Глава 33

Я не могу поверить, что Себастиан мертв. Мне кажется совершенно неправильным, что он лежит здесь на полу, как мусор. Мне очень хотелось бы сделать что-нибудь хорошее для него. Сразу после того, как Гомер уходит, я хватаю запястье Себастиана и щупаю пульс, потому что хочу сделать что-то. Необходимо что-то сделать, хотя я понимаю, что помощь ему уже не нужна.

Я пытаюсь осознать, что могло произойти. В последний раз я видела Себастиана во время спора с Николеттой и автоматически решила, что не повезло ей. В конце концов, он был намного сильнее. Эти брызги крови на кафеле под раковиной наверняка появились от того, что Себастиан ударился головой. Но как ни стараюсь, не могу представить, что это сделала Николетта. Или, может быть, Беккер? Но он же был на лестнице, когда они боролись в душевой.

Это всего лишь означает, что за всеми событиями есть еще кто-то, неизвестный нам персонаж. Я вспоминаю комнату с мониторами, где на одном из них увидела поднимающегося по лестнице Беккера. После того как я вышла, он внезапно исчез. Что с ним случилось?

Нужно выбраться из этой кабинки. Мне нужно назад к остальным, прежде чем их постигнет участь Себастиана. Но окошки такие маленькие, что через них не пролез бы и карлик. А что, если Гомер вернется?

Вдруг это всего лишь короткая передышка перед тем, как он меня застрелит? Мне нужно оружие, что-то, чем я смогу защищаться. Взгляд падает на Себастиана.

— Прости меня, — шепчу я и принимаюсь обыскивать его карманы. Но для этого нужно отодвинуть тело немного в сторону, а ноги у меня все еще связаны — я падаю. Кабинка качается.

У него такие узкие штаны, что я едва могу залезть пальцами в карманы. В одном я нахожу купюру в пятьдесят евро и зажигалку, в другом — большую связку ключей с брелоком. Брелок для ключей — красный швейцарский карманный нож, крошечный, но все же с кучей разных инструментов и лезвием. Есть одно маленькое лезвие и одно большое, штопор, открывалка для бутылок, пинцет, зубочистка, ножнички, универсальный крючок и маленький диодный фонарик. Я тут же его включаю, потому что здесь, внутри, кромешная тьма.

Аккуратно, как могу, отодвигаю тело Себастиана подальше, наклоняюсь и начинаю пилить маленьким лезвием хомуты на своих лодыжках. Нога снова начинает пульсировать и болеть, но это меня не останавливает. Я стискиваю зубы и пытаюсь унять дрожь в руках, мне это удается.

Теперь ноги свободны.

Необходимо выбраться, и не остается другого выбора, как вернуться в замок и освободить остальных.

Но как мне отодвинуть предохранительный засов?

Окно!

Хотя оно и крошечное, в него можно высунуть руку и как-то открыть кабинку.

Я снова и снова смотрю на мертвого Себастиана, и мое поведение мне кажется непочтительным, но, я уверена, он понял бы меня.

В окошки, похоже, вставлены стекла, что вселяет надежду. Даже если это и специальное безопасное стекло, как в автомобилях, их все равно можно разбить. Я луплю по стеклу кулаком, и ничего не происходит, просто снова шатается кабинка.

Оно даже не треснуло. Наверное, мой кулак недостаточно твердый. Нужно что-нибудь вроде камня или лома.

Я оглядываюсь, но в кабинке только я и Себастиан. Пытаюсь разбить стекло связкой ключей, но тоже не выходит. И тогда я замечаю у Себастиана ремень с пряжкой. Если я изо всех сил ударю пряжкой по стеклу, оно лопнет. Может получиться. Несколько секунд я колеблюсь, но потом вытягиваю из штанов ремень. Ощущаю себя мародером, но не останавливаюсь. Я должна предотвратить появление новых трупов. Я должна, должна, должна…

Наконец у меня получается. Я несколько раз наматываю пояс на руку. В маленькой кабинке я не могу сильно размахнуться. Я вращаю пряжку один, потом второй, третий оборот и наконец изо всей силы бью по стеклу.

Все происходит мгновенно: кабинка так качается так сильно, что тело Себастиана съезжает, раздается треск, стекло рассыпается осколками. Они повсюду, даже попадают мне в лицо.

Но все равно. Я снимаю блузку, обматываю руку, выбиваю из рамки оставшиеся осколки. Потом протискиваю руку и пытаюсь отодвинуть засов. Первая же попытка проваливается. Нужно подобраться к окошку вплотную.

Наконец мне удается зацепить засов, и я поднимаю его. Ожидаю, что его заклинит, но он поддается на удивление легко, и я открываю дверь. Сую в карман связку ключей и зажигалку, кладу пояс на тело Себастиана и обещаю, что позабочусь о нем.

