Глава 12
Заиграли трубы. Кикаха выехал на указанное герольдами место. Бритоголовый священник в длинной рясе благословил его, в то время как на другом конце поля раввин что-то говорил барону фунему Лейксфалку. Идшский паладин был рослым воином в серебряных доспехах и шлеме в виде рыбьей головы. Он гарцевал на огромном могучем черном жеребце. Трубы грянули вновь. Двое соперников склонили копья, салютуя друг другу. Кикаха быстро переложил копье в левую руку и правой осенил себя крестом. (Он всегда строго придерживался религиозных правил того народа, среди которого находился в данный момент.)
После громкого рева длинных труб с большими раструбами раздался мощный стук копыт рыцарских коней и одобрительные крики зрителей. Противники встретились на середине поля, и копья их впились в центры щитов друг друга. Металлический грохот доспехов при падении в который раз за этот день вспугнул птиц с ближайших деревьев. Лошади покатились по земле.
На поле выбежали слуги рыцарей: одни потащили хозяев, другие — коней, сломавших себе шеи. На мгновение Вольфу показалось, что идш и Кикаха мертвы — ни тот ни другой не шевелились. Но когда Кикаху принесли в лагерь, он приподнялся и, слабо улыбнувшись, попросил Вольфа:
— Посмотри, что стало с тем парнем.
Роберт взглянул в сторону другого лагеря.
— С ним все нормально.
— Очень жаль, — произнес Кикаха. — Я надеялся, что он больше не будет путаться у меня под ногами. Этот идш и так уже чересчур задержал меня.
Кикаха велел слугам выйти из шатра и оставить его наедине с Вольфом. Тем, видимо, не хотелось оставлять хозяина с незнакомцем, но они подчинились, подозрительно взглянув на Роберта.
— Я держал путь из своего замка во владения фон Элгерса и повстречал у дороги шатер фунема Лейксфалка. Если бы мы встретились один на один, я бы показал ему нос на его вызов и поспешил бы дальше. Но нас окружали тевтоны, и мне пришлось подумать о вассалах. Я не могу позволить себе обрести репутацию труса, иначе меня забросают тухлой капустой мои же собственные люди, и мне придется сражаться с каждым рыцарем страны, доказывая свою смелость. К тому же я надеялся, что быстренько втолкую этому идшу, кто из нас сильнее, и отправлюсь дальше. Но все вышло по-другому.
Герольды назначили мне третью позицию. А это означало, что в течение трех дней я должен был провести поединки с тремя противниками, прежде чем сыграть по-крупному. Конечно, я протестовал, но безрезультатно. Поэтому мне оставалось лишь выругаться про себя и стойко перенести испытания. Ты видел мою вторую стычку с фунемом Лейксфалком. В первый раз мы тоже вышибли друг друга из седла. Но и это большее, чем сделали другие. Потому они так и кипятятся, что этот идш нанес поражение всем тевтонам, кроме меня. К тому же двух он убил, а одного искалечил на всю жизнь.
Слушая друга, Вольф осторожно снимал с него доспехи. Кикаха попытался сесть, но застонал и сморщился от боли.
— Эй, а как ты, черт возьми, попал сюда? — спросил он.
— В основном на своих двоих. Ведь я думал, что ты погиб.
— Ты был недалек от истины, приятель. Провалившись в шахту, я ударился о какой-то выступ в стене. И после того как я свалился на дно, меня засыпало. Но я скоро пришел в себя. И поскольку засыпало меня не сильно, я не успел задохнуться. Мне пришлось затаиться, потому что как раз в этот момент в яму заглянули шолкины. Они даже бросили вниз копье, и оно вонзилось на волосок от моего тела. А через пару часов я выполз из-под обломков и мусора. Должен тебе сказать, мне здорово пришлось попотеть, чтобы выбраться из ямы. Глина обваливалась, я всякий раз падал на дно. Но через десять часов мне все-таки повезло. Ну а ты-то как сюда попал?
Вольф рассказал свою историю. Кикаха нахмурился.
— Значит, я правильно рассудил, что Абиру по пути заедет к фон Элгерсу. Слушай, мы должны убраться отсюда, да побыстрее. Как ты смотришь на то, чтобы схлестнуться с этим здоровенным идшем?
