ДОЧЕРИ КОРОЛЯ БАЛДУИНА II

Книга: Женщины в эпоху Крестовых походов

Назад: АДЕЛАИДА МОНФЕРРАТСКАЯ, ПЕРВАЯ КОРОЛЕВА ИЕРУСАЛИМА

II. смерти Балдуина I большинство дворян желали иметь королем его брата, Эсташа Бульонского, женатого на дочери шотландского короля Малькольма и имевшею сыновей; но тот находился в Европе, а Балдуин де Ретель был рядом. Он был хорошо известен и мусульманам, которые называли его «малым вождем».

Влиятельный барон Жослен де Куртене, хотя и небескорыстно, сумел собрать большинство голосов в пользу де Ретеля. В благодарность тот передал ему в правление графство Одесское, на что Жослен и надеялся, интригуя в пользу кузена.

Балдуин II де Ретель, племянник Готфрида и Балдуина I, принадлежал к их кругу, хотя часть похода совершил не под лотарингскими знаменами. Став преемником Балдуина I на иерусалимском престоле, он приобрел не меньше заслуг, чем его предшественник.

Он происходил из Реймсской епархии и был старшим сыном графа Гуго де Ретеля и Мелисенды Монлери, знаменитой графини, у которой было так много сестер, что она оказалась теткой огромного числа племянников и племянниц. Соответственно ее дети были кузенами и кузинами большей части знати Франции.

Одна из сестер Балдуина, Магальда, была за владетелем Витри; другая, Годиерна, — вышла за благородного и могущественного Жербера де Херже и родила сына Манасию, который впоследствии сыграл видную роль в истории Иерусалимского королевства.

Балдуина описывают как мужчину красивой наружности, высокого роста, с привлекательным лицом свежего розового цвета, как то часто бывает у рыжих. В зрелые годы волосы у него стали редкие, с примесью седины. Бороду он носил длинную, спускающуюся на грудь; правда, отмечают хроники, она была довольно жидкая.

Балдуин искусно владел конем и оружием, отлично знал военное дело. Во всех своих предприятиях отличался предусмотрительностью и был удачлив. Он славился делами благочестия, был благороден и богобоязнен. К молитве усердствовал до того, что натер мозоли на руках и ногах от частых ударов в грудь и коленопреклонений. В делах государственных проявил деятельность и неутомимость.

Балдуин I и шампанские рыцари Гуго де Пейн и Жоффруа де Сен-Омер положили начало рыцарскому братству, подчиняющемуся уставу религиозного ордена, но занимающемуся вооруженной защитой паломников. В день Рождества Христова в 1119 г. братья дали обет бедности и целомудрия, в чем торжественно поклялись иерусалимскому патриарху в церкви Гроба Господня. «Твердость отваги, святость тела» — эти слова стали их девизом.

Король уступил новому ордену замок в Иерусалиме, возле места, где, по преданию, находился храм Соломона, на южном склоне Храмовой горы. Поэтому их скоро стали называть бедными рыцарями Храма, или просто храмовниками (тамплиерами). Средневековый летописец Михаил Сириянин утверждает, что именно Балдуин II, прекрасно понимавший непрочность своей власти в Иерусалиме, настоял на том, чтобы Гуго де Пейн и его товарищи остались в сане рыцарей и не постригались в монахи, дабы они могли не только заниматься спасением душ, но и защищать иерусалимские окрестности от вражеских набегов.

Орден помогал соединению профессиональных военных навыков и религиозной идеи. Скоро европейские правители стали жаловать ордену щедрые пожертвования, что сделало его силой, с которой нельзя было не считаться.

Тамплиеры играли большую роль в политике Иерусалимского государства и много раз спасали его от гибели.

Таким образом, Балдуин Поспособствовал появлению высокоорганизованной и дисциплинированной тяжелой кавалерии, заметно превосходящей по мощи отряды, основанные на непостоянной личной преданности сеньору или состоящие из наемников.

Тамплиеры соперничали с госпитальерами — рыцарями ордена Святого Иоанна, образованного еще до Первого крестового похода для помощи занемогшим в Святой земле пилигримам. Оба рыцарских братства принимали самое непосредственное участие в жизни заморских латинских государств.

В 1121 г. король освободил на вечные времена граждан Иерусалима от пошлин, которые они платили при ввозе и вывозе товаров. Даже сирийские христиане — греки, армяне — и люди других наций, не исключая сарацин, получили право беспошлинного ввоза в святой город продовольствия. Такими мерами Балдуин хотел достичь постоянной обеспеченности города съестными припасами и, кроме того, увеличить численность его населения, о чем рьяно заботились еще его предшественники.

Его личная жизнь была безупречна.

В свое время, чтобы установить стабильность в регионе, примерно в 1101 г. он женился на Морфии, дочери наместника Мелитены Гавриила, армянина греческой ортодоксальной веры, взяв за ней огромное приданое. Однако этот брак, задуманный как политический, оказался союзом по любви. Балдуин пленил Морфию своей красотой и славой. Девушка страстно мечтала, чтобы ее отдали за него. Женившись, Балдуин нашел в супруге все, что было приятно его душе, и был верен ей всю жизнь.

От брака Балдуина и Морфии родились четыре дочери: Мелисенда, Алиса, Годьерна и Иветта.

Даже став королем Иерусалима, Балдуин не покинул Морфию, несмотря на то, что она не родила ему сына-наследника. Он воздал ей величайшую почесть: в 1120 г. короновал супругу короной Иерусалимского королевства. А королева, обретя в браке понимание, душевное тепло и благородную верность, сумела научить своих дочерей преданно любить и всецело поддерживать друг друга в трудные минуты.

Местные жители, как мусульмане, так и христиане-греки, с презрением относились к европейцам, нечесаным и немытым, не имеющим представления о комфорте, питающихся «лишь чесноком да горчицей». Мытье в бане доставляло восточным людям особое удовольствие. Кроме того, баня расценивалась как лечебное средство. Под влиянием Морфии, ее родных и близких Балдуин быстро приспособился к местным обычаям: носил восточный кафтан, ел разнообразные яства, сидя на ковре, и с охотой пользовался баней.

Но свойственная северянам грубоватая хитрость подвигла его сыграть с тестем довольно злую шутку. Согласно известному историческому анекдоту, Балдуин, нуждаясь в средствах для содержания войска, убедил Гавриила, что поклялся своим людям сбрить бороду, если не сумеет найти денег им на жалование. Ужаснувшись перспективе иметь безбородого зятя, что в те времена на Востоке считалось признаком отсутствия мужественности или извращения, Гавриил вручил Балдуину требуемую сумму, попросив, однако, в дальнейшем быть более осмотрительным в обещаниях.

Балдуин был хорошим воином, но однажды военное счастье изменило ему. Спасая из заточения Жослена де Куртене и его двоюродного брата Галерана, он попал в плен к Балаку, князю парфян. Нашлось 50 безрассудно смелых рыцарей, армян по происхождению, которые вызвались освободить Балдуина. Легко догадаться, что их порыв вдохновляли верная Морфия и ее родня.

Миссия смельчаков началась успешно — они сумели освободить пленников. Но тут же крепость была окружена разъяренными сарацинами. Герои-армяне погибли после зверских истязаний, а Балдуина перевезли в сильно укрепленную крепость Харан.

Во время отсутствия Балдуина королевством правил коннетабль королевства Эсташ Гранье, граф Сидона и Кесарей, который разбил египетский флот и мусульманскую армию.

Палестинский климат был жесток к северянам — в том же 1124 г. Эсташ Гранье умер. Его смерть поставила Иерусалимское государство в сложное положение стада без пастыря. Королева Морфия не имела ни амбиций, ни талантов правительницы. К счастью, баронами королевства регентом на место Эсаша был избран владетель Тивериады Гийом Бурис, а из Европы на помощь христианам прибыл венецианский флот.

Балдуин находился в заточении, когда был взят Тир, и жестоко страдал от мук уязвленного самолюбия: вся слава досталась другим, а он ничем себя не проявил.

Узнав о разладе между мусульманами, король повел переговоры о возможности своего выкупа, и после долгих совещаний эмир Тимурташ отпустил его на свободу. Условием освобождения была выплата крупной суммы денег и передача мусульманам четырех антиохийских крепостей близ Халеба. Денег, естественно, не было.

Почти обезумев от тревоги за жизнь любимого мужа, Морфия решилась на отчаянный шаг: предложила мусульманам в заложницы свою младшую дочь в обмен на свободу Балдуина. Маленькая принцесса, в то время как у королевской четы имелись еще три старшие дочери, для сарацин не представляла ценности. Однако из уважения к иерусалимской королеве мусульмане пошли ей навстречу. Три года Иветта провела в сарацинском плену, пока ожесточенный Балдуин выколачивал из своих и чужих деньги, необходимые для ее выкупа.

Вернувшись в Иерусалим, король стремился загладить военной славой воспоминания о своих неудачах и приобрести доверие подданных. Предводительствуя в битвах, Балдуин освободил Антиохию от опустошавших ее врагов и был избран правителем, но отклонил эту честь; в другой раз он преследовал мусульманскую армию до самых стен Дамаска. В 1124 г. Балдуин осадил город Алеппо; в 1125 г. разгромил армию сарацин в сражении при Айзазао и совершил несколько рейдов на земли, подвластные эмиру Дамаска. Казалось, взятие самого Дамаска не за горами — еще одно усилие, и этот богатейший город падет.

Находясь в таком выгодном положении, он мог помышлять о хорошем супруге для той из своих дочерей, которую он избрал наследницей иерусалимской короны. Он стремился, хотя, как показало время, безуспешно, через браки иерусалимских принцесс связать отдельные Государства крестоносцев более тесными дружественными отношениями.

Граф и графиня эдесские уже имели троих дочерей, когда Балдуин стал вторым иерусалимским королем этого имени. Но как же необходим был сын, наследник! Балдуин и Морфия сделали еще одну попытку — и снова родилась девочка, Иветта.

После рождения четвертой принцессы Балдуин стал готовить к тяготам правления свою первородную дочь, тем более, что она имела все задатки правителя.

