Смутно сознавая, что шум на другом конце лагеря стихает, Дэйн приглушил звук своего барабана. Поверх него он смог увидеть, как раскачиваются и кланяются хатканские нарушители закона, продолжая следовать ритмам его ударов. Так же, как и они, он чувствовал власть голоса Тау. Но что может появиться в ответ — этот призрачный фантом, который был создан, чтобы запугать их и привести их сюда? Или все же человек, его создатель?

Дэйну казалось, что красноватый свет костра начинает тускнеть, хотя в действительности пламя, поднимавшееся над дровами, и не начинало гаснуть. Не ослабевал и густой едкий запах горения. Что из того, что затем последовало, было реальным, а что продуктом его расстроенного воображения, впоследствии Дэйн был не в состоянии сказать. Вряд ли в действительности можно было спросить всех, кто присутствовал при этом, видел ли каждый человек — хатканец или инопланетянин — только то, что показывал ему его набор эмоций и воспоминаний. Или же все видели одно и то же?

Что-то скользнуло с востока, что-то, что было не столь ощутимо, как то призрачное существо, рожденное в тумане болота. Скорее, это была невидимая угроза для находившихся у огня, который как бы символизировал сейчас человеческую дружбу, безопасность и был как бы оружием против темных сил этой опасной ночи. Была ли эта угроза только мысленной? Или Ламбрило все же имел какие-то средства для осуществления мести? Это невидимое оружие было холодным, оно угнетало их мозг, отнимало силы и делало слабыми. Оно как бы старалось превратить их в глину, из которой потом можно сформировать все что угодно. Одиночество, темнота, все, что противостояло жизни, теплу и действительности, — все это собиралось вместе и надвигалось на них из ночи.

Но голова Тау была высоко поднята. Он успешно противостоял этой невидимой угрозе. Между его крепко расставленными ногами ярко светился холодным светом охотничий нож.

— Ламбрило! — Голос Тау поднялся, как бы отбрасывая эту невидимую угрозу, затем он снова запел, и ритм непонятных слов несколько опередил ритм барабана.

Дэйн заставил себя продолжать бить в барабан, как бы наперекор тому, что надвигалось из темноты, угрожая отнять у них силы и разум. Его руки продолжали опускаться и подниматься.

— Ламбрило! Я — Тау, с другой звезды, с другого мира, где другое небо, приказываю тебе выйти и выставить свою мощь против моей!

Это требование было произнесено тоном, в котором звучала резкость приказа. В ответ появилась новая мощная волна невидимой угрозы. Казалось, она может уничтожить их всех. Волна угрозы накатывалась, как волна сильного прибоя разбушевавшегося океана, бьющегося о берег. На этот раз Дэйну показалось, что он различает какую-то темную массу. Прежде чем он успел разглядеть что-нибудь определенное, Дэйн отвел глаза и сконцентрировался на движениях своих барабанящих рук. Он отказывался верить, что такие мощные силы приведены в действие лишь затем, чтобы уничтожить их. Он не раз слышал, как Тау рассказывал про такие вещи, но услышанные в знакомой обстановке на борту «Королевы» подобные приключения так и оставались только рассказами.

Здесь же, несомненно, таилась настоящая опасность. Однако Тау, когда над ним во всей своей мощи проходила волна угрозы, продолжал, не склоняясь, стоять как ни в чем не бывало.

И вот, скрываясь под гребнем этой невидимой разрушительной волны, появился тот, кто был причиной всего этого. Это было не привидение, созданное из болотного тумана, а живой человек. Он шел спокойно с пустыми руками, как и Тау, и никто не заметил у него оружия. У костра люди застонали и повалились на землю, слабо стуча руками о почву. Но когда Ламбрило вышел из темноты, один из туземцев встал на четвереньки и начал двигаться маленькими мучительными толчками. Он пополз по направлению к Тау, его голова раскачивалась на плечах, как голова мертвой скальной обезьяны. Дэйн перехватил барабан одной рукой, а другой нащупал свой лучевой пистолет. Он попытался выкрикнуть предупреждение, но понял, что не может издать и звука.

