Башни Торона
Книга вторая
Глава 1
На небольшой карточке было напечатано изящными, склонившимися, как танцоры, буквами:
Ее светлость герцогиню Петру просят посетить бал на рассвете, который дает Его Королевское Величество Король Оск в честь патриотических усилий Аквариумов Тилдона «Наш враг за барьером!»
В этом приглашении бросались в глаза две вещи: первая — слова «Аквариумы Тилдона» были напечатаны криво и другим шрифтом, вторая — в нижнем правом углу была продернута десятидюймовая проволочная спираль.
Герцогиня вытащила спираль, заправила ее в аппарат. Цветные пятна на экране превратились в нездоровое лицо русоволосого молодого человека.
«Привет, дорогая кузина, — говорил он с томным высокомерием. — Как видите, я присовокупляю к приглашению личную просьбу: приезжайте с вашего маленького острова на мой большой. Вы всегда были моей любимой кузиной, и жизнь стала страшно скучной с тех пор, как вы отправились, как бы это выразиться, в затворничество. Прошу вас, дражайшая Петра, прибыть на бал и отпраздновать нашу грядущую победу. Многое произошло… Многое произошло… многое произошло…»
Герцогиня с гадливостью фыркнула, нажала кнопку, и лицо растаяло.
— Заело спираль, — сказала она. — Тилдон — дочерняя компания вашего отца, Джон?
— Нет, одна из немногих самостоятельных.
— Интересно, много ли Тилдон дал королю. Мой бедняга кузен уверен, что может заплатить за средства, нужные ему для войны, балами во дворце.
— Королевское покровительство все еще сохраняет свою магию, Петра. Ваша семья владела Торомоном не одно столетие, а прапрадеды мои и Тилдона были фермерами, они вручную обрабатывали землю на материке и вытаскивали рыбу через борт весельной лодки. Когда Совет решил, что эти земли надо взять, он знал, что делал.
Петра провела пальцами по перламутровой инкрустации стола.
— Это просто несравнимые страны! На материке народ все еще напоминает пещерных жителей, а у нас самолеты и такие ученые, как ваша сестра. — Она покачала головой. — Неужели люди вроде вашего отца, Тилдона и других не понимают, что реальная власть у них? У меня достаточно средств, чтобы роскошно жить на этом острове, но на военные нужды я могу внести лишь символический вклад по сравнению с возможностями индустриальных магнатов… даже если бы и хотела поддержать войну.
Джон улыбнулся:
— Однако, давая, они хотят, чтобы герцоги и бароны им за это кланялись, не говоря уже о короле.
Герцогиня снова посмотрела на приглашение, и лицо ее исказила брезгливая гримаса.
— Он печатает их тысячами и потом вписывает имена денежных мешков на оставленную строчку. Боюсь, ничто меня так не раздражает, как вульгарность.
— Но ваша семья — образец хорошего вкуса, Петра. Нашего брата учили этому всю жизнь. — В его голосе прозвучала чуть заметная насмешка.
— Да, — согласилась она и отложила карточку. — Нас учили тому же. Но должны же существовать какие-то образцы, даже несмотря на войну.
— Ну да. Они и прощупываются, Петра. Мой отец и другие начинают проверять, много ли у них силы. Война-то, в конце концов, выгодна им. Пока их продукция пользуется спросом, пока недовольных жизнью торомонцев забирает война, каждая королевская ветвь счастлива и на своем месте. Если война прекратится, вся королевская семья потерпит крах.
— Раз они настолько слепы, что ищут королевских милостей, они не готовы управлять таким сложным организмом, как Торомон. Вот почему я отправила принца Лита на материк. Мне хотелось развить в нем чувство ответственности за эту страну, способность смело взять в свои руки бразды правления, когда разгул низменных страстей и интриг окончательно заведут нас в тупик.
Джон отозвался уже без всякой иронии:
— При поддержке Совета и правительства король еще может скрывать пределы своего могущества. А пока они скрыты, судить о них нельзя. Безумен Оск или очень-очень умен?
— Он мой кузен. Вы с ним были школьными товарищами. Как считаете вы?
— В этой войне задействованы великие тайны. Но величие тайны, собственно, заложено в основание могущества королевства с самого начала его существования, когда оно поставило себя во главе этого беспокойного уголка планеты.
Герцогиня кивнула.
— Мои далекие предки на своих кораблях грабили побережье, грабили соседние острова, используя жалкие остатки технологии, уцелевшие от Великого Пожара. Радиация и горячие течения остановили их продвижение в глубь материка, и тогда они решили, что организованное государство эффективнее пиратства. Было множество вариантов, как использовать земли Торомона. Люди научились не истощать то, что лежало в этих границах, и тем удовольствовались. Началась линия королей и королев. Теперь власть вот-вот сменится; но и новая должна научиться тому же.
— Тем не менее, Петра, люди вроде Тилдона и моего отца готовы платить непомерную цену за ваше одобрение. Может быть, они подозревают, что вы знаете… — Джон взял карточку. — А может быть, потому, что они просто суетны и невежественны. Для моего отца было величайшим позором, что я оскорбил короля и пошел за это в каторжные рудники. А величайшим триумфом был день, когда сам король оказал честь моей сестре и присутствовал на балу по случаю ее возвращения из университета. До тех пор, пока это составляет предел его мечтаний, король может получать деньги на свою войну и вписывать его имя в пустую строку на приглашениях.
— Хотела бы я позволить себе такую интеллектульную неловкость! Вы называете свое истерическое убийство оскорблением — и только!
Джон стиснул зубы.
— Вы не разговаривали, — продолжала она, — со своим отцом после «оскорбления», откуда же вы знаете, что он чувствовал? И с какой легкостью называете его жертвой мелкой суетности! А ведь он проявил недюжинные способности, которые позволили ему сколотить огромное состояние, пусть и беспринципной экономической эксплуатацией. Нет, если решать проблему таким образом, то остается слишком много вопросов.
— Петра!
Герцогиня удивленно вскинула глаза, провела рукой по медным волосам, горящим, как морские змеи, за ее спиной.
— Прости, Джон. — Она взяла его за руку. — Мы все слишком долго были здесь вместе. Но когда я вижу, как моя семья, мой народ ставят себя в глупое положение, мне больно. Порядочность, как барометр, показывает нравственное здоровье человека и общества. Не знаю, может быть, я чрезмерно высоко ставлю некоторые черты аристократии, усвоенные с рождения. В юности я отвернулась от аристократии, а теперь снова возвращаюсь к ее канонам. Думаю, мы, Джон Кошер, примем это приглашение.
— Понятно. С Эркором, конечно?
— Да. Мы снова понадобимся все трое. Вы ведь тоже контактировали через них… с Лордом Пламени?
— Да.
Они обернулись на звук позади.
Двери в виде двустворчатой раковины разошлись. На пороге стоял гигант семи с лишним футов. На левой стороне его лица и шеи проходили три параллельных шрама.
— Когда едем? — спросил Эркор. Тройным рубцом отмечались телепаты, часто встречавшиеся среди высоких жителей материкового леса.
— Сегодня вечером, — ответила Петра.
— Вы хотите взять Тила и Алтер, — сказал Эркор, скорее не спрашивая, а утверждая.
Джон нахмурился.
— Да, Петра?
— Мы нанесем визит моему кузену-королю все, — сказала Петра. — Мы получили известие: Лорд Пламени снова где-то на Земле.
— Мы же прогнали его три года назад, — сказал Джон.
— Придется сделать это еще раз.
Желто-розовые облака тянулись по небу, как пряди волос по воде. Красные отблески играли на полированной меди поручней яхты. Вода билась о борт судна.
— Все здесь, — доложил герцогине Джон.
— Тогда в путь.
Она отдала команду. Яхта нырнула в ночь.
Тьма омыла небо, высыпали звезды. Джон и Петра задержались на палубе.
— Война где-то там. В каком направлении? — спросила Петра.
— Кто знает? — Джон оглядел горизонт. — Где-то за радиационным барьером.
— Торон впереди! — крикнули с мостика.
Они посмотрели поверх носа яхты в сторону Торона.
Вообразите руку в черной перчатке, расшитой по швам мириадами бриллиантов, аметистов, бирюзы, рубинов. Теперь представьте, что эта сверкающая рука медленно поднимается над полуночным горизонтом, и в каждом камне горит свой внутренний огонь. Так поднимается в море остров Торон.
Окна большого бального зала в королевском дворце Торона шли двумя ярусами и имели форму гробов. Когда стекла осветились, музыканты выдули из морских раковин мелодию ветра, и в эти морские аккорды вплелся голос. Изумрудные и коралловые украшения сверкали на плечах женщин, пурпурные и малиновые — на сюртуках мужчин.
Сквозь широкие окна виднелась темная транзитная лента, выползающая из башни-лаборатории и петляющая среди башен города; затем она парила над морем, над бухтой, над пышными пальмами и потомками тех дубов, что росли на земле пятьсот лет назад, над каторжными рудниками, где заключенные добывали тетрон, над равнинами, где всего три года назад стала робко пробиваться растительность, и, наконец, вливалась в материковый город Тилфар. Три года назад он был превращен в сильнейшую военную базу, какую когда-либо знала земля, по крайней мере, так хвастливо утверждали генералы.
— Утренний бал! — воскликнула девушка в платье рубинового шелка. На плече ее красовался медный омар, изогнутый хвост которого спускался на правую грудь. — Вы не находите, что это потрясающая идея — бал на рассвете? — обратилась она к даме в годах, стоявшей рядом с ней. На голове ее был серебряный парик с продернутой в него ниткой жемчуга. Дама поджала тонкие губы и тихо сказала:
— Смешно! Я помню времена, когда балы прежде всего говорили о вкусе и происхождении. — Мимо прошел слуга, предлагая закуски. — Вы посмотрите! — воскликнула она. — Вы только посмотрите! — На круглых тостах лежали ломтики филе. — Рыба из аквариумов! Рыба из аквариумов служит интересам государства! А я помню время, когда рыба ничему не служила, а ее просто привозили с материка. Выращивать рыбу в аквариуме! Ну и идея! Куда катится мир?
— А я не вижу никакой разницы между той и другой рыбой, — ответила девушка, вгрызаясь в паштет из икры с зеленым луком.
Женщина в серебряном парике хмыкнула. Джон Кошер отошел и зашагал через зал по белому полированному камню, отражающему сказочные наряды. В одном конце зала одиноко стояли двое закутанных в меха лесных стражей, гигантов из громадного леса на материке. В нескольких шагах от них жались к стене три приземистых посланника от неандертальских племен. Они носили кожаные юбки и бронзовые браслеты на запястьях. В другом конце зала гости толпились вокруг почетных представителей аквариумов Тилдона. Да, три года назад было бы все по-другому. Сейчас…
Раздался визг. Джон обернулся. Визг повторился. Все головы повернулись туда. Гости двинулись вперед, напирая друг на друга, а затем вдруг все подались назад. Джона толкнули, кто-то заехал локтем ему в грудь. Люди кричали и пятились от того, что происходило на полу зала.
Что-то внутри Джона, всегда заставлявшее его идти наперекор толпе, толкнуло его вперед, и он внезапно оказался перед пустым пространством. Старик в ярко-красном костюме, шатаясь, шел, прижимая руки к глазам. За ним тянулась алая накидка. Что-то липкое и красное пузырилось между его пальцами, капало на манжеты, оставляя на них темные пятна. Он снова завизжал, и визг его перешел в какое-то бульканье.
Старик упал на одно колено, а когда встал, на полу было пятно, а штанина на колене стала темно-коричневой.
От толпы отделилась фигура, вся в белом, тонкая, светловолосая. Джон узнал короля. Алая фигура склонилась к ногам его величества и упала. Скрюченные руки открыли лицо.
Люди снова закричали, и даже у Джона перехватило дыхание от ужаса.
Кровь лилась из манжет и штанин. Красное желе сползло с того, что было лицом. Грудь ввалилась, красная одежда обвисла, словно под ней были только кости. Одна рука, лежавшая на залитой кровью накидке, чуть приподнялась, но снова упала и распалась на части. Череп скатился с шеи и тоже рассыпался.
Сквозь толпу Джон увидел герцогиню, идущую к одной из дверей. Он тут же повернулся и через три минуты был у двери, где его ждала герцогиня. Она схватила его за руку.
— Джон, — прошептала она, — вы знаете, кто это был? Знаете?
— Я знаю, как это было сделано, — ответил он, — но не знаю, кто это был.
— Это был первый министр Черджил, глава Совета. Теперь скажите, что произошло.
— Когда я был в рудниках, один из не очень близких моих друзей был опытным токсикологом и иной раз проговаривался. Это — теренид. Его фермент действует как клеточный транквилизатор.
— Вы хотите сказать, что клетки становятся настолько спокойными, что уже не могут держаться друг за друга?
— Что-то вроде этого. Результат мы видели.
Прекратившаяся было музыка снова зазвучала, но мелодию неожиданно перекрыл голос из громкоговорителя:
— Леди и джентльмены, мне очень жаль, что я вынужден прервать мой утренний бал. Страшно жаль. Однако я прошу вас всех разойтись по домам. Сейчас оркестр сыграет нам Победный Гимн Торомона.
Мелодия резко оборвалась, а затем сменилась стремительно нарастающей бравурной темой Победного Гимна.
— Поднимемся ко мне, — шепнула герцогиня Джону. — Я еще раньше хотела показать вам кое-что. Сейчас это уже необходимо.
Рассвет пятнами пробивался сквозь стекла гробоподобных окон, скользя поверх голов торопливо расходящихся гостей, но обошел красный кошмар, высыхающий на полу танцевального зала. Джон и Петра поспешили уйти.
У герцогини Петры были свои апартаменты во дворце. Через несколько минут она ввела Джона через тройные двери в мягко освещенную комнату, застеленную пурпурным ковром.
— Джон, — сказала она, едва они вошли, — это Рольф Катэм. Рольф, это Джон Кошер, о котором я вам рассказывала.
Джон остановился в дверях, глядя на человека в кресле. Он даже протер глаза, но то, что он видел, не исчезало. Половина лица Катэма была прозрачной. Часть черепа была заключена в пластик. Сквозь него было видно, как кровь течет по искусственным капиллярам; в пластиковую челюсть были вставлены металлические зубы, а над углублением, где раньше был глаз, нависали призрачно-серые извилины мозга, чуть прикрытые сетью сосудов.
Опомнившись от первого изумления, Джон сказал:
— Катэм. «Новый взгляд на историю Торомона» Катэма. — Он ухватился за знакомое название и попытался с его помощью обратить дело в шутку, скрыв свое удивление. — Мы изучали вашу книгу в школе.
Три четверти рта Катэма, которые были живой плотью, улыбнулись.
— А ваша фамилия Кошер? Есть какая-нибудь связь между вами и аквариумами или гидропоникой Кошера? Или с доктором Кошер, которая открыла обратные субтригонометрические функции и применила их в случайной системе пространственных координат, что и стало в немалой степени технологической основой нынешних конфликтов в Торомоне?