Вольф сказал, что ничего не смыслит в правилах турнира, а на их усвоение ему потребуется вся жизнь.
— Ты был бы прав, если бы тебе пришлось биться с ним на копьях, — сказал Кикаха. — Но мы вызовем его состязаться на мечах и без щитов. Конечно, бой на мечах — это тебе не дуэль на рапирах или саблях; здесь требуется сила, но тебе ее не занимать!
— Но ведь я не рыцарь. Все видели, что я пришел, как простой бродяга.
— Чепуха! Ты думаешь, что дворяне не разгуливают, переодевшись нищими? Я скажу им, что ты сарацин, хамшем-язычник и мой лучший и верный друг. Я скажу, что спас тебя от дракона, или расскажу какую-нибудь другую сказку про белого бычка. И они ее проглотят, будь спокоен. Придумал! Отныне ты будешь сарацином Вольфом. Тут где-то бродит знаменитый рыцарь с таким именем. И ты путешествовал под видом бродяги в надежде найти меня и отслужить свое спасение. Я слишком изранен и не в силах преломить еще одно копье с фунемом Лейксфалком. И это не ложь — я так оглушен и измят, что вряд ли мог подняться — поэтому ты принимаешь вызов вместо меня.
Роберт спросил, чем ему мотивировать отказ драться на копьях.
— Я придумаю какую-нибудь байку, — пообещал Кикаха. — Скажу, что какой-то вороватый рыцарь похитил твое любимое копье, и ты поклялся не пользоваться этим оружием, пока не вернешь украденную вещь. Они это поймут. Они каждый день дают такие бестолковые обещания. Эти ребята изображают из себя компанию рыцарей Круглого Стола короля Артура. На Земле подобных рыцарей никогда не существовало, но Властителю, по-видимому, нравилось заставлять этих парней вести себя так, словно они только вчера прискакали из Камелота. Что бы они ни говорили, в душе он романтик.
Роберт сказал, что не очень-то хочет драться, но если это ускорит их отъезд к фон Элгерсу, он готов вступить в бой. Доспехи Кикахи оказались ему малы, поэтому для него принесли вооружение идшского рыцаря, которого Кикаха убил за день до этого. Слуги облачили его в голубые латы и кольчугу и подвели к прекрасной лошади опаловой масти, которая тоже прежде принадлежала поверженному Кикахой рыцарю — райтеру рода Ройтфельцеров. Почти не пользуясь помощью, Вольф влез на лошадь. Он думал, доспехи окажутся тяжелыми и его придется поднимать в седло лебедкой. Кикаха подтвердил, что когда-то давно здесь так и делали, но теперь рыцари вернулись к легким латам, а чаще обходились просто кольчугами.
Пришедший секундант объявил, что, несмотря на отсутствие верительных грамот, фунем Лейксфалк принимает вызов сарацина Вольфа. Фунему Лейксфалку вполне достаточно, что за Вольфа ручается доблестный и почтенный разбойник барон Хорст фон Хорстманн. Впрочем, речь вестника представляла собой пустую формальность. Идшский паладин и не подумал бы отвергать брошенный ему вызов.
— Здесь очень важно сохранить лицо, — пояснил Кикаха.
Он, прихрамывая, вышел из палатки и давал другу последние напутствия.
— Эх, парень, как я рад, что ты пришел. Мне не выдержать еще одно падение, но я бы не посмел отказаться.
И вновь затрубили фанфары. Опаловая кобыла и вороной конь рванулись в галоп. Они на всем скаку пронеслись мимо друг друга; всадники взмахнули мечами и с лязгом скрестили их. Вольф почувствовал, что ладонь и рука онемели, как при ударе электрическим током. Но, развернув лошадь, он увидел, что меч противника лежит на земле. Идш быстро спешился, пытаясь добраться до клинка раньше Вольфа. Он так спешил, что поскользнулся и растянулся на земле во весь рост.
Роберт не спеша подскакал к нему и неторопливо слез с лошади, позволив противнику поднять свой меч. При этом рыцарском поступке оба лагеря разразились криками одобрения. По правилам поединка Роберт мог оставаться в седле и убить фунема Лейксфалка, не дав подобрать оружие.