Одна из рук Тау поднялась по направлению к приближающемуся туземцу и сделала круговое движение. Ползущий человек, глаза которого закатились и стали видны одни белки, последовал за этим жестом и обошел врача. Он направился к Ламбрило, хныча как собака, которой не дали выполнить приказ хозяина.

— Вот так, Ламбрило! — сказал Тау. — Это только между тобой и мной. Или ты не хочешь показать свою мощь? Разве Ламбрило так слаб, что должен посылать другого выполнять твою волю?

Снова подняв две руки, врач резко опустил их и коснулся земли. Когда он опять выпрямился, в руке у него был зажат нож, который он затем бросил впереди себя. Вдруг дым от костра вытянулся по направлению к Ламбрило, закрутился вокруг него и затем исчез. Но там, где раньше стоял человек, теперь слонялась черная бестия. Ее рычащая морда олицетворяла ненависть и жажду крови, хвост с белой кисточкой яростно хлестал по бокам. Но Тау встретил эту трансформацию смехом, который прозвучал как удар кнута.

— Мы — оба мужчины, ты, Ламбрило, и я. Так встречай меня как мужчина и оставь эти трюки для тех, у кого нет ясного зрения. Ребенок играет как ребенок… — Голос Тау громыхал, но сам он исчез.

Высокое полосатое существо — чудовищная горилла — стояло теперь перед хатканским львом. Но это продолжалось лишь одно мгновение, а затем космонавт стал снова самим собой.

— Время игр кончилось, человек с Хатки. Ты пытался охотиться за нами, желал нашей смерти, не так ли? Так пусть теперь смерть будет уделом проигравшего.

Лев исчез, и перед ним снова появился Ламбрило. Он стоял в готовности, как человек перед смертельной схваткой, знающий, что пощады не будет. Для глаз Дэйна хатканец не сделал ни одного движения, однако костер вспыхнул, будто в него подбросили свежую пищу. Языки пламени оторвались от дров и, как красивые и опасные птицы, взлетели в воздух. Они ринулись на Тау, окружили его, начиная с земли под его ногами и смыкались над его головой. Они соединились и завертелись все быстрее и быстрее, пока Дэйн, с удивлением следивший за этим, не увидел как бы сплошное пятно света, скрывавшее Тау в огненной сердцевине. Его собственные запястья сильно болели от длительного битья в барабан. Он поднял руку, пытаясь защитить глаза от слепящего света.

Ламбрило запел, и тяжелый ливень слов обрушился на них. Дэйн застыл — его руки предали его, попав под власть ритма этой чужой песни! Он немедленно поднял обе руки и опустил вниз на барабан в беспорядочной серии ударов, не имевших отношения ни к песне, нужной Тау, ни к песне, которую теперь пел Ламбрило, — тхумп-тхумп-тхумп-тхумп… Дэйн выбивал это неистово, колотя в барабан так, как будто хотел вбить свои кулаки в тело хатканского колдуна. Стол огня закачался, завертелся, словно на него подул ветер, и исчез. Тау, целый и невредимый, спокойно улыбался.

— Огонь бессилен! — констатировал врач, указал рукой на Ламбрило и спросил: — Попытаетесь ли вы, знахарь, иметь дело с землей, водой, а также с воздухом? Ну что же, зовите сюда ваше наводнение, ваш смерч, вызывайте землетрясение. Ничто из этого меня не тронет.

Из ночи позади Ламбрило начали появляться какие-то призрачные существа: некоторые чудовищные, некоторые человекоподобные. Дэйну казалось, что кого-то он узнает, другие были ему незнакомы. Люди, носившие форму космонавтов или одежду других миров, плача, смеясь, проклиная и угрожая, шли вместе с монстрами к находившимся у костра людям. Дэйн понял, что все то, что теперь наступает на них, Ламбрило извлек из памяти Тау.

