Глава 7
Звезды над яхтой были неподвижны. Вода билась о корпус. На горизонте уменьшались и тонули в море башни Торона.
— Как ты думаешь, ты узнал бы принца, если бы он вдруг появился и сказал «привет»? — спросил Джон Эркора. Ветер прикладывал свою холодную ладонь к его щеке, холодные пальцы играли его волосами.
— Не знаю, — ответил Эркор. — Его мозг должен был измениться, тело — вырасти.
Джон наклонился и прищурился, стараясь разглядеть что-нибудь между черными звездами неба и моря, сливающимися перед ним.
— Не поспать ли нам? — сказал он. — Мы придем на рассвете.
И они отошли от поручней.
Солнце пробивало слои ночи и наконец загорелось на воде. Берег был уже виден. Лес подходил к самой бухте. Когда-то тут был иммиграционный порт. Теперь там, где три года назад разбился военный самолет, стоял обгорелый док. Джон поднялся на палубу, других судов не было. Небо прорезал тонкий вой. Высоко над Джоном сверкнули самолеты. Это были военные машины, перевозившие рекрутов из Торона в Тилфар.
С трудом причалив к разрушенному пирсу, Джон и Эркор выскочили на берег и через полчаса уже стояли среди деревьев. Эркор прислушивался, положив ладонь на ствол дуба.
— Ты дома, — сказал Джон. — Что ты ощущаешь?
— Не то, что ты думаешь. Я ничего не слышу. Пошли дальше.
Они быстро шагали лесом. Деревья резко утончились, и Джон увидел впереди блеск, вероятно, отражение солнца в море. Они дошли до утеса, спускавшегося уступами вниз. В пятидесяти футах от вершины, но все еще в сотне футов от воды, было обширное каменное плато. Оно горело под солнцем. Маленький храм в конце отбрасывал четкую тень.
— Жрец здесь, — сказал Эркор. — Идем вниз.
Прежде чем они достигли храма, из дверей его вышел человек. Ветер раздувал его черную мантию. На плече висел на кожаном ремешке рог из раковины. Выглядел он гораздо старше, чем любой другой страж, которого Джон когда-либо видел.
— Зачем ты вернулся? — спросил жрец.
— Взять молодого короля править в Тороне. Его брат, король Оск, умер.
— Здесь, в лесу, нет королей, — сказал жрец. — Ты ушел от нас. Зачем ты вернулся?
Помолчав, Эркор сказал:
— Три года назад молодой светловолосый мальчик пришел в лес. Он был младшим братом короля. Король умер. Теперь место на троне должен занять мальчик.
Джон обратил внимание, что жрец не был отмечен тройным рубцом телепата.
— Ты чего-то хочешь от него? Ты пришел, чтобы взять что-то из его мозга? Ты знаешь, что это запрещено.
— Я ничего не возьму из его мозга. Он должен сам дать согласие, взять его у него нельзя.
— Он не из лесного народа?
— Нет. Он пришел сюда, чтобы воспользоваться гостеприимством нашего народа. И он вправе уйти. Могу ли я получить разрешение отыскать его?
Жрец некоторое время молчал.
— Ты можешь искать его, где хочешь и как хочешь, — сказал он наконец и вернулся в храм.
Джон и Эркор пошли снова в лес.
— Что все это значит? — спросил Джон.
— Ты что-нибудь понял? — спросил Эркор. — Я имею в виду не слова, а то, что за ними.
— Ты просил у него разрешения искать принца Лита… и сказал зачем пришел.
— Да, но я сделал гораздо больше; я, как бы ты сказал, подтвердил статус-кво. Дело в том, что среди лесных стражей телепаты находятся в двусмысленном положении. Собственно, из-за этого я и ушел. Остальные сразу видят, что телепаты выше, и боятся. Природа нацелена на то, что со временем все стражи станут рождаться телепатами, и нетелепаты знают, что это меньшинство растет и угрожает им. Поэтому телепатов выявляют, метят, и поэтому необходимо подтверждать всякий раз номинальную власть жреца-нетелепата. Это сохраняет мир и позволяет природе идти своим путем.
— Не хочется думать, что было бы, если бы телепаты стали рождаться у нас, у людей, — сказал Джон. — Миру бы очень быстро наступил конец.
Эркор кивнул.
— Вот поэтому мы и скрываем от вас наши способности, насколько это возможно.
— Я сам иногда хотел бы уметь читать мысли других людей, — сказал Джон.
— Это равносильно тому, чтобы дать цветное зрение человеку, не способному отличать одну форму от другой и не умеющему даже определить расстояние. Сначала это было забавно, вроде игры, а потом стало бы ненужной и досадной помехой.
Джон пожал плечами.
— Где мы будем искать Лита?
— Сначала найдем кого-нибудь и расспросим о нем.
— Это жрец и имел в виду, когда сказал, что ты можешь искать, где и как хочешь?
— Да.
— Может быть, твой народ более цивилизованный, чем мы.
Эркор рассмеялся.
Десятки троп протянулись, как капилляры, по телу леса. Джон и Эркор долго шли, прежде чем Джон начал замечать сбитые листья на черной земле, сломанные ветки, легкие уплотнения почвы, указывающие, что тут кто-то проходил.
— Вон там, — сказал Эркор, — две женщины дремлют на траве. Одна из них видела странного светловолосого мальчика, слегка хромающего, не из лесного народа. Похожего на Лита.
— Откуда у него хромота?
Эркор пожал плечами и, помолчав, сказал:
— Мужчина, прошедший там, однажды охотился со светловолосым мальчиком. Шесть месяцев назад они вместе ставили ловушки.
— За шесть месяцев он мог уйти куда угодно.
— Конечно.
Внезапно Эркор остановился, и Джон тоже застыл рядом. Через секунду листья раздвинулись, и высокий страж с копной седых волос шагнул к ним. По левой стороне лица к шее бежали три рубца.
— Вы идете за молодым иностранцем, — произнес он.
— Ты знаешь, где он сейчас, — сказал Эркор. — Ты знаешь, что он идет мимо больших камней, что он остановился, оперся на палку и вглядывается в небо.
— Ты следуешь за паутиной мыслей, в центре которой он находится, — сказал седой страж.
Ничего не говоря больше, Эркор пошел дальше, а седой страж прошел мимо них своей дорогой.
— Ты теперь знаешь, где Лит? — спросил Джон.
Эркор кивнул.
— Почему вы разговаривали вслух?
— Из вежливости.
— Вы говорите вслух, когда хотите быть вежливыми друг с другом?
Эркор глянул на Джона.
— Мы были вежливы с тобой.
Они двинулись дальше. Эркор вдруг сказал:
— Что-то не так.
— С принцем?
— Нет, с мысленным рисунком, за которым я следую. Это вроде радарной сети, которую все телепаты, или большая часть их, поддерживают между собой. Обычно просишь разрешения воспользоваться ею. Но сейчас в ней что-то неправильное, что-то в самом конце темное, неясное. — Он остановился. — Джон, это смотрит на весь мир тот самый рисунок, что я видел у твоей сестры и у короля.
— Но почему он в лесу? Ты можешь сказать, что это значит?
Эркор покачал головой.
— Принц за теми деревьями, — сказал он. — Пожалуй, лучше сначала тебе одному поговорить с ним. Он быстрее все вспомнит.
— А разве он не помнит?
— Все это было давно, а он еще мальчик.
Джон кивнул и зашагал вперед.
Фигура резко повернулась, светлые глаза на темном лице прищурились.
— Ваше Величество, — сказал Джон, — вас зовут Лит? Вы наследник трона Торомона?
Мальчик стоял неподвижно. В загорелой коричневой руке он держал посох. На нем была одежда лесных жителей: кожаные штаны и шкура на одном плече в качестве накидки. Ноги босые.
— Ваше Величество, — снова сказал Джон.
Глаза раскрылись, удивительно яркие на бронзовом лице.
— Извините… извините меня… — голос был хриплый, по-юношески неокрепший, — что я… говорю… медленно… Я не… говорил очень… очень давно.
Джон улыбнулся.
— Вы помните меня? Я с другом привез вас сюда три года назад. Теперь мы снова здесь, чтобы увезти вас обратно. Вы помните, что вас послала сюда герцогиня Петра?
— Петра? — Лит сделал паузу и огляделся вокруг, как бы ища ответа у деревьев. — Моя… кузина Петра? Она рассказывала мне сказку о бежавшем заключенном. Только это была не сказка, а быль…
— Правильно. Я и есть тот заключенный.
— Зачем вы пришли? — спросил юноша.
— Ваш брат умер. Вы должны занять его трон.
— Значит, вы знаете моего брата?
— Знал, но очень давно, до того, как попал в тюрьму. Мне было тогда примерно столько же лет, сколько вам теперь.
— Ох, — сказал принц. Он сделал несколько шагов, и Джон заметил легкую хромоту. — Там идет война. Я слышал о ней несколько раз, когда приезжали брать людей из леса сражаться с… врагом за барьером. Мне надо многое узнать, и там будет много дел. Теперь я вспомнил.
Они пошли к тому месту, где их ждал Эркор. Джон поразился, как быстро юноша разобрался в новой ситуации. «Что это — врожденная тонкость восприятия, — думал он, — или просто жизнь среди этого народа оказала такое воздействие на принца?»
Они почти дошли до берега, когда Эркор неожиданно остановился.
— Яхта!
— Что с ней? — спросил Джон. Они были еще в лесу.
— Неды пытаются потопить ее.
— Здесь, у побережья? — спросил Джон. — Зачем? Я думал, что неды только в городе.
— Банды распространились по всему Торомону. С ними лесной страж, и… я видел этот рисунок!
— Зачем они хотят потопить яхту? Ты видишь какую-нибудь причину?
Эркор покачал головой.
— Команда защищается. Матрос собрался запустить мотор, но огненное лезвие хлестнуло его по спине, и он с криком упал на панель управления. Блеск огня в глазах человека, который прыгнул назад с наклонившейся палубы, когда волна хлынула через борт и зашипела на огне. Дым окутал рулевое колесо, где лежит матрос. — Эркор тяжело вздохнул.
