Обратный путь, как показалось Эвингу, занял несколько дней. Он лежал, бодрствуя в защитной оболочке, любуясь великолепным зрелищем, раскрывавшимся в пространстве при полете со световой скоростью.

Как ни странно, но он не испытывал торжества. Да, он действительно спас Корвин, он добился той цели, ради которой отправился в путешествие через полгалактики на далекую Землю. Но у него было ощущение незавершенности своей миссии.

Он думал теперь не о Корвине. На планете–прародине людей прошло два года со дня его вылета оттуда. Этого времени, безусловно, было достаточно для того, чтобы сириане сделали последний свой шаг. Фирник, несомненно, теперь был высокопоставленным сановником Сирианского Наместничества, а не тем скромным вице–консулом, каким помнил его Эвинг. Бира Корк, вероятно, стала благородной дамой в среде новой аристократии Земли.

Что же касается Майрака и его сподвижников, то они могли спастись, спрятавшись за трехмикросекундным темпоральным барьером. Однако более вероятно то, что все они были схвачены и приговорены к смерти, поскольку представляли потенциальную угрозу для новых владык.

Хотя, если говорить серьезно, вряд ли что–либо по–настоящему угрожало сирианам. Земля настолько сама себя ослабила, что не способна была противостоять тиранам.

Ощущая известную ответственность за это, Эвинг убеждал самого себя, что он ничего не мог предпринять. Судьба Земли была предрешена ею самою внутренними причинами ее упадка. Он же спасал свою родину и ничем не мог помочь Земле!

И все–таки его донимали угрызения совести. Может, еще и сейчас не поздно что–то сделать.

Нужно покинуть Корвин. Еще раз пересечь галактическое пространство и возвратиться на Землю. И повести слабосильных карликов–землян на борьбу за свободу своей планеты. Им недостает лидера, отважного человека, наделенного решительностью и энергией жителя далеких планет. Они численно превосходят сириан не менее, чем в тысячу раз. Решительное восстание может принести желанную независимость. Но им нужен вождь!

«Ты мог бы быть этим вождем, — не унималась какая–то частица его сознания. — Ты должен возвратиться на Землю!»

Он отчаянно пытался заглушить в себе эту мысль. Его место сейчас на Корвине, куда он возвращается героем. Его ждут жена и сын. Земля сама должна нести свой крест, свой жалкий жребий.

Он пытался расслабиться, отбросив гнетущие мысли, меж тем как его корабль продолжал свой полет к Корвину.

Казалось, что встретить его вышло все население планеты. Сделав несколько спиральных витков, его корабль мягко опустился на бетонную посадочную площадку космодрома Браутон.

Пока дезинфицирующая команда делала свое дело, он спокойно ждал, глядя на огромные толпы людей, собравшихся у космодрома. Как только корабль и бетон вокруг него в достаточной степени остыли, он вышел.

Его встретил восторженный рев толпы, который оглушил и ошеломил его. Вокруг него были тысячи людей. Он различал Лайру, Блейда, премьера Девидсона, членов Совета, профессоров из Университета, корреспондентов. Люди смеялись и плакали от счастья. Первым желанием Эвинга было снова забраться в корабль и погрузиться в уютную колыбель из пены. Однако он заставил себя выйти навстречу толпам земляков. Больше всего ему хотелось, чтобы они перестали кричать. Он поднял вверх руку, надеясь установить тишину, однако его жест был истолкован как приветствие и вызвал еще более шумную демонстрацию радостных чувств.

Ему удалось протиснуться к Лайре и обнять ее. Он что–то сказал, но голос его потонул в невообразимом шуме. Она тоже что–то сказала, и он по ее губам прочел:

— Я считала секунды, когда ты вернешься, дорогой.

Он поцеловал ее и крепко обнял Блейда. Затем, повернувшись к Девидсону, он улыбнулся, не переставая удивляться, что именно на его долю выпала такая судьба.

Он был героем, он покончил с опасностью, уничтожившей шесть планет.

Сейчас Корвин был вне опасности!

Толпа засосала его и понесла к зданию Совета, в кабинет премьера Девидсона. Здесь, пока сотрудники службы безопасности оттесняли многочисленных любопытных, он выступил по радио с полным отчетом обо всем, что он совершил.

На улице тем временем начался карнавал. Шум его был хорошо слышен даже здесь, на семьдесят первом этаже. Да это и не было удивительным. Планета, жившая под страхом смерти в течение пяти лет, теперь была чудесным образом спасена от приведения этого приговора в исполнение. Напряжение, которое накапливалось в людях в течение стольких лет, теперь бурно выливалось наружу.

Только к вечеру его отпустили домой. Он не спал уже более тридцати часов, и это начало сказываться на его самочувствии.

Из центра города до пригорода, где он жил, его сопровождал правительственный кортеж. Ему сказали, что вокруг его дома выставлена специальная охрана, чтобы ему не докучали назойливые посетители. Он поблагодарил всех, пожелал им спокойной ночи и вошел в свой дом. Теперь он снова был просто Бэрдом Эвингом. Он чувствовал себя очень уставшим и опустошенным. И он не мог скрыть этого, как ни старался.

— Этот полет так и не изменил тебя, Бэрд, — заметила Лайра.

— Что ты имеешь в виду? — спросил он в недоумении.

— Я надеялась, что камень упадет с твоей души. Что тебя тревожит только нашествие и все, что с этим связано. Но, похоже, я ошиблась. Теперь мы спасены, а тебя по–прежнему что–то гложет.