Он закрыл глаза, борясь против насильственного вторжения чужого прошлого, но перед этим успел заметить, каким напряженным, так утончившимся, что под тонкой кожей проступили кости, стало лицо у Тау. Врач криво улыбнулся, узнавая каждое свое воспоминание, принимая на себя содержащуюся в них боль и отсылая их обратно нетронутыми.

— Это также не имеет больше силы, чем человек из тьмы.

Дэйн открыл глаза. Толпящиеся вокруг них призраки постепенно угасали и таяли, теряя вещественность. Ламбрило согнулся и закусил губу. На его лице можно было легко прочитать обуревавшую его ненависть.

— Я не глина, чтобы формироваться под твоими руками, Ламбрило. И теперь, думаю, пришло время действовать мне.

Тау снова поднял руки, держа их в отдалении от тела с ладонями, повернутыми к земле. И одновременно с этим по обеим сторонам космонавта начали собираться две черные тени. Они росли, тянулись вверх, как могут подниматься растения из садовой почвы. Вскоре по обеим сторонам врача стояли два черно-белых льва. Высоко подняв руки и напряженно выпрямившись, стоял Тау перед Ламбрило, который с ужасом опознал в этих львах свой собственный вид магии.

«Лев» Ламбрило, которого они видели раньше, был больше живого, более разумный, более опасный, чем настоящий зверь, которому он подражал. Такими же были и эти. И оба, подняв свои головы, уставились в лицо врача.

— Хорошей вам охоты, братья в меху, — сказал Тау медленно, почти небрежно. — Позвольте тому, за кем вы будете охотиться, посоревноваться с вами в беге.

— Остановите это! — Из темноты выпрыгнул человек и встал позади колдуна. В свете костра обозначились его инопланетная одежда и бластер, направленный на ближайшего из львов Тау.

Луч его бластера ударил точно, но не только не убил льва, но даже не опалил шерсти на шкуре чудесного животного. Тогда прицел бластера перешел с чудовища на врача, но Дэйн успел выстрелить первым. Раздался стон инопланетянина, и бластер выпал из его сильно обожженной руки. Раненый, ругаясь, от боли завертелся на одном месте.

Тау плавно взмахнул руками. Большие головы животных послушно повернулись, и их красные глаза уставились на Ламбрило. Колдун напрягся и, глядя в их глаза, ненавидящим голосом закричал врачу:

— Я не стану беглецом, которого преследуют охотники, дьявол!

— А я уверен, будешь, Ламбрило. Теперь ты должен отведать страх, такой страх, чтобы он переполнил тебя и затмил твой разум, сделав тебя животным. Раньше ты посылал такой страх на других людей, на тех, кто стоял на твоем пути, кто сомневался в твоем могуществе. Ты охотился за ними, чтобы убрать со своей дороги. Не думаешь ли ты, что теперь они ждут тебя в темноте, готовые приветствовать тебя, колдун? Ведь то, что они когда-то пережили, тебе вскоре тоже придется пережить. Этой ночью ты извлек из моей памяти и показал мне то, что было в моем прошлом, мои слабости, о чем я сожалею или печалюсь… А теперь твой черед, теперь ты в течение оставшихся часов будешь вспоминать свое прошлое, и я не завидую тебе. Теперь же беги, Ламбрило!

Говоря это, Тау, сопровождаемый двумя черно-белыми львами, почти вплотную приблизился к колдуну, нагнулся и схватил горсть земли. Плюнув на нее трижды, он бросил ее в Ламбрило, попав как раз чуть повыше сердца. Колдун зашатался, как будто этот небольшой ком земли нанес ему смертельный удар. Затем хатканец сломался окончательно. С причитаниями он повернулся и побежал, продираясь сквозь кусты, как человек, который бежит без надежды на спасение, ничего не видя перед собой. Два чудовища бесшумно поскакали за ним, и все вскоре исчезли.