— Кошер аквариумов и гидропоники — мой отец. Доктор Кошер — моя сестра.
Одна подвижная бровь Катэма поднялась.
— Профессор Катэм, — сказала герцогиня, — мы собираемся сегодня обменяться мыслями по истории Торомона. Одну минутку. Эркор!
В наступившем молчании профессор Катэм заметил, как пристально смотрит Джон на его необыкновенное лицо, и снова улыбнулся тремя четвертями рта.
— Когда я встречаюсь с кем-нибудь впервые, я обычно сразу же объясняю, что пятнадцать лет назад пострадал при взрыве в Островном университете. Я один из наиболее удачных, хотя и несколько странных экспериментов Медицинского центра.
— Я и предполагал что-то в этом роде, — сказал Джон. — В тюремных рудниках, где я был, произошел однажды несчастный случай, и моему дружку снесло половину головы. Но Медицинский центр был далеко, а местная медицина всегда была беспомощна. Он умер.
— Понятно, — сказал Катэм. — Это, вероятно, была катастрофа семьдесят девятого года. После этого изменилось что-нибудь в технике безопасности?
— Нет. По крайней мере, пока я там был. Я попал в тюрьму восемнадцати лет, тетроновый взрыв произошел в первый год. Так за пять лет не сменили даже режущие механизмы, вызвавшие беду.
Открылась боковая дверь, и вошел Эркор. При виде тройного шрама на лице гиганта историк снова поднял бровь.
— С каких пор вы держите у себя на службе телепата, Ваша Светлость?
— Эркор не состоит у меня на службе, и мы не состоим у него. Профессор, очень важное дело: двадцать минут назад убит первый министр Черджил. Я хотела бы, чтобы вы повторили то, что рассказывали мне.
— Черджил…? — удивился историк. Бровь его опустилась и сошлась с другой. — Убит? Ну, это либо дело рук недов, либо сам Совет пожелал убрать его с дороги.
— Прошу вас, профессор, — сказала герцогиня, — повторите свой рассказ. А мы добавим, что сможем.
— Хорошо, я повторю. Когда Ее Светлость впервые посетила меня в университете, она… ну, выведала у меня кое-какую информацию. — Он поочередно обвел глазами Джона, Петру и Эркора. — Торомон, возможно, самая странная империя в истории Земли. Вы прожили в ней всю жизнь, и ее уникальность не бросается вам в глаза. Но тому, кто изучал развитие мира до Великого Пожара пятьсот лет назад, ее уникальность очевидна. Империя Торомон состоит из острова Торон, горсти разбросанных вокруг него островов и примерно полутора тысяч квадратных миль материка, к которым тяготеют острова: это прибрежная полоса, луга, леса, за ними необитаемые скалы, расположенные полумесяцем и отрезающие эти пятнадцать сотен квадратных миль от остального континента, до сих пор радиоактивного. После Великого Пожара область, которую я обозначил, была полностью изолирована от мира радиоактивной землей и радиоактивными течениями в море. До недавнего времени мы и не думали, что на отрезанной части земли что-то осталось. У нас сохранилось несколько хороших технических библиотек, и некоторые из наших предков, к счастью, были людьми культурными и широко образованными, так что мы имеем прекрасную картину мира, каким он был до Великого Пожара. И хотя здесь сначала наблюдался экономический и социальный спад, равновесие в конце концов восстановилось, технология снова стала развиваться и за сравнительно короткое время достигла уровня, который был до Великого Пожара, а во многих областях даже и превзошла его. Довольно рано мы открыли тетрон как источник энергии, который нашим предкам, кажется, был совершенно незнаком, если судить по сохранившейся литературе. Так что же уникального в истории Торомона? Мы не знаем ни одной империи до Великого Пожара, прожившей более ста лет и в полной изоляции после какой-либо катастрофы. Мы также не знаем никакой империи, страны, даже племени, которые, оставшись в изоляции, сразу бы стали снова развиваться.
Да, благодаря странному стечению обстоятельств — уцелевшим библиотекам, интеллектуальному потенциалу наших предков, географическому разнообразию нашей страны, способствовавшему взаимному обмену сельской и городской культур, Торомон просуществовал полтысячи лет в изоляции и при этом ухитрился обеспечить дальнейшее развитие технологии. Детали этого процесса потрясающе интересны, и я посвятил большую часть своей жизни их изучению, но сейчас я хочу сказать не об этом.
Нынешняя ситуация напоминает термическую реакцию внутри закупоренной бутылки. Рано или поздно бутылка должна была взорваться. И чем дольше она была закупоренной, тем дальше разлетятся осколки. И вот взрыв произошел. Шестьдесят пять лет назад торомонские ученые провели первые эксперименты в передаче материи. Была построена транзитная лента между Тилфаром, единственным нашим городом на материке, и Тороном, нашим островным капитолием. Затем Тилфар был отрезан увеличивавшимся радиационным барьером, словно территорию Торомонской империи нарочно уменьшили, чтобы ускорить взрыв. Три года назад мы склонялись к мысли, что группа лесных жителей, возможно, контролируемых врагом, искусственно усилила радиацию, воспользовавшись каким-то оборудованием в самом Тилфаре. — Катэм повернулся к Джону: — Три года назад ваша сестра, доктор Кошер, открыла обратные субтригонометрические функции и их применение. Через шесть месяцев старая транзитная лента превратилась в антенну, способную передавать энергию куда угодно, и Тилфар, снова обитаемый, стал военной базой для отправки тысяч людей в любую точку планеты. Но война продолжается. Почему война? Почему не мир? Торомон слишком долго жил в мире. Вот и все, что я знаю.
— Я думала, вы упомянете еще один, как я понимаю, очевидный фактор сегодняшней ситуации, — сказала герцогиня. — Доктор Катэм, вы помните инцидент, который привел к войне три года назад?
— Да. Младший брат короля, принц Лит, был похищен. Это, вероятно, сделала какая-то группа из первых недовольных. Неды никогда не были так сильны, как сейчас. Они и раздувают смуту. Кое-кто думает, что они связаны с врагом. И никто, как я слышал, не ходит через Адский Котел после наступления темноты.
— Котел никогда не принадлежал к благополучным городским районам, — сказала Петра. — Ну, профессор Катэм, теперь я расскажу свою версию истории Торомона. Она гораздо короче вашей и куда более невероятна. Но она реальна. Торомон получил доступ к передаче материи по широкой шкале три года назад. Но по крайней мере две другие расы в нашей галактике пользовались ею миллионы лет, в частности, для межзвездных путешествий. Эти расы состояли не из индивидуумов, а являлись коллективным разумом. Их метод межзвездных путешествий скорее психический, чем физический. Одна раса, похоже, занимается аморальным экспериментом, другая, более древняя раса, благожелательна и представляет собой три центра разума, которые, кажется, контролируют и уравновешивают друг друга. Мы зовем их Тройным Существом.
Вы говорили об уникальном сочетании изолированности и развития Торомона. Экспериментатор, которого мы называем Лордом Пламени, тоже знал об уникальности Торомона и начал извне воздействовать на него, чтобы продлить его изолированность как можно дольше. Вы хотели знать, кто научил мятежников запустить реакторы, кто сделал их невосприимчивыми к радиации? Лорд Пламени.
Три года назад я, Джон и Эркор находились в контакте с Тройным Существом. С их помощью мы уничтожили агентов Лорда Пламени, но сделали это слишком поздно, чтобы предотвратить главный взрыв. Сейчас Лорд Пламени вернулся снова. Что будет результатом его пришествия на этот раз, мы не знаем. Похищение принца Лита дело наших рук. Последние три года он жил на материке у лесных стражей и был в полной безопасности. Мы надеемся, что в конце концов эта безумная война закончится, и тогда принц Лит вернется и, может быть, спасет то, что останется от Торомона… если что-нибудь останется. Пока он находился во дворце рядом с матерью и братом, его жизнь и рассудок были в опасности. Вот и все, что нам удалось сделать.
— Так. И вы можете доказать все это? И вообще, зачем вы мне рассказали об этом?
— Потому что нам нужен человек с широкими историческими познаниями, мы нуждаемся в его советах. Тройное Существо будет по-прежнему помогать нам, но так, чтобы не нанести вреда нашей культуре. Первый совет, который нам нужен, — это что делать с двумя молодыми людьми, которые участвовали в первой нашей операции. Юноша Тил бежал из маленькой рыбачьей деревушки на материке в Торон. Девушка — акробатка. Они очень помогли нам тогда, но теперь в них нет нужды, да и стыдно держать их так долго вне общества. Однако у них громадная информация, которая может стать опасной, прежде всего для них самих. Есть и еще одна проблема. — Она повернулась к Эркору: — Приведи их, пожалуйста, сюда.
Эркор вышел и вернулся с юношей лет семнадцати с темной кожей и глазами цвета моря. За ним шла девушка примерно на год старше и на дюйм выше. Она была такая же загорелая, как и юноша, но волосы ее походили на отбеленный шелк. Обоих, конечно, поразил вид Катэма, но они промолчали.
— Проблема вот в чем, — сказала герцогиня и нажала кнопку на подлокотнике кресла. Освещение комнаты померкло.
Рольф Катэм дернулся в кресле; он сидел в комнате… с пятью пустыми, но одушевленными костюмами; женское платье сидело в кресле герцогини, два мужских костюма стояли рядом с ним, а скудная одежда двух младших парила в дверях. Но, хотя свет был тусклым, все-таки было хорошо видно, что тела, одетые ранее в эту одежду, исчезли.
Голос герцогини продолжал:
— Начиная с того времени, как мы включились в эту борьбу, Тройное Существо сделало нас невосприимчивыми к радиации, перестроив нашу кристаллизационную матрицу. Побочный эффект этого выразился в том, что коэффициент рефракции наших тел сделал нырок носом, то есть при слабом освещении мы исчезаем… — Свет зажегся в полную силу, и все пятеро снова оказались на своих прежних местах. — Теперь вы видите, в чем состоит проблема. Кстати, эта демонстрация — наше единственное неопровержимое доказательство.
— Я поражен, — сказал Катэм, — и с трудом верю вам, поскольку все это может быть и розыгрышем. Но я готов принять это как теоретическую проблему. Вы хотите знать, что делать с ребятами? Спрысните их пигментирующей жизненной пеной, которую Медицинский центр разработал для меня, однако я не настолько суетен, чтобы воспользоваться ею. Верните их миру, и пусть они занимаются своими делами. А вы трое — сконцентрируйтесь на Лорде Пламени. — Катэм встал. — Вы можете снова встретиться со мной в университете. Должен сказать, что все это очень любопытно, но всерьез я не допускаю, что тут нечто большее, чем психологическая фантазия. — Он улыбнулся своей трехчетвертной улыбкой. — А это, Ваша Светлость, вам не к лицу, тем более при вашем необыкновенно живом воображении.
Но я готов давать вам советы, насколько это будет в моих силах. Пока я здесь, подумайте вот над чем. Вы сказали, что похищение принца Лита организовали вы. Правительство в конце концов решило, что это сделали неды. Скорее всего, они замешаны и в смерти Черджила… если он умер. Вы с вашими фантазиями, возможно, считаете себя виновными и в этом? — Катэм открыл дверь, кажется, удивился, что она не заперта, и вышел.
Эркор, Джон и герцогиня переглянулись.
— Итак, — сказал Эркор, — он согласился давать нам советы, но он нам не верит.
— Это лучше, чем ничего, — сказал Джон.
— Эркор, узнай, есть ли жизненная пена, и достань немного как можно скорее, — сказала герцогиня.
Глава 2
Пятнадцать медяков по сотой части деньги были разложены квадратом без одного угла на перевернутом картонном ящике. Волосатый кулак ударил по ящику, монеты подпрыгнули, и три человека, стоявшие вокруг на коленях, повалились назад.
— В чем дело? — спросил один, с курчавыми черными волосами.
— Эй! Смотрите на меня! — Ухмылка прорезала широкое лицо нарушившего игру. Приземистый, с бочкообразной грудью, без шеи, с волосами и бровями цвета нечесаной пеньки, он откинул голову и захохотал, повторяя: — Смотрите на меня!
— Слушай, оставь, — жалобно попросил зеленоглазый веснушчатый парнишка, которого называли Креветкой. — Приставал бы к кому-нибудь своего размера!
Приземистый Лог повернулся и хлопнул себя по животу.
— Я пристаю… — он повернулся к третьему игроку, — к тебе!
Третий у ящика, по прозвищу Фургон, был такого же сложения, только волосы его напоминали черную проволоку, а лоб был еще ниже, чем у Лога.
— Оставь Фургона в покое, — сказал Креветка. — Мы хотели научить его этой игре.
— Он моего размера, — проворчал Лог, хлопая Фургона по плечу.
— Оставь его в покое, Лог, — повторил Креветка.
Лог снова ударил по плечу Фургона. Фургон неожиданно повернулся, мускулы его напряглись; он прыгнул на Лога, и оба покатились по полу. Другие рекруты смотрели со своих коек, на которых они сидели и читали патриотические военные книжки. Семифутовый лесной страж отделился от стены и пошел к двум сцепившимся неандертальцам. Секунда — и Фургон с Логом качаются в воздухе, поднятые за воротник лесным великаном.
— Когда вы, обезьяны, научитесь у людей приличному поведению? — спросил страж.
Те только моргали и шевелили пальцами. Лесной страж выпустил их, и они шлепнулись на пол. Встряхнувшись, они разошлись в разные стороны, и инцидент был забыт.
— Внимание! — сказал голос дежурного у двери.
Все вскочили, вошел офицер и с ним три новых рекрута: лесной страж с лысым черепом, темнокожий черноволосый паренек с зелеными, как море, глазами и совсем низкорослый неандерталец, все время мигающий.
— Новички, — сказал офицер, — внимание! Торн 047!
Лысый страж сделал шаг вперед.
— Тил 211!
Зеленоглазый сделал шаг вперед.
— Ког 019!
Вышел мигающий неандерталец.
— Вольно! Не забудьте, организационное собрание через… — Он взглянул на часы в потолке, — одиннадцать минут. Как услышите гонг — бегом! — Офицер вышел.
Три новичка улыбнулись полудюжине людей, бегло оглядевших их.
— Привет.
Веснушчатый Креветка шагнул вперед:
— Кто-нибудь из вас интересуется игрой в «удачу»? Пошли со мной, заодно и познакомитесь с ребятами. Меня зовут Арчибальд Сквеш. Это мое настоящее имя. Подумать только — ребенком мать называла меня Арчибальдом! Но вы можете звать меня Креветкой. — Он, собственно, обращался к неандертальцу и наконец полностью повернулся к нему. — Тебя звать Ког, верно? Ну, пойдем, сыграем.
Тил и Торн переглянулись и последовали за Креветкой и Когом туда, где другой рекрут укладывал монеты на перевернутом ящике.
— Привет, Кудряш, — сказал Креветка. — Это Ког. Он хочет сыграть с нами. Да, Ког?