В те времена, пока муж воевал или держал совет со своим сеньором, управление владениями и семейными делами знатных фамилий обычно ложилось на его супругу. В графском роду де Ретель женщины отлично справлялись со своими хозяйственными обязанностями. Они пользовались высоким авторитетом, обладали здравым смыслом и решимостью, отличались твердостью характера.

По-видимому, Балдуин II увидел, что всеми этими качествами сполна наделена его старшая дочь Мелисенда, получившая имя в честь своей знаменитой бабушки по отцу. Но принцесса отличалась не только патриархальными добродетелями, что с гордостью сознавал король. Ее ум созрел для важных начинаний, мысль двигалась извилистыми путями, интуиция давала действиям верное направление, расчетливость смиряла душевные порывы.

Одно было плохо: дама даже самых замечательных достоинств не мота повести рыцарей на войну, а Иерусалимское королевство не только со всех сторон было окружено агрессивными врагами, но и само стремилось к завоеваниям. Принцессе следовало подыскать супруга. Мужем наследницы должен был стать воин, вождь, человек особого калибра. Поэтому Балдуин не спешил выдавать Мелисенду замуж, хотя для второй дочери, Алисы, период девичества закончился на несколько лет раньше — политические интересы заставили ее покинуть родительский дом и перебраться к мужу в Антиохию.

В 1127 г. Балдуин отправил посольство с дипломатической миссией в Западную Европу: с согласия баронов он задумал предложить жениться на Мелисенде, стать законным наследником иерусалимского трона и возглавить запланированный вооруженный поход на Дамаск графу Анжуйскому Фулько V.

Посол Балдуина, магистр ордена тамплиеров Гуго де Пейн, в апреле 1128 г. прибыл к Фулько в его столицу Лe-Манс. Он присутствовал на свадьбе сына Фулько, Жоффруа Красивого, вступившего в брак с дочерью Генриха I Английского Матильдой.

Фулько Анжуйский, родившийся в 1092 г., сын Фулько Глотки, (Грубого) и Бертрады де Монфор, правил одной из самых значительных франкских сеньорий и, как многие князья, происходил напрямую от Карла Великого — был его потомком в 14-м поколении. К сожалению, согласно пуатевинским легендам, его родословную подпортила злая волшебница Мелузина. «Женщина удивительной красоты, но неведомой (очевидно, демонской) породы», как впоследствии, бахвалясь своим происхождением, утверждал правнук Фулько, Ричард Львиное Сердце, Один из предков анжуйских графов долго не догадывался, с кем ему выпало связать жизнь, но, встревоженный ночными отлучками супруги, однажды ее выследил и был неприятно поражен, когда она у него на тазах превратилась в змею. Она исчезла при появлении Святых Даров вместе с двумя своими детьми, а от двух других и произошли могущественные графы Анжуйские. Этих сеньоров за их необузданный нрав называли «дьявольским семенем» и верили, что в них есть нечто инфернальное. Действительно, анжуйские принцы славились бешеной переменчивостью нрава и приступами темного гнева. История рода Анжу изобиловала изменами, предательствами, братоубийственными войнами и кровосмешениями. Надо заметить, что Фулько V являл собой счастливое исключение и в подобных мерзостях замечен не был.

Мать Фулько сбежала от мужа и стала морганатической супругой короля Филиппа I Французского. Так что их дочь, Сесиль, незаконный отпрыск французского королевского дома, отданная в жены Танкреду, а после его смерти — Понсу Триполийскому, приходилась Фулько сводной сестрой.

В это время Фулько разменял четвертый десяток. Лишившись супруги своей Эрембурж, дочери Эли, графа Мэнского, «развратной и злобной красавицы», Фулько не долго колебался. Он переженил сыновей, выдал замуж дочерей, и, дав им свое родительское благословение, передал родовое графство наследнику.

Устроив дела, он отправился в Святую землю добывать себе королевскую корону.

На своей французской родине он развился в храброго и разумного человека, но и заморским франкам был хорошо известен, так как уже в 1120 г. принимал участие в Крестовом походе и тем самым доказал свой интерес к Святой земле. В 1124 г. он надолго поселился в Сирии и, таким образом, мог в течение этих трех лет подготовиться к почетной и ответственной обязанности правителя Иерусалимского королевства.

Многие современные исследователи считают очевидным, что Фулько Анжуйский принадлежал к ордену тамплиеров и был его ставленником. Таким способом орден стремился обрести всю полноту власти в Заморье.

Мелисенда родилась, скорее всего, в 1107/08 г. в Эдессе. Она не жила в заточении, подобно мусульманским женщинам. Принцесса получила образование как дочь знатного вельможи. Во всяком случае, она знала армянский язык, язык своей матери, французский — язык отца, латынь, с которой познакомилась через Библию и труды отцов церкви, и, надо полагать, греческий и арабский. Что было совершенно нехарактерно для женщины, она умела писать и читать. Несомненно, образование Мелисенды включало в себя то, что именовали семью свободными искусствами, то есть круг знаний своего времени с четырьмя отраслями естественных наук: арифметикой, геометрией, музыкой и астрономией, — и тремя духовными науками: грамматикой, риторикой и диалектикой, причем все это было сильно разбавлено теологией.

Принцесса ценила искусство, посещала храмы и монастыри, являвшиеся в те годы средоточием книжной премудрости.

Как все знатные дамы, она владела конем — значит, могла управляться с седлом, уздой, стременами, путами, плетью, шпорами. Князь, рыцарь, то есть тяжело вооруженный всадник, имел сноровку в пользовании копьем, мечом, боевым топориком. Эти умения были для Мелисенды недоступны. Возможно, будь она женщиной богатырских габаритов, подобно Сигельгаите, супруге Роберта Гвискара, она овладела бы и этим искусством, однако девушка была высокой, но хрупкой и нежной. Наверняка она смогла бы ударить кинжалом, но лишь защищаясь, а не нападая.

Кровь холодного Севера, смешавшись с горячей кровью горцев-армян, создала натуру тонкую, богатую и противоречивую. Властолюбие, сочетавшееся с запрятанной в глубине души, но упорно не желавшей смириться природной страстностью, привело к появлению не только фатальной женщины, но и к возникновению на политическом горизонте сильной и своеобразной фигуры.

Была ли она красива?

Источники (например, Гийом Тирский) лишь один раз упоминают о внешности Мелисенды, описывая ее старшего сына: красивым лицом и высоким ростом он походил на мать, но не был таким худощавым, как она. Но даже и этот, известный вниманием к деталям и личностным характеристикам, хронист не называет Мелисенду прекрасной, хотя щедро раздает такие эпитеты ее родственницам. Впрочем, все современники отмечали изящество и грацию принцессы, ее истинно королевское величие и непобедимое очарование.

В детстве Мелисенда дружила с мальчиком Гуго. Он был сыном Гуго I де Пюизе, первого барона Франции, возглавившего оппозицию Людовику VI Толстому и стремившегося помешать его коронации. Но партия мятежников потерпела поражение. Король повелел разрушить Ле Пюизе, родовое гнездо непокорного вассала, и навсегда лишил Гуго I фьефа на своей земле.

Изгнанник вместе с женой, благородной Мабель, и маленьким сыном отправился в Эдессу. Тогда ею правил Балдуин дю Бург, приходившийся де Пюизе двоюродным братом. Гуго I стал его верным сподвижником и отважно, не щадя жизни, бился за своего нового сеньора и родича. Его самоотверженность была вознаграждена. когда бароны призвали Балдуина на иерусалимский престол, тот дал в лен своему кузену богатую Яффу.

Здоровье Гуго I оказалось сильно подорванным из-за невзгод на родине, тяжелого путешествия и губительной перемены климата; боевые действия в непривычных условиях требовали напряжения всех сил. Он скоро умер, и жена пережила его ненадолго. По-видимому, Балдуин II высоко оценил заслуги Гуго, поскольку передал его владения не какому-нибудь нужному человеку, а малолетнему наследнику. О нем позаботились, и после смерти родителей отправили для поправки здоровья в Апулию, где ему покровительствовал Рожер II.

В шестнадцать лет Гуго вернулся в Святую землю, чтобы получить наследство своего отца — Яффу. Король и патриарх приняли участие в судьбе молодого человека и устроили ему выгодный брак с Эммой, вдовой храброго Эсташа Гарнье, владетеля Кесарей и Сидона. Заключив этот союз, Гуго стал одним из самых влиятельных баронов Заморья, а кроме того — отчимом двух подростков, почти своих ровесников.

Встретившись при иерусалимском дворе с Мелисендой, он без памяти влюбился в утонченную грациозную девушку, которая и сама не желала скрывать нежные чувства к товарищу былых детских игр. Но о том, чтобы им соединиться, не могло идти речи: они были троюродными братом и сестрой, а церковь, опасаясь вырождения потомства, запрещала браки в такой степени родства. Кроме того, супруга Гуго, Эмма, приходилась племянницей патриарху Арнульфу, который стоял на страже интересов родственницы.

Сначала молодые люди не вполне осознавали природу своих чувств, считая их естественной родственной привязанностью. Они постоянно искали общества друг друга, не пряча взаимного влечения, выделяя один другого в повседневной жизни и среди придворных развлечений. Но открытое осуждение родных и противодействие окружающих их сближению заставило влюбленных скрывать свои чувства под показным равнодушием и встречаться тайно, то среди величественных колонн дворца, то в садах, в тени серебристых олив и смолистых сосен. Опасность и таинственность придавала еще большую остроту ощущениям. Страсть сжигала их, но Мелисенда берегла невинность, чтобы не покрыть позором дом своего отца. Кроме чести на карту ставилось и большее — власть. Черствые и набожные французы и так неохотно соглашались на передачу престола женщине — во всяком случае, ее репутация должна была быть безупречной.

В этот момент и прибыл европейский жених.

Ему уже было под сорок. Невысокому толстоватому мужчине средних лет с рыжими неухоженными волосами и бородой трудно было конкурировать с молодым красавцем, уже приобретшим изысканные восточные манеры и привычку знатных мусульман холить собственное тело. Однако прагматичный ум принцессы заглушил безответственные требования любви. Умение оценивать и направлять свои чувства сослужило ей добрую службу. Мелисенда, хотя и охваченная страстью к Гуго, видела перед собой самую важную цель своей жизни: корону Иерусалимского королевства. Поэтому она безропотно согласилась на политический союз, полезность которого отлично сознавала умом. Бракосочетание состоялось в последних числах мая 1129 г.

