Действительно, все произошло очень быстро.

Через два дня Анжела отправилась в Париж за вещами. Она сообщила всем знакомым о предстоящем отъезде. И первым эту новость узнал друг детства, поверенный всех тайн Анжелы, Джереми Лаво, который давно стал ей настоящим братом. Он всегда все знал и первым приходил на помощь. Джереми было тридцать шесть лет, он только что пережил тяжелый развод, заложниками которого оказались двое детей, но теперь его жизнь понемногу налаживалась. Джереми был пианистом, давал уроки сольфеджио и игры на фортепиано, время от времени выступал с редкими концертами, не теряя надежды стать великим музыкантом.

Приятель был искренне рад за подругу, хотя ее отъезд очень расстраивал его. Они познакомились в одном из бесчисленных интернатов, через которые прошла Анжела в школьные годы. Хотя она и в этом заведении задержалась ненадолго, подростки продолжали общаться. Джереми знал эту девушку лучше, чем кто-либо другой. Знал все о ее метаниях, ранах, перенесенных страданиях, об извилистом пути, которым она шла по жизни, о бесконечных срывах, о том, как ей не хватало материнской любви. Он горячо поддержал намерение Анжелы поселиться рядом с Люси, напомнил, что наконец-то она достигла своей цели — найти сестру и повернуть время вспять. И конечно, пообещал приезжать в гости так часто, как только сможет, — ведь скоростной поезд ходит так быстро. Джереми взял с подруги обещание, что она будет иногда приезжать в Париж на выходные. На прощание друзья крепко обнялись.

На следующий день Люси приехала за Анжелой в небольшом фургончике, взятом напрокат. Она помогла сестре погрузить вещи, и вместе они тронулись в обратный путь. Все начиналось с чистого листа.

— Вот увидишь, — убеждала Люси, когда они выехали за окружную дорогу, — тебе будет хорошо у нас. Мы с Мирандой обо всем договорились. Об обедах не беспокойся — ты же будешь жить над рестораном. Я совершенно свободна днем, у нас будет много времени…

— Я вполне могу сама себя обеспечить, — возмутилась Анжела, которую начала слегка раздражать чрезмерная опека сестры. — И деньги у меня есть.

Конечно, Люси действовала из лучших побуждений, искренне желая, чтобы сестре было как можно лучше, но Анжела все-таки не была выпавшим из гнезда птенчиком. До сих пор ей удавалось самой держаться на плаву, и, даже если иногда ее суденышку грозило крушение, она считала, что вполне достойно справлялась со всеми испытаниями, выпадавшими на ее долю.

— Знаю, знаю, — отвечала Люси миролюбиво. — Но в твоей комнате негде готовить. У себя ты сможешь только завтракать, а обедать и ужинать будешь в ресторане.

— Я буду платить за еду, — настаивала Анжела.

— Даже не думай. Они столько всего выбрасывают каждую неделю. Ты только поможешь уменьшить расходы. Но если это для тебя принципиально, можешь помогать на кухне.

Анжела промолчала. По правде говоря, предложение Люси ее очень устраивало. На деньги, которые она ежемесячно получала, было не разгуляться. Все складывалось как нельзя лучше.

— Знаешь, я должна кое-что сказать тебе…

Люси замолчала на полуслове, отвлекшись на машину, решившую обогнать их.

— Дело в том, — начала она снова, — что по вечерам мы не всегда свободны… Понимаешь, детям рано вставать, а Ив очень устает на работе. В течение рабочей недели мы живем совсем как домоседы, редко куда-то выходим вечером. Конечно, засветло спать не ложимся, но, честно говоря… В общем, семейная жизнь накладывает определенные обязательства, которыми нельзя пренебрегать.

— Понимаю.

— Но ты сможешь проводить вечера с Жаном-Мишелем и Мирандой. В ресторане вечером жизнь просто кипит, там всегда полно народу. К концу недели ты перезнакомишься со всеми завсегдатаями, у тебя и минутки свободной не будет!