Потом выпрыгиваю из кабинки и с жадностью вдыхаю прохладный воздух. Включаю фонарик Себастиана и хромаю прочь, понимая, что необходимо добраться до замка как можно скорее.

Я проклинаю свою лодыжку, которая меня тормозит, и пытаюсь не обращать внимания на боль. Это мне все больше удается по мере продвижения.

Пока я, исполненная надежд, пробивалась вперед, меня внезапно словно кипятком окатили — одного я не предусмотрела. Камеры и мониторы! Мне вообще нельзя незаметно подойти к замку. Если я туда сунусь — это станет финалом моей освободительной миссии.

Я ощущаю, что мой мозг хочет мне что-то сообщить на эту тему, но я никак не могу сообразить, что же это за мысль. В любом случае, она о том, что произошло. Просто случилось столько всего, что я не могу ее отфильтровать.

Я постоянно спотыкаюсь, потому что хочу бежать быстрее, нелепая блузка и плиссированная юбка болтаются на мне, как мокрые тряпки. Несмотря на это, я продвигаюсь, параллельно отмечаю, что сегодня я совершенно ничего не ела и очень мало пила. Вскоре дыхание начинает сбиваться, и мне все чаще приходится останавливаться и переводить дух. Итак, какая же мысль вертится у меня в голове и хочет наружу? С чем это связано?

С большой любовью, которую мама описывала в книге? Об этом я не задумывалась с прошлой ночи, ведь столько всего произошло. Это была запретная любовь. Но не это меня волнует.

Я снова подхожу к часовне, которая в темноте выглядит как спасительный домик, куда нам всем срочно нужно попасть. И наконец мне становится ясно, что все время вертелось у меня в голове.

Часовня защищает от дождя.

Себастиан!

Он не был мокрым, когда появился в часовне. Возможно, есть какой-то потайной ход, который связывает ее с замком?

Чем дольше я думаю о замке и его секретных комнатах, тем очевиднее для меня эта мысль. Наверняка в прошлом знатным особам не хотелось идти по снегу и льду из замка в часовню на мессы и пачкать подолы своих одеяний.

Сердце взволнованно трепещет, и снова появляется надежда. С одной стороны, было бы просто замечательно обнаружить подземный ход, потому что я могу избежать камер, с другой — не знаю, где он заканчивается и в каком месте я окажусь. Но я должна пойти на риск.

Однако радоваться рано, я забегаю далеко вперед. Сначала необходимо отыскать доказательства своей теории, найти вход.

Я проникаю в темную часовню и удивляюсь: даже сейчас от алтаря исходит золотой блеск солнечных лучей. На мгновение я закрываю глаза и пытаюсь припомнить. Я лежала там, на скамейке, а Себастиан вышел из-за алтаря. Тот самый Себастиан, что сейчас с проломленным черепом остался на полу в кабинке подъемника.

Но не об этом нужно думать, а лишь о том, как вызволить из подвала остальных, прежде чем с ними случится нечто подобное. Со стороны лавок кажется, что алтарь расположен вплотную к стене капеллы, но вблизи я замечаю свободное пространство, куда можно проскользнуть.

Стены здесь увешаны тонкими гобеленами со сценами из жизни пресвятой Девы Марии.

Я с надеждой заглядываю за каждый гобелен и ничего не нахожу! Я перепроверяю еще раз, но гобелены не прикрывают дверь, это лишь украшения. Если двери нет в стене, остается пол.

К сожалению, за алтарем темно. Пол выложен таким же зеленовато-розовым мрамором, как и алтарь, и никаких щелей, ничего. Очевидно, я теряю драгоценное время.

Вспоминаю, что у многих церквей есть крипта, своего рода подвал под алтарным помещением. Часовня кажется мне слишком маленькой для того, чтобы делать в ней крипту, но я все же становлюсь на колени и свечу фонариком вокруг.

Наконец я поднимаю алтарное покрывало и вижу маленькую дверь в полу. Открываю ее и свечу вниз, там находится лестница. В дверь я могу пролезть, только согнувшись в три погибели, травмированная лодыжка снова дает о себе знать.

Я с удивлением обнаруживаю, что здесь, внизу, откуда-то пробивается свет. Нужно быть осторожнее. Возможно, свет означает, что я здесь не одна.

Осторожно спускаюсь по лестнице. Но с каждой пройденной ступенькой мое сердце начинает биться быстрее, к горлу подкатывает комок. Ко мне медленно приходит осознание, что бояться здесь нечего, но страх все сильнее. Что-то витает в прохладном воздухе… Чувствуется какой-то запах. Здесь пахнет не только пылью, землей и воском, нет, в воздухе висит аромат зеленого мандарина — крем для рук. Эта удивительная смесь, которой пахло только от мамы.