Противники встали друг перед другом. Идшский рыцарь поднял забрало, открывая красивое лицо с густыми усами и бледно-голубыми глазами.
— Умоляю вас позволить мне увидеть ваше лицо, благородный из воинов, — сказал он. — Вы истинный рыцарь, ибо не сразили меня в минуту моей слабости.
Вольф на несколько секунд поднял забрало. После чего они ринулись в бой, и их клинки вновь скрестились. И опять удар Роберта оказался настолько мощным, что меч противника вылетел из рук.
Фунем Лейксфалк вновь поднял забрало.
— Я не могу больше пользоваться правой рукой, — сказал он. — Не разрешите ли вы мне использовать левую руку?
Роберт отсалютовал ему и отступил. Его противник сжал длинную рукоять меча и, шагнув вперед, изо всех сил нанес боковой удар. И снова ответный выпад Вольфа выбил меч могучего идша.
Фунем Лейксфалк поднял забрало в третий раз.
— Вы паладин, какого я до сих пор еще не встречал. Мне очень неприятно признавать это, но вы победили. И я подобных слов не говорил никогда, да и не думал, что когда-нибудь скажу. Вы обладаете силой самого Властителя.
— Вы можете сохранить свою жизнь, свою честь, доспехи и коня, — ответил Вольф. — Я лишь хочу, чтобы мне и моему другу фон Хорстманну позволили отбыть по своим делам без дальнейших вызовов на поединок. Нам назначена неотложная встреча.
Идш обещал, что так оно и будет. Роберт вернулся в лагерь, радостно приветствуемый даже теми, кто про себя называл его хамшемской собакой.
Ликующий Кикаха приказал сворачивать лагерь, но Вольф спросил его, не думает ли он, что без свиты они могли бы передвигаться намного быстрее.
— Разумеется, но так обычно никто не делает, — ответил Кикаха. — Ладно, ты прав. Я отошлю их домой. И мы снимем с себя эти чертовы паровозные трубы.
Не успели они отъехать, как услышали стук копыт. Следом за ними по дороге скакал фунем Лейксфалк, но уже без доспехов.
— Благородные рыцари, — улыбаясь, сказал он. — Я знаю, вы отправляетесь на поиски приключений. Не будет ли слишком бестактным с моей стороны просить вашего позволения присоединиться к вам? Я бы счел это за честь для себя. Мне также кажется, что, лишь помогая вам, я могу искупить свое поражение.
Кикаха взглянул на Вольфа.
— Решать тебе. Но мне нравится его учтивость.
— Согласитесь ли вы помогать нам в чем бы то ни было? Конечно, покуда это не роняет рыцарской чести. Мы можем в любое время освободить вас от данного вами обещания, но вы должны поклясться своей святыней, что никогда не будете помогать нашим врагам.
— Клянусь Господней кровью и бородой Моисея.
Вечером, когда они располагались на ночлег в кустарнике у ручья, Кикаха сказал:
— Появление фунема Лейксфалка может вызвать некоторые осложнения. Мы должны снять краску с твоей кожи, и тебе придется сбрить бороду. Иначе при встрече с Абиру он тут же узнает тебя.
— Одна ложь всегда порождает другую, — проворчал Вольф. — Давай скажем фунему, что я младший сын барона, который прогнал меня, поверив клевете своего завистливого брата. С тех пор я путешествую, приняв облик сарацина. И теперь, после смерти отца, я решил вернуться в родной замок и вызвать на поединок родного дядю.
— Ну просто сказка! Ты скоро станешь вторым Кикахой. А что будет, когда он узнает про Хрисеиду и про рог?
— Что-нибудь придумаем. Возможно, даже скажем правду. Если ему не захочется идти против Властителя, он всегда может отказаться.
Все следующее утро они не слезали с коней, пока не добрались до деревни Этцельбрант. Здесь Кикаха приобрел у местного белого мага какие-то химикалии для удаления краски. Выехав из деревни, маленький отряд остановился у ручья. Фунем Лейксфалк сначала с интересом, затем с изумлением, а потом и с подозрением наблюдал, как у Вольфа исчезает борода и меняется цвет кожи.