При мысли о том, что вечера ей придется проводить в одиночестве, сердце Анжелы сжалось. Хотя, действительно, она ведь сможет постоянно торчать в баре. В Париже она редко ходила в подобные заведения, денег не хватало. Но ей редко случалось сидеть одной несколько вечеров подряд — рано или поздно на горизонте непременно появлялся кто-нибудь из ее многочисленных знакомых. Кроме того, в Париже всегда было полно развлечений — бесплатные концерты, выставки, акции, фестивали. Анжела надеялась, что и в Брюсселе найдется что-нибудь в этом роде.

По дороге сестры без умолку разговаривали, рассказывали друг другу о том, как жили все эти годы. Выяснилось, что в их жизни было несколько удивительно похожих событий. Обе начали вести дневник на следующий день после того, как им исполнилось двенадцать, и забросили его примерно в шестнадцать с половиной лет. Через несколько дней после пятнадцатого августа по одной и той же причине — закончился летний роман — произошел тяжелый разрыв с предметом первой любви. Люси все еще хранила дневник, Анжела потеряла свой во время одного из бесконечных переездов. Похожие события происходили с ними и в школе, хотя Анжела провела это время гораздо более бурно, чем Люси. В один и тот же учебный год в первом триместре они почувствовали склонность к математике, но потом передумали и после каникул перешли в гуманитарный класс. Обе играли в школьном театре — Люси в предпоследнем классе, Анжела в выпускном.

Но сильнее всего их поразила другая история. Люси поделилась, что в одиннадцать лет, катаясь на роликовых коньках, сломала левую ногу. Анжела помнила, что в этом же возрасте у нее сильно болело левое колено — две недели она даже не могла ходить. Ее отправляли на рентген, делали анализы, но ничего не нашли и решили, что врунишка Анжела притворяется. Через некоторое время боли прошли таким же загадочным образом, как и появились.

Эта история потрясла сестер. Люси приходилось слышать о подобных случаях, о некой невидимой нити, связывающей разлученных близнецов, даже если им не известно о существовании друг друга и между ними сотни километров. Но она была просто ошеломлена, узнав, что это случилось и с ними. У Анжелы тоже перехватило дыхание от волнения.

Когда очередное воспоминание непостижимым образом вновь оказывалось общим, сестры вскрикивали и начинали перебивать друг друга. Каждая хотела первой рассказать о том, что происходило с ней. Одни и те же слова, фразы одновременно срывались с их губ, словно в салоне машины звучала партия на два голоса.

Пару раз Люси едва не врезалась в идущую впереди машину из-за необычайного волнения, которое взяло верх над ее обычной осторожностью. Через час, оглушенные шквалом сильных, не поддающихся контролю чувств, они остановились, чтобы выпить кофе и немного прийти в себя.

— Как это может быть? — спрашивала Анжела, взволнованно помешивая кофе в стаканчике.

— Не знаю, — чуть слышно ответила Люси. — Наверное, в момент нашего рождения звезды расположились таким образом, что…

— Да, но боль в колене? Ведь не звезды же две недели не давали мне ходить?

— Не знаю, — повторила Люси в полной растерянности. — Я действительно ничего не понимаю.

Вдруг она засмеялась, словно вспомнила что-то забавное.

— Чему ты смеешься? — спросила ее сестра.

— Подумать только, все эти годы я читала гороскоп и даже не догадывалась, что это и твой гороскоп тоже.

Анжела очень удивилась.

— Ты что, веришь звездам?

— А почему бы и нет? Все знают, что Луна влияет на нас и на животных, на приливы и отливы.

Сестра задумчиво покачала головой.

— Если звезды действительно управляют нашей судьбой, скажи мне, почему тогда я не замужем за богатым и красивым мужчиной и у меня нет двоих чудесных детей?