— Но зачем? — спросил Джон. — Чего они хотят? У них есть какой-то план?
— Нет, я не могу определить плана.
— Что же нам делать? — спросил Лит.
— Каким-то способом нам надо вернуться в Торон. Может быть, сумеем отплыть из рыбачьей деревни или на грузовике, везущем тетрон с рудников в Торон.
Они снова шли по лесу до ночи, спали на краю поляны, а с рассветом продолжили путь.
Эркор первым услышал звук. Затем и двое других остановились и прислушались. За деревьями в утреннем воздухе тонко звенела калиопа…
Глава 8
— …затем начали бросать в нас огонь. Мы бросились за каменные мешки, как каракатицы. У них есть что-то, горящее, как солнце, и там, покуда оно бьет, его скрывает туман. Я два раза был в передовых отрядах, но у нас ничего не вышло. Смотреть на это невозможно: всюду лежат разорванные на части тела. Ужас! Нам говорили, пройти тут будет легко, все равно как разрезать плод кхарбы. Говорили, что здесь, вероятно, стрельбы не будет. Ну, а я вовсе не хотел кончить так, как эти выпотрошенные отряды, и, клянусь, готов был выйти из-за мешков и драться. И вдруг началась какая-то свалка футах в двадцати ниже. Ну все, подумал я, они пробились и через десять секунд я мертвый. Но я ошибся. Суматоха внизу усилилась, затем кто-то включил фонарик, и я увидел в темноте высокую фигуру. Это возвращался Курл. Я мигом скатился вниз. Все столпились вокруг него, ждали, что он скажет. Он присел на корточки в грязь и велел парню с фонариком посветить ему. После чего начал рисовать на мягкой земле. «Это наша стена; здесь гнездо и здесь, так что они могут бить нас здесь свободно. Но помните, это только два лагеря. Если вы пойдете по прямой, вы минуете угол и они не увидят вас. Так что идите в этом направлении, оно приведет вас прямо к нашей базе». Прежде чем мы успели задать ему хоть один вопрос, он перебрался через стену и исчез в темноте. Я тоже перелез и побежал следом за каким-то парнем. Этот Разведчик, — закончил солдат, сидевший в пустом кузове машины, в то время как остальные расположились на куче досок перед бараками, — чертовски хороший парень. — Он посмотрел на Тила. — Так что ты не задирай его. Ну да, у него есть странности, но…
Перед костром прошла тень. Показалась длинная шея, открытый ворот, желтые глаза. Курл окинул всех взглядом и пошел в барак. Креветка, стоявший в дверях, посторонился. Через минуту заскрипели пружины койки.
— Он в самом деле близко видел врага? — спросил кто-то.
— Ну, если кто и видел, так это он, — тихо ответил рассказчик и зевнул. — Пойду спать. Здесь так же тяжело вставать утром, как в Торомоне.
Другие тоже стали расходиться. Тил уже входил в барак, как вдруг услышал звук средний между щебетанием и писком. Он заглянул за угол и затаил дыхание. Что-то двигалось по грязи. Тил быстро отпрянул обратно в барак и схватил за плечо кого-то из солдат.
— Там кто-то есть, — прошептал он. — Слышишь?
Раздался смех, и плечо под рукой Тила затряслось.
— Брось, солдат. Это просто хлопун; они иногда бродят здесь.
— Что это такое?
— Кто знает. Животные, я думаю. А может, растение. Они никому не мешают, разве что шумят немного.
Звуки раздались снова, отчетливое регулярное хлопанье, затем писк.
Тил разделся и лег. Равномерное хлопаний вызывало в его памяти воспоминание о хлопании ткацкого станка матери, о хлопках отца, стряхивающего воду с плаща, хлопающих ударах его ремня…
Хлоп-хлоп, хлоп-хлоп. Тил открыл глаза. Было раннее утро. Звуки шли прямо от двери. Тил сунул ноги во влажные сапоги и пошел к двери. Последний ночной костер угас, угли и полусгоревшие доски лежали в нескольких футах от кострища. Вокруг них нервно ходила не то птица, не то зверь, а может, самособравшаяся перьевая метелка для смахивания пыли. Существо исследовало остатки костра, стоя на трех широких перепончатых лапах, а четвертой подталкивало уголек. Оно трижды обошло уголек, присело и… стало клевать его!
Сначала Тил подумал, что видит голову или хвост, но нет, все тело представляло собой бесформенный клубок перьев. Животное похлопало вокруг другого уголька и пискливо покудахтало. Тил вышел и остановился в дверях. Создание, видимо, заметило его, сделало шесть хлопающих шагов к нему, наклонилось и два раза присело.
Тил засмеялся, и хлопун закудахтал.
— Эй, что это? — спросил Лог.
Тил пожал плечами.
— А он симпатичный, — сказал Лог.
Хлопун попятился, а затем осторожно подобрался ближе к двери. Тил протянул руку и быстро щелкнул пальцами.
— Он кусается? — спросил Лог.
— Сейчас узнаем.
Хлопун отскочил на десять дюймов и снова присел.
— Подъема еще не было. Вы почему встали?
Тил и Лог быстро повернулись на стальной голос позади. За дверью стоял Разведчик.
— Либо заткнитесь, либо выйдите, — сказал Курл. — Люди-то спят, Лог. Хотите трепаться — уходите отсюда. — Затем он увидел хлопуна.
Тил и Лог вышли и неловко стали у стены. Курл с улыбкой смотрел на них. Он указал на хлопуна, который делал арабеск двумя ногами и как бы слушал.
— Это твой друг? Хочешь подружиться?
Тил пожал плечами. Курл наклонился, поднял уголек и поднес его хлопуну. Создание подбежало к руке, вспрыгнуло на нее и присело, а затем быстро обвило перепончатыми лапками запястье Курла. Когда Курл выпрямился, хлопун повис на его руке.
— Вытяни руку, — сказал Курл Тилу.
Тил вытянул руку рядом с рукой Курла. Курл начал сжимать кулак. Хлопун заволновался и осторожно переместился на руку Тила.
— Он любит уголь и тепло, — сказал Курл. — Давай ему то и другое, и он останется с тобой. — Он повернулся и зашагал в туман.
— Не иначе, пошел вынюхивать вражеский лагерь, — сказал Лог. — Что ты будешь делать с этим зверем?
Тил посмотрел на хлопуна, хлопун открыл глаза и тоже посмотрел на Тила. Юноша громко рассмеялся.
Один глаз имел молочный оттенок полированной раковины, пронизанной золотыми жилками. Другой отливал перламутром. Затем оба глаза закрылись, сквозь перья блеснул третий, тоже пронизанный жилками, только красными.
— Видал такое? — спросил Тил, но третий глаз закрылся.
— Что?
— Ну, третьего уже нет.
Лог зевнул.
— Пропусти меня в барак, пойду досплю свои последние пять минут, — сказал он. — Я встал только затем, чтобы посмотреть, что ты там увидел. — Он вошел в барак.
Тил поднял хлопуна и стал его рассматривать. В перьях появилось семь глаз без зрачков: их матовая серебряная поверхность отливала пастельным глянцем. Теплое чувство, поборов холод тумана, охватило Тила. Он был за барьером, смотрел в дружеские, знакомые, такие знакомые пастельные глаза.
В этот вечер он проверял 606-Б. Асбестовое покрытие на одной зажимной пластине облезло, он снял ее и отнес на склад, где получил новую.
Один раз танк прошел так близко, что Тил увидел в открытом люке Креветку.
— Как идет? — спросил Тил.
— Могу повернуть почти на пол-оборота.
— Поздравляю.
Танк прогромыхал дальше и скрылся в тумане. Вдруг Тил заметил, что хлопуна нет на насесте — на верхушке сборочной стойки. Он быстро огляделся вокруг. Откуда-то из-за спины Тила послышалось хлопанье. Тил вытер руки о штаны, повернулся и пошел в туман. Один раз он споткнулся и чуть не упал. Оглядевшись, он увидел, что стоит перед полукругом бараков. Щебет донесся слева. Тил перелез через трехфутовую каменную ограду, остановился и щелкнул пальцами. Щебет тут же возобновился, но довольно далеко. Тил побежал вперед.
— Эй, иди сюда! Возвращайся и оставайся со мной.
Хлоп-хлоп, хлоп-хлоп. Тил пробежал шагов двадцать. Когда он остановился, хлопун остановился тоже и закудахтал.
— Ну, и черт с тобой! — сказал Тил и пошел назад.
Он сделал несколько шагов, но вдруг замедлил ход и нахмурился. Пройдя пять шагов, Тил наткнулся на рощицу безлистных деревьев. Он еще сильнее нахмурился и пошел в другом направлении. Через пять минут он обратил внимание, что земля под ногами стала твердой. Он не помнил, чтобы когда-нибудь шел по такой. Он пошел дальше. Что-то ударило его по шее. Значит, он снова зашел в рощу колючих деревьев. Но прутик, хлестнувший его по лицу, не был колючим, он гнулся, как резиновый. Рука его отдернулась назад, шея и плечи словно ощетинились. Он отошел от скелетоподобных деревьев на ватных ногах. Туман становился очень плотным.
Что-то защебетало слева. Тил резко повернул вправо и побежал. Сначала грунт был твердым, затем мягким. Туман вползал в легкие, разъедал ноздри. Тил бежал.
Он успел вытянуть руки, чтобы не удариться лицом о внезапно выросшую перед ним скалу. Утес был громадный: он исчезал наверху и в обе стороны. Тил прижался спиной к камню и пытался закрыть глаза, но они упорно не хотели закрываться и панически вглядывались во мглу. Что-то приближалось к нему. Мать, подумал он…
— Ты выбрал чертовски неподходящее время для прогулок, — сказал Курл и хлопнул ладонью по груди Тила, который почти потерял сознание. — Дыши!
