Уже третий день я занимаю кресло у окна. Небо затянуто облаками, и я рада. Горькой радостью, вроде «если мне плохо, пусть и другим будет не лучше». Мысли то и дело возвращались к Джеймсу, но я спохватывалась и напоминала себе, что он меня уже не знает.

– Шутка типа не бей лежачего не прокатит?

Я не повернула голову, продолжая глядеть в окно. Пусть думает, что я впала в кататонию.

– Ты всегда такая злая? – не отставал парень.

– Да, – машинально ответила я, желая, чтобы он ушел. Чтобы они все отстали.

– Прелестно. Но я все равно кое-что тебе принес и приглашаю на вечернюю партию в карты. Свои рога и вилы не бери. – Он положил передо мной большую хлебную палочку. Я смотрела на нее, не поднимая взгляда на парня. – На очень эксклюзивную партию в карты, – добавил он.

В его голосе слышалась улыбка. Я взяла хлебную палочку, оглядела со всех сторон и откусила. Ничего не сказав, я вернулась к созерцанию потемневшего неба. Надеюсь, скоро пойдет дождь.

– Спасибо – пожалуйста, – обескураженно произнес парень. – Может, увидимся.

Я подождала, пока он отойдет, и обернулась. Он сидел на диване с рыжей девчонкой и заливисто хохотал, будто мы не в Программе вовсе, а на вечеринке у одноклассника в цокольном этаже.

Хлебная палочка оказалась очень сухой, я боялась подавиться. В этот момент парень поглядел на меня через плечо. В его темных глазах была тревога. Я отвернулась.

– Когда вы с Джеймсом начали встречаться? – спросила доктор Уоррен. Я разглядывала ее, отмечая, как от таблетки начинает расплываться в глазах. Сегодня она собрала волосы в пучок; макияж и брючный костюм прекрасно сочетались. Она совершенство. И при этом фальшивка.

Я в Программе уже почти неделю. Принимаю таблетки, когда их предлагают, предпочитая спать, а не жить настоящей жизнью. Хотя я не доверяю доктору Уоррен – ни грамма, – но я беру таблетку со стола, когда вхожу. Во время психотерапии прошлое становится четче, будто таблетка помогает сфокусировать внутреннее зрение. А когда думаю о Джеймсе, я уже не одинока.

– Мне не хочется сегодня говорить, – сказала я, желая оставить свои мысли при себе.

Она вздохнула.

– Это можно понять. Но мне просто любопытно узнать о вас двоих. Ведь именно Джеймс настоящая причина твоего гнева.

– Вовсе нет, – живо ответила я. – Он единственный, кто мне не безразличен, остальное неважно.

– Но ты злишься.

– Потому что вы его забрали. Вы его изменили.

– Не я, Джеймс был в другом корпусе. Но у меня была возможность просмотреть его историю болезни. – Она понизила голос: – Там есть запись, что Джеймс пытался покончить с собой уже в Программе. Ты предпочла бы видеть его мертвым?

Ее слова резанули меня как ножом, я схватилась за сердце. Джеймс пытался себя убить? При одной мысли об этом из глаз покатились слезы.

– Нет, – прошептала я. – Этого я не хочу.

– Хорошо, Слоун, – похвалила врач, будто за правильный ответ. – Именно так и надо реагировать, когда кто-то хочет совершить самоубийство. Расскажи мне о Джеймсе. Вот увидишь, от этого тебе станет легче.

Всхлипнув, я закрыла рукой лицо, вспоминая, какими мы с Джеймсом были раньше.

– Я старалась его избегать, – начала я, расслабляясь. – Когда он приходил к Брэйди, я выходила из комнаты или делала вид, что не замечаю его. Несколько раз Джеймс спрашивал, все ли со мной в порядке, но я не могла смотреть ему в глаза после того, что случилось в палатке. Брэйди сказал, что я веду себя странно. – Тихо засмеявшись, я опустила локоть, вспомнив, какое лицо при этом сделал брат. – Через несколько недель Джеймс начал раздражаться и даже дал Брэйди пять баксов, чтобы тот вызвал меня в кухню. Я думала, он надо мной издевается, но когда, рассердившись, ушла в свою комнату, все изменилось.

– Каким образом? – спросила доктор Уоррен.

– Джеймс пошел за мной наверх, сказав Брэйди, что идет извиняться. Когда он постучал, я сперва не хотела его пускать, но он сказал волшебное слово «пожалуйста», – улыбнулась я, вспоминая его голос и мягкие, страстные слова, нашедшие путь к моему сердцу. Даже тогда я не могла ему противиться.

Я подождала, прежде чем рассказать доктору Уоррен остальное. Лекарство разливалось по жилам, наполняя меня спокойствием. Мне хотелось все рассказать, но сперва я решила воскресить тот момент для себя, ища уединения в Программе.