Пылкое дружелюбие Креветки показалось Тилу наигранным. Но неандерталец осклабился и кивнул.
— Садись сюда. — Креветка положил руку на плечо Кога и заставил его опуститься на корточки возле ящика. — Значит, вот как идет игра: устанавливаешь монеты квадратом с одним пустым углом; берешь монетку в десятую часть деньги и бросаешь ее в этот пустой угол, понял? Вылетят две монетки. Мы нумеруем монеты в дальнем конце, и ты делаешь ставку на любые две. Сейчас покажу: я ставлю на двойку и шестерку, бросаю монету… Вылетели вторая и пятая. Значит, ты получаешь мои полденьги, потому что выпала только половина моей ставки. Ну, хочешь попробовать?
— Что ж, давай, — кивнул Ког. — Как вы зовете эту игру?
— «Слумат», «бродяга», «двойная кость», «семерка» — выбирай любое.
— «Бродяга»?
— «Бродяга», — повторил Креветка. — Теперь клади свои деньги. На какие ставишь?
— Ну… на двойку и шестерку.
Ког бросил. Две монеты вылетели, но другие.
Кудряш взял банкноту Кога.
— О, игра не кончилась, — сказал Креветка. — Это просто проба. Сейчас сыграем снова.
Смятые банкноты легли на верх ящика; монета бросалась снова и снова.
На лице Креветки появилась растерянность, когда над импровизированным столом вдруг склонился лысый лесной страж Торн и сказал ровным голосом:
— А что, если и мне попробовать?
Креветка поднял глаза и сбивчиво сказал:
— Да я думал… я хотел уже кончать, то есть…
— Почему же, давай продолжим, — настойчиво сказал Торн. Его длинная рука протянулась над плечом Тила, темные пальцы сложили квадрат. Кудряш и Креветка с тревогой переглянулись.
— Вот деньги, — сказал Торн, кладя банкноту.
— Я, пожалуй, возьму свою бумажку назад, — сказал Кудряш, но Креветка пнул его ногой, и рука Кудряша молниеносно исчезла.
— Тройка и пятерка, — сказал Торн.
Из квадрата вылетели тройка и пятерка.
Торн взял банкноту.
— Двойка и шестерка, — сказал он, делая второй бросок.
Вылетели двойка и шестерка.
Торн снова смял банкноту.
— Двойка и четверка.
Щелчок. Двойка и четверка.
Торн подождал, пока они положили последние банкноты на его широченную ладонь, а затем вывалил все деньги перед Когом.
— Это твои, обезьяна, — сказал он и пошел прочь.
Креветка зашипел сквозь зубы.
— Чертовски везет длинным, — пробормотал он, глядя вслед стражу. — Как они это делают? Ведь игра совершенно честная, а они каждый раз выигрывают. — Он вдруг взглянул на Тила и улыбнулся. — А ты из материковой рыбачьей деревни, спорю?
— Верно, — сказал Тил и тоже улыбнулся. — Откуда ты знаешь?
— По глазам, — сказал Креветка. — Зеленые. Как у меня. Слушай, мы, рыбаки, должны держаться вместе. Чего ради ты связался с армией?
Тил пожал плечами.
— А что еще делать?
— Это верно, — согласился Креветка. — Кудряш вот фермер.
Кудряш, все еще думающий о своем проигрыше, проворчал:
— Какой я фермер? Я почти год был в Адском Котле в банде недов.
— Верно, верно, — сказал Креветка. — Знаешь, это абсолютно честная игра, клянусь желтыми локонами Его Величества, но каким образом…
Пробил гонг, и металлический голос ударил в уши:
— Новые рекруты вызываются к Звездному стадиону…
— Это нас, — сказал Креветка, и все бросились к дверям.
Среди центральных зданий Тилфара было одно, похожее на опрокинутую чашу. Оно могло вместить под своим куполом десять тысяч человек, но рекруты заполнили только одну секцию.
На ярко освещенном возвышении офицеры выглядели игрушечными. Один подошел к микрофону, кашлянул и, когда эхо прокатилось по арене, начал:
— За барьером находится враг, которому ненавистны все принципы, которые человеческий род…
Тил сидел среди шестисот новобранцев и слушал. Затем у рекрутов было свободное время до конца дня. Тил все еще держался Креветки и Кудряша. Когда они возвращались в казармы, он спросил:
— На чем построена эта игра?
Креветка пожал плечами:
— Точно не знаю. Но почему-то у обезьян шансов меньше всего. Нет, игра честная, но они выигрывают редко, один раз из десяти. Обычные люди, вроде нас с тобой, гораздо чаще. А вот длинные… просто забудь об игре, когда они поблизости. Ты разве не идешь в барак? — Они остановились у двери.
— Не-а, — сказал Тил, — я, пожалуй, пройдусь, посмотрю город.
— Могу сказать тебе, что здесь немного увидишь, — сказал Креветка, — но дело твое. Увидимся позднее.
Когда Тил ушел, Креветка пошел в барак, но Кудряш долго смотрел вслед Тилу, исчезавшему в полутьме.
— Чего ты смотришь? — спросил Креветка.
— Слушай, какого цвета глаза у этого парня?
— Зеленые. Чуть темнее моих.
— Я тоже так думал. А сейчас посмотрел, когда мы возвращались сюда, и они вовсе не зеленые.
— А какие же?
— В том-то и дело, что никакие. Просто две дыры в голове.
— Ну, черт возьми, уже смеркалось, ты просто не разглядел.
— Очень хорошо разглядел и, клянусь, за его веками ничего не было. Дыры, и все.
— Вечерний воздух тебе вреден, парень, — сказал Креветка, покачивая головой. — Входи давай, и поиграем в честную игру «бродяга».
Тил шагал по темнеющей дороге. Он пошел по крутому переходу с одной спиральной дороги на другую и обошел большую часть окружающих зданий. Только центральный дворец был заметно выше дороги. Когда дорога делала круг возле темной башни, хорошо были видны крыши домов Тилфара.
Город выходил к равнинам, которые вплотную подходили к горам, все еще слабо мерцающим от радиации. Все это было знакомо Тилу. Зажглись ртутные лампы, и появились тени. Подняв глаза, Тил увидел ярдах в двадцати другого рекрута из разведки и узнал в нем лесного стража, который прибыл вместе с ним сегодня днем. Торн помахал ему рукой.
— Как дела?
— Хорошо, — сказал Тил. — Ты тоже решил прогуляться?
Торн кивнул и посмотрел через ограду. Тил остановился рядом с ним и тоже оперся на перила. Ветер трепал их рукава и воротники.
— Слушай, — сказал Тил, — как тебе удается этот фокус с игрой?
— Ты не поймешь.
— Ну уж, не пойму. Попробуй.
Торн повернулся боком к перилам.
— Если ты в самом деле хочешь понять, то представь, например, что ты в Тороне и стоишь на тротуаре; один из больших грузовиков гидропоники Кошера спускается по улице, мотор выключается приблизительно в четверти мили от конца квартала. Что произойдет?
— Покатится по инерции.
— Далеко?
Тил пожал плечами:
— Наверное, это зависит от того, насколько он тяжелый и как быстро ехал.
— Правильно. Но если бы ты переходил улицу, ты мог бы определить, успеешь ли ты перейти, и даже представить место, где грузовик должен остановиться, как только увидишь, что он замедляет ход?
— Думаю, мог бы.
— Ну вот, и когда ты это делаешь, то подсознательно решаешь задачу, для решения которой математик должен взять бумагу и карандаш, узнать вес грузовика, скорость, ускорение, коэффициент трения, и минуты через две он даст ответ. А ты сделал это за полсекунды, имея весьма приблизительную информацию, о которой ты получил представление за долю секунды.
Тил улыбнулся.
— Да, поразительно! Но какое отношение это имеет к игре?
— Прямое. Ты и я рассчитаем и перейдем улицу, а обезьяна будет стоять на углу до тех пор, пока грузовик не остановится намертво, и только тогда перейдет улицу. Конечно, если ты научишь его математике, дашь ему бумагу и карандаш и все данные, он высчитает это примерно за то же время, что и математик. Но он не способен глянуть на замедляющий ход грузовик и представить себе, где машина остановится.
— Я все-таки не вполне понимаю…
— Вот смотри: вещи, которые вы, люди, представляете себе, лишь бегло глянув на них, обезьянам недоступны; нам, например, с одного взгляда ясно, под каким углом и с какой силой надо бросить монету, чтобы выбить те монеты с дальнего конца квадрата «слумата», какие мы хотим. Если ты можешь судить о направлении и скорости брошенной монеты, игра не представляет для тебя никакой проблемы.
— Кажется, понял, — сказал Тил.
— Я не могу объяснить тебе это математически, но и ты не можешь математически объяснить мне замедление твоего грузовика.
— Пожалуй, нет. — Тил вдруг нахмурился. — Послушай, когда ты сказал «вы, люди», это прозвучало так, будто ты… другой.
Торн засмеялся.
— Что ты хочешь сказать? Обезьяны часть вас, так же, как и вы, люди, часть нас…
— Вот-вот! Разве ты не слышишь, как ты это говоришь?
— Да, — сказал Торн, помолчав, — слышу.
— Так вот, насчет игры. Может ли кто-нибудь из… нас, людей, играть так, как ты?
Торн пожал плечами.
— Полагаю, человек исключительного ума может. Но ведь это, в сущности, неважно.
— По-моему, важно. Мы, люди… — повторил Тил. — Как же вы называете себя в таком случае?
Торн снова пожал плечами.
— Мы стражи, лесные стражи. Но и «лес» — не главное.
— Это верно. Иногда вы называете себя лесным народом.
— Мы охраняем ваши каторжные рудники на краю леса и возвращаем беглецов.
— Ах, да. Я и забыл. Я знал одного такого бежавшего заключенного, до того как вступил в армию. — Он задумался.
— О чем ты думаешь? — спросил Торн.
— По правде сказать, об ожерелье. Оно было из полированных ракушек; я нанизал их на ремешки.
— А при чем тут бежавший заключенный?
— Девушка, которой я подарил это ожерелье, тоже знала этого человека. Один раз ожерелье сломали, наступили на него. Но я его укрепил. Красивое было ожерелье. Я сам полировал ракушки. Как ты думаешь, что там за свет на краю города?
— Не знаю. Может, что-то делают в учебном лагере. Хотя, похоже, освещен небольшой участок.
— Но зачем свет, если там никого нет?
— Кто знает? — Торн внезапно выпрямился. — Смотри-ка! Некоторые бегут сломя голову.
— Да. Интересно, куда это они?
— Не знаю. Те, кто бежит, обратно не возвращаются. Хотел бы я знать, связано ли это с базовыми учениями. Говорят, ближайшие шесть недель будут здорово трудными.
— Знаешь, я не видел среди рекрутов ни одного из… стражей, которые читают мысли, с тройными шрамами.
— В самом деле? А что ты знаешь о телепатах?
— Ничего, — сказал Тил. — Знаю только… вернее, знал когда-то одного стража, который читал мысли. И у него были шрамы…
— Ты знаком с уймой интересных людей. А ты знаешь, что очень немногим из ваших людей известно о стражах-телепатах? Очень, очень немногим. Ну, скажем, человек сорок вне леса знают, и большинство их — члены Совета.
— А ты… не телепат? — спросил Тил.
— Нет. И ты прав, в армии их нет. Их не призывают.
— Обычно я о них не говорю.
— И правильно делаешь. — Он вдруг положил руку на плечо Тила. — Пойдем в барак, мальчик, я расскажу тебе одну историю.
— О чем?
— О заключенном. О бежавшем заключенном.
— Да?
Они пошли к дороге, ведущей в казармы.
— Я жил неподалеку от каменных рудников, Тил. Не все лесные стражи патрулируют рудники, но если уж ты родился возле них, от этого не уйти. Мы были организованы в отряды и составляли мини-армию. Отдаленные племена стражей живут гораздо свободнее, но те, кто работает на рудники, должны быть всегда начеку. Нашим отрядом командовал спокойный страж с тремя рубцами на лице. Мы сидели у костра и болтали, а Рок — так его звали — стоял у дерева. Был вечер, чувствовалось приближение дождя. Вдруг хрустнула ветка, и на поляне появилась Ларта, лейтенант отряда Фрола, который патрулировал лес в миле от нас. У нее тоже был тройной рубец. Она и Рок молча разговаривали между собой несколько секунд, а потом заговорили вслух, чтобы мы поняли, о чем речь.
— Когда они попытаются бежать из рудника? — спросила Ларта.
— Перед самым рассветом, — ответил Рок.
Мы все слушали.
— Сколько их? — спросил Рок.
— Трое, — ответила Ларта. — Один — хромой старик. Он пробыл в рудниках четырнадцать лет. Пять лет назад при обвале ему раздробило ногу. Ненависть в его мозгу пылает, сверкает в глазах, как полированный рубин. Он скорчился у ступенек сторожки, ждет и крутит в пальцах прутик, стараясь не думать о боли в ноге. Он чувствует себя очень старым.
Рядом с ним сильный человек. Текстура его мозга напоминает железо и ртуть. Он очень заботится о своем теле и сейчас думает о жировой складке на животе, к которому прижаты его колени, и о веснушках на лице. У него на животе шрам после удаления аппендикса, и он думает о нем, походя вспоминая белые стены Медицинского центра. Он всегда старался выглядеть в лагере человеком легким, спокойным и не унывающим ни при каких ситуациях. Но решимость, с которой он готовился к побегу — он вспоминает, как он чуть не застрял в туннеле, который они рыли ложками, башмаками и руками, чтобы добраться до сторожки, — это решимость человека твердого и холодного.
Третий, самый молодой, черноволосый, сжался позади своих товарищей. Думает он о гладкой поверхности пруда, о чем-то ярком, что подбрасывают вверх, об энергоноже и искрах на его лезвии. Так выглядят в его юном мозгу идеи свободы.
Пока Ларта говорила, пошел дождь.
— Они подкрались ближе, — сказал Рок. — Через ступеньки сторожки перед дверью натянут шнур. Сменщик всегда входит в эту дверь за секунду до того, как другой выходит в заднюю дверь. Сменщик зацепится за веревку, упадет и заорет; другой вернется посмотреть, что случилось, и тут беглецы проскочат освещенное место и скроются в джунглях. Так спланировал Ртуть и Железо. Пылающий рубин привязал один конец шнура, а Лезвие — второй. Они ждут под моросящим дождем. Мы тоже сидели и ждали. Ларта ушла к своему отряду.
Такова предыстория. Затем сам побег: крик стражника, быстрые шаги второго стражника, беглецы перебежали освещенную полосу и скрылись в темноте среди мокрых деревьев. Я пошел по следу Рубина, услышал, как он ковыляет по мокрой траве, как он остановился и прошептал: «Харт, Джон, где вы? Ради бога…» Я тронул рукоятку энергоножа, и влажные листья засияли зеленым светом. Старик отшатнулся и вскрикнул, ненависть сверкала в его глазах рубином. Он снова закричал и упал ничком на мягкую траву. Я снова коснулся рукоятки, и его тело вытянулось. А веснушчатый кричал и кричал, вцепившись в ствол дерева. И ртуть испарилась, и железо вытекло с горячей жидкостью страха. В последний раз он крикнул: «Кто вы? Покажитесь! Это нечестно!» Мы взяли его в кольцо.