Тил стал дышать и сам отклеился от утеса. Рубашка его была мокрой от пота.
— Держись, — сказал Курл. — Я не намерен нести тебя.
Тил не упал.
— Пошли. Не стоять же здесь всю ночь.
Ноги не слушались Тила, и первые шаги были неуверенными.
— Где… где мы?
— Примерно в сорока ярдах от вражеского гнезда, — медленно сказал Курл.
Тил оцепенел.
— Подожди минутку… — Он задохнулся. — Я думал, они… в тридцати милях… Я же не мог зайти так далеко.
— Они не ждут, когда мы придем к ним. Давай шевелись. Здесь небезопасно.
— Подожди минутку, — снова взмолился Тил. — Ты хочешь сказать, что они на самом деле располагаются в лагере… Я имею в виду, ты видел их? Ты не можешь взять меня с собой, чтобы я тоже посмотрел на них…
— В темноте и в этом тумане нужно подойти чертовски близко, чтобы увидеть что-нибудь, — сказал Курл и, помолчав, добавил: — Я тоже никогда их не видел.
Наконец впереди показался свет лагерного костра. Мороз пробежал по спине Тила, но он сказал:
— Спасибо. Почему ты пошел за мной?
— Ты хороший механик. 606-Б очень важное устройство.
— Угу, — сказал Тил. — Так я и подумал.
Когда они проходили мимо столба с указателем, раздалось кудахтанье и щебет и что-то захлопало у его левой ноги.
— Он бродил здесь всю ночь, разыскивал тебя, — сказал Курл. — Ему было очень одиноко.
— Да? — Тил наклонился и протянул руку. Мягкие лапы надежно обвились вокруг его запястья. — Ты хочешь сказать, что ты ждал меня здесь все это время? Ты хочешь сказать, что ты торчал тут и мигал всеми своими глазами, в то время как я бегал в этом…
Чувство привязанности, пронзившее Тила, словно освободило его от силы притяжения, он воспарил, ему стало легко дышать, а когда он выпрямился, по лицу его катились слезы.
Курл исчез в тумане у бараков.
Ночная игра в «удачу» заканчивалась. Тил вытащил кусочек угля, пищу хлопуна, и посадил хлопуна греться на теплую золу.
— Друг, — сказал Илло, увидев Тила, — мы удивлялись, куда ты пропал. Что ты выглядывал?
— Просто исследовал, — ответил Тил.
— Хорошо, что тебя самого не исследовали во вражеском лагере. Ты знаешь, что они подошли?
— Слышал.
— Возможно, скоро будет главный удар.
— Ты хочешь сказать, сражение?
— Конечно, не игра в «удачу». Ну, ладно, я рад, что ты вернулся.
Глава 9
Хлоп-хлоп, хлоп-хлоп: ветер бьет парусиновым чехлом, который Кли сняла с калиопы, о консоль клавиатуры. Записная книжка открыта на нотном стане, и странный график множественных линий волной проходит по странице, местами прерываясь двойными и тройными штрихами. Кли ставит четвертый, добавляет пятый.
— Что ты там пишешь?
Кли повернулась, улыбаясь.
— Привет, мистер Тритон.
Полный бородатый джентльмен окинул взглядом шатры, фургоны, карусели.
— Сегодня вечером не слишком много работы. Вот когда мы ездили по фермерским землям, у нас отбою не было от деревенских жителей. И вечером приходилось отгонять зевак от табора. Война — плохое время для бизнеса. Все-таки враг за барьером. Что это за каракули?
— Это новейший, совершенно бесполезный метод музыкальной записи. Он очень сложен для чтения, но передает гораздо больше нюансов в музыке, чем обычная нотная запись.
— Понятно, — сказал мистер Тритон. Одной рукой он погладил бороду, а другой резко арпеджио. — Я начал играть на этой штуке тридцать семь лет назад. А теперь, — он убрал руку с клавиатуры и сделал жест в сторону циркового табора, — я хозяин всего этого. Да, дело швах; конечно, плохие сезоны бывали и раньше, но такого плохого никогда не было. В конце этой недели мы отправимся обратно в город. По крайней, мере, там мы будем уверены в аншлаге. Война не располагает к разъездам. Люди любыми средствами стараются перебраться в город.
Кли глянула на покрытый травой луг и вдруг вскочила.
— Что такое? — спросил мистер Тритон. — Кто эти люди?
Но Кли уже спрыгнула с платформы и побежала по лугу.
— Джон!
— Кли! — Он схватил сестру и закружил ее.
— Джон, ты-то что здесь делаешь?
— Мы пришли к тебе с визитом. Что ты делаешь?
— Так много, что не знаю, с чего начать. Я открыла новый обертон в вибрации тетрона. Ты знаешь, что плотность жилок листа постоянна, как бы далеко они не отошли от стебля? И эта постоянная величина различна для каждого листа? Но эта информация тебе не нужна. Есть у меня еще большая работа, но по-настоящему я в нее еще не вошла. Да, и по утрам я составляю отчетность. — Пока они шли к фургону, она спросила: — Это твои друзья?
— Эркор, это моя сестра, доктор Кошер. А это…
— Извини, — перебила Кли, — я здесь под псевдонимом. Меня знают, как Кли Решок.
Джон засмеялся.
— Мы знаем этот секрет, Кли. Это Его Королевское Высочество принц Лит. Мы везем его в Торон на коронацию.
Кли остановилась и в упор посмотрела на Лита.
— Если удастся, — сказала она. — Он мертв. По крайней мере такова была официальная информация, когда он был похищен. Ты все еще работаешь с герцогиней Петрой?
— Да.
— Ясно. Ну, пошли. Я представлю вас мистеру Тритону.
— Какого сорта шоу вы даете?
— Хорошего, — сказала Кли, — но работы нет. — Когда они вошли в тень фургона, Кли посмотрела на Джона и Эркора. — Глаза у вас… Джон, могу я потом поговорить с тобой и задать несколько вопросов? — И глядя вверх, крикнула: — Мистер Тритон, это мой брат Джон и его друзья.
— Правда? — сказал мистер Тритон. — Ты ничего не говорила.
— Мы возвращаемся в Торон, — вмешался Эркор, — по вашим следам и в рыбачьей деревне увидели афишу, вот и решили зайти. Отличная афиша. Глаз не оторвешь. Кто ее делал?
Мистер Тритон просиял, сложил руки на животе и сказал:
— Я. Вам понравилось? Этот цирк целиком и полностью мой.
— Вы нам его не покажете? — попросил Эркор.
— Идет. Пошли. — Польщенный импресарио сошел по ступенькам вниз и повел гостей к шатрам.
Солнечная полоса падала между полотнищами шатра. Джон стоял у входа, вдыхая теплый запах опилок. Кли прислонилась к туалетному столику.
— Неужели все это барахло твое, сестренка? — Он указал на открытый гардероб.
— Я делю эту гардеробную с твоей приятельницей. А теперь что происходит, брат мой?
— Сейчас покажу, — сказал он, оттянул кусочек кожи на шее, повернул его и тот отпал. Джон облупил кожу выше, и половина шеи и щеки исчезла. — Ты имеешь в виду акробатку? Она хорошая девчонка, Кли. — Он отодрал еще кусок лица и остались только рот и глаза, а между ними — пустота.
— Я знаю, что она хорошая, — ответила Кли. — Я здесь только из-за нее. Я однажды спросила ее, что произошло с вами, но она ответила: чем меньше знать, тем меньше горя. Так что я оставила вопрос открытым, но все-таки я любопытна.
— Она была в группе так называемых недов. Я тоже принадлежал к ним. К несчастью, мы были мечеными, вроде лесных стражей с их тремя шрамами. Дело в том, что мы исчезаем при слабом освещении, как призраки. — Он с силой провел пальцами по волосам, и они исчезли. — Как болезненная фантазия, — добавил голос из пустого воротника.
Затем его рука опустилась в карман, достала крошечную капсулу, поднесла к тому месту, где должна была быть его голова, и нажала кнопку на ее конце. Веером брызнула жидкость, и тут же проступила голова, затем лицо.
— Вот и все, — сказал Джон. — Теперь наша задача — вернуть короля на трон и покончить с войной. — Другой конец капсулы выпустил черную струю, и проявились волосы. — Ты поможешь нам, Кли?
— Поразительно, хотя Алтер мне уже показывала. Ты мог бы делать номер в шоу. Эта штука не закупоривает поры?
— Нет. Высыхая, она перфорируется и пропускает воздух и пот. Но нам нужно доставить Лита в Торон.
— На кого ты работаешь? Не хочет ли сама герцогиня захватить трон?
Джон покачал головой.
— Кли, это больше, чем политические интриги. Это даже больше, чем враг за барьером, речь идет о том, что мы можем иметь союзника среди звезд.
Алтер вышла из служебного входа большого шатра. У нее слегка кружилась голова после работы на трамплине. Увидев гиганта со шрамами, она остановилась.
— Эркор! Ну, как ты? Как герцогиня и Джон? Не было ли известий от Тила?
— Нет. Но все живы и барахтаются. Джон здесь, со мной. И принц Лит.
— Вы везете его обратно, хотите посадить на трон? Хорошее дело. Но что ты так пристально смотришь?
— Я слушаю, Алтер. В мозгу Кли что-то есть; но что, я не совсем понимаю. Она это прячет от себя самой. Ты каким-то образом помогла этой вещи пробиться, но я не настолько хорошо вижу ее, чтобы понять.
— Это Тумар, — сказала Алтер. — Майор, с которым она обручилась в самом начале войны. Он погиб. Она говорила мне, что тогда начала работать над новой проблемой. Что, мол, она даже важнее, чем передача материи.
Эркор покачал головой.
— Нет, Алтер. Это лежит гораздо глубже. Однажды она что-то такое вычислила, что привело ее в такой ужас, что она пользуется смертью Тумара, чтобы не вспоминать о той вещи. Боюсь, что это тоже связано с Лордом Пламени.
— Кли? — удивленно спросила Алтер.
