29

Золотой карандашик коснулся блокнота:

– Ваша фамилия, сударь?

– Пьянков-Питкевич.

– Цель вашего посещения?..

– Передайте мистеру Роллингу, – сказал Гарин, – что мне поручено вести переговоры об известном ему аппарате инженера Гарина.

Секретарь мгновенно исчез. Через минуту Гарин входил через ореховую дверь в кабинет химического короля. Роллинг писал. Не поднимая глаз, предложил сесть. Затем – не поднимая глаз:

– Мелкие денежные операции проходят через моего секретаря, – слабой рукой он схватил пресс-папье и стукнул по написанному, – тем не менее я готов слушать вас. Даю две минуты. Что нового об инженере Гарине?

Положив ногу на ногу, сильно вытянутые руки – на колено, Гарин сказал:

– Инженер Гарин хочет знать, известно ли вам в точности назначение его аппарата?

– Да, – ответил Роллинг, – для промышленных целей, насколько мне известно, аппарат представляет некоторый интерес. Я говорил кое с кем из членов правления нашего концерна, – они согласны приобрести патент.

– Аппарат не предназначен для промышленных целей, – резко ответил Гарин, – это аппарат для разрушения. Он с успехом, правда, может служить для металлургической и горной промышленности. Но в настоящее время у инженера Гарина замыслы иного порядка.

– Политические?

– Э… Политика мало интересует инженера Гарина. Он надеется установить именно тот социальный строй, какой ему более всего придется по вкусу. Политика – мелочь, функция.

– Где установить?

– Повсюду, разумеется, на всех пяти материках.

– Ого! – сказал Роллинг.

– Инженер Гарин не коммунист, успокойтесь. Но он и не совсем ваш. Повторяю – у него обширные замыслы. Аппарат инженера Гарина дает ему возможность осуществить на деле самую горячечную фантазию. Аппарат уже построен, его можно демонстрировать хотя бы сегодня.

– Гм! – сказал Роллинг.

– Гарин следил за вашей деятельностью, мистер Роллинг, и находит, что у вас неплохой размах; но вам не хватает большой идеи. Ну – химический концерн. Ну – воздушно-химическая война. Ну – превращение Европы в американский рынок… Все это мелко, нет центральной идеи. Инженер Гарин предлагает вам сотрудничество.

– Вы или он – сумасшедший? – спросил Роллинг.

Гарин рассмеялся, сильно потер пальцем сбоку носа.

– Видите – хорошо уж и то, что вы слушаете меня не две, а девять с половиной минут.

– Я готов предложить инженеру Гарину пятьдесят тысяч франков за патент его изобретения, – сказал Роллинг, снова принимаясь писать.

– Предложение нужно понимать так: силой или хитростью вы намерены овладеть аппаратом, а с Гариным расправиться так же, как с его помощником на Крестовском острове?

Роллинг быстро положил перо, только два красных пятна на его скулах выдали волнение. Он взял с пепельницы курившуюся сигару, откинулся в кресло и посмотрел на Гарина ничего не выражающими, мутными глазами.

– Если предположить, что именно так я и намерен поступить с инженером Гариным, что из этого вытекает?

– Вытекает то, что Гарин, видимо, ошибся.

– В чем?

– Предполагая, что вы негодяй более крупного масштаба. – Гарин проговорил это раздельно, по слогам, глядя весело и дерзко на Роллинга. Тот только выпустил синий дымок и осторожно помахал сигарой у носа.

– Глупо делить с инженером Гариным барыши, когда я могу взять все сто процентов, – сказал он. – Итак, чтобы кончить, я предлагаю сто тысяч франков и ни сантима больше.

– Право, мистер Роллинг, вы как-то все сбиваетесь. Вы же ничем не рискуете. Ваши агенты Семенов и Тыклинский проследили, где живет Гарин. Донесите полиции, и его арестуют как большевистского шпиона. Аппарат и чертежи украдут те же Тыклинский и Семенов. Все это будет стоить вам не свыше пяти тысяч. А Гарина, чтобы он не пытался в дальнейшем восстановить чертежи, – всегда можно отправить по этапу в Россию через Польшу, где его прихлопнут на границе. Просто и дешево. Зачем же сто тысяч франков?

Роллинг поднялся, покосился на Гарина и стал ходить, утопая лакированными туфлями в серебристом ковре. Вдруг он вытащил руку из кармана и щелкнул пальцами.

– Дешевая игра, – сказал он, – вы врете. Я продумал вперед на пять ходов всевозможные комбинации. Опасности никакой. Вы просто дешевый шарлатан. Игра Гарина – мат. Он это знает и прислал вас торговаться. Я не дам и двух луидоров за его патент. Гарин выслежен и попался. (Он живо взглянул на часы, живо сунул их в жилетный карман.) Убирайтесь к черту!

Гарин в это время тоже поднялся и стоял у стола, опустив голову. Когда Роллинг послал его к черту, он провел рукой по волосам и проговорил упавшим голосом, будто человек, неожиданно попавший в ловушку:

– Хорошо, мистер Роллинг, я согласен на все ваши условия. Вы говорите о ста тысячах…

– Ни сантима! – крикнул Роллинг. – Убирайтесь, или вас вышвырнут!

Гарин запустил пальцы за воротник, глаза его начали закатываться. Он пошатнулся. Роллинг заревел:

– Без фокусов! Вон!

Гарин захрипел и повалился боком на стол. Правая рука его ударилась в исписанные листы бумаги и судорожно стиснула их. Роллинг подскочил к электрическому звонку. Мгновенно появился секретарь…

– Вышвырните этого субъекта…

Секретарь присел, как барс, изящные усики ощетинились, под тонким пиджаком налились стальные мускулы… Но Гарин уже отходил от стола – бочком, бочком, кланяясь Роллингу. Бегом спустился по мраморной лестнице на бульвар Мальзерб, вскочил в наемную машину с поднятым верхом, крикнул адрес, поднял оба окошка, спустил зеленые шторы и коротко, резко рассмеялся.

Из кармана пиджака он вынул скомканную бумагу и осторожно расправил ее на коленях. На хрустящем листе (вырванном из большого блокнота) крупным почерком Роллинга были набросаны деловые заметки на сегодняшний день. Видимо, в ту минуту, когда в кабинет вошел Гарин, рука насторожившегося Роллинга стала писать машинально, выдавая тайные мысли. Три раза, одно под другим было написано: «Улица Гобеленов, шестьдесят три, инженер Гарин». (Это был новый адрес Виктора Ленуара, только что сообщенный по телефону Семеновым.) Затем: «Пять тысяч франков – Семенову…»

– Удача! Черт! Вот удача! – шептал Гарин, осторожно разглаживая листочки на коленях.