На рассвете под дождем мы отнесли два трупа в лагерь и оставили в грязи перед бараками. Такова история побега.
Они уже дошли до казарм.
— Зачем… — начал Тил, — зачем ты рассказал мне это?
Торн улыбнулся.
— Мы же унесли только два трупа. Третий, самый молодой, свернул к радиоактивным полям, куда мы не могли следовать за ним. Он должен был умереть. Но не умер. Он спасся. Ты сказал, что знал бежавшего заключенного, а он был единственный за последние шестнадцать лет. И ты знаешь о телепатах. И кроме того, у тебя странные глаза. Ты знаешь это?
Тил сощурился.
— Я не телепат, — снова сказал Торн. — Но любой лесной страж рассказал бы тебе эту историю, если бы ты сказал ему то, что сказал мне. Мы… чувствуем людей чуть глубже…
— Но я все-таки не понимаю…
— Завтра мы идем на базовое обучение. Через шесть недель выступаем. А до тех пор, друг, держись подальше от игр удачи. Они вовсе не так случайны, как ты думаешь. И держи язык за зубами.
Они вошли в барак.
Глава 3
Островной город Торон представлял собой ряд концентрических кругов. В центре — королевский дворец, окруженный высокими особняками богатых купцов и промышленников. Здания смотрели друг на друга широкими окнами. Вдоль верхних этажей шли латунные или мраморные балконы. По улицам бродил праздный люд в яркой одежде.
Внешнее кольцо — набережные, пирсы, пристани, общественные здания и склады. К нему примыкал район, известный под названием Адский Котел, с беспорядочными узкими улочками, где злобные серые коты охотились за портовыми крысами у опрокинутых мусорных баков. Здесь жило рабочее население Торона, а также отбросы общества, многие из которых входили в бродячие банды недов.
Между центральным и внешним кольцами был район неприметных домов с меблированными комнатами, частными жилищами служащих, ремесленников, инженеров, врачей, адвокатов — всех тех, кто достаточно зарабатывал, чтобы избежать Адского Котла, но был не так богат, чтобы жить в центре.
В спальне двухкомнатной квартиры одного из таких домов лежала женщина с закрытыми глазами. Пальцы ее теребили простыню. Она ощущала город вокруг себя с такой силой, что еле сдерживалась, чтобы не кричать.
На дверях квартиры висела табличка с именем, написанным черными буквами по желтому металлу: Кли Решок. Это была ее фамилия, написанная наоборот. Когда-то отец по ее совету назвал дочернюю компанию рефрижераторного оборудования «Решок». Кли было тогда двенадцать лет. А теперь она сама воспользовалась этим именем. Три года назад она жила то в отцовском доме, то в университете. В то время она сделала три открытия.
Теперь она жила одна, мало чем занималась, гуляла, читала, иногда что-то писала в блокноте и лежала, с трудом удерживаясь от крика и слез.
Первое открытие Кли: человек, которого она любила с болезненной страстью, вызывавшей покалывание в затылке при одной мысли о нем, о его рыжих волосах, богатырской фигуре, детской улыбке и утробном голосе вроде медвежьего рева, этот человек умер.
Второе открытие, над которым она работала половину времени, проведенного в университете, и девять десятых времени, считавшегося потраченным на государственный проект, к которому она была подключена сразу после получения степени, — обратные тригонометрические функции и их применение к случайным пространственным координатам. Результатом был доклад, представленный в университете, а затем — в правлении правительственного Совета. Воспоминание все еще жгло ее мозг:
«…Итак, джентльмены, вполне вероятно, что с преобразованием уже существующей транзитной ленты мы сможем посылать от двухсот до трехсот фунтов материи в любое место земного шара с точностью до микрона…»
В любое место!
Третье открытие…
Сначала кое-что об ее уме. Это был сильный, блестяще отточенный математический ум. Однажды Кли в числе пятидесяти других математиков и физиков получила три страницы данных о радиоактивном барьере с тем, чтобы открыть способ преодолеть его. Она смотрела на три страницы три минуты, отложила на три дня, провела собственные расчеты, а потом объявила, что радиация за барьером искусственно поддерживается реактором, который можно уничтожить и таким образом решить проблему. Короче говоря, ум ее пробивается к правильному ответу, даже если вопрос ставится неправильно.
Третье открытие она сделала, когда после доклада о субтригонометрических функциях ей поручили часть особо секретного правительственного задания. Ей не говорили ни о задании в целом, ни о значении ее части работы, но ее ум, экстраполируя свои выводы, столкнулся с тайной. Речь шла о каком-то невероятно сложном компьютере, назначение которого, по-видимому, должно быть… должно быть…
Совершив это открытие, она исчезла. Легче всего было переиначить фамилию. Труднее было убедить отца позволить ей жить отдельно, на снятой квартире. Нелегко было также уничтожить некоторые записи: копии ее контрактов на военные заказы и рисунок сетчатки ее глаза, снятый при рождении. Она надеялась, что в общей военной неразберихе ее не найдут. Устроившись в этих двух маленьких комнатах, она стала методически притуплять остроту своего поразительного ума. Она забросила книги, не замечала военной пропаганды, наводнявшей город, принимала как можно меньше решений, и, если ей не удалось полностью притупить мозг, она достаточно расслабила его.
Она много думала о погибшем Тумаре, гораздо меньше о субтригонометрических функциях, и если вдруг вспоминала третье открытие, тут же начинала думать о чем-нибудь другом, только бы не закричать и сохранить спокойствие.
На столе лежал смятый плакат, который она однажды сорвала со стены. На зеленом фоне ярко-красными буквами было написано:
НАШ ВРАГ ЗА БАРЬЕРОМ!
Кли накинула халат, подошла к столу, но вдруг вышла в переднюю комнату, не зажигая света. Платье висело на спинке стула. Она оделась в темноте, вышла на площадку и стала спускаться по лестнице холла.
У подъезда стоял доктор Уинтл и тщетно пытался войти в дом. Она открыла дверь, и он ввалился, плохо держась на ногах.
— Доктор Уинтл! Что с вами?
— Алкоголь… — Колени его подгибались. — Прекрасный зеленый змий, мисс Решок… но хватил лишку… Помогите мне подняться… Только бы жена не услышала…
Кли вздохнула и повела доктора наверх.
— Ох, война — ужасная вещь! — бормотал он. — Наш враг за барьером, а что делается здесь, в Торомоне… Мы должны трудиться изо всех сил, чтобы идти вперед к лучшей жизни, но это так тяжело… Иногда лишь можешь позволить себе… Вы знаете о росте производства всевозможного оборудования? А простой гражданин ничего от этого не имеет. Вот завтра ко мне придет больной волчанкой. Его послали ко мне потому, что несколько лет назад я проводил исследования в этой области и кое-чего добился. Но как лечить волчанку без некоторых гормонов? В каталоге Медицинского центра числятся многие препараты для лечения армии, а мне говорят: простите, но гражданские врачи могут получать только минимум лекарств. Что я скажу этому человеку? Пусть убирается? Что я не могу лечить его? Что у меня нет лекарств? А у него — денег? Я сделаю ему укол, который ему не повредит, и возьму с него деньги. Я честный человек, мисс Решок. Но мне надо кормить семью, только и всего…
Они добрались до квартиры доктора. Он привалился к стене и стал прикладывать большой палец к замку, хранящему его отпечаток, а Кли снова спустилась вниз.
Ветер с моря бился о стены домов и врывался с улицы. Черное платье Кли было застегнуто на все пуговицы, ее черные волосы (когда-то в них была вплетена серебряная цепочка, и Кли в белом платье танцевала с офицером, у которого были короткие рыжие волосы и широкие плечи, речь спокойная и взвешенная, смех вроде медвежьего рычания… и вот его нет) — ее черные волосы были собраны на затылке в тугой пучок.
— Эй, леди!
Она вздрогнула, но это оказался полицейский. Он подошел и шагнул в светлый круг под уличным фонарем.
— Не поздновато ли вы вышли гулять? Прошлой ночью неды избили человека до полусмерти в нескольких кварталах отсюда. Вам бы лучше идти домой.
— Хорошо, сэр, — сказала Кли.
Полицейский пошел дальше, а Кли повернула обратно. Пройдя шагов двадцать, она оглянулась: не следит ли за ней полицейский? Под фонарем, где она была минуту назад, появилась девушка с белыми волосами. Она ступила в сторону и… исчезла! Кли раскрыла рот от удивления. Девушка только что была и пропала. Кли поморгала и поспешила к дому, но на полпути остановилась. Через три дома, вспомнила она, был ночной бар со всевозможными игровыми автоматами.
Она вернулась домой в шесть часов утра. Последние два часа хозяин бара, навалившись на стойку, только и следил за женщиной в черном платье, с гладкой прической, которая пила слабые напитки и собирала феноменальные выигрыши с игровых автоматов.
В подъезде она столкнулась с женщиной, выносившей мусор.
— Уже на ногах, мисс Решок? Утренние прогулки так полезны! Что значит правильные привычки! С этой войной так трудно сохранить бодрость. Если бы еще можно было посылать нашим парням письма и посылки, узнать, что у них там делается, было бы все же легче. Иногда мне хотелось бы иметь сына, чтобы гордиться им… А с дочерьми так трудно! Взять хоть мою старшую, Ренну. Думаете, она понимает, как мне трудно? Сейчас, когда все подходящие женихи за барьером, девушка должна быть особенно разборчивой. Я стараюсь знакомить ее с хорошими мальчиками, а она водится с кем попало. Ох, это просто ужасно! Если девушка хочет удачно выйти замуж… ей надо быть осторожной. Ренна несколько лет встречается с мерзким мальчишкой, Валом Ноником. Вы знаете, где живут его родители? — Она показала в сторону Котла. — Но он и с ними-то не живет!
— Извините, — прервала ее Кли. — У меня дела, мне надо идти.
— О, пожалуйста, пожалуйста! — Женщина отступила от двери.
Войдя в квартиру, Кли закрыла дверь и в задумчивости остановилась возле нее.
У него были такие сильные руки… Как он смеялся своим медвежьим смехом, когда они смотрели на двух белок, что болтали друг с другом на лужайке… В тот день он пришел к ней в университет. Он сказал: «Ты можешь выбирать что хочешь». И она ответила: «Я хочу работать над субтригонометрическими функциями и я хочу быть с тобой, но если война…» Война! И он погиб! Кли запретила себе думать о нем.
Она закрыла окно, легла, и в голову снова нахлынули воспоминания. Вскоре после доклада она работала на компьютере.
«Нужно ввести мощность для получения информации от полутора до трех с четвертью килоспик и управления по крайней мере сорока тысячами битов». Она лениво предположила, что, вероятно, такая мощность необходима, чтобы взять информацию непосредственно из человеческого мозга, энергия мозга неандертальца как раз измерялась полутора килоспиками, а необычная кора головного мозга лесных стражей производит энергию до трех с четвертью килоспик. Нет, нельзя делать такие выводы… Позднее она увидела на столе коллеги чертеж включения в цепь того же вольтажного дифференциала, чтобы можно было изменить вход на выход. Вывести до сорока тысяч битов информации непосредственно из человеческого мозга, подумала она, или, наоборот, ввести. Она решила проблему сорока тысяч битов с помощью трехгранных кристаллов тетрона, приведенных в соответствие с частотой шума. С десятью кристаллами — каждый размером с булавочную головку — она получила систему, способную управлять шестьюдесятью семью тысячами битов, и очень гордилась этим. Однажды, обследуя дальний конец здания, где она работала, она увидела через открытые двери несколько приколотых к стене гротескных эскизов болотных пейзажей и структурно-невероятных анатомических расчленений. Через две недели распространились слухи, что два художника, работавшие в этом здании, подверглись лоботомии по настоянию правительственных психиатров. Еще кое-какие детали: посыльный принес те самые эскизы и катушку магнитной ленты в кабинет двумя этажами ниже; не исключено, что катушка перешла из рук техника к военному чиновнику; когда Кли спросила об эскизах, техник ответил: «Их сожгли за ненадобностью». Это походило на внезапную ликвидацию всего здания. Первые рапорты о преобразовании транзитной ленты, о беспроволочной передаче материи; разговор за ленчем со знакомым из совершенно другого департамента: «…работаю на жутком компьютере. Он вводит информацию с лент прямо в мозг. Я не могу себе представить, что делать человеческому мозгу с шестьюдесятью семью тысячами битов информации. А вы представляете?» Кли представляла. И еще две-три мелкие детали. Однажды поздним вечером она гуляла у верфей, и ее как током ударило: первое — он умер! Второе — в любое место! Третье… Она запретила себе думать, потому что готова была кричать от ужаса.
Думать о чем-то другом, что не вызывает желания кричать, успокоиться, быть ничем… Постепенно напряжение ослабло, и она уснула.
К вечеру Кли встала, умылась, поела и вышла купить еды на завтра. Как-то она разработала новый метод расчета, но забыла его, прогулка по вечерним улицам помогла восстановить его в памяти.
Крик оторвал ее от размышлений. В соседнем переулке раздались шаги, кто-то упал, опять крик и быстрые шаги. Она мельком глянула в ту сторону и прижалась спиной к стене. Неды!
Двое мужчин и женщина бежали к тому месту, где несколько человек затеяли драку. Но мужчину ударили ногой в живот, и он покатился по мостовой. Женщина кричала и ругалась, размахивая руками. Кто-то вырвался из свалки — девушка с белыми волосами! Она бежала по направлению к Кли, но двое мужчин загородили ей дорогу. Один поднял руку, в ней блеснули белые искры. Энергонож!
Кли наклонилась, выхватила ведро из-под водосточной трубы и плеснула воду на мужчину. Энергонож окутался паром и лишь скользнул по плечу девушки с белыми волосами.
Но укрытие Кли за водосточной трубой было открыто. Девушка, отскочив назад, взглянула на Кли. «Боже, — подумала Кли, — у нее нет глаз!»
Мужчина с энергоножом бежал к Кли, его ухмылка напоминала трещину в гнилом плоде кхарбы. Кли пихнула его и отпрянула в сторону, думая о своих математических расчетах. Он перенес тяжесть тела на левую ногу и поднял правую, чтобы ответить пинком, но Кли быстро повернулась к нему лицом, резко ударила каблуком по его левой ступне (он был бос) и одновременно локтем в живот. Когда он упал, она бросилась бежать, но скоро услышала за собой легкие шаги. «Сейчас я вцеплюсь ему зубами в шею, он этого не ожидает». Но обернувшись, она остановилась: за ней бежала девушка, и глаза у нее были, ярко-голубые глаза!