В приданое отец дал ей, как и было условлено с женихом, два города: Тир и Акру, которые приносили Фулько титул графа.

Теперь Мелисенда находилась под защитой не только отца, который был всего-навсего выборным королем, но и передавала знатному мужу, призванному всеми баронами королевства, власть, полученную по наследству. Ее положение упрочилось.

Однако, несмотря на свершившийся брак, романтические отношения с Гуго продолжались и, по-видимому, перестали быть платоническими.

Современники отмечали пикантность ситуации и подозревали, что вместо законного мужа Мелисенда выбрала в отцы своему сыну Гуго де Пюизе.

Осенью 1126 или 1127 г. Балдуин II лишился любимой супруги Морфии; она умерла от тяжелой болезни и была погребена в аббатстве Святой Марии, основанной крестоносцами в Иософатской долине. Королю не с кем было поделиться беспокойством за дочерей и душевными переживаниями, которые подтачивали его здоровье. Тревожила не только Мелисенда, проявлявшая неосмотрительность и своеволие. Вторая, Алиса, овдовела и куролесила в Антиохии, а третья, Годисрна, готовилась к отъезду в Триполи, чтобы вступить в брак с Раймундом Сен-Жилем и стать графиней Триполийской.

Балдуин II умер в конце августа 1131 г. В последний час он велел «перенести себя к Гробнице Иисуса Христа и тут же скончался на руках дочери своей Мелисенды и зятя Фулько».

Восемнадцать лет он был графом Эдесским, двенадцать лет — королем иерусалимским; два раза — военнопленным и семь лет провел в оковах. Этот правитель отличался храбростью, но злая судьба не допустила его полностью проявить свои способности в славных событиях, ознаменовавших его царствование.

Три недели спустя, в праздник Вознесения, Мелисенда и Фулько были коронованы в храме Святого Гроба.

В начале своего царствования Фулько был занят основанием дружественного союза с Дамаском, затем наведением порядка в княжестве Антиохийском. Сын Боэмунда, прибывший из Италии для получения наследия отца, сначала вынужден был вступить в борьбу с Жосленом де Куртене, а затем погиб в столкновении с турками в Киликии. Фулько Анжуйский положил конец бедственным несогласиям, выдав дочь Боэмунда, 7-летнюю Констанцу, в обход интересов ее матери, за Раймунда Пуатье. Это шло вразрез с планами и намерениями Мелисенды. Она считала пуатевинский брак чисто семейным делом и интриговала в пользу своей сестры Алисы.

Около 1132 г. вокруг Гуго де Пюизе стали собираться недовольные правительством. На его сторону встал такой могущественный барон, как Роман де II.и, правитель Трансиордании. Возможно, многих баронов привлекала действительная или мнимая роль Мелисенды в подготовке свержения нелюбимого мужа. Она выполнила свой долг перед государством, родила законного, признанного всеми наследника. По французским законам отцом ребенка в любом случае считался муж матери. После появления наследника необходимость в присутствии Фулько отпала.

Сыновья Эммы были достаточно взрослыми. Не требовалось особой проницательности, чтобы понимать происходящее и осознавать, какая незавидная участь уготована их матери. Гнев и оскорбленное самолюбие толкали их на решительные поступки. Старший, Готье, сеньор Цезареи, вызвал отчима на Божий суд — смертельный поединок. Не рисковать столь дорогой для нее жизнью заклинала Гуго его возлюбленная королева. Но и законная супруга, оказавшись перед выбором — потерять мужа или сына — умоляла Гуго отказаться от схватки. Сам же любовник Мелисенды страшился Божьей кары за свой грех.

Так или иначе, но Гуго от поединка уклонился.

Это было неслыханным поступком в рыцарской среде. Обвиненный в трусости, Гуго подвергся всеобщему презрению и, не зная, как поступить, решил обратиться за помощью к мусульманам. Этих не надо было просить дважды: они сразу же бросились опустошать окрестности Яффы и Зарона. Тут от Гуго, ставшего жертвой обстоятельств, отвернулся даже главнейший из его вассалов, коннетабль его собственного двора Балиан Ибелин.

Гуго, который не отличался ни силой характера, ни выдающимся умом, не имел и коварства. Он помчался в Иерусалим, где покаялся во всем перед Фулько, умоляя о прощении.

Фулько делал вид, что не прислушивается к сплетням по поводу романа жены и своего вассала и родича. На самом деле он бешено ее ревновал. Но, будучи человеком мудрым, король полагал, что пытаться силой заставить жену разлюбить соперника — напрасный труд. С другой стороны, он понимал, что выполнил то, для чего был призван, — дал наследнику иерусалимской короны свою кровь или свое имя. Его положение принца-консорта становилось неустойчивым, и обострять отношения с супругой не стоило. В то же время разногласия между христианами — сторонниками и противниками Гуго — будут только на руку мусульманам. Он простил покаявшегося юношу и наказал его только тремя годами ссылки.

Впрочем, у короля Фулько (как указывает Гийом Тирский) была любопытная особенность, которая, возможно, и объясняла его неожиданную терпимость. «Он имел необыкновенно слабую и сбивчивую память, а потому не мог удержать в голове даже имен своих домашних, и весьма немногих узнавал по чертам лица; таким образом, ему случалось кому-нибудь оказывать всевозможные почести и доверчиво с ним беседовать, а потом, встретив его нечаянно, спрашивать, что это за человек. Это обстоятельство приводило в затруднение многих». Не исключено, что он просто страдал от начальной стадии болезни Альцгеймера или от последствий перенесенного на ногах инсульта.

Но это не мешало королю втайне стремиться докопаться до корней заговора и выявить в нем действительную роль королевы. Фулько приказал пытать приближенных Мелисенды. Рассказывали, что он повелел сажать подозреваемых на огромный вертел, специально изготовленный ромейским умельцем, и поджаривать на медленном огне.

Мелисенда не простила; все оставшиеся годы жизни Фулько носил под платьем тонкую прочную кольчугу, боясь удара кинжалом в спину.

Когда Гуго покидал город, на него было совершено коварное нападение. Он получил колотые раны в шею и голову, как думали — смертельные.

Это покушение бросало тень на Фулько. Он, не мешкая, приказал схватить нападавшего, некоего бретонского рыцаря. Бретонца прилюдно подвергли страшной пытке: сначала отрубили одну ногу и тотчас залили рану кипящей смолой; затем то же самое проделали с остальными конечностями, но несчастный клялся, что действовал по собственному побуждению.

Гуго выжил, но остался калекой. Клинок убийцы серьезно задел шейные позвонки. Он отправился в изгнание, едва только смог передвигаться. При дворе Рожера Сицилийского он получил богатый удел, но вступить во владение им не успел, так как умер вскоре после того, как приехал в свой новый замок Горгано.

Не сразу из-за несовершенства тогдашних средств связи дошла эта весть до Мелисенды, но время мало смягчило ее горе. Однако королева стойко несла свой крест и выполняла долг супруги: она родила еще одного сына, Амори, отцом которого уже точно был Фулько Анжуйский.

Новое противостояние между Мелисендой и Фулько в 1140-е н. практически поставило страну перед угрозой гражданской войны. Только усилия приближенных и духовенства смогли предотвратить самое страшное — распад Иерусалимского королевства.

Единственным важным событием в царствование Фулько Анжуйского было завоевание Панеады в Антиливане.

Приходилось признать, что анжуйский брак не оправдал возлагавшиеся на него надежды. Король и королева постоянно оспаривали друг у друга власть и временами имели разные правительства. Как государь Фулько оказался слабым и плачевно зависимым от своей супруги.

В ноябре 1143 г. король Фулько «после охоты на зайца во время быстрой езды перед воротами Акры упал вместе с лошадью так неудачно, что седло размозжило ему голову. Скоро после этого Фулько испустил дух».

Король, израсходовавший весь ныл молодости, не отличавшийся деятельностью и энергией, строил крепости вместо того, чтобы собирать войска; во время его царствования воинственный дух христиан уступил место духу раздоров. Как отмечал Ж.-Ф. Мишо, вступив в управление государством, Фулько нашел его сильным и могущественным; умирая, он оставил христианские колонии на пути к разрушению. Но крестоносцам его смерть казалась ужасным бедствием, поскольку сыновья его, Балдуин и Амори, были еще малы.

Бароны настояли на немедленной коронации 13-летнего Балдуина. Вместе с сыном была коронована и Мелисенда, и фактически именно она управляла государством. Свои указы и распоряжения она подписывала Dei gratia Jcrusolimorus, что означало «милостью Божьей королева Иерусалима».

Как современников Мелисенды, так и более поздних историков поражала эта «воистину незаурядная женщина, которая более тридцати лет обладала всей полнотой власти в Иерусалимском королевстве, создав прецедент пребывания женщин на государственном посту». Гийом Тирский замечал, что это «была очень мудрая женщина, искушенная почти во всех областях государственной жизни, которая успешно преодолевала все недостатки, связанные с ее полом, и бралась за самые ответственные дела. Она столь умело управляла королевством, что в этом смысле ее можно смело приравнять к предшественникам на троне, и пока сын следовал ее советам, народ наслаждался полным спокойствием, и дела шли в наилучшем порядке».

Мелисенда, поистине царственная и обаятельная, была женщиной, которая могла позволить себе все или очень многое. Она обладала способностью так удачно подбирать соратников, что они не переставали повиноваться ей, получив назначение. С необыкновенной проницательностью она видела, кто по настоящему предан, а кто готов предать. Королева-мать всегда могла заставить Балдуина поступить так, как считала полезным для государства, давая ему мудрые советы: он подтвердил данное его дедом освобождение от налогов и пошлин всех купцов, приезжающих в Иерусалим, причем не только латинян, но и сирийцев, греков, армян и сарацин. Со щедростью, присущей королеве, Мелисенда на свои средства построила в городе огромный рынок, где, по словам хронистов, насчитывалось 27 хлебных лавок. При ее непосредственном участии были реконструированы мечеть Омара, превращенная в 1141 г. в христианскую церковь Templum Domini, и женский монастырь Св. Анны.