— Я уже сказал, я не знаю точно, что это такое. Дело вот в чем: все лесные стражи-телепаты тоже знают об этом и пользуются своей объединенной мощью, чтобы держать эту тайну подальше от меня. Видимо, они знают о моем контакте с Тройным Существом и не представляют, что с этим делать. Информация есть в головах всех главных советников, но стражи защищают их. Кли, похоже, вычислила все это самостоятельно, а затем отбросила, как невероятное. Алтер, прислушивайся ко всему, что она говорит, не возникнет ли еще что-нибудь.
— Я думала, что уже отошла от интриг, — сказала Алтер, — но я буду прислушиваться. — Ее пальцы коснулись кожаного ремешка, на котором были нанизаны полированные ракушки.
— Тебе нравится, сынок? — Мистер Тритон подошел к белокурому мальчику в одежде лесного стража, который смотрел на блестящих акробатов, работающих на трапеции.
— Замечательно! — ответил Лит. — Я никогда не видел ничего подобного.
— Никогда? — Мистер Тритон оглядел фигуру мальчика. Судя по его росту, он явно не страж. — Ну, тогда для тебя это в самом деле зрелище.
— Наверно, это очень трудно делать, — сказал Лит.
— Конечно. Но знаешь, что самое трудное? Объединить всех этих людей с их индивидуальными номерами.
— Чем занимаетесь вы?
— Ну да. Я делал в этом цирке почти все, начиная от игры на этой окаянной калиопе и кончая дрессировкой акул. Но, как я уже сказал, самое трудное — заставить всех работать вместе. Надо выслушивать каждого и стараться, чтобы каждый был доволен.
— Как вы этого добиваетесь?
— Иногда обсуждаю, а иногда топаю ногой, если начинается свара. А когда сам неправ, сразу признаю и, по возможности, исправляю.
— А потом?
— А потом надеюсь, что все пройдет как надо и я сохраню свое шоу на следующий сезон.
Принц посмотрел на работающих артистов.
— Они прекрасны! Сила и изящество одновременно. Это стоит любых усилий.
— Да, — сказал мистер Тритон, складывая руки на животе. — Ты стал бы хорошим хозяином цирка, мальчик.
Кли решила еще раз обойти цирк, свой табор, прежде чем лечь спать. Она прошла мимо главного шатра и подходила к чудо-колесу, когда почувствовала чей-то взгляд. Она повернула голову и увидела гиганта со шрамами, который пришел с ее братом. Он издали смотрел на нее.
Он смотрит так, словно пытается читать в моем мозгу, подумала она, но отбросила эту мысль. Больше всего ее занимала теперь новая проблема. Это была прекрасная и глубокая теория поля. Она была куда точнее любой другой теории… вернее, будет, когда она завершит ее. Эта теория превзойдет ее предыдущую работу по случайным пространственным координатам — «Джентльмены, вполне вероятно, что с преобразованием существующей транзитной ленты мы сможем посылать от двухсот до трехсот фунтов материи в любое место земного шара с точностью до микрона».
Нет, не думать об этом. Выкинуть из головы. Я же так долго не думала об этом…
И она вспомнила спокойную улыбку, рыжие волосы, неожиданную усмешку и медвежий рев-смех. И остановилась в удивлении, потому что воспоминание было сейчас гораздо отчетливее, чем прежде, она прошептала: «Тумар», ожидая боли, но боли не было. За последние несколько месяцев рана зажила, но Тумар не ушел, он стал ей ближе, хотя бы потому, что она жила жизнью, которой он жил раньше, а не отступила в мир смерти, как ей думалось. Когда она остановилась, пораженная этим открытием, что-то стало пробиваться из глубин ее сознания на поверхность, вот-вот мысль обретет четкость и ясность…
Нет! Она одернула себя, усилием воли загнала мысль подальше. Нет! Нет! О, помогите мне! Нет!
И… И… мысль снова ушла в забвение.
Она прищурилась, снова посмотрела на Эркора, слегка кивнула головой и отвернулась.
Они встретились у черного чудо-колеса, поздняя луна серебрила волосы Алтер. Вместо глаз у обоих зияли глубокие впадины.
Джон улыбнулся.
— Как ты живешь теперь в нормальной жизни?
— Ты называешь цирк нормальной жизнью? — Она тоже улыбнулась. — Как дела с войной? Вы остановили ее?
— Мы сделали еще одну попытку. Изгнали Лорда Пламени из короля Оска.
— Что он сделал в этот раз?
— Мы еще не знаем. А вот Кли знает. Во всяком случае, так думает Эркор. Но это слишком глубоко в ее мозгу.
— Должно быть, он это и имел в виду, когда разговаривал со мной, — сказала Алтер. — Но откуда Кли может знать?
Он пожал плечами.
— Точно неизвестно, но, похоже, что у нее есть какая-то темная информация, совпадающая с той, что была в мозгу короля Оска, когда Лорд Пламени вышел из него.
— Понятно. Знаешь, странная вещь, мы с Тилом были единственными в Торомоне, кто знал кое-что о том, что вы в действительности делаете, а теперь он в армии, а я — в цирке. Он на войне, которую вы пытаетесь остановить, а я… Ну, я здесь. Надеюсь, он скоро вернется, так хотелось бы увидеть его снова. Джон, что с твоей свободой?
— Я не получу ее, пока не кончится война, и я не избавлюсь от Тройного Существа. По крайней мере, я так говорю себе. В тюрьме я научился ждать. А когда имеешь возможность свободно передвигаться, ждать несравненно легче. И я все еще учусь вещам, которые, я думаю, мне пригодятся, когда вся эта канитель закончится. Но иногда я завидую вам, юным. Надеюсь, вам обоим повезет.
— Спасибо, Джон.
В шесть тридцать утра цирковые повозки покатились к берегу и пристани, откуда красно-золотое цирковое судно повезет их обратно в Торон.
Глава 10
В это утро подъем прозвучал раньше. Тил проверил 606-Б перед тем, как его закатили в танк. Погода была теплой, стоял густой туман.
— Король умер!
— А?
— В Тороне во дворце умер король Оск. Сегодня утром пришло сообщение.
— Ты думаешь, убийство?
— Не знаю. Я же сам не видел сообщения.
Слух волной прокатился по лагерю. Хотя никто ничего толком не знал, все решили, что смерть короля как-то связана с их внезапным выступлением. Это было удобным объяснением, поскольку называлась хоть какая-то причина.
Тил вернулся со склада с мотком провода для 605-Б (хотя никто не приказывал, он по собственной инициативе проверил 605-й и обнаружил, что провод там почти сгорел) и увидел Илло, тащившего что-то на плече.
— Что это? — спросил он неандертальца.
— Указатель. Я спросил Курла, взять ли указатель с собой, он ответил: «Зачем?» и пошел прочь. Ну, а я принес.
— Хорошо сделал, — сказал Тил.
Вернувшись к 605-му, он поспорил с двумя парнями, которые хотели взять механизм, не дожидаясь, пока он сменит провод. Но затем один из них увидел хлопуна.
— А, ты, значит, тот самый парень, который, как говорят, приручил это существо?
И пока они разглядывали пернатое создание, Тил поставил провод на место, и парни покатили 605-й. Возвращаясь в барак, Тил прошел мимо Торна и Курла.
— Может, это сражение будет последним, — сказал Торн. — Так разговор о мире был?
— О победе или мире, — сказал Разведчик, — раз король умер.
Тил зашел в барак, взял рюкзак и снова зашагал по грязи.
Он слышал грохот танков, выстроившихся на другом конце лагеря. Согласно приказу, он должен был идти к танку номер 3. Он думал, как бы взять с собой хлопуна, когда его окликнул знакомый голос. Перед ним вырос Креветка. С ним был еще кто-то.
— Привет, Тил. Со мной Кудряш.
— А, привет, — сказал Тил, пожимая им руки.
— Слушай, Тил, — сказал Креветка, — у нас тут спор вышел с Кудряшом, ты не поможешь его разрешить?
— Конечно, — сказал Тил. — В чем дело?
— Какого цвета у тебя глаза?
Тил свел брови и неловко переступил с ноги на ногу.
— Зеленые. А что? — И тут же пожалел, что спросил.
— Можно посмотреть?
— Я… пожалуйста, смотрите.
Креветка подошел поближе, Кудряш смотрел через его плечо.
— Вот видишь, я же говорил! — воскликнул Креветка. — Зеленые, как и у меня. Потому что мы оба с побережья. Там почти у всех зеленые глаза.
— Я говорил не об этом, — сказал Кудряш. — Я говорил о том, что бывает в темноте, а не на свету. Ну-ка, встань в тень.
— Слушай, — сказал Тил, — мне нужно идти. Мой танк, наверное, уже готов к отправке.
— Тебе на какой?
— На третий.
— Прекрасно. Я его водитель. Пошли.
Тил пытался пробиться мыслью в пяти разных направлениях, но везде висел «кирпич», так что пришлось идти к длинному ряду танков.
— Вот мой беби, — сказал Креветка, похлопав рукой по металлическому корпусу.
— Лезьте внутрь, — сказал Кудряш, открывая дверцу. Гидравлический трап спустился в грязь. — Там я покажу, что я имел в виду.
Тил вошел в танк за Креветкой, за ним — Кудряш.
— Нет, не зажигайте, это главное!
В танк свет падал только через люк в дальнем конце. Тил встал у стены, Креветка и Кудряш вгляделись в его глаза. Сердце Тила сжалось.
— Все в порядке, — сказал Креветка. — Какой, по-твоему, у них цвет?
— Ничего не понимаю, — нахмурился Кудряш. — Там, на учебной базе, как только стемнеет, его глаза выглядели так, словно их вовсе нет.
— Но… у меня зеленые глаза, — сказал Тил, чувствуя, как в голове у него что-то повернулось, как будто это был дымчатый кристалл, набитый воспоминаниями, которых он не мог увидеть. — Глаза у меня зеленые.