Люси насторожилась. Она услышала зависть в голосе сестры — пусть неосознанную, но от которой стало не по себе.

— Не так уж мы и богаты, — пробормотала она, словно извиняясь.

Больше Люси ничего не сказала. Она поражалась тому, насколько жизнь Анжелы была не похожа на ее собственную. Впервые она подумала об этом еще в Париже, когда увидела комнату, в которой жила сестра. Довольно милая, но бедно обставленная мансарда без особых удобств. Одежда Анжелы была настолько старой и изношенной, что скрывать это уже не получалось. Ей исполнилось тридцать пять, а финансовое положение было весьма плачевным, но Люси не заговаривала с сестрой на эту тему.

Через несколько минут сестры отправились дальше.

— А как твоя мама? — спросила Анжела. — Что она думает обо всем этом?

— Она очень рада, как я и предполагала. Немного взволнована, конечно, как любой на ее месте, но, должна признать, она проявляет такую выдержку, на которую, как мне казалось, не способна.

— Что ты имеешь в виду?

— В смысле ей трудно сдерживать радость, особенно после того, как я рассказала, что наша мать умерла. Я не сержусь и прекрасно ее понимаю… Кстати, завтра она устраивает небольшой званый ужин в честь твоего приезда.

— Очень мило с ее стороны.

— Она очень хочет познакомиться с тобой. Ведь вся эта история закончилась для нее благополучно. Ей не придется делить меня с другой матерью, наоборот, она стала матерью второй дочери. И это ее устраивает гораздо больше.

— Какая она? Расскажи о ней.

Люси вздохнула, подыскивая слова.

— Скажем так, Мирей — очень сильный человек, но не тиран. Она всегда добивается того, чего хочет. Если ей не удается добиться желаемого сразу, она без колебаний начинает играть чужими чувствами. Мама никому не желает зла, но ей все-таки не хватает деликатности. Кстати, именно это раздражает меня в ней больше всего. В остальном она замечательная мать и я не могу сказать, что недовольна ею.

— Тебе повезло, — усмехнулась Анжела.

Люси снова замолчала, смущенная реакцией сестры. Она чувствовала растерянность оттого, что у них с Анжелой такая разная судьба. Было даже немного стыдно, что ее собственная жизнь похожа на выставку всевозможных материальных и нематериальных благ. Но, с другой стороны, не могла же она нарочно устроить себе несчастливое детство, лишь бы Анжеле было приятно!

— А твой отец? — спросила Анжела, нарушая неловкое молчание.

— О, это совсем другое дело. У мамы довольно властный характер, и отец во всем с ней соглашается. Он мало говорит и поэтому никому не мешает. Я его знаю только таким. Даже когда я была совсем ребенком, мама уже тогда все решала за него. Мне, конечно, не хватало отцовской твердости, но что поделаешь…

Люси чувствовала, что нарочно сгущает краски.

— Но все же это мой отец, и я люблю его таким, какой он есть, — решительно закончила она. Ей было немного стыдно за то, что выставила родителей в таком свете только лишь из желания не обидеть сестру своими словами.

Анжела ничего на это не сказала, и они продолжили болтать о разных пустяках. Люси рисовала Анжеле идиллические картины ее будущей жизни. Когда вечером сестры наконец вернулись в Брюссель, Люси сразу же отвезла Анжелу в «Беседку». Жан-Мишель и Миранда уже ждали их.

Едва выгрузив чемоданы, Люси стала переминаться с ноги на ногу с виноватым видом.

— Мне пора домой, — смущенно призналась она. — Дотти сидит с детьми, а я обещала отпустить ее до ужина. Располагайся как дома, я заеду завтра утром, и мы вместе займемся твоим обустройством. У меня есть кое-что для твоей новой комнаты, — сказала Люси, словно стараясь загладить вину. — Миранда приготовила тебе ужин. Спускайся в ресторан когда захочешь. Ты можешь проводить там сколько угодно времени. Мне ужасно жаль бросать тебя в первый же вечер, но сегодня мы должны принимать коллег Ива. Нам не удалось отложить вечеринку, а для него это очень важно.