Мелисенда распоряжалась войсками королевства ив 1144 г. послала своего кузена коннетабля Манассию, Филиппа Наплузского и Элинанда Тивериадского с сильным войском в помощь Жослену II Куртене, осажденному в Эдессе.

К несчастью, Эдессу уже ничто не могло спасти — этот сильный и богатый город пал под ударами мусульман.

Именно взятие Эдессы сарацинами подвигло европейских христиан на Второй крестовый поход под началом германского императора Конрада III и французского короля Людовика VII.

Вершиной правления Мелисенды был торжественный прием предводителей Второго крестового похода, устроенный ею в Акре, одно из самых блистательных собраний того времени. Она, полукровка, дочь лотарингского графа и киликийской дворянки, с блеском и роскошью, невиданными в Европе, принимала христианских властителей Севера как хозяйка Иерусалима. Она сумела явить такие несравненные такт и достоинство, что этот прием вошел в число важнейших событий политической жизни того времени.

На ассамблее присутствовали надменный император Конрад со своими братьями; благочестивый, как все Капстинги, король Франции Людовик VII, другие вожди христианских армий и старейшины духовенства, маркиза Австрийская и множество французских и немецких знатных дам, которые сопровождали крестоносцев в Азию. Небывалый случай: военачальники и прелаты совещались относительно священной войны в присутствии дам, которые сопровождали крестоносцев в Азию.

Впрочем, поход закончился полным провалом. Казавшийся так хорошо подготовленным, так много обещавшим в начале, он стал самым постыдным унижением христианства в Средние века. II.вторив все ошибки и слабости Первого похода, Второй оказался лишенным его сильных сторон.

Император Конрад двинулся ранее Людовика VII, но его начинание оказалось неудачным: немцы были почти истреблены в горах и дефилеях Малой Азии. Оба короля осадили Дамаск, но взаимные недоверие и соперничество помешали общим успехам.

Многие полагали, что отсутствие дисциплины и развращенность нравов происходили вследствие обилия женщин. Согласно легенде, в предприятии участвовал целый отряд амазонок, отличавшихся более экстравагантностью нарядов, нежели боевыми качествами, а во главе их шествовал «капитан» — красотка в позолоченных сапогах, которую прозвали «дамой с золотыми ножками». Некоторые историки говорят о женском отряде, состоящем из знатных дам, под командованием Алиеноры Аквитанской. Легенду о «женском подразделению) подтверждает и Никита Хониат, сообщающий, что в Константинополе, через который следовали французские крестоносцы, появился «отряд всадниц, одетых и вооруженных как мужчины, очень воинственного вида и, казалось, более отважных, чем амазонки».

Однако похоже, что правительница Иерусалима, с благодарностью принимая помощь Запада, больше надеялась на доблесть восточных христиан. Неустрашимые рыцари из Европы, совершив богоугодное дело во имя Господа, с чистой совестью возвращались на родину, в свои мрачные, холодные замки, не сильно беспокоясь о дальнейшей судьбе Заморья. Лишь немногие из них «заболевали» Святой землей и не могли оторваться от ее горячего желтого песка, голубых горных вершин, пышного цветения ее невиданных садов. Палестина манила их к себе снова и снова, сулила чудеса и славу, привораживала, как могучая волшебница. И они возвращались к ней, обретая либо славу и богатство, либо могилу в сухой чужой земле.

Как глава семьи Мелисенда принимала деятельное участие в жизни своих младших сестер. Она была к ним исключительно привязана, и после смерти родителей взяла на себя заботу об интересах Алисы, Годиерны и Иветты.

Мелисенду часто прославляли, но также часто обвиняли во многих грехах. В том, что с самого момента брака с графом Анжуйским и особенно после смерти отца она проводила собственную политику, не всегда благоприятную для восточного христианства; что она мало заботилась о сохранении безопасности королевства, проявляя преступную самонадеянность; не стремилась обратиться в Европу с просьбой о помощи против неверных; что была слишком умна и слишком жадна к жизни; что перешла меру в безыдейной жажде наслаждений и приобщила к гедонизму своего любимого старшего сына.

В дальнейшей исторической традиции принято приписывать Мелисенде и Балдуину роковое влияние на королевство, поскольку им «подражали другие вельможи, и это стало богатой почвой, на которой ядовитое растение безнравственности, достигающее роскошного развития, уничтожает в конце концов народ и государство».

Окружение Балдуина не могло смириться с огромным влиянием Мелисенды.

Приятели стали склонять молодого короля отказаться от опеки матери и самому вступить в управление Иерусалимским королевством. Они говорили ему, что королю, который должен стоять выше всех, неприлично, как ребенку простолюдина, висеть всегда на шее у мамки.

Эти подначки и наговоры делали свое дело и постепенно настраивали сына против матери.

Конфликт короля Балдуина III с королевой Мелисендой разгорелся через семь лет после его коронации, в 1150 г., когда молодой король попытался отстоять право на единоличное правление.

Мелисенда вовсе не собиралась добровольно уступать власть, полученную как законное наследство.

Разногласия матери и сына привели сначала к фактическому разделению королевства на две части, а затем и к открытому столкновению двух правителей. Недовольство и раздражение Балдуина усиливалось еще и по той причине, что Мелисенда отдала все доверие своему любимцу, двоюродному брату Манассии Хержесскому, которого она сделала коннетаблем государства. Но на эту должность притязал и Онфруа, владетель Торона, который из-за этого перешел в лагерь Балдуина. Сыновняя ревность толкала Балдуина на необдуманные поступки.

Южная часть страны — Самария и Иудея — во главе с коннетаблем поддерживала королеву. На ее стороне был весь клир и его глава — патриарх Фулько, которому она помогла занять этот пост. Злые языки ограниченных людей, не способных вникнуть в суть вещей, именно поэтому называли патриарха ее любовником.

Бароны Галилеи, северной части королевства, безоговорочно поддерживали молодого короля.

Балдуин III, достигший 22-летнего возраста, в пасхальный вторник 1152 г. появился в церкви Святого Гроба Господня со своими приверженцами и уговорами, смешанными с угрозами, принудил патриарха Фулько вновь короновать себя на царство. Прелат был вынужден повиноваться. Балдуин, в одиночестве приняв помазание и корону, известил об этом Мелисенду, которая, не подозревая о подобном вероломстве, решала какие-то дела в Наблузе.

После отвратительной ссоры мать и сын пришли к самому гибельному решению: разделить королевство на четыре части, из которых две провинции, Тир и Акру, молодой король забирал себе, а две другие — Наблуз и Иерусалим, уже захваченные сторонниками королевы, оставлял за Мелисендой.

Это разделение, конечно, не могло не усилить разлад между обоими правителями, и в скором времени возмужавший Балдуин призвал свое рыцарство на борьбу с узурпаторшей. Его сторонники и ближайшие советники, Онфруа де Торон и Гийом де Фоконбер, со своими дружинами окружили принадлежавший коннетаблю замок Мирабель и вынудили к сдаче его хозяина. Правда, король скоро освободил Манассию, своего близкого родича, заставив покинуть страну. Затем он осадил Мелисенду в ее иерусалимском замке Давида, принудив королеву отдать по крайней мере Иерусалим и удовольствоваться Наблузом. Это был богатый и красивый город — современники называли его «маленьким Дамаском», — но все-таки это было изгнание.

Победительная, хотя и побежденная, Мелисенда отправилась в Наблуз.

С тоской вспоминала королева Иерусалим, где под ее любовной опекой была только что завершена перестройка храма Гроба Господня. Все главные места Страстей Господних — сам храм, Голгофа и Темница Христова объединились в один архитектурный ансамбль. Искусные скульпторы и художники украсили все пространство храма и капеллы Голгофы скульптурными композициями и чудесными мозаиками.

Теперь она была разлучена со своим стольным городом, с городом своей юности.

Однако королева до конца своих дней сохранила контроль над церковными делами и не выпускала из рук бразды правления клиром. В течение 18 лет со дня кончины короля Фулько до самой ее смерти ни одно более или менее значительное церковное постановление не обошлось без участия Мелисенды.

Но до международных связей и военных дел она больше не допускалась. С противоречивыми чувствами встретила королева известие о взятии Балдуином в 1153 г. неприступного ранее Аскалона. Это было огромное достижение для государства, но сын добился этого без нее, как будто одержать победу помогло освобождение от материнской опеки.

Обида, отверженность, ощущение ненужности подтачивали ее здоровье. Но жалоб от нее никто не слышал.

Позже к королеве пришло смирение и понимание, и началась жизнь без всплесков, зато без ожогов и греха. Ее бесстрастное величие восхищало под данных — она осталась в их глазах безупречной госпожой и великой правительницей. Хотя душевные шрамы ныли и долго не зарастали, возвратилась былая любовь к красивому и обаятельному сыну.

Воспоминания и воображение заменили ей счастье.

Она продолжала выполнять представительские функции, и Балдуин охотно давал ей возможность возглавлять официальные собрания и торжества. Свободная от честолюбивых устремлений, утомленная соперничеством в борьбе за власть, она стала ему мудрой советчицей в сложных житейских ситуациях. Мать и сын снова сблизились, как много лет назад, и он опять выполнял все ее желания — теперь, впрочем, довольно скромные.

В конце жизни королева стала все чаще недомогать и принуждена была перебраться в женский монастырь в Вифании, настоятельницей которого была ее сестра Иветта.

Она умерла в сентябре 1161 г., прожив чуть более 50 лет.

Вторая дочь Балдуина При Морфии Армянской, Алиса, как и ее старшая сестра, родилась в Эдессе, правителем которой был ее отец. В 1126 г. она была выдана замуж за соседа, Боэмунда II, князя Антиохийского. Так что если считать, что она родилась в 1112–1113 н., то в момент заключения брака ей было около четырнадцати лет. Это вполне согласуется с обычаем заключения династических браков. Через два года она стала матерью дочери Констанц.

Антиохия была одним из самых больших и красивых городов прибрежных стран Средиземноморья. На расстоянии одного дня конного пути до моря она широко раскинулась частью в плодородной долине, частью на крутых холмах по южному берегу реки Оронт, которая несла к нему через длинный ряд горных ущелий, открывающихся у подножья города, свежий воздух и талую воду. Тропические сады Антиохии своим изобилием вознаграждали труд, с которым были обработаны. Настоящий рай, зеленый и озаренный солнцем!