Он попытался отшутиться.

— Лайра, ты переутомилась и совсем извелась в тревоге. Почему бы тебе теперь немного не отдохнуть?

Она покачала головой.

— Нет, Бэрд. Я абсолютно спокойна. Я слишком хорошо тебя знаю и вижу по твоим глазам, что что–то тебя гнетет. — Она взяла его за руку и заглянула ему в глаза. — Бэрд, с тобой на Земле что–то произошло, и ты не рассказал об этом. Я — твоя жена. Я должна знать об этом.

— Ничего! Слышишь, абсолютно ничего! — он закричал на нес и отвел глаза. — Идем спать, Лайра… я валюсь с ног.

Однако, лежа в кровати, он непрерывно ворочался с боку на бок не в силах заснуть, несмотря на усталость.

«Как же мне возвратиться на Землю? — в который раз он с горечью спрашивал самого себя. — Все, чему я предан, находится здесь. Если Земля не в состоянии сама о себе позаботиться, то тем хуже для нее».

Это было бесплодное занятие, и он понимал это. Почти половину ночи он не мог заснуть и все думал. В конечном итоге его мысли стабилизировались и обрели четкость:

«Три человека отдали свои жизни ради того, чтобы я целым и невредимым вернулся на Корвин. Двое из них сознательно совершили самоубийство. Я в долгу перед ними и перед Землей за спасение Корвина.

Три человека умерли ради меня. Имею ли я право быть эгоистом и почивать на лаврах героя?»

Затем мысли его пошли по другому руслу.

«Когда Лайра выходила за меня замуж, она думала, что мужем се будет гражданин Бэрд Эвинг. Она выходила замуж не за героя, не за спасителя всей планеты. И не она упрашивала Совет, чтобы для этого путешествия избрали именно меня. Но ей пришлось испытать двухлетнюю разлуку, потому что выбор пал на меня.

Как же теперь сообщить ей, что я снова покидаю се, отправляюсь на Землю, оставляя ее без мужа, а Блейда — без отца. Это просто несправедливо по отношению к ней. Я не могу сделать этого».

В конце концов он пришел к такому выводу:

«Должен существовать какой–нибудь компромисс. Каким–то образом я должен быть честным со своей семьей. Какой–то компромисс обязательно должен быть!»

Ответ пришел к нему перед самым утром. Он понял, как ему надо поступить.

Вместе с решением пришла умиротворенность. Он погрузился в глубокий сон, сознавая, что наконец–то найден единственный путь, не вызывающий никаких сомнений.

На следующее утро премьер Девидсон пригласил его к себе от имени благодарного народа планеты Корвин. Девидсон передал ему, что он может просить любой награды, все что угодно!

Эвинг рассмеялся и покачал головой.

— Все, что нужно, у меня уже есть. Слава, состояние, семья. Чего еще можно требовать от жизни?

— Но все–таки…

— Я хотел бы иметь беспрепятственный доступ к тем записям, которые я привез с Земли. У вас нет возражений?

— Ради бога, Бэрд. Но разве это все?

— Есть и еще кое–что. Два пункта. Первое, возможно, самое серьезное: я хочу, чтобы меня оставили в покое… Никаких орденов мне не нужно, никаких торжественных приемов, праздничных шествий. Я просто выполнил то, что мне поручили, а теперь мне хотелось бы вернуться к личной жизни.

Что касается второй просьбы, то она звучит так: когда настанет определенное время, я хотел бы, чтобы правительство оказало одну любезность, очень дорогостоящую любезность…

Девидсон молча пожал ему руку.

Постепенно внимание к Эвингу пошло на убыль, и он вернулся к своей частной жизни.

Совет назначил ему ежегодную пенсию в десять тысяч стелларов, которая должна будет выплачиваться и всем его будущим наследникам.

Он был так ошеломлен щедростью своих соотечественников, что ему ничего не оставалось, как принять ее.

Прошел месяц. Напряженность, казалось, спала. В один прекрасный день Эвинг отметил, что сын превращается в уменьшенную копию своего отца. Он становится высоким молчаливым парнем, с теми же приметами внутренней отваги, душевной надежности и совестливости. Эвинг наблюдал, как мальчик становится личностью.

Прошел еще месяц. Аппаратура, которую он мастерил в подвале своего дома, куда не осмеливался заходить никто, была близка к завершению.

Последние проверки он выполнил в середине лета. Машина работала превосходно.

Время настало!

Он позвонил наверх по внутреннему телефону. Лайра читала в гостиной, Блейд смотрел телевизор.

— Блейд? Лайра?

— Мы здесь, дорогой. Тебе что–нибудь нужно? — спросила жена.

— В течение следующих примерно двадцати минут я буду проводить очень тонкий эксперимент. Все может испортить любая ходьба по комнатам. Поэтому я хотел бы попросить вас: пожалуйста, оставайтесь там, где вы в данный момент находитесь, до тех пор, пока я не дам сигнала снизу.

— Как скажешь, дорогой, только не заставляй нас слишком долго сидеть на одном месте, хорошо?

Эвинг рассмеялся и положил трубку. Затем он взглянул на свои часы. Они показывали 14.01.30.

Он пересек комнату и еще раз подрегулировал аппаратуру. Затем стал смотреть на часы. Шесть минут… семь… восемь…

В 14.11.30 он поднялся и включил установку. Ему стало немного противно в желудке, но все быстро кончилось. Он был отброшен во времени назад на десять минут…