— Конечно, зеленые, — подтвердил Креветка. — Каким еще быть глазам у рыбака и сына рыбака?
— Ну, садись, — сказал Кудряш и еще раз взглянул. — Правильно, зеленые. Наверное, я чокнулся.
Да, подумал Тил, глаза у меня зеленые, были такими и будут. И он удивился, с чего он так занервничал, когда ребята захотели посмотреть, какие у него глаза. Почему они должны стать другого цвета, недоумевал он. Почему?
— Король в самом деле умер?
— Да. Я слышал официальное сообщение. Это значит, что войне скоро конец, как ты думаешь?
— Кто знает. Говорят, должно быть большое сражение. Может, оно и решит дело.
— Надеюсь. Ох, я бы отдал передние зубы, чтобы вернуться в Торон и только посмотреть, что там делается.
— И мы тоже.
Танк месил грязь уже больше часа, когда слева донесся звук, как будто там размалывали камни. Парни переглянулись.
— Что это? — спросил кто-то водителя.
Креветка пожал плечами.
Тетроновый мотор жужжал под ногами. Тил откинул голову к стене. Вибрация почти усыпила его, когда хруст раздался снова. Тил открыл глаза и увидел через правое стекло вспышку света.
— Что там, черт побери? — взвыл кто-то. — На нас напали?
— Заткнись, — сказал Креветка.
Через инструктажный микрофон в углу прозвучали слова:
— Хладнокровие, бдительность, как вас учили. Водители следуют по графику. Остановка по приказу.
Тил старался унять биение пульса. Танк шел вперед.
Через полчаса кто-то сказал:
— Хорошенькое дело — воевать запертыми в проклятом ящике!
— Молчать! — сказал офицер.
Хлопун спокойно сидел под скамейкой. Тил нагнулся и дал ему кусочек угля. Перья хлопнули его по запястью.
Когда Тил посмотрел в овальное окно, было уже темно. А они все ехали.
— Всем водителям остановиться, — сказал микрофон.
Танк накренился. Тил нагнулся и взял комок перьев к себе на колени. Глаза хлопуна были плотно закрыты.
— Экипаж, на выход, — сказал микрофон.
Солдаты встали, потягиваясь. Дверь открылась, спустился трап, и Тил вслед за другими вылез. Здесь, можно сказать, все выглядело таким, каким было их прежнее место, только туман темнее и почва чуть тверже. И в это время раздался грохот. Все глаза повернулись влево: футах в пятидесяти поднялось белое пламя. Со всех сторон посыпались приказы:
— Четвертый — влево. Экипажу явиться с рапортом к майору Стентону. Экипаж третьего, за мной!
Тил почти бежал. К нему присоединились двое из другого отряда. Неожиданно их остановили и разделили: Тила погнали влево, а тех двоих — вправо.
Тил миновал танки, когда раздался второй удар, на этот раз далеко. Темно-синий вечер вспыхнул, а затем потемнел.
— Выгружайте мешки с камнями! — закричал кто-то.
Тил вовремя увернулся: тяжелый джутовый мешок ткнулся ему в плечо и чуть не сбил с ног. Тил подхватил его, обдирая ладони, передал вперед и повернулся за следующим. Так, по цепи, они передали много мешков. После этого трое солдат размотали колючую проволоку над мешками.
— Эй, вы! Помогите на том конце!
Тил и еще несколько человек побежали. В это время раздался грохот и вспышка. Тил закрыл глаза и наткнулся на кого-то. Тот поддержал его и сказал:
— Держись, Зеленоглазый.
Это оказался Кудряш.
Им было приказано класть новую секцию стены. Вскоре у Тила выработался ритм: крепко держись на ногах, хватай, раскачивай, бросай.
— Ложись! — раздался крик.
Тил почувствовал жар справа и упал в грязь. Когда жар прекратился, Кудряш схватил Тила за руку, и они побежали вдоль стены. Вдруг Кудряш потянул Тила в углубление стены. Хлопун устремился туда вслед за ними. Позади послышался жалобный вой танка с кашляющим, шипящим мотором, а затем настала тишина.
— Они снабжены 606-Б? — спросил Кудряш. — Я вроде бы слышал его жужжание. Это ведь твоя машина?
— Ага, — сказал Тил, — но сейчас я не отличу танк от электробритвы.
Новый удар заставил их присесть. Потом Кудряш поднял голову и огляделся.
— Похоже, обложили нас со всех сторон, — прошептал он.
— Похоже на то. На что ты смотришь? Ничего же не видно в тумане.
— Смотрю, нет ли кого поблизости. Слушай, я… я хочу объяснить тебе, мне, знаешь, как-то неловко, что я спорил насчет твоих глаз, вот я и подумал, что, может, рассказать тебе о себе. Это будет вроде как извинение.
— Давай, — удивленно сказал Тил.
Кудряш провел грязной рукой по лбу.
— Черт возьми, — сказал он, смущенно рассмеявшись, — в банде недов, с которыми я шлялся в Тороне, я встретился с одним парнем, его звали Вал Ноник; чудной такой парень, писал странные стихи. Больше всего я хотел бы показать это ему, потому что он написал бы об этом стихотворение, но его в армию не взяли: у него что-то со спиной. Вот я и подумал, а почему бы тебе не показать. — Он снова засмеялся и посмотрел на свои руки. — Ты никогда не видел никого, кто бы это делал?
— Что делал?
— Смотри на мои руки.
— Я не по…
— Мы, может, не уйдем отсюда живыми, так что смотри на мои руки.
Тил уставился на согнутые ладони солдата. Сначала они были синеватыми, затем покраснели, заискрились, над нами засиял огненный шар, отливающий то зеленым, то желтым.
— Смотри, — выдохнул Кудряш. — Видишь…
Шар вытянулся и принял форму девичьей фигурки. На концах крошечных рук зашевелились пальцы. Она стояла, покачиваясь, на его ладонях. По ее телу пробегали голубые, медные и золотые искры. Ветер (Тил чувствовал его затылком) играл ее сверкающими волосами. Она подняла руки и прошептала:
— Кудряш, я люблю тебя, я люблю тебя…
— Разве она не… прекрасна… — шепнул Кудряш, и его шепот прозвучал как гром после голоса крошечного гомункулуса. Кудряш глубоко вздохнул, и фигурка исчезла.
Когда Тил поднял глаза от грязных пальцев Кудряша, тот спросил:
— Когда-нибудь видел такое?
— Не-ет… Как ты это делаешь?
— Не знаю. Просто… делаю. Я видел ее во сне еще до армии и однажды подумал: а что, если я заставлю ее появиться наяву? И она появилась, как ты видел, на моих ладонях. Я никогда никому не показывал, но сейчас, когда все так повернулось, решил, что должен кому-то показать. Вот и все. — Он опять смутился.
Тил посмотрел на хлопуна: пастельные глаза зверька были открыты, и Тил подумал, что эти глаза тоже видели огненную девушку, такую живую, такую реальную…
Танк снова взвыл позади. Тил резко обернулся и увидел машину.
— Бежим отсюда! — крикнул он Кудряшу.
Кудряш двинулся вправо, а Тил отполз влево. Танк накренился и прошел в дюйме от них. Тил на миг увидел сквозь прорезь башни высокую желтоглазую фигуру Курла. Танк пошел напролом через каменную стену. Туман сомкнулся за ним и закружился в отверстии стены.
«Куда, к дьяволу, он прет?» — подумал Тил. Группа солдат бежала к ним. Тил снова побежал, и тут раздался новый взрыв, не так близко, чтобы ослепить, но и не так далеко, чтобы его не почувствовать. Тил остановился и в слепящем свете увидел Креветку, запутавшегося в колючей проволоке; вся левая сторона тела была сожжена, лишь по лицу его можно было узнать. Охваченный пламенем, он, видимо, растерялся и полез через стену, забыв о проволоке…
Свет померк, и Тил снова побежал. В темноте ничего нельзя было увидеть, но в его глазах стояли ошметки сгоревшей униформы… красные пятна крови… проволочное заграждение.
Во время затишья пошли первые разговоры.
— Ты слышал, что случилось с Разведчиком?
— Что?
— Он был в танке.
— Который спятил и пробил эту чертову блокаду?
— Да. Его нашли. Он прошел через нашу стену во вражеское гнездо и прямо размазал его по земле.
— Ну, и что дальше?
— Говорят, танк взорвался при ударе.
— Разведчик знал, что там гнездо. И что пошлют нас, если оно не будет обезврежено. Он спас всех нас.
— А где сейчас Курл?
— Ты что, маленький? Куски его танка разлетелись на пол мил и вокруг.
Тил прижался щекой к мокрому джутовому мешку и слушал в темноте разговор соседей. Пальцы его перебирали перья хлопуна. Он думал о Курле, Креветке. Почему…
Глава 11
— Мисс Решок! Где вы пропадали? — У подъезда стояла женщина с мусорным ведром. — Я так рада видеть вас! Не правда ли, как все это волнительно — коронация и все прочее? Ох, вы не представляете, через что я прошла! Я так расстроена, что просто не нахожу слов. Вы знаете, как я тревожусь за свою дочь Ренну.
— Извините, — сказала Кли, — я страшно тороплюсь…
— Что произошло? Я в самом деле сумела достать билет на бал грядущей победы, который давал Совет на прошлой неделе в память Его Величества. Это было как раз перед тем, как нашелся принц Лит. Конечно, пришлось немного приврать этой отвратительной бабе в комитете, но билет я получила, и сшили Ренне замечательное платье, белое с серебром. Любая девушка была бы счастлива получить такое платье. Великолепное! И что же? Можно было подумать, что она собирается на похороны, так она скривилась. Ренна рисует, но вдруг ее рисунки стали прямо ужасными: черепа на ветвях деревьев, мертвые птицы, какой-то совершенно омерзительный ребенок скорчился на песке, и его вот-вот смоет волной. Мне следовало сразу понять, что дело неладно. Она не говорила, что не хочет идти на бал, но и не интересовалась им. Пойди хоть ради своей матери, сказала я ей. Ты можешь там встретить герцога или барона, и кто знает… Ну, она решила, что это вздор, и засмеялась. Но все-таки в четыре часа утра она надела новое платье. Ох, она была такая красивая, мисс Решок, что я чуть не заплакала. А потом я и в самом деле плакала: она ушла и домой не вернулась. Вечером я получила письмо, что она вышла замуж за этого ужасного парня Вала Ноника, который пишет стихи и живет в Адском Котле. Представляете, его даже выгнали из университета! Ренна пригласила меня к ним в гости, но я, конечно, не пошла. Она писала, что хочет рассказать мне об этом бале, который, в сущности, был не так уж плох. Вы только подумайте: бал грядущей победы «не так уж плох»! Но разве это не ужасно? Кошмар!