Холмистые западная и южная стороны были неприступны для средневекового военного искусства. На равнине, с северной и восточной стороны, Антиохия была окружена стенами такой толщины, что по ним могла проехать четверка лошадей. Степы прикрывали и господствовали над ними 450 башен.

Антиохию, эту метрополию Византии, турки отняли у императора Иоанна за 14 лет до завоевания ее крестоносцами. Император Алексей Комнин постоянно требовал восстановления своих прежних прав на город.

Торговля, осуществлявшая обмен товаров Персии и Индии на продукты деятельности Антиохии, приносила правителям значительные денежные суммы.

Завоевание для себя Антиохии издавна являлось первой целью честолюбия Боэмунда Тарентского — он всегда с вожделением смотрел на этот великолепный город.

Боэмунд был сыном Роберта Гвискара от первого брака с Альберадой, которая, как полагают, была родней влиятельного апулийского барона Жерара Буональберго. Появившись на свет не ранее 1050 и не позднее 1058 г., младенец при рождении получил христианское имя Марк, но его необыкновенные размеры еще в утробе матери побудили современников назвать его именем сказочного великана — Боэмундом. Это имя осталось за ним на всю жизнь и передавалось в потомстве.

Турки называли Боэмунда «маленьким Богом христиан».

В начале июня 1098 г. после длительной осады, мучительной и для осажденных, и для осаждающих, Антиохия пала. Боэмунд первый взобрался на стены по кожаной лестнице. В эту ночь погибло более 10 тыс. горожан. Едва только рассвело, знамя Боэмунда уже развевалось на самой высокой башне города.

Он основал на Востоке княжество Антиохийское, которое просуществовало 170 лет.

Уже немолодым, во Франции, отправившись искать помощи против мусульман и византийского императора, он в 1106 г. женился на Констанце, дочери Филиппа I и его отставленной жены Берты Голландской. Матерью Филиппа Французского и, следовательно, бабкой Констанцы была Анна Ярославна Киевская.

Для Констанцы это был не первый брак. Ее муж граф Гуго Шампанский обвинил принцессу в супружеской измене. Не слушая никаких увещеваний, он развелся с ней в 1104 г., лишил наследства сына, окончательно убедившись, что тот ему не родной, и переписал завещание в пользу племянника Тибо. После этого он отказался от своего состояния и, дав обет бедности, целомудрия и воздержания, вступил в ряды рыцарей Христа.

Неизвестно, волновало ли Боэмунда сомнительное прошлое его супруги. II.жалуй, этот брак определялся двумя причинами. Первой являлся факт ее королевского происхождения — среди жен правителей Палестины до того времени не было королевских дочерей, поскольку европейские монархи не спешили отдавать своих принцесс за море. Исключение делалось для скомпрометированных или внебрачных.

Второй и, может быть, главной причиной была надежда на помощь французских рыцарей.

Супружеская жизнь Боэмунда, которому в это время было около пятидесяти лет, и 28-летней Констансы продлилась недолго. В 1107 г. Боэмунд собрал войско для похода на Византию и осадил Дураццо, но был разбит и в 1108 г. вынужден заключить с Алексеем Комнином унизительное Девольское соглашение. Он признавал свой вассалитет от империи и лишался всех земель, кроме Антиохии, но и она после его смерти также должна была отойти грекам. Таким образом, княжество Антиохийское обрело двойную вассальную зависимость — от иерусалимского короля и от византийского императора.

Осенью 1108 г. Боэмунд отправился в Апулию, взяв с собой жену и сына, чтобы собрать войско и оспорить этот договор. Но ему уже ни в чем не было удачи. Не совершив ни одного примечательного дела, он умер в марте 1111 г. вблизи места своего рождения.

Боэмунд I оставил овдовевшую Констансу править в своем наследственном владении Тарент от имени сына. Ей пришлось пережить длительную усобицу в Бари, которая закончилась убийством архиепископа и заключением правительницы в тюрьму.

В Антиохии престол перешел сначала к Танкреду, который уже считал себя ее хозяином; затем на семь лет — к Рожеру Салернскому, родственнику почившего Боэмунда. Рожер был прославлен как храбрый рыцарь, не раз громивший язычников. В 1115 г. он напал на турок близ горы Тель-Данит у города Сирмин и одержал над ними решительную победу. Вследствие этого он, казалось, совершенно забыл об осторожности и в конце 1119 г. легкомысленно выступил навстречу несметным полчищам воинов Ильгази. Исход сражения был предрешен. 28 июня 1119 г. небольшая армия крестоносцев была уничтожена, а Рожер погиб.

Престол Антиохии освободился еще на семь лет, пока в 1126 г. из Европы не прибыл 19-летний Боэмунд III и получил княжество в лен вместе с рукой дочери короля Балдуина Иерусалимского.

При тогдашнем воспитании сильные характеры складывались в княжеской среде очень рано. В те времена люди не признавали долгого детства и в потомках видели продолжателей своего дела. В доме Балдуина Ретельского при отсутствии наследника мужского пола дело отца продолжили дочери. Их будущее было предопределено. Принцесса-наследница должна была свободно разбираться в законах, быть покровительницей церкви, праведной христианкой и защитницей веры; она обязана была являться ценительницей искусств и щедрой покровительницей его творцов, прославляющих Божью и королевскую власть. Ее воспитывала сама придворная среда: присутствие рыцарей — военной аристократии, беседы с духовенством и образованными светскими людьми, приемы иноземных послов.

Алиса, как и Мелисенда в Иерусалиме, играла большую роль в духовной жизни антиохийского общества, занимаясь делами благотворительности, милосердия, врачевания. Родная сестра иерусалимской королевы, она обеспечивала лояльность своего княжества верховной власти. Княгиня хорошо разбиралась в хитросплетениях восточной политики. Свободно владея несколькими языками, она заключала договоры с вассальными правителями и с соседними христианскими и мусульманскими государствами, с епископами и муниципалиями.

Все это было полезно в отсутствие мужа, который воевал и часто находился в отсутствии, и стало необходимо после его безвременной гибели.

Боэмунд II был «прекрасный юноша, красноречивый и ласковый, смелый и гордый, но бесшабашный и скорый на необдуманные поступки». Он поссорился с соседом Жосленом I де Куртене, и эта вражда привела к братоубийственной войне между христианами. Затем не пожелал присоединиться к коалиции франкских князей против сильного мусульманского города Галеба. Он испортил отношения с королем и даже с киликийскими армянами, ранее всегда верными союзниками Антиохии. Но свое время князь заполнял не только сварами с единоверцами: в борьбе с неверным он отнюдь не был бездеятельным и то и дело захватывал небольшие сарацинские селенья.

Боэмунда III принято называть самым блестящим паладином Востока. Однако как правитель и воин он не успел покрыть себя славой, подобно великому отцу и победоносному дяде, поскольку ничем, кроме пограничных столкновений с мусульманами и стычек с соседями-христианами, не прославился.

В феврале 1130 г. с небольшой дружиной Боэмунд II отправился на северные границы своего княжества отбивать у киликийских армян захваченный им город. Армянский князь обратился за помощью к данишмендскому эмиру Гази. На реке Пирам (ныне Джайхан) Боэмунда ожидала засада. Его убили по трагическому недоразумению. Турки клялись впоследствии, что не хотели этого. Однако Гази отослал его забальзамированную голову в качестве подарка багдадскому халифу.

Молодая вдова Боэмунда Алиса де Ретель осталась с 2-летней дочерью Констанц.

Неизвестно, существовала ли между молодыми супругами нежная привязанность или же это был просто холодный династический брак. Все предпосылки для согласия и понимания у них имелись: молодость, здоровье, богатство, свободное время, сходные интересы. И если хроники не прославляют их великую любовь, то и упоминания о каких-либо трениях между Алисой и Боэмундом также отсутствуют.

В любом случае гибель супруга, несомненно, была для Алисы тяжелым ударом. Она лишалась не только мужа, но и своего положения.

В течение года и одного дня после смерти мужа скорбящая вдова имела право даже не обсуждать со старшими родственниками или сюзереном перспективу нового замужества. По истечении этого срока ей на выбор предоставлялись три жениха. Если она отказывалась выбрать одного из них, сеньор мог лишить ее фьефа. Если она выходила замуж самовольно, сюзерен также имел право лишить владений как ее самое, так и ее избранника.

Однако если имелся малолетний наследник, сеньор мог и не лишать фьефа его мать, но взять на себя регентство вплоть до достижения ребенком совершеннолетия.

При наличии дочери-наследницы по латинским законам трон переходил не супруге-вдове, а продолжательнице рода отца. Сочетавшись браком с достойным рыцарем, наследница передавала ему принадлежавшие ей по праву наследования титул и власть.

Но деятельная и жизнелюбивая Алиса желала сама править государством, по крайней мере в качестве регентши. Ее амбиции были безграничны. Лишив собственную дочь законного наследства, она отказала в регентстве над антиохийским престолом даже своему отцу, Балдуину II Иерусалимскому. А ведь в свое время он, освободитель Антиохии от неверных, был провозглашен жителями ее правителем, и теперь, после гибели князя, призван большинством баронов к правлению.

Напрасно отец убеждал непокорную дочь, что негоже алкать мужской власти. Алиса, не желавшая слушать никаких резонов, пошла на крайние меры. Она, не колеблясь, направила гонцов в Алеппо к султану Зенги, предлагая ему сюзеренитет над Антиохией взамен военной помощи ей как правительнице.

К несчастью, посланцы вдовствующей княгини были перехвачены королем Балдуином и повешены.

Дело вызвало громкий общественный резонанс.

Неустрашимая Алиса заблокировала перед отцом все горные проходы в Антиохию, рассчитывая на помощь местных христиан. Однако французские бароны ее не поддержали и открыли перевалы. Внушительное войско родителя убедило княгиню Алису в его правоте.

На время конфликт, казалось, был улажен.