— Божьи глаза! Я считал вас хамшемом, а теперь вы сойдете и за идша!
И тогда Кикаха за каких-то три часа поведал ему подробную историю жизни Вольфа — внебрачного сына идшской незамужней дамы и тевтонского странствующего рыцаря. Покрыв себя славой во время турнира, великий воин Роберт фон Вольфрам остановился в идшском замке. Он и дева полюбили друг друга и даже слишком сильно. Дав обет вернуться к любимой женщине по завершении странствий, рыцарь уехал и оставил Райвку беременной. Затем Вольфрам погиб, и дева носила крошку Роберта в бесчестии. Отец избил ее и навечно отправил в маленькую хамшемскую деревушку. При родах она умерла, но старая и верная служанка открыла Роберту тайну его рождения. Внебрачный ребенок поклялся, став большим, отправиться в замок родичей и предъявить права на законное наследство. И вот теперь отец Райвки умер, а замок владеет его брат, злой и мерзкий старик. Роберт хочет вырвать у него баронат, если тот не даст владения по-хорощему.
Выслушав повесть до конца, Фунем Лейксфалк смахнул набежавшие слезы.
— Я поеду с вами, Роберт, и помогу вам в борьбе против злого дяди. И лишь тогда искуплю свое поражение.
Когда они остались одни, Вольф упрекнул Кикаху за то, что тот сочинил такую фантастическую повесть, причем настолько подробную, что он теперь мог легко попасть впросак. К тому же ему ужасно не хотелось обманывать такого человека, как идшский рыцарь.
— Ерунда! Ты не можешь рассказать ему все начистоту, а ложь придумать легче, чем полуправду. Кроме того, посмотри, как он радовался своим скупым слезам! Да, я Кикаха, а «кикаха» — это обманщик, создатель фантазий и реальностей. Я не могу удержаться в границах. Я ускользаю от одних и перехожу к другим. Финнеган тут, Финнеган там. Тебе может показаться, что Кикаха умер, но нет, он появляется вновь и скалит зубы, такой же живой и неуемный. Я быстрее тех, кто сильнее меня, и сильнее тех, кто быстрее. Моя верность для немногих, но она нерушима. Где бы мне ни довелось побывать, женщины сходят с ума от любви, и слезы льются потоками, когда я ускользаю в ночь, словно рыжеголовый призрак. Но ни слезы, ни цепи не держат меня! Я исчезаю, и никому не известно, где мой след объявится снова и каким будет мое новое имя. Меня называют Слепнем Властителя, и он не может спать по ночам, потому что я ускользаю от его Очей-воронов и охотников-гворлов.
Кикаха замолчал и громко засмеялся. Вольф невольно усмехнулся в ответ. Всем своим видом Кикаха давал понять, что просто дурачится. И все же Роберт почти поверил ему. А почему бы и нет? Он не так уж преувеличивал, говоря о себе.
Эта мысль открыла путь цепочке рассуждений, которые окончательно испортили настроение Вольфа. А если под маской Кикахи скрывается сам Властитель? Который развлекает себя, бегая то с зайцем, то с гончими? И разве придумаешь лучшую забаву для Властителя, который на все готов, лишь бы найти что-нибудь новенькое, чем можно было разогнать совою скуку? Не слишком ли много необъяснимых вещей для одного человека?
Взглянув в глаза Кикахи, Роберт попытался найти ответы на вопросы, но почувствовал, что его сомнения исчезают. Конечно же, веселое лицо друга не могло оказаться маской отвратительного холодного существа, игравшего чужими жизнями. А этот хужеровский акцент и идиомы Кикахи? Неужели Властитель способен даже на это?
А почему бы и нет? Кикаха так же хорошо владел другими языками и диалектами.
Эти мысли не покидали Вольфа весь долгий день пути. Но обед, выпивка и веселые шутки друзей рассеяли тревогу, поэтому к вечеру он забыл о своих сомнениях.
