вейкман. — Корпус стоит над людьми.
— Корпус составляет часть мебели, так же как этот письменный стол, — Элеонора постучала заостренными ноготками по поверхности стола. — Вы покупаете мебель, столы, лампы, инви–приемники, Корпус.
Ее взгляд был полон отвращения.
— Он престонист, не так ли?
— Так.
— Неудивительно, что вам не терпится его увидеть. Я сама испытываю некоторое нездоровое любопытство, как если бы речь шла о диковинном звере из колонии с другой планеты.
Бентли очнулся от своих размышлений.
— Давайте, — сказал он. — Я готов.
— Превосходно.
Элеонора проскользнула за письменный стол, подняла одну руку и положила другую на бюст Веррика.
— Вы знаете клятву? Хотите, я помогу вам?
Бентли знал наизусть клятву подчинения, но, охваченный сомнением, он заколебался. Вейкман с неодобрительным и скучающим видом углубился в созерцание собственных ногтей. Глаза Элеоноры Стивенс приобрели холодное выражение, на ее лице непрерывно появились, сменяя друг друга, противоречивые чувства. Почти уверенный, что что–либо не так, Бентли начал приносить присягу маленькому бюсту из пластика. Тед дошел до середины, когда двери раскрылись и группа людей шумно ворвалась в комнату. Один человек выделялся из всех своим ростом и широкими плечами.
У него была тяжелая походка, серое, с резкими чертами лицо. Стального цвета волосы висели прядями. Риз Веррик в окружении сотрудников, связанных с ним личной клятвой, остановился посреди комнаты, наблюдая за происходящим.
Вейкман перехватил взгляд Веррика. Тот неприметно улыбнулся, не произнося ни слова, но его поведение красноречиво говорило само за себя. Элеонора окаменела. С пылающими щеками, она ждала, когда Бентли закончит. Как только он замолчал, Элеонора осторожно взяла бюст из пластика и вынесла его из комнаты, затем вернулась, протягивая руку:
— Вашу правовую карточку, месье Бентли. Она нужна нам.
Бентли достал карточку и тут же снова лишился ее.
— Кто это? — спросил Веррик.
— Он только что присягнул. Класса восемь–восемь.
Элеонора собрала на стол папки с делами. Амулеты запрыгали между ее грудей.
— Я пойду возьму манто, — сказала она.
— Класса восемь–восемь, биохимик?
Веррик с любопытством рассматривал Бентли.
— Он стоит чего–нибудь?
— Он хорош, — одобрил Теда Вейкман. — Насколько я мог определить, он первоклассен.
Элеонора спешно закрыла дверь гардеробной, набросила манто на голые плечи и заполнила карманы массой различных предметов.
— Он только что прибыл из Птица–Лира.
Элеонора поспешила присоединиться к маленькой группе.
— Он еще не знает.
На суровом лице Веррика были написаны усталость и тоска, но озорной блеск светился в его серых глазах, глубоко сидевших в могучем черепе.
— Это последнее. Остальное отойдет Картрайту, престонисту.
Он посмотрел на Бентли:
— Как ваше имя?
Бентли пробормотал ответ, и Веррик смертельной хваткой пожал ему руку. Бентли решился спросить:
— Куда мы направляемся? Я полагал…
— В Холм Фарбен.
Веррик и все остальные направились к лестнице, ведущей к выходу. В комнате остался только Вейкман, который должен был встретить нового Ведущего Игру. Веррик коротко объяснял Элеоноре:
— Мы будем действовать оттуда. С прошлого года Фарбен приписан лично мне. И, кроме того, я всегда смогу требовать от них преданности. Несмотря ни на что.
— Несмотря на что? — поинтересовался Бентли, вдруг ужаснувшись.
Сквозь открытые двери струился ослепительный солнечный свет и проникали уличные шумы.
Крики информаторов впервые достигли ушей Бентли. Когда они спускались к стартовой площадке, где их ждал межконтинентальный транспорт, он хрипло спросил:
— Что произошло?
— Идемте, — прорычал Веррик. — Вы здесь мало узнаете. У нас слишком много работы, чтобы еще тратить время на разговоры.
Бентли следовал за группой с кислым привкусом ужаса и отвращения во рту.
Теперь он все понял. Механические возбужденные голоса информаторов орали повсюду вокруг него.
— Веррик смещен! — кричали машины. — Престонист становится человеком Номер Один! Веррик полностью смещен!
Произошла непредсказуемая смена власти. Случилось то, о чем извещали предзнаменования. Веррик больше не был Человеком Номер Один, Веррик не был больше Ведущим Игру. Он даже не принадлежал Директории.
И Бентли был связан с ним клятвой.
Слишком поздно! Он брел уже по дороге в Холм Фарбен. Все были захвачены стремительным потоком событий, обрушившимся, подобно зимней пурге, на систему Девяти Планет.