Алисе было предписало удалиться в Латакию, составлявшую ее вдовье наследство. Она повиновалась. Но жизнь в провинции показалась принцессе невыносимо скучной и пресной. Вдовствующая княгиня возвратилась в столицу и принялась самостоятельно управлять княжеством, выделяя из своих баронов, как не преминул заметить один из средневековых хронистов, некоего Бруно из Калабрии. Но ей и в голову не приходило сделать его своим супругом.

Современники считали, что противоестественная война с дочерью так подействовала на доброго короля Балдуина, что, вернувшись домой, он заболел и вскоре скончался.

Алиса вынашивала планы устранения дочери от власти, а дочь тем временем подрастала. Сопредельные правители и собственные бароны заговорили о необходимости укрепления княжества и стабилизации ситуации: выборе подходящего мужа едва ли 7-летней принцессе Констанце, называемой теперь «Сирийской наследницей».

От того, кому достанется власть в Антиохии, зависело неустойчивое равновесие в государстве крестоносцев. Свои интересы и креатуры имели короли английский, французский, граф Рожер Сицилийский. Последний стал претендовать на трон Антиохии как старший из ныне живущих членов семьи Отвиль. Он находился в наиболее близком родстве с Сирийской наследницей, приходясь дядей ее отцу Боэмунду II.

На сторону молодой вдовы встали такие могущественные бароны, как Понс Триполийский, тесть ее сестры Годиерны, и двоюродный брат Жослен II Одесский. Партия Алисы принялась искать достойного претендента — такого, чтобы он увез наследницу в свою страну, а правление Антиохией оставил энергичной теще. От ее имени руку Констанцы предложили младшему сыну Иоанна Комнина — Мануилу, будущему византийскому императору.

Молодой, талантливый, прославленный своей красотой, он отличался веселым нравом и очарованием. В отличие от старшего поколения византийцев Мануил постоянно общался с франками из латинских государств в Палестине и искренне восхищался их порядками и обычаями. Он устраивал в Константинополе рыцарские турниры и, будучи превосходным наездником, сам принимал в них участие. Однако на поле боя вся его внешняя фривольность исчезала, он проявил себя блестящим воином, неутомимым и решительным. «На войне, — пишет Э. Гиббон, — он словно бы не ведал о мирной жизни, а в мирные дни — казался неспособным к войне». Умелый дипломат, он также обладал воображением и твердостью прирожденного государственного деятеля.

Фулько Иерусалимский был обеспокоен тем, что княжество Антиохия, северная Сирия — то есть наименее защищенная область латинского королевства — находится в руках женщины. Брак Сирийской наследницы с Мануилом означал еще большее подчинение Антиохийского княжества Византии. Поэтому дипломатические усилия противной Алисе партии во главе с королем Фулько резко усилились и принесли плоды скорее.

Орден госпитальеров по просьбе Фулько направил рыцаря Жерара де Жеберрона в Лондон, где в это время находился незаконный, но во всех отношениях отменный сын герцога Аквитанского Гийома IX Трубадура, Раймунд де Пуатье.

У герцога Гийома была связь, которую он бесстыдно выставлял напоказ, со знатной дамой, виконтессой Шательро, носившей символическое имя Данджероза — Опасная. В Пуатье ее прозвали Монбержонной, поскольку Гийом не постеснялся поселить ее вместо своей законной жены, Филиппы Тулузской, в только что выстроенном для герцогского дворца красивом донжоне, который называли башней Монбержон. Герцог появлялся с Данджерозой на всех публичных торжествах, что удивляло и шокировало дворянство и народ, а Гильом наслаждался произведенным впечатлением. Он до того осмелел, что приказал написать портрет обнаженной Монбержонны на своем щите, пылко провозглашая, что хочет «так же нести ее в бою, как она несла его в постели». Старший законный сын Гильома рассорился из-за этого с отцом. Виконтесса Шательро и стала матерью Раймунда. В конце жизни Гильом исправился и в знак раскаяния построил монастырь Фонтевро, куца удалились его жена Филиппа и их дочь Одеарда.

36-летний бастард, не надеявшийся получить в управление какой-нибудь крупный фьеф, с радостью принял предложение короля Фулько. Он покинул пасмурные берега Темзы и, не мешкая, отправился в Палестину. Любитель острых ощущений, незаконнорожденный принц бросился в захватывающую авантюру, обещавшую ему власть над сильным и богатым княжеством.

В Апулии его чуть было пе захватили люди графа Рожера, но, переодевшись в бедную одежду, с немногочисленной свитой он сумел обвести преследователей вокруг пальца и переправиться в Сирию.

Алиса тоже имела сторонников и содержала шпионов. Многое ей уже стало известно. Не знавшая страха и сомнений женщина решила побороться за свое счастье — и за княжескую власть, и за любовь. В это время ей было около 25 лет — на 11 лет меньше, чем Раймунду; она была умна, здорова, знатна, искушена в делах правления и обладала живой энергией, заряжающей всех вокруг. Она полагала, что Раймунду во всех отношениях выгоднее вступить в брак с ней, чем с ребенком, который мог и не дожить до брачного возраста. По рассказам она знала, что Раймунд — один из самых блестящих принцев современности. Говорили, что он прекрасен, очарователен, богатырски силен и неодолим в бою, и притом изящно красноречив и обходителен. Она уже заочно отдала ему свое сердце и надеялась на взаимность.

Патриарх Рандульф (в миру — нормандец Рауль де Домфрон, тесно связанный с английским королевским двором) был втянут в игру на стороне Раймунда и поддерживал в княгине надежду на успех. Отправившись к Алисе, он сообщил ей, что прекрасный рыцарь, прибывший в Антиохию, горит нестерпимым желанием стать ее супругом. Крайне польщенная, она любезно приняла Раймунда. Слухи не обманули — Алиса была очарована обворожительным чужеземцем. Последовало несколько приватных свиданий, но о том, что на них происходило, историки молчат. Алиса позволила Раймунду встречаться со своими баронами, сколько ему будет угодно, и, волнуясь, принялась за приготовления к желанной свадьбе. У нее не было сомнений в его искренности. Казалось, она произвела на этого искушенного искателя приключений весьма приятное впечатление и идеально подходила ему по возрасту, в то время как дочь была малым ребенком.

Вероятно, пуатсвинский бастард был достаточно убедителен, доказывая принцессе свои намерения и чувства. Вполне возможно, он и сам тяжело выбирал из двух зайчих, но все же выбрал зайчонка.

В первые месяцы 1130 г. Раймунд вступил в брак с Констанцой и получил с ее рукой всю полноту власти над княжеством Антиохийским.

Легко представить, но трудно описать разочарование и гнев так жестоко и цинично обманутой княгини Алисы. Принцесса страдала не только как женщина — она теряла власть в Антиохии, и смириться с этим было невозможно.

Алиса взбунтовалась и вновь повторила прежний демарш. На белоснежном жеребце, в бархатной алой мантии, в золотом княжеском венце на распущенных волосах, она носилась по стране, призывая на помощь всех, кто мог держать в руках оружие.

Теперь вместо усопшего отца на усмирение строптивицы выступил муж ее старшей сестры Мелисенды, сюзерен Антиохии король Фулько. Он нанес кровавое поражение Понсу Триполийскому и принудил его к послушанию. Однако король был сильно стеснен в своих действиях, поскольку Мелисенда, как всегда, полностью приняла сторону сестры. В свое время ей пришлось пожертвовать своим женским счастьем ради государственных интересов, и ей как никому другому была близка и понятна горечь разочарования Алисы. Сестра избрала себе супруга, решила поступиться свободой ради любимого — и что же? Этот презренный человек очаровал и обнадежил ее только для того, чтобы жестоко обмануть!

Вражду к Раймунду королева иерусалимская сохранила на все оставшиеся 13 лет его жизни.

В таких сложных обстоятельствах дальнейших военных действий не последовало, но интриги достигли апогея.

29 августа 1137 г. Иоанн Комнин, пройдя через перевалы черных гор, носивших название Сирийские ворота, вторгся в пределы Антиохийского княжества и стал лагерем на берегу Оронта. Ощущая слабость своей дружины, Раймунд надеялся решить дело дипломатическим путем. Он просил у императора должность викария, то есть наместника Антиохии, признавая ленную зависимость княжества от Византии. Но Иоанн настаивал на безоговорочной сдаче. Раймунд затягивал переговоры, умоляя дать ему собраться с мыслями, а сам тем временем слал гонцов к королю Фулько за советом и помощью.

Совет из Иерусалима оказался вовсе не таким, на какой рассчитывал князь: принять условия императора. Современники видели в этом влияние Мелисенды, не простившей Раймунду оскорбления, нанесенного ее сестре.

По смерти Иоанна его наследник Мануил послал сухопутное войско и флот под начальством самых испытанных полководцев своего отца против Антиохии. В Киликии и на антиохийском берегу дело дошло до кровопролитных битв, которые, несмотря на отдельные успехи, наконец так ослабили князя Раймунда, что он для предупреждения худших последствий сам отправился в Константинополь и глубоко смирился перед Мануилом. Но был помилован только тогда, когда попросил прощения у гробницы императора Иоанна и возобновил ленную присягу как вассал Византийской империи.

Еще при жизни Иоанна возник проект брачного союза Мануила и свояченицы германского императора Конрада, Берты Зульцбахской. Конрад горячо ратовал за такой союз. Берта прибыла с визитом в Византию, но, кажется, не понравилась наследнику. «Знакомство с немецкой принцессой не разожгло в нем пыла». Однако через 4 года, которые несчастная девушка провела в Константинополе, всеми забытая, он вернулся к этой мысли, и в 1146 г. женился на Берте, заставив ее сменить свое немецкое имя на греческое — Ирина. Это был чисто политический брак. Императора, который был очень молод, супруга не привлекала. Она «больше заботилась об украшении своей души, а не своего тела; отвергая пудру, краску и все украшения, созданные человеческими руками, она признавала только серьезную красоту, которая происходит от блеска добродетели», — объяснял холодность Мануила греческий историк Никита Хониат. Тем не менее император воздавал Ирине великие почести и предоставлял все средства для того, чтобы вызывать уважение народа. Сам же предавался празднику чувств со своей прекрасной племянницей Феодорой.

Совсем не так удачно все устроилось у Алисы.