Трое спутников остановились в таверне небольшой деревушки Гназельшист и с аппетитом поужинали. Вольф и Кикаха разделались с жареным поросенком. Но фунем Лейксфалк, несмотря на то что брился и придерживался многих либеральных взглядов относительно своей религии, отказался есть запретную свинину. Идшский барон поужинал телятиной, хотя и знал, что теленка вряд ли резали кошерно. Друзья осушили по несколько кружек превосходного местного темного пива, и между делом Вольф в пьяной беседе поведал фунему немного отредактированную историю поисков Хрисеиды — вот уж действительно благородное дело, решили они, а затем, пошатываясь, отправились спать.
Утром небольшой отряд двинулся напрямик через холмы. Эта тропа сокращала путь на три дня — правда, если людям удавалось добираться по ней до цели. А путешествовали по этой дороге редко и обходили ее не зря, потому что здесь часто встречались разбойники и драконы. Трое друзей мчались во весь опор и не видели лесных озорников, да и дракон им попался только один. Чешуйчатое чудовище выползло из канавы в пятидесяти ярдах от них, фыркнуло и исчезло на другой стороне дороги, не меньше их желая уклониться от стычки.
Спускаясь с холма на столбовую дорогу, Вольф шепнул Кикахе:
— За нами следует ворон.
— Да-да, я знаю, не напрягайся. Они кружат повсюду над этой местностью. Но я сомневаюсь, что они нас узнали. Вернее, мне бы хотелось надеяться на это.
К полудню следующего дня они выехали на территорию комтура Трегильна. А еще через двадцать четыре часа перед ними появился замок барона фон Элгерса — его чертоги и средоточие власти. Вольф впервые видел такую большую крепость. Ее построили из черного камня на самой вершине величественного холма в миле от города Трегильна.
Облачившись в доспехи и высоко подняв копья с вымпелами, трое спутников храбро поскакали вперед и остановились около рва, окружавшего огромный замок. Из небольшого блокгауза вышел привратник и вежливо осведомился о причинах их появления.
— Передай благородному господину, что трое рыцарей, пользующихся доброй славой, будут рады стать его гостями, — сказал Кикаха. — Также передай, что его приветствуют барон фон Хорстманн, фон Вольфрам и широко известный идшский барон фунем Лейксфалк. Мы ищем благородного вельможу, который нанял бы нас на службу или отправил в рыцарское странствие.
Сержант окликнул капрала, и тот побежал через подъемный мост. Через несколько минут из ворот выехал один из сыновей фон Элгерса — довольно красивый и роскошно одетый юноша. Когда гости оказались в огромном внутреннем дворе, Вольф увидел людей, вид которых вызвал у него тревогу: там слонялись без дела и играли в кости несколько хамшемов и шолкинов.
— Они нас не узнают, — успокоил его Кикаха. — Веселей, дружище. Если они здесь, значит, Хрисеида и рог тоже в этих стенах.
Удостоверившись, что об их лошадях позаботятся, все трое поднялись в отведенные им покои. Они умылись и надели новые яркие одежды, посланные им хозяином замка. Вольф заметил, что они немного отличаются от нарядов, которые носили в тринадцатом веке. Кикаха сказал, что это, пожалуй, единственное нововведение, возникшее благодаря влиянию аборигенов.
Когда они вошли в огромный пиршественный зал, ужин был в полном разгаре. И слово «разгар» лучше всего описывало происходящее, потому что шум стоял невообразимый. Половина гостей шаталась из стороны в сторону, остальные вообще не шевелились, пройдя стадию пошатывания. Фон Элгерсу удалось приподняться и поприветствовать рыцарей. Он любезно извинился за то, что его застали в столь ранний час в таком непрезентабельном виде.
— Мы несколько дней развлекаем нашего хамшемского гостя. Он подарил нам неожиданное богатство, и мы немного потратили его, отмечая сие чудесное событие.
Барон повернулся, чтобы представить Абиру, но сделал это так быстро, что чуть не упал. Хамшем поднялся и отвесил поклон. Его черные глаза полоснули по незнакомцам, как лезвие меча; улыбка вышла широкой, но неживой. В отличие от других он выглядел абсолютно трезвым. Трое спутников заняли предложенные им места вблизи торговцев рабами. Те, кто сидел здесь раньше, немного перебрали и уже обрели покой под столом. Вольф заметил, что Абиру просто не терпится пообщаться с ними.