Беловолосая девушка была под фонарем.
— Бежим, — сказала она, — вот сюда. Они гонятся за нами!
Они свернули за угол, пробежали по двум переулкам и замедлили ход. Кли хотела спросить: «Кто вы?», но девушка прижала левую руку к правому плечу.
— Вам больно, — сказала Кли и увидела ожог. — Слушайте, я живу неподалеку. Пойдемте, я приложу что-нибудь к ране. — И подумала про себя: «И узнаю, кто ты!»
— Спасибо, доктор Кошер.
Кли вздрогнула, но быстро пошла вперед.
Прикладывая палец к замку, Кли спросила:
— Кто послал вас следить за мной? И называйте меня по имени.
— Идет, — сказала девушка.
Дверь открылась, и Кли включила свет.
— Как вас зовут?
— Алтер.
— Садитесь, Алтер, и снимайте блузу.
Кли пошла в ванную и принесла оттуда три пузырька, рулончик ленты и марлю.
— Ого, по вашему плечу словно рашпилем проехали.
— Вы, похоже, укоротили лезвие, но все равно оно было еще горячее. Моя рука однажды чертовски пострадала, и ее надо беречь.
— Интересно, где они взяли это оружие? Оно есть только у военных и стражи.
— Вот у них и взяли, — сказала Алтер и сморщилась, когда прозрачная жидкость смочила обожженную кожу, но боль тут же прошла, когда полилась красная. — Никто меня не посылал, честно.
— Впрочем, мне это все равно, — сказала Кли, но внезапно ее голос потеплел. — Что это? — Она коснулась ремешков, на которых весели полированные ракушки.
— Это ожерелье. Мне подарил один мальчик.
— Оно было сломано, — сказала Кли, — а потом его починили.
— Верно. Как и моя рука. Откуда вы знаете?
— С правой стороны на поверхности ремешка надрезы, как будто что-то тяжелое упало на ожерелье. А правое плечо чуть шире левого. Но я уверена, что у вас с ним нет проблем.
Алтер широко раскрыла бирюзовые глаза.
— Так и было; кое-кто наступил на ожерелье… однажды. А почему вы сказали мне об этом?
— Потому что я наблюдательна и хочу, чтобы вы это поняли.
Четыре полосы ленты легли крест-накрест поверх марли на плечо Алтер. Кли достала из холодильника свежих фруктов и положила на стол.
— Хотите?
— Угу… Спасибо.
Когда Алтер покончила с фруктами, Кли сказала:
— Видите ли, если вас послало правительство, мне нечего и пытаться удрать. Но если кто-нибудь другой, тогда…
— Ваш брат, — сказала Алтер. — Эркор и герцогиня Петра.
— Брат… — тихо сказала Кли.
— Он не посылал меня, — сказала Алтер. — Точно. Но они сказали мне, где вы, и я решила прийти, поглядеть, что вы за особа.
— Ну и какая же я?
— Сражаетесь вы классно, — засмеялась Алтер.
Кли тоже улыбнулась.
— Как там Джон?
— Прекрасно. Они все вместе…
— За три года я слышала о нем только три раза. Он не передавал письма?
Алтер покачала головой.
— Ну, я рада, что он жив, — сказала Кли, собирая пузырьки.
— Они пытаются покончить с войной…
— Я не хочу об этом слышать. — Кли понесла пузырьки обратно в ванную. — Я не хочу ничего слышать об этой проклятой войне.
Когда она вернулась, Алтер была у стола. Она сдвинула скомканный плакат и разглядывала блокнот.
— Из-за этого?
— Да.
— Вы изобрели вещь, которая может переносить людей через барьер, верно?
Кли кивнула.
— И зачем?
— Совершенно зря.
— Вы можете объяснить, как эта штука работает?
— Я могу объяснять всю ночь, Алтер, но вы все равно не поймете.
— Жаль. Да я и не могу слушать всю ночь, завтра мне надо идти узнавать насчет работы.
— Да? Тогда, я думаю, вы можете переночевать у меня. Чего неды пристали к вам?
— Я была на улице, и они тоже. Этого достаточно.
— Значит, вам негде жить?
— Было одно место, где я могла бы ночевать, в гостинице Адского Котла, но ее разорили. Так что я бродила по улицам. Какое-то время меня не было здесь, я была далеко.
— Где далеко?
— Просто далеко. — Алтер засмеялась. — Вы расскажите, как работает эта черезбарьерная штука, а я вам расскажу, где я была. И ваш брат был там.
— Договорились, — сказала Кли. — Но завтра.
Алтер легла на диван, а Кли в свою постель. Прежде чем лечь, Кли сказала:
— По-моему, вы вчера шли за мной.
— Точно, — отозвался голос с дивана.
— И вдруг исчезли.
— Точно.
— Объясните.
— Вы когда-нибудь слышали о жизненной пене?
— Нет.
— Я услышала о ней всего четыре дня назад. И до сегодняшнего утра не брала в руки. Это пигментирующий пластик, который наносят на кожу. Я покрыта им. Иначе в сумерках вы меня не увидите.
— Завтра вы мне расскажете поподробнее.
— Конечно.
Кли села на постель.
— Откуда взялись эти неды? Чего они хотят?
— А разве вы не из недов?
— То есть?
— Из недовольных. Зачем вы скрылись здесь и прячетесь от всех? У некоторых это внутри, а у других снаружи, я думаю.
— Вы, похоже, все знаете, — засмеялась Кли.
Ответом ей был громкий зевок.
«Что я здесь делаю?» — размышляла Кли и думала об этом, чтобы не закричать, все время, пока не заснула.
Раннее утро осветило стену красно-золотыми лучами. Алтер вышла из ванной.
— Привет!
— Куда вы собираетесь?
— В цирк. Наниматься на работу. Хотите со мной? Пошли, вам полезно пройтись.
Кли встала, умылась и стала закручивать волосы в тугой черный пучок.
— Заплетите лучше, — сказала Алтер.
— Что?
— Почему бы вам не заплести косу? Это гораздо быстрее, и не будет выглядеть так… — Она слегка содрогнулась.
Кли распустила волосы и разделила их на три части.
Когда они вышли на улицу, воротник Кли у горла был расстегнут, а толстая черная коса перекинута через плечо.
— Куда? — спросила Кли.
— По этой дороге.
Они пошли между домами к Адскому Котлу.
В этой спрессованной части города свободное пространство было редкостью, Феерия Тритона («Величайшее на острове, на море и на материке представление») захватила два квартала. По одну сторону протянулись клетки с пумами, восьминогим бизоном, бурым медведем, двухголовой лисой, гигантским кабаном; огромный аквариум служил домом для дрожащего осьминога-альбиноса. В другом аквариуме тигровые акулы тыкались носами в стеклянные углы.
Стайка ярких воздушных акробатов выбежала из одного шатра и исчезла в другом.
— Кто это? — спросила Кли.
— Работают на трапеции. Они называют себя летающими рыбами. Банально. Пойдем дальше, мне надо найти мистера Тритона.
Они подошли к большому фургону в конце участка, с громадным бородатым и пузатым Нептуном из папье-маше на крыше.
— Это шоу-фургон. Знаете, а что, если вам пойти вон в тот шатер и чего-нибудь поесть, пока я повидаюсь с мистером Тритоном? Потом я присоединюсь, а на просмотр мне нужно идти на пустой желудок, иначе черта с два что-нибудь получится.
Алтер взбежала по ступенькам в большой фургон, и Кли осталась одна. Утро было ветреное и холодное. Она повернула к столовой. Над деревянными столами нависал полосатый зелено-желтый тент. На гриле шипел жир. Кли села напротив мужчины, тянувшего похлебку из глиняной кружки. Он улыбнулся, и лицо его покрылось сетью морщин.
Официантка за спиной Кли сказала:
— Заказывайте, не стоять же мне весь день!
— Что у вас есть?
— Жареная рыба, вареная рыба, рыбная похлебка, молоки, порционное блюдо — вареная рыба с яйцами, полденьги.
— Порционное, — сказала Кли.
— Хорошо, — официантка улыбнулась, — сегодня оно съедобное.
Мужчина снова улыбнулся и спросил:
— Вы с каким номером? Я вот клоун.
В это время к мужчине подсела женщина в джемпере с блестками и спросила:
— Новенькая, на просмотр?
— О, я… у меня нет никакого номера. Я хочу сказать, что не собираюсь выступать в цирке.
Мужчина и женщина засмеялись, и женщина сказала:
— Я оформляю контракты, милочка, так что не заносись.
Официантка принесла заказ. Кли взяла вилку, а клоун спросил:
— Вы наслаждаетесь едой, милочка?
Кли изумленно посмотрела на него.
— Нет, я не имею в виду ваш вес, я имею в виду манеру, с какой вы смотрите на пищу. — Он повернулся к женщине: — Ты понимаешь, что я имею в виду? Когда человек смотрит на пищу, словно проводит специальный опыт, он не заботится о своей фигуре, и понятно, почему он толстый и сдержанный, а если он щурится и выпячивает губы, ясно, почему он худой и вспыльчивый. А вот вы смотрите… — Он снова повернулся к Кли.
— Заткнись, — сказала женщина. — Ты можешь болтать бесконечно, а мы так и сиди здесь весь день?
Все трое засмеялись. Затем клоун посмотрел через плечо Кли и сказал:
— Ого!
Кли обернулась. На площадке поставили трамплин; беловолосая девушка показывала свое искусство. Тройное сальто-мортале, тройное — вперед, сальто-мортале с пируэтом, курбет назад…
— Хорошо! — сказал клоун.
Женщина кивнула. Люди вокруг зааплодировали. Алтер пошла к столовой. Рядом с ней шел человек, обняв ее за плечи. Он был немолодой, толстый, с большой бородой.
Кли встала, чтобы дать им место за столом, и, к своему удивлению, увидела, что за другими столами тоже все встали. Раздался дружный хор голосов:
— Здравствуйте, мистер Тритон! Добрый день, мистер Тритон!
— Садитесь, садитесь, — экспансивно потребовал Тритон. Все сели, а он продолжил разговор с Алтер: — Так что послезавтра ты выходишь. Очень хорошо. И можешь ночевать здесь.
— Спасибо, — сказала Алтер. — Ой, вот моя подруга, о которой я вам говорила.
Удивление оттянуло уголки рта Кли вниз, прежде чем они снова поднялись в защитной улыбке.
— Ты бухгалтер, правда? Ну так вот, мне нужен человек, чтобы держать книги в порядке. Придешь сюда с девочкой…
— Но я… — начала Кли, глядя на улыбающуюся Алтер.
— …послезавтра, — закончил мистер Тритон, — место твое. Доброе утро всем! — Он сделал паузу, серьезно посмотрел на Кли и добавил: — Знаешь, мне нравится твоя манера смотреть на вещи. Доброе утро всем!
— Именно это я и говорил вам, — сказал клоун.
— Но я… — повторила Кли. Мистер Тритон уже отошел. — Я вовсе не ищу работу. Я не думаю…
Алтер пожала руку клоуну, женщине и даже официантке, которая поздравила ее. Через минуту она обернулась к Кли, но та уже исчезла.
Кли шла, не глядя ни на закоптелые фасады дощатых строений, ни на визжащих ребятишек, ни на башни в центре города. Она просто шла, пока не дошла до своего дома.
— О, мисс Решок, это вы. Как всегда, рано. Я всегда говорила, что очень полезно вставать рано… но подумайте, моя дочь Ренна улизнула сегодня из дома на рассвете, и я уверена, что она проведет весь день с этим типом Валом Иоником. Какие у него виды на будущее? Я в конце концов разумная женщина. Что он намерен делать? И вы знаете, что она мне ответила? Он пишет стихи! И только! Просто смешно! Но у меня для нее сюрприз, который, я уверена, выбьет из ее головы этого Ноника: я получила для нее приглашение на бал Лиги Победы. Плача, упрашивала мистера Мулкина. Может, Ренна встретит приличного парня и забудет этого дурака и его дурацкие стихи. И почему этот Ноник не идет в армию? Враг за барьером…
— Извините, — сказала Кли.
— Да, да, конечно. Я не хочу задерживать вас. Всего доброго.
Враг за барьером… Кли подумала о плакате на своем столе, и он, как раздражитель условного рефлекса, вызвал: …его сильные руки уверенно обнимали меня, и такими же уверенными были его смех и его слова… он погиб; «…мы можем послать от двухсот до трехсот фунтов материи куда угодно…» В любое место; компьютер запрограммирован бессмысленно, дико, случайно…
Когда она захлопнула за собой дверь, в горле ее стоял крик. Она прислонилась к двери и с трудом отдышалась.
Весь день она провела дома и только к полуночи решила выйти прогуляться.
На этот раз она думала не о своих трех открытиях, а о матери Ренны и о Вале Нонике. Это имя было ей почему-то знакомо. Затем она подумала о докторе Уинтле, о его пациенте и о жене доктора. Стояла ночь, но из цирковых кварталов слышался слабый звон какого-то инструмента. Кли вскоре вернулась домой.
На следующее утро Кли заплела косу, расстегнула ворот платья и пошла к цирку. Когда она подошла к ограде, к ней подбежала смеющаяся Алтер и схватила ее за руку.
— Я так рада, что ты вернулась!
— Почему бы и нет? — сказала Кли. — А почему вы не пришли ко мне? Вы могли бы ночевать у меня. Я огорчилась.
Алтер опустила глаза.
— Я подумала, что вы рассердились.
— Зачем ты сказала мистеру Тритону, что я ищу работу?
— Да просто мне пришло в голову, что это будет интересно. А вы могли бы отойти от всего этого.
— Весьма признательна. Слушайте, я надеюсь, что ваш друг, который подарил вам ожерелье, как-нибудь появится. Он намеренно поместил ракушки на логарифмически возрастающем расстоянии?
— Что? Нет, не думаю. Он сейчас на войне… Эй, я что-нибудь не так сказала?
— Война? Нет… Он не может…
— В чем дело?
— Ничего, — сказала Кли и сжала плечо Алтер.
— Вы уверены, что с вами все в порядке?
Кли вздохнула и опустила руку.
— Уверена.
Они вошли в ограду цирка.
Глава 4
На следующий день у Тила начались занятия.
— Вольно, парни. Разбивайтесь на группы и отправляйтесь в указанные вам классы.
Тил вошел в большой класс: дальняя стена его была увешана чертежами машин. Надписей на чертежах не было. Громкоговоритель в передней части класса неожиданно объявил:
— Садитесь. Начинаем базовые занятия.
Рекруты уселись за металлические столы.
— Сейчас я зачитаю список фамилий, — продолжал голос. — Все названные перейдут в комнату 46-А, этажом выше по коридору направо.
Названные рекруты встали и вышли. После этого диктор сказал:
— Наденьте наушники и смотрите в свой видеоэкран.
Экран был вмонтирован в стол. Он замерцал наплывами туманных пятен, в основном синего и зеленого цвета, иногда красного. Движение их было медленно-медленно.
