Глава 17
Одиннадцать месяцев, двенадцать дней, семь с половиной часов Эвинг спал, пока крохотный корабль совершал обратный полет.
И вот настал час, когда заранее отрегулированные датчики выдали сигнал о том, что путешествие окончено. Автоматически работавшие бортовые компьютеры вывели корабль на орбиту вокруг возникшей поблизости планеты. Отключилась система гибернации. Температура постепенно приближалась к нормальной, и игла, вонзившаяся Эвингу в бок, пробудила его к жизни.
Он был дома.
Как только он окончательно пришел в себя, он связался с властями на поверхности планеты.
— Планетарный Совет Корвина вас слушает, — почти мгновенно последовал ответ. — Мы приняли ваш сигнал. Пожалуйста, назовите себя.
Эвинг ответил серией закодированных сигналов, которые были его условным идентификационным кодом.
Тотчас же были приняты символы опознавания, после чего тот же самый голос с планеты произнес:
— Эвинг! Наконец–то!
— Прошла всего лишь пара лет! — сказал Эвинг. — какие новости на планете?
— Ничего существенного!
В голосе было едва сдерживаемое любопытство. Эвинг ощутил некоторую неловкость, но продолжать разговор не стал.
Он записал координаты места посадки, как только получил их, обработал и ввел в бортовой компьютер, после чего перевел автопилот в режим посадки.
Он вышел из корабля на поле космодрома Браутон, в двенадцати километрах от Браутона, главного города планеты Корвин. Воздух был чист и свеж, с некоторым привкусом, которого ему так недоставало в течение всего пребывания на Земле. Спустившись на бетонную платформу, он стал ожидать электрокар. По голубому небесному своду пробегали легкие облака, взлетно–посадочное поле обрамляли несколько рядов величественных деревьев высотой около двухсот пятидесяти метров. Ни одно дерево на Земле, подумал он, не может сравниться с такими красавцами.
Подошел электрокар. Водитель, улыбаясь, приветствовал его:
— Поздравляю с возвращением, мистер Эвинг!
— Спасибо, — сказал Эвинг, занимая свободное место рядом с ним. — Как приятно вернуться домой!
У входа в здание вокзала электрокар уже ожидала наспех собранная делегация. Эвинг узнал премьера Девидсона, трех или четырех членов Совета, несколько профессоров Университета. Он пробежал глазами по делегации, удивляясь, почему не пришли встретить его Лайра и сын.
Затем он увидел их. Они стояли, замыкая группу встречающих, вместе с его друзьями. Они вышли вперед. Лайра как–то странно улыбалась, Блейд безразлично глядел на человека, которого он почти не помнил.
— Здравствуй, Бэрд, — сказала Лайра. Ему показалось, что голос у нее стал несколько выше по сравнению с тем, который он помнил, и выглядела она старше, чем он себе представлял. Глаза ее запали, лицо похудело.
— Очень хорошо, что ты вернулся, Бэрд. Сынок, поздоровайся с отцом.
Эвинг посмотрел на мальчика. Он вытянулся. Круглолицый увалень, которому было чуть больше восьми лет, когда он покидал Корвин, превратился в долговязого нескладного подростка. Он нерешительно смотрел на отца.
— Здравствуй… папа!
— Привет, Блейд!
Он сгреб мальчика, оторвал от земли, легко подбросил вверх, поймал и опустил на землю. После этого повернулся к Лайре и поцеловал ее. Однако встреча была лишена настоящего тепла. Одна странная мысль не покидала его.
«На самом ли деле я Бэрд Эвинг? Тот ли я человек, который родился на Корвине, женился на этой женщине, построил дом и стал отцом этого мальчика? Или настоящий Эвинг умер там, на далекой Земле, а я всего лишь его копия, не отличающаяся от оригинала?»
Ему было больно от этой мысли. Умом он понимал, что с его стороны глупо расстраиваться из–за этого. У него тело Бэрда Эвин–га, в нем заключена вся память, душевный мир и жизненный опыт Бэрда Эвинга, неповторимость его личности. Что еще может быть в человеке, кроме его физических проявлений, образа мысли и склада натуры, которые можно назвать душой?
Я и есть Бэрд Эвинг, убеждал он себя, пытаясь развеять возникшие у него сомнения.
Все смотрели на него с надеждой. Он старался оставаться спокойным, чтобы не показать борьбы, происходящей у него внутри.
Повернувшись к премьеру Девидсону, он сказал:
— Вы получили мое донесение?
— Все три. Их было только три, не так ли? Мы получили три ваших донесения.
— Да, — кивнул Эвинг. — Я прошу извинения за предпоследнее.
— Мы по–настоящему взволновались, когда получили то донесение, в котором говорилось, что вы возвращаетесь с пустыми руками. Мы очень рассчитывали на вас, Бэрд. А затем, примерно через четыре часа, поступило еще одно донесение.