Открыв дверь, я увидела, что Джеймс прислонился к косяку с самым несчастным видом.

– Ты меня ненавидишь, – заявил он.

– Нет.

– Тогда почему игнорируешь?

Я опешила и выглянула в коридор, не слышит ли кто.

– А тебе что с того? – спросила я. – Ты уже сказал, что нельзя… – Я показала между нами. Щеки горели от смущения.

– Мало ли я глупостей говорю, Слоун. Почему ты запомнила именно эту?

Я опешила. Он что? Неужели он…

Джеймс распахнул дверь и вошел, прикрыв ее за собой. Я смотрела, не понимая, что он задумал.

– Понимаешь, в чем дело, – начал он. – Я не хочу тебя любить. – У меня упало сердце. – Я даже не хочу замечать, что ты красивая. Я хочу вымазать тебя грязью и насмехаться над твоими волосами. Я не должен мечтать тебя обнять. И, уж конечно, не должен сейчас думать о том, чтобы поцеловать тебя.

Я ахнула. Жаркая волна поднялась изнутри до корней волос, но я страшилась того, что сейчас случится и что это будет означать.

– Даже не думай меня целовать, – предупредила я, отступая на шаг. – Это все испортит.

– Знаю! – сказал он и, с явным раздражением оглядев мою комнату, спросил: – Что ты наделала?

– Я?!

– Господи, – продолжал Джеймс, не обращая внимания. – Ты хоть представляешь, скольких девушек я мог полюбить? А влюбился – страшно сказать – в младшую сестру своего друга!

Щекотка под ложечкой разрослась до эпических размеров.

– Я тебе нравлюсь?

Джеймс наморщил лоб, будто решив, что я дура.

– Да, Слоун.

– И ты был со мной груб, потому что…

Неожиданно лицо Джеймса разгладилось. Он засмеялся.

– Точно не знаю, но я пытался невзлюбить тебя после того, как в палатке у меня встал, так что…

– Что?

– Проехали. Слушать надо было. Целоваться мы не будем, – сказал он так, будто я это предлагала. – Может… Не знаю, может, если мы начнем встречаться, то обнаружим, что вовсе не так уж нравимся друг другу. Вдруг ты меня еще возненавидишь – я бываю таким козлом…

Я сдерживала улыбку.

– Джеймс, я знаю тебя со второго класса, куда нам лучше узнавать друг друга?

Некоторое время он обдумывал мои слова.

– Может, и так, – тихо сказал он. – Но я все равно хочу.

– Ого!

Он пожал плечами.

– Иди сюда.

Я невольно вытаращила глаза – он же сам сказал, что целоваться мы не будем!

– Не пойду.

Джеймс тогда обнял меня и прижал к себе, положив щеку мне на макушку. Я не знала, как поступить. Мы долго стояли неподвижно, и наконец я робко подняла руки и обняла Джеймса за талию.

– Черт бы все побрал, Слоун, – выдохнул он мне в волосы. – Так мы знаешь к чему придем?

– Знаю.

Стиснув меня в объятиях, он опустил руки и, не оглядываясь, вышел. Ошеломленная, я осталась одна посреди комнаты. Через секунду я зажала рот рукой и улыбнулась.

Я вздрогнула, когда зазвенел таймер, означавший конец сеанса терапии. Мне стало лучше. От воспоминаний о Джеймсе появились силы прожить еще день.

Я встала, но доктор Уоррен меня окликнула. Я обернулась: она с улыбкой протягивала картонную чашечку с желтой таблеткой.

– Ты забыла свое лекарство.

Я еще не вышла из нирваны после первой таблетки, но меня вдруг кольнуло подозрение. Я посмотрела на лекарство, силясь понять, что на самом деле происходит.

– А что это? – спросила я, прищурясь.

– Я же тебе говорила – успокоительное.

– Тогда не нужно. Красная еще действует.

– Прими таблетку, Слоун, – сказала доктор Уоррен, не изменившись в лице.

Сердце часто забилось. Я отступила на шаг:

– Нет.

Доктор Уоррен сняла очки, положила на стол и сплела пальцы.

– Это важно для твоего выздоровления. Прими лекарство, или его тебе введут внутривенно, а это всегда неприятно.

– Вы меня принуждаете? – спросила я. Зная ситуацию с самого начала и отдавая себе отчет, что я в Программе против моей воли, вдруг мне стало не по себе при мысли, что меня снова привяжут к кровати. У меня началась паника.

– Это лекарство, – терпеливо повторила доктор Уоррен. – Думай о нем как об антибиотике. Нам надо вывести вирус, очистить твой организм. Прими таблетку и отправляйся куда хочешь.

Я подумала заспорить и силой вырваться из кабинета, но за дверью ждали только ослепительно белые коридоры Программы. Бросив ненавидящий взгляд на доктора Уоррен, я взяла желтую таблетку, проглотила и вышла.