В наушниках раздалась музыка, затем приятный мужской голос произнес:
— Наш враг за барьером. Совсем недавно мы подошли к радиационному барьеру, но уже обнаружили его бесчеловечные и злобные намерения…
Голос зажужжал, а пятна образовали знакомую бухту. Голубые волны разбивались в белую пену, летавшую над бухтой. Девушка с отличной фигурой, в купальнике, подошла к воде, коснулась ногой пены, повернулась, посмотрела на Тила и со смехом побежала к нему. Ветер трепал ее каштановые волосы.
— Ж-ж-ж-ж!
Тил откинулся от экрана, выпрямился на стуле и сорвал с головы наушники. Глаза его все еще моргали от ослепительного белого света, неожиданно залившего экран. Все вокруг было как в тумане, и где-то смеялась женщина. Затем смех перешел в голос:
— Все в порядке. Садитесь на свои места.
Многие солдаты вскочили со своих стульев.
Женский голос продолжал:
— Ваша реакция на эту последнюю сцену была не той, которая, как мы надеемся, должна быть после вашего шестинедельного курса. Вы, кто только что вошел… — Тил только сейчас заметил, что в дверях стоит группа рекрутов. — Как по-вашему, похожи они на тех, кто готов к борьбе с врагом за барьером?
Все время наших занятий вы будете встречаться с такого рода проблемами. Мы ждем от вас хладнокровия, бдительности и быстрой реакции; никакого смущения и беспорядка. Иногда проблемы будут не столь очевидны, так что будьте внимательны. Мы ждем от вас хладнокровия, бдительности и быстрой реакции.
Рекруты, только что вошедшие, займите свои места. Всем надеть наушники и смотреть на свои экраны.
Тил обратил внимание, что та половина класса, которая была здесь с самого начала, не торопилась надеть наушники и наклониться к экранам.
На экране объяснялось устройство под названием 606-Б. Детально показывалось, как разбирать и собирать его, как следить, чтобы нумерованные части, механические и электронные, шли в нужном порядке. Но почему-то (может быть, он пропустил начало, пока надевал наушники) Тил никак не мог понять, для чего предназначен этот 606-Б. Но фильм продолжался сорок минут, и он наконец почувствовал уверенность, что сможет собрать этот проклятый 606-Б даже во сне.
Нежный звон просигнализировал конец урока, и все подняли головы. Тил посмотрел в своей программе, в какую комнату ему идти, и встал. По-видимому, все пришедшие позднее должны были остаться в этой комнате.
— Эй, — прошептал кто-то, и Тил повернулся в дверях. Среди оставшихся сидел Креветка. Тил кивнул ему. Креветка выглядел растерянным. — Эй, — зашептал он снова, — какого дьявола они делали с вами, когда мы вошли? Вы выглядели как…
— Прекратить разговоры! — На этот раз голос был мужским. — Ты там, у двери, выходи! Быстро, в следующий класс!
И Тил вышел.
Два пролета вверх, и Тил вошел в класс, почти такой же, как и тот, из которого он вышел. Немолодой голос объявил:
— Всем сесть. Сейчас я прочту список фамилий. Те, кого я назову, пойдут в комнату 51-Д.
Среди прочих он назвал Торна. А Тил даже не видел, что Торн был в одной с ним комнате.
После отбоя некоторое время разговаривали в темноте.
Креветка: Эй, Лог, ты чему научился сегодня?
Лог: Собирать, разбирать, держать центральный стержень вертикально… Ладно, давай спать.
Тил: Лог, это был 606-Б?
Лог: Семь тридцать чего-то. Давайте спать. Я устал.
Креветка (Торну): А ты, большой парень, чему научился сегодня?
Торн: Не стоит и говорить. Завтра вставать в шесть. Враг за барьером, не забыл?
Креветка: Ага, помню. Спокойной ночи.
Тил: Лог, для чего служит семь тридцать чего-то?
Лог зевает, храпит.
Тишина.
На следующий день взводу показали документальный фильм. Названия он не имел.
Первые кадры изображали болотный пейзаж, каких было много в классных комнатах. Зеленый туман пузырился вокруг стеблей качающихся растений. Камера сместилась на более плотную полосу земли; мимо проплывали камни, ямы, часть машины (может, это 606-Б?). Камера шла слишком быстро, чтобы можно было разглядеть. Наконец камера остановилась перед развалинами армейских казарм. Одна стена сгорела, кровля провисла. Камера вплыла через обугленное пространство внутрь.
В кресле сидел человек без головы. Койки перевернуты. На смятой постели два трупа. Камера вышла и показала труп солдата у наружной стены. Сцена оборвалась.
Сквозь туман Тил увидел ряды бараков, точно таких же, что и в предыдущей сцене. Несколько человек ходили вокруг. Камера подошла вплотную к молодому солдату, лицо его явно нуждалось в бритве. Он смеялся и тер подбородок грязными пальцами.
Тот же солдат в полный рост: он стоит возле сложного вида машины; недоуменно смотрит на нее, затем начинает колдовать над ней.
Новые кадры: солдаты укладывают доски на грязной земле и рассаживаются на них в кружок. Крупным планом центр: руки выкладывают из монет квадрат с одним пустым углом (в классе смех, Тил тоже смеется). По какому-то сигналу, которого зрители не слышат, группа смотрит вверх; кто-то собирает монеты в горсть, и все бегут через поляну и лезут в танки. Четыре танка идут друг за другом. Танки уходят в туман.
Болотные растения. Пустые бараки. Пустая поляна.
Новые кадры: танк завяз в заросшем участке болота. В двадцати футах от него другой танк лежит на боку. Камера приближается к первому танку, смотровая башня разбита. Внутри танка все разломано.
Экран замерцал. Зажегся свет.
— Вольно, — сказал голос. — Всем явиться в предписанные мастерские.
Через несколько минут Тил разбирал устройство, очень похожее на то, которое налаживал солдат в фильме. Тил снял промасленную пластинку, обтер фартуком и взглянул на свет. В правом углу стояло: 605-Б.
Тил посмотрел на устройство, кашлянул и сказал:
— Э-э… я думаю, здесь ошибка.
В громкоговорителе щелкнуло, и мужской голос сказал:
— В чем дело, рядовой Тил-211?
— Я же вроде должен работать на 606-М?
Долгое молчание, затем женский голос:
— Коррекция будет сделана, когда и если понадобится.
Внезапно Тила охватило смятение от десятка мыслей, спутанных, как рыбачья сеть. Смятение перешло в злость, а затем в страх. Чего от него хотят? Для чего служит это проклятое устройство? Если он этого не знает, как он будет сражаться с врагом за…
Ж-ж-ж-ж!
Прежде чем жужжание прекратилось, в мозгу Тила возникли слова, настолько отчетливые, что он сначала подумал, что слышит их из громкоговорителя: хладнокровие, бдительность, быстрота реакции. Он взял себя в руки и отбросил все вопросы, копошившиеся в его мозгу.
Медленно расслабился. Он спокоен. Он начеку. Кое-кто в мастерской уже прекратил работу, он взял связующий брус от рамы на столе. На миг ему захотелось швырнуть его в угол, но он осторожно поместил его между буферными пластинами и ввернул спиральный болт на место.
В этот вечер некоторые солдаты вышли за дверь и сели за игру. Далеко за оградой, в городе, беспрерывно мигал бессмысленный свет.
В начале третьей недели Тила поместили в темную комнату.
— Имя и номер.
— Тил 211-Б.
Ж-ж-ж-ж…
Он качнулся назад и закрыл глаза, но вспышки света не было. Хладнокровие, бдительность, быстрота реакции.
— Кругом!
Он повернулся.
— Вперед!
Он пошел. Он шел долго и подумал, что, наверное, вошел в туннель.
Ж-ж-ж-ж…
Хладнокровие, бдительность, быстрота реакции. Он шел вперед, хотя спина и плечи от напряжения болели все сильнее. На этот раз вспышка света была, но неяркая, зеленого цвета. Он мельком увидел туман, растения без листьев, где-то пузырилась грязь… Нет, это не была комната, его класс…
— Имя и номер.
— Э… Тил… 211… Б…
— Опиши, что видишь перед собой. Иди дальше.
— Опиши, что видишь перед собой. Иди дальше.
Новая зеленая вспышка.
— Вроде… море, волны ударяются в песок, лодка…
Ж-ж-ж-ж…
— Опиши, что видишь.
Свет снова вспыхнул.
— Нет. Я имел в виду 605-Б, или, может 606-Б, я не уверен… Я должен собрать ее. Я могу собрать и ту и другую, они почти одинаковые, отличаются только боксом управления. Я налажу их… — И вдруг в голове появляется теплая, уютная мысль и с ней потрясающее облегчение — чтобы мы могли сражаться с врагом за барьером. Для того они и существуют. Так должно быть. Это 606-Б, и я могу разобрать его и собрать, разобрать и собрать…
Вспышка.
— Да, здесь грязь, растения без единого листочка, везде грязь и туман. И камешки. Нет, это не камешки, а раковины, очень красивые, красные, бронзовые и молочные, блестящие, словно их кто-то долго полировал…
Ж-ж-ж-ж…
— Долго…
Ж-ж-ж-ж…
— Камешки…
Боль в спине, бедрах, руках, Тил почти теряет сознание, останавливается, шатается, закрывает глаза руками, хотя вспышки света нет.
— Имя и номер.
— Э-э… Тил… мое имя Тил 60… 6.
— Э-э… Тил… мое имя Тил 60… 5… 6… Тил…
— Имя и номер.
Что-то, спутавшее язык Тила, вдруг исчезает, и у Тила вырывается крик:
— 606-Б! 606-Б! 605-Б! Я не знаю. Мне не сказали, которая… Мне не сказали!
— Имя и номер.
— Э-э-э… Тил 211-Б.
— Опиши, что видишь.
— Я вижу… грязь и растения, и бараки, где солдаты. Они сидят перед бараками и играют в «удачу». Я должен наладить устройство, пока они играют, потому что… враг… да…
А в тумане что-то движется по грязи, расшвыривает растения. Тил сначала подумал, что вернулся один из танков, но это не был…
— Нет! Нет! — кричал Тил. — Оно еще не налажено! Это 606-Б, я еще не наладил его, а оно движется! О Боже, она…
Ж-ж-ж-ж…
Когда его вывели из комнаты, громкоговоритель сказал ему мягким женским голосом:
— А ты молодец! В самом деле молодец! Ты внесешь ценный вклад в нашу борьбу с врагом за барьером.
Он уже не мог сказать с уверенностью, что происходило в комнате. Но раз он все сделал хорошо, он и чувствовал себя хорошо.
Вечером обезьяны играли между собой в «удачу». Все остальные сидели на койках, смотрели на неумелую игру неандертальцев и почти не разговаривали.
Глава 5
Джон Кошер шел по одной из радиальных улиц Торона мимо купеческих особняков, мимо многоквартирных домов на границе с Адским Котлом, мимо шатров «Цирка Тритона», мимо пристаней, где «челноки» выгружали рабочих гидропонных садов. Ветер путал его черные волосы. Черные глаза были спокойны, он шел навстречу потоку людей, высыпавших с пристани. Ниже стояли частные яхты. Он шел к королевскому пирсу. Двойная раковина, эмблема герцогини Петры, качалась на воде. У поручней появился Эркор.
— Привет, — сказал Джон. — Какие новости из университета?
— Я разговаривал с Катэмом, — ответил Эркор, спускаясь к нему. — Он, похоже, здорово удивился, увидев меня. Расскажи мне о здешних новостях, а я расскажу о моих.
— Алтер, по-видимому, с моей сестрой, так сообщила герцогиня. А Тил пошел в армию сражаться с врагом за барьером.
— Катэм сказал, что надо найти Лорда Пламени и уничтожить его как можно скорее. А потом задавал вопросы.
— Зачем?
— Он говорит, что это историческая необходимость. Если бы Черджил не был убит, мы, вероятно, потратили бы больше времени на поиски Лорда Пламени.
— Звучит разумно.
Они оставили пирс и пошли по набережной.
— Эркор, что ты слышишь?
— Мозгом?
— Да.
— В тебе?
— Вокруг меня и во мне тоже.
Эркор улыбнулся.
— Ты, вероятно, думаешь, что это очень важно, поскольку сам не видишь и не слышишь, как я. Это не совсем так. — Он помолчал. — Я чувствую приблизительно на квартал во всех направлениях, во всяком случае отчетливо. Вот работница, которая вспоминает, как ее брат умер, отравившись рыбой. В этом доме неандертальцу по имени Джеф снится кто-то, кого он недавно жестоко избил. На верхнем этаже некто Вал Ноник сидит за столом и пытается написать стихотворение о девушке. Он смотрит на свой портрет, который девушка набросала красным мелком и повесила на стену, и пишет: «Ренна, твои карие глаза открыты океану света…» Где-то в парке я вижу женщину со стальным мозгом, которая быстро просматривает счетные книги… — Он вдруг улыбнулся. — Это твоя сестра, Джон. — Улыбка исчезла. — Что-то здесь не то…
— В чем дело? Она в порядке?
— Да, но есть что-то… в ее мозгу. Очень глубоко. — Эркор нахмурился и покачал головой. — Нет, не могу понять, что это. Она прячет это под чем-то другим. Я вижу рисунок, слышу звук, но оно слишком глубоко запрятано, чтобы можно было добраться до смысла.
— А что ты читаешь в моем мозгу?
— Крик, резкий, как нож.
— О чем?
— О… том, что ты зовешь свободой.
Джон улыбнулся.
— Я рад, что мысль о свободе не покинула меня. Знаешь, Эркор, мне поручено сделать как можно больше, чтобы покончить с войной. Но я не вполне добровольно стал агентом Тройного Существа. Передо мной был выбор: смерть от радиации или присоединение к нему. Так что я не узнаю вкуса свободы, пока Тройное Существо не оставит нас.
— Еще я читаю и в мозгу твоем, и в голосе, как сильно ты хочешь, чтобы я поверил тебе…
— Это правда. Читай дальше.
— Я уже прочел. Я хочу, чтобы ты понял, Джон. Ты думаешь, что основное различие между мной и тобой состоит в том, что я знаю твои мысли, а ты моих не знаешь. Дело не в этом. Главное различие между вами, людьми, и нами, стражами, — в восприятии. Разница между людьми и лесными стражами — это разница между слепыми и зрячими. Разница между стражами-телепатами и стражами-нетелепатами — это разница между нормально видящими и дальтониками.
— И значит…
— И значит, что то, что я слышу, неважно. А вот то, что я воспринимаю, тебе не понять.
Они шли к центру города. Небо на востоке потемнело. Они вдруг остановились.
— Лорд Пламени, — сказал Джон.
— Даже ты чувствуешь его.
Джон кивнул.
— Ты можешь точно указать, где он или в ком?
— Пока нет.
Они пошли дальше.
— Что ты слышишь сейчас?
