На следующее утро медсестра пришла рано – и опять с теплой улыбкой на лице. Сон был тяжелым – несомненно, из-за лекарств, которые мне дали вечером.

– Пора к психотерапевту, – сообщила она, помогая мне вылезти из кровати, поддерживая под руку. Я чувствовала себя оглушенной и нетвердо стояла на ногах. – Доктор Уоррен тебе понравится, вот увидишь. Замечательный специалист.

Я зашла в туалет, а потом медсестра собрала мне волосы в хвост. Я не сопротивлялась – к рукам словно привесили мешки с песком. Она натянула мне тапки-носки и застегнула халат.

– Ну вот, дорогая, – сказала она. – Пойдем. Мы же не хотим опоздать.

Медленно моргая, я шла за ней по коридору. Там никого не было, кроме темноволосого хендлера, прислонившегося к стене, скрестив руки на груди. Он наклонил голову:

– Доброе утро, мисс Барстоу.

Я не ответила, крепче вцепившись в руку медсестры. Хендлер вечно рядом, вечно следит за мной. Да что же мне от него не избавиться?

– Который час? – спросила я медсестру хриплым со сна голосом.

– У тебя первый сеанс сегодня. Сейчас шесть, – ответила она.

По-моему, шесть утра рановато для того, чтобы обнажать душу, но, может, в это время я особенно уязвима? Я сжала зубы, борясь со страхом, когда мы остановились перед деревянной дверью. Что за ней? Я не знала, что со мной будут делать.

Медсестра открыла дверь – я затаила дыхание – и провела меня в маленький кабинет, белый и чистый. Перед большим деревянным столом – удобное на вид кресло. Из-за стола с улыбкой поднялась женщина.

– Доброе утро, Слоун, – сказала она. Голос у нее был глубокий, а тон – не терпящий возражений и одновременно покровительственный.

– Доброе, – пробормотала я, удивившись, насколько обычным оказался кабинет. Я ожидала чего-то куда более страшного – электрошокового кресла, например.

– Спасибо, Келл, – сказала доктор Уоррен медсестре и предложила мне присесть. Плюхнувшись в большое темно-бордовое кресло, я заметила на столе замечательного специалиста стакан воды и красную таблетку. Сомневаюсь, что это для нее.

Я перевела взгляд на доктора Уоррен. Она сложила губы в сочувственную улыбку.

– Ты злишься, – сказала она.

– Вы так думаете?

– Отчего?

Вопрос показался настолько нелепым, что я даже не знала, что ответить, и молча глядела на врача. Она носит тонкие очки в металлической оправе, темные вьющиеся волосы изящно падают на плечи. Даже макияж безупречен, будто она не врач, а актриса на сцене.

– Я не хочу здесь находиться, – выдавила я.

– Ты пыталась убить себя, Слоун.

– Потому что там были хендлеры, – огрызнулась я. – Я решила, раз пришли за мной, получайте спектакль.

Доктор Уоррен разочарованно кивнула и посмотрела на таблетку:

– Тебе надо принять лекарство, прежде чем мы начнем.

– А если я не приму?

Она наклонила голову набок.

– Значит, не примешь. Это не уловка, Слоун. Я хочу помочь, но ты на взводе.

– Я просто зла. Я хочу жить моей жизнью. Хочу домой.

– И вернешься, – подалась вперед врач. – Вернешься. – Она говорила так искренне и горячо, что моим первым побуждением было поверить. Человек не в состоянии изображать подобную заботу – по крайней мере, не должен уметь. – Пожалуйста, – показала она на лекарство. – Тебе станет комфортнее. Я лишь хочу поговорить.

Мне хотелось домой, в свою кровать. Я не желала психотерапии. Но если таблетка ослабит печаль, стеснившую мне грудь, может, стоит ее принять, чтобы выдержать разговор. Кивнув, я взяла маленькую красную таблетку и проглотила.

Доктор Уоррен поправила очки и улыбнулась. После приема таблетки прошло двадцать минут, и, должна сказать, тело чувствует себя просто великолепно. Ноги перекинуты через подлокотник, голова покоится на мягкой спинке. Мышцы после многодневного напряжения расслабились до вялости.

– Я знаю, что отсутствие Джеймса для тебя главный источник боли, – начинает доктор Уоррен. – Может, тебе станет легче, если мы поговорим о нем?

– С какой стати мне с вами разговаривать? – сонно спросила я, глядя мимо врача на солнце, сиявшее за большими окнами. – Вам же нет до нас никакого дела.

– Отчего же, я здесь, чтобы тебе помочь, Слоун. Я посвятила жизнь тому, чтобы остановить эпидемию.

– Ну-ну.

– Мне бы очень хотелось узнать, как вы с Джеймсом познакомились, – настаивала она.

– Он был лучшим другом… – я замолчала, вновь охваченная эмоциями, – … моего брата.

– Который покончил с собой?

Я кивнула. В меня просачивалось тепло, унося с собой боль. Охватывавшее меня бесчувствие было сравнимо с блаженством.

– Ты винишь себя в смерти Брэйди?

Я отшатнулась, услышав имя брата. Меня встревожил сам факт, что она вообще знает его имя. Я не хотела говорить о Брэйди, однако будто со стороны услышала свой ответ:

– Конечно.