— Извините, — сказала Кли, — у меня совсем нет времени. — Она вошла в подъезд и невольно замедлила шаг, в ее памяти завертелись два этих имени — Вал Ноник и Ренна. И она вспомнила! Вспомнила стихи и рисунок. Вспомнила без всяких усилий, потому что эти имена относились ко времени, когда она еще не сделала своих открытий.
Кли вошла в свою квартиру и остановилась. Ставни были закрыты. Как в погребе, подумала она. А я столько времени провела здесь. Акробатам тут не повернуться и слишком темно, не увидеть раскрашенное лицо клоуна и не слышно… калиопы.
Кли вернулась за своим блокнотом со странными формулами; она долгое время считала, что больше никогда на них не посмотрит. Но ведь мне казалось, что я вообще не захочу смотреть на что бы то ни было, подумала она. Она прошла к столу, думая об Алтер, мистере Тритоне и обо всем том красном и золотом, что составляло цирк. Открывая ящик, она положила другую руку на стол, и ее пальцы коснулись скомканной бумаги. Она нахмурилась, выпрямилась и расправила плакат. На зеленом поле золотом горели слова:
НАШ ВРАГ ЗА БАРЬЕРОМ!
Она со злостью разорвала плакат в клочья и бросила в корзину, взяла в ящике блокнот и вышла из квартиры.
На площадке что-то тяжело рухнуло на пол. Она побежала туда.
— Ох… ох… доброе утро, мисс Решок.
— Доктор Уинтл, сейчас три часа дня! — воскликнула Кли. — Не рановато ли для такого состояния?
Доктор поднес палец к губам:
— Тсс… Я не хочу, чтобы моя жена знала… Я праздновал.
— О, Господи, что вы праздновали?
— Коронацию, конечно. Что же еще? — Он пытался встать, и Кли подала ему руку. — Война кончится, и наши парни вернутся назад. — Он встал и прислонился к стене. — Новый король — новая эпоха, я бы сказал. Вы даже не представляете, как хороша была прошлая… Кто знает, куда я приду, на какие поднимусь высоты…
— О чем вы говорите?
— О своей медицинской практике. Я каждый день получаю новые рекомендации, каждый день.
— Вашему больному лучше?
— Э-э… которому?
— Ну, первому, для которого вам было так трудно достать лекарство.
— A-а, тот умер. Был небольшой скандальчик, меня обвинили в неправильном лечении или еще в чем-то таком. Но доказать не сумели. У меня есть знакомство в Совете, так что доказать и не могли бы…
— Думаю, теперь вы и сами дойдете до своей двери, доктор Уинтл.
— Да, да, спасибо вам.
Цирковой люд бродил по дворцовому саду, ожидая начала празднества.
— Доктор Кошер!
Кли повернулась и увидела Эркора.
— Да?
— Нам нужна ваша помощь.
— Что вы хотите?
— Некоторую информацию. — Он сделал паузу. — Не пройдетесь ли вы со мной?
Кли кивнула. Они пошли ко входу во дворец.
— Я не хотел бы вас пугать, но то, о чем я хочу говорить с вами, страшно! Вы поможете нам?
— Какую информацию вам нужно? Я не имею никакого представления, о чем вы говорите!
— Как раз вы-то имеете представление, — поправил ее Эркор. — Иначе почему вы бросили работу над правительственным проектом три года назад и выключили себя из мира?
— Потому что я была несчастна и смущена.
— Я знаю, почему вы были несчастны; а что вас смутило?
— Боюсь, что я не понимаю вас.
— Понимаете. У вас очень точный ум. Я спрашиваю вас еще раз: что вас смутило?
— Вы не ответили на мой вопрос. Зачем вам эта информация?
— Этой информацией владеют многие, в основном члены Совета и последний король Оск. Владеют ею также многие телепаты из лесного народа. Однако она очень хорошо защищена. Вы единственная, кто обладает этой информацией, но находится вне защиты.
— Вы ставите вопрос некорректно. Если вы хотите моей помощи, будьте честны со мной.
— Я сказал вам, что это будет страшно.
— Хорошо, я вас слушаю.
— Прежде всего, я могу читать в вашем мозгу. Среди лесного народа много телепатов, они поддерживают между собой связь. Эта своеобразная сеть охватывает весь Торомон. Я отключен от этой сети. Полагаю, потому, что я в некотором роде отступник, у меня другие интересы, а это не всем нравится. Эта информация, как я думаю, относится к войне, в ней, возможно, скрывается тайна ее окончания, победы или поражения. Первое, на что натыкаешься в большей части мозгов, это невероятно плотный слой вины. Пробиться сквозь него мне не под силу: он под защитой телепатической сети, о которой я говорил. Я пытался получить какое-то объяснение от своего народа в лесу, но, хотя мне не мешали в моих поисках, ключа к разгадке я не нашел. Вы единственный человек, у кого я могу взять эту информацию, поскольку она не защищена сетью. Эту информацию вы обнаружили сами, в то время как другие получили ее один от другого и имели с ней дело, можно сказать, на официальном уровне, и поэтому у вас чувство вины даже сильнее, однако то, чего я добиваюсь, пылает в подкорке вашего мозга. Ваша приятельница уверяет, что это болезненная фантазия, но она согласилась мне помочь, когда мы уговорили ее отнестись к этому, как к гипотезе.
Они шли по холлу.
— Если я не защищена, — сказала Кли, — почему вы до сих пор не извлекли это из моего мозга?
— Вы работаете над общей теорией поля и считаете, что находитесь на пороге великого открытия; я питаю большое уважение к вашим исследованиям, доктор Кошер. Если бы я стал копаться в вашем мозгу, это могло бы привести к страшному потрясению, отчего пострадали бы ваши теоретические способности. Вы должны сами выудить эту информацию с моей небольшой помощью.
— Гипотеза! — улыбнулась Кли. — Я не знаю, подтвердится она или нет, но я вхожу в игру.
— Прекрасно. Только не пугайтесь. С час назад вы разорвали кусок бумаги и со злостью выбросили его. Почему?
— Откуда вы… Я ничего не рвала. — Она была удивлена и растеряна. — Ах, вы имеете в виду… этот дурацкий военный плакат, я полагаю… (Почему я так расстроилась?)
— Почему вы так расстроились?
— Я не… я хочу сказать, я просто удивилась, откуда вы знаете, что я разорвала этот плакат. Я была в своей квартире, дверь была заперта…
— Вас расстроило не это. Зачем вы принесли плакат домой?
— Потому что… потому что мне не нравилась вся эта военная истерия с самого начала. Мне не нравилось, что наши люди умирают за барьером из-за… — Она замолчала.
— Без причины?
— Нет. Из-за моего открытия.
— Понятно. И поэтому вы бросили свою работу?
— Я… да. Я чувствовала себя ответственной…
— Тогда зачем вы принесли в свой дом этот плакат? Почему терпели его у себя все время и тогда только разорвали, когда решили оставить этот дом?
— Не знаю. Я была…
— Смущена, да. Что вас смутило?
— Я была смущена, потому что чувствовала свою вину. Я чувствовала себя ответственной за…
Откуда-то нахлынула злость. Какое у него право…
— …за войну? Но ваш враг за барьером, доктор Кошер. Вы хотите сказать, что вы лично ответственны за всю правительственную и экономическую неразбериху, вызвавшую войну? Вы должны знать, что здесь присутствует куда больше факторов, нежели одно ваше открытие.
— По личным причинам!
— Вы имеете в виду смерть вашего жениха, майора Тумара?
— Я имею его смерть на войне.
— Я не верю вам, — помолчав, сказал Эркор.
— Это ваше право.
— Сказать вам почему?
— Вряд ли я хочу это слышать.
— Когда погиб майор Тумар?
— Мне не хочется говорить об этом.
— Он погиб весной, три года назад, когда получил задание уничтожить реактор за Тилфаром. Вы сделали свое открытие об обратных субтригонометрических функциях и их применении в случайных пространственных координатах три месяца спустя после смерти майора Тумара. Он погиб не за барьером, а здесь, в Торомоне, находясь на военной службе. Какое отношение имело ваше открытие к его смерти?
— Но я работала по заказу правительства…
— Доктор Кошер, будь вы другим человеком, вы могли бы впасть в сентиментальность; но у вас крепкий, эластичный, в высшей степени логичный ум. Вы знаете, что не поэтому вы чувствуете себя виноватой…
— Тогда я не знаю, почему я чувствую себя виноватой!
— Ответьте: зачем вы принесли плакат домой, если вы не хотели воспоминаний о войне? И если вы были в ярости, если вы испытывали отвращение к «этой своей военной работе», зачем вы содрали с забора тщательно приклеенный плакат? Почему он лежал, пусть скомканный, полтора года у вас на столе? Не пытались ли вы себе напомнить о чем-то, что вы открыли, но во что не могли и не хотели верить? О чем-то таком, о чем, как вы сегодня подумали, вам больше не нужно напоминать; разорвать, выбросить в корзину, выкинуть из головы…
— Но ведь больше никакой войны не будет, — перебила она. — Теперь у нас новый король! Будет объявлен мир, все вернутся по домам и не будет никакой… — Она говорила быстро и громко. Они почти дошли до тронного зала. В холле не было ни души. Кли выглядела потрясенной. Что-то пробивало себе дорогу в ее мозгу, она сопротивлялась, выталкивала. Но вот давление ослабло, и четкое знание вырвалось из подкорки, нахлынуло, как прибой, взлетело на поверхность, как гейзер. Она прислонилась к стене и прошептала:
— Война…
Эркор сделал шаг ей навстречу. ЗНАНИЕ ударило в его мозг почти с той же силой. Он пытался ускользнуть.