Эвинг натянуто улыбнулся, хотя ему вовсе не было весело.
— Кое–что произошло в самую последнюю минуту. Такое, что может спасти нас от нападения клодов, — он неуверенно посмотрел вокруг себя. — Какие здесь новости? Что слышно о клодах?
— Они покорили Бергман, — сказал Девидсон, — на очереди мы. Говорят, это может произойти в течение года. Они изменили маршрут своего нашествия после Лундквисла.
— Они завоевали Лундквисл? — воскликнул Эвинг.
— Теперь уже пали шесть планет. Мы следующие в их списке.
Эвинг покачал головой.
— Этого не будет. Это они окажутся в нашем списке. Я привез кое–что с Земли и думаю, что клодам это не очень–то понравится.
В тот же вечер он предстал перед Советом — после того как ему позволили провести полдня в кругу семьи, компенсируя двухлетнее отсутствие.
С собой он взял чертежи, записи и модель, отобранную у Май–рака. Он подробно разъяснил, каким образом он намерен отразить нашествие клодов. Когда он закончил говорить, в зале разразилась настоящая буря.
Джасперс, представитель Северо–Западного Корвина, немедленно запротестовал:
— Путешествие во времени? Но это же невозможно!
Четверо других представителей словно эхо отозвались на эти слова. Премьеру Девидсону пришлось постучать по столу, призывая присутствующих к порядку. Эвинг продолжал:
— Господа! Я вовсе не прошу, чтобы вы мне поверили. Вы послали меня на Землю за помощью, и я ее привез.
— Но ведь это чистейшей воды фантастика! То, о чем вы нам только что рассказали…
— Называйте это как угодно. Но вся штука в том, что эта аппаратура действительно работает.
— Откуда вам это известно?
Эвинг сделал глубокий вдох. Ему очень не хотелось давать объяснений.
— Я испытал ее, — наконец вымолвил он. — Я совершил путешествие в прошлое и разговаривал в нем с самим собой лицом к лицу. Можете мне не верить. Но тогда сидите, как стая подсадных уток, и пусть клоды уничтожат вас так же, как они уничтожили шесть планет в этом секторе галактики. А я говорю вам, что здесь у меня средство защиты от них, на которое можно положиться.
— Скажите нам, Бэрд, — спокойно возразил Девидсон, — во что нам может обойтись строительство этого вашего… оружия и сколько времени уйдет на это?
Эвинг на мгновение задумался.
— По моей оценке, понадобится от шести до восьми месяцев напряженной работы группы квалифицированных инженеров, чтобы эта штука работала в нужном режиме. Что же касается стоимости, то не думаю, что это будет стоить менее трех миллионов стелларов.
Джасперс опять вскочил.
— Три миллиона стелларов! Я хотел бы спросить у вас, господа…
Но ему так и не удалось задать свой вопрос. Голосом, исключающим возможность перебить себя, Эвинг произнес:
— А я вас спрашиваю, господа, во сколько стелларов вы оцениваете свою жизнь? И зачем вам вообще нужны будут стеллары, если через год здесь будут властвовать клоды и вся ваша экономия не будет стоить и ломаного гроша? А может быть, вы намерены победить клодов посредством имеющегося у вас собственного оружия?
— Три миллиона стелларов составляют двадцать процентов нашего годового бюджета, — заметил Девидсон. — А если окажется, что ваше устройство неэффективно?
— Вы ничего не поняли! — воскликнул Эвинг. — Если мое устройство не сработает, то больше уже никогда не будет никаких бюджетов, о которых нам нужно будет беспокоиться!
Ответить на это было нечем. Джасперс, ворча, уступил, после чего оппозиция рухнула, как карточный домик; изготовление оружия, привезенного Эвингом с Земли, было санкционировано. Тень приближающихся клодов заслонила звезды, а другого оружия у Корвина не было. Ничто, известное людям, не могло остановить надвигающиеся орды захватчиков.
Это могло сделать только что–то до сих пор неизвестное.
Прежде Эвинг был человеком, предпочитающим уединение, однако теперь спокойной жизни у него больше не было. Двери его дома были круглосуточно открыты настежь. С ним непрерывно советовались важные советники, обсуждая новый проект. Ученые из Университета хотели как можно больше узнать о Земле. Издатели уговаривали его написать книгу о Земле. Журналисты умоляли его написать статью.
Но он всем отказывал. Большую часть своего времени он проводил в лаборатории, предоставленной ему в Северном Браутоне, руководя сооружением излучателя времени. У него не было специальной научной подготовки, и поэтому все работы велись под контролем инженеров. Однако он им помогал советами и предложениями, базировавшимися на его разговорах с Майраком и на собственном опыте, опыте перемещения во времени.