— Если вы действительно хотите устроиться на службу к богатому человеку, то я именно тот, кто вам нужен. За деньги барон обещал проводить меня в вглубь страны, но мне могут понадобиться верные мечи. Дорога к моей цели длинна и трудна и сопряжена со многими опасностями.
— И куда же вы держите путь? — спросил Кикаха.
Глядя на него со стороны, никто бы не подумал, что он проявляет к Абиру более чем праздный интерес, поскольку в это время фон Хорстманн с восторгом разглядывал белокурую красавицу, которая скромно сидела напротив.
— Здесь нет никакого секрета, — ответил Абиру. — Говорят, что владыка Кранзелькрахта очень странный человек; а еще говорят, что он богаче самого гроссмаршала Тевтонии.
— Я могу это подтвердить, — заметил Кикаха. — Мне однажды довелось бывать у него и видеть его сокровища. Говорят, много лет назад он дерзнул вызвать недовольство Властителя и поднялся по высокой горе на ярус Атлантиды. Там он ограбил сокровищницу великого Радаманта и унес с собой целый мешок драгоценных камней. С тех пор Кранзелькрахт еще больше увеличил свое богатство, завоевав несколько соседних государств. Ходят слухи, что гроссмаршал обеспокоен этим и объявил его еретиком. Но будь это так, разве Властитель не поразил бы его давным-давно своей молнией?
Абиру склонил голову и коснулся лба кончиками пальцев.
— Пути Властителя неисповедимы. И кто, кроме него, знает истину? Как бы там ни было, я везу Кранзелькрахту рабов и некоторые редкости. Я надеюсь получить огромную прибыль от моего похода, и те рыцари, которые отважатся сопровождать меня, получат немало золота — не говоря уж о славе.
Абиру отвернулся, чтобы отпить из бокала вина, и Кикаха шепнул Вольфу:
— Этот человек такой же большой лжец, как и я. Он хочет с нашей помощью добраться до Кранзелькрахта, который обитает у подножия монолита. Потом он отправит Хрисеиду и рог наверх, к атлантам, и те отвалят ему за них груды золота и алмазов — если, конечно, его замыслы не идут еще дальше, чем я в данный момент могу полагать. — Он поднял кружку и отпил добрую треть или сделал вид, что пьет. Со стуком опустив ее на стол, он тихо зашептал: — Будь я проклят, если Абиру мне незнаком! Когда я его увидел в первый раз, у меня возникло такое же странное ощущение, но в то время ситуация не позволяла задуматься над этим. А теперь я знаю, что где-то видел его раньше.
Вольф ответил, что такое вполне могло быть. Ведь сколько лиц он перевидал за свое двадцатилетнее странствие!
— Возможно, ты и прав, — пробормотал Кикаха. — Хотя не думаю, что наше с ним знакомство было таким поверхностным. У меня руки чешутся содрать его липовую бороду.
Абиру поднялся и извинился, сказав, что наступает час молитвы Властителю и его личному божеству Тартартару. После исполнения обрядов он обещал вернуться. Выслушав хамшема, фон Элгерс жестом подозвал двух ратников и приказал им сопровождать гостя до его покоев, дабы как следует обеспечить безопасность дорогого Абиру. Тот поклонился и поблагодарил хозяина за заботу. От Роберта не ускользнул смысл, стоявший за вежливыми фразами барона. Фон Элгерс не доверял хамшему, и тот об этом знал. Несмотря на свой пьяный вид, барон держал ситуацию под контролем и замечал все, что выходило за рамки привычных вещей.
— Ты прав насчет него, — сказал Кикаха. — Он бы не сидел на своем месте, если бы поворачивался к врагам спиной. Но постарайся скрыть нетерпение, Боб. Нам еще долго придется ждать. Притворись пьяным, помахай ручкой дамам — тебя посчитают гомиком, если ты этого не сделаешь. Только не уходи ни с кем из них. Мы должны оставаться на виду и, когда наступит подходящий момент, уйти все вместе.