— Но мы выиграем войну! Враг за барьером, мы можем… — Он растерянно оглядывался по сторонам.
— Какая война! — выкрикнула Кли. — Ох, вы не понимаете! КАКАЯ ВОЙНА!
Глава 12
Илло воткнул указатель в грязь. Кто-то спросил:
— Откуда ты знаешь, что он указывает правильно?
— А какая разница? — Илло пожал плечами.
Тил стоял рядом с Торном. Бараки по краям нового лагеря сквозь туман были едва видны.
— Хорошо снова быть в лагере, — сказал Торн.
— Угу. Вроде как снова стоишь на земле. Знаешь, я долго думал о Разведчике.
— Не ты один, — сказал Торн, показывая на группу солдат. — Что же ты думал?
— Почему…
— Я могу предположить шесть «почему». Которое из них твое?
— Почему он сделал то, что сделал? Почему он размазал танком вражеское гнездо ради нашего спасения?
— Может, он решил, что, если кто-нибудь этого не сделает, мы все погибнем в пламени?
— Может быть. Знаешь, я понял бы это лучше, если бы весь полк состоял из стражей. Но ведь это не так.
Торн засмеялся.
— Видишь ли, мы все принадлежим к одному биологическому типу, одной расе. Все гистосенсы. Так что чему здесь удивляться?
— А я удивляюсь, — сказал Тил. — Вы, стражи, живете совсем не так, как все остальные из Торомона. Однако сражаетесь здесь. И смотри, как неандертальцы быстро приспособились к военной жизни!
— А ты спрашивал кого-нибудь из них?
— Спрошу. Но все-таки я не понимаю, почему он это сделал.
Кто-то бежал сквозь туман, почти налетел на них, схватил Тила за плечи и закричал:
— Мир! Ты слышал? Короновали нового короля! Подписывается мир! Мы вернемся домой!
Он бежал от группы солдат, стоявших у дверей бараков. Тил и Торн переглянулись.
— Вернемся домой! — ухмыльнулся лесной страж, и они оба обернулись и посмотрели на указатель Курла.
Позднее их собрали и объявили:
— …входит в силу сегодня с шести часов вечера. А до тех пор мы еще в состоянии войны. Мы находимся вблизи вражеского лагеря, так что — за пределы базы не выходить! Враг может удвоить активность, и каждого, кто выйдет за границы лагеря, вправе обвинить в агрессивных действиях. Как только мирный договор будет подписан, мы начнем свертывать базу.
Люди зашептались, засмеялись, выскочили на поляну. Кто-то сорвал с себя рубашку и размахивал ею в воздухе, кто-то с истерическим смехом повалился на землю, другие бегали вокруг, смеялись, кричали. Тил увидел, что из барака выходит Лог.
— В чем дело? — спросил неандерталец. — Что происходит? Почему все кричат?
— Где ты был? — спросил Тил. — Разве ты не слышал объявления?
— Я… спал, — сказал Лог, протирая глаза.
— Мир! — вскричал возбужденный Тил. — Подписывается мир, Лог! Конец войне! Конец, амба, точка! Видишь, все празднуют и скачут от радости!
— Значит, скоро домой? Это очень хорошо, очень!
— Лог, что ты будешь делать, когда вернешься домой?
Лог пожал плечами, но потом новая идея осветила его широкое лицо и взорвалась словами:
— Знаю! Я буду учить.
— Учить своих людей в руинах?
— Точно. Здесь я научился куче вещей, которые и они должны знать. Курл еще раньше учил меня читать и писать.
— Разведчик? — с удивлением спросил Тил.
— Да. И я начал учить свою жену и дочку и других. Теперь, когда я вернусь, мы станем сажать кхарбу на расчищенных участках, а не собирать дикие плоды. Будем ухаживать за ней и получать много плодов. Я разговаривал с одним парнем-фермером, и он сказал мне, как это делать. Я узнал здесь кучу вещей. И если я научу других, всем будет лучше, верно?
— Конечно.
— Слушай, — спросил Лог, глядя на пернатого любимца Тила, шлепающего туда-сюда в нескольких футах от них, — тебе позволят взять его с собой?
— Не знаю.
— Ты думаешь, он будет счастлив в Торомоне? Там нет такой грязи.
— Это верно. Но я хотел бы все-таки взять его. Я его люблю.
Лог присел на корточки и щелкнул пальцами. Хлопун подошел и влез на его руку. Лог погладил перья и хихикнул:
— Лучше, если бы у тебя было два хлопуна. Одному ему будет одиноко.
— В любом случае он будет со мной, пока я здесь. Он простится со мной, когда я буду уходить.
— Как приятно вернуться домой, — сказал Лог. — Недалеко от места, где я жил, есть гора, а в долине озеро. Какие-то люди пришли туда и начали строить дома, дороги, причалы на озере.
— Неплохо, — сказал Тил.
— Озеро на заре очень красиво. Курл однажды водил меня туда. Странно он вел себя здесь, в армии.
— Слушай, Лог, ты не посмотришь за хлопуном? Я схожу проверю свои инструменты и посмотрю, все ли готово к отправке. Через полчаса я вернусь.
— Ладно, я послежу за ним.
— Спасибо, — сказал Тил и побежал к баракам.
Когда Тил входил в барак, он услышал голос:
— Эй, вернись!
И раздалось шлепанье по грязи крошечных ног хлопуна и сапог неандертальца.
«Это Лог, — подумал Тил. — Он гонится за моим… Черт возьми, я забыл сказать ему насчет границ!» И Тил побежал по грязи.
— Вернись, дурацкая обезьяна, вернись!
Он догнал Лога, ушедшего на сорок футов от границы лагеря, схватил его за плечо и повернул, Лог удивился.
— Он убежал, и я только…
— Мчись отсюда что есть мочи!
— Но ведь мир…
— Он входит в силу только в шесть часов, и враг удвоил бдительность. Поворачивай.
Они рысью побежали обратно. Панический страх за Лога прошел, и Тил с облегчением дружески поругивался в спину Логу.
— Я удивлялся, зачем Разведчик сломал себе шею ради нас. Может, теперь я понял бы, но черта лысого я бы так поступил. Давай двигай!
Лог прибавил ходу, а Тил, услышав позади хлопанье, остановился, присел и щелкнул пальцами.
— Ну, где ты там? Иди сюда, малыш, получишь хороший уголек, когда вернемся.
Лог, уже пересекший пограничную линию, обернулся:
— Ты, кажется, говорил, что надо бежать?
— Иди ко мне, — говорил Тил хлопуну, который открыл четыре пастельных полированных глаза и подмигнул Тилу. — Иди…
Это были последние слова, сказанные Тилом.
Лог отшатнулся от грохота и закрыл глаза перед столбом белого огня, поднявшегося там, где только что был Тил.
— Что там, черт побери? — закричали с другого конца поляны.
Торн подбежал и схватил Лога за плечо.
— Лог, что случилось?
— Не знаю… не знаю… — Глаза Лога все еще были закрыты, он качал из стороны в сторону своей большой головой.
— Черт бы вас взял! — закричал один из офицеров. — Ведь война еще не кончилась! Кто вышел за пределы лагеря? Кто?
У стены барака Кудряш поднял глаза от своих сложенных ладоней, на которых танцевала огненная женщина, и нахмурился.
Глава 13
— …ПРОВОЗГЛАШАЕМ тебя Королем Литом империи ТОРОМОН.
Джон, стоявший в первой нише чуть ниже возвышения с троном, следил за советниками, отходящими от светловолосого юноши, провозглашенного сейчас королем. Присутствовало не более шестидесяти человек: двенадцать советников, члены королевской семьи, несколько знатных или особо уважаемых особ. Джон получил приглашение как гость герцогини Петры. Был здесь и гротескно-импозантный Рольф Катэм, историк. Король обвел взглядом присутствующих и сел на трон. Раздались аплодисменты.
Человек в конце зала оглянулся через плечо на шум, более громкий, чем аплодисменты. Шум шел из коридора. Обернулся еще кто-то, а затем и все. Стража усилила внимание.
— Эркор, — шепнула Петра, но Джон уже пробирался к выходу. Герцогиня задержалась ровно на столько, чтобы привлечь внимание Катэма, а затем тоже последовала за Джоном.
Когда Джон вышел в коридор, там суетилась стража. Часовые держали Эркора. Кли прислонилась к стене. Эркор сказал громко, но спокойно:
— У нас все в порядке. Но мы должны поговорить с Ее Светлостью.
Часовые переглянулись, члены Совета смотрели с изумлением. Через минуту вышел король.
Частная встреча произошла по предложению Петры в зале Совета. Во главе стола сел король. По одну сторону расположились Джон, Петра, Эркор, Катэм и Кли, по другую — члены Совета.
— Итак, что вы хотите сказать?
Герцогиня кивнула Эркору, и тот встал перед советниками.
— Со мной сюда пришел человек, который хочет сказать вам о том, что вы все знаете, но не сознаете. О том, что вы все сознательно приняли такое решение проблемы, но приняли его, будучи уверенными, что забудете о нем. — Он повернулся к Кли: — Скажете ли вы Совету то, что готовы были сказать мне, доктор Кошер?
Кли встала. Лицо ее побледнело.
— Они не поверят! — сказала она. Затем голос ее окреп, и она обратилась непосредственно к Совету: — Вы не поверите, но тем не менее вам это в самом деле известно. — Она сделала паузу. — Я говорила со многими из вас три года назад, когда я сделала открытие, позволяющее вам посылать людей и технику для войны. Тогда вы отнеслись к этому скептически. И вообще вы не поверите; войны там нет.