Прошло несколько недель. Обстановка дома оказалась натянутой и прохладной. Лайра стала почти чужой для него. Он рассказал ей все, что мог, о своем кратковременном пребывании на Земле, но еще раньше он решил сохранить абсолютное молчание относительно своих перемещений во времени, и поэтому рассказ его был неполным и отрывистым.
Что касается Блейда, то он снова привык к отцу. Эвинг тем не менее чувствовал себя неловко с ними обоими. Как ни нелепо это было, но он был не в состоянии признать до конца реальность своего существования.
Он был убежден в том, что именно он был первым из четырех Эвингов. Он был убежден, что остальные были просто его копиями. Однако полной уверенности в этом у него не было. Он не мог забыть, что двое из его дублей отдали свои жизни ради того, чтобы он смог вернуться на Корвин.
С тяжелым сердцем он думал об этом, а также о Майраке и о Земле, которая теперь была всего лишь протекторатом Сириуса. О Земле, которая посылала своих самых отважных сыновей к звездам и тем самым истощила свою плоть.
Он видел картины опустошения на Лундквисле и Бергмане. Лундквисл был планетой–аттракционом, планетой–курортом, привлекающим туристов с десятка планет в свои игорные дома и роскошные парки. Это был прекрасный, сверкающий мир. На фотоснимках были показаны кружевные башни, похожие на чудесный сон. На других — эти же башни, рухнувшие под безжалостными орудийными обстрелами клодов. С бессмысленной жестокостью клоды уничтожали все на своем пути. Теперь они снова тронулись в путь.
Корабли–разведчики следили за их приближением. Их флот сосредоточился сейчас на Бергмане. Если они будут придерживаться привычной тактики, то через год они покинут систему, к которой принадлежит Бергман, и устремятся к Корвину. И этого года должно хватить корвинитам, иначе…
Эвинг вел счет уходящим дням. Конусообразное сооружение излучателя времени медленно, но неуклонно обретало законченный вид. Никто не задавался вопросом, каким образом это оружие будет пущено в ход. Эвинг сам определил, что его нужно установить на звездолете, с таким расчетом оно и разрабатывалось.
По ночам ему не давал покоя непрерывно возвращающийся образ Эвинга, который по собственной воле бросился в струю газа, истекавшую из тормозных двигателей производящего посадку звездолета. Это мог быть я, часто думал Эвинг. Я вызвался тогда добровольно, но он настоял на том, чтобы бросить жребий.
И был еще один Эвинг, в равной степени смелый, которого он никогда не видел. Человек, который предпринял такие шаги, которые сделали его самым нужным, а затем спокойно и просто оборвал свое дальнейшее существование.
Не я все это совершил. Я рассчитывал на то, что они будут навечно прикованы к круговерти событий и что я буду тем единственным, который освободился из плена времени. Но случилось иначе.
Он также не мог забыть укоряющие глаза Майрака, когда двое корвинитов отобрали у Института секретное оружие и бросили Землю на произвол судьбы. Эвинг видел свое оправдание в том, что он ничем не мог помочь Земле. Земля была заложницей своей собственной слабости…
В конце концов Лайра сказала ему, что он сильно изменился, что он стал замкнутым, ожесточенным, раздражительным, после того как совершил это свое путешествие на Землю.
— Мне это непонятно, Бэрд. Раньше ты был таким добрым, таким… таким человечным. Теперь ты совсем другой — холодный, замкнутый в себе, все время о чем–то напряженно думающий.
Она слегка прикоснулась к его руке.
— Почему ты не хочешь поделиться со мной тем, что тебя тревожит? Может быть, с тобой что–то случилось на Земле?
Он отпрянул от нее.
— Нет! Ничего! — он понимал, что это жестоко по отношению к ней, но ничего не мог с собой поделать. Он видел муку на ее лице и ласковым тоном добавил: — Я ничего не могу с собой поделать, Лайра. Мне нечего сказать тебе. Просто слишком велико было напряжение, которое мне пришлось испытать, — вот и все.
Напряжение, почти шок, вызванный видом собственной смерти, видом гибели великой цивилизации… «Мне через многое пришлось пройти, — думал он. — Даже, пожалуй, чересчур многое».
Он чувствовал себя бесконечно усталым. Сидя на крыльце своего дома, он часто всматривался в ночное небо, где по черному бархату небосвода были разбросаны самоцветы звезд: знакомые с детства созвездия–Черепаха и Голубь, Большое колесо, Гарпун. Этих созвездий очень недоставало ему там, на Земле. В его глазах они олицетворяли собой родной дом, полный света и тепла.
Однако теперь холодные звезды в ночном небе Корвина не излучали ни тепла, ни света. Он прижал к себе жену и с тревогой взглянул в небо, всем своим существом ощущая угрозу, исходящую от него. Он явственно ощущал, как орды клодов собираются, будто частицы влаги в дождевой туче, ожидая своего часа, чтобы упасть.