Тау закачался и положил руки на голову. Дэйн отбросил барабан и привстал, готовый прийти на помощь, но врач еще не закончил. Он повернулся к распростертым на земле туземцам и резко хлопнул в ладони.

— Вы люди и, следовательно, должны действовать как мужчины. Того, что было, больше не будет. Встаньте свободными, так как темная сила, так долго властвовавшая над вами, последовала туда, откуда нет возврата. Страх теперь не будет больше есть из ваших мисок, не будет пить из ваших чашек, не будет лежать на циновках для сна около вас.

— Тау! — закричал Джелико, перекрывая крики поднимающихся с земли хатканцев.

Но все же Дэйн успел подбежать и подхватить врача, прежде чем тот ударился о землю. Тело врача всей тяжестью навалилось на него, и он осторожно сел, держа голову Тау на своем плече. В эти страшные мгновенья Дэйну казалось, что он держит уже мертвеца, что один из хатканских преступников, мстя за своего предводителя, все же успел нанести врачу смертельную рану. Но тут Тау вздохнул, и затем дыхание его стало глубоким и спокойным.

— Он спит! — обрадованно взглянул Дэйн на капитана.

Джелико стал на колени, и его рука легла на грудь врача, проверяя, как бьется сердце. Затем он осторожно коснулся утомленного и грязного лица Тау.

— Сейчас это самое лучшее для него, — сказал он. — Он сделал свое дело.

Потребовалось некоторое время, чтобы подвести итоги их победы. Двое инопланетян были мертвы. Еще один вместе с космонавтом был захвачен в плен, а Нумани добавил к ним человека, которого ранил Дэйн, чтобы спасти Тау. Когда младший космонавт, устроив на отдых спящего врача, присоединился к остальным, то увидел, что Азаки и Джелико уже вели импровизированное следствие. Ошеломленные туземцы были умело связаны между собой Нумани, а неподалеку от них допрашивали инопланетян.

— Человек из «Интерсолара», так? — обратился Джелико к раненному инопланетянину, поглаживая покрытый грязью подбородок. — Пытались влезть сюда и перехватить договор у «Комбайна»? Не так ли? Лучше бы вы сами все рассказали, все равно ваше центральное правление откажется от вас, вы должны это понимать. Ведь они не поддерживают тех, кто терпит неудачу в таких делах.

— Я хочу получить медицинскую помощь, — огрызнулся тот, баюкая у груди свою обожженную руку. — Или вы думаете, что потом отделаетесь от меня, передав этим дикарям?

— Зная, что вы хотели застрелить его, — ответил капитал с улыбкой, похожей на гримасу акулы, — наш врач может и не захотеть латать ваши пальцы. Ведь если вы хватаете ими то, что не надо, то их, естественно, легко обжечь. По крайней мере, наш врач, пока не отдохнет, не собирается заниматься вами. Поэтому я сам окажу вам первую помощь, и, пока я буду это делать, мы поговорим. Итак, «Интерсолар» занялся браконьерской торговлей? Эта новость, видимо, понравится «Комбайну», и они смогут использовать вас и ваши сведения надлежащим образом.

Ответ инопланетянина был возбужденным и невразумительным, но форменная одежда, которую он носил, сама по себе стала уже достаточным объяснением. Дэйн, совершенно измотанный, вытянул свое измученное тело на груде винтовок и потерял интерес к происходящему.

Двумя днями позже они стояли на той же террасе, где Ламбрило демонстрировал свою магию и где он потерпел свое первое поражение. Но на этот раз дело было не утром, а днем, и солнце светило так ярко и празднично, что было трудно поверить в фантастическое приключение на просторах болот, где люди сражались с оружием в руках против всяческих чудовищ и людей.

Трое с «Королевы» отошли от парапета, чтобы встретить главного лесничего, спускавшегося по ступеньках.