– Почему? – Доктор Уоррен поставила локти на стол.

– Я была там, – попыталась я подобрать слова. – Если бы я умела плавать…

– Джеймс тоже чувствовал вину?

– Да. – Я помнила, сколько ночей Джеймс плакал мне в колени, говоря, что он подвел Брэйди и меня. Я попыталась прогнать воспоминание, но оно упрямо возвращалось, и я ничего не могла поделать, как не могла не отвечать на вопросы Уоррен. Что-то заставляло меня откровенничать, выворачивать наизнанку опустошенную, ноющую душу.

– Значит, вы взяли вину на себя, – заключила она, – тяжело перенося потерю. Уверена, от этого между вами возникла тесная эмоциональная связь, и вы с Джеймсом начали встречаться.

– Нет. Встречаться мы начали раньше.

Доктор Уоррен подалась вперед:

– Расскажи мне об этом.

В голове мелькнула мысль промолчать, но меня переполняли эмоции. Мне не хватало Джеймса, хотелось вспомнить, каким он был раньше. Впервые за столько времени я могла выплакаться, облегчить сердце. Я закрыла глаза, опустила голову на мягкую спинку кресла и рассказала, как впервые поняла, что неравнодушна к Джеймсу.

– Позволь подытожить, – сказала доктор Уоррен, дослушав мой рассказ. – Сперва Джеймс от отношений уклонялся?

– Ну, да, пассивно-агрессивно. Мы оба любили Брэйди и не хотели его огорчать.

– И как же из этого вырос роман?

– Ну, со временем, – ответила я, взглянув на нее. – В первый день все пошло наперекосяк, у реки тоже. Я думала, все мои чувства к нему остыли. Затем однажды ночью мы втроем забрались в палатку – Брэйди с одной стороны, Джеймс с другой. Палатка была большая, Брэйди немного отодвинулся, но Джеймс лежал рядом, почти касаясь меня локтем. Я слышала наше дыхание, пыталась закрыть глаза, но все тело покалывало. Я чувствовала на себе его взгляд. В горле пересохло. Я пожалела, что еще не сплю. И тут его рука задела мою – легонько, так что пришлось гадать, было или не было. Я вздохнула и повернулась на бок, встретившись с ним взглядом, – улыбнулась я. – В его голубых глазах было такое смятение, что я решила – он хочет меня поцеловать.

– Поцеловал? – спросила доктор Уоррен.

Я покачала головой.

– Нет. Выругался и выбрался из палатки, прихватив спальный мешок и рюкзак. Расстегнул молнию на двери и вышел. В результате спал в машине.

Доктор Уоррен свела брови:

– Почему он это сделал? Ты расстроилась?

– Ну, спала я плохо, мучаясь от чувства вины и неловкости. Позже он объяснял, что когда он меня коснулся и я на него посмотрела, у него встал, – засмеялась я.

– Так он романтик? – улыбнулась доктор Уоррен.

– Таким его мама родила. Своим признанием он хотел сделать мне комплимент. А тогда он твердо решил меня недолюбливать и ушел спать в машину. Надеялся, что я не замечу… Я и не заметила, к сожалению, и потом несколько недель мучилась странной неловкостью, будто сделала что-то дурное.

На столе запищал таймер. Доктор Уоррен снова улыбнулась.

– Было очень интересно, Слоун. Надеюсь, завтра я услышу еще.

Я кивнула, прилично себя чувствуя впервые за много недель. Разговор действительно помог, будто я побыла рядом с прежним Джеймсом, которого мне отчаянно не хватало. Это покажется наивным, но на секунду я поверила, что все наладится и доктор Уоррен действительно поможет.

– Подожди, – она подала мне бумажный стаканчик с желтой таблеткой. – Прими лекарство, Слоун.

– Но…

– Чтобы закрепить ощущения, – улыбнулась она. Мне уже не хотелось возвращаться к привычной подавленности и унынию, поэтому я проглотила таблетку и вышла.

В коридоре меня вдруг накрыла волна дурноты. Я схватилась за холодную кафельную стену, чтобы не упасть. Меня пронзило страхом. Боже, что это за таблетка? Я тронула лоб, пытаясь вспомнить сессию у психотерапевта, но словно провалилась куда-то. Меня шатнуло вбок.

Чья-то рука поддержала меня под локоть.

– Позвольте проводить вас в палату, мисс Барстоу.

Подняв голову, я увидела темноволосого хендлера со зловещей улыбкой на губах. Я вырвала руку.

– Оставьте меня в покое!

– Хватит, хватит, – сказал он, поддразнивая. – Не надо упрямиться. Не хочу снова тебя привязывать.

Я не позволю себя запугать. Программа меня не получит. Размахнувшись, я врезала ему кулаком в челюсть. Выругавшись, он тут же завернул мне руку за спину и прижал к стене. Почувствовав легкий укол – опять седатив, я засмеялась.

– Мне все равно, сколько лекарств вы со своими докторами в меня вольете, – сказала я. – Вам не забрать моих воспоминаний.

Хендлер навис надо мной, обдавая ухо горячим дыханием.

– Дура, – прошептал он. – Мы их уже забрали.

На этом я отключилась.