Она крепко обняла Анжелу.

— Я так счастлива, что ты здесь!

Анжела, пребывавшая в некоторой растерянности, в ответ машинально обняла сестру. Люси подхватила сумку, пальто и, в последний раз поцеловав сестру, пулей вылетела из комнаты, словно по пятам за ней гнался сам дьявол.

— Не забудь, завтра мы идем к моим родителям! — крикнула она, сбегая по лестнице.

Оставшись одна, Анжела осмотрела свое новое пристанище. Это была очень простая комната-мансарда. К ней примыкало еще одно небольшое помещение, в котором находились туалет и душ, а рядом была оборудована крошечная кухня.

Анжела обратила внимание, что новая комната даже больше, чем та, что была у нее в Париже. «Тут это считается чердаком», — усмехнувшись, подумала она, открывая чемодан, чтобы разобрать вещи и убрать их в гардероб, потом застелила постель и бросилась на нее.

«Какого черта я здесь делаю? — думала она, глядя в потолок. — Что теперь? Все произошло так быстро… У меня даже не было времени, чтобы…» Хотя нет, время как раз было, но раздумывала она не так долго, как следовало, и поэтому теперь казалось, что решение получилось необдуманным. Люси у себя, с детьми, мужем, в своем красивом доме, в своей уютной жизни. Задумалась ли она хоть на секунду, что значит в день приезда оказаться одной в незнакомом городе? Допустим, Миранда и Жан-Мишель здесь, внизу, но Анжела едва знакома с ними. Кроме того, они заняты, в ресторане полно дел и у них не будет времени заниматься гостьей. Анжела подумала, что Люси несколько инфантильна — ей хочется, чтобы все шло, как она задумала. Разумеется, чаще видеться с вновь обретенной сестрой — вполне естественное желание, поэтому Люси потребовала, чтобы Анжела жила рядом с ней, но ей и в голову не пришло нарушить ради этого распорядок своей жизни. Дети и муж — отличная отговорка!

«Семейная жизнь накладывает определенные обязательства, которыми нельзя пренебрегать», — рассеянно передразнила Анжела сестру.

Она вдруг подумала, что очень мало знает Люси и ее характер.

«Вот за этим-то ты здесь, дорогая моя! — одернула она себя, стараясь быть максимально убедительной в своем внутреннем монологе. — Ты согласилась именно для того, чтобы лучше узнать Люси. Кроме того, ты уже большая девочка, нянька тебе не нужна. Ты отлично справишься сама. Брюссель не на краю света, здесь говорят на известном тебе языке, а если будет совсем плохо, всегда можно вернуться в Париж!»

Анжела бодро вскочила с постели. Нотация, прочитанная самой себе, быстро взбодрила ее. Вместо того чтобы киснуть в одиночестве, она приведет себя в порядок и спустится в ресторан. В ванной комнате Анжела разложила на полочках свою косметику и повернулась к зеркалу. Она смотрела на свое отражение, словно видела его в первый раз. Люси. Анжела. Анжела и Люси. Попыталась сделать себе прическу с челкой, как у сестры. Улыбнулась, как Люси, когда та рассказывала о своей жизни, о своих необыкновенных детях, о своем муже — красивом, добром и все такое… Улыбка на лице Анжелы превратилась в гримасу. Она начала кривляться, передразнивая зажатость сестры, ее несколько манерные, смешные жесты и позы. Пантомима становилась все более комичной. Вскоре насмешка в глазах Анжелы сменилась злостью, это уже не было похоже на затянувшуюся шутку. Вдруг Анжела застыла на месте, прекратила кривляться и с ненавистью посмотрела на свое отражение.

Через несколько мгновений она разрыдалась и долго плакала, глядя в зеркало.