Члены Совета хмуро переглядывались. Она повторила:
— Там нет войны, и вы это знаете.
— Но… — пролепетал один из советников, — тогда… я хочу сказать, где… все солдаты?
— Они в крошечных металлических камерах, поставленных друг на друга, как гробы, в районе Тилфара, куда новобранцы не допускаются.
— И что же они там делают? — спросил другой член Совета.
— Они грезят о войне, каждый отчаянно старается увидеть во сне то, что ему кажется реальным, что скрыто глубоко в его мозгу. Наркотики погрузили их в туманное состояние сильного внушения; три года непрерывной пропаганды подчинили их мозг идее войны; шесть недель беспрерывного обучения сломили психику даже самых здоровых, наложили последние штрихи на гипнотический сон, в котором присутствуют все ощущения реального мира — шуршит бумага, блестит на солнце вода, чавкает под ногами грязь, пахнет гниющей растительностью, липнет к телу мокрая одежда; пополнили мозаику мира тем, что любит, чего боится или о чем мечтает каждый в отдельности, и все это назвали войной. Компьютер с сортирующей программой забирает все сенсорные схемы из одного мозга, передает их в другой и координирует все эти сны…
— Ох, да разве это может быть…
— Это невероятно…
— Не верю…
Казалось, сомнение открыло шлюзы инстинкту самосохранения. Джон как бы приобрел еще одно чувство, резкое, как звук или свет.
Перед ним как бы вспыхнуло яркое зарево, которое поглотило его целиком. Одновременно у него было ощущение, что он слышит музыкальную фразу, начинающую симфонию, и он ждал, что сейчас эта симфония грянет. Кроме того, он ощущал круговерть морозного и знойного ветров. И при этом он продолжал чувствовать ребристую спинку своего стула, слышать шуршание мантий советников, видеть их расстроенные лица, их суженные глаза, их надутые губы.
— Зачем же стражи-телепаты защищали эту тайну в их мозгах?
Ответ пришел, как фейерверк, как музыка, как волны пульсирующей пены, — Эркор сказал:
— Потому что они не знали, что с этим делать: идея войны была внедрена в мозг прежнего короля, но семена ее были во всех головах Торомона. Единственный человек, противостоящий королю даже после того, как план вступил в силу, был первый министр Черджил, и его убили. Стражи чувствовали, что они не в состоянии ни помочь, ни воспрепятствовать вам в ваших планах, потому что они не понимали их. Правительство просило стражей стереть знания в мозгу тех, кто был причастен к организации войны, а поскольку война решала экономические проблемы, те согласились, собственно, они и не могли отказать.
Джон и Петра встали рядом с Эркором.
— Теперь наши усилия понятны, — сказал Джон.
— Мы хотели спасти страну, — сказала Петра.
— И спасти свободу каждого человека в ней, — сказал Джон. — Свободу от военного психоза!
— Что же мы должны сделать? — спросила коллективная телепатическая сеть стражей.
— Вы должны войти в каждый мозг в Тороне и освободить его от военного психоза, вы должны связать один мозг с другим, чтобы люди познали себя и друг друга, будь то в королевском дворце, в гробах-камерах Тилфара или в каменных руинах за ним. Сделайте это, и вы послужите племени обезьян, людей и стражей, которое называется человечеством.
— Некоторые, может быть, не готовы.
— Все равно, действуйте.
Пришла волна согласия.
И доктор в Медицинском центре уронил термометр на стол и, когда ртуть рассыпалась шариками по белому пластику, осознал, что его злость на старшую сестру, которая вечно ставила подставку не там, где надо, скрывала его знание о войне.
Вал Ноник, сидевший в баре Адского Котла, провел пальцами по мокрому краю стакана на грязной стойке и понял, что его огорчения по поводу изгнания из университета за «непристойное поведение» подбивают его на пристойную речь.
Советнику Рилуму вспомнилось событие тридцатилетней давности — пожар на швейной фабрике, где он был помощником управляющего, и он понял свою ярость, вызванную якобы слабыми действиями пожарной команды.
Советник Тилла сжала старыми пальцами складку своего платья, внезапно вспомнив катастрофу на острове Летос, где убили ее отца, которому она, еще девочка, помогала собирать коллекцию окаменелостей. Она поняла, что пережитый в детстве страх укрыл взрослое знание о войне.
Капитан Сартос стоял на мостике грузового судна и щурился от яркого света, когда вдруг вспомнил седого человека, который в офисе пароходной компании однажды поклялся: «Пока я жив, вы никогда не ступите на другой корабль!» И он понял свой страх перед этим давно умершим человеком.
Женщина по имени Марла нырнула с прибрежной скалы, схватила раковину и снова поплыла к поверхности. Через минуту она уже сидела на камне и вставляла нож между створками. Щелчок — и тело моллюска без жемчужины мокро заблестело в синем вечере. И она вспомнила другую, большую раковину, в которой лежал большой, молочного цвета шар; он тогда выпал из ее пальцев, прокатился по камню и с легким всплеском упал в зеленую воду, а у Марлы скрутило живот от злости на себя и разочарования.
Лесной страж остановился возле дерева, прижал ладонь к грубой коре и вспомнил, как семь лет назад его и еще двоих послали за девушкой, которую надо было отметить как телепатку. Девушка боролась с ними молча и с остервенением. На его лице появился еще один рубец, сделанный ее ногтями и приведший его в настоящую ярость.
Заключенная вышла из шахтного подъемника следом за надзирателем; он повернулся и пошел в заросли папоротника, и она вспомнила, как ее старший брат уходил от нее по темному коридору, а она скорчилась в углу и плакала. И сейчас она вдруг поняла эти слезы.
Советник Сорвин твердо прижал пятки к ножкам кресла в зале Совета, переводил взгляд с одного лица на другое и думал: «Какая суровость и непонимание на лицах! Таким был и дядя в тот день, когда он вызвал меня из моей комнаты и перед всей семьей обвинил в краже вина из кладовой; хотя я ничего подобного не совершал, я онемел от страха и был наказан; целую неделю вся семья вела себя так, словно меня не существовало, я даже ел в одиночку». И он понял, почему он тогда промолчал.
В другом конце Торомона офицер, набирающий рекрутов, вдруг поднял перо от бумаги, а сидящий напротив него молодой неандерталец, собиравшийся ставить свою подпись под заявлением, поднял голову; они посмотрели друг на друга, и каждый осознал, что такое эта война.
В дворцовом саду, в толпе клоунов и акробатов, на земле у мраморной урны сидела Алтер; она перебирала свое ожерелье и думала: «Ох, он пытался увидеть меня в этом ужасном сне, мечтал вернуться в реальность. Он не знал… он не знал…»
— Каким образом ты узнала? — спросил Джон.
Кли провела рукой по полированной столешнице и посмотрела на членов Совета.
— Я работала на компьютере. По рапортам я знала, что преобразование транзитной ленты не могло произойти так быстро. В расчеты вкралась мелкая типографская ошибка, и это делало весь проект неосуществимым, но никто этого не заметил, кроме меня. Я знала, каково экономическое положение в Торомоне, и знала, что связано оно с большими излишествами и малой эффективностью, что неизбежно вело к войне. На множество вопросов требовалось найти единственно возможный ответ. Было решено, что война станет таким ответом. Для этого она должна стать реальностью, не вызывающей сомнений. Правительство не учло одного обстоятельства: эта выдуманная реальность, эта тотальная фантазия должна была убедительно отвечать на возникающие вопросы, должна была не вступать в противоречие с элементарной логикой. Конечно, вопросы были почти исключены. Но только почти!
Рольф Катэм встал.
— У меня еще один вопрос, доктор Кошер: каким образом солдаты умирали?
— Вы знаете игру «слумат», которая с недавних пор стала так популярна? У компьютера есть селектор, работающий по тому же принципу, только с более широкой матрицей, и отбирающий по случайному выбору тех солдат, которые должны быть убиты. Когда выбор сделан, контрольный гипноз приводит человека в такую ситуацию, которая чревата смертью. Затем в камеру, где лежит солдат, пускают ток, тело сгорает, и камера готова для новой жертвы дурмана.
— Планирование тут не понадобилось, — продолжала Кли. — Проще всего дать людям затеряться в тумане собственной поврежденной психики, и они сотворят такого врага, какого не придумает ни один психиатр. Ужас уничтожал людей, они были не способны думать о законе, о любой другой грани существования; после шестинедельного обучения никакие вопросы не задавались.
Встал молодой король.
— Может быть, теперь наступит мир, — сказал он.
Позднее все потянулись на коронационный праздник. Джон повернул было к лестнице в сад, но кто-то тронул его за плечо. Это был Катэм.
— У меня еще несколько вопросов, но не для ушей Совета, — сказал историк. — Они касаются вашего Лорда Пламени.
— Нашей болезненной фантазии?
— Если угодно. — Половина его лица выдала три четверти улыбки.
— Почему бы вам не поставить это в ряд тех элементов реальности, которые требуют доказательств своего существования?
— Я так и сделал. Я хочу узнать вот что: думаете ли вы, что Лорд Пламени внедрил в мозг короля Оска эту чудовищную идею войны без врага?
— Видимо, не саму идею, — ответил Джон, — а способ превращения этой идеи в реальность.
Катэм кивнул и пошел дальше, а Джон спустился в сад. Цирковые артисты длинной вереницей шли к дверям дворцового зала; в конце ее Джон увидел сестру, спокойно обнявшую за плечи Алтер. Он подумал: чему я научился. Поднадзорный и пленник, я жду свободы... Но зато я знаю теперь, откуда она придет. Я жил под наблюдениями и теперь вижу, что они со мной сделали.
Сад опустел. Джон стоял в темноте, внимательный актер и наблюдатель в матрице материи действия.
А далеко-далеко от Земли Тройной Мозг наблюдал, думал и готовился к войне.