После брака дочери вдовствующая княгиня Антиохийская стала всем неудобной докучливой просительницей. Тяжелая ненависть к обманувшему ее ожидания Раймунду утомляла окружающих. Поддержку, и то более моральную, она получала лишь от сестер, которые всегда были на ее стороне. Но в 1152 г. не стало Годиерны, а в 1161-м — Мелисенды.

Насильственно удаленная в свой вдовий удел стараниями Раймунда, опасавшегося грозной тещи, она угасала на глазах. Пустые вялые дни тяготили и приносили только разочарование.

Умерла Алиса в изгнании, умерла «от разбитого сердца», став настолько незначительной фигурой, никому не нужной и обременительной, что даже год ее смерти неизвестен.

В память о подвигах Раймунда Тулузского, графа Сен-Жильского, который так и не смог завоевать Триполи (он назывался графом Триполийским, поскольку занял все окрестности, но умер, не успев взять город), богатая Триполийская область была возведена в ранг графства и стала наследственной в его доме.

Он первый из латинских правителей склонился на сторону византийского императора, и греки всегда оставались его верными союзниками.

Богатство Триполи, города предприимчивого и активного, было притчей во языцех, так же как искусство торговли его арабско-еврейского населения.

Триполийская область славилась своими природными богатствами, лесами из пальмовых, апельсиновых и гранатовых деревьев, а также искусными ремесленниками. Но завоеватели опустошили поля и вырубили сады, мастеров убили, а знаменитую триполийскую библиотеку — памятник духовной жизни турок, персов, египтян и греков — сожгли. Теперь Триполи стал христианским и оставался в руках европейцев на протяжении следующих 180 лет.

Благодатная природа скоро залечила свои раны и снова расцвела. Эта волшебная страна, этот ближневосточный рай, где гибли люди, рушились стены и пылали страсти, недаром так полюбилась Раймунду Тулузскому: она напоминала ему родные края, цветущий и благоухающий Лангедок. Сирийские города Триполи, Арадос, Порфирион, Сидон и Тир стали провансальскими Тулузой, Каркассоном, Альби, Давором и Фуа в миниатюре.

Уже довольно пожилой человек, Раймунд умер в июне 1105 г Наследовал графу его двоюродный племянник Гильом-Жордан, граф Серданский. Он продолжал его политику дружбы с Византией.

Сыновья Раймунда поделили между собой отцовское наследство. Альфонс, родившийся в Святой земле, отправился на родину предков, в Европу. Он носил титул графа Тулузского, маркграфа Прованса и герцога Нарбоннского. Бертрану, появившемуся на свет в Тулузе, напротив, предназначался Триполи. Регент, Гильом Серданский, сначала берег наследство для него, пока тот не вошел в возраст. Однако постепенно Гильом стал рассматривать Триполийскую область как свою собственность.

В 1108 г. Бертран отправился на Восток, чтобы заявить о своих правах на отцово наследство. Он вел 40 галер с 400 провансальскими рыцарями, а также генуэзские корабли. II. дороге он попытался привлечь на свою сторону Танкреда, правившего в то время Антиохией, по не нашел взаимопонимания. Тем не менее Бертран двинулся к Триполи, где провансальцы из окружения регента, любившие его отца, перешли на сторону сына. Бертрана поддерживали Балдуин I и Балдуин де Бург, а Гильома-Жордана — Танкред.

Триполийскую область решили поделить между двумя князьями. Южная часть вместе с Триполи (когда тот будет взят) отходила к Бертрану; северная, с центром в Тортозе и Аркасе — к Гильому-Иордану.

Граф Серданский вскоре погиб в стычке с оруженосцами. Латинские хроники, обычно столь многословные, так осторожно рассказывают об этом эпизоде, что невольно возникает мысль о подготовленном покушении.

Бертран поспешил захватить северную часть графства, а потом овладеть городом. Наконец-то графу Бертрану удалось взять Триполи! Сбылась мечта его отца, и государство Триполи обрело свои территориальные границы.

Владения графов Триполи были окружены землями курдов и туркменов. Кроме того, между Триполи и Тортозой образовалась колония исмаилитов, или ассасипов. Ими управлял вождь, которого латиняне называли «Старец Горы». Хотя под его властью находилось не более 60 тысяч человек, власть вождя была безгранична. Специально обученные телохранители, федаи, слепо подчинялись воле Старца и должны были убивать всех, на кого им будет указано. Для них не существовало ни страха, ни препятствий; намеченную жертву они отыскивали и в толпе, и во дворце, и на поле брани. Однако они ненавидели не христиан, с которыми часто вступали в союзные отношения, а своих единоверцев-турок, не разделявших их религиозных воззрений.

В такие края, опасные и завораживающие, похожие на сказочный сон, отправилась к мужу третья дочь Балдуина При Морфии Армянской, получившая свое имя в честь тетки, Годиерны де Ретель. Она была выдана замуж за графа Триполи Раймунда II.

Его отец II.нс Триполийский, побочный представитель Сен-Жильской династии, был примечательным человеком, прославившимся во время осады Тира, когда его прибытие со значительной дружиной удвоило силы нападавших и способствовало сдаче города.

Страстному поклоннику смелых предприятий, храброму воину и верному другу Понсу, на смертном одре Танкред завещал свою супругу Сесиль, дочь короля Франции Филиппа I от его не признанного Римом брака. Так что Раймунд не мог похвастать таким высоким происхождением, как его законные родственники. Однако в его жилах текла не только кровь гордых графов Тулузских, Французского и Арагонского королевских домов, но и российских Рюриковичей, поскольку его прабабкой была Анна, дочь Ярослава Мудрого.

Раймунд II унаследовал отвагу отца и был храбрым солдатом. Другие латинские правители всегда могли положиться на его твердую руку и острый меч. Но он вел и собственную политику. В отличие от правителей Иерусалима, более склонявшихся к тамплиерам, Раймунд поддерживал госпитальеров и пожаловал им мощную крепость Крак де Шевалье.

Однако Триполи вовсе не упало в руки Раймунда II как дар небес.

На княжество Триполийское с преимущественным правом претендовал граф Тулузский Альфонс-Жордан, старший родственник Раймунда. Он, младший сын Раймунда I Сен-Жильского, знаменитейшего вождя провансальских пилигримов Первого крестового похода, родился на Востоке, куда его отец и мать, Эльвира Кастильская, отправились, вдохновляемые призывом Алексея Комнина. Граф и графиня потеряли в Святой земле своего маленького сына Алонсо, который не смог перенести сирийскую жару, но близ реки Иордан в замке Мон-Пелерен Эльвира родила второго сына, названного в честь покойного брата и места своего рождения.

Альфонс-Жордан происходил от законного брака, признанного церковью, тогда как Бертран был сыном графа от его первой жены, Матильды Сицилийской, брак с которой был признан близкородственным и потому недействительным.

Памятуя о печальной судьбе его брата, младенца увезли из Сирии и воспитывали в Лангедоке. Во время Второго крестового похода он уже был зрелым мужчиной — ему исполнилось 45 лет — и вполне сознательно принял крест в Везеле вместе с Людовиком VII. Он прибыл в Акру с большой свитой, супругой Эллой Бургундской и своими детьми, намереваясь вступить во владение наследством отца. Однако на пути из Акры в Иерусалим Альфонс-Жордан внезапно скончался в Цезарее, где собрались вся знать франкского Заморья — как все полагали, от яда.

Его дочь, Индия Тулузская, похоронила отца в Мон-Пелерин, между морем и Ливаном, рядом с его знаменитым отцом и матерью.

Подозрение в отравлении Альфонса-Жордана пало, в частности, на Балдуина III, который, как полагали, страшась за свою корону, велел отправить могущественного графа Тулузского на тот свет. Но большинство современников считало отравительницей Годьерну де Ретель, действовавшую якобы с согласия, если не по прямому наущению своей сестры королевы Мелисенды. Она одним ловким ударом отводила опасность от иерусалимского трона и от престола Триполи.

Так что, если подозрения были справедливы, Годьерна могла считать, что немало потрудилась для укрепления на Востоке власти этой ветви Сен-Жильского дома.

Сын Альфонса-Жордана Бертран после смерти отца, пылая праведной местью, укрепился в одном триполийском замке, но здесь на него напал Нуретдин, как все думали, побуждаемый графом Раймундом, и взял в плен.

Еще один сын Альфонса-Жордана, Раймон, умер в Палестине в возрасте 10 лет.

Но не зря считается, что недобрые дела влекут несчастья. Брак Годиерны и Раймунда, хотя и дал двоих детей, сына и дочь, не стал счастливым. Супруги постоянно ссорились, дело доходило до настоящей вражды. Причем по туманным намекам источников можно предположить, что современники считали виновницей несогласий Годиерну. Ее упрекали в том, что она слишком любила пиры и развлечения, чрезмерно увлекалась сладкой восточной жизнью, погрязла в грехах и многочисленных изменах мужу с людьми самого низкого происхождения. Доходило до того, что ее детей называли «прижитыми неизвестно от кого».

Три года спустя после цезарийских событий граф почувствовал, что чаша его терпения переполнена. Он решил указать жене надлежащее место и запер Годиерну в ее покоях, лишив возможности общаться даже со слугами мужского пола.

Графиня была не из покладистых. Она напомнила мужу-тирану, что оп женат на иерусалимской принцессе, а не на скотнице, и что именно ей он обязан своим титулом и своей властью.

Отношения супругов зашли в тупик. Раймунду пришлось прибегнуть к посредничеству правительницы Иерусалима, чтобы исправить положение. Бароны Триполи со своей стороны также обратились к королю Балдуину III и к королеве с просьбой помирить враждующих супругов. Можно было опасаться, что их брак окончательно расстроится, а несогласие правителей вредило интересам государства и было чревато гражданской войной.

Король Балдуин III Иерусалимский отправился в Триполи, захватив для усиления убеждения свою мать и кузину Констанцу, вдовствующую княгиню Антиохийскую. Но Мелисенда и Годиерна не любили Констанцу, считая ее виновницей несчастий сестры Алисы, а сама княгиня пс испытывала никаких теплых чувств к родственницам. Взаимная неприязнь обострялась нажимом обеих дам, которые, пользуясь случаем, стремились заставить племянницу выбрать достойного — по их представлению — супруга. Матримониальное давление властных теток вызывало у Констанцы, уже сделавшей свой тайный выбор, понятное раздражение.