— Я слышу администратора одного из предприятий твоего отца, размышляющего о том, не отразится ли убийство Черджила на его жалованье. Он разговаривает об этом со своей женой…
— Лорд Пламени, — снова сказал Джон.
— Приближаемся.
— Ты видишь, что он делает теперь?
— Пока нет.
Они шли мимо знакомого Джону особняка.
— Там твой отец, — сказал Эркор. — Он собирается вызвать своего секретаря и продиктовать письмо интенданту Тилфара с выражением своей полной уверенности в военных успехах и присовокуплением дара в полмиллиона. Получит ли рекламу, равноценную дару? — думает он.
— А думает он обо мне или моей сестре?
Эркор покачал головой.
Они все ближе подходили к королевскому дворцу. Наконец они свернули под каменную арку, и Джон открыл дверь старинным ключом, какими до сих пор пользовались во дворце. Они прошли по коридору и свернули к широкой мраморной лестнице.
Поднявшись на пятый этаж жилой башни, они вошли в апартаменты герцогини.
Петра стояла у окна и смотрела на вечерний город. Она повернулась, когда они вошли.
— Вы опоздали. Я чувствую Лорда Пламени, словно он в комнате.
— Он во дворце, — сказал Эркор.
— Близко? Ты можешь сказать, что он сделал на этот раз? Я анализировала правительственные рапорты за неделю и не нашла ничего, во что можно ткнуть пальцем.
— Пока еще все не ясно. Может быть, он причастен к убийству Черджила?
— Возможно, — сказала Петра. — На это я тоже не могла пролить никакого света.
— Ты говоришь, он во дворце, — сказал Джон. — В каком направлении?
Эркор подумал и указал:
— Там.
Они вышли в коридор, прошли мимо незанятых теперь комнат королевы-матери и других королевских апартаментов и поднялись по короткой лестнице в коридор, уставленный с обеих сторон статуями.
— Мы идем к тронному зал, — сказала Петра.
— Правильно, — кивнул Эркор.
Коридор вывел в одну из ниш тронного зала. На пятнадцатифутовых окнах висели тяжелые драпировки.
— Подойдите, — шепнул Эркор.
В слабом освещении они видели, как его лоб собирался в складки. Он указал по диагонали через зал на одну из многих других ниш.
— Мы разделимся, — прошептала Петра. — Не забудьте, нам надо увидеть его всем вместе.
Она двинулась влево, а Джон вправо. Держась в тени гобеленов, изображавших морской пейзаж, он прошел к пустому трону.
Раздался глухой голос:
— Что это? Кто тут?
Глаза Джона метнулись к нише.
— Кто тут? Я вызову стражу… — Белая фигура прошла через полосу света, неуверенно оглядываясь вокруг. — Кто здесь?
Король! Джона полоснула боль узнавания, и он отступил от гобеленов. В то же время Эркор и герцогиня тоже вышли из укрытия. Сначала король увидел только герцогиню и сказал:
— Петра! Вы меня напугали. Я на секунду подумал, что вы…
Затем…
Изумруд пчелиных крыльев… Красный цвет полированного карбункула… паутина серебряного огня. Молния ударила в глаза Джона, и он нырнул в синий туман. Его мозг швырнуло через парсеки.
Кругом был серый цвет, просто серый, с оттенками лавандового, красного, желтоватого, оранжевого. Джон быстро сообразил, что он в пустыне под тусклым серым небом. Ветер пульсировал, и оттенки менялись: оранжевый отливал зеленым, красный светился желтым, голубоватый цвет углубился, но серый главенствовал над всем, бесконечный, зыбкий.
Усики Джона скользнули вверх. Корни вошли глубоко в песок, к потоку чистой фтористоводородной кислоты, питательной и холодной. Но здесь, на поверхности, разряженная атмосфера была холодной, сухой и серой.
Три горячих чувствительных щели в его оболочке зарегистрировали присутствие двух других кактусов поблизости. Он снова зашелестел усиками, и те прошелестели в ответ.
— Следи, — прошелестел Эркор, — он здесь…
Другой кактус (Петра) качнулся, усики прошуршали по песку.
За ближайшей дюной поднялась чья-то голова. Три глаза мигнули и исчезли.
Усики Джона бессильно повисли.
Голова (черный оникс) поднялась снова, снова мигнули три глаза. Ящерица зашипела, острые, как иглы, зубы окаймляли зубчатую пасть. Она снова зашипела, и яркий песок закружился перед ее ртом. Ящерица ползла по дюне на шести черных лапах, направляясь к Джону.
Джон внезапно вытянулся и схватил животное за шею. Задыхаясь, ящерица дернулась назад, но высокий кактус, которым был Эркор, наклонился, и три гибкие вайи окружили тело рептилии. Герцогиня схватила две бьющиеся лапы, и когда все трое подались назад, шипение ящерицы перешло в визг. Он прекратился, когда горло ящерицы сжали усики. Все.
Темно. Влажная почва скользила под грубой кожей Джона, когда его бескостное тело втискивалось в землю. С одной стороны чувствовалась вибрация (да, это Петра). Он пошел под углом, пока не пробил разделяющий их слой земли, и дальше они двигались вместе, соприкасаясь боками.
— Где Эркор? — спросил Джон.
— Он ушел вперед к храму.
— Он снова в милости у жрицы?
— По-видимому. Она послала ему вызов горячий цикл назад.
— Его проступок был очень серьезен, она вряд ли простила его. Боюсь, что и мы вляпались в историю.
Дрожь прошла по телу длинного червя рядом с Джоном.
— Надеюсь, что нет, — нервно провибрировала она. — Но все равно нам надо быть там. Будем ждать конца цикла, и я надеюсь, что дело обойдется без открытого обвинения.
Затем они молча пробивались к храму, где должна была проходить церемония конца цикла.
Храм был участком мягкой почвы, влажной от ароматизированной жидкости, бьющей из всех уголков подземного мира. Джон почувствовал экзотический запах еще до того, как изменилась текстура земли, и он оказался в роскошном иле. Они свернулись у края, дожидаясь, когда соберутся остальные участники церемонии и начнутся молитвы.
Когда наконец храм заполнился, по земле пошли знакомые вибрации жрицы. Она общалась со своей паствой посредством хитроумной системы из двух металлических колец, окружавших храм; когда она двигалась вокруг колец и говорила, ее слова слышали везде.
— Да здравствует великая Богиня Земли, в чьей пищевой колее мы находимся, — начала жрица. — Пусть грязь будет всегда мягкой.
— Пусть никто под ее защитой не раздвоится, пока сам не решит, — ответила паства, и началась молитва.
Наконец ритуал закончился, и жрица объявила:
— У нас хорошие известия для вас, друзья: член нашей паствы, который ранее вызвал наше неудовольствие, снова с нами.
Джон почувствовал в вибрациях новый, но знакомый рисунок: видимо, Эркор вошел в храм. Но в то же время его охватило ощущение, что здесь присутствует кто-то еще, кто был намного длиннее, но внезапно сжался.
Он понял, что это Лорд Пламени. Рядом зашевелилась герцогиня.
— Лорд Пламени, — прошептала она, коснувшись его бока. — В жрице!
— Знаю, — шепнул он в ответ, а жрица между тем продолжала:
— Этот отступник, что снова с нами, устроил заговор, чтобы покончить с нашим циклическим обычаем приносить в жертву Богине Земли одиннадцать детей; он уверял, что опускать их глубоко в землю, пока их тела не ссохнутся от Великого Центрального Жара, ниже нашего достоинства. Но теперь он вернулся и согласен принести в жертву себя самого в начале следующего горячего цикла, и с ним будут принесены в жертву два его сообщника…
Джон и Петра не стали дожидаться указующих вибраций, а сразу бросились вперед по храмовой грязи. Джон столкнулся с телом, посылавшим вибрации Эркора, но тело было вялым. Видимо, ему дали наркотики и притащили сюда насильно. Но Лорд Пламени…
Джон прыгнул на жрицу и обвился вокруг ее тела, и Петра уже вцепилась в нее. Хвостом он подтащил к себе Эркора. Движение несколько оживило его, но кто-то обвился вокруг говорящих колец и закричал:
— На помощь! На помощь! Жрицу убивают!
Другие черви включились в драку, но не Лорд Пламени…
Поток синевы лился со скал. Гейзеры оранжевого цвета вздымались от горячих камней и хлестали в темное небо. Огонь был прекрасен, другой свет исходил лишь от трех лун, расположенных треугольником и быстро движущихся в ночи.
Джон парил над огнем, восторг распирал его грудь. Вощеные крылья со свистом разрезали воздух и поднимали его вверх, в черноту неба.
Открыв клюв, он издал поющий зов:
— Эркор, Петра, где вы?
Голос Петры пропел:
— Я лечу над зелеными огнями, там горит медь, а сейчас над желтыми натриевыми…
Издалека донесся третий голос:
— Углеводород течет в прибое оранжевого…
Из сотен птиц вокруг отделились две и присоединились к Джону, они вместе стали подниматься сквозь густеющий туман, пока воздух не охладил их крылья, которые работали как сердца, без остановки, без отдыха. Музыка менялась, мелодии сплетались и переходили одна в другую.
Туман прорезало карканье. Черные крылья захлопали среди золотых. Черная птица на лету яростно клевала пурпурным клювом других птиц, ярко-красным когтем била по глазам. Когда она пролетала сквозь тучу птиц, золотые перья падали вниз и сгорали в огне.
— Следуйте за ней! — крикнула Петра.
— Следуем, — ответили Джон и Эркор.
Джон понесся к мародеру: его клюв погрузился в черные перья. Эркор поднялся выше, а страшные крылья Петры били снизу. Затем клюв Эркора вонзился в блестящий глаз, и громадные черные крылья, вздрогнув, обвисли. Джон выпустил птицу, и она, крутясь, упала вниз, в огонь.
— Лорд Пламени там, — запели они.
Из дымящегося тела на скалах вырвался последний язык пламени. Джон уловил нечто, воспарившее из пепла, услышал мощный взрыв мелодии, который вознес это новое существо к стае, и тут же Джона окутал синий туман. Он попал в паутину синего огня, утонул в красном сиянии полированного карбункула, его глаза подернулись изумрудом пчелиных крыльев.
Джон стоял в тронном зале и ошарашенно моргал глазами.
Рядом с ним были Петра и Эркор. Направо, в футе от трона, на полированных ступенях распростерлась фигура короля. Одна рука едва заметно шевелилась. Джон подошел к королю.
— Он жив.
Послышались шаги. Джон поднял глаза и увидел окруживших его стражников с поднятыми энергоножами. Кто-то включил освещение. Эркор и Петра стояли среди стражи.
— Что случилось с Его Величеством?
Джон был взволнован, но Петра спокойно ответила:
— Мы не знаем. Когда мы шли к тронному залу, услышали его крик. Потом он вдруг побежал по залу и упал.
— Он жив, — повторил Джон. — Вызовите врача.
— Отойдите, — сказал начальник стражи, и Джон отступил. — Кто вы?
— Я кузина короля, — сказала герцогиня Петра, — а это мои гости.
Страж нахмурился.
— Вам бы лучше вернуться в свои покои, Ваша Светлость. И оставайтесь там, пока мы все не выясним.
Подошел еще один страж:
— Да, сэр, к счастью, он включил камеры, прежде чем что-то случилось.
— Прекрасно, — сказал начальник стражи и оглядел по очереди Петру, Джона и Эркора. — Этот зал набит камерами, и их можно включать из десятка мест. — Он ждал их реакции, но ее не было. — Мы вскроем и увидим, что произошло. Прошу вас, идите к себе.
Джон, Эркор и герцогиня вышли из зала.
В своих апартаментах герцогиня упала в кресло и запустила пальцы в волосы.
— Полагаю, что и здесь есть камеры и микрофоны, — сказала она, оглядываясь по сторонам.
Эркор подошел к стене, на которой был изображен морской подводный пейзаж в коричневых и оранжевых тонах, и положил ладонь на правый глаз стилизованного осьминога.
— Сейчас нет, — сказал он, — или, во всяком случае, здесь ничего не работает. Видно, они еще не поставили тут монитор.
— Эти камеры чуть не погубили нас, когда мы похищали принца Лита. Слава Богу, на этот раз там ничего нет. Эркор, ты смог увидеть, что сделал Лорд Пламени в этот свой визит?
— Сейчас было сложнее, — сказал Эркор. — В мозгу людей читать труднее, чем в мозгу неандертальцев, где он прятался прошлый раз.
— Но что-нибудь ты в силах сказать?
— Могу сказать, кто убил Черджила.
— Кто же?
— Его Величество.
— И ты знаешь, зачем?
— Вот в этом не уверен. В его мозгу было что-то еще… — Он вдруг повернулся к Джону. — Помнишь, когда мы шли сюда, я читал мысли твоей сестры и сказал, что что-то вроде бы не так? Я видел какое-то калейдоскопическое изображение, но не понял его смысла. В мозгу короля был тот же рисунок, тот же образ.
Помолчав, Джон спросил:
— Что означает это совпадение?
— Оно означает, что они оба знали что-то одно и одинаково его оценивали. Поэтому они скрывали его от себя: узнали и тут же постарались забыть. В мозгу Оска это выражено сильнее, но присутствует у обоих. И это, возможно, имеет отношение к Лорду Пламени.
— Тогда что же произошло в обоих этих мозгах? — спросила Петра.
— Хороший вопрос, — сказал Эркор. — Мы задали его Катэму, чтобы посмотреть, как он с ним разберется… среди множества других…
В дверь постучали. Появился начальник стражи.
— Ваша Светлость, джентльмены, пленки просмотрены, вы свободны приходить и уходить, как вам будет угодно, но позднее вас, возможно, допросят…
— Его Величество сказал что-нибудь еще? — спросила Петра.
Страж взглянул исподлобья.
— Его Величество скончался. — Он резко повернулся и вышел.
Джон медленно закрыл за ним дверь.
— Видимо, — сказала Петра, — изгнание Лорда Пламени оказалось таким ударом, что король не вынес.
— Всякий здоровый человек выдержал бы, — сказал Эркор, — но король всю жизнь был больным.
Петра сложила тонкие пальцы.
— Черджил убит по наущению короля. А теперь король умер из-за… — Она не закончила фразы. — Со всеми этими военными делами правительство скоро окажется совершенно недееспособным.
— Вы думаете, никто не попытается воспользоваться королевой-матерью, чтобы сплотиться вокруг нее? — спросил Джон.
— Сомневаюсь. Она спокойно живет в своей обитой ватой комнате в Медицинском центре под присмотром психиатров. Она страшно сдала за последний год. Я помню, какой властной женщиной она была, в то время она могла быть полезной империи.
— Это означает, — сказал Эркор, — что принцу Литу пора вернуться.
Герцогиня кивнула.
— А кто наследник трона после Лита? — спросил Джон.
— Я, — коротко ответила Петра. — Сегодня вечером вы и Эркор отправитесь на материк и как можно скорее привезете принца сюда.
— Если мы его найдем в лесах.