— Только что вернулся посланный мною человек. Ламбрило действительно бежал так, будто за ним охотились, и его путь видели многие, хотя и не узнали тех, кто за ним охотился. Он нашел свой конец около большой реки и теперь мертв.

— Но это почти в пятидесяти милях от болот на этой стороне гор! — удивился Джелико.

— За ним охотились, и он бежал, как вы и обещали, — сказал Азаки, обращаясь к Тау. — Вы продемонстрировали действительно сильную магию, человек с другой планеты!

Врач медленно покачал головой.

— Я только обратил его методы против него самого. Так как он сам верил в свою силу, то эта сила, отраженная мной, сломала его. Если бы я вступил в борьбу с тем, кто сам не верит… — Он пожал плечами. — Наша первая встреча во многом предрешала дальнейшее. После нее он стал бояться, что я сравняюсь с ним, и эта неуверенность пробила брешь в его броне.

— Ради Земли, почему вы захотели, чтобы я выбивал на барабане именно «Границу Земли»? — спросил у врача Дэйн.

— Во-первых, — рассмеялся Тау, — эта проклятая мелодия, благодаря вам, преследовала меня так долго, что я знал ее в совершенстве. Ее ритм, вероятно, единственный, который вы можете выстукивать, даже не сознавая этого. И во-вторых, ее чужеземная мелодия была частью нашей задачи — противодействовать туземной хатканской музыке Ламбрило, которая, несомненно, являлась важным элементом его магии. Он должен был продолжать считать, что мы не знаем правды относительно отравленной воды, в которую добавлен наркотик, и поэтому подготовлены к любой фантазии, которую он захочет создать. Когда они увидели нас на болоте, то сочли, что нас лучше захватить. Ламбрило всегда имел дело только с хатканцами, знал их реакции, знал, как все это использовать. Но мы не хатканцы, и поэтому он потерпел поражение.

Азаки улыбнулся.

— То, что хорошо для Хатки, плохо для Ламбрило и тех, кто его использовал, чтобы творить зло. Оставшийся в живых браконьер и хатканские преступники предстанут перед нашим правосудием, и я не думаю, что они получат удовольствие от этой встречи. А остальные двое — космонавт и агент «Интерсолара» — будут переправлены на Эхо к администрации «Комбайна». Думаю, что эти администраторы встретят известие о вторжении другой компании на свою территорию без особой радости.

— В таких делах доброта и «Комбайн» далеко стоят друг от друга, — проворчал Джелико. — Но мы, наверное, тоже полетим на Эхо на том же корабле, что и наши пленники.

— Но, друзья мои, вы еще не видели заповедники! — воскликнул Азаки. — Уверяю вас, что на этот раз не будет неприятностей. Ведь до вашего возвращения на Эхо есть еще несколько дней.

Капитан «Королевы Солнца» поднял руку.

— Ничто не доставит мне большего удовольствия, чем осмотр заповедника Зобору! Но в будущем году. А теперь наш отпуск кончился, и «Королева» ждет нас на Эхо. И позвольте мне также прислать вам несколько рекламных проспектов о новейших типах флиттеров, гарантированных от аварий.

— Да, гарантированных, — бесхитростно добавил Тау, — не разбивающихся, не теряющих курса и не прерывающих прекрасных экскурсий другими способами.

Главный лесничий откинул голову, и его громкий хохот звонким эхом отразился от окружающих их скал.

— Отлично, капитан! Ваши почтовые рейсы через определенные промежутки времени будут приводить вас на Эхо. А я тем временем изучу рекламные проспекты, касающиеся ваших неповреждающихся флиттеров. Но вы обязательно должны посетить Зобору, и, пожалуйста, поверьте — все будет великолепно. Я заверяю вас, врач Тау!

— Обязательно! — прошептал Тау, а Дэйну послышалось: — Спокойствие глубокого космоса является для нас сейчас намного более восхитительным, чем все заповедники Хатки!