Успех этого семейного предприятия оказался ничтожным, поскольку графиня Годиерна упорно требовала, чтобы ей позволили покинуть Триполи и удалиться к сестре в Наблуз. Переговоры зашли в тупик. Констанца демонстративно покинула семейный совет. Однако после отъезда княгини Антиохийской напряжение спало, и появилась возможность прийти к некоему соглашению. Граф Раймунд прощал жену, она же, в свою очередь, прощала ему «необоснованные подозрения». Но Годиерна все равно собиралась уехать на некоторое время к сестре, чтобы поправить здоровье и обрести душевное равновесие после пережитого.

Граф отправился провожать принцесс.

Вскоре после этого произошло ужасное. На обратном пути Раймунд II, проезжая со своими спутниками через ворота собственного города, подвергся нападению. Двое неизвестных стащили графа с коня и перерезали ему горло. II.гибли и два сопровождавших его высокородных дворянина, в числе которых был Рауль де Мерль, неудачливый претендент на руку Констанцы Антиохийской. Убийцы вскочили на заранее приготовленных лошадей и унеслись прочь, оставив три трупа.

Говорили, что это постыдное дело было совершено ассасинами; но кто направил на христианского властителя их кинжалы, которые до тех пор обращались только против правоверных магометан — осталось неизвестным. Подозрение, как и в случае с Альфонсом-Жорданом, снова пало на королеву Мелисенду. Некоторые полагали, что она заплатила ассасинам, чтобы те избавили Годиерну от неудобного мужа.

Но это предположение ничем не подтверждено.

В Триполи женщина не должна была рассчитывать па наследство, но зато ей уступали вдовью часть из родовых земель, которой она могла распоряжаться по своему усмотрению.

Тем не менее Годиерна взяла управление Триполи в свои руки за несовершеннолетнего Раймунда III, которому только что исполнилось 12 лет. Дочь Мелисенда, крестница сестры, была еще совсем ребенком. Верховное же регентство переходило к Балдуину Иерусалимскому. Он не притеснял тетку и заботился о благоденствии княжества. II. согласованию с Годьерной он передал тамплиерам Тортосу, которую графиня не могла защищать, подтвердил право госпитальеров на владение неприступным замком Крак де Шевалье, а сам удалился в Иерусалим.

Единоличное правление Годиерны продолжалось недолго. Она умерла в том же роковом для Триполи 1152 г.

Спустя несколько лет ее молоденькой дочери Мелисенде чуть было не посчастливилось стать императрицей Византии: овдовевший Мануил Комнин направил в Триполи брачное посольство. Граф Раймунд, польщенный оказанной честью и очень любивший свою единственную сестру, собрал для нес огромное приданое. Оно едва поместилось на 12 галерах. Однако недоброжелатели нашептали послам о сомнительном происхождении избранницы, и греки в последний момент дали обратный ход. Они уже усадили Мелисенду на богато украшенную трирему, но при первых признаках морской болезни отказались от своего предложения. Хитроумные послы душераздирающе описывали, как у молодой графини начались «жестокие судорога, поднялся жар, под глазами выступила синева». Так продолжалось все время, что она находилась на корабле. Послы тут же заподозрили «тайное замужество» и вернули Мелисенду брату, объясняя ради приличия свой отказ слабым здоровьем девушки. После этого они отправились искать своему господину невесту в Антиохии.

Такой поворот событий настолько уронил репутацию Мелисенды Триполийской в тазах всего Заморья, что ее никто не взял в жены — и это при извечной нехватке знатных невест!

В бешеной ярости граф Раймунд предал огню и мечу множество греческих поселений на побережье, но дело было уже не поправить.

Однако далеко, в Европе, Джоффре Рюдель, очень знатный сеньор, к тому же богач и прославленный трубадур, прознав про несказанную красоту и благонравие принцессы Триполийской, влюбился в нее заочно. Вместе с крестоносным войском он отправился за море. На корабле трубадур тяжело заболел и прибыл в Триполи уже при смерти. Спутники Рюделя всем рассказывали необыкновенную историю его любви, и эти вести дошли до Мелисенды Сен-Жиль. Юная графиня приехала к изголовью больного и обняла его. К нему тотчас вернулись зрение и слух, и он узнал свою возлюбленную. Воздав хвалу Всевышнему за то, что удостоился увидеть любимую, Рюдель испустил дух. Мелисенда же в тот же день приняла монашеский обет, скорбя о трубадуре и его смерти.

Она умерла молодой.

Так, по крайней мере, гласит предание, и рассказывают эту грустную историю многие известные писатели — Улан, Гейне, Суинберн, Ростан — романтические струны душ которых были тронуты необычным сюжетом.

Сын Годиерны Раймунд III Триполийский играл огромную, хотя и несколько двусмысленную роль во время правления королей Амори, Балдуина IV, Балдуина V и Ги де Лузиньяна.

Самая младшая дочь Балдуина II, Иветта, единственная, появившаяся на свет, когда ее отец уже принял королевский титул, избрала духовную карьеру. Скорее всего, ее судьбу решили родители. Посвящение будущего ребенка Всевышнему являлось весьма распространенной практикой в Средние века.

Например, Вильгельм Завоеватель и его жена Матильда Фландрская еще до рождения ребенка обещали его Богу. Родилась принцесса Сесиль, ставшая аббатисой богатого монастыря в Кане (Нормандия).

Когда Иветта была еще совсем малюткой, ее отец король Балдуин Папопал в плен к сарацинам. Королева Морфия предложила за освобождение мужа передать в заложницы свою младшую дочь. Трехлетним ребенком Иветта была оторвана от родного дома и 2 года жила пленницей в крепости Шейзар. За ее освобождение мусульмане требовали 8 тысяч динаров. Таких денег у иерусалимского короля не было. Для спасения своего ребенка Балдуин совершал чудеса воинского искусства: захватывал все новые земли и заставлял прежних владельцев выкупать их у него по завышенной цене. Не прошло и года, как требуемая сумма была собрана, и Балдуин наконец внес выкуп.

Возможно, еще тогда, торгуясь с судьбой, Морфия посулила ей дань в виде несмышленого ребенка и дала зарок — если муж будет освобожден, а с Иветтой не произойдет ничего плохого, посвятить принцессу Богу. Поэтому родители передали девочку на попечение монахинь монастыря Святой Анны в Иерусалиме.

Нет упоминаний, что Иветта противилась воле родителей, хотя девушки в подобных случаях редко сопротивлялись старшим.

Такая участь вовсе не свидетельствовала о нелюбви к дочери отца и матери. Многие благородные знатные девушки, дворянки и принцессы, считали для себя более предпочтительным стать Христовой невестой, нежели супругой грубияна и развратника, который будет ее хозяином и господином. Более того, женщина, поступившая в монастырь, умерщвлявшая плоть, надевающая на тело вериги, изнуряющая себя постом и воздержанием, в Средние века считалась идеалом благочестия и пользовались уважением и почитанием.

После смерти матери старшая сестра Мелисенда стала для Иветты хранительницей ее детского мира. Она основала специально для младшей принцессы монастырь Святого Лазаря в Вифании, у подножия Масличной горы, где Иветта мота жить в безопасности, в почете и в холе. Королева любовно украсила его с самой затейливой пышностью.

Участь Иветты нельзя назвать печальной: еще совсем молодой в 1144 г. она была избрана настоятельницей монастыря — его аббатисой, главой монашеской общины, объединявшей и знатных дам, и простолюдинок. Сан свидетельствовал о высоком и почетном положении: благородная дама или девица как аббатиса или должностное лицо аббатства признавались способными к наставлению душ. Так что в это время в Европе и в ее зеркальном отражении, Святой земле, в женской судьбе наступил очевидный прогресс, тесно связанный с успехом общей культуры.

В обители жили и одинокие женщины из состоятельных семей, покупавшие себе стол, кров и покой, и послушницы, трудившиеся во имя Господа, не принимая пострига. Одинаковые черные одеяния, скрадывающие очертания тела, одинаковые покровы, спускающиеся до бровей… Размеренная и тихая монастырская жизнь позволяла предаваться печали по безвременно ушедшим, молиться, поститься, очищая душу перед тем, как покинуть этот мир.

По-видимому, несмотря на то, что жила она в эпоху религиозного фанатизма, Иветта не проявила стремления к духовному подвигу и мученичеству. Принцесса выбрала не эгоистичный путь отшельницы, а плодотворный — монахини, путь деятельной любви к ближним: учила других, творила добро, стремясь сделать мир чуточку лучше и забывая о себе.

Надо думать, видя злоключения и страдания своих сестер, связанные с их замужеством, Иветта не сильно сожалела, что отреклась от мира.

Обитель Иветты стала своего рода элитарным женским клубом, куда обращались в затруднительных обстоятельствах за моральной поддержкой и духовной помощью благородные дамы Палестины. Они отправлялись туда время от времени, чтобы помолиться за спасение души. Настоятельница, связанная родственными отношениями с правителями всех трех франкских государств Заморья, наставляла своих духовных дочерей. Можно сказать, что из монастыря принцессы Иветты оказывалось незаметное, но существенное влияние на политику и настроения нобилей Иерусалимского королевства.

В монастыре Святого Лазаря воспитывалась принцесса Сибилла, дочь короля Амори, и много знатных девушек Заморья.

Сюда, под крыло сестры Иветты, после 30 лет правления государством на склоне дней удалилась усталая и больная, отвергнутая сыном королева Мелисенда. На ее руках она и скончалась.

Младшая сестра намного пережила старших и смогла увидеть новых правителей, ставших у руля государства, которым правили ее дяди, отец и любимая, глубоко почитаемая сестра Мелисенда.

Скорее всего, кончина ее наступила где-то около 1177 г., поскольку в 1178 г. в монастырь Святого Лазаря была назначена новая настоятельница.

Назад: АДЕЛАИДА МОНФЕРРАТСКАЯ, ПЕРВАЯ КОРОЛЕВА ИЕРУСАЛИМА

Дальше: ЛАТИНЯНКИ И ГРЕЧАНКИ