— Найдем, — сказал Эркор.
Джон отвернул штору и посмотрел на освещенный город. Транзитная лента тянулась из дворца, сверкая под луной.
— Не знаю, — сказал он, — но хотел бы знать, — не вышло ли это дело из-под нашего контроля. Никто не намеревался убить короля, я, во всяком случае, не собирался.
— Не намекаете ли вы, что это сделала я? — спокойно спросила Петра. — Спросите Эркора, было ли у меня такое намерение.
— Нет, не спрошу, — сказал Джон. — Когда я был в тюрьме, я хотел… — Он замолчал.
— Джон, кто был виноват в том, что вы попали в тюрьму?
— Три года назад я сказал бы, что король Оск. Но мы оба были тогда школьниками. Конечно, что-то садистское заставило его подговорить меня пробраться в тронный зал и стащить королевское знамя. Но что-то столь же глупое и опрометчивое заставило меня согласиться, и я так испугался, что убил стражника, который пытался задержать меня. Когда я узнал, что король умер, я ожидал, что почувствую себя отомщенным, испытаю облегчение, свободу, но ничего подобного. Я до сих пор не свободен, не только от Тройного Существа, но и от чего-то в самом себе.
— У всех так, — сказала Петра. — У вас, Джон, может быть, больше.
Не поворачиваясь от окна, Джон сказал:
— Эркор, ты можешь это прочесть? Скажи мне, что это такое.
Голос Эркора был необычно серьезен:
— Не могу, Джон. Это другой слой, в которой мне не дано проникнуть.
Джон резко повернулся.
— Может, тебе это кажется, что это вина? Но я точно знаю, что это не вина, Эркор. Это что-то другое.
Глаза гиганта сощурились, он сосредоточился, а затем сказал с ноткой неуверенности:
— Нет… это не вина.
— Я не понимаю, — сказал Джон. — Может быть, Катэм прав. Каждый раз, когда мы изгоняем Лорда Пламени, я думаю… не является ли все это болезненной фантазией.
— Я знаю одно, — сказала герцогиня, — чем бы это не являлось, мы можем действовать только так, как действуем. И мы должны немедленно вернуть в Торон принца Лита.
— Хорошо, — сказал Джон, — значит, едем в лес и привозим Лита обратно.
— Да, — сказала герцогиня, — а я постараюсь узнать кое-что в Совете и посмотреть, не смогу ли я остановить смятение.
Джон и Эркор вышли, в дверях Джон растерянно проговорил:
— Бесполезная фантазия?
— У тебя нет времени думать об этом долго, — ответил ему Эркор. — Подумай немного и убеди себя в том, что это не фантазия.
Глава 6
Вырвали человека из одного мира и швырнули в другой.
Подошвы сапог вязли в грязи; он был на вражеской территории за барьером. Земля здесь была мягкая, болотистая. Туман был таким же плотным, как осенний туман на море, окутывавший на рассвете его рыбачью лодку. Воздух по-октябрьски холодный. И небо сквозь туман проблескивало, как полированные раковины.
Нет. Что-то не позволяло ему думать об этом. Нельзя. Тил пошел вперед. Он чувствовал себя неуверенно. На миг туман разошелся, и он увидел бараки, к которым и направился.
Почва стала тверже, и он наконец остановился перед дверью. Света не было. Он чувствовал запах тумана, плывущего в темноте. Слегка пахло водорослями, и этот знакомый запах сделал все более реальным.
— Эй! — окликнул он.
— Привет, — отозвался знакомый голос. Из тумана вынырнуло лицо Торна. — Значит, и ты здесь. Настоящая ловушка, а?
— Да уж.
— Вот твоя койка.
Тил вошел внутрь барака и увидел у стены ряд коек.
— А в какой стороне враг? — спросил он. — И где все остальные?
— Мы за линией огня. А остальные скоро тоже придут.
— Здесь, как в аду, ничего не видно, — сказал Тил, косясь на дверь. — Кто-нибудь из этих проклятых ублюдков, может, бродит здесь, не ровен час, подкрадется и сожжет. Откуда ты знаешь?
Торн пожал плечами.
— Эй, парень! — В дверях показалась тень.
— Креветка? Как тебе здесь нравится?
— Сырость. И пахнет, как в брюхе старого омара.
Еще одна тень закрыла вход.
— Ух! Ничего не видно.
— А здесь нечего видеть, обезьяна. — Креветка повернулся к своей койке и лег. — Этот транзитный прыжок принес чертовски многих. Когда враг появится, разбуди меня, но не раньше, понял?
— Привет, Тил, — сказал Лог, входя в барак. — Давай сыграем в «бродягу».
— Я тебя обставлю.
— А мне все равно. Просто поиграть охота.
— Ладно, — сказал Тил. — Давай пару раз бросим.
Лог присел у двери, где было светлее, и высыпал на порог горсть медяков. Тил тоже сел на корточки и стал помогать выкладывать монеты квадратом.
На его руки упала тень. Он и Лог подняли глаза. Перед ними стоял лесной страж. Лица его не было видно, только желтые глаза.
— Подвиньтесь, дайте пройти, — холодно сказал страж.
«Если бы у голоса был цвет, — подумал Тил, — он блестел бы, как смазанная сталь».
— Разве ты не можешь перешагнуть? — вежливо спросил Лог. — Мы только что уложили монеты… — И вдруг его лицо осветила радость. — Эй, Курл! Ты тоже здесь? Ты первый, кого я встретил из дома. Рад тебя видеть…
Нога в сапоге шагнула вперед. Тил и Лог вовремя успели убрать руки. Монеты разлетелись.
— Курл, — крикнул вслед ему Лог, — что с тобой? Что за манеры! Будь ты моих размеров, я бы тебя вздул!
— Успокойся, Лог, — сказал Тил. В голосе стража явно чувствовалось напряжение, и он не хотел, чтобы оно прорвалось.
— Я знал этого парня в лесу, — сказал Лог, собирая монеты. — Курл был моим другом, а теперь ведет себя, как обезьяна, которая весит совсем мало.
— Эй, ребята, вы новички? — Еще один неандерталец появился в дверях.
— Да, — сказал Торн.
— Тогда выходите, — сказал неандерталец, — я вам кое-что покажу.
Торн, Лог и Тил вышли.
— Меня зовут Илло, — представился неандерталец.
— Что ты хочешь нам показать? — спросил Тил.
— Увидишь, — сказал Илло. — Мы показываем это всем новичкам, чтобы поднять настроение. Некоторым, во всяком случае, помогает.
Они вышли на поляну между бараками. В центре ее стоял столб. Подойдя ближе, Тил увидел, что к столбу прибита стрелка, указывающая в туман:
«ТОРОМОН — ДОРОГА домой».
— Это поставил Разведчик, — сказал Илло.
— Какой Разведчик? — спросил Тил.
— Лесной страж из вашего барака, его зовут Курл. Он пришел как раз передо мной, — ответил Илло и посмотрел на стрелку. — Разве тебе не становится легче?
Тил был в замешательстве. Но Лог, положив на столб свои окорокообразные руки, удовлетворенно сказал:
— Угу. Теперь мы знаем, в какой стороне наш дом. Это означает, что мы знаем, где мы. И я чувствую себя лучше.
— Я же говорил, — усмехнулся Илло, — мы показываем это всем новичкам.
— Значит, указатель поставил Курл? — спросил Лог. — Да, это на него похоже. В лесу он множество раз заставлял меня чувствовать себя лучше. Почему он так странно ведет себя здесь?
Илло пожал плечами.
— Здесь многие ведут себя странно. Скоро привыкнете.
— А ты давно тут? — спросил Лог.
— Ну… очень давно. Ты знал Разведчика там, дома? Расскажи, что делается дома?
— Все чокнулись, — сказал Лог. — Только и говорят о войне, больше ни о чем.
Илло кивнул.
— А теперь ты сам на войне. Разведчик здесь чертовски важная персона. Расскажи мне о Курле, каким он был в лесу.
— Ну, он совсем другой был… — И оба неандертальца отошли. Торн и Тил остались одни.
— Интересно, как он это вычислил? — сказал Тил, разглядывая стрелку.
— Видимо, знает математику, — ответил Торн.
Когда они вернулись к баракам, большая часть коек была занята. В неосвещенном помещении, куда тоже пробился туман, люди выглядели тенями. Тил пошел к своей койке и сел. Тень на соседней койке повернулась.
— Ты из новичков, что ли, заполнить дыры?
— Какие дыры?
— Ну, замена.
Тил не мог различить лица, и через какое-то время ему вспомнился голос из громкоговорителя на занятиях.
— А что случилось с теми, на чье место мы пришли?
— Тебе обязательно это знать?
— Нет, не обязательно. Ладно. А вы что здесь делаете?
— Ну… — протянула тень, — это зависит от того, чему тебя учили.
— Я механик-ремонтник 606-Б. И 605-Б тоже хорошо знаю.
— Ага, тогда у тебя не будет проблем, чем заняться.
Тил усмехнулся и почувствовал прилив уверенности.
— Я, пожалуй, посплю, — сказала тень.
— Слышь, еще один вопрос. — Тил понизил голос. — А что с этим желтоглазым стражем?
— Ты имеешь в виду Курла, Разведчика? — спросил сосед.
— Ну, того, кто поставил указатель.
— Так что ты хочешь знать?
— Ну, он ведет себя как-то странно.
— Так и есть, — ответил голос. — На то он и Разведчик. Ты тоже вел бы себя странно, если бы делал то, что он. Но поговорим об этом в другой раз, спать хочется.
— Ладно, — ответил Тил. — Спокойной ночи!
Сперва он думал о том, что делает Курл, а потом о том, кого же он, Тил, заменил. Надо бы спросить, что случилось с тем человеком, но… хорошо, что здесь есть работа по ремонту 606-Б, он мог бы получить устройство в разобранном виде, собрать его, заменить изношенные детали. Если бы только знать, что это… Нет. Он не должен думать об этом. Лучше думать о том, что дает хорошее самочувствие.
Через несколько часов, когда Тил бродил возле бараков, он услышал голос:
— Кто это?
— Э-э… Тил 211-Б.
— А, привет. Это я, Лог.
— А, это ты, обезьяна. Мне показалось, что сержант или еще кто.
— Нет, черт побери. — Лог вынырнул из тумана. — Ты тоже напугал меня.
Он едва был Тилу по плечо, но улыбался ясно и открыто.
— Твой приятель Илло говорил что-нибудь насчет того, что готовится?
— Не знаю, все ли я понял. — Лог почесал голову.
— А что он сказал?
— Сначала он сказал, что мы перед главной линией вражеских сил. И еще Илло сказал, что есть опасность, как бы враг не окружил нас и не напал с тыла.
— Чего же ты не понял?
— Как они могут напасть с тыла, если они перед нами? И в тридцати милях от нас?
— Очень просто, — начал Тил, но запнулся, вспомнив, что говорил ему Торн насчет восприимчивости. — Лог, какова длина линии, на которой стоят наши базы?
— Не знаю. С одного конца до другого, — сказал Лог, пожимая плечами. — Какая это будет длина?
— Такая и будет: с одного конца до другого. А допустим, враг обойдет нас с двух концов, вот и окажется в нашем тылу, верно?
Лог подумал.
— Ага. Наверное, они так и сделают. Я не подумал, что нас можно обойти. Значит, мы в опасности, да?
— Думаю, да, — сказал Тил, чувствуя тревогу и в то же время некоторое превосходство над Логом. Вероятно, Торн испытывал то же самое по отношению к нему, Тилу, подумал он. Проверив свои ощущения, он успокоился, поскольку не нашел в них ничего обидного для обезьяны. — Для того мы и здесь, Лог, чтобы быть в опасности.
— Угу. Враг за барьером! Только теперь и мы за барьером.
Они подошли к утесу.
— Камень, — сказал Лог, положив ладони на неровную поверхность. — Он напоминает мне… — Он не закончил фразы.
— Лог, как было там, откуда ты пришел?
— Ты имеешь в виду… дома?
— Да, какой у тебя дом?
— Дом… это… место, где я жил. Мора… и Порм, и Кваг. Они жили со мной. Порм — моя дочь.
— У тебя есть дочь? Сколько ей лет? А сколько тебе?
— Ей четыре лета. А мне девятнадцать зим.
Тил вспомнил, что средняя продолжительность жизни у новых неандертальцев сорок пять лет. Казалось бы, при такой короткой жизни все должно быть по-другому. Ан нет, дочь, семья. Тил почувствовал уважение к этому конденсированному, чуждому ему образу жизни.
— Какой у тебя дом? — снова спросил он.
— Он в лесу.
— Ну?
— В разрушенном каменном здании, в «руинах», как это называют. Они остались после Великого Пожара. Большие деревья сбили верхние этажи здания, лестницы ведут наверх прямо на открытый воздух. Дети играли на ступенях, а когда налетал ветер, мы забирались в угол внутри здания и пели ветру, а когда с неба лилась вода, мы пели воде. Когда было очень жарко, мы танцевали для солнца. Раз в месяц мы танцевали для луны, только по-другому, потому что солнце и луна не похожи на дождь и ветер. Понимаешь?
— Понимаю.
— Иногда мы заделывали кожей отверстия в стене. Выходили и выслеживали кабана, и снаружи уже был не дом. Там…
— Остаток большого мира, — подсказал Тил.
— Да. И он очень, очень большой, этот остаток. Он сильно отличается от дома. Дом… — Он сделал паузу и вернулся к первоначальному определению: — Дом — это место, где я живу. Наверное, вы, большие и умные люди, думаете, что это глупо. Но вы должны знать, что такое дом.
— А разве ты думаешь, что это глупо?
— Нет, — сказал Лог, — но…
— Тогда и не печалься. Вовсе это не глупо.
Лог, видимо, был удовлетворен.
— А какой дом у тебя? Это тоже место, где ты жил?
— Нет, — сказал Тил, — во всяком случае, я не жил там три года. Я оставил его, когда в четырнадцать лет уехал в Торон.
— Кое-кто из моего народа тоже уехал туда. Не знаю, нравится им там или нет. Те, кто вернулся обратно, говорили, что в городе жить очень трудно.
— Это верно.
— А что ты делал в городе?
— Да так, мотался туда-сюда, — уклончиво ответил Тил. — Работу найти не смог, потому что ее мало, и наконец пошел в армию. Скажи, Илло говорил тебе что-нибудь насчет твоего друга Курла?
— Стража, который поставил указатель?
— Да. И расшвырял наши монеты.
— Ох, никаких манер у человека. Я знаю только, что он здесь очень важная персона. Правда, я не знаю, что он тут делает.
— Может, ходит и шпионит за врагом, судя по тому, что его зовут Разведчик. Хотел бы я знать, как выглядят враги?
— А знаешь, ты прав. Как мы будем сражаться с ними, если мы их не видели? Придет кто-нибудь из них и скажет «привет», а мы и не узнаем, что это враг!
— Узнаем.
— Ну, — сказал Лог, подумав